Последняя ночь

Глава первая

Владимир Александрович шел по улице и думал о странном. Он любил время от времени зацепиться усталым сознанием за какую-нибудь совершенно бессмысленную ерунду и не торопясь перекатывать ее с боку на бок, пробовать на ощупь и на зуб, обнюхивать и приминать.

Такие мысли, вовсе не обязательные и не связанные с повседневной борьбой за существование, были для Виноградова чем-то вроде китайской оздоровительной гимнастики — и тонус поддерживает, и при случае легко оборачивается боевым применением.

На этот раз в голове крутилась фраза из полузабытой всеми песни о Гражданской войне. Той самой песни, где невеста-комсомолка всей душой желала своемулюбимому «если смерти — то мгновенной, если раны — небольшой…».

Владимиру Александровичу казалось, что политическая подоплека текста вторична и не имеет значения — просто написал его истинно русский человек, познавший войну не только собственным страшным опытом, но и генетической памятью поколений.

Именно — русский…

Вообще идеи революционной жертвенности идеально соответствуют нашему национальному характеру. Достаточно вспомнить «…и как один умрем в борьбе за это».

Р-романтика? Не важно, за что! За это.

Каким бы оно ни было.

А тут еще — любовь. Любовь и смерть…

Ни одна нормальная иностранка такого своему жениху не пожелает. Не додумается! А если и пожелает, то не вслух.

— Вы выходите?

— Что? — Виноградов очнулся и не которое время разглядывал через окно троллейбуса проползающие мимо дома. Стекло запотело, и потребовалось усилие, чтобы сориентироваться.

— На следующей выходите? — повторили за спиной уже с раздражением.

— Да, выхожу. Простите… — Владимир Александрович запоздало протиснулся к задней двери между носатым студентом и дамой в летах.

Створки со скрежетом разошлись в стороны, и Виноградова выдавило наружу.

— Фу, слава Богу!

Общественный транспорт всегда действовал на него угнетающе. В прежние времена, когда еще не открыли их ветку метрополитена, до работы приходилось добираться с тремя пересадками. Поэтому в час пик он обычно оказывался у себя за столом куда позже, чем хотелось бы, — опустошенный, усталый и с истрепанными до неприличия нервами.

Владимир Александрович родился в неповторимо прекрасной северной столице, любил Петербург и не представлял себе жизни без него, но… После поездок в переполненном транспорте он иногда ловил себя на мысли, что, в конце концов, любой город планеты — всего лишь противоестественная концентрация огромного числа неприспособленных для этого человеческих особей на крохотном кусочке обитаемого пространства.

Идти от метро до Дворца Молодежи Виноградову показалось далековато: время дорого, да и погода отнюдь не располагала к пешеходным прогулкам. Народу на остановке поначалу было немного, однако троллейбус заставил себя подождать, и когда он наконец прибыл, Владимир Александрович еле-еле втиснулся внутрь.

Ладно, теперь-то уж чего? Главное — добрался!

Виноградов перепрыгнул огромную лужу напротив семейного общежития и вскоре уже был у цели.

Дворец Молодежи на набережной… Он был выбран для предстоящей встречи совсем не случайно — по традиции поздней осенью облицованные мрамором холлы второго этажа на неделю сдавались в аренду участникам «Международной печатной ярмарки».

Сотни человек из России и стран Содружества собирались на свою профессиональную «тусовку» — здесь они раз в году были не конкурентами, а веселыми и дружелюбными членами гильдии книгоиздателей и книготорговцев.

Банкеты, банкетики, междусобойчики…

Нет, разумеется на ярмарке нередко заключались и взаимовыгодные коммерческие сделки. Но все же главным для этих людей на неделю была возможность просто-напросто «оттянуться» в своем, достаточно узком и специфическом, кругу.

— Здравствуйте!

На первый этаж Виноградов проник беспрепятственно, но перед лестницей его осадили не очень вежливые ребята спортивного вида:

— Вы куда?

— Наверх, — Владимир Александрович показал пальцем в сторону перегородки, из-за которой отчетливо доносились нетрезвый женский смех и перезвон хрусталя.

— Вы участник ярмарки? Где ваш пропуск?

— Я приглашенный.

— Тогда оформите гостевую карточку.

Людей вокруг почти не было — все, кому положено, уже находились внутри, а случайные посетители мирно ушли восвояси.

— Я не надолго! — По старой милицейской привычке Виноградов терпеть не мог, когда его куда-нибудь не пускают.

— Все равно. Надо оформить карточку.

— Да, так положено, — подтвердил слова напарника «спортсмен» постарше. — Если на Вас имеется письменная заявка…

На втором этаже, за могучими спинами охраны, невидимый и недоступный пока для Владимира Александровича оркестр грянул туш.

— Извините! — Запоздалый счастливчик, носитель красивого пропуска с фотографией, выбежал из туалета, проскользнул между замершими на лестнице мужчинами и понесся на медные звуки духовых инструментов.

— Где это выписывают? Ну, гостевые карточки?

— В отделе регистрации. Обратно по коридору — и сразу же налево. Там столики с табличками.

Виноградов сделал вид, что не испытывает в отношении стражей порядка ничего, кроме искреннего уважения, и отправился вниз, к представителям оргкомитета. Там одинокая женщина со следами вчерашнего банкета на красивом, но перенасыщенном косметикой лице без лишних слов заполнила и выдала Владимиру Александровичу пластиковый прямоугольник на прищепке.

— Фамилию сами впишите, ладно? — Она не выспалась и настолько уже обалдела от сутолоки и суеты, что выдала бы пропуск даже Басаеву с пулеметом.

Адвокат поблагодарил несчастную жертву похмельного синдрома и почти на ее глазах вывел черным фломастером по специально отведенной строке:

«ДОСТОЕВСКИЙ Ф. М. Писатель»

— Вот, совсем другое дело! — похвалил его охранник помоложе, увидев прицепленную к лацкану табличку.

— Видите, как просто и быстро, — кивнул другой страж ворот. — А то некоторые скандалят, понимаешь…

— Нет, ну что вы! Порядок обязательно должен быть, — согласился Виноградов. — В конце концов, вы это делаете для нашего же блага, верно?

—

…Человека, на встречу с которым опаздывал адвокат, в недалеком прошлом звали просто Леня. Имелась у него, разумеется, и фамилия, но фигурировала она только при составлении административных протоколов.

Зато среди спекулянтов-«мажоров» и мелких валютчиков Леня был известен как Студент, а вот по специальным учетам милицейской агентуры проходил под соответствующим номером и псевдонимом «Мартов».

Происхождение этого псевдонима объяснялось отнюдь не особой симпатией старшего оперуполномоченного БХСС Виноградова к меньшевикам из российской социал-демократии. Просто Владимир Александрович «сделал» его в самом конце квартала, который как раз и приходится на первый весенний месяц.

— Мартов? — переспросил тогда начальник отделения, глянув на свежеисполненную подписку о негласном сотрудничестве.

— А чем плохо?

— Плевать! Хоть бы и Троцкий…

И выдал толстую пачку пронумерованных бланков:

— Заполняй!

Так и появился в сети милицейского спецаппарата еще один боец невидимого фронта.

Владимир Александрович и Леня были тогда молоды и в меру циничны. Выгода от их встреч оказалась вполне обоюдной — Студент теперь мог без особой оглядки на «органы» БХСС делать свой полукриминальный бизнес, а задержанные по его информации конкуренты оборачивались для Виноградова высокими оперативно-розыскными показателями.

Случалось, и выпивали вдвоем… Словом, за годы негласного сотрудничества между ними установились отношения если и не дружеские, то во всяком случае далеко выходящие за рамки деловых.

— Мы в ответе за тех, кого приручили… — постоянно цитировал классика капитан Виноградов.

И поэтому, когда пришло время уйти «наверх» и сменить объект оперативного обслуживания, вызвал он «Мартова» на конспиративную квартиру:

— С кем-нибудь другим сотрудничать будешь?

— Нет.

— Подумай. Я тебя больше прикрывать не смогу.

— Плевать…

— Ну и правильно. — Владимир Александрович достал из-под скатерти бутылку и налил по первой: — Будь здоров! Мы славно поработали. Верно?

— Верно, Саныч. Давай за то, чтобы у нас все было и нам за это ничего не было!

Так они и расстались — не то, чтобы со слезами на глазах, но и без радости, крепко и навсегда повязанные общей опасной тайной.

Однако давно и не нами замечено: Ленинград — город маленький, даже при обоюдном желании разминуться в нем почти невозможно… За минувшие годы судьба то и дело сводила их на короткое время, ничего не требуя и ни к чему не обязывая, а потом опять играючи растаскивала в противоположные стороны.

Но на этот раз встреча была спланирована, и инициатором ее выступил Владимир .Александрович. За день до начала осенней ярмарки он набрал номер радиотелефона.

— Алле! Слушаю.

— Это я, здравствуй. Узнал?

— Саныч? — удивился Студент. — Привет!

— Говорить можешь?

— Вроде бы… Что-то случилось?

— Ты как насчет повидаться?

— Очень нужно? — видимо собеседник покосился на часы или «еженедельник» в кожаном переплете.

— Хотелось бы… — В последней, полученной Виноградовым от Лени, визитной карточке местом работы бывшего валютного спекулянта значился Издательский Дом «Ладога-плюс». — Ты по-прежнему коммерческий директор?

— Да. А что, Саныч, неужели написал чего-нибудь? Романчик про милицию?.. Давай, неси!

— Нет, пока рано.

— А что? Сейчас все пишут. И кто может, и кто не может… У тебя бы получилось.

— Леня, ты завтра-то как? — вернул беседу в конструктивное русло Виноградов.

— Завтра… Завтра ярмарка открывается! Понимаешь?

— Понимаю. А послезавтра?

— Послезавтра все опохмеляться будут, так что тоже… Вообще, там целую неделю будет дым коромыслом.

Столько Владимир Александрович ждать не мог, поэтому они договорились, что встретятся прямо во Дворце молодежи. С точки зрения конспирации это было не безупречно, хотя иногда оперативная наглость действует лучше самых проверенных мер предосторожности: лежащее на виду обнаружить всего труднее.

…И вот теперь он с бокалом бесплатного шампанского в руке выискивал в шумной и неорганизованной толчее книгоиздателей и книготорговцев своего бывшего негласного сотрудника.

Дамы и господа, собравшиеся вокруг импровизированной трибуны, были уже изрядно навеселе. Впрочем, пьяных до полного неприличия не наблюдалось — те, кто не смог оправиться после вчерашнего банкета, отлеживались по квартирам и гостиничным номерам, и на утреннюю презентацию прибыли самые стойкие.

Несмотря на дурную привычку спешить, Владимир Александрович некоторое время послушал забравшегося на трибуну оратора — молодого и, видимо, очень удачливого москвича. Парень с юмором рассказывал о том, как летом «полиция нравов» изъяла тираж «Энциклопедии банного дела»:

— И тогда я спрашиваю: «Товарищ полковник, а вы сами пробовали париться в рубашке и галстуке? Или все-таки раздеваетесь?» Ну, он, конечно…

Виноградов касался губами шампанского, смеялся вместе со всеми, кивал, аплодировал — одновременно притирая себя к окружающей обстановке и стараясь раствориться в ней до эффекта незамечаемости.

Лени в поле зрения не было. Зато в противоположном углу о чем-то беседовал с популярной телеведущей господин Удальцов — судя по отсутствию камеры рядом и слащавому выражению на физиономии Андрея Марковича, разговор носил характер неофициальный и ни к чему не обязывающий.

Адвокат убедился, что не выделяется из веселой толпы собравшихся, еще раз обшарил глазами окружающее пространство и, не обнаружив поблизости интересующего человека, двинулся вдоль книжных стеллажей.

Стенды с эмблемами и названиями организаций-участников выстроились нескончаемой чередой по периметру — часть из них была оставлена без присмотра хозяевами, собравшимися в центре холла, возле других копошились какие-то люди.

Владимир Александрович поневоле обратил внимание на географию книжного бизнеса: в издательском деле и реализации откровенно преобладали московские фирмы. Северная столица тоже, конечно, пыталась создать иллюзию паритета, но даже на правах хозяина ярмарки ей это удавалось плохо. Остальные регионы были представлены постольку-поскольку — скорее для приличия, чем в реальном расчете на достойное место среди партнеров по рынку. Так же, впрочем, как и ближнее зарубежье…

Книг было много — хороших и разных. Наверное, даже слишком много для того, чтобы на чем-нибудь остановить взгляд. Как в огромном музее, где на единицу площади собрано такое количество гениальных шедевров, что у посетителя достаточно быстро наступает эмоциональное отупение.

Тем не менее Владимир Александрович время от времени останавливался и с уважением брал в руки какой-нибудь крохотный томик стихов или огромный, укутанный в суперобложку, фолиант на полпуда весом: здорово! надо же! умеем ведь!

Потом улыбался, благодарил и шел дальше.

На каком-то из стендов снял с полки репринтное переиздание Павла Крусанова: « — Клянусь, мы победим, — сказала Мать своим генералам. — Быть может, не сразу, но победим».

Перелистнул, добираясь до ставших уже классикой выводов о строгой обратной связи между предметом и его отражением в зеркале.

Изумительно! «Стоит сыщику, отвлекшись от трудов, отправиться в тишайший пансионат или в познавательное путешествие на пароходе, как там неизбежно совершается преступление».

— Будете брать? — нарушая традицию, полюбопытствовала длинноволосая и молодая хранительница книжного изобилия.

— Сколько она у вас?

Девушка назвала сумму. Владимир Александрович крякнул, но отступать было неловко — расплатившись, он положил брошюру в портфель.

Проходя мимо красочно оформленных стеллажей эстонского издательства «Калев», он без особого удивления заметил господина Тоома, просматривающего каталог современной абстрактной живописи. Полицейский тоже увидел его, но здороваться не стал — очевидно, так было правильнее.

Книги, альбомы, какие-то постеры и плакаты…

Наконец, прямо перед носом Виноградова возник логотип затерявшегося среди бесчисленных конкурентов Издательского Дома «Ладога-плюс». Адвокат сделал было шаг в сторону заветной цели, но по счастью замешкался.

— Владимир Александрович?

Голос за спиной не принадлежал Студенту, но показался Виноградову знакомым.

— Да, в чем дело?

— Здравствуете! — Сзади стоял и приветливо улыбался человек, который при их первой встрече, случившейся совсем не давно, представился, как Михаил Михайлович Пономаренко. Адвокат очень хорошо запомнил имя, отчество и фамилию это мужчины, а также звание и место службы.

— Здравствуйте.

— Книжками интересуетесь?

— Это что — плохо? Вроде бы в последнее время ваше ведомство за чтение «Доктора Живаго» и старика Солженицына не сажает?

Оперативного сотрудника Федеральной службы безопасности вывести из себя оказалось непросто:

— Зря вы так, Владимир Александрович. Диссиденты, самиздат… Какая, право, ерунда!

Незаметно так вышло, что они теперь двигались вместе, плечом к плечу. Со стороны их можно было принять за давних приятелей.

— Кого-то ищете?

— В каком смысле? А-а… Не кого-то, а что-то! — поправил Виноградов. — А вы?

— Я-то? Да так просто… Люблю грешным делом покопаться в книгах.

Оба улыбались и не верили ни единому слову друг друга.

— Справочник ищу. По законодательству.

— О, этого добра здесь навалом! — Как и рассчитывал Виноградов, контрразведчик сразу же. повернулся в сторону секции напротив самого выхода, где обосновались производители юридической литературы.

— Где? Точно! Как же я проглядел-то… — Владимир Александрович всем видом своим изобразил беспредельную благодарность за информацию и в сопровождении Пономаренко засеменил по направлению к разномастным орлам, щитам, мечам и прочей государственно-правовой символике.

— Ну-ка, ну-ка! — Главное было сейчас — поскорее увести «хвост» подальше от места, где в любую секунду мог появиться заждавшийся и скорее всего не трезвый Студент.

— А что за справочник?

— «Основы правовой самозащиты».

— Не слышал…

— Очень толковая вещь!

Разумеется, поиски и расспросы были долгими и безрезультатными.

— Ладно, потом покатаюсь по магазинам.

— Серьезно? Стоит ли… — пожал плечами Пономаренко. — Вы попросите Андрея Марковича, он по своим каналам мигом любую книгу достанет.

— Кого, простите?

