Та расплылась в улыбке, но ничего не сказала, подплывая к лысеющему невысокому мужчине. Про таких говорят, в ширину больше, чем в высоту. Максим напоминал бывшего боксера. Короткая шея, жесткий взгляд, руки-кувалды. Мужчина устроился на кушетке восемнадцатого века, которая ему совсем не подходила рядом с женой, судя по одинаковым кольцам их красного золота. При таких габаритах он бы куда лучше смотрелся восседающем на массивном кресле. Окинув комнату быстрым взглядом я приметила здесь коллекционное оружие, висящее на стенах, люстру из натурального хрусталя и дорогой персидский ковер. Дорого-богато, но совершенно безвкусно.
— Здравствуй, Макс.
Дэниел расслабленно присел на небольшое кресло с резными ручками, не дожидаясь приглашения. Мне ничего не оставалось, как сесть на его близнеца по правую руку от мужчины.
— И тебе привет. Кто твоя новая девочка?
Не позволив Дэниелу меня представить, я сказала:
— Меня зовут Дина. Я историк из России. И я не его девочка.
Максима мои слова, кажется, обрадовали. Он расплылся в улыбке.
— Ух какая! Мы, славяне, братья! — сказал он по русски, глядя на меня своими маленькими голубыми глазками. Красивая женщина рядом с ним гнула силиконовые губы в улыбке. Сейчас я могла заметить, что ей точно больше тридцати семи, но как и все женщины модельного типа, она отказывалась принимать свой возраст. Морщины тщательно удалялись, на лицо наносились горы макияжа. — Моя жена.
Сказал он, махнув в ее сторону рукой.
— Анастасия, — представилась она, прижимаясь к нему. — Я из Украины.
— Приятно познакомиться, — сказала я. Кругом наши, мелькнула в голове приятная мысль. Максим тут же перестал казаться страшным. Обычный стареющий мужик, мысленно застрявший в девяностых: — Может перейдем на немецкий, чтобы Дэниел нас понимал?
— А он и так понимает, правда, Даник?
Мой спутник и бровью не повел, произнеся по-русски лишь с тенью акцента:
— Понимаю. Сам знаешь, без русского языка в этом бизнесе делать нечего.
У меня челюсть отпала, вот… прохвост! Даниел посмотрел на меня и улыбнулся, как нашкодивший мальчишка. Я же почувствовала, что краснею, — значит он слышал все мои ремарки в свой адрес:
— Где ты был, когда Матиас упал с лестницы? — спросил Дэниел ровным голосом.
Он буравил Максима взглядом, словно подозревал его. Я переглянулась с Анастасией, женщина не выглядела сильно удивленной допросом. Вероятно ее мужа часто спрашивали о чем-то подобном.
— Ты за кого меня держишь?! — взорвался мужчина, доставая из-за пазухи огромный золотой крест: — Что б я убил старика? Я христианин!
Он порывисто перекрестился. Знала я такой тип христиан, для них папа Климент VI и создал систему индульгенций. И не важно, что ортодоксальная церковь сильно отличалась от католической — вариации этой системы пользовались популярностью везде. «Нагрешил — искупил, можно деньгами».
— С чего ты взял, что я подозреваю тебя в убийстве? — Дэниел торжествовал. Как по мне, не улыбаться надо было, а бежать. Лицо Максима пошло багровыми пятнами. Руки сжались в кулаки:
— Я что — дурак какой два и два не сложить? Слишком он удачно с лестницы упал до того, как назвал имя владельца.
— Ты хочешь сказать, протоколы не у тебя? — вот теперь лицо Дэниела помрачнело. Было так непривычно слышать, как он говорит по-русски. Интонации звучали немного неправильно, резали ухо, но в остальном в нем нельзя было заподозрить иностранца. Анастасия всплеснула руками:
— Какая я негостеприимная хозяйка! Вы хотите чего-нибудь? — в ее голосе отчетливо звучал украинский говор, как бы она не старалась тянуть гласные как москвичка. Мы с Дэниелом покачали головами, не хотелось мне ничего принимать от этой парочки, пусть мы и «братья-славяне». Максим собрался и наклонился вперед, напирая своими размерами:
— Да что б я делал в этом богом забытом городке, если б не приехал за именем владельца? Я думал перекупить эти бумажки, раз профессор собирался сказать, кому они принадлежат. Ты же сам знаешь, сколько ОН за них предлагал.
Загадочный “он”, был явно знаком Дэниелу. Тот откинулся на старинном кресле, пытаясь скрыть дрожь, охватившую его. Я благоразумно помалкивала, хотя на языке крутилось множество вопросов. Максим же продолжил:
— Когда я увидел на лекции тебя и Марка, то понял, что крупная игра намечается, и у вас тоже нет никаких зацепок. Думал, обставлю вас, зануд ученых, прижму старика в углу да выпытаю у кого протоколы. Но не успел, опередил меня кто-то…
Анастасия позвонила в серебряный антикварный колокольчик и в комнату вошла девушка в форме официантки с графином водки и разными закусками к ней. Женщина разлила напиток на две стопки, она каким-то шестым чувством догадалась, что я крепкое не пью. Мои руки потянулись к бутербродикам с семгой, пахнуть буду не очень хорошо, но не целоваться же мне потом. Максим взял одну стопку, вторую пододвинул Дэниэлу по гладкой поверхности стола.
— Ты же знаешь, я за рулем.
— Ты пришел ко мне и оскорбил, обвинив в убийстве. Меньшее, что ты можешь сделать, чтобы загладить вину — выпить со мной.
Под конец фразы тон Максима звучал совсем угрожающе. Дэниел вздохнул, взял свою стопку и, чокнувшись с хозяином клуба, опрокинул. Когда он потянулся за закуской, Мужчина его оборвал:
— После первой не закусывают.
Он налил по второй, потом по третьей. Максим пил с таким упоением, что мне самой захотелось. В этом человеке была недюжинная любовь к жизни, которая проявлялась в каждом его жесте и взгляде. С первого взгляда на его жилище мне стало ясно, что он ничего не понимал в истории, но считал, что имеет полное право вмешаться в охоту.
— Ты мне должен, помнишь?
— Еще б забыл… — буркнул мужчина: — И ты пришел, чтобы попросить у меня протоколы? Поэтому так расстроился, что у меня их не оказалось?
Мой спутник согласно кивнул. Что же за услугу он оказал Максиму, что она стоит протоколов по делу Анны Гельди?
— Вот темная ты лошадка, Даник. Не люблю таких как ты, — сказал Максим, а затем наклонился в мою сторону, от чего объемный живот плюхнулся на колени — А вот ты мне нравишься. Люблю красивых женщин.
— Спасибо за комплимент. — Ответила я, натянув улыбку на лицо. Не время и не место включать феминистку, Максим не видел в женщине личность, а я не собиралась его чему-то учить: — Очень интересный выбор жилища.
Я окинула взглядом комнату. Очевидно, что Максим владел всем этажом над клубом и частенько оставался здесь:
— Я когда то место купил, — он показал вниз мясистым пальцем: — С этого этажа начали поступать постоянные жалобы на шум. Как помню, старикашка тут жил с вонючим пуделем. Тявкали на пару. Мне быстро надоело платить штрафы, так что я выкупил весь второй этаж.
— И владелец вам его продал?
— Я умею убеждать: — зловеще рассмеялся Макс и хлопнул себя по бедрам огромными ручищами: — Ты пей давай, карасик.
Бурчал он на Дэниела.
— Или может отпустить тебя, а ты долг спишешь??
Даниел поднял стопку, с улыбкой сказал непонятную мне фразу на сербском и осушил ее. После того как он это сделал, Макс на какое-то время потерял к нему интерес:
— Тебе тоже протоколы нужны? — спросил он у меня.
— Нет. Я книгу помогаю писать. — Ответ прозвучал смешно даже для меня самой.
— Писатели! — воскликнул он, пропустив мимо ушей часть, что я только помогаю и рассмеялся, — Ну так у меня интересный поворот есть для твоей книги.
Дэниел навострил уши, Максим обнажил крупные зубы в улыбке, один из них был заменен на золотой, и как я раньше не заметила этого эстетического изыска?
— Помните дамочек, которые на лекции сидели?
Еще бы забыть. Глядя на разряженных в разноцветные тряпки женщин я подумала, что инквизиции на швейцарских просторах и сейчас ощутимо не хватает.
— Одна из них, черноволосая такая с татуировкой на запястье, шмыгнула в зал, где был убит профессор.
— Почему вы ничего не сообщили полиции? — спросила я, чувствуя, как глаза мои расширяются от осознания произошедшего. Убийца была столь близко, а Максим намеренно утаил информацию. Этот мужчина с громогласным голосом скрывал улики, вот только почему?
Нам всем будет удобней, если полиция об этом не узнает, правда, Даник? — мой напарник оставил комментарий без ответа. Он поднялся, поблагодарил Анастасию за гостеприимство и нетвердой походкой направился к выходу. Видимо русская кровь в Дэниеле была весьма разбавленной, иначе бы его так не подкосило.?Я поспешила за ним, когда Максим схватил меня за руку. Для своих размеров он двигался необыкновенно быстро. Он заговорил тихим предостерегающим рыком:
— На твоем месте я бы не доверял Дэниелу. Ты лезешь в опасную игру, девочка.
— Что вы имеете в виду? — спросила я, а у самой стук сердца отдавался в ушах.
— Мы здесь все… морально гибкие, — он взглянул на жену, она улыбнулась какой-то хищной улыбкой: — Дэниел в этот мир вписывается, а ты нет.
