Последняя обойма

Глава вторая

ДРА; Кабул – Хост

Спустя тридцать минут «уазик» командующего лихо подкатил к штабу 40-й армии и тормознул точно напротив входа. Подхватив объемную сумку с личными вещами, Воронов вошел в прохладный полумрак. Оставив свой багаж у дежурного по штабу, постучал в дверь с табличкой «Командующий ВВС».

– Товарищ генерал-лейтенант, генерал-майор Воронов прибыл для дальнейшего прохождения службы, – переступив порог кабинета, ровным голосом доложил Андрей.

Кабинет был огромным, вероятно совмещал в себе рабочее помещение командующего, комнату отдыха, зал совещаний, лобное место и еще бог знает что. Параллельно ряду окон стоял длинный стол для подчиненных, одним торцом граничивший с полированным начальственным столом. Позади на стенке висел большой портрет генерального секретаря. Под ним сидел генерал-лейтенант авиации Филатов Леонид Егорович. Старый опытный вояка, послужным списком которого штабисты пугали молодых лейтенантов. Филатов был крепко сбит, высок и громогласен. Дипломатии чурался, рубил в глаза правду-матку, за провинности наказывал строго, но справедливо.

Выслушав доклад, он отложил авторучку, поднял голову и пристально поглядел на вошедшего офицера. Во взгляде читалась неприязнь.

«С чего бы? – подумал Андрей. – Накосячить еще не успел. Не выскочка, не из блатных, в родне – ни одного штабного. И раньше с Филатовым никогда не пересекались. Странно…»

– Присаживайтесь, – пробурчал генерал-лейтенант.

Новый заместитель устроился за длинным столом; рядом на стул поставил тонкий кожаный портфель, недавно подаренный супругой.

Командующий ВВС недовольно пожевал губами, снял очки в тонкой металлической оправе и сухо произнес:

– Я ознакомился с вашим личным делом. И, к сожалению, сделал выводы отнюдь не в вашу пользу.

– Могу узнать почему? – вскинул брови Андрей и невольно покосился на генсека. Тот тоже смотрел с портрета с подозрением и недовольством.

Воронов и впрямь был удивлен подобным заявлением, ибо с момента получения лейтенантских погон не имел ни одного взыскания. Все обстояло прекрасно и с боевой подготовкой, и с воинской дисциплиной, и даже с пресловутой морально-политической составляющей.

– Насколько я понял, вы совершенно не жалуете штабную работу, – пояснил причину новый шеф. – Вместо взаимодействия с разведкой и оперативным отделом вы предпочитаете прохлаждаться на аэродроме. Верно?

– Почему же прохлаждаться? – попробовал возразить Андрей. – Скорее, работать и готовить смену.

– Можно подумать, кроме вас, некому подготовить молодежь. К чему эти ваши регулярные полеты? До сих пор не налетались? Вот скажите, к примеру, зачем во время последней стажировки вам понадобилось осваивать штурмовик «Су-25»? Вы же вертолетчик!

– Товарищ генерал, я готовился командовать большим авиационным соединением, в котором помимо вертолетов будут и самолеты различного назначения. Чтобы грамотно командовать, нужно знать авиационную технику и желательно уметь на ней летать. Вы же сами прекрасно об этом знаете.

– Демагогия, Андрей Николаевич. Сущая демагогия.

Воронов ненавидел слово «демагогия». Обычно оппоненты в спорах прикрывались им в тот момент, когда заканчивались относительно разумные аргументы и попросту нечем было возразить.

В общем, разговор не клеился. И причин тому имелось целых две.

Во-первых, внешне Воронов совершенно не походил на заместителя командующего ВВС армии. Молодцеватый, подтянутый; седина только начинала пробиваться на висках, но из-за короткой стрижки разглядеть ее было невозможно. Андрей не курил, алкоголем никогда не злоупотреблял, фигуру благодаря регулярным занятиям спортом имел атлетическую.