— Удальцова. Неужели не знакомы? Во-он идет! Видите?

Генеральный директор «Первопечатника» как раз шествовал мимо них через холл в сопровождении свиты, охраны и челяди.

— Андрей Маркович! Приветствую вас.

Удальцов без особого выражения посмотрел на окликнувшего его человека:

— Добрый день.

Потом перевел взгляд на Владимира Александровича и посуровел, потемнел лицом:

— И вы здесь?

Виноградов виновато развел руками:

— Случайно!

Генеральный директор крупнейшего из российских издательств пробормотал что-то недружелюбное и проследовал дальше — на выход. Вслед за ним, подобно шлейфу кометы, потянулись многочисленные сопровождающие.

— Нам с вами по-прежнему не о чем побеседовать? — обернулся к адвокату Пономаренко.

Он явно считал себя в этом раунде победителем, но Владимир Александрович пока еще не разобрался, за что и, главное, кем здесь засчитываются очки.

— Почему же не побеседовать?

— Тогда, может быть, спустимся в буфет? Посидим?

Виноградов хотел было ответить согласием, но осекся. Краем глаза он заметил неотвратимо приближающуюся к выходу из ярмарочного зала шумную кампанию, в которой мелькнули золотая оправа и лысина Лени-Студента.

Задушевная встреча втроем — с действующим контрразведчиком и бывшим негласным сотрудником милиции — в планы адвоката пока не входила.

— Знаете, я сейчас немного тороплюсь.

— Жаль! Очень-очень жаль… — пока чал головой Михаил Михайлович.

— Как-нибудь в другой раз! Позвоните, ладно? Вот визитная карточка.

— Спасибо. Мой телефон вы знаете.

— Всего доброго! До встречи, — от кланялся Виноградов.

— До скорой встречи… — как и несколько дней назад уточнил Михаил Михайлович.

…Тогда на прощание они обменялись точно такими же фразами.

Было это на скользком от грязи и мокрого снега крыльце таможенного пункта — там, где Эстония граничит с Россией по самому краешку Псковской области.

Погода испортилась в одночасье, и даже окружающий приграничную территорию лес не спасал от разверзшихся хлябей небесных и ветра со стороны Чудского озера.

— Кто это? — Уго Тоом, одетый по случаю операции в тесноватый комбинезон эстонского таможенника, подошел к Виноградову и подозрительно посмотрел вслед забирающемуся в кабину грузовика парню.

— Водитель, — пожал плечами Владимир Александрович.

— Что он хотел?

— Спрашивал, как сегодня дорога до Пскова. Можно ли вообще проехать.

— Надеюсь, вам не нужно напоминать об осторожности?

— Да нет, все в порядке. Потрепались о том, о сем…

Беспредметная разговорчивость русских, да еще повстречавшихся за границей, нисколько не удивила господина Тоома:

— Хорошо! Начинаем.

— Мне идти с вами?

— Нет, подождите здесь.

Мимо замерших на крыльце людей неторопливо прополз большегрузный рефрижератор с российскими номерами. Из-за руля со скучающим видом бывалого «дальнобойщика» оглядывал уплывающие назад постройки недавний виноградовский собеседник.

«Артист! — подумал Владимир Александрович. — Клоун… Интересно, а что будет, если я сейчас предупрежу полицейского?»

Впрочем, и он сам, и пересекающий границу человек знали, что этого не произойдет. Знали задолго до той минуты, когда к оставшемуся в одиночестве радом с таможенным модулем адвокату подошел этот улыбчивый парень в кожанке.

В зубах у него торчала пожеванная «беломорина», на руках темнели следы какой-то машинной смазки:

— Слышь! Как там сегодня до Пскова — проехать можно?

— Не знаю! — пожал плечами Виноградов. — Оттуда, вроде, едут мужики.

— Это хорошо, — кивнул неожиданный собеседник. — Слушай, покажи-ка, где здесь поворачивать?

Он торопливо, опережая возможный отказ, раскрыл перед носом Владимира Александровича замасленный и потертый атлас автомобильных дорог.

— Да я, в общем-то…

— Нет, ты глянь. — Водитель переломил книгу на заложенном чем-то участке карты: — Глянь!

Закрывая несколько сотен спроекцированных на бумагу квадратных километров земной поверхности, на Виноградова снизу вверх смотрело служебное удостоверение Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и области.

Запаянная в полиэтилен «ксива» подтверждала, что изображенный на фотографии человек действительно зовется Михаилом Михайловичем Пономаренко. А также имеет определенную должность в контрразведке и офицерское звание.

Нет необходимости добавлять, что снимок полностью соответствовал стоящему сейчас рядом с Владимиром Александровичем оригиналу.

— Ну? — без особого энтузиазма поднял глаза адвокат.

Пономаренко перелистнул пару страниц атласа — так, что удостоверение исчезло из поля зрения и вместо него возник именно тот участок международной автотрассы, на котором они находились.

— Вас уже продали… На них работает один из таможенников, фамилия пока неизвестна.

— О чем это вы?

— За «КамАЗом» от Таллинна шла машина обеспечения — синяя иномарка с тартусскими номерами. Водителю уже успели передать документы.

— Не совсем понимаю, почему…

— Владимир Александрович, — легко назвал Виноградова по имени и отчеству «дальнобойщик» из госбезопасности, — вы давно Дениса не видели?

— Какого Дениса?

— Нечаева… Мы с ним виделись как-то — приятный парень! Но куда-то пропал последнее время.

— Пбслушайте, а вы не…

— Ладно, земляк! Счастливо оставаться, — не дослушав, повысил голос собеседник. Тут же Виноградов заметил приближающегося Уго Тоома. — До скорой встречи!

«Водитель» направился к машине, посторонившись, чтобы пропустить полицейского…

Рефрижератор тем временем уже пересек символическое пространство между пограничными постами и находился на территории Российской Федерации.

— Внимание!

Место на досмотровой площадке занял очередной грузовик — на этот раз именно тот, которого ждали.

«КамАЗы» давным-давно уже стали чем-то вроде интернационального символа былого могущества СССР: в одном ряду со «Столичной» водкой и автоматом Калашникова. Империя поставляла их друзьям по всему миру — впрочем, и недруги с охотой использовали эти машины без всяких идеологических колебаний. Виноградов встречал характерно обтесанные силуэты «камазовских» кабин на трассах Северной Европы, в африканских пустынях, на горных дорогах простреленного Закавказья и даже за океаном.

Этот, подошедший со стороны Тарту, большегрузный автомобиль был выкрашен хозяевами в цвета государственного флага республики. Сине-бело-черные полосы патриотично следовали одна за другой вдоль тентованного кузова по крыше и под лобовым стеклом.

Из-за руля прямо в лужу спрыгнул человек с ворохом сопроводительных бумаг. Поздоровался. Огляделся.

Переодетый таможенником господин Тоом ответил что-то, и оба несколько нарочито засмеялись.

Пока полицейский изучал поданные документы, молоденький пограничник в сопровождении второго водителя занялся поверхностным осмотром: пошуровал в кабине, сунул нос под сиденье, заглянул куда-то между колес и несколько раз механически стукнул по грязному железу топливных баков.

Наконец все четверо собрались вместе. Уго не торопясь пролистывал страницу за страницей, что-то спрашивал, выслушивал ответы…

Очень хотелось поприсутствовать, но Владимир Александрович только сунул руки в карманы плаща и не двинулся с места: во-первых, он почти ни слова не понимал по-эстонски, а во-вторых, каждый должен заниматься своим делом.

Неожиданно для всех полицейский сложил документы вдвое и сунул их себе за пазуху. Жестом велев остальным участникам разговора идти следом, он направился вдоль прорезиненного тента.

Водитель демонстративно пожал плечами, но подчинился. В сопровождении засуетившегося напарника и солдата пограничной охраны он пошел, куда было приказано.

Не обернувшийся ни разу господин Тоом остановился только напротив опломбированных дверей — занятая Виноградовым позиция позволяла, не сходя с места, следить за всеми изменениями мизансцены.

И без перевода было понятно, что от водителя требуют открыть кузов.

Подошедший откуда-то сбоку «настоящий» таможенник из дежурной смены показал на скопившиеся уже перед зоной досмотра грузовики — мол, народ задерживаем. Но Уго так рявкнул на него, что «коллега» обмяк и растворился, а вороны с окрестных берез снялись с места и шумно загомонили над лесом.

Сопровождающему ничего не оставалось, кроме как продемонстрировать груз.

— Черт! — После нехитрых манипуляций с клещами и каким-то коловоротом, двери кузова распахнулись и закрыли от глаз Виноградова происходящее: видны были только четыре пары ног, переминавшихся перед разверстым чревом. Ноги всего несколько секунд пребывали в относительной неподвижности — потом, судя по всему, водитель вместе с пограничником залезли внутрь.

Владимир Александрович совсем было решился подойти поближе, но все закончилось, вопреки ожиданиям, довольно быстро. Исчезнувшие из поля зрения две пары ног вернулись обратно, на мокрое покрытие дороги, дверь закрылась, и Виноградову стали снова видны все без исключения участники процедуры досмотра.

Тоом вместе с человеком, отдавшим ему сопроводительные документы, прошествовал по направлению к таможенному модулю, солдат отправился восвояси, а сменный водитель сел за руль, чтобы освободить досмотровую зону для следующего «дальнобоя».

Когда переодетый полицейский поднялся на крыльцо, Владимир Александрович шагнул к нему:

— Простите, а со мной-то как?

— Придется ждать! — с акцентом, но по-русски отчеканил «таможенник».

— Да сколько же можно?

Не удостоив ответом, господин Тоом пропустил впереди себя спутника и зашел в помещение. Следом потянулся Виноградов:

— Но все-таки нельзя же так…

Голос у него был жалобный и просящий, но с намеком на возмущение.

Уго поморщился:

— Нате! Заполняйте еще раз.

Получив розовато-сиреневый бланк, адвокат уселся в углу за один из свободных столиков огромного пустого кабинета. Достал паспорт, какие-то справки и страховые квитанции — и сделал вид, что целиком погружен в обязательные формальности.

Впрочем, с таким же успехом Владимир Александрович мог оказаться и снаружи — ни слова не понимая из диалога водителя с Тоомом, он ориентировался только на интонации. «Таможенник» сначала говорил с перевозчиком на грани крика, но потом постепенно сменил гнев на милость — тот же вел себя вполне уверенно, хотя и без наглости.

Наконец Уго поднял телефонную трубку и набрал номер.

Разговор занял не больше трех минут — нажав на рычаг отбоя, эстонец вытащил из ящика стола штампик и несколько раз с силой придавил им грузовые документы. Коротко пояснил — очевидно, речь шла о том, что водителю следует делать дальше. Не прощаясь, повернулся к Виноградову:

— Ну? Заполнили?

— Да, только вот здесь не знаю, что надо…

Когда дверь за непойманным вором закрылась, оба некоторое время сидели молча. На господина Тоома было жалко смотреть — сейчас этот крупный, пожилой мужчина напоминал первоклассницу, у которой дворовые хулиганы отняли любимую куклу.

Первым нарушил паузу Владимир Александрович:

— Недостача оформлена?

— Откуда вы знаете?

— Догадался.

— Мать их… душу перемать! — по-русски выругался полицейский. Потом взял себя в руки: — Видимо, они были предутгреждены.

— Откуда вы знаете?

— Догадался, — с нехорошей усмешкой повторил собеседник реплику Виноградова. — Догадался…

По словам Уго Тоома водитель сразу же предъявил ему полный комплект б^маг, из которых следовало, что грузовик следует в Санкт-Петербург полупорожним рейсом, всего лишь с несколькими сотнями книг. Он пояснил, что везет так называемую «допечатку» — остаток пятидесятитысячного тиража, недопоставленный по какой-то причине российскому заказчику. Основной груз ранее был отправлен прямиком из Финляндии, но при фактическом пересчете получатель — издательско-книготорговая фирма «Первопечатник» — оформил акт и сообщил об этом своему филиалу в Таллинне. Связались с производителями, те спорить не стали и без проблем компенсировали копеечную недостачу.

Разумеется, все сказанное подтверждалось необходимыми сопроводительными документами, копиями факс-переписки и контрольным звонком Тоома эстонскому грузоотправителю.

— Бред! В нормальных условиях дождались бы попутной оказии или следующей отправки какой-нибудь новой книга, если у них постоянные связи.

— Да, конечно… Перевозка обойдется так дорого, что проще эти книжки на золоте печатать.

— А придраться не к чему, — вздохнул полицейский.

— Ну, что же! Нет худа без добра.

— Что вы имеете в виду?

— Все это значит: наша версия подтверждается.

— Но если прошла «утечка» и они сообразили, что схема просчитана и больше работать не будет…

— Любая структура имеет определенную инерционность, — усмехнулся Тоом. — Подчинение отучает принимать быстрые и самостоятельные решения!

Настроение у него постепенно выправлялось:

— Плохо, конечно, если они догадаются, но… Придется, во-первых, побыть здесь не полдня, а пару суток — подтянем еще людей и будем трясти все эстонские грузовики. Дадим «утечку» в прессу про якобы проводимую полицией безопасности плановую операцию против контрабандистов оружием. Потом выступим с официальным опровержением.

— Хорошо бы перехватить хоть что-нибудь, — уцепился за мысль бывший майор специального подразделения российской милиции, — партию ТТ, или автоматы…

— Это сделаем, — без тени сомнения кивнул полицейский. — Организуем…

Он уже просчитывал в голове комплекс экстренных и необходимых мер по дезинформации противника. Вышел досадный прокол, и теперь его следовало поспешно и грамотно локализовать.

— Мне, наверное, тогда нет смысла здесь болтаться? — подал голос Владимир Александрович.

— Да, пожалуй!

Виноградов не любил конспирацию — эта капризная дама обычно создавала целый ряд бытовых неудобств, но, в конце концов, согласился с рекомендациями сотрудника эстонской полиции безопасности.

— До Тарту вас подвезет мой водитель: Там выйдете где-нибудь в центре, сядете на местный автобус до Кохтла-Ярве, а оттуда уже на вокзале подсядете в международный, который идет через Нарву. Согласны?

— Не думаю, что есть выбор…

— Я свяжусь с оперативной группой — вас прикроют до моего возвращения в Санкт-Петербург.

— Спасибо. Надеюсь, что вскоре необходимость во всех этих мерах безопасности отпадет.

— Я тоже! — согласился Тоом. — Реализуем разработку — и ни Удальцову, ни его парням будет уже не до вас.

Вот так и вышло, что поздним вечером тех же, растянутых до неприличия, суток Владимир Александрович уже шел по пустынной набережной Обводного канала. Теперь требовалось только поймать попутного частника к дому.

— Саныч, куда ты лезешь?

Со своим бывшим негласным сотрудником Виноградову удалось встретиться значительно позже, чем оба рассчитывали. Да и то — обладатель «весеннего» агентурного псевдонима, клички Студент и данного родителями имени Леня пребывал в состоянии, далеком от идеального. Это было на следующий день после посещения Владимиром Александровичем книготорговой ярмарки — собеседник еще не успел протрезветь, но уже с успехом опохмелился.

— А куда я лезу?

— Вот именно! Сам не понимаешь, а лезешь…

Собеседник нарочито небрежным жестом бытового пьяницы ухватился за темное горлышко бутылки и плеснул себе в бокал — часть золотисто-янтарной жидкости пролилась мимо, на скатерть.

Запахло выдержанным вином и дубовыми бочками.

— Будешь? Хер-pec! Настоящий…

— Давай, — не отказался Владимир Александрович. — Нет, я сам!

— Только не надо… Думаешь, я пьяный, да? — Как большинство находящихся на грани алкоголизма, Студент был не в меру и без причины обидчив.

— Нормальный. Вчера здорово погуляли?

— Не то слово! Вот как ты уходил из Дворца Молодежи — я еще помню. А потом… Приняли в буфете, зачем-то потащились на пароходики, по Неве кататься… Бабы, кабак «Короли востока». Говорят, я там всем предлагал на турецких саблях рубиться!

— На сирийских, — поправил Виноградов. Он прекрасно знал ресторан, о котором шла речь, и по давней оперской традиции не преминул похвалить бывшего агента: — Молодец, что ко мне тогда, на ярмарке, не подошел.

— Ну, еще бы! Чья школа? Не первый год замужем…

Повышенная обидчивость тут же сменилась такой же бурной и сентиментальной признательностью:

— Помнишь, Саныч, как на спекуляции джинсами докеров портовских отрабатывали? По общаге… Считай ведь, это ты меня тогда спас!