С этими словами он отпустил мое запястье и я посеменила к выходу.
Миновав клуб, где посетители с упоением плясали под Героина, я выскочила в прохладу вечернего Цюриха и принялась выискивать глазами «напарника». Его не было ни среди толпы, ожидающей своей очереди, чтобы войти в клуб, ни в стороне. Сбежал, поганец! — пронеслась мысль в голове за секунду до того, как я различила неприятные звуки откуда-то сбоку здания, где кого-то выворачивало наизнанку прямо на чистенькую мостовую. Заметив широкие плечи, обтянутые тканью голубой рубашки, я поняла кому-именно так поплохело.
- Даниэль? — спросила я, получив в ответ булькающие звуки.
— Ненавижу водку, — сказал он по-русски после того, как закончил опустошать желудок, — Вино, виски, ром, пиво — все что угодно, но только не водка.
Он разогнулся, взглянул на меня слезящимися покрасневшими глазами.
Вот не знаю, что у нас у русских женщин за программа такая стоит в голове, но когда мы видим пьяного, которому по-настоящему плохо, мы теряем весь свой боевой запал и готовы жалеть его, поднося рассольчик, бульон, все, что пожелает страдающая душа. Я не была исключением из этого правила.
— Что я могу для вас сделать?
— Минералка — прошептал Дэниел, и я, не помня себя, помчалась в ближайший круглосуточный супермаркет. Там я схватила самую большую бутылку газированной воды и вернулась, с трудом переводя дыхание. Он осушил половину, отойдя на приличное расстояние от места своего преступления.
— Зачем же вы пили тогда? — раздраженно спросила я, буквально слыша в своем голосе мамины интонации, когда она встречала папу после посиделки с друзьями. Не хватало только руки в боки поставить.
— У Максима свои представления о том, что такое гостеприимство. Если бы я отказался, он бы ничего не сказал. — Голос мужчины звучал низко, он со старанием произносил все буквы «р», отчего русский из его уст звучал с какими-то кошачьими интонациями.
— Понятно. Хорошего вечера и доброй ночи, — сказала я Дэниелу, развернулась на каблуках и с уверенностью бронепоезда направилась к себе в гостиницу. Дина Колесникова, кто угодно, но не дура. Я не стану рисковать своей шеей для того, чтобы кто-то нажился на мифических протоколах. Прости, Антонов, но имя твоего убийцы так и останется тайной.
Хорошо освещенные улицы, мостовая под каблуками, и свежий ночной воздух. Красота. Тяжелое дыхание позади. Я развернулась, не удивившись, увидев Вольфа.
— Дина, подождите… — он смотрел на меня с растерянным выражением лица, как нашкодивший кот: — Дайте объяснить.
До гостиницы оставалось недолго, я пошла дальше, он следовал за мной:
— Я не знаю, что вам сказал Макс, но он очень часто сгущает краски и прикидывается устрашающим. На самом у него четверо детей от двух браков, все деньги он перечисляет на их счета, поэтому хватается за любую возможность заработать. А этих возможностей становится меньше с каждым годом, потому что такие как Макс больше не могут конкурировать с молодежью.
— Образованными, беспринципными профессионалами, как вы? — выплюнула я ядовитые слова, которые вертелись на языке. Почему же у меня такой плохой вкус на мужчин! Как понравится какой, окажется патологическим вруном, — Вы даже не собирались выставлять протоколы на аукцион. У вас уже есть покупатель и сомневаюсь, что продажа окажется законной.?Я говорила слишком громко, на нас оглядывались прохожие. Не понимая языка, что они могли подумать? Девушка поссорилась с парнем и орет на него по-русски. Житейская такая ситуация.
— В этом вы правы — произнес Даниель — Мой клиент анонимен. Это крупнейший коллекционер вещей с «историей». Если вам станет легче, я сам не знаю, как он выглядит и где живет. Подозреваю, что он из России или Китая.
Не ожидала, что могу идти на каблуках по брусчатке с такой скоростью. Уже показалось темное центральной здание библиотеки, а там до гостиницы рукой подать. Я остановилась под кронами старых раскидистых кленов, что росли перед зданием библиотеки.
— Я боюсь.
Признание далось легко, потому что было правдой. К счастью, я не отношусь к типажу людей, которым как наркотик нужны приключения на свою пятую точку. Мне вполне не плохо дома, перед телевизором на уютном диванчике.
— Я гарантирую, вам ничего не угрожает. — Голос Дэниела звучал с каким-то отчаянием, будто мое согласие работать с ним значило для него очень много.
— Чем же вы это гарантируете??Не бывает безопасно там, где вертятся большие деньги. Я понимала, что протоколы стоят очень много, раз кто-то готов пойти ради них на убийства. Голубые глаза собаки хаски на человеческом лице Дэниела на секунду закрылись:
— Я не буду оставлять вас в одиночестве. Обещаю позаботиться и…, я вам заплачу ту сумму, которую обговаривал с Александром, если мы найдем протоколы.
Он назвал цифру во франках, и я присвистнула. Это была половина моего годового оклада с процентами. Не сказать, чтобы я так сильно нуждалась в деньгах, но и лишними они не бывают.
— Абсолютная честность? — спросила я у Даниэла. Не хотелось больше неприятных сюрпризов, каким оказалось его знание русского.
— Не могу обещать, — сказал он, заглянув мне в глаза. Что ж, это было честно. Я пошла к гостинице, мужчина догнал меня и схватил за руку. Кожа его горела.
— Но я обещаю, что расскажу всю правду о том, что касается дела.
Я не остановилась, но замедлила шаг, позволяя ему себя догнать. Дэниел поравнялся со мной, он молчал, давая мне время на размышления. С одной стороны затея могла оказаться опасной, два трупа, может ли мой стать третьим? С другой, Антонов был пьян, когда его убили, профессор мог действительно упасть с лестницы. Дэниел не казался мне опасным, пусть его настойчивое желание работать именно со мной настораживало. Либо он подозревает, что я знаю гораздо больше, чем сообщила, либо…
— Напомните мне еще раз, зачем я вам нужна?
Мужчина сказал с улыбкой:
— Вы нравитесь людям и моментально располагаете к себе. Вам разве никто никогда этого не говорил?
Я покачала головой. По большей мере Ильич общался с клиентами, в моей работе возраст играл на руку, а отсутствие морщин сильно портило впечатление.
— Вопни пустили меня только потому, что я был с вами, Максим поделился информацией с вами, а не со мной. Да и сомневаюсь, что «ведьмы» согласятся вести со мной беседы.
Он произнес «ведьмы» с усмешкой в голосе. Святой Иосиф вырос перед нами, мягкий свет, льющийся из старинных окон на первом этаже гостеприимно приглашал внутрь. Поднявшись на ступеньку и остановившись, я развернулась и поглядела в глаза мужчины. Решение было принято молниеносно, говорят «дураков Бог бережет», ну так я в последнее время не блещу умом.
— Ладно, я с вами. Но не лгите мне по пустякам!
— Я не лгал, а умалчивал. Ваши комментарии казались такими смешными.
К моему удивлению мужчина прошел следом в хорошо освещенную приемную, где за стойкой сидела с трудом силящаяся не закрыть глаза девушка. Дэниел сказал что-то на немецком, протянул свою банковскую карточку, а сонная ресепшионистка дала взамен нее ключи. На мой удивленный взгляд он ответил:
— Я же сказал, что буду за вами приглядывать. Тем более, за руль сейчас лучше не садиться. Доброй ночи, Дина.
Сказал он, лишив меня возможности препираться и пошел впереди меня. Комната его оказалась соседней с моей, он быстро вошел в нее, оставив меня рыться в сумочке и размышлять, что сейчас, черт возьми, только что произошло…
Протокол дела Анны Гельди. Шестой акт.
Из обвинений, выдвинутых Анне Гельди:?«Из показаний против тебя ты можешь догадаться об именах свидетелей, а именно: дочь Йоханеса Чуди заболела после твоих слов ему: „Ты почувствуешь, что было бы лучше исполнить мою просьбу“. Твои поступки кричат, как свидетельства. Ты также знаешь, что о тебе идет дурная молва и что уж давно ты подозреваешься в наведении многих порч и вредительств».
В ответ на эти слова обвиняемая ответила: «Я признаю, что произнесла эти слова, но я не имела намерения вредить».
По следующим признакам: худая молва об обвиняемой, найденные в ее комнате травы и мази, заболевший ребенок мы признаем, что обвиняемая не подлежит оправданию и освобождению.
Свидетели утверждают наличие существенной опороченности обвиняемой, не имея возможности, однако, привести улик. Однако судья, при наличии вражды между свидетелем и обвиняемой, считает эти признаки достаточными для возбуждения против обвиняемой Анны Гельди сильного подозрения. В силу этого обвиняемая, оставленная под стражей, присуждается к троякому наказанию, а именно:
1) к каноническому очищению, вследствие общественной опороченности.
2) к клятвенному отречению, вследствие подозрения.
Если обвиняемая признается в своем преступлении и обнаружит раскаяние, она не передается светской власти для смертной казни, но присуждается духовным судьей к пожизненному заключению. Анна Гельди отказалась признавать свою вину и не раскаялась.
Глава 7 Раз два три. Ведьма — гори!
Я с трудом открыла глаза и поднялась с кровати из-за того что, кто-то настойчиво стучался в дверь. Семь утра. Семь, блин, утра! Словно кикимора из русской сказки со спутавшимися ото сна волосами и размазанной по лицу косметикой, которую я поленилась смыть, я, спотыкаясь, отправилась к двери. Там я увидела Дениэла.