Второй причиной являлся возраст. Если бы не генеральский мундир с академическим ромбиком и орденскими планками – никто бы не дал ему сорока лет. Одним словом, мальчишка против матерого Филатова, которому скоро должно было стукнуть шестьдесят.

Первые две недели пребывания Воронова в новой должности получились суетными и трудными. Они совершенно не походили на те времена, когда он поднимал в воздух на боевые операции эскадрилью или полк. Тогда все было проще и яснее, а теперь на его плечи давила громадная ответственность за тысячи подчиненных.

Сначала он безвылазно торчал в своем кабинете, находившемся в левом крыле штаба армии – разбирал бумаги и вникал в задумки, которые не успел завершить предшественник. Новая «богадельня», как окрестил свою рабочую зону Андрей, ничем не отличалась от кабинета командующего ВВС, разве что имела меньшую площадь, а висевший над головой портрет генсека был поскромнее и выцвел от яркого солнца.

Всего через авиационное соединение 40-й армии в порядке ротации поэтапно прошло большое количество авиационных частей и подразделений. Среди них – одиннадцать истребительных полков, отдельный разведывательный авиационный полк, штурмовой авиационный полк, отдельный смешанный авиационный полк, семь истребительно-бомбардировочных полков, четыре вертолетных полка, девять тяжелых бомбардировочных полков и более десятка отдельных авиационных эскадрилий. На момент вступления в должность Воронова ВВС армии насчитывали пять полков, две отдельные эскадрильи, а также многочисленные части авиационно-технического и аэродромного обеспечения. По приказу Филатова все это огромное хозяйство Андрею пришлось инспектировать, знакомясь с командным составом, а заодно проверяя состояние материальной части и боевую подготовку.

Ну, а после ознакомления с «хозяйством» началась будничная штабная работа…

Сразу после ввода 40-й армии в Афганистан ее первым командующим была внедрена практика проведения ежедневных совещаний, начинавшихся в семь часов утра. Сохранилась данная практика надолго, ибо во время совещаний тщательно анализировалась обстановка, уточнялись задачи воинским частям на предстоящие сутки. Вернее, на день и на всю последующую ночь, так как боевики активизировались именно с наступлением темноты.

В силу своих новых обязанностей на каждом совещании присутствовал и Воронцов. А после его окончания запрыгивал либо в транспортный вертолет, либо в машину и мчался для инспекции в очередную авиационную часть.

Через две недели подобного графика он почувствовал такую жуткую усталость, что едва не уснул на ближайшем совещании. «Все, пора встряхнуться, развеять мозги и размять суставы», – решил он про себя, незаметно глянув на часы.

Ровно через час Андрей был на ближайшем аэродроме, где размещался штурмовой авиационный полк. Встряска, которую он задумал, заключалась в самостоятельном вылете на разведку на новеньком «Су-25». Воронов обожал небо и всегда летал с удовольствием на любой технике, включая истребители, штурмовики и, конечно же, родные «вертушки». Полеты бодрили лучше любого кофе, восстанавливали силы, отвлекали от мрачных мыслей. В общем, помогали прийти в себя.

О необходимости разведывательного вылета в район высоты «3234» над дорогой в город Хост как раз говорили на только что прошедшем совещании в штабе армии. Коли есть задача, значит, ее нужно выполнять. Ну, а кто полетит на разведку – дело третье. Это уже никого не касается.

Обойдя машину, Андрей произвел предполетный осмотр. Техник самолета не отставал, выдерживая почтительную дистанцию в два-три шага.

– Боеприпасы в норме? – не оборачиваясь, спросил генерал.

– Так точно – под завязку.

– Когда в последний раз летала машина?

– Позавчера. Командир эскадрильи облетывал по кругу после регламента.

– Замечания были?

– Никак нет.

– Ясно. Поехали…

Техник придержал короткую лесенку, по которой летчик забрался в кабину, затем поднялся по ней сам, помог застегнуть лямки подвесной парашютной системы и закрыл на замки откидную часть фонаря.