— Информация была — в цвет, — признал Виноградов. — И ты рисковал куда больше, чем оперативники.

— Это верно, — собеседник вздохнул и после непродолжительной паузы вернулся к теме прерванного воспоминаниями разговора: — Так зачем тебе Удальцов?

— Должок вернуть.

— Личный?

Владимир Александрович потрогал зажившие ребра:

— Вообще-то, есть заказчик. Но мой интерес тоже имеется.

— За «Первопечатником» стоят очень серьезные люди!

— Догадываюсь.

— Саныч! Они настолько серьезные, что я даже хотел сначала послать тебя куда подальше. Но…

Владимиру Александровичу в очередной раз повезло. Человек по кличке Студент никогда и ничего не делал за просто так… Он был коммерсантом, а значит немножечко трусом. Сейчас же, под-воздействием алкоголя, трезвый расчет и взаимная выгода, на которой строились когда-то их с Виноградовым отношения, отступили на второй план.

Воспоминания Студента о шпионской романтике периода первоначального накопления капитала вытеснили чувство реальной опасности. Видимо, в эти минуты он воспринимал собеседника неким пришедшим за помощью ветераном-однополчанином, а себя — бескорыстным бойцом невидимого фронта.

— Держи!

— Что это?

— Кое-что…

Хозяин не без труда встал с кресла и протянул Владимиру Александровичу ворох бумаги:

— На меня теперь тоже люди работают!

— В каком смысле?

— Конкуренция! Экономический шпионаж… Почитай пока.

Студент направил стопы в направлении отделанного итальянским кафелем помещения, которое язык не поворачивался называть совмещенным санузлом.

Надо отметить, что в это утро принял Виноградова бывший негласный сотрудник без церемоний, почти по-родственному: махровый халат с торчащими из-под неге штанинами «адидасовского» спортивного костюма и тапочки на босу ногу.

И квартира была под стать своему хозяину. В кирпичном малоэтажном доме на набережной Черной речки, перепланированная и переоборудованная под евростандарт, она тем не менее производила впечатление гостиничного номера, занятого одновременно цыганским табором и сборной страны по игре в домино.

Со всех сторон исходил стойкий запах лосьона, нестираного белья, дорогой выпивки и умеренного холостяцкого разврата.

— Сильно, — признал Виноградов, когда облегчивший желудок и душу хозяин вернулся в комнату. — Откуда это у тебя?

— Между прочим, больших денег стоит.

— Действительно стоит! — Адвокат с явной неохотой положил документы на грязную скатерть перед собой.

— Конкуренция, — собеседник повторил это так, будто слово объясняло все.

Впрочем, оно действительно объясняло — если не все, то многое.

— Продай?

— Дорого…

— Клиент заплатит. Не я же из собственного кармана!

— Забирай. Это ведь все равно копии.

— А как насчет оригиналов? — Виноградов приготовился поторговаться — документы, собранные «источником» Студента из ближайшего окружения Андрея Марковича, явно того стоили.

— Саныч, давай пока не торопиться? — Тон хозяина недвусмысленно указывал на то, что жадничать не следует.

— Согласен. Извини… Я что-то должен тебе?

— Нет. Пока — нет!

Владимир Александрович щелкнул замками дипломата и чуть торопливее, чем хотелось, засунул внутрь расползающуюся стопку бумаг:

— Сочтемся. В долгу не останусь, ты же знаешь!

Леня по кличке Студент покосился на рюмки:

— Может, еще по одной?

— Все, спасибо! Пора идти.

Уже в прихожей хозяин чуть придержал Виноградова за плечо:

— Послушай, Саныч…

Несмотря на то, что за очень короткое время бутылка хереса почти опустела, хозяин выглядел даже трезвее, чем в начале их беседы.

— Да, Леня?

— Послушай, если вам все-таки удастся приземлить Андрея Марковича и его команду… Ведь тогда в нашем бизнесе станет немного просторнее?

— Станет! — Виноградов понял, что Студент уже просчитывает разнообразные коммерческие выгоды от устранения с книжного рынка могучего соперника.

— А природа не терпит пустоты, верно?

— У моих заказчиков абсолютно нет интересов в издательском бизнесе и книготорговле, — твердо заверил Студента Владимир Александрович. — Поэтому обо всех открывающихся перспективах ты непременно узнаешь первым.

— Саныч, можно будет подумать и насчет твоего процента! — подмигнул хозяин. Он не верил ни в чье бескорыстие и предпочитал закреплять хорошие отношения материальными стимулами.

— Посмотрим, — не очень активно отмахнулся адвокат и положил ладонь на никелированную ручку двери…

Виноградов нисколько не обольщался по поводу «прикрытия», выделенного господином Тоомом. Конечно, приятно, когда в непосредственной близости постоянно маячат два-три аккуратно одетых молодых человека при галстуках и с пистолетом под мышкой, но, как показывает печальная практика, обеспечить полноценную охрану невозможно даже президенту Соединенных Штатов.

Скорее, люди господина Тоома выполняли при адвокате функции почетного эскорта — тут важен был сам факт их присутствия, а не количество и боевая подготовка.

Кроме того, в положении охраняемого лица имелось еще одно немаловажное преимущество, которым Владимир Александрович не преминул воспользоваться.

Выйдя на лестничную площадку, он несколько мгновений постоял спиной к двери в квартиру Студента. Послушал скрежет запираемых замков. Спустился на пару пролетов:

— Все в порядке?

Неизвестно, какая инструкция на этот счет была у парня из эстонской спецслужбы, но от контакта он не уклонился. Ограничившись, впрочем, коротким кивком.

— Вы на машине?

Опять кивок — и тоже молча.

— Подбросите? Здесь недалеко.

После непродолжительной паузы охранник опустил подбородок в третий раз. И во дворик они вышли уже бок о бок. Пересекли аллею, потом проезжую часть…

— За вами наблюдают.

Это были первые слова, которые Виноградов услышал от спутника. Поэтому он даже немного растерялся:

— Кто?

— Не знаю. Со вчерашнего дня, от Дворца Молодежи.

— Интересно… Профессионалы?

— Да, скорее всего.

В ответе адвокат не сомневался — какую-нибудь кустарную «наружку» Владимир Александрович бы засек быстро. И не стал бы тащить ее за собой в адрес, на конспиративную встречу.

Досадно…

Впрочем, при данных обстоятельствах он мог принять «хвост» за часть своего эстонского эскорта.

— Ай да Михаил Михайлович!

Перехватив непонимающий взгляд идущего рядом человека, Виноградов пояснил:

— Скорее всего, это наша контрразведка.

Потом, сообразив, с кем разговаривает, добавил:

— Русская контрразведка. Управление ФСБ.

Комментария не последовало, и до припаркованной у тротуара «восьмерки» они дошли в молчании. Издалека заметивший их водитель ни малейшего удивления не выразил: сунул в пепельницу окурок, повернул ключ зажигания…

— Вон они! Точно.

Из подворотни, которую только что покинул Владимир Александрович, на приличной скорости выкатилась машина цвета металлик. Притормозила напротив, затем прибавила ходу и скрылась за поворотом.

— Нахалы. Не стесняются!

— У них несколько автомобилей.

— Номера бы запомнить… — В общем-то, конечно, особого смысла в таких мерах предосторожности не было — уж чего-чего, а фальшивых и быстросменяемых номерных знаков в арсенале каждой спецслужбы имеется превеликое множество.

— Куда едем?

Вопрос был задан таким натурально-водительским тоном, что Владимир Александрович чуть не поинтересовался в ответ расценками за проезд.

— Домой. На сегодня, пожалуй, что хватит…

Действительно, предстояло по меньшей мере до позднего вечера копаться в бумагах.

По части современной бухгалтерской документации Виноградов, отработавший свое в ОБХСС еще при «застое», был не силен — хорошо, если удастся справиться самому, без специалистов. Но скорее всего, потребуется помощь.

— Значит, ребята, договорились! — Адвокат придвинул себя к разместившимся впереди парням. — Чтобы и вам, и мне не осложнять жизнь, будем действовать согласованно…

По пути до Веселого Поселка они несколько раз проверялись, но «хвоста» не обнаружили. Его действительно не было — установленный прошлой ночью в машину эстонской оперативной группы радиомаячок теперь исправно информировал заинтересованных лиц о всех передвижениях Виноградова.

Владимир Александрович еще не успел добраться до дома, а в квартиру на набережной Черной речки уже звонила миловидная стареющая дама с портфелем и мокрым; наполовину раскрытым зонтиком в руке.

— Кто там? — хозяину очень не хотелось тащиться в прихожую, но звонок повторился.

— Леонид Викторович? Это из оргкомитета.

Студент напряг утомленное алкоголем и недосыпанием зрение: чтобы что-то увидеть в мутноватый дверной глазок, пришлось прислониться к нему вплотную. Впрочем, это было довольно приятно — обитая светлым металлом поверхность двери немного охолодила и брови, и лоб.

— Леонид Викторович! Вы же сами вчера просили…

Женщина на лестничной площадке почувствовала, что изнутри за нею наблюдают, и продемонстрировала зажатый под мышкой портфель.

— Минуточку.

Человек по прозвищу Студент смутно припоминал, что до этого видел ее во Дворце Молодежи, причем не среди высоких гостей и матерых акул книжного бизнеса, а скорее всего эта дама из числа персонала, обслуживающего ярмарку.

Нежданная посетительница вздохнула, глянула на часы и поправила пластиковый прямоугольник пропуска-«вездехода». Выдержав паузу, напомнила о себе:

— Леонид Викторович, мне еще в четыре адреса ехать!

Интересно, о чем он ее просил? Судя по возрасту и внешним данным, речь явно шла не о сексуальных услугах.

Хотя чего только спьяну не бывает…

— Заходите.

— Спасибо.

Сначала Студент даже не понял, что произошло.

Он только успел сдвинуть последнюю планку и надавить на дверь, как металлическое полотно само по себе откатилось наружу:

— Ой!

Чтобы не потерять равновесие, хозяин непроизвольно потянулся вслед за дверной ручкой:

— О-ах… ха-а!

Сначала его просто ударили по голове.

Потом обмякшее тело втолкнули за порог, и несколько пар мужских ног очень быстро и организованно шагнуло внутрь квартиры.

— Осторожнее.

— Да, полегче! Вот сюда…

Владимир Александрович ошибался — так же, впрочем, как и парни из прикрывавшей его оперативной группы.

Склонность переоценивать мощь и профессионализм государственных органов в очередной раз сыграла с адвокатом дурную шутку. Потому что «на хвост» Виноградову со вчерашнего дня сели не питерские контрразведчики — такую роскошь без всяких рапортов и согласований могли позволить себе только организованные криминальные структуры.

Такие, как «Первопечатник»…

Сначала планировалось не спешить. Сделать все по уму, подготовиться, а уж только потом провести комплекс мероприятий по стабилизации обстановки.

Но, в конце концов, даже самые могущественные из воротил преступного бизнеса — всего лишь люди. И нервы у них отнюдь не железные, особенно если речь идет не об абстрактных коммерческих или политических интересах, а о собственной шкуре.

Поэтому, получив информацию о визите «объекта» в квартиру на Черную речку и без труда установив личность хозяина, Андрей Маркович отмахнулся от возражений начальника Службы безопасности.

— Берите Студента. Быстро!

— Но…

— Это приказ. Понял?

Спорить в таких ситуациях не принято.

Быстро подняли с базы «тревожную» группу, задействовали давным-давно работавшую на Удальцова тетку с ярмарки и выехали в адрес.

— Живой?

— Обязательно! — Теперь, после того как первый этап операции завершился, следовало приступать к обстоятельному допросу.

— Ну? Открой глазки, солнышко… Времени мало.

Хозяин квартиры пришел в себя очень быстро. И еще быстрее понял, чего от него хотят торопливые люди со злыми и немного тревожными лицами:

— Андрей Маркович, я же никогда не…

— Тс-с… Тихо! Рассказывай.

И Студент, разумеется, рассказал все. Даже, пожалуй, больше, чем требовалось — он говорил, отвечал на вопросы, опять говорил, что-то предлагал и снова говорил, говорил, говорил…

Слова извергались изо рта крепко спеленутого по рукам и ногам человека непрерывным потоком — Студент хотел и боялся остановиться, понимая, что с последней интересующей господина Удальцова фразой истечет отведенный для его земного существования срок.

Считается, что надежда умирает последней.

Вероятно, в большинстве случаев это действительно так. Но всякая, даже малейшая надежда на спасение для хозяина квартиры умерла еще в тот момент, когда Андрей Маркович принял решение лично выслушать его исповедь.

Кому после этого нужен свидетель? Впрочем, убили Студента быстро и без мучений.

После того как внешние посты подтвердили отсутствие на пути отхода посторонних свидетелей, Андрей Маркович вместе с начальником Службы безопасности спустился по лестнице во дворик.

Они уходили первыми — несколько человек еще осталось наверху, чтобы сымитировать банальный «квартирный разбой» и незапланированное убийство, которое принято называть эксцессом исполнителя.

— Что теперь будем делать?

Оба понимали, что речь идет о намозолившем за последнее время глаза Виноградове.

— Ну, с ним посложнее будет. Опять же — охрана…

— Это-то как раз не проблема. Гасить?

Андрей Маркович в задумчивости пожевал губами:

— Рано! Мы же толком ни в чем не разобрались. Кто этого адвоката против нас двигает? Зачем?

— Попросим — расскажет!

— А может, он и сам по-настоящему не в курсе? Понимаешь, такое впечатление, что нам его специально подставляют, чтобы вляпались.

— Во что вляпались?

— Знать бы…

Спутники в задумчивом молчании прошли тем же путем, которым за пару часов до них двигались к автомобилю Владимир Александрович и его «опекун».

— Рано или поздно труп обнаружат, — начальник Службы безопасности «Первопечатника» кивнул назад, в сторону квартиры, где его подчиненные заканчивали наводить художественный беспорядок.

— Ну и что?

— Виноградов узнает. И поймет!

Генеральный директор достал из кармана брелок сигнализации и нажал на кнопку. Припаркованная между каким-то случайным грузовиком и машиной охраны белоснежная «ауди» всхлипнула и мигнула фарами.

— Может, оно и к лучшему? Сообразит, что мы тоже не фантики. Испугается…

— Дай-то Бог!

К сорока годам спутник господина Удальцова имел за плечами трудную и интересную судьбу. И прекрасно знал, что как раз именно страх заставляет нормального человека вытворять такое, что хоть к ордену представляй. Посмертно. А живым — расхлебывать…

Поэтому он молча сел на пассажирское сиденье — Андрей Маркович все любил делать сам и машиной своей управлял без шофера.

Владимир Александрович тоже все любил делать сам.

А еще он любил, чтобы в квартире все было прибрано и расставлено по раз и навсегда заведенным местам.

Содержимое сейфа, компьютер, письменный стол…

Виноградов частенько говаривал родным и близким:

— Порядок в личных вещах и документах должен быть постоянно такой, чтобы при обыске не стало стыдно перед посторонними понятыми. Да и ребятам значительно проще работать!

Поэтому-то Владимир Александрович и ушел с полученными от Студента бумагами из кухни в самую дальнюю комнату, служившую одновременно супружеской спальней, кабинетом главы семьи и гардеробом.

Ушел не сразу, а только после того, как добросовестно перемыл за собой послеобеденную посуду.

— Та-ак…

За работой адвокат позволял себе только стакан-другой свежезаваренного чая. Чай с лимоном и несколько сушек — да это считалось и не едой вовсе, а неотъемлемой частью ритуала работы с документами.

Усаживаясь за стол, он чуть сдвинул в сторону краешек плотной шторы — внизу, у самой парадной, обтекала мокрой грязью ставшая уже привычной «восьмерка».

Та пара, что доставила Владимира Александровича к дому, почти сразу сменилась, и за стеклами автомобиля можно было при желании угадать неподвижные силуэты новой оперативной группы.

Адвокат взял ручку и чистый лист бумаги:

— Поехали!

Уже после первых страниц Виноградов понял, что помощь специалиста ему скорее всего не понадобится. Документы были составлены и подобраны таким образом, что даже неискушенный в издательском бизнесе человек без труда мог представить себе механизм оборота средств «Первопечатника».