Свеженького, бодрого, сияющего словно начищенная монетка.
— Ох… вы еще спите? — спросил он меня по-русски, выглядев при этом очень удивленным. Я кивнула, пытаясь сфокусировать взгляд. Больше всего хотелось послать его куда-нибудь подальше и забраться в теплую постельку.
— Вы что-то хотели? — спросила я.
— Позавтракать вместе. — с сияющей улыбкой сообщил он мне — Я уже подогнал машину на парковку, узнал кое-какую информацию о наших ведьмах. После обеда съездим в Моллис, хочу запросить копии последних документов, которые брал Александр…
— Я уже договорилась позавтракать кое с кем. — прервала я поток его быстрой речи. Спасибо тебе, данное раннее обещание!
— С кем? — Поинтересовался он у меня, со странными нотками в голосе. Вот какая ему разница, с кем я завтракаю?
— Со знакомым — ответила я, буквально крича мысленно «Уходи и дай мне поспать!».
— Хорошо. Тогда встретимся в полдень, я буду ждать здесь. Не опаздывайте.
Я закрыла дверь, чувствуя себя от чего-то виноватой перед Дэниелом. Но раз уж эта ранняя пташка меня разбудила, напишу отчет Ромашковой. Я угнездилась на кровати, открыла компьютер и увидела письмо от нее, пришедшее в два часа ночи. Как и все писатели она была совой:
«Вы не представляете, какую неоценимую помощь оказали мне. Ваша история завораживает, слог пронзителен. Разрешите ли вы мне заимствовать некоторые ваши слова для моей книги? С уважением, ваша Полина. PS: я обговариваю с вашим начальством возможность полноценной работы на меня в будущем».
Я присвистнула. Никогда бы не подумала, что мои измышления кто-то может счесть «завораживающими». Предложение Ромашковой было заманчивым, поэтому к своему отчету о проделанной работе, я добавила, что с радостью рассмотрю его при согласовании с начальством.
Оставалось еще немного времени, которое я посвятила тетради Антонова. Отчего его так интересовало семейное древо семьи Чуди? Той самой, что выступала обвинителями по делу Анны Гельди? Согласно его записям, последний потомок Чуди, проживающий в городке Моллис умер три года назад. Герхард Чуди не имел детей, умер в возрасте 67 лет. Я подумала о том, что можно было бы наведаться в его дом, адрес был выведен на полях, и расспросить новых владельцев о старике, если зацепка с «ведьмами» окажется неудачной.
Ведьмы… Кругом одни ведьмы. Могла ли подумать Анна Гельди, что ее имя будет оставаться на устах спустя столько лет? Что найдутся желающие подражать ей, оправдывающие и обвинители в двадцать первом веке? Как много для историков прояснили бы протоколы по ее делу, но если Дэниел их получит, он продаст их коллекционеру и протоколы никогда не увидят свет.
***
Когда я подошла к кафе, в котором мы договорились встретиться с Иваном, он уже ожидал меня. Я же думала, что проявлю чудеса пунктуальности, явившись на пятнадцать минут раньше обговоренного времени. Это было тоже самое в кафе, в котором мы встретились накануне. Напротив неспешно проехал трамвай, за которым словно утята за уткой пристроились велосипедисты. Мужчина прищурился из-за яркого утреннего солнышка и улыбнулся. Он убрал в сторону газету на немецком языке и дружески меня обнял. Сегодня на нем также был темный рабочий костюм, в котором к полудню наверняка можно было просто свариться.
— Ух, я рад вас видеть — сказал он, когда я присела на мягкую подушку напротив.
— Я вас тоже. Что заказываем? — мой желудок начинало сводить от голода. Ведь ужин составил один несчастный бутерброд, который я перехватила с подноса закусок у Максима в клубе.
— Европейский завтрак, думаю, будет в самый раз. У них тут хорошая ветчина.
Я облизнулась, поздно спохватившись, как на это может отреагировать мужчина. Судя по внимательному взгляду на мои губы, неправильно.
— Как ваша работа? — поспешно заговорила я. Обманывать себя не хотелось, велика вероятность того, что Иван женат или состоит в плотных отношениях и ищет себе развлечение на время командировки. Я к девушкам, которые бы подошли для подобной роли, не относилась.
— Не жалуюсь. А ваша? Протоколы все еще у неизвестного убийцы?
К нашему столику подошел официант и принял заказ.
— По крайней мере я их пока что не видела.
Мобильный Ивана зазвонил, он коротко улыбнулся, взглянул на номер и нажал «отбой». При этом выражение его лица стало жестче, он явно был недоволен звонку.
— Расскажете, если удасться что-нибудь найти? — поинтересовался он после того, как завтрак оказался за нашими столами, жареные яйца, ветчина, сыр и тосты и бесконечное количество кофе, я схватилась за последнее — Очень любопытно.
— Обязательно расскажу, — заверила я его: — по правде говоря, сегодня мне предстоит интересная встреча с местным оккультным сообществом.
— Вот оно как. Ведьмы значит? — как и любой представитель сильной половины человечества, восторга Иван не показал. Он намазал хлеб щедрой порцией масла, положил сверху ветчину и сыр. Мои губы сами собой растянулись в улыбке от его таких обычный действий. Только салями заменить на докторскую, а швейцарский сыр на российский и идеальный бутерброд получится.
— Возможно одна из них имеет отношение к смерти профессора.
— Хорошо, если б оно так и оказалось — Сказал мужчина скорее себе, чем мне, откусывая от своего творения большой кусок.
— Простите, что?
Иван был прекрасным собеседником, когда не «проваливался» в себя. Прожевав и проглотив еду, он снова вернулся ко мне и улыбнулся:
— Тогда бы вы нашли убийцу и протоколы и имели больше времени.
Мы поговорили с ним о Швейцарии, в которой он оказался частым гостем, пожелали друг другу хорошего дня и разошлись. Иван выпросил номер моего телефона напоследок.
— Чтобы всегда можно было позвать вас на ужин, — сказал он мне на прощанье.
Я шла к гостинице в хорошем расположении духа, подпрыгивая и наслаждаясь ощущением волос, собранных в высокий хвост и касающихся голой спины. Сергей говорил, что мне очень идет, когда я стягиваю волосы в конский хвост, оставляя шею открытой. Скоро мне придется начать по-настоящему щелкать себя по носу, если я хочу перестать о нем думать. Машины Дэниела не оказалось на парковке, а значит у меня было достаточно времени на то, чтобы изучить оставшиеся взятые в библиотеке книги. Конечно, Ромашкину в последние дни все меньше интересовала история Анны Гельди и все больше Дэниел Вольф, но я хотела выполнить свою работу на все сто процентов, а для этого хотелось разобраться, за что же казнили бедную женщину.
Интересной оказалась фигура Руди Штайнмеллера — зятя Йоханеса Чуди, которого также посадили в тюрьму вместе с Анной, обвинив в пособничестве ей. Мужчина вскоре повесился, а его имущество было конфисковано. «Лес рубят — щепки летят»: подумалось мне. Могло ли оказаться, что истинной причиной заключения Анны в тюрьму оказалось желание Чуди прибрать к рукам наследство Штайнмеллера? Человеческая жадность часто становилась причиной нечестных судов. К сожалению, протоколы по делу Руди также не сохранились, а, значит, эта история окажется навсегда покрыта мраком. Я написала и отправила Ромашковой короткую заметку со своими размышлениями.
Вольф вошел в мою комнату, не стучась, и я бы не заметила его, если бы он не кашлянул. Этот мужчина постоянно смотрел на меня странными глазами и захотелось прикрыться, хоть я и была в одежде.
— Это невежливо. — сказала я ему, имея ввиду его вторжение.
— Я ждал вас внизу, но вы не пришли. Уже двенадцать.
Я взглянула на часы и вскочила, вечно заработаюсь и упускаю счет времени. Дэниел смотрел с улыбкой на то, как я спешно собиралась, закидывала в сумку необходимые вещи и проводила быструю инспекцию своего внешнего вида. Оставшись довольной последним, я поспешила за Дэниелом вниз по лестнице, где нас ждала открытая машина. Опередив его и не позволив галантно распахнуть дверцу, я угнездилась на кожаном сиденье. Тронувшись, Дэниел начал вводить меня в курс дела:
— Женщины, на встречу к которым мы едем, представляют собой группу виканок. Это неоязычество…
— Какой-то богине они поклоняются, знаю.
Я не имела ничего против философии викки. Богиня Луны, много всяких смешных ритуалов, чтобы занять свое время. Обычно виккане никому не причиняли вреда, большинство из них к тому же были убежденными вегетарианцами.
Мы поехали в Моллис по уже привычной дороге. Солнце припекало, ветер играл в волосах, я расслаблено рассматривала мелькавшие за окном пейзажи.
— Эта группа — феминистки до мозга костей. Говорить с ними будете вы, потому что мне они уже дали понять, что я не получу от них никаких ответов на свои вопросы.
— Все было настолько плохо? — спросила я с усмешкой. Доводилось мне встречать в своей жизни воинствующих феминисток. Не самые приятные дамы обычно.
— С трудом уговорил не бросать трубку. Сказал, что я ваш помощник, и с ними хотите поговорить именно вы.
— Что именно я должна у них спросить?