Загудел генератором стоявший у левого крыла специальный автомобиль. У штурмовика ожил один двигатель, другой. Во время их запуска и проверки оборудования техник поддерживал связь с летчиком при помощи специального переговорного устройства.

Наконец, самолет плавно тронулся с места и, следуя точно по разметке, покатил к предварительному старту…

Афгано-пакистанская граница подкидывала один неприятный сюрприз за другим. Командование ограниченного контингента советских войск пыталось держать ее под контролем, однако сложнейший рельеф местности и огромная протяженность изломанной линии, превышавшая две тысячи шестьсот километров, не позволяли сделать это уверенно. Едва ли не каждый день трудившиеся над картами сотрудники оперативного отдела штаба армии рисовали в приграничных квадратах красный пунктир и стрелки, обозначавшие шедшие из Пакистана караваны или прорывавшиеся с боями банды боевиков.

Не отличался спокойствием и район вокруг высоты «3234», находившийся в зоне ответственности 345-го гвардейского отдельного парашютно-десантного полка. Десантники неплохо сдерживали противника на вверенном рубеже, однако из-за нехватки личного состава не всегда своевременно получали разведданные о перемещениях противника. Для решения данной задачи и отправился в полет генерал Воронов.

Денек выдался ясным, солнечным. Прозрачный сухой воздух позволял фиксировать наземные ориентиры на дистанции до пятидесяти километров. Впрочем, для жаркого и засушливого местного климата такая погода не была редкостью.

Мягко контролируя ручку управления, Андрей улыбнулся, пытаясь припомнить, когда в последний раз видел в афганском небе облака или ощущал приятные капли дождя.

Набрав над аэродромом безопасную высоту, он запросил у руководителя полетов отход от точки. Получив разрешение, отвернул на нужный курс, включил секундомер и поправил светофильтр на защитном шлеме, чтоб прикрыть глаза от светившего солнца.

До района, в котором требовалось провести разведку, предстояло плестись на крейсерской скорости чуть менее пятнадцати минут. Далее следовало снизиться и пройти вдоль дороги, ведущей в город Хост. Желательно дважды и в разных направлениях, чтобы установленная на самолете фотоаппаратура зафиксировала более широкую полосу местности.

– Пятнадцать минут абсолютной свободы, – прошептал Андрей, с удовольствием оглядывая слегка размытую линию горизонта. – Ни совещаний, ни писанины, ни нудных проверок. Красота…

Он любил находиться в кабине самолета или вертолета, любовно поглаживая ручку управления и поглядывая на приборы, любил больше, чем наземную суету, мало связанную с летной работой.

Здесь, «за речкой», из-за боевых действий все обстояло иначе: бестолковая рутина была сведена к минимуму. Зато в Союзе в авиационных гарнизонах летному составу приходилось заниматься черт-те чем. Если позволяли метеоусловия, то, как правило, выполняли две летные смены в неделю – чисто дневную и смешанную. Еще два рабочих дня уходило на предварительную подготовку к полетам; для молодежи эта подготовка была необходима как воздух, а опытные летчики и штурманы со скучающим видом в тысячный раз повторяли меры безопасности, действия при отказах техники, способы ведения ориентировки… Все остальное время, за исключением воскресенья, командование гоняло летный и технический составы по различным мероприятиям. Дабы не затосковали и не начали пить, им читали лекции замполиты и заезжие корреспонденты военных изданий. Их гоняли на аэродром для проведения паркового дня или для выщипывания травки, пробившейся между бетонных плит рулежных дорожек. Им устраивали муштру при полном параде и строевые смотры. Их заставляли мести дорожки в гарнизоне или днями напролет сидеть в душных классах на командирской подготовке.