Впрочем, кое-где все же имелись пометки, сделанные рукой Студента, — очевидно, по ряду пунктов он требовал и получал от своего источника дополнительные разъяснения.

Первым делом адвокат обратил внимание на список книг, изданных фирмой в минувшем году. Он занимал без малого четыре страницы убористого текста — с разбивкой по жанрам и характеру книжной продукции.

Виноградов мало что смыслил в любовных романах и «фэнтези», поэтому он выискал в середине списка знакомый раздел — детективную серию «Первопечатника». Раздел этот не превышал и половины общего количества названий, но, судя по цифрам в правой половине строчек, обеспечивал издательству до девяноста процентов суммарных тиражей.

Почти все остальное — от русской классики и поэзии дальнего зарубежья до альбомов о Петербурге и книг для детей — печаталось символическими тиражами, чуть ли не поштучно. И скорее для профессионального престижа, чем ради коммерческой выгоды.

Итак популярные детективы… В общем-то, Владимир Александрович относил себя к людям, в силу профессии и образа жизни обязанным быть знакомыми с этим жанром литературы.

И действительно, глаз тут же выхватил из огромного списка пару-тройку знакомых любому читателю авторов: Родионов, Кивинов, Измайлов… Но подавляющее большинство имен адвокат вообще никогда не слышал и не видел, а какие-то лишь смутно припоминал на обложках серии.

Две писательские фамилии, впрочем, Владимиру Александровичу оказались известны — он как-то с тоски приобрел у метро их романы, соблазнившись кроваво-эротическим оформлением обложек и великолепно построенными аннотациями.

Как выяснилось, пригодными для чтения были именно эти самые короткие редакторские «зазывалки», тогда как содержимое купленных книг было настолько убого, неграмотно и скучно, что даже самый далекий от криминальной литературы гражданин почувствовал бы себя несправедливо и подло обиженным.

— Да-а! Ну, вообще.

Странно, что напротив печально знакомых Виноградову имен стояли такие же, как у большинства других авторов, астрономические тиражи: по пятьдесят тысяч экземпляров.

Адвокат припомнил, что проходя мимо метро через некоторое время после неудачной покупки, он уже не увидел знакомых названий. Их сменили другие — такие же, если не хуже.

Господи, неужели народу не жалко денег?

А еще говорят — кризис неплатежей!

Справедливости ради следовало отметить, что и руководство «Первопечатника» при определении сумм гонораров явно не избегало такого критерия, как качество труда.

Сводная справка за год о начислении и выплате денег авторам была составлена не по алфавиту и не в хронологическом порядке. За основу для нее были приняты сведения, ежеквартально отсылавшиеся бухгалтерией в налоговые инспекции по месту жительства.

Выходило, что получатели делятся на две неравные группы. Во-первых, считанные по пальцам литературные знаменитости с доходами, намного превышающими ставки зарубежных переводных детективщиков. И во-вторых, бесчисленное множество дебютантов и графоманов, гонорары которых невелики, но стабильны.

Внизу последней страницы списка почерком Студента была сделана торопливая пометка-вопрос. Не без труда Владимир Александрович разобрал, что и его предшественник поинтересовался: неужели фактические выплаты соответствуют цифрам, предоставляемым налоговой инспекции?

Удивительно, но, судя по дальнейшим записям, ответ «источника» был положительным! Руководство фирмы ни с кем не рассчитывалось «черной» наличкой, до копейки выплачивая даже самые идиотские налоги, и к тому же требовало подобного законопослушания от других.

Редактирование, набор на компьютере, верстка, многократная корректура, «художественное» оформление каждого очередного тома… Все это официально оформлялось трудовыми соглашениями и соответствующим образом оплачивалось через кассу.

— Хм-м?

Вообще, с точки зрения нормального современного россиянина, такое ведение бизнеса было скорее даже просто неприлично, чем глупо. И уже само по себе наводило на смутные подозрения…

Ибо не нами, а в глубочайшей древности еще замечено — достовернее всего выглядит документ, который подделан.

— Ну-ка! Проверим…

Владимир Александрович пролистнул пару страниц назад. Потом выписал себе на листок основательную колонку из цифр и фамилий.

Приготовился работать дальше, но в этот момент, как всегда совершенно некстати, напомнил о своем существовании радиотелефон.

— Слушаю, Виноградов.

Трубка молчала — с какой-то почти не скрываемой неприязнью.

— Слушаю! Говорите.

Опять тишина. И не механическая, а вполне агрессивно-одушевленная.

— Вас не слышно… Попробуйте перезвонить!

Владимир Александрович нажал на кнопку отбоя и некоторое время просидел молча. Спохватился, выглянул за окно — слава Богу! Машинах людьми из эстонской спецслужбы стояла на прежнем месте.

Адвокат с наслаждением выругался и только после этого перешел к следующему разделу финансовой документации « Первопечатника».

Судя по всему, систематической реализацией «детективной серии» занимались, помимо самого издательства, три постоянные торговые фирмы. Они брали у господина Удальцова оптом сразу же весь, пятидесятитысячный тираж очередного выпуска — и таким образом становились монопольными обладателями нового детектива на книжном рынке.

При валютной себестоимости каждого экземпляра примерно в доллар и десять центов, в «первые руки» Андрей Маркович отдавал их всего по полтора доллара. И выгодно это оказывалось обеим сторонам.

Потому что «Первопечатник» избавлял себя от забот по сбыту, а оптовые покупатели без конкуренции могли накручивать на единицу приобретенной продукции какие угодно торговые наценки.

Владимир Александрович вспомнил, за сколько он купил тогда те два тома, и покачал головой… Видимо, крупные фирмы-партнеры сбывали книги еще дальше по цепочке — мелким оптовикам, ларечникам и в магазины, так что до покупателей они доходили уже по рублевой цене, намного превышающей три доллара США.

Впрочем, дальнейшая динамика реализации выпущенных тиражей руководство «Первопечатника» беспокоила мало. Деньги по каждой сделке приходили в течение трех-пяти банковских суток — правда, по безналичному расчету.

Тут вам не «черный нал», тут все на виду…

Но даже с учетом выплаты сумасшедших налогов рентабельность получалась завидная. Причем полученные средства без задержки снова пускались в расширенное книжное воспроизводство: конвертировались, переправлялись в Эстонию, а оттуда возвращались в виде новых тиражей.

Цепочка работала безотказно. Работала, посрамляя скептиков и маловеров, уверявших, что в нашем государстве делать бизнес без утаивания прибыли невозможно, да и нецелесообразно.

Адвокат обратил внимание на несколько названий, которые то и дело встречались в списке организаций, перечислявших издательству деньги. В отличие от могущественных и постоянных партнеров «Первопечатника», они набирали книг на значительно меньшие суммы — и только время от времени.

Что же, вольному воля… По одежке, как говорится, протягивай ножки! Немудрено, что в мире серьезного бизнеса мелким рыбешкам всегда достаются одни объедки.

Владимир Александрович хотел было уже перелистнуть документы дальше, но взгляд его неожиданно зацепился за строчку вверху списка:

Интересное название. Запоминающееся.

На страницах компьютерной распечатки оно фигурировало дважды — и оба раза в самом начале минувшего года. Судя по датам и реквизитам «платежек», в январе и феврале фирма приобрела у издательства разнообразной книжной продукции на общую сумму в двести десять миллионов.

Не мало, конечно. Однако не так уж и много по сравнению с астрономическими оборотами постоянных оптовых партнеров «Первопечатника».

Но не это сейчас интересовало Виноградова. Не это…

Сначала адвокат по ошибке вытянул нижний ящик письменного стола, потом сообразил и с шумом задвинул обратно. Взялся за другой, начал перерывать содержимое.

— Где она? Да где же, черт побери!

Владимир Александрович вспомнил, откуда ему известно наименование фирмы.

Во-от… Вот, родимая! Нашел.

Прямо на бумаги Студента легла коричневая картонная папка с давным-давно растрепавшимися тесемками. Никаких пояснительных надписей не было — хозяин и сам представлял, что к чему, а остальным это знать вовсе не обязательно.

По идее, папке следовало быть не коричневой, а желтой. Именно «желтой»… Потому что Владимир Александрович вот уже несколько лет складывал в нее вырезки и ксерокопии статей из бульварной и полубульварной питерской прессы. Разнородные по объему и качеству газетные материалы объединялись весьма специфической темой — это было что-то вроде «контрольно-наблюдательного дела» по нестандартным видам и новым для Виноградова формам экономической преступности.

Попадались в папке, конечно, и материалы серьезной периодики, но очень мало — респектабельные издания предпочитали критиковать плохую подготовку города к зиме, описывать свои героические экскурсии по «горячим точкам» и мастерить политические прогнозы.

Несколько особняком от большинства собратьев по перу стоял некто Андрей Серегин, называвший себя иностранным словом «инвестигейтор». Вот его-то статью и разыскивал сейчас в перехваченной скрепкой подборке Владимир Александрович.

— Ага! Точно…

Название: «Кровавый след».

Подзаголовок: «Как нас всех опять ограбили».

Подпись: А. Серегин.

Да, помнится, прошедшей весной результаты очередного журналистского расследования наделали в Санкт-Петербурге много шума. Хотя, собственно, повод был по нынешним временам совершенно банальный.

Накануне Международного женского дня то ли случайно, то ли намеренно выпал из окна своей квартиры на одиннадцатом этаже мало кому до этого известный бизнесмен.

Выяснилось, что покойник был весь в долгах.

Возникнув за год до смерти из коммерческого небытия, он ни с того ни с сего заполучил от городских властей астрономические суммы бюджетных денег.

Средства выделялись под конкретные социальные программы, капитальное строительство, закупку транспорта и многое-многое другое… Без чего северной столице теперь, увы, придется обойтись.

Почему? Потому что в конце концов даже сотрудникам налоговой полиции стало ясно — несколько миллиардов государственных рублей без следа растворились в криминальном тумане российской экономики.

А когда те, кому положено, вспомнили про служебный долг, задавать вопросы было уже некому.

Все-таки — одиннадцатый этаж!

А с покойника спрос какой? На нет — и суда нет… Впрочем, если верить Серегину, факты соучастия конкретных чиновников городской администрации и народных избранников в этой афере с бюджетными средствами выглядели вполне убедительно и неопровержимо.

К сожалению, автор статьи почти не вдавался в технологию обналичивания украденных сумм — его больше интересовали эффектные и душераздирающие подробности из жизни высоких, до неприличия коррумпированных эшелонов власти.

Тому, что было важно для Виноградова, журналист уделил всего пару абзацев: якобы в городе и регионе существовала целая сеть специально созданных коммерческих структур. Деньги из уполномоченных банков поступали на их счета, затем под видом вполне законных финансовых операций превращались в хрустящие новенькие купюры и навсегда исчезали из официального оборота.

АОЗТ «Наука-девять» фигурировало в списке Серегина как основной получатель невозвратных кредитов.

Впрочем, доказать ничего уже было нельзя — вся финансовая документация этой и нескольких других фирм-однодневок исчезла куда-то одновременно с уходом из жизни их основателя.

— Та-ак! Инвестигейтор, значит…

Самого Андрея Серегина адвокат уважал за профессиональное чутье и личную храбрость, но слово это ему не нравилось. Оно почему-то напоминало Владимиру Александровичу названия популярных собачьих пород: коккер там, пинчер, бультерьер или ротвейлер.

Ладно, был бы человек хороший… Во всяком случае, теперь благодаря журналисту все постепенно вставало на свои места.

Почти все! Потому что кроме названия одного-единственного АОЗТ больше ничего общего в списках Серегина и Студента не обнаружилось.

Да и само появление мертворожденной «Науки-девять» среди торговых партнеров господина Удальцова вдруг посчитал Владимир Александрович каким-то случайным и лишним — вроде мухи на линзе огромного телескопа.

…Чай в стакане закончился даже раньше, чем была перевернута последняя страница разложенных на столе документов.

Владимир Александрович встал, потянулся и сделал несколько разминочных движений. Двинулся в сторону кухни, но на половине пути замер — притих, сконцентрировался и, резко выбросив ногу вверх, попробовал пяткой достать воображаемую точку на уровне телевизионной антенны.

Получилось. Не безупречно, но — получилось!

Сколько же он не был на тренировках? Месяца полтора, два… Или больше? Пожалуй, с начала лета.

Еженедельная баня не считается. Это не спорт, это — просто культурный отдых.

Там только попрыгаешь для приличия туда-сюда в переполненном зале, постучишь по мешку, а мысленно уже в парилке, на полочке, с веничком…

Ну и пиво, конечно! Виноградов любил хорошее пиво.

Впрочем, свежезаваренный чай тоже неплох, если ко времени и под настроение. Владимир Александрович наполнил стакан и, стараясь не пролить на пол ни единой горячей капли, вернулся в комнату.

Жена с детьми до вечера у тещи — все-таки выбрались, а то уже осенние каникулы на исходе. Это хорошо! Адвокат ничего не имел против семейного уюта, но работать предпочитал в одиночестве.

Усевшись на место, он по привычке чуть сдвинул в сторону краешек шторы — на месте ли «ангелы-хранители»?

— Ого! Здравствуйте…

Задержись адвокат за приготовлением к чаепитию хоть ненамного дольше, он пропустил бы самое интересное.

Потому что как раз в тот момент, когда Виноградов посмотрел в окно, к припаркованной напротив его парадной «восьмерке» быстро и со всех сторон приблизилось несколько человек.

Спереди и сзади машину тихонечко, без пронзительного визга покрышек и рева двигателей, заблокировали микроавтобусы, выкрашенные под «скорую помощь».

Впрочем и те, кто подошел к дверям, повели себя на удивление скромно: характерный и узнаваемый жест руки с удостоверением, предложение выйти… Оружие явно и недвусмысленно присутствовало, но кричать и трясти им перед носом сидящих в «восьмерке» людей никто не собирался.

Да этого и не потребовалось — все знали неписаные правила игры и не думали их нарушать. Сотрудники господина Тоома с достоинством и без суеты выбрались наружу. Подняли руки, расставили ноги… Дали себя обыскать, а потом проследовали за провожатыми в разные микроавтобусы.

Кто-то сел за руль легкового автомобиля, кто-то вернулся на свое место рядом с задержанными.

Но прежде чем сесть вслед за коллегами в «скорую помощь» тот, кто предъявлял удостоверение, обернулся в сторону окна, за которым стоял сейчас Владимир Александрович.

— Ну ни фига себе!

В человеке, руководившем операцией, адвокат без труда узнал товарища Пономаренко из Управления ФСБ.

Убедившись, что сверху за ним наблюдают, Михаил Михайлович вежливо помахал Виноградову — когда-то это называлось «сделать дяде ручкой». Потом забрался в машину, захлопнул дверь, и кортеж, состоящий из «восьмерки» и сопровождающих оперативных микроавтобусов, исчез за углом.

Все было отработано красиво и аккуратно — так, что редкие прохожие и стайка мамаш с колясками, обосновавшаяся в сотне метров от виноградовской парадной, внимания инциденту практически не уделили.

Владимир Александрович покосился на телефон, потом торопливо достал из сейфа охотничье ружье и патроны — сейчас стоило ожидать самых разных пакостей.

Первым делом следует позвонить своим…

Глава вторая

— А покрупнее можно?

— Конечно… — Пальцы дежурного оператора забегали по клавиатуре. — Вот!

Через долю секунды возникло и сразу же увеличилось на весь экран многоцветное компьютерное изображение центральной части города.

Метро «Чернышевская», улица Пестеля, мост через Неву и даже стилизованный силуэт «Авроры» на дальней набережной. Проходные дворы, телефонные автоматы, аптеки… Пожалуй, схема была даже перенасыщена пояснительными надписями и разнообразными условными значками.

— Что это за цифры?

— Номера домов.

Начальник Службы безопасности подождал, но вопросов больше не было. Тогда он сам подал реплику:

— Сейчас появится. Сверху, вон от сюда…

— Догадываюсь.

Господин Удальцов приготовился было добавить какую-то колкость, но в этот момент экран монитора ожил. Пронзительно-красная точка с обманчивой неторопливостью выкатилась со стороны Свердловской набережной и повернула на Литейный мост. Некоторое время она неподвижно пульсировала перед светофором, а потом все же скрылась во внутреннем дворе знаменитого Большого Дома.

— Там у них электронная защита. Подавление сигнала… — виновато вздохнул оператор.

В самом деле — радиоточки больше не было видно.