— Узнайте, чем они занимаются, почему отправились на эту лекцию, и попробуйте прочувствовать, способен ли кто-нибудь из них на убийство. Но главное, мне нужно знать, почему одна из них пошла за профессором. — Тон Дэниела звучал командно, он давал мне инструкции и рассчитывал, что я буду безропотно им следовать. Мне бы может хотелось заартачиться и продемонстрировать характер, но его слова звучали логично, и не инструктируй он меня сейчас, я бы поступила также.
— Где вы будете в то время, что я с ними встречусь?
— Исследую архив Моллиса. Насколько мне известно, ваш друг проводил в нем много времени.
Я подавила желание выдать ему информацию о тетради Антонова. В конце концов у девушки должны быть свои тайны. Только если зацепка с ведьмами окажется ни к чему не ведущей, я вытащу эту карту из рукава.
— На обратном пути не могли бы мы заехать в Гларус? Я должна… забрать прах своего коллеги.
Дэниел молча кивнул и включил радио. Звучала необыкновенно тоскливая мелодия, а воспоминание об Антонове и так заставило меня с трудом сглотнуть образовавшийся в горле комок. Что бы сейчас делал Сашка, будь он жив? Уже вернулся бы домой, пришел в офис и раздавал бестолковые магнитики с флагом Швейцарии и шоколад. Извиняющимся тоном сказал бы мне, что отдаст деньги после зарплаты, а я бы фыркала, и в который раз зарекалась не давать ему взаймы. Слезы на глаза все же навернулись, и уловив мое настроение, Дэниел выключил радио и поставил флешку в разъем. Зазвучал знакомый голос, я оторопело спросила:
— Вы слушаете Нюшу?
— Мне очень нравится, — признался мужчина серьезным тоном, не отвлекаясь от дороги, что вызвало во мне улыбку. После трека Нюши зазвучал голос Веры Брежневой, а потом Артура Пирожкова, и я убедилась, что вкус к музыке у Дэниела как у девочки-подростка:
— Вы прям человек контрастов. Никогда бы не подумала, что вам такая музыка нравится.
Все тем же серьезным тоном мужчина сообщил:
— Я люблю музыку, которая делает меня счастливым. Не люблю всю эту драму и лирику.
— А когда вам грустно? — Я лично любила погрустить под низкое пение Ланы Дел Рей, потягивая черный кофе и размышляя о жизни. Пол часика такого «страдания» обычно помогало выпустить пар.
— Я не грущу. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на грусть.
Что-то говорило мне, что мужчина не лжет. Он действительно не тратился на негативные эмоции, ставя цели и добиваясь их с какой-то животной упорностью.
— Мы почти на месте. Я высажу вас в кофейне, где назначил встречу с викканками. Не боитесь? — спросил он с усмешкой.
— Кого, ведьм?
— Все русские суеверны.
Пожив в России, он мог сделать такой вывод, взять хотя бы наш страх перед пустым бутылкам на праздничном столе. А множество суеверий, вроде «Не выбрасывать на ночь мусор. А иначе поссоримся»? Я лично думала, что последнее было выдумано ленивыми мужчинами, которых жены заставляли выносить мусор после работы. Он только расслабился, снял неудобные штаны, расстегнул ремень, сдавливающий пивное брюшко — а тут на…, мусор вынеси.
— Не верю я во всю эту сверхъестественную чепуху. Если бы что-то существовали люди с удивительными способностями, ученые бы давно их нашли.
Я говорила, а сама слышала в своем голосе легкую грусть. Всегда хотелось верить в чудо. А с другой стороны, разве мир вокруг уже не является чудом? Эти горы, по вершинам которых скользят пушистые облака, солнце, что нежно ласкает кожу и совсем не обжигает. Мужчина, сидящий рядом, от которого пахнет теплом и специями, даже несмотря на резвящийся в салоне ветер.
— Я забыл, что такое «чепуха». - поморщившись, сказал Дэниел, когда мы въехали в Моллис. Ох… я и забыла, что русский ему не родной.
— Ерунда, бессмыслица — быстро пояснила я, и он улыбнулся, довольный тем, что выучил что-то новое. Я ничуть не удивилась, когда мы подъехали к той самой пекарне, куда я заходила в первое свое посещение этого городка. Расценив это как хороший знак я вышла из машины, пожелав Дэниелу хорошего дня. Он посмотрел на часы, подсчитал что-то, спросил:
— Я приеду за вами через два часа. Хорошо?
— Да.
Собравшись с мыслями я оправила ярко синюю ветровку и вошла в пекарню, где меня уже поджидали три «ведьмы».
Итак, что мы имеем? Брюнетка, смотрящая на меня усталыми темными глазами — лидер этой группки. Хороший макияж, волосы, спускаются до лопаток, на руках помимо многочисленных колец — татуировки, изображающие кельтские символы. Взгляд нарочито скучающий, делает вид, будто оказывает мне одолжение. Скорее всего хариматична, и действительно верит в свои уникальные способности. Рядом с ней «правая рука», крашенная рыжая с отросшими русыми корнями волос, сидит, воинственно попивая латте и сверлит меня агрессивным взглядом. Третья — блондинка-божий одуванчик с испугом в голубых глазах. Выглядит так, будто попала в эту компанию вовсе случайно. Все три дамы, сбрось несколько лет и килограмм вполне могли подойти для проекта Виагра. Я улыбнулась им как улыбалась бы клиентам на встрече в офисе и протянула руку. Ее пожала брюнетка:
— Морена — представилась она. Ага, итальянские корни.
— Дина — спасибо, что согласились на встречу со мной — поблагодарила я ее, чувствуя, что умасливание чувства превосходства этой женщины станет идеальной тактикой.
— Ваш помощник рассказал, что вы пишете книгу по ведьмам Швейцарии.
Я кивнула, понятия не имея, что там Дэниел им наплел.
— В основном про Анну Гельди, эта тема сейчас очень актуальна в России, — солгала я. Уверена, девяносто девять процентов моих соотечественников плевать с высокой башни хотели на последнюю ведьму Европы.
— Юдит, — пожала мне руку рыжая.
— Барбара, — протянула холодную ладошку блондинка. Рука вздрогнула, будто она сильно нервничала.
— Я возьму кофе и начнем беседу, — сказала я женщинам и отошла к стойке, чтобы дать им время перемолвиться обо мне парой слов. За прилавком стоял молодой рыжий парень, с которым мы познакомились в мой первый день в Моллисе, и чье имя я уже благополучно позабыла.
— Рад вас видеть. Как дела? — спросил он у меня, принимая заказ.
— Довольно интересно, — ответила я ему с улыбкой — Как твои?
— Готовлюсь к поступлению в политехнический институт, — с гордостью изрек он.
— Уверена, все получится — сказала я ему, принимая кофе и улыбаясь, от чего его щеки и уши покраснели. Приятно знать, что так действуешь на противоположный пол, — я бы с удовольствием поболтала, но те дамы ждут меня.
Парень глянул на столик и с удивлением спросил:
— И зачем вам эта дьявольская троица?
— Ищу информацию для книги. Почему ты их так назвал?
— Они по кладбищам ходят, в лес по-ночам, в общем ведут дикий образ жизни. Но у Морены влиятельный муж, поэтому на ее дела здесь смотрят сквозь пальцы.
— Какие дела? — тихо спросила я парня, понимая, что это начинает выглядеть невежливо со стороны.
— Я бы не назвал это мошенничеством, потому что они сами верят в свои способности, но когда девушке в Моллисе нужно приворожить любимого, она идет к ним.
Я кивнула, принимая новую информацию, и с улыбкой вернулась к заждавшимся меня дамам.
— Вы долго, — произнесла Морена, недовольно поглядывая на часы. Вот не думаю, что у нее так много дел, помимо занятий йогой и обсуждений какой-нибудь сверхъестественной ерунды.
— Очень приятный у вас городок, все такие вежливые, — ответила я ей с широкой улыбкой и приготовилась задавать вопросы: — Я бы хотела начать с Анны Гельди…
— Невинная жертва мужского шовинизма! — эмоционально заговорила Юдит, она всплеснула руками с длинными ногтями. Так, главная феминистка определена.
— Не могли бы вы рассказать подробнее.
Я делала вид, что писала что-то в блокноте и слушала дикую историю о том, что Чуди был влюблен в Анну и потому желал ей смерти, что она заключила сделку с дьяволом, чтобы спастись от его притязаний на свою свободу и, что потом пострадала из-за того, что мужчина так и не принял ее отказа. Получалась красивая история, абсолютно лишенная какой-либо логики.
— Вы практикуете колдовство, насколько мне известно, — обратилась я напрямую к «лидеру группы»: — как к вашему хобби относятся в городе?
— Это не хобби — это стиль жизни, — пояснила Морена, отпивая, должно быть, уже остывший кофе. — Мы верим в древних Богов и Природу и не причиняем никому вреда.
Она говорила, воинственно вздернув острый подбородок, будто я на нее нападала. Подобная реакция скорее всего была обусловлена тем, что жители городка смотрели на троицу косо, шептались за спиной и выражали полное несогласие с их стилем жизни.
— Вы, наверняка не знаете, но у нас в России, к людьми с вашими способностями относятся нормально. У нас существует даже целое шоу, где ведьмы и колдуны со всей страны меряются своими силами.
После моих слов Морена немного расслабилась, она расспросила о Битве Экстрассенсов, я лично считала, что это шоу надо запретить, чтобы у людей мозг не размягчался, но троице о нем рассказала в приторно розовых тонах. Те, казалось, заразились желанием посетить мистическую Россию.