Андрей сравнил местность с полетной картой, затем глянул на часы. До района ведения разведки оставалось около трех минут. С тех пор как душманы начали получать ПЗРК «Стингер», полеты до заданных точек и районов выполнялись на большой высоте. Вот и сейчас Воронов плавно перевел РУДы на малый газ, приступив к снижению до рабочей высоты.

«Дорога», – вскоре заметил он мелькнувшую впереди тонкую ленточку. Она извивалась между горных цепей с запада на восток; в двадцати километрах от Пакистана она поворачивала к северу и относительно прямой линией тянулась вдоль левого берега узкой речушки.

К началу плавного изгиба серо-коричневого русла штурмовик занял необходимую высоту. Воронов установил скорость, подкорректировал курс и, щелкнув тумблером, приготовил к работе две бортовые фотокамеры.

Первый проход вдоль тридцатикилометрового участка дороги Андрей выполнил южнее реки, фотографируя равнинную часть ее поймы, ширина которой достигала пятнадцати километров. Вплотную к реке зеленели обработанные и засеянные поля, тут и там встречались селения и отдельно стоящие домишки простых дехкан. Южнее местность представляла собой выжженную солнцем равнину, тянувшуюся до пограничных с Пакистаном хребтов.

Дойдя до города Хост, Воронов выполнил разворот на сто восемьдесят градусов и пошел обратным курсом, фиксируя на пленку гористый левый берег. Под хребтами проходила основная дорога, соединявшая Хост с центральными и западными провинциями.

Дорога пустовала. За редкими автомобилями тянулся длинный шлейф пыли. Гораздо чаще под плоскостями самолета мелькали гужевые повозки или небольшие группы пеших путников. Левее дороги тянулся северный берег реки – такой же пестрый из-за домишек и прямоугольников засеянных полей. Правее маршрута полета рельеф повышался, превращаясь из равнинного в горный.

Перемахнув очередное ущелье, Андрей двинул ручкой управления. Самолет-разведчик послушно подвернул в сторону крутого дорожного излома. Миновав его, пилот намеревался закончить съемку района и приступить к набору высоты.

В последний раз осмотрев местность с относительно небольшой высоты, Воронов выключил фотоаппаратуру, потянул ручку на себя и вздохнул: «В этом полете обнаружить противника не получилось…»

Буквально через мгновение он резко положил машину на бок, вывел двигатели на взлетный режим и, заложив крутой вираж, ушел от длинной, тянувшейся от склона хребта, оранжевой трассы.

Ушел. Спасло, что за секунду до этого Андрей приступил к набору высоты. Оставайся он на прежнем эшелоне – несколько пуль, выпущенных из крупнокалиберного пулемета, наверняка достигли бы цели.

Выполняя противозенитный маневр, Воронов успел заметить точку, из которой исходили огненные всполохи. Закончив полный вираж, он отыскал на склоне это место, поймал его в перекрестье прицела и выпустил несколько неуправляемых ракет. Через мгновение склон скрылся из виду за облаками пыли и дыма.

Андрей доложил о выполнении задания, об уничтожении пулеметной точки и развернулся в сторону базы…

Ближайшее совещание у командующего началось не как обычно – с доклада начальника разведки армии, а сразу с выступления начальника штаба. Случилось это потому, что вернувшийся на базу самолет-разведчик добыл очень ценные сведения.

– …А вот на этой увеличенной фотографии отчетливо видно, как два боевика транспортируют пусковые устройства «ПЗРК FIM-92 «Стингер». И как минимум четыре моджахеда несут контейнеры с ракетами для них, – увлеченно докладывал начальник штаба ВВС армии генерал-майор Афанасьев. – А вот здесь, – указал он на следующий снимок, – если дать максимальное увеличение, можно рассмотреть снятый со станка крупнокалиберный пулемет. Судя по характерному дульному тормозу, это «ДШК», скорее всего произведенный компанией Pakistan Ordnance Factories под индексом «Тип 54»…

Стоя у огромной карты, Афанасьев периодически поворачивался к висящим рядом свежим фотографиям и с жаром объяснял офицерам штаба авиации запечатленные на снимках детали. По всему выходило, что разведчик слетал в опасный приграничный район не зря. На каждом из отобранных фото виднелись длинные цепочки людей и мулов, идущих вдоль пологих горных склонов.