— Ерунда! Все ясно.

Господин Удальцов повернулся к стоящему рядом серьезному молодому человеку:

— А, господин прокурор? Что я говорил?

Тот пожал плечами:

— Ничего не доказывает…

— Это вы там у себя в кабинетах доказывайте! — Андрей Маркович как-то неожиданно, без причин рассердился: — А мне важно знать, поняли?

Воцарилось тягучее и неприятное молчание. Даже не виноватый ни в чем оператор-компьютерщик замер, опасаясь нечаянно скрипнуть вертящимся стулом под задницей.

Помощник прокурора тоже почувствовал себя не в своей тарелке. Он был трусом по образу жизни и воспитанию, а к тому же именно сейчас впервые усомнился в собственной неуязвимости и всемогуществе той невидимой силы, которой когда-то продался.

И только начальник Службы безопасности никак не прореагировал на излишне эмоциональное поведение своего шефа: чем бы дитя ни тешилось… С точки зрения отставного майора господин Удальцов вел себя вполне достойно для штатского, вернувшегося в офис после того, как впервые на его глазах перерезали глотку допрошенному человеку.

— Значит, адвокат работает на Большой Дом?

— Чего уж теперь сомневаться! — Андрей Маркович показал рукой на все еще не потухший экран монитора. — Если его охраняют люди Черкесова…

Помощник прокурора представил себе аккуратный пробор начальника Управления ФСБ, но возражать не стал.

— А вы что думаете? — спросил генеральный директор.

Третий собеседник вздохнул и тяжело покачал головой:

— Плохо.

Если действительно силовое прикрытие Виноградова осуществляла питерская контрразведка, следовало ждать серьезных неприятностей.

— Конкретнее?

— Очень плохо!

Он был с самого начала категорически против того, чтобы «проучить» назойливого адвоката. Вовсе не из соображений гуманизма, а только потому, что считал подобные акции пустой тратой времени, сил и денег. Но начальству виднее…

Сейчас самое время было напомнить господину Удальцову их недавний спор. В тот вечер как раз вернулась на базу группа, посланная для «разборки» к дому Владимира Александровича. Вернулась без числящегося за Службой табельного «Макарова» и документов — зато с битыми мордами.

Тогда Андрей Маркович тоже изволил сердиться:

— Дармоеды! Разогнать всех к едрене фене!

Потом поутих. Занервничал:

— Что же теперь? Надо думать…

Собственно, думать следовало раньше. А после того, как в чужие руки попали опасные и нежелательные трофеи, оставалось только кусать локти и по возможности не суетиться.

— Да чтоб он сдох, этот Виноградов! — шипел начальник Службы. — Сволочь…

Несколько суток им с Удальцовым пришлось провести в состоянии обостренной и непреходящей тревоги. Однако, вопреки ожиданиям, ни вызовов в органы внутренних дел, ни «предъяв» или кровавых «обраток» со стороны оперирующих по соседству группировок не последовало.

Встречи с лидерами питерского криминала и попытки прояснить ситуацию через силовые структуры обошлись фирме Андрея Марковича в неимоверную кучу денег и результата почти не дали — к тому же, куда-то исчез из города сам «виновник торжества».

Адвокат появился, когда его уже почти не чаяли увидеть, — прямо на книготорговой ярмарке во Дворце Молодежи. За Владимиром Александровичем сразу же организовали «хвост» и убедились, что «объект наблюдения» по-прежнему демонстративно опекают.

Но отступать было поздно — и некуда:

— Давайте! По самой полной программе, — распорядился господин Удальцов.

И отставной офицер-особист превзошел самого себя…

Собственно, это почти сразу дало определенный эффект. Люди из Службы безопасности отфиксировали контакт Виноградова со Студентом, дали ему сесть в «заряженную» еще ночью оперативно-технической группой машину и отправили с миром.

И пока Удальцов общался с хозяином квартиры на Черной речке, дежурный по компьютерному залу отслеживал с помощью пеленгатора дальнейший путь адвоката.

Судя по электронной карте, тот, никуда не сворачивая и без остановок, добрался до дома. Оставил охрану ждать внизу, некоторое время пробыл у себя на квартире, а потом, видимо, вышел и поехал по направлению к центру города.

Конечная точка маршрута сомнений не оставляла — — «восьмерка» вкатилась во внутренний двор угловатого здания на Литейном совсем не через те ворота, которыми пользуется рабоче-крестьянская милиция…

— Интересно, о чем они сейчас беседуют?

— Думаю, не о погоде.

— А у нас там никого нет? Своих? — откашлявшись, подал голос помощник прокурора. Он представил себе полумрак коридора, однообразные двери, приемную и неулыбчивых прапорщиков перед входом.

— Почему же нет? Есть.

— Тогда какого черта…

Но руководитель Службы безопасности достаточно трезво оценивал собственные возможности:

— Увы! Не тот уровень.

— Думаете, с этим адвокатом работает сам Черкесов? — усомнился Андрей Маркович.

— Или кто-то из его заместителей.

В наступившей тишине гостю из прокуратуры ни с того, ни с сего померещился металлический скрежет замка — тюремная камера, скверная пища и запах нестираного белья:

— Что же делать?

Вот уже который год он легко и без колебаний отправлял за решетку десятки своих и чужих подследственных. А теперь…

Впрочем, судя по всему, господин Удальцов уже принял какое-то решение,

— Разберемся! — Он сказал это, какотрезал, давая понять, что дальнейшее обсуждение ситуации с адвокатом бессмысленно и не нужно. — Как насчет второго — Нечаина, кажется?

— Нечаева? — подсказал хозяину начальник Службы безопасности.

— Плевать… Так что там с этим беглым ментом?

Помощник прокурора несколько даже воспрял духом под взглядами собеседников:

— Он теперь официально — во всероссийском розыске. И по линии Интерпола направлена дополнительная информация о задержании гражданина Нечаева Дениса Валерьевича. Как особо опасного!

— А раньше нельзя было?

— Нет, Андрей Маркович. Нужно было сначала заочно предъявить обвинение… А теперь ни у кого никаких вопросов не возникло.

— Почему?

Молодой человек переглянулся с руководителем Службы безопасности:

— Ну, потому что теперь он разыскивается еще и по подозрению в убийстве. Зверском убийстве молодой женщины, совершенном в период нахождения под следствием.

— К тому же, гражданки другого государства.

— Иностранка? — Генеральный директор наморщил лоб: «Ах, да! Эта непутевая дивчина и вправду была с Украины». — Кажется, ее звали Татьяной?

— Абсолютно верно.

— Татьяной… — Вспомнив истерзанное, грязное, в крови и трупных пятнах, тело бывшей дежурной из администрации гостиницы «Рубеж», помощник прокурора зябко передернул плечами и сглотнул слюну.

Он не часто сам выезжал на места происшествия и смерть видел, в основном, на фототаблицах уголовных дел. Это было тоже зрелище не для слабонервных, но когда вот так, собственными глазами… Если бы не категорический приказ Удальцова самому все проконтролировать, молодой человек ни за что не дотерпел бы до конца осмотра.

Впрочем, все прошло в соответствии со сценарием: оперативники тут и там наталкивались на умело подброшенные улики, отпечатки пальцев на закатившемся в угол разбитом стакане вполне подходили для идентификации, а «случайный» свидетель готов был в любой момент оказать содействие.

Представителю надзорной инстанции даже ни разу не пришлось вмешаться — Служба безопасности «Первопечатника» имела в штате достаточно хороших и добросовестных исполнителей и денег на инсценировку не пожалела.

— И когда вы думаете его… поймать?

Занятый воспоминаниями, молодой негодяй из прокуратуры даже не сразу сообразил, что Андрей Маркович обращается именно к нему.

— Что? А-а! Не знаю. Теперь уж — как получится.

— Это не ответ.

— Мы связались с украинскими… товарищами, — пришедший на выручку руководитель Службы безопасности запнулся в поисках подходящего термина.

— С украинскими?

Человек, отвечавший по должности и призванию за безопасность «Первопечатника», недвусмысленно покосился на замершего у компьютера четвертого свидетеля разговора.

Господин Удальцов кивнул:

— Правильно! Извините.

Заместитель Андрея Марковича подошел к подчиненному и по-отечески взял обмершего от напряжения парня за плечо:

— Послушай, браток, знаешь что…

И пока он отправлял дежурного по Службе безопасности куда-то вниз, к остальной охране, ни Андрей Маркович, ни молодой гость не проронили ни слова. Наконец, они остались втроем.

— Лишние уши…

— Вы ему что — не доверяете? — похолодел помощник прокурора, припоминая все сказанное перед этим.

— Доверяю. — Начальник Службы безопасности даже не посчитал нужным как-то прокомментировать свои действия.

— Все правильно, — подвел итог господин Удальцов. — Давайте по делу — времени нет!

— Скорее всего, этот Нечаев уже отправился к ним.

— Куда?

В кабинете прозвучало название тихого, провинциального городка на северо-востоке соседней с Россией славянской республики.

— Вы уверены?

Вопрос прозвучал риторически — — без сомнения, не только им троим было ясно, что истоки происходящего находятся там, где родились Олеся Лукашенко, ее отец и подруга Татьяна, где они жили и откуда приехали в Питер за смертью.

— Я так думаю. Во всяком случае, желательно перестраховаться.

— Надеюсь, что украинские… товарищи, — господин Удальцов повторил интонации своего заместителя, — не подведут. Если не ошибаюсь, ведь если особо опасный преступник пытается при аресте оказывать сопротивление…

— Он его непременно попытается оказать, — заверил начальник Службы безопасности.

— Я даже догадываюсь, какой пистолет обнаружат на трупе этого милицейского «оборотня», — нехорошей кривой усмешечкой помощник прокурора показал, что уже вполне справился с собой.

— Совершенно верно. Именно тот самый, из которого зверски убили бедняжку Татьяну.

— Премию получишь небось? — Андрей Маркович больше всего на свете любил округлые, завершенные без сучка и задоринки комбинации — будь то перепродажа несуществующего цветного металла или предвыборная кампания нужного кандидата в Государственную Думу.

Впрочем, одобрительная гримаса на его физиономии почти моментально сменилась выражением тяжкой и непосильной заботы:

— Как бы опять не напортачили… Смотрите!

— Постараемся, — по-офицерски кивнул начальник Службы безопасности. В конце концов, он не так давно снял погоны и до сих пор почитал за лучшее не напоминать начальству о его же ошибках.

Все равно ведь без толку!

Но если по совести, Андрей Маркович сам был во всем виноват. Ведь еще полтора года назад, когда этих затраханных девок поймали с поличным, предлагали же ему: ликвидировать Тихо, без шума вывезти обеих хохлушек за город… Можно было даже попользовать их напоследок — и привет!

Мертвые не потеют. Если они, конечно, мертвые…

И обошлось бы без всяких проблем с милицией: грамотная легенда, куча полезных свидетелей и никаких следов.

Конечно, покойных хохлушек тоже можно было понять. Долгая близость к огромным деньгам и чужим секретам развращала и не такие наивные души.

Но кто сказал, что понять — значит простить? Ерунда.

Всегда лучше перестраховаться.

А они ведь и не отпирались почти: да, виноваты! Жадность, мол, и вечное бабское любопытство.

Плакали, под ногами валялись.

— Первый раз! Щоб минэ…

— Первый ли? Правду говорите, хуже будет.

— Та ни! Николи.

— В глаза мне смотреть, бляди!

Помнится, начальник Службы безопасности тогда всего-то пару раз и прошелся ладонью по размазанной косметике на щеках:

— Н-на! На, на! Последний раз спрашиваю — ну?

Крики, слезы, сопли, кровь… Вот Андрей Маркович и дрогнул:

— Пусть валят обратно, в свою засранную Хохляндию — с глаз долой… Дуры!

— Андрей Маркович, стоит ли? Вы уверены, что они только деньги у нас воровали?

— А что же еще?

— Припомните, что у вас в сейфе лежит. Да и в столе, если покопаться…

Но господин генеральный директор и слышать уже ничего не хотел:

— Бросьте… Тоже, нашли шпионок! Пусть убираются.

Пришлось отпустить.

Та, которую звали Олеся, собрала впопыхах манатки и, подхватив ноги в руки, помчалась на Витебский вокзал. Утром ее уже в городе не было. А старшая подружка, Татьяна, как выяснилось, решила остаться в городе на Неве.

— Будем наказывать? — поинтересовались у шефа специальные люди из Службы безопасности.

— Пока не стоит, — остудил их пламенный трудовой порыв майор в отставке.

И на всякий случай решил присмотреть за бывшей сотрудницей «Первопечатника». Помог даже через одного из своих доверенных лиц устроиться на приличное место в гостиницу… Как ведь чувствовал!

Шантаж — дело тонкое и только на первый взгляд не требующее специальной подготовки. Кажется — чего там? У нас товар, у вас купец… И провинциальная девушка Олеся по фамилии Лукашенко начата именно с того, что прислала Андрею Марковичу с Украины заказное письмецо.

С уведомлением о вручении.

В конверте, помимо парочки очень неприятных для «Первопечатника» ксерокопий, находилось коротенькое послание: дескать, так, мол, и так. С одной стороны — имею возможность послать куда следует еще дюжину-другую подобных страничек. А с другой стороны — есть желание вернуть их по принадлежности. Как говорится, за вознаграждение.

Мол, если, интересно — пишите на Главпочтамт, до востребования. Если нет, то не обижайтесь.

Жду ответа, как соловей лета…

Подпись. Дата.

Сунулись проверять — слава тебе, Господи: Подлинники тех документов, которые имела в виду начинающая шантажистка, на месте. Но и с копиями она могла таких дел натворить! Попади ее бумажки в серьезные руки…

— Ну?! Прошляпили, дармоеды! — бился в истерике и орал на начальника Службы безопасности господин Удальцов.

Да и то правда — не на себя же ему орать? Хорошо еще, что поубавил амбиций и стал слушаться профессионалов.

Операция заняла почти месяц.

Сначала юной особе ответили письменно. Выслали денег — не много, но так, чтобы аппетит разгорелся. Потом с ней пару раз поговорили по телефону.

А затем сделали интересное предложение…

— Клюнула? — каждое утро той осенью интересовался Андрей Маркович.

Но начальник его Службы безопасности только мотал головой:

— Рано пока. Осторожная, стерва!

Наконец, он обрадовал шефа:

— Приезжает.

Олеся Лукашенко должна была прибыть в город как частное лицо. А уехать планировала полномочным представителем издательско-книготорговой фирмы «Первопечатник» и директором ее украинского филиала. В этом-то и заключалась суть предложенной от имени Андрея Марковича сделки.

Вместо разовой суммы, которую запросила девица, ей был предложен первоначальный капитал и процент с торгового оборота. Помнится, даже сам господин Удальцов уговаривал молодую нахалку по междугородному телефону:

— Давайте будем уважать друг друга. Мы вас, голубушка, недооценили. Но, может, это и к лучшему?

— Но мне еще нет восемнадцати…

Андрей Маркович чертыхнулся про себя, но выдавил:

— Ничего! Оформим кого-нибудь, лишь бы дело шло.

Словом, когда начальник Службы безопасности узнал от запуганной насмерть Татьяны о дне и часе приезда ее подруги, оставалось решить только некоторые технические вопросы физического устранения Лукашенко.

Все было сделано аккуратно и без ошибок.

Правда, интересных для господина Удальцова документов при ней не оказалось — прошедшая суровую школу «Первопечатника» девица в очередной раз обманула партнеров. И предприняла, видимо, дополнительные меры безопасности.

— Надо же, какая… — сокрушался Андрей Маркович. — Мы с ней, как с человеком, а она?

— Возмутительно.

— Что же теперь-то делать?

— Ждать! — разводил руками начальник Службы безопасности. — Чего — не знаю, но ждать будем сколько потребуется.

Впрочем, пауза не затянулась.

Милиция привычно списала в архив никому не интересный материал по факту скоропостижной смерти гражданки Лукашенко.

Разумеется, без возбуждения уголовного дела.

Почти сразу же молодой, но предусмотрительный негодяй забрал его к себе на прокурорскую проверку — в числе множества других «отказников» уголовного розыска.

На всякий случай…

И эта мера предосторожности себя оправдала.

Не прошло и недели, как в кабинет на втором этаже грандиозного здания прокуратуры постучался мужчина.

— Вы ко мне?