— И последний вопрос, тот вечер, что вы находились на лекции профессора — Матиаса Штукке, вы не почувствовали ничего странного?
Женщины переглянулись, словно размышляя, стоит ли им сообщать мне что-то. Но затем Барбара сказала:
— Матиас играл с миром мертвых, оскорбляя их память. Я думаю, его убил призрак Анны Гельди.
Я едва глаза не закатила, только призраков нам не хватало. Но мужественно сдержалась и спросила у Морены:
— А что вы об этом думаете?
— Пути Богини неисповедимы. Незадолго до произошедшего я делала расклад на своих картах Таро на этот день, и мне выпала перевернутая башня.
— Что это значит? — я теряла терпение, но эти женщины будут общаться со мной только если я стану играть по их правилам.
— Это значит, что произошедшая трагедия была уже вписана в ткань бытия. Я пыталась поговорить с профессором, убедить, что ему стоит быть осторожным, но вы же знаете мужчин. Не многие из них открыты тонкому миру. Мой муж, например, всегда советуется со мной и моими картами перед важными встречами, поэтому Богиня ему благоволит.
Я кивнула, а про себя подумала, это ж надо так мужа запугать, что он без расклада на картах Таро из дома не выходит?
— То есть вас не было рядом с ним на момент несчастного случая?
— Нет, я была с Барбарой и Юдит.
— Нас видела женщина, что работает в музее. Она искала Матиаса, — сообщила мне Юдит. Рыженькая была самой недоверчивой из троицы, но что же, может интуиция у нее и правда была развита лучше, чем у обычных людей.
Я глядела на этих женщин и понимала, никто из них не способен на убийство. Они ведут чудной образ жизни, но чем только женщины не занимаются со скуки. Одни книжный клуб организовывают, другие по несколько раз в день перемывают кости соседям, третьи вот магией балуются.
— Хотите, я вам погадаю? — спросила меня Морена, когда между нами тремя повисло неловкое молчание, — Я вижу, что вас что-то беспокоит.
Людей всегда что-то беспокоит. Нет ни одного, который бы сказал «Нет, в моей жизни все настолько прекрасно и предопределено, что я не нуждаюсь ни в каких картах и мистике». И я так сказать не могла, поэтому произнесла:
— Если вас не затруднит.
Женщина с явным удовольствием достала из сумочки обернутые в черный шелк черно-золотые карты, смотрящиеся неуместно в светлой кофейне с мятными стульями и изображением сладостей на стенах. Она размешала карты и попросила мне вытянуть три. Я схватилась за глянцевую поверхность, с легкостью вытаскивая карты из разных частей колоды.
— Кубки, Любовники, Дьявол. Редко встретишь такой интересный расклад, — сказала она внимательно глядя на картинки, ничего мне не говорящие. Две ее подруги тоже смотрели на карты с любопытством. Барбара сказала тихо:
— Два старших аркана в таком коротком раскладе.
— Что это значит? — не выдержала я.
— Кубки и Любовники — это карты, указывающие на мужчин. Один из них может стать вашим суженым, вечным спутником. Другой — это минутное увлечение, ничего не значащая интрижка. А карта Дьявола — это карта лжеца, вечно носящего маску и зачастую обманывающего самого себя.
— Кто из них лжец?
— Один, другой, оба? А может быть дьявол — это вы. — Морена говорила с легкой усмешкой на красивых, но тонких губах, — Вытащите еще одну карту, проясняющую суть?
Я кивнула и нетерпеливо потянулась к колоде. Карта будто-бы выпрыгнула сама собой, и упала на стол, перевернувшись.
— Колесница — сказала Морена, глядя на картинку, изображающую четырех, несущихся лошадей, — Что бы не случилось. После произошедшего ваш мир уже не будет прежним.
Колокольчик, оглашающий о приходе нового посетителя, зазвенел и мы синхронно уставились на дверь, в которую вошел Дэниел. Он уверенно направился к столику, коротко поздоровался с женщинами. Юдит тут же растеряла весь свой боевой запал, принявшись отчаянно строить глазки моему «помощнику». Вот тебе и феминизм.
— В архиве нет ничего стоящего — сообщил мне Дэниел по-русски недовольным голосом, — Здесь вы что-нибудь узнали?
Он еще раз оглядел «ведьм», из всех троих только Морена встретила его взгляд.
— Они не имеют отношения к убийству. Если оно было таковым, в чем я начинаю сомневаться. Все выглядит так, будто профессор и правда упал с лестницы.
— Я жду вас на улице, а вы во всех подробностях перескажите мне ваш разговор. Возможно вдвоем мы заметим что-то, что вы упустили.
Он еще раз кивнул присутствующим женщинам и вышел.
— А вот и первый претендент на роль возлюбленного — сказала Барбара, глядя на меня своими васильковыми глазами. — Удачи вам Дина.
Мы с женщинами обменялись телефонами и договорились, что если они все-таки решат посетить Россию, я проведу им экскурсию по мистической Москве. Когда я направилась к выходу из кофейни, Морена бросила мне в спину каким-то холодным голосом:
— Ваш погибший друг говорит, чтобы вы не забрасывали поиски. Разгадка куда ближе, чем кажется.
Эти слова заставили воздух застрять в моих легких, и выдохнуть я смогла только когда покинула кофейню, так и не попрощавшись с милым парнем за стойкой. Откуда Морена могла знать об Александре и протоколах? Или она просто произнесла первое, что оказалось у нее на уме и попала в точку? Запрыгнув в машину к Дэниелу я, не спрашивая, схватила его за руку. Мне нужно было что-то реальное, что-то со скверным характером и желанием все контролировать. Словно почувствовав мое состояние, Дэниел наклонился ко мне и обнял, легонько погладив по спине.
— Их не просто так раньше сжигали на кострах, — сказал он мне тихо, — кому угодно душу вытрясут. Поедем в Гларус. Вы подождете в машине, а я заберу прах вашего друга.
— Сама, — сказала я, вытирая непрошеную слезинку. Меня воспитывали так, чтобы я не перекладывала на других ответственность. И раз мне выпала доля забрать прах Антонова, я это сделаю: — давайте лучше поговорим о протоколах.
Дэниел поддал газу и во время нашей короткой поездки рассказал все о безуспешных поисках.
— Я не могу понять, отчего Александр так интересовался семейной историей Чуди. Не может же быть, что протоколы передавались в их семье столетиями.
Я хлопнула себя по лбу и воскликнула:
— Или может?! Матиас Штукке приводил в своей книге в пример письма, где говорилось, что после закрытия дела, протоколы были переданы на хранения уважаемой семье города. Какая семья была более уважаема в Моллисе, чем семья Чуди? Да их предком был первый картограф Швейцарии. — Вспомнила я семейное дерево, нарисованное в блокноте Сашки и прикусила язык, потому что не хотела, чтобы Дэниел заподозрил, будто я располагаю еще одним источником информации.
— Не знал, что вы тоже успели изучить семейное древо семьи Чуди, — светло голубые глаза сузились, язык мой враг мой. Я уставилась на окружающий пейзаж, пытаясь успокоиться, глядя на все эти цветущие луга и огромные горы вдали.
— Только в общих чертах, Дэниел. Спасибо вам еще раз за то, что помогаете мне с прахом Александра.
— Вы повезете его обратно в Россию?
— Не думаю, что этого бы хотел Александр. Он думал посетить Шильонский замок в Лозанне, и я бы хотела развеять его останки там.
— Замок на воде, хорошая идея. Если нужна будет помощь, я вас могу туда отвезти.
Меня наклонило на резком повороте, и я почувствовала приятный холодный запах от Дэниела. Люблю хороший мужской парфюм.
— Почему вы так добры ко мне?
Он пожал плечами и ничего не ответил. Мы съехали с трассы на узкую дорогу и быстро приблизились к городу, находящемуся в объятьях гор. Там, петляя по узким улочкам, мы остановились у неприглядного серого здания, которое пыталось быть столь непримечательным, что невольно выделялось среди небольших ярких домиков.
— Я подожду, а вы заберете останки. Мое предложение о том, что я могу все это сделать все еще в силе.
Я покачала головой, вышла и отворила тяжелую деревянную дверь. Дальше происходящее я помнила как сквозь пелену. Лысый, высокий служащий со скорбной улыбкой интересуется моим именем, протягивает кипу бумаг на подпись. Меня спрашивают, какую урну я бы желала и я с ужасом думаю, что наверное сейчас Сашка лежит в каком-нибудь пластиковом пакете. Вышла я с разукрашенной синими полосами урной и бережно держа ее перед собой опустилась на нагретое солнцем сиденье.
— Вы голодны? — спросил меня мужчина, озираясь в поисках ресторана. У него явно не было никаких душевных терзаний из-за того, что я держала в руках.
— Не очень. — Ответила я. Мысли о том, что содержимое керамической урны когда-то было человеком, не давали мне чувствовать такие потребности, как голод.
— Я порядком утомился от ресторанной еды. Поедем ко мне, я приготовлю пасту. — эти слова из его уст звучали столь естественно, что я кивнула, не давая пытливому разуму начать размышлять, зачем малознакомому мужчине тащить меня к себе домой.
Протокол дела Анны Гельди. Шестой акт.
Никто не может быть присужден к смертной казни, если он сам не сознался в преступлении, хотя улики и свидетели и доказывали его еретическую извращенность, и Анна Гельди из числа подобных обвиняемых.
Чтобы добиться признания, эта ведьма подвергается пыткам по решению суда.