– …Таким образом, товарищ командующий, предоставленные разведчиком данные еще раз подтверждают интенсивное передвижение банд и разрозненных вооруженных групп от пакистанской границы в глубь афганской территории, – закончил доклад Афанасьев.

Дослушав подчиненного, командарм удовлетворенно кивнул, бросил на стол карандаш и поднялся. Тяжелой походкой он прошелся вдоль длинного стола, остановился у висящих рядом с картой фотографий и, поправив очки, еще раз внимательно просмотрел каждую. Присутствующие на совещании подчиненные молча ждали. Ждал и сидевший в числе других заместителей командующего ВВС генерал Воронов.

– Хорошая работа, – наконец оценил командарм. И перешел к делу, ради которого собрал расширенное совещание: – Что ж, кое-что проясняется. Думаю, пора приоткрыть завесу секретности и прояснить ситуацию, ради которой мы по крупинке собираем информацию о положении дел в ущелье.

После этих слов обстановка в кабинете переменилась: у тех, кто незаметно зевал, сонливость моментально исчезла, сидевшие в первых рядах оживленно закрутили головами.

– В Министерстве обороны принято решение провести штурм ущелья и уничтожить засевших там моджахедов, – продолжил командующий. – Может возникнуть вопрос: почему принято такое решение? Ведь между нами и Масудом заключено перемирие. Объясняю. Во-первых, отряды Ахмад Шах Масуда систематически это перемирие нарушают, нападая на транспортные колонны. Во-вторых, Масуд и его люди стали избегать контактов с нашей разведкой. Все это красноречиво говорит о том, что предыдущие договоренности соблюдаться ими более не будут. Из этого следует, что штабу армии надлежит в кратчайший срок разработать план наступательной операции в Панджшерском ущелье, куда стекаются разрозненные банды, столь удачно сфотографированные аппаратурой самолета-разведчика. Итак, приказываю: начальнику штаба и заместителям…

Названные должностные лица дружно поднялись.

– …приступить к разработке операции; о ходе планирования операции докладывать мне дважды в сутки. И последнее, – взгляд командующего остановился на Филатове. – Не могу не оценить отменную выучку и мастерство пилота, слетавшего на разведку в район города Хост. По докладу начальника штаба, он, к тому же завершив задание, умудрился уничтожить огневую точку. За такую работу не мешает представить к награде. Как, кстати, фамилия летчика?

Филатов замялся и сурово посмотрел на своего заместителя.

– Генерал Воронов – доложите…

Андрей проглотил вставший в горле ком и резко выпрямился, вытянувшись в струнку…

Что ответить? Летал самовольно – командующего ВВС в известность не поставил. Но для него это был обычный, ничем не выдающийся полет. Да и отправился он на разведку скорее от скуки, чтоб проветрить распухшую от совещаний и бумаг голову. А тут на тебе: отменная выучка, мастерство, награда…

– Я выясню его фамилию, товарищ командующий, – выдавил он.

Командарм вскинул седые кустистые брови:

– Вы не знаете, кто выполнил этот полет?!

Внезапно в разговор вмешался давний знакомый Андрея – член военного совета генерал-майор авиации Чесноков.

– Товарищ Воронов у нас скромный, – с плохо скрываемой издевкой произнес он. – Он сам и летал на разведку.

– Вы сами? – удивленно переспросил командующий.

Воронов вздохнул.

– Так точно.

– Мальчишество какое-то!

Под суровым взглядом командарма Воронов слегка побледнел.

Пару секунд подумав, командарм распорядился:

– Все свободны. А вас, Леонид Егорович, и вас, Андрей Николаевич, попрошу задержаться…

– …Ничего особенного, кроме одной детали, – сидя за столом, улыбался Лешка Максимов.