— Да. Насчет дочки…

Выглядел посетитель значительно старше указанного в паспорте возраста, одет был плохо и даже по нынешним меркам бедно. К тому же — запах нестираного белья и сухие глаза, покрытые мелкой сеточкой лопнувших кровеносных сосудов.

— Присаживайтесь, Иван… э-э?

— Иван Тарасович. — Своеобразный российско-украинский говорок лучше всяческих документов выдавал в нем уроженца и жителя черноземного приграничья.

— Чем могу помочь?

— Мне казалы, шо вы зараз расследуете дило об убийстве Олеси?

— О смерти, — осторожно поправил посетителя помощник прокурора. — Пока нет оснований полагать, что…

— О6 убийстве, — с неожиданной твердостью повторил Иван Тарасович.

— Вот как? Слушаю! Может, чайку?

Поначалу посетитель выглядел настороженным. Но серебряные погоны и неподдельная участливость молодого помощника прокурора быстро сломали присущий всем бывшим гражданам СССР ледок недоверия к представителям власти.

А под самый конец разговора Лукашенко достал откуда-то из-за лазухи упакованную в газеты и полиэтилен папку.

— Це вам!

— Что это такое? — поднял брови хозяин кабинета. Он был с детства довольно брезглив, а пакет оказался немного влажен и хранил в себе тепло чужого немытого тела.

— Дочка-покойница наказана: если что, передай в надежные руки.

— А что это?

— Якись бумаги… Бона казана — дорогого стоять!

— Спасибо, Иван Тарасович, — с чувством поблагодарил молодой человек. — Может, еще чайку?

До того как они на прощание пожали друг другу руки, помощник прокурора узнал от посетителя массу полезных и важных вещей.

Во-первых, о том, что сам Лукашенко-старший в пакет не заглядывал. И что покойная Олеся давно уже с отцом особо не откровенничала, а когда уехала в Петербург учиться, так и вообще.

Потому что пил Иван Тарасович — вот беда!

Пил и раньше, но не больше других, а вот с тех пор, как умерла жена, сорвало его с тормозов окончательно: без работы остался, один-одинешенек, даже телевизор отнес на барахолку…

Последний раз вернулась Олеся в родной городок неожиданно. Какая-то нервная, злая — и без денег почти.

Целыми днями сидела дома — только и выходила, что в магазин да на почту, звонить по междугороднему… Привела потихоньку в порядок квартиру, за отца принялась. Поначалу ругань стояла, крики… Не без этого! Но постепенно, холодными пустыми вечерами начало восстанавливаться между ними то далекое, утраченное много лет назад чувство родственной близости.

— Жаль, не успел! — всхлипнул Иван Тарасович.

— Да вы попейте водички-то… — кинулся к посетителю помощник прокурора.

Но тот уже справился с собой и продолжил.

Деньги появились в доме как-то внезапно. Отец даже не понял откуда, сколько… Но очень много.

Поначалу на все расспросы Олеся отвечала то шуткой, то грубостью — и только злая смешинка угадывалась в уголках ее красивых южно-русских глаз.

Потом, так же внезапно, как приехала, засобиралась обратно в Петербург: дескать, хорошенького понемножку. Каникулы кончились, пора за дело приниматься!

А перед самым отъездом, в последний вечер, когда оба уже изрядно выпили на дорожку, Олеся расплакалась. Проклинала все какого-то первопечатника, мафию книжную, иностранцев и жизнь свою, сломанную навсегда.

К сожалению, в полупьяном сознании Лукашенко-старшего мало что осталось от их последнего разговора. Твердо он понял только одно — дочь боится. Боится какого-то Андрея Марковича, который может все и второй раз уже не простит.

И надо было бы отцу остановить ее, не пустить, но…

— Не казните себя, — успокоил посетителя молодой человек в серебряных погонах. — Итак, а это что?

Он показал на полиэтиленовый пакет перед собой.

— Это она тогда и оставила. Чтобы, дескать, отдал в надежные руки, если что случится.

— А если бы не случилось?

— Тогда, сказала, пришлет из Питера телеграмму. И велит, что делать.

—

…Ивана Тарасовича собирались убить еще на вокзале. Но не успели — это только в дурных детективах просто, а по-настоящему подготовка и организация мероприятий подобного рода требует массы времени и затрат.

Поэтому его перехватили только в поезде — скором, фирменном, но таком же грязном и громыхающем, как весь доставшийся странам Содружества по наследству вагонный парк. Организовали случайное знакомство: тамбур, сигаретка, по сто пятьдесят граммчиков. Потом еще по соточке, потом еще… На всякий случай, прежде чем выкинуть на ходу под насыпь, Ивану Тарасовичу проломили голову.

— Все в порядке? — полюбопытствовал у вернувшихся из «командировки» сотрудников начальник Службы безопасности.

— Нет проблем! — доложили специалисты.

И только значительно позже всем им пришлось убедиться, что это не так:

Но тогда казалось — все уже позади.

Документы, которыми пыталась шантажировать господина Удальцова бывшая издательская «секретутка», вернулись к их законным владельцам. Сама неудачливая провинциалка скоропостижно скончалась в гостиничном номере — и ни замотанный заявлениями уголовный розыск, ни надзирающая за ним прокуратура не усмотрели в этом огорчительном факте ничего, кроме несчастного случая. А вслед за дочерью в мир иной отправился и ее непутевый отец: видимо, выпал в обычном своем пьяном безобразии под колеса поезда.

И — тишина… Все утихло.

Во всяком случае люди, посланные через некоторое время на родину Лукашенко, подтвердили: Иван Тарасович домой так и не вернулся, никто о нем ничего не слышал.

Ну и ладно, решил начальник Службы безопасности, баба с возу — кобыле легче! Видать, заморозили неопознанный труп мужика в каком-нибудь захудалом районном морге, на половине пути между Санкт-Петербургом и солнечным городом Киевом.

Прошел год — без малого.

А потом громыхнуло…

Вместе со стеклами офиса на улице Павловича моментально и вдребезги разлетелось с огромным трудом восстановленное спокойствие его обитателей.

Господи, да откуда они все свалились на голову Андрея Марковича?

Настырный милиционер из уголовного розыска со своими никому не нужными воспоминаниями и домыслами… Какая-то хитрая шпионская аппаратура в машине под окнами.

Потом уже — неизвестно зачем и откуда явившийся адвокат с неприметной фамилией Виноградов, его загадочные покровители, тот вечерний позор с мордобоем. Татьяна, которую не пожалели…

Бегство Нечаева. Большой Дом на Литейном проспекте… Не говоря уже о «покойном» Иване Тарасовиче, почему-то решившем разгуливать среди бела дня с динамитом под окнами господина Удальцова.

Все это никуда не годилось. Просто ни к черту!

— Вы меня поняли?

— Конечно, Андрей Маркович.

— А вы? Вам ясно?

— Да. — Помощник прокурора поднялся со своего места и втянул живот: — Будет сделано все возможное.

— Надеюсь, — поморщился генеральный директор. — Мы туг еще немного побеседуем, а вы идите… Вызову!

И повернулся к начальнику Службы безопасности:

— Распорядитесь, чтобы его незаметно проводили. Через запасной выход…

Разговор был продолжен чуть позже в собственном кабинете господина Удальцова.

— Очень любознательный молодой человек.

— К чему вы это?

— Много знает. И молчать не будет, если что.

На этот раз Андрей Маркович не стал спорить со своим ангелом-хранителем. Отмахнулся:

— Поступайте как знаете. Вам виднее!

— К сожалению, пока без него не обойтись. Но…

Господин Удальцов без нужды переложил на столе накопившиеся за последнее время бумаги издательства:

— Господи, столько дел неотложных, а тут… Может, мы зря паникуем?

— А мы и не. паникуем, — выразительно глянул начальник Службы безопасности: — Вы доложили наверх?

Андрей Маркович поднял глаза к па-толку и кивнул:

— Доложил. Там озабочены. И очень недовольны!

— Обещали помочь?

Господин Удальцов ничего не ответил, и собеседнику стало ясно — рассчитывать теперь придется только на себя. Очевидно, шеф его со страху наплел хозяевам, что все под контролем. И что люди его справятся сами, что проблема хотя существует, но не стоит выеденного яйца…

— Видимо, следует исходить из того, что материалы, которые этот сукин сын забрал с собой, уже в Большом Доме?

— Скорее всего.

— Кстати, вы уже побеседовали с негодяем, который работал на Студента?

— Да, — ноздри майора-отставника нехорошо дрогнули.

— Ну и как?

— Он сначала пытался обманывать, но потом перестал.

— Ненавижу предателей… Что же, во всяком случае, благодаря этой истории мы хотя бы вычислили крысу, торговавшую нашими секретами. Верно?

— Верно. Кстати, он получил за это полторы тысячи долларов!

— Хорошие деньги. Но теперь, наверное, жалеет?

— Уже нет. Он уже ни о чем не жалеет.

Андрей Маркович встал и прошелся по кабинету. Потом сокрушенно покачал головой:

— Сколько крови… Зачем? Почему?

— Это вы у меня спрашиваете? — удивился начальник Службы безопасности.

— Нет, я так, — успокоил его и себя генеральный директор. — Негодяй подтвердил перечень проданных документов?

— Да, к ним попало только то, что назвал Студент.

— Вполне достаточно!

Конечно, умирать надо красиво. По возможности…

Но не всегда получается.

Денис попробовал зажать рану ладонью, но это не принесло ничего, кроме боли и ощущения липкой досады.

Попали все-таки!

Кровь уже не пульсировала, как поначалу.

Вытекая из-под пальцев, она теперь только медленным и неудержимым потоком сползала вниз, по бедру.

«Странно, — подумал Нечаев. — Кровь все выходит и выходит наружу, но меньше ее почему-то не становится…»

Второго отверстия не было — пуля, догнавшая его на излете, так и осталась где-то там, внутри, в мешанине разорванных мышц и сосудов.

Обжигала, ворочаясь при каждом движении.

Мешала и не позволяла сосредоточиться.

Что-то следовало немедленно сделать. Что-то важное!

Денис ухватился рукой за холодный, торчащий из стены осколок кирпича и подтянул себя чуть повыше. Движение сразу отдалось в бедре, и развороченную металлом плоть будто полоснули наотмашь казачьей нагайкой.

— Ой, мамочка…

Еще немного, и кровь вытечет вся.

До капельки. Смешно!

Представьте, господа: молодой и красивый опер уголовного розыска медленно подыхает от пули своего же коллеги.

Как бездомная псина. Представляете?

Среди бела дня — под забором, на грязной помойке…

Трудно сказать, в какой момент Денис понял, что в крохотном украинском городишке его давно и со злым нетерпением ищут.

Может быть, все началось с визита участкового, о котором он узнал от хозяйки. Или со странной встречи, которую вдруг назначил до этого уклонявшийся от расспросов двоюродный брат покойного Ивана Тарасовича. Или с подозрительных личностей милицейского вида, которые, как убедился опер питерского уголовного розыска, лениво покуривали день и ночь напротив парадной Лукашенко.

В принципе, хотелось еще кое-что проверить, но внезапно Нечаев почувствовал: все! Пора… Еще один день, еще один адрес, еще одна встреча — и его схватят, запрут за решетку, лишив не только свободы, но и малейшей надежды на оправдание.

Поэтому ночью Денис уже смотрел через стекло купе на уплывающее в прошлое здание железнодорожного вокзала.

А под утро проснулся, когда еще только начало светать, а соседи-попутчики от души сотрясали вагон сопением и храпом.

Поезд гремел металлическими суставами, приближаясь к какой-то совсем незначительной станции.

— Вы, вроде, дальше? — поинтересовался зевающий заспанный проводник.

— Ага, — ответил Денис, опираясь на ручку туалетной двери. Зашел и, нарушая нормы санитарной зоны, справил нужду. При этом взгляд его случайно обратился наружу, к той части окна, которая не была покрыта непроницаемой матовой пленкой.

— Ох, блин!

К составу организованно, парами подходили равномерно распределившиеся по перрону люди в форме — человек десять, не меньше. Все, как положено: автоматы, шнурованные ботинки… Кого-то, видимо, уже впустили внутрь, но кто-то еще ждал, пока откроют запертые по причине неурочного времени двери.

Нечаев высунул нос в коридор и придержал проходящего мимо проводника:

— Чего это?

— Облава. Может, дезертиров ищут, — пожал плечами парень и потопал на раздавшийся с противоположной стороны вагона настойчивый стук.

Но Денис-то знал, чувствовал, что это по его душу!

Возвращаться в свое купе за вещами не было ни времени, ни возможности — хорошо хоть, документы все в карманах пиджака. Деньги, записная книжка…

Нечаев выскочил в холодный и грязный, так называемый «рабочий» тамбур за секунду до того, как в другом конце коридора проводник принялся лязгать специальным трехгранным ключом.

Господи, удача! По извечному железнодорожному разгильдяйству дверь оказалась не заперта на «специалку», а только прикрыта поворотом ручки замка изнутри.

Денис со скрежетом привел защелку в горизонтальное положение, надавил, потянул и спрыгнул на выщербленный асфальт перрона. Момент, надо отметить, был выбран идеально — люди в форме только что вошли внутрь, и от выхода с вокзала беглеца отделяла только неширокая полоска пустого пространства.

В полумраке осеннего утра угадывались только редкие, неторопливые фигурки пассажиров, невесть зачем высадившихся на этой забытой людьми и Богом, станции.

Стараясь не выбиваться из общего полусонного ритма, Нечаев наискось преодолел расстояние, отделявшее его вагон, от каменного здания в середине платформы,

— Извините, — посторонился он, пропуская вперед сосредоточенную бабку с авоськами и большим чемоданом.

За порогом его тут же обдало запахом отвратительно сваренного кофейного напитка.

— Извините, — повторил Денис и помог случайной спутнице протащить чемодан в узкое пространство между стенкой коридора и полуоткрытой дверью железнодорожного пикета.

Мордатый и немолодой уже старший сержант лениво сдвинулся на полвершка влево — видимо, по общей расстановке на операцию пост ему определили внутренний, прямо здесь.

И даже что-то велели делать…

— Эй! Вы куда?

Нечаев успел дойти до середины кассового зала, когда старший сержант вспомнил, наконец, о чем его инструктировали на разводе:

— Слышите? Куда вы?

Оперативник бросил через плечо — раздраженно и не останавливаясь:

— В буфет! Пиво есть у вас? Нету?

— Закрыто усе, — покачал головой страж порядка, однако почти сразу же спохватился: — Стойте! Гражданин, документики ваши…

Но Денис, не дослушав, рванул на себя ручку ближайшей двери с табличкой «Служебный вход»: Господи, пронеси!

Не заперто… К тому же, по счастью, эта оказалась не кладовка, и даже не замкнутое помещение какого-нибудь кабинета — перед беглецом открылся великолепный в своей запутанности лабиринт ресторанной подсобки.

Нечаев не слишком хорошо представлял себе внутреннюю планировку типовых вокзальных строений, но логика указывала на то, что отсюда должен быть второй выход.

Для пищевых отходов и мусора.

И для беглых милиционеров…

Сзади хлопнула дверь, но Денис уже находился на кухне. Огибая плиту, он обрушил на кафельный пол пирамиду каких-то бачков и кастрюль.

— Мать твою, с-сука!

И в ответ, откуда-то из-за спины:

— Стой! Стрелять буду!

Справа, из боковой комнатушки бухгалтера, показалась было расплывчатая физиономия, но услышав это, посчитала за лучшее не вмешиваться и исчезла из поля зрения.

На очередном повороте Нечаев едва не рухнул и, чтобы удержать равновесие, уцепился за чей-то забытый на вешалке или оставленный за ненадобностью плащ.

— Блин…

Петля оборвалась — беззвучно и без усилия, так что к финишу первого этапа гонки Денис прибыл с нечаянной добычей в руке.

Осталось только сдвинуть металлическую щеколду.

В кино главный герой поступил бы следующим образом. Он притаился бы где-то в полутьме подсобки, вырубил одним-двумя ударами бегущего сзади человека, отобрал пистолет и потом перебил всех врагов и кучу случайного народа.

Но жизнь, как правило, куда прозаичнее наших представлений о ней…

— Стой! Стой, стрелять буду! — громыхал по пятам на удивление неутомимый преследователь.

А Нечаев уже был снаружи.

Справа — какой-то глухой кирпичный забор, слева и впереди пространство перед беглецом являло собой традиционную площадь, обустроенную в. стиле привокзального соцреализма.