Нужно помнить, что не все ведьмы одинаково восприимчивы к пыткам, есть те из них кого бесы оставляют быстро, и тогда они сознаются в своей вине, а есть те, кого Дьявол поддерживает до самого последнего вздоха. Те ведьмы не каются и дорога им уготована прямиком в Преисподнюю.
Анна Гельди приговорена к дыбе, дабы изгнать из нее бесов. Женщину будут растягивать на дыбе каждый день, пока она не признается в том, что является ведьмой и не покается. Тогда ее страдания закончатся.
Глава 8 Дьявол в деталях
Мы подъехали к новому зданию, расположенному недалеко от цюрихского озера, с окнами от пола до потолка и поднялись на верхний, седьмой этаж. Как я узнала позже — строительство многоэтажек в Швейцарии было делом не простым из-за того, что почти вся ее территория располагалась в зоне сейсмической активности, а такие места ценились на вес золота. Мы вышли из лифта, и сразу оказались в огромной гостиной, где как предполагалось, нужно было разуться и снять верхнюю одежду. Я разувалась понимая, что на моих белых носках не останется ни пятнышка после пребывания здесь. Комната, в которой располагался только огромный диван, насколько кресел, телевизор во всю стену и одинокая раскидистая пальма могла легко вместить в себя человек двадцать, но сомневаюсь, что Дэниел закатывал в ней вечеринки. Мужчина взял из моих рук прах Александра и сказал:
— Я пойду на кухню, вы осмотритесь, если хотите.
Я бы никогда не смогла пригласить незнакомца в свою квартирку и сказать ему «осмотрись». Мне бы понадобилось время, чтобы запрятать разбросанные вещи в шкаф, снять, пардон, нижнее белье с сушилки в ванной, да убрать империю грязных кружек с глаз долой.
С первого взгляда видно — квартира принадлежит мужчине и женской руки никогда не знала. Холодный интерьер, из комнаты в комнату — идеальная чистота, каждая вещь на своем месте. В ванной только сиротливая зубная щетка, шампунь и гель для душа. На зеркалах ни следа ни засохшей капельки. В кабинете, оформленном все в том же минималистическом стиле, все чисто, на столе красуется одинокий ноутбук и стопка бумаг. Я шла дальше, отметив спальню хозяина по перелистному календарю с Порше, отворила гардеробную и поразилась бесконечному количеству почти одинаковых голубых рубашек. Единственной комнатой, выбивавшийся из общего стиля была небольшая библиотека. Я тут же узнала запах старинных книг, стоящих на качественных стеллажах, мне очень понравился удобный диванчик в углу и лампа над ним. Я бы принесла сюда плед и пару свечей и стало бы совсем уютней.
«Сашку» Дэниел поставил на полку возле огромного телевизора, а сам, насвистывая, готовил ароматный соус на большой кухне. Рот тут же наполнился слюной, после того как нос безошибочно узнал запах Болоньезе.
— Я могу чем-то помочь? — спросила я, глядя как мужчина перемещается по своей кухне, точно помня, где что лежит.
— Выберете вино, оно в кладовой.
Он махнул рукой в сторону закрытой двери, у этой квартиры вообще пределы есть? Я зашла в небольшую комнатку, которую можно было назвать мечтой алкоголика. Одна из ее стен была полностью занята многочисленными бутылками вина, лежащими на специальной деревянной подставке. У другой стены стояли ящики с пивом, и крепкие напитки на любой вкус. Я вытащила четырехлетнее итальянское вино, с надеждой, что не ошиблась в выборе. И вернулась к мужчине, щурясь от яркого света после полутьмы кладовой.
— И зачем вам такая огромная квартира? — спросила я. Нет, наличие кабинета — дело, несомненно приятное, сама всегда мечтала о своем, но гостиная, библиотека, гостевая, гардеробная… Зачем одному мужику столько места?
— Недостаток пространства ущемляет личность, — изрек он мне в ответ, а затем добавил — На самом деле у меня небольшая клаустрофобия.
Ах вот, в чем дело! Дэниел умело скрывал свою фобию, он не нервничал в лифте, легко находился в обществе большого количества людей. Должно быть для него было пыткой каждый раз спускаться в архивы и подобные места. Я озвучила свою мысль, он рассмеялся, размешивая соус:
— Все не настолько плохо. Но вот метро в Москве — место не для меня.
— Метро и мне тяжело выносить, особенно в час пик, — я подошла к мужчине, с наслаждением глядя, как он готовит. Есть что-то завораживающее в готовящих мужчинах, интересно, чувствуют ли они тоже самое, глядя на нас женщин у плиты? Если да, то понимаю, почему многие из них стремятся затащить свою даму на кухню навсегда. Дэниел поставил воду для пасты и взял вино:
— Это любимое вино моей мамы — сказал он, открывая его. Я было испугалась, что зря выбрала эту бутылку, он прочел что-то по моему лицу, поэтому пояснил:
— Не волнуйтесь, у меня еще три бутылки такого же. Поедим, а потом поработаем.
Он сервировал стол, зажег свечи, налил немного вина в высокие бокалы. Я всегда пыталась делать нечто подобное для Сергея, но ему нужно было побольше, посытнее, поэтому красивых ужинов у нас не выходило. А тут…
— Как в кино, все очень красиво, — я взяла в руку бокал, понюхала вино, сделала небольшой глоток. Мне понравилось. Дэниел наполнил тарелки и поставил перед нами.
— Есть нужно красиво, — сказал он, с удовольствием наматывая на вилку бесконечную порцию пасты, я боялась проделывать нечто подобное, зная, что наверняка забрызгаю белую скатерть. Наконец, справившись с этим непростым делом, я восхищенно проглотила угощение и заверила мужчину, что ничего в жизни вкуснее не ела. Конечно ела, но всем важно знать, что их труд оценивают по достоинству. Вольф заулыбался как довольный кот, а я, глядя на него, вдруг вспомнила свой разговор с Ильичем:
— Вы случайно не жили в России под фамилией Волков?
— Да, у меня два гражданства. И в русском паспорте я Даниил Волков.
Я едва не подавилась, кому нужно при швейцарском делать еще и русское гражданство? Ради чего? Безвизового въезда в Белоруссию?
— И вы не работали на Александра Ильича случайно?
Дэниел закатил глаза, словно вспоминая что-то:
— Невысокий, плотный, бывший КГБшник?
— Да, он еще сказал, вы у него клиентскую базу украли.
Я не мигая уставилась на Дэниела, он подлил мне и себе вина и сказал:
— Не украл, а скопировал.
Он говорил столь невозмутимо, будто совершил какую-то маленькую провинность, или вообще ничего не сделал, а между тем Ильич явно вспоминал об этом инциденте с болью на сердце.
— Почему вы это сделали?
Мне стало интересно узнать его версию событий. Паста стремительно подходила к концу, и как бы мне не хотелось добавки, я понимала, что если съем еще немного — работать не смогу. Дэниел тоже почти закончил со своей едой, он аккуратно положил нож и вилку на краю тарелки и пояснил:
— Он удерживал зарплату за два месяца. Я слышал, что русские готовы работать «за идею», но меня коммунистическое прошлое миновало. Тогда я решил, что нужно восстановить справедливость и скопировал клиентскую базу. Благодаря ей я и смог со временем начать плотно работать на русском рынке.
— Тогда передам Ильичу от вас «привет».
— Я и сам к нему зайду, столько лет прошло, не думал, что старик все еще обо мне помнит.
Мужчина убрал тарелки, заварил нам по чашечке кофе. Мне с теплыми сливками, себе черный, без сахара.
— Пока что у нас только разрозненные сведения. Я предлагаю собрать всю имеющуюся информацию воедино и разработать несколько гипотез, у кого же на самом деле находятся протоколы.
— Дьявол в деталях?
— Именно в них.
Дэниел сходил в комнату и вернулся с целым канцелярским набором: бумага, карандаши, маркеры, чтобы отмечать важное. И еще с несколькими исписанными листами.
— Вы не против, если мы разложим это все на ковре, кажется, так будет наглядней.
Он смерил меня удивленным взглядом, но затем кивнул и разложил листки.
Я может и мечтала о кабинете у себя в квартире, вот только одновременно с этим осознавала, что никогда не стану им пользоваться. Я люблю работать полулежа, раскидывая вокруг себя бумаги, словно создавая из них норку, приносить туда бесконечное множество чашек, наполненных ароматным чаем и кофе. Белый ковер в гостиной Дэниэла как нельзя подходил мне для этого рабочего процесса. Конечно, с чаем придется повременить, потому что если я испорчу его, сомневаюсь что мой «напарник» будет счастлив.
— Сюда я записал имена всей присутствующих на лекции и краткие досье на них. Здесь семейное древо семьи Чуди.
Дэниел неловко уселся на ковре и отдал мне бумаги. Я изучила имена присутствующих, с многими из которых уже успела познакомиться. Максим и Анастасия, три «ведьмы», семейная чета Вопни и Марк — он же конкурент Дэниела в охоте на протоколы. Здесь также были наши имена и имя профессора, погибшего после презентации своей книги.
Закат был близок, было видно, как меняет цвет небо, а вода, словно пытается подражать ему своим отражением. В городе загорались первые огни, ночью вид, должно быть, совсем сказочный.
— Может ли быть, что кто-то вошел в зал во время лекции и затем «помог» профессору упасть с лестницы?
— Это было не закрытое мероприятие, охраны нет, камер слежения также. Я тоже начал думать о том, что кто-то проник в музей.