– Колись, что за деталь, – разлил по стаканам водку Андрей.

– Хорошая деталь. Нужная. Представляешь, я наконец-то разошелся с Любкой.

– Ты?! Разошелся с Любой?!

– Ну да. А что в этом удивительного? Ты же знаешь, как мы с ней жили…

Жили они действительно странно. Служба Алексея проходила на глазах Воронова за исключением нескольких лет, проведенных в военных академиях. Посему практически обо всех нюансах семейной жизни товарища Андрей имел представление. В частности, знал о том, насколько счастливыми и теплыми были отношения супругов в первые годы после свадьбы: стихи, цветы, объятия, прогулки под луной. Видел и то, как эти отношения постепенно охладевали, а семейная жизнь превращалась в ад.

Лет через семь-восемь – когда друзья-однокашники стали старшими офицерами – Лешка впервые серьезно задумался о разводе. Мрачный и молчаливый, с потемневшим лицом он нехотя возвращался с полетов домой. И чем ближе подходил к своей панельной пятиэтажке, тем медленнее и короче становились его шаги. И все потому, что дома находилась Любка. Сидела, развалившись на диване, и ничего не делала. Спала до десяти утра, потом красила ногти, часами просиживала у зеркала, смотрела телевизор или читала взятые у подруг книжки. При этом исправно тратила зарплату мужа, да еще ворчала и вечно была чем-то недовольна.

А что же Лешка? Тогда он был типичным слабовольным подкаблучником: ходил полуголодным в плохо отглаженном мундире, с заветной мечтой придушить свою бывшую возлюбленную.

– Как же ты решился уйти от Любки? – проглотив водку, спросил Воронов.

Товарищ последовал его примеру: выпил, стукнул о стол донышком стакана, закусил. И, поморщившись, принялся рассказывать:

– Не поверишь, Андрюха, – случай помог. Ей-богу!..

Воронов сидел напротив друга, слушал, подливал из бутылки в стаканы и незаметно вздыхал…

Утром после окончания совещания он по приказу командующего ВВС задержался в его кабинете. И получил форменный разнос. «Какого черта самовольничаешь?!» «Зачем рисковал жизнью?!» «Здесь и без тебя хватает классных летчиков!..» И это еще были самые ласковые выражения, слетавшие с уст седого командующего. Остальные Андрей предпочитал не вспоминать. Рандеву закончилось взысканием. «На первый раз объявляю вам выговор, товарищ Воронов, – чуть поостыл под конец Филатов. – И впредь запомните: каждый свой вылет вы должны лично согласовывать со мной. Понятно?»

…«Понятно», – снова вздохнул молодой генерал и поднял стакан.

…После разноса он позвонил своему однокашнику, командовавшему вертолетным полком, и напросился к нему в гости.

«Конечно, приезжай! – радостно прокричал тот в микрофон рации. – Сто лет нормально не сидели!»

Полк располагался неподалеку, и уже через тридцать минут Воронов тискал в дружеских объятиях полковника Максимова. Лешкин кабинет в штабе полка вообще напоминал кладовку с маленьким письменным столом, облезлым холодильником «Саратов-2», пятью скрипучими стульями, двумя книжными шкафами и скатанным в валик матрасом в углу. Вместо полноценного портрета генерального секретаря на стене висела засиженная мухами открытка. Но благодаря плотным шторам на окне и приятной прохладе, пилось и вспоминалось здесь отлично.

Алексей прервал рассказ о разрушенной семейной жизни. Друзья выпили, закусили, помолчали под мерное урчание кондиционера.

– Ты чего сегодня такой смурной? – заметил Лешка неладное в поведении товарища.

– Не обращай внимания. Рассказывай дальше.

