Продолжая свой путь, Мануэл размышлял об оставшихся дома. Его брат позаботится о виноградниках, его сестра, возможно, вскоре выйдет замуж за сына бургомистра, его мать, как и прежде, займется домом и двором, а его бабушка будет вышивать бесконечные инициалы на белом белье.
«Я бы не ушел из дома, если бы дед был жив, — подумал Мануэл. — Насколько мир обеднел без него, настолько же богаче стали воспоминания о нем и обо всем, что он создал, рассказывая».
Но что произошло с той, рассказанной только до середины историей, единственной, не доведенной до конца, загадочной и подобной незаживающей ране? Еще и еще раз прокручивал он в голове эту историю и не мог отделаться от нее. Дед отправился в Порту, чтобы там заключить сделки с виноторговцами. В этом не было ничего необычного, он уезжал из дома почти регулярно, дважды в год. О делах в семье говорить было не принято. Деду хватало других рассказов: безразлично, куда он ездил и откуда возвращался — отовсюду он привозил с собой новости, и каждый раз всех одолевало любопытство, его просили рассказать, и он делал это с готовностью, не заставляя долго упрашивать себя. «Старый Мигел — прирожденный рассказчик», — говорили люди, и он был знаменит в своей округе и далеко за ее пределами.
Непонятна была его кончина около месяца назад, она была связана с его последней историей, оставшейся в результате недосказанной. Он умер в середине рассказа — захотел пить, прополоскать горло самым лучшим из вин, вышедших из-под его виноградного пресса; небольшая проволочка с бокалом вина на самом захватывающем месте, когда люди, как это обычно бывает, с особым нетерпением ждут продолжения. Он выпил для вдохновения и поперхнулся. Слушатели сидели как парализованные, и когда первые из них поняли, что случилось, помощь уже не требовалась.
Шок был столь силен, что целыми днями люди говорили только об этом, и бесконечно длинной казалась траурная процессия, когда его несли к могиле. За это время многие, вероятно, забыли, что именно он намеревался рассказать. Но каждое его слово до сих пор звучало в ушах Мануэла, как и теперь, когда он шел в Коимбру. Последняя история деда, прервавшаяся на середине, единственная, которую он не досказал до конца и которая в прямом смысле слова застряла у него в горле.