От этой новости стало не легче. Никто не говорил о посторонних во время мероприятия, все примерно запомнили присутствующих.
— Если это так, сомневаюсь, что мы сможем найти владельца протоколов, — я не отличалась пораженчеством, но искать одного человека в Моллисе все равно, что иголку в стоге сена.
— А я не сомневаюсь. Дина, я всегда решаю поставленные задачи. — Он вытащил страницу с генеалогическим древом Чуди, постучал по ней пальцем, — и вы мне помогли, вспомнив о книге Матиаса.
Несколько ветвей было зачеркнуто алым.
— Это те потомки Йоханеса Чуди, которые остались в Швейцарии.
— Только две семьи, — сказала я, глядя на две, оставшиеся ветви. Вот так, от некогда огромного рода не осталось почти ничего. Я глядела на адрес и вспоминала, что явно не он был указан на полях тетради Антонова. Найдя глазами фамилию, что видела в записях своего друга, я, повиновавшись интуиции, подчеркнула ее зеленым.
— Что вы делаете? — с удивлением спросил меня Дэниел. — Я изучил эту ветвь, она тупиковая.
— Не факт, мужчина скончался три года назад. Кто-то мог завладеть протоколами, раз он не передал их детям.
Дэниел скептически покачал головой, но нехотя переписал фамилию мертвеца в список возможных владельцев протоколов.
— Я думаю, нам нужно спросить Марка, не видел ли он чего-то или кого-то, а также сотрудницу музея. Помнится, Юдит говорила, что они столкнулись с ней после разговора с Матиасом.
Дэниел схватился за карандаш:
— А я про нее совсем забыл! — мужчина спешно записал несколько строчек на листке. Я решила его утешить, положив руку на плечо:
— В тени таких ярких личностей как Максим или Морена легко упустить из виду пожилую даму.
— Вы правы, — он положил свою теплую ладонь сверху. Глаза его потемнели, вдруг стало как то неловко от того, что оба мы полулежим на ковре. Он наклонился вперед, с явным намерением меня поцеловать. Я подобралась и встала.
— Раз мы закончили на сегодня, предлагаю завтра начать посещение семьи Чуди. Насколько я понимаю — они, наша единственная зацепка на сегодняшний момент.
— Вы не хотите остаться у меня? — спросил Дэниел с таким невинным выражением лица, будто пижамную вечеринку решил устроить или посиделки за просмотром сериалов. Я покачала головой.
— У меня вещи в гостинице. Доведете меня домой?
Дэниел кивнул, поднялся. Быстрым взглядом оглядел устроенный бардак, размышляя сейчас убрать разбросанные листы или потом. Чистюля…
Решение было принято им за доли секунд и мы спустились в гараж. В машине, к своему стыду, я думала вовсе не о работе и не о деле Анны Гельди, я думала о сидящим рядом со мной мужчине. У меня не было иллюзий по поводу его отношения ко мне, скорее всего ему нужен был кто-то, чтобы занять место Софи. Вот только я не хотела несерьезных отношений, не смогу я в них жить.
Есть люди, которые легко влюбляются и легко расстаются, я же так не могу. Я потом болею, переживаю. И красавчик, вроде Дэниела не подойдет мне чтобы зализать душевные раны, он только создаст новые.
На прощание Дэниел мне сказал:
— Я приеду за вами завтра утром. Дина, сколько времени вы еще пробудете здесь, в Швейцарии? — его взгляд был серьезен, он ждал правдивого ответа.
— У меня вылет через пять дней, — незаметно для меня самой время пролетало стремительно быстро. И хотя материал для романа Ромашковой по делу Анны Гельди был собран, много тайн еще предстояло раскрыть.
— Если мы не уложимся в эти сроки — вы останетесь? — спросил меня Дэниел с надеждой в голосе, а потом поспешно добавил — Я все оплачу.
Я пожала плечами, визу мне благодаря связям Ильича поставили аж на пол года, так что я могла задержаться в этой красивой стране на неопределенный срок.
— Если не уложимся — останусь. И Дэниел, останусь как ваш помощник, ничего более.
— Да, да. Конечно, — рассеяно сказал он мне, но меня не покидало ощущение будто он пропустил мои последние слова мимо ушей.
* * *
Я проснулась в восемь утра, выспавшаяся и очень бодрая, несмотря на то, что до двух часов ночи переписывалась с Ромашковой. Пусть я и считала ее бездарной писательницей, заставляющей меня пугаться за будущее отечественной литературы, человеком эта женщина, судя по всему, была хорошим. Я описала для нее встречу с ведьмами и даже наш совместный ужин и оказалась в полнейшем ступоре, когда от нее последовал вопрос: «Вы что-то чувствуете к этому мужчине?».
Я отрицала и отнекивалась, описала ей, как холодно и легко он распрощался с женщиной, с которой был три года, его стремление все контролировать и исключительную любовь к чистоте. Получался у меня не самый приятный персонаж, и это радовало. А то, еще учудит, впишет его как героя-любовника, а мне красней потом.
Полина Ромашкова умоляла меня продолжить искать убийцу и владельца протоколов: «Простите ли вы себя когда-либо, если упустите возможность найти убийцу своего друга? Я думаю, что нет, Дина. Не говоря уже об исторической ценности, что вы вернете этому миру. Держите меня в курсе событий и обязательно расскажите о том, как прошли «похороны» Александра. Я работала с ним много лет, скучаю по нему и скорблю, хотя мы никогда и не виделись».
После того как я всласть повалялась в кровати, счастливо перекатываясь с боку на бок от осознания того, что мне никуда не нужно спешить, я отправилась на завтрак, чтобы обнаружить около своей двери приятный сюрприз.
Небольшая плетеная корзинка, в которой я безошибочно узнала выпечку из кофейни в Моллисе, поджидала меня, источая волшебный аромат. Свежие круассаны, кексы, открытые пироги с ягодами заставили рот наполниться слюной. Неужели паренек из кофейни решил так за мной приударить? Он же совсем еще юный, ему бы за ровесницами бегать.
Я отворила окно нараспашку, впуская свежий воздух и яркие солнечные лучи, заварила фруктовый чай и осмотрела корзинку, выбирая самую лучшую булочку. Начать я решила с круассана, посыпанного ореховой крошкой. Интересно, что там внутри?
Я разломила его напополам, облизнулась на шоколадную начинку и собиралась было укусить, когда коварный солнечный луч коснулся теста, заставляя нечто блестеть и переливаться. Я поддела ногтем металическую крошку, осознавая, что в круассане, который я едва не надкусила, находилась крохотная иголка. Аппетит отбило сразу. Я принялась разламывать выпечку, находя все новые металлические осколки. Что это такое, черт возьми? Неудачная шутка? Или попытка убийства? Какова вероятность того, что я отравлюсь поедая выпечку? Что было бы дальше? Иглы в желудке, скорая… Я возблагодарила судьбу за хорошую погоду и солнечный день, думала позвонить в полицию, но передумала и набрала номер Дэниела с гостиничного телефона. Тот взял трубку незамедлительно.
— Дэниел Вольф.
— Меня только что пытались отравить.
— Вы в порядке?
— Да. В гостинице.
— Я уже еду.
Он повесил трубку, оставляя меня наедине с чувством тревоги и отравленными булочками. Черт возьми, это как в деле Анны Гельди, ее обвиняли в отравлении ребенка иглами, в добавление их в хлеб и молоко. Но кому нужно подобное? Ответ был очевиден, тому же, кто убил Сашку и профессора. Взгляд скользнул на шкаф, в который я убрала урну с прахом Александра.
— Мне бы твои способности… — со вздохом сказала я. Имей я хоть одну десятую таланта своего друга, я бы уже нашла убийцу. Что бы сделал он в подобной ситуации?
Разум Александра не знал страха или усталости. Антонов бы уже мчался в Моллис, допрашивать паренька-баристу, затем бы он начал проверять списки оставшихся в живых родственников Чуди. Он бы не потерял ни одной нити, ведущей к владельцу протоколами, не то, что я, закопавшаяся в своих эмоциях и чувствах. Я снова открыла его тетрадь, перелистала все страницы, запоминая все, вплоть до каракуль на полях. Из полезной информации в тетради был только адрес, обведенный несколько раз в торжественный кружок. Значит, стоит посетить его так скоро, как возможно.
Дверь отворилась, и в комнату вбежал запыхавшийся Вольф. Он бросился ко мне, словно собираясь обнять, но остановился как вкопанный и спросил:
— Чем вас пытались отравить? — я показала пальцем на выпечку.
— В ней крохотные иглы.
Дэниел взялся за разломанный круассан, словно тот был бомбой замедленного действия.
— Смотрите, здесь проколы, — он перевернул круассан, с обратной стороны виднелись крохотные дырочки: — Иглы кто-то вставил уже в готовое изделие.
Мы рассмотрели остальную выпечку и результат подтвердился.
— Но это же глупо: втыкать иголки в тесто, — сказала я, не понимая, зачем мне отправили подобную посылку. Сработай это, и проглоти я достаточное количество иголок, чтобы умереть — полицейские бы быстро нашли виновника. Но, прежде чем проглотить пищу, я бы ее прожевала и, возможно, успела бы выплюнуть иглы. Я озвучила свои размышления Дэниелу, он не был со мной солидарен:
— Это вы узнали выпечку из Моллиса. Сомневаюсь, что кто-то еще бы провел параллель. В одном Цюрихе функционируют несколько сотен кофеен и пекарен с выпечкой почти идентичной этой.