– А что дальше?.. После того как Любка выставила меня за дверь, сижу на лестничной клетке и думаю, что делать. Состояние хреновое – хоть стреляйся. Вдруг гляжу, по лестнице инженер полка поднимается – майор Петровский. Помнишь такого?

– Конечно. Молчаливый такой, спокойный.

– Точно. Несмотря на то что мы были соседями, я его не особо знал – здоровался только при встрече. А тут он быстро смекнул, в чем дело, и к себе пригласил. Я и вякнуть не успел, как он стол накрыл и запотевшую бутылку посередке поставил. Выпили, познакомились, разговорились… Отличный мужик оказался, между прочим! Семья его на тот момент у тещи гостила, вот мы и оторвались по полной.

– Постой, Леха. Ты же говорил о каком-то счастливом случае.

– Верно, говорил. Случай свел меня с Петровским. А тот каким-то неведомым образом раскрыл мне глаза на жизнь мою непутевую. В общем, после долгого застолья я, шатаясь и опираясь о стены, отправился домой. Попинав дверь, услышал в коридоре возню. Открыла заспанная Любка – злая и готовая броситься в драку. Но я успел первым. Наотмашь. С правой. Утром просыпаюсь – башка трещит с похмелья, ничего не помню. Собрался, ушел на службу. А вечером не узнал ни квартиру, ни жену. Все чисто, бельишко сохнет постиранное, пахнет только что сваренным борщом. И счастливая Любка стыдливо прячет фингал под левым глазом.

– Так, стоп. Ничего не понимаю, – мотнул головой Воронов. – Это ж хеппи-энд. А почему вы разошлись-то?

– Как оказалось, положительный эффект от физического воздействия продолжается в течение месяца, а далее все возвратилось на круги своя. В общем, подумал я, погоревал и решил завязывать с Любкой. Не мог же я ее лупить каждые тридцать дней!

– Да, бить женщину – это не дело, – согласился Андрей. – Лучше поискать более подходящую пару.

Лешка хитро улыбнулся.

– Я именно так и поступил.

– Как?

– Сейчас увидишь.

– Что увижу?

Ответить командир полка не успел – в дверь кто-то тихо постучал.

– Открыто!

Дверь скрипнула; в кабинет заглянула симпатичная девушка лет двадцати пяти.

– Разрешите?

– Заходи-заходи, – поторопил Алексей. Придвинув к накрытому столу третий стул, представил гостью: – Знакомься: Жанна – машинистка из штаба моего полка.

Увидев генеральскую форму, девушка засмущалась.

– Андрей, – привстав, кивнул Воронов.

– А можно узнать отчество? – робко спросила она.

– Давайте обойдемся без отчеств. Просто Андрей.

– Ладно, попробуем…

Жанна оказалась вполне компанейской барышней с хорошим воспитанием и отменным чувством юмора. При этом она ни на миг не забывала о субординации, а также взяла на себя роль заботливой хозяйки – соорудила из нехитрых запасов бутерброды и даже побаловала мужчин легким салатом. Одним словом, через час троица общалась так, будто знала друг друга с детских лет.

Скорее всего, застолье и дальше бы проходило с исключительно положительными эмоциями, если бы в кабинет командира полка не пожаловал еще один гость.

– Да, – недовольно отреагировал на стук Максимов.

Дверь распахнулась, и в помещение ввалился тучный офицер, в котором Воронов узнал еще одного однокашника – Бориса Соболенко.

– О, товарищ генерал! – растянул он пухлые губы. – Вас теперь только так можно величать или разрешите по старой памяти – по имени?

Не ответив на едкую шуточку, Андрей пожал его руку…

В Сызрани Борька учился в параллельном классном отделении. Предметы знал плохо, экзамены и зачеты сдавал еле-еле, летал крайне слабо. Зато был пламенным активистом, дисциплину не нарушал и, регулярно заискивая перед начальственным и преподавательским составом, все-таки сумел окончить училище, получить диплом и лейтенантские погоны. Распределившись в один из вертолетных полков, вскоре понял, что летную карьеру ему не осилить, и поэтому пошел вверх по партийно-политической линии: тащил комсомольскую организацию подразделения, вступил в партию, стал замполитом эскадрильи. В полк к Максимову прибыл уже парторгом.