Памятник посередине, газоны, киоски, какой-то агитационный стенд и автобусная остановка. Несколько брошенных на ночь машин тосковали на противоположном тротуаре, а за ними крохотная металлическая оградка подчеркивала темную зелень городского парка.

Денис бестолково, с плащом в руке и головой, вжатой в плечи, рванул напрямую по грязным, глубоким лужам.

Только не оборачиваться…

— Стой! Стой, гад!

— Стой! Стреляю! — это был уже второй голос. Он явно принадлежал не старшему сержанту и доносился с другой стороны вокзального здания.

Точно, у выхода из кассового зала с пистолетом в руке замер очень похожий на Нечаева оперативник в штатском.

Очевидно, он выскочил из пикета на дикие вопли своего коллеги и достаточно быстро сориентировался:

— Стоять!

Огонь открыл штатский — сначала в воздух, потом на поражение. Пелену рассветной сырости разорвал первый выстрел, а затем уже пальба слилась в монотонный раскатистый грохот.

Свиста пуль Денис не услышал — он вообще ничего не слышал на бегу, кроме этого грохота и собственного простуженного дыхания.

Перекрестный огонь… Ему еще повезло, что автоматчики и те, кто руководил облавой, находились сейчас в поезде, а не на площади.

Впрочем, рано или поздно даже эти ребята должны были попасть в мишень.

— Ой, бля!

Нечаев уже переваливался через ограду на противоположном конце площади, когда одним из последних в обойме патронов его достал кто-то из стрелков.

Поначалу ничего, кроме толчка и ожога, Денис не почувствовал. Да и потом все казалось не таким уж страшным — он без остановки преодолел заросли густого кустарника, мешанину деревьев, калитку, какую-то улочку с подслеповатыми окнами неработающего учреждения…

И только попав сюда, в загаженную, вонючую каменную щель между какими-то развалинами, позволил себе рухнуть и отчаянно застонать от боли:

— Мамочка родная! Ну зачем они?

Погони не было. То ли преследователи потеряли его, то ли просто, чуть поостыв, не решились вдвоем соваться в парк на поиски вооруженного и опасного, согласно ориентировке, преступника.

Сейчас они, видимо, докладывают о случившемся подоспевшим коллегам. Пока перекроют район, обеспечат оперативный поиск…

Время есть, но его так мало, что не о чем говорить.

Денис аккуратно, стараясь не задеть поврежденную ногу, вытянул из-под себя прихваченный в суматохе бегства плащ. Даже на первый взгляд он был Нечаеву не по размеру — намного короче и шире, чем надо.

Впрочем, Нечаева сейчас интересовало вовсе не это. Осмотрев добычу, он убедился, что из раны на плащ почти ничего не попало, только чуть-чуть намокла подкладка.

Сажа и грязь на болотного цвета ткани, конечно, присутствовали, но все же это было естественнее, чем кровь, и при случае вполне объяснимо.

Оперативник насухо, чтобы больше не измазаться, вытер руки о незаметный под пиджаком кусок рубашки и приспустил засыхающие темной коркой брюки.

Потом, как учили когда-то в школе милиции, развязал галстук и туго перетянул бедро немного повыше пулевого отверстия. Не отдирая присохший уже к ране носовой платок, поверх него обмотан ногу снятой с себя перед этим майкой. Зачерпывая из относительно чистой лужицы у стены, Денис вымыл лицо и руки.

Оделся. И замер на половине очередного движения… Откуда-то со стороны вокзала послышался долгий собачий лай. Впрочем, беглец почти сразу же облегченно вздохнул — судя по звукам, голос подавала явно не розыскная псина, а какая-то мелкая шавка, выведенная на утренний моцион.

— Вперед, заре навстречу!

Боль уже стала привычной, и только немного тошнило.

Закружилась голова.

Хорошо бы доктора, а?

Укольчик, перевязочку… Постельный режим.

Да, Нечаев, будет тебе постельный режим. На нарах… Хорошо, если вообще позволят дожить до камеры, а то ведь пристрелят — по глупости или со страху.

Нет, никаких врачей!

Нужно сегодня же, прямо сейчас отправляться дальше. Туда, где всего в паре часов езды на поезде, в городке, как две капли воды похожем на этот, с нетерпением дожидается его и бумаг с Украины господин Уго Тоом.

Это ведь надо же? Какую-то сотню километров не доехал до условленного места встречи. Границу проскочил нормально, а тут…

Теперь седой, неторопливый и уверенный в собственной правоте эстонец представлялся ему не просто конкретным человеком из плоти и крови. И даже не старшим коллегой из зарубежной спецслужбы — нет! Он был для жаждущего свободы и жизни Дениса символом справедливости и последней надеждой.

Впрочем, юноше из хорошей семьи подобные иллюзии в какой-то степени простительны…

Нечаев проверил бумажник, документы во внутреннем кармане пиджака и дешевую записную книжку, которая служила одновременно хранилищем собранного на родине Лукашенко материала. Сделал движение, чтобы подняться, но очень неловко — и зашипел от боли:

— У-у, с-с-сука!

Прислушался.

Звуки просыпающегося городка вовсе не казались враждебными: монотонный шелест дождевых капель по крышам и лужам, гудки маневрового локомотива, далекая и потому совсем не страшная сирена «скорой помощи»…

Пару раз за кирпичной громадой соседнего здания проревели туда-сюда по улочке грузовики.

Нечаев поднялся, перенеся тяжесть тела на здоровую ногу, надел плащ и критически осмотрел собственное отражение в грязной воде:

— Да, не Ален Делон.

Алкаш подзаборный: рожа бледная, весь измазан, одежда намокла… Впрочем, с точки зрения общественной нравственности это еще не совсем криминал.

Он медленно, на ходу приноравливаясь к своему убогому состоянию, добрался по стеночке до полуоткрытых скрипучих ворот — там, за ними, стояли, кажется, мусорные баки и штабель ящиков. Беглец уже совсем было приготовился шагнуть наружу, как что-то вдруг насторожило его.

Денис снова замер. Что? Откуда?

Вот! Гуляющие по ржавому металлу отражения каких-то ритмичных, ничего общего с естественной природой не имеющих сполохов: раз! и… раз! и…

Нечаев медленно высунулся из-за забора и тут же отпрянул обратно:

— Плохи дела.

На расстоянии пистолетного выстрела мокла под дождем милицейская машина с муниципальной эмблемой на борту и по меньшей мере двумя характерными силуэтами за стеклом. Сине-голубой «маячок» на крыше был почему-то не выключен и испускал во все стороны судорожное сияние, которое и заставило Дениса насторожиться.

Все логично. Они наскоро оцепили периметр, где скрывался опасный преступник, подручными силами, а теперь формируют оперативно-поисковые группы.

Что же — молодцы! Грамотная работа.

Нечаеву захотелось стонать — и не от боли, а от унизительного идиотизма ситуации. Он как мог торопливо проделал обратный путь во двор, перебрался через канаву и кучу какого-то шлака, упал…

А поднявшись, нос к носу столкнулся с невесть откуда появившимся мужчиной.

— Ты чего тут?

На вид мужику было лет шестьдесят: круглолицый, безусый, с солидным брюшком, обтянутым синей форменной курткой.

Судя по фуражке с зеленой тульей и мятой кокарде, он работав в военизированной охране вагонного депо или на товарной станции.

— Машка, падла… — ругнулся вместо ответа Нечаев и, похмельно оскалившись, развел руками: — Выгнала, мать ее!

— Жена? — нахмурился мужик.

— А кто еще? С-сука!

— Да, видок у тебя…

Нечаев заметил в руке собеседника связку ключей, среди которых угадывался и автомобильный:

— Слышь, ты работаешь туг?

— А что? — насторожился мужик, но страха ни в голосе его, ни в поведении не было.

— Слышь, выпить нету? Я куплю! — Денис старался стоять не шатаясь, но так, чтобы не задевать поврежденную пулей ногу.

— Не, выпить нету, — почти с сочувствием ухмыльнулся собеседник. — Может, тебе хватит?

— Может… Понимаешь, как вчера начали! Ни хрена не помню. — Нечаев достал из кармана мятую пригоршню купюр: — Деньги, вроде, целы…

Такой поворот разговора собеседника заинтересовал:

— Смотри-ка, повезло!

— Конечно, — согласился оперативник и неожиданно, будто что-то сообразив, уставился на мужика: — Слышь? Отвези меня к матери! Ты же на тачке, верно?

— Куда это?

Нечаев назвал городок, в котором должен был его дожидаться эстонский коллега Тоом со своими людьми. И сразу же, не давая собеседнику отказаться, затараторил:

— Не хочу к Машке возвращаться, ну ее! Пусть побесится. Мы тут дом тещин продали, а она, стерва… Сколько скажешь, столько и заплачу, а?

Интересно, слышен ли их разговор на улице? Если на шум забредет милицейский наряд…

— Нет, — с сожалением вздохнул мужик. — Далеко.

— Да чего — далеко. — Денис оглянулся по сторонам. Кроме них в каменном закутке двора стоял только потрепанный «запорожец». — Час туда, час обратно…

Если этот гад станет упираться, придется дать ему ладонью в кадык, завалить и связать, подумал Нечаев. Еще утром двадцатитрехлетний оперативник проделал бы это тихо и без труда, но сейчас, когда каждое движение… А куда деваться?

— Да нет, часа четыре понадобится, не меньше! Вообще-то, я уже с суток, с дежурства сменился. Домой хотел, то да се…

— Устроит? — Денис расправил перед собеседником самую крупную из российских купюр. Господи, только бы никто не появился!

— Да если один бензин, заправляться… И дорога там такая, что…

— А так?

— Ты что — псих?

— Едем? Или нет? Имею право!

Сумма удвоилась, и ясно стало, что мужик не устоит. Впрочем, он еще попытался соблюсти приличия:

— Электричка скоро… Может, ты на ней?

— Имею право! — изображая пьяное упрямство, повторил Денис. — Едем?

— Поехали, — собеседник махнул рукой и направился к «запорожцу». — Но протрезвеешь ведь, парень…

Нечаев понял опасения водителя:

— На, забери. Суй, суй себе, дядя!

Прогреваться долго не пришлось, и через пару минут владелец уже выводил свое непритязательное транспортное средство через лабиринт привокзальных ангаров, пакгаузов и дворов.

На пути все чаще начали возникать человеческие фигуры — неожиданно много для недавнего сумеречного безлюдья. Трудящиеся торопились по рабочим местам или наоборот, с ночной смены, мало внимания обращая на тарахтящее мимо чудо украинского автомобилестроения.

Наконец, за очередным поворотом показался шлагбаум.

Рядом с перегородившей дорогу красно-белой жердиной о чем-то беседовали двое: пенсионер в такой же, как у водителя, форме и вооруженный сержант. У стеночки притаилась милицейская машина — родная сестра той, которую Нечаев уже видел на другом посту оцепления.

Оперативник вжал голову в плечи, но «запорожец» здесь знали — приглядевшись, железнодорожный охранник приветственно помахал рукой и потянул на себя ручку подъемника. Милиционер в свою очередь довольно равнодушно глянул сначала на приближающееся транспортное средство, потом на человека у шлагбаума, пожал плечами и вытащил из пачки сигарету…

Когда оцепление осталось позади, беглец выдохнул и обмяк на сидении.

— Чего, парень — получше?

— Вроде… Пивка бы!

— Посмотрим по дороге.

Нет, тревога не отпустила Дениса — факты и явления окружающего мира по-прежнему воспринимаюсь им по системе боевого опознавания «свой-чужой». Но все же надежда на счастливое окончание передряги намного окрепла.

— Знаешь, парень, я со своей женой тоже…

За окнами неторопливо мелькали улицы и домишки пригорода, а оказавшийся довольно словоохотливым водитель все пытался перекричать рев двигателя рассказом о собственном опыте разрешения семейных конфликтов.

Неловко повернувшись на сидении, Нечаев потревожил подсохшую было рану:

— М-м-м…

— Эй, ты чего? Смотри, может, остановиться? — Мужик явно опасался, что пассажир заблюет ему весь салон.

— Не, не надо. Все уже!

— Ну, тебе виднее. Если что — не стесняйся.

— Посплю я, ладно? Будем подъезжать, покажу куда дальше. — Денису стало плохо и не хотелось тратить силы на общение, поэтому он опустил веки и сделал вид, что погружается в сон.

Впрочем, особо притворяться не пришлось — почти сразу же на Нечаева навалилось нечто душно-томительное, похожее на забытье. Мир вокруг сконцентрировался в огненный, скользкий клубок: боль в бедре, сполохи спецсигнала, рев «запорожского» двигателя, железнодорожник с выпуклыми жадными глазами…

Опасность! Вынырнув из кошмара, Денис сначала почувствовал и лишь потом увидел испуганный взгляд водителя, впившийся в его бедро:

— На дорогу смотри… дядя! Угробишь ведь.

Тот молча сглотнул слюну и подчинился.

Денис нарочито медленно запахнул каким-то образом задравшуюся полу плаща, прикрывая надорванную брючину и повязку в крови:

— Спокойно только. Без нервов. Понял?

— Понял.

— Довезешь, высадишь, где скажу, и ты меня не видел!

— Хорошо.

— А иначе… — Беглец выпрямил указательный палец упрятанной в карман правой руки и продемонстрировал водителю оттопырившуюся ткань плаща.

Со стороны это очень походило на ствол пистолета.

— Понял!

Дальше ехали молча.

Пустынная трасса, лес вокруг, дождь…

Сосед вцепился в руль и со страху все жал и жал на газ. Когда стрелка спидометра перешла за девяносто километров, начал нервничать сам Нечаев:

— Эй, мужик! Дорога скользкая…

Водитель кивнул, чуть сбросил, но потом снова разогнался почти до самой крайней правой отметки указателя скорости.

— Ох, с-сука!

За очередным поворотом дороги притаилась бело-голубая «пятерка» госавтоинспекции. Офицер в мокрой милицейской фуражке и куртке из кожзаменителя обрадованно отложил радар и махнул полосатым жезлом: стоять!

Водитель дисциплинированно сбросил скорость и потянулся к обочине.

— Смотри, падла! — напомнил про «пистолет» в кармане Денис. — Тебе первая пуля, понял?

— Понял, понял…

«Запорожец» замер метрах в десяти от гаишной патрульной машины. Офицер сказал что-то веселое расположившемуся в салоне напарнику и замер в эффектной позе, дожидаясь, пока нарушитель выберется наружу и подойдет.

— Не глушить! И это не трогай, — прошипел Денис, показывая глазами на ручной тормоз.

Водитель кивнул, вышел из машины, и только тут Нечаев сообразил, что он специально «подставился» — излюбленные места засад ГАИ всегда известны местным автолюбителям.

«Вот гад», — подумал оперативник, без особого удивления наблюдая, как мужик на полпути до милиционера сигает с дороги в кусты. Видимо, при этом он что-то кричал, но Денису было не слышно из-за рева двигателя, что именно.

Да и не интересно уже…

Заревев от боли, он перетащил свое тело на водительское сиденье и защелкнул внутренний запор двери. Потом попробовал выжать сцепление, но не смог — кровоточащая раной нога не послушалась, машина заглохла.

В зеркальце было видно, как офицер приближается к «запорожцу», доставая из кобуры пистолет. Его напарник замер, наполовину высунувшись из патрульного автомобиля, не зная — то ли рухнуть обратно за руль и заводиться, то ли бежать вслед.

Спокойно…

Денис всем весом надвинулся на педаль сцепления, повернул ключ и сдвинул вперед рычаг.

— Стой! Выходи!

Слева к стеклу почти прилипла фигура в форме. Лицо перекошено, черный брусок «Макарова» пляшет перед стеклом:

— Стрелять буду!

— Да-да, конечно, — почти дружелюбно посмотрел в лицо коллеге Нечаев. — Подождешь?

Не так-то просто продырявить башку в упор, пусть даже через окошко, человеку, который тебе улыбается. И ревущий последними лошадиными силами «запорожец» уже успел набрать приличную скорость, когда вслед ему раздался первый выстрел: мимо! опять мимо!

Поворот, еще один… Нечаев перенес тяжесть тела с педали сцепления на правую ногу: газ до упора, четвертая передача и обиженный визг покрышек. Впрочем, не прошло и минуты, как сзади выросла, оглашая лес милицейской сиреной, «пятерка» ГАИ.