— Но все равно, шанс, что я съем достаточное количество игл, чтобы умереть невелик. Не лучше бы было подсыпать яд?
Дэниел пожал плечами. После того, как он удостоверился в том, что мне ничего не угрожает, мужчина сосредоточился на деле:
— Либо это скорее попытка напугать вас, чем отравить, либо это сделал психически не здоровый человек, — торжественно сообщил Дэниел, осмотрев корзинку. Я не могла с ним не согласиться, однако радость, плескавшаяся в голубых глазах мне не импонировала.
— Владелец протоколов чувствует, что мы продвигаемся в раскрытии его личности, он боится. Думаю, мы близки к разгадке. Собирайтесь, Дина. Едем в Моллис, узнаем, кто покупал выпечку сегодня и вчера.
Дэниел решил не покидать моей комнаты, а лишь развернулся лицом к двери, давая мне немного времени, чтобы одеться. Я — девушка не стеснительная, но личное пространство все же ценю, поэтому схватив вещи из шкафа и едва не опрокинув урну с Сашкой при этом, закрылась в ванной.
— А как же полиция? Может быть лучше позвонить и обратиться за помощью? — громко крикнула я из-за закрытой двери.
— Я бы не хотел их в это вмешивать. Если мы привлечем излишнее внимание, владелец может сбежать, и мы никогда не найдем его. Позвоним позже, когда установим личность убийцы.
— Или после того, как вы продадите протоколы? — спросила я, втискиваясь в джинсы и осознавая, что с булочками пора завязывать.
— Дина, я бизнесмен. Если бы я каждый раз отказывался от дела, как только это становилось немножко опасно, я бы разорился.
Я подвела глаза, сделала высокий пучок и оглядела свое отражение в зеркале. Местный воздух шел мне на пользу, кожа лица приобрела ровный легкий загар, а мешки под глазами исчезли. Выйдя из ванной, я отметила, что мужчина покорно стоит, обратив взгляд на закрытую дверь.
— Что в вашем представлении немножко опасно?
— Как-то я продавал Библию, написанную в семнадцатом веке в России и вывезенную в Германию в годы Второй мировой войны. Большая редкость. Мой клиент решил на месте сторговаться вдвое при помощи двух подручных и пистолета.
Дэниел поднял рубашку, показав рельефный живот и старый шрам от пулевого ранения. Мои глаза в ужасе распахнулись.
— И как вы выжили?
— Отдал им книгу за пол цены. — Улыбка скользнула по губам мужчины: — Вот только он до сих пор не знает, что владеет фальшивкой, а настоящая Библия хранится у меня и ждет стоящего покупателя.
Я серьезно посмотрела на мужчину, понимая, будь он маленьким мальчиком, отшлепала бы его.
— Нельзя так легкомысленно играть с судьбой, — сказала я ему строго: — А если бы вы остались калекой? Стоили бы деньги того?
Дэниел следовал за мной, пытаясь подобрать слова, чтобы ответить. Мы были уже около его машины, когда он буркнул:
— Вы прямо, как моя мама. Обычно женщинам нравится эта история.
— Мне она не нравится. И лучше меньше заработать, чем водиться с опасными личностями.
Я уселась, понимая, что звучу, как моя собственная мама. Но с другой стороны, глупый риск — не то, чем надо восхищаться. Шрамы, полученные по глупости вовсе не украшают. Дэниел надулся и молчал почти всю дорогу, врубив русскую попсу. Разговорился он только, когда мы выехали на знакомую дорогу в Моллис.
— Я проверил оба адреса, оставшихся в живых потомков Чуди. Лукас Чуди работает в нашем правительстве. Я позвонил ему и расспросил о том, чем он занимался в последнее время. Уверен на сто процентов, он не имеет никакого отношения ни к протоколам, ни к делу Анны Гельди. Более того, осознав, к какой семье принадлежит, он просил не раскрывать этой информации, испугался за свой рейтинг на следующих выборах.
В мыслях я сильно удивилась тому, что здесь можно просто позвонить на мобильник государственному деятелю и спросить, где он находился последние пару недель. У нас, чтобы для тебя снизошел представитель гос думмы, разве что жертвоприношения не приносят. Дэниел меж тем продолжал под веселую песенку Нюши:
— Вторая семья продолжает проживать в кантоне Гларус в горах, они фермеры. Предлагаю заехать к ним вечером, если успеем. Заодно поужинаем с видом на закат в каком-нибудь ресторанчике наверху.
Мужчина решил не заметить обиду, сосредоточившись на поставленной задаче. Я же размышляла о том, что сказать улыбчивому пареньку, работающему в кафе, чтобы не напугать его. Про иглы я решила не говорить.
— Привет! — с улыбкой обратилась я к нему и заказала кофе и булочки. А что, я есть хочу, а молния в одно дерево дважды не ударяет. Дэниел явно придерживался того-же мнения, поэтому взял себе ведро американо и шоколадные кексы, заказ он произнес на английском, имитируя восточнославянский акцент, что немало меня удивило. Матиас, я мысленно похвалила себя за то, что вспомнила его имя, выглядел каким-то уставшим и нервным. У него была обычная для рыжих кожа почти молочного цвета, на которой тут же становились видны следы переутомления: — Как дела? Не очень хорошо выглядишь, экзамены?
— Да, да, вот вот начнутся, — сказал он после секундного взгляда в пустоту. После этого натянул улыбку, и отправился варить кофе. — Вы стали у нас частым гостем. Как продвигается книга?
— Замечательно, мне очень помогли ваши местные «ведьмы», — при словах о дьявольской тройке парень скривился, а я буквально кожей почувствовала, как взгляды немногочисленных посетителей направляются на нас.
— Слушай, Маркус, тут произошла небольшая неприятность. Утром мне в подарок пришла выпечка из этой пекарни, ты не знаешь, кто мог ее отправить?
Парень обернулся, отрываясь от приготовления моего кофе, пожал плечами.
— Не знаю. А что? Что-то несвежее оказалось? — с удивлением спросил он.
Я говорила медленно, чтобы проследить его реакцию на мои слова. Нутро подсказывало, что парнишка бы в жизни не стал заниматься попыткой отравления, но гаденькие сомнения все же гнездились в моей душе.
— Дело в том, что какой-то шутник насыпал в выпечку перца. Я вся обплевалась, подумала, что тебя чем-то обидела, вот ты и мстишь.
Дэниел молча оперся на стойку и принялся сверлить парня глазами, так и не говоря ни слова. Я поняла, что он специально вел себя так, будто не говорил на немецком. Интересно, почему? Матиас как-то неуклюже поставил перед нами кофе. Его глаза забегали, мои слова явно его взволновали:
— Я правда не знаю, кто мог так поступить. Мне часто оставляют деньги на стойке и берут выпечку. Я просто оставляю это, если мне надо отлучиться, — Он достал из-под стола табличку с надписью «Ушел на десять минут, деньги кладите под кассу»: — Только не просите позвать начальство, меня тут же уволят.
Мы переглянулись с Дэниелом, мне показалось, что он, также как и я, видел перед собой испугавшегося паренька, практически ребенка, который бы в жизни не стал заниматься попыткой отравления.
— Давай так, я перечислю, что было в корзинке с выпечкой, а ты постараешься вспомнить, кто заходил за подобным заказом. Хорошо?
Парень поспешно кивнул. К сожалению, после того, как я перечислила ему всю «отравленную» выпечку, он пожал плечами:
— Я не знаю, кто это мог бы быть. Скорее всего меня здесь не было.
Я улыбнулась, сказала:
— Ладно. Приятно было поболтать. Хорошего дня.
— И вам тоже хорошего дня! — Распрощался с нами Матиас.
— Давайте поедим снаружи? — предложил Дэниел по-русски — На меня здесь стены давят. — он оглядел посетителей быстрым взглядом, от них буквально исходили волны неприязни.
— Никаких зацепок, — вздохнула я, делая глоток кофе и разламывая булочку с корицей, чтобы удостовериться, что в ней нет иголок. Мы прогуливались мимо аккуратных домиков в сторону вишневого сада, полного старых, раскидистых деревьев.
— Вообще-то зацепка есть. Юноша лгал про экзамены.
Меня удивили слова Дэниела:
— Откуда вы узнали?
— Экзамены во все институты в Швейцарии уже прошли. Вы иностранка, и точно не знаете этой детали. Вот только зачем ему лгать?
— Может быть гулял где-нибудь с друзьями и постеснялся рассказать? — предположила я.
— В его возрасте вечеринками гордятся… Нет, здесь что-то иное. Я узнаю об этом юноше больше. Возможно, на самом деле он знает того, кто отправил вам приправленную иглами выпечку.
Протокол дела Анны Гельди. Восьмой акт.
Обвинение:
Мы, судья и заседатели, принимая во внимание результаты процесса, ведомого против Анны Гельди, уроженки Зеннвальда, пришли к заключению, после тщательного исследования всех пунктов, что в своих показаниях она сбивчива, ибо говорит, что произнесла угрозу, но не имела намерения поступать согласно ей. Имеются к тому же различные улики: неизвестные травы в ее доме, почерневшее зеркало и швейный набор, из которого пропали все иглы. Их достаточно для того, чтобы подвергнуть Анну Гельди допросу под пытками. Поэтому мы объявляем и постановляем, что она должна быть пытаема сегодня же. Приговор произнесен
Присутствующие на пытках: нотариус И. Ш., судья, палач. Обвиняемая находится на дыбе.
Вопросы подсудимой:
— Насылала ли