– Что за праздник? – Борька без приглашения уселся за стол.

Лешка поморщился, при этом багровость его щек приобрела несколько сероватый оттенок.

– А ты разве не рад встрече с Андреем? – спросил он, прищурившись. – Не рад, что он стал генералом?

– Почему же? Рад, конечно!

– Тогда не задавай глупых вопросов. – Лешка поставил на стол еще один стакан и плеснул в него водки. – Садись, пей.

Ответ резанул по больному самолюбию. Соболенко покосился на девушку, но промолчал – Воронов с Максимовым хоть и были ровесниками, но разница в положении была огромной. Один – полковник, командовал полком и являлся непосредственным начальником. Другой и вовсе взлетел до необозримых высот. Оба – летчики-снайперы, каждый имел за плечами под тысячи боевых вылетов; у обоих на кителях не хватало места для орденов и медалей. А что представляет собой Соболенко? Кое-как стал командиром экипажа, со скрипом получил второй класс, еле дорос до майора, но на политических и партийных должностях еще чуток подрос; из-за слабой летной подготовки во время боевых действий не выполнил ни одного самостоятельного боевого вылета.

– Ладно, – поднял он стакан и подцепил на вилку шпротину из банки. – За встречу, товарищи…

Через полчаса он покинул штаб полка и направился в свой кабинет, расположенный в одном сборно-щитовом здании с дивизионом связи. Кстати, это неординарное решение – поселить парторга подальше от офицеров штаба – тоже принадлежало Максимову. И тоже изрядно напрягало самолюбие Соболенко. В работе на отшибе успокаивали лишь две вещи.

Во-первых, практически никто не беспокоил. Не выспался ночью – ложись на сбитую из ящиков из-под бомб кушетку и спи хоть весь день напролет. Хочешь выпить или покушать – не проблема.

Во-вторых, радовало соседство со связистами. По просьбе парторга те наладили Соболенко закрытый канал связи с политотделом ВВС армии и членом Военного Совета.

Ввалившись в свой кабинет, Борис первым делом расстегнул пуговицы куртки и плюхнулся на стул под прохладу кондиционера.

С минуту он сидел неподвижно, взирая на противоположную стену. В преданности коммунистической партии Соболенко превзошел даже командующего ВВС 40-й армии – на стене во всю ее длину висели портреты двадцати пяти членов политбюро ЦК КПСС. Новенькие, цветные, под кристально чистым стеклом.

Очнувшись от тяжелых дум, парторг поднял трубку телефона специальной связи.

– Подполковник Соболенко, Отдельный вертолетный полк, – представился он оператору связи. – Соедините с членом Военного Совета генералом Чесноковым.

Покуда в трубке слышалось потрескивание, Борис дотянулся до пачки сигарет. Вытянув одну, щелкнул бензиновой зажигалкой и выпустил к потолку клуб сизого дыма.

Наконец, знакомый голос прогудел:

– Слушаю, генерал Чесноков.

– Здравия желаю, товарищ генерал! Подполковник Соболенко беспокоит, – выпалил парторг, позабыв о дымившейся сигарете.

– Слушаю.

– У меня не очень приятные новости.

– Докладывай.

– Сегодня ближе к вечеру в кабинете командира полка произошла форменная пьянка. Среди ее участников были замечены: генерал-майор Воронов, полковник Максимов и молодая девица.

– Вот как? – заинтересованно переспросил ЧВС. – А что за девица?

– Машинистка из штаба полка – младший сержант Жанна Прохорова.

– Вы в курсе, о чем они говорили?

– К сожалению, нет.

– Что ж, благодарю за сигнал. Будем разбираться, – проговорило начальство и положило трубку.