Расстояние сократилось быстрее, чем в кинофильмах, и преследователя практически «сели» Денису на задницу.

— Стой, блядь косая! — как-то очень по-человечески, перекрывая все остальные звуки, прохрипел динамик.

Все, приехали… Как говорится: кому Катары, — а кому на нары! Нечаев убрал ступню с педали газа и перенес ее на тормоз. В тот же момент удар преследующего автомобиля разнес ему вдребезги левый пластмассовый «клык» бампера.

Нечаева вжало в сидение, старая боль пропорола его от раны до самого мозга, вырвана руль из ладоней… «Запорожец» вильнул пару раз, потом выбросил зад на обочину — и перевернулся.

…Задранное к небу колесо уже не вращалось. Суетящийся вокруг и давно надоевший всем владелец угнанной.и разбитой машины с ненавистью посмотрел вслед носилкам:

— Куда его?

— В морг, — какой-то милицейский чин отодвинул мужчину в сторонку и двинулся дальше.

— Ну, ясно! А я теперь как?

— Это не ко мне, — махнул рукой офицер и распорядился, чтобы дали проехать медицинскому микроавтобусу.

По иронии судьбы… Собственно, какая уж тут ирония?

Скажем так: по стечению обстоятельств.

Так вот, по стечению обстоятельств тело Дениса Нечаева доставили именно в ту районную больницу, где почти годом ранее возвращался к жизни отец Олеси Лукашенко.

Вообще-то, вагонные «попутчики» из Службы безопасности били Ивана Тарасовича так, чтобы наверняка, насмерть. Впрочем, был он к тому моменту настолько пьян, что боли не почувствовал. Вывалился кулем наружу, покатился по гравию вниз, от железнодорожного полотна…

Это, наверное, и спасло бедолагу, потому что трезвый человек при подобном раскладе безо всякого сомнения расшибся бы насмерть. А Ивану Тарасовичу повезло. Нашли его вездесущие грибники почти сразу же — окровавленного, страшного, но живого.

Точнее, полуживого.

Не побрезговали, довезли до больницы. Батюшки! Множественные переломы, черепно-мозговая травма…

— Как он, доктор?

— Вряд ли, — пожал плечами человек в белом халате.

Но к исходу зимы похудевший и серый от долгого больничного существования Иван Тарасович Лукашенко открывал все еще слабыми пальцами двери своей заброшенной, пустой квартирки…

Возвращение его тронуло окружающих ничуть не больше, чем отсутствие: одинокий, безработный пьяница — кому нужен? кому интересен?

Соседи считали, что Иван Тарасович уехал на жительство к дочери, а случайные собутыльники успели уже забыть и о самом Лукашенко, и о трагическом содержании полученной им некогда телеграммы. Если кто и озаботился, то только коммунальные службы, напихавшие в почтовый ящик несметную уйму уведомлений о неуплате за свет, газ и прочие блага цивилизации.

Неизвестно в какой момент и почему незаметный, тихий до той поры Иван Тарасович понял, что ему следует сделать.

— Як последнюю падлу…

Мало ли какие мысли приходят в голову человеку, вернувшемуся с того света после черепно-мозговой травмы? Какие озарения могут наступить бессонными, жуткими больничными ночами, под стоны и крики соседей по палате?

Когда одиночество заставляет вновь и вновь перебирать в памяти осколки событий, фраз, поступков? Имена, прозвучавшие в разговорах с покойницей-дочерью, лица, улыбки, взгляды…

Лукашенко решил убить.

Убить себя — потому что не было смысла в дальнейшем существовании на этой земле. И еще одного человека убить — генерального директора «Первопечатника» господина Удальцова. Потому что именно Андрей Маркович был во всем виноват.

Если бы спросил кто-нибудь, отчего так решилось, он наверняка и не знал бы, что ответить. Но спросить было некому, а сам Иван Тарасович не спешил поделиться с окружающими своим открытием.

Он обстоятельно, не торопясь, как все, что делал в своей жизни, подготовился к осуществлению плана. Продал то немногое ценное, что еще оставалось в доме — но деньги, вырученные от этого, вопреки обыкновению не пропил.

Смастерил из деталек, в незапамятные времена неизвестно зачем принесенных домой, простенький электродетонатор.

Повеселел даже.

— Тащи с завода каждый гвоздь — ты здесь хозяин, а не гость! — напевал он, забивая матерчатый пояс-набрюшник оставшимся от прошлогодних поездок за рыбой толом. Взрывчатка похожа была на дешевое хозяйственное мыло и пахла военным детством.

Собрался на скорую руку. Побрил щетину.

Хотел зайти в церковь, но вспомнил, что христиане самоубийц не жалуют — и отправился в железнодорожные кассы за билетом до Питера.

В один конец…

Дом на улице Павловича он нашел без труда.

— Вы к кому? — остановил Ивана Тарасовича охранник.

— Я до Андрея Марковича.

— У вас назначено?

— Нет, сынку.

— А по какому вопросу?

Вид посетителя внушал охраннику не то, чтобы опасение, но нечто, отдаленно похожее на тревогу;

— Извините! В стороночку…

Лукашенко подвинулся, пропуская к турникету какого-то дядечку с лысиной:

— Пожалуйста.

Охранник внимательно глянул на разовый, выписанный в бюро пропуск, потом с ног до головы ощупал лысого специальным детектором:

— Что это у вас звенит?

— Ключи! — Посетитель без препирательств и разговоров продемонстрировал металлическую связку.

Охранник еще раз проверил:

— Все?

И убедившись, что действительно все, пропустил его в офис. Потом перевел взгляд на Ивана Тарасовича:

— Так по какому вопросу?

— Я по этому, как его… личному! — выдавил Лукашенко. Он уже понял, что дальше поста со своим самодельным взрывным устройством не пройдет ни за что.

— По личному надо договариваться. Вон, телефон в холле… Да нет, справа. Позвоните секретарю, она все объяснит.

— Спасибо, сынку!

Иван Тарасович подошел к аппарату, набрал номер, что-то для виду стал говорить насчет своего магазина в Киеве… Выслушав объяснения и совет обратиться к директору по сбыту, повесил трубку.

Постоял, изучая красивый рекламный стенд, на центральной фотографии которого ласково улыбался читателям господин Удальцов.

— Вот ты який…

Теперь он решил действовать по-другому.

Ведь этот самый Андрей Маркович когда-нибудь выйдет из здания? Выйдет!

Вон, машина, самая большая из стоящих перед издательством, наверное, его?

Выйдет, шагнет через тротуар… Лукашенко встал перед матово-стеклянным фасадом «Первопечатника» так, чтобы в нужный момент успеть приблизиться к господину генеральному директору.

Чтобы схватить его, стиснуть и тысячу раз повторенным в мечтах движением соединить контакты запотевшей в кармане ладонью.

Взрыв! Очистительный взрыв — и зло погибнет.

Погибнет.

Так, что цена уже будет совсем не важна…

— Согласитесь, история с самого начала попахивала кустарщиной. Этакая клубная самодеятельность, верно?

— Ничего себе! — Виноградов представил себе кадры телевизионного репортажа: залитый кровью асфальт, тела прохожих…

— Я имею в виду чисто техническую сторону, — поправился Михаил Михайлович. — Подрывное дело требует специальной подготовки.

И зачем-то добавил:

— Это вам не рыбу глушить!

— Так почему все-таки рвануло?

— Трамвай… Представляете себе: поворот, провода на дожде заискрили, дали очень мощный электрический разряд. А детонатор у покойного Лукашенко был практически без степеней защиты.

Несколько метров они прошли в тишине.

Во-первых, требовалось подвести некую символическую черту под этой частью беседы, да и сам процесс ходьбы требовал внимания.

Вдоль дорожки, по обе ее стороны, тянулось холодное, серое месиво, и нужно было очень аккуратно ставить ноги, чтобы не поскользнуться и не набрать воды в туфли.

— Вообще-то омерзительное зрелище — первый осенний снег. Верно?

— Ну, поначалу смотрится неплохо. Но утром… Скажите, Михаил Михайлович, я правильно высчитал схему?

— Да, — вопреки ожиданиям Виноградова Пономаренко ответил просто, без условий и оговорок.

Они уже вышли за ограду кладбища, когда спутник Владимира Александровича заговорил — судя по интонации, он не просто рассказывал адвокату обоим прекрасно известные вещи, но старался его в чем-то убедить:

— «Первопечатник» получал от фиктивной реализации пятидесятитысячного тиража каждой толстой книги примерно пятьсот миллионов рублей, при фиктивных же затратах примерно в четыреста, показывая прибыль с каждого нового издания в сотню «лимонов».

— Хороший бизнес!

— Да, неплохой. Но фактически тратилось на тираж миллионов сорок пять, редко больше.

Виноградов кивнул:

— Точно! И по моим прикидкам — процентов двенадцать-семнадцать.

— Они покупали рукописи, не читая, лишь бы набирался нужный объем. Гонорары платили неплохие, причем все официально. И за оригинал-макет тоже: оформление, набор, верстка, корректура… На круг — миллионов тринадцать. А дальше начинались чудеса. Бумага, полиграфические материалы, типографские работы и прочее обходилось им в десять раз дешевле, чем по всем документам! Знаете, за счет чего?

— Знаю.

Но Михаил Михайлович пропустил эту реплику мимо ушей и продолжил:

— За счет того, что фактически делалось не пятьдесят, а пять тысяч экземпляров. Пять! Таллиннскому представительству «Первопечатника» переводилась сумма за полный тираж, там ее конвертировали и уже валютным эквивалентом отправляли в Финляндию, на счета фиктивных фирм. С этих счетов «чистые» денежки расползались дальше по свету, а на остатки крохотная эстонская типография печатала реальный тираж. Ясно?

— А потом эти пять тысяч привозили обратно в Россию.

— Совершенно верно. На случай проверки у них были документы, что это просто транзитный довоз по претензии получателя. А основное, якобы, шло через российскофинскую границу, прямо от «изготовителей».

— Но как же…

— Пока господин Удальцов «честно» платил все таможенные пошлины на ввоз обратно якобы изготовленных за рубежом книг и налоги от «реализации» тиражей, у органов валютного и внешнеэкономического контроля вопросов возникнуть не могло. По бумагам все красиво: «паспорт сделки», перевод денег за рубеж, возврат товара, его продажа, новая сделка… И так — три-четыре раза в месяц!

Владимир Александрович понимал механизм аферы, но масштабы его впечатляли:

— Да, в отличие от операций с «воздухом» и обыкновенной перекачки денег туда-сюда товар можно было потрогать — вот они, книги! Реальные, красивые, с картинками…

— Да, за счет этих экземпляров, продававшихся через лоточников и мелкие магазины, создавалась иллюзия присутствия товара на книжном рынке. А реально на каждом тираже, затратив со всеми накладными расходами миллионов восемьдесят, они получали пятьсот. Но за что? Если финны ничего не печатали, в страну ввозилась одна десятая часть, а значит, и продавать было нечего?

Владимир Александрович сам знал, что из ничего ничего и не бывает, но версию решил выслушать. Сейчас они со спутником уже были на оживленной улице, и до метро оставалось не так далеко.

— Через фирмы, которые считаются якобы постоянными оптовыми покупателями тиражей господина Удальцова, легализовывались криминальные доходы ряда российских организованных преступных сообществ.

— Мафия, — хмыкнул Виноградов.

— Наличные деньги приходовались через кассу как выручка от якобы проданных книг. Затем, в виде безналичных платежей по договорам, они поступали на счет «Первопечатника». Оттуда — далее по схеме.

— Постоянная оптовая сеть… — Владимир Александрович припомнил список Студента, — Но ведь были и другие организации, от которых приходил «безнал»?

— Да. Вы имеете в виду «Науку-девять»?

— Допустим.

— Это все жадность Андрея Марковича… Осторожнее! — Пономаренко схватил зазевавшегося адвоката за локоть и резко отдернул от края проезжей части.

В тот же момент мимо пронеслось ярко-желтое такси, едва не обдав обоих мужчин веером выбитой из-под колес грязной воды.

— Спасибо, — Виноградов стряхнул с брючин мелкие брызги.

— Так вот, насчет посторонних фирм… Все очень просто — банальная обналичка за небольшой процент! Составлялся фиктивный договор, господину Удальцову переводились на счет деньги за якобы проданную литературу. А он вычитал себе небольшие комиссионные и отдавал «черную» наличность, благо ее было полно.

В целом, такая ситуация вполне соответствовала догадкам Виноградова:

— Вообще-то, можно значительно дешевле. Терять чуть ли не четверть…

— Зато так было надежнее! При относительно невеликих накладных расходах процентов семьдесят «отмытой» по каждой такой операции суммы оставалось на Западе в виде абсолютно легальных капиталов! Происхождение которых не вызовет сомнения ни у одного банка, ни у одной полиции мира. Ясно?

— Допустим. А ваш интерес?

— Опять об этом!

Виноградов не рассчитывал на ответ, но инициативу из рук выпускать не хотелось:

— Сколько с каждой сделки имела «контора»?

Михаил Михайлович рассердился и довольно натурально сплюнул себе под ноги:

— Я не знаю, что там вам наплел господин Тоом! Но ФСБ об этом узнало только после того, как была отфиксирована активность их экономической разведки вокруг «Первопечатника». Мы, естественно, начали разбираться, что к чему, уяснили происхождение денег и схему их оборота, но… — Пономаренко остановился, заставив то же самое сделать и Владимира Александровича: — Не отдавайте ничего эстонцам. Прошу вас!

— Почему? — сделал удивленные глаза Виноградов.

— Они не собираются никого разоблачать, они просто хотят перехватить контроль за этим каналом нелегальной перекачки денег!

— У кого перехватить? У вас? — адвокат продемонстрировал полное непонимание.

— Господи, опять двадцать пять! — Видимо, отчаявшись, собеседник заговорил значительно жестче: — Послушайте, ведь по новому Кодексу государственная измена — это не только шпионаж или выдача государственной тайны. Это еще и, простите за цитату, «иное оказание помощи иностранному государству, иностранной организации или их представителям…». Припоминаете?

— Разумеется! Но и дальше помню: «…или их представителям в проведении враждебной деятельности в ущерб внешней безопасности Российской Федерации». Верно? Так что не надо насчет государственной измены, а то обижусь.

— Да, конечно, — после довольно-таки продолжительной паузы вынужден был согласиться Михаил Михайлович.

Как-то незаметно они оказались у самого входа в метро и встали в сторонке, чтобы не мешать пассажирам.

— Состава преступления нет. Но…

— Раньше это называлось — гражданская позиция! — любезно подсказал Виноградов.

— Вот именно.

— А что, собственно, так уж не устраивает контрразведку в моей гражданской позиции? Каким образом удар по бандитской кассе наносит ущерб внешней безопасности государства? Вы же ведь не станете утверждать, что основой конституционного строя, суверенитета и территориальной целостности России являются доходы от организованной преступности?

— Однако эстонские спецслужбы…

— Да пропади они пропадом, эти прибалты! Вместе со Средней Азией и всеми республиками солнечного Закавказья! Но я — адвокат. И привык выполнять обязательства перед клиентами. — Под сердцем у Виноградова зашевелилось нечто, похожее на сомнение в собственной правоте. — Впрочем, все равно слитком поздно… Хотите — верьте, хотите — нет, но материалы по «Первопечатнику» уже переданы людям Уго Тоома. И ониэту информацию используют как надо! В отличие от вашего начальства.

Михаил Михайлович покачал головой:

— Почему вы нас так не любите?

— Ребята, а за что вас любить? — искренне удивился Владимир Александрович.

— И не боитесь?

— Боюсь. Но на свете есть столько причин для страха, что ваша «контора» находится только где-то в середине списка.

— Неужели?

— Знаете, Михаил Михайлович, в России порядочному человеку даже не прилично как-то хоть разок не посидеть в тюрьме. Вот лет через двадцать спросят, почему не сидел — что ответишь?

Собеседники помолчали, глядя друг на друга с некоторым сожалением. Наконец Михаил Михайлович покачал головой:

— Зря! Честное слово жаль, что вы мне так и не поверили.

— Ничего не поделаешь.

Владимир Александрович пожал протянутую для прощального пожатия руку и прежде, чем скрыться за стеклянной дверью, обернулся:

— Может, как-нибудь в следующий раз?

— Да не пошел бы ты! — вздохнул Пономаренко. — Доживи сначала до следующего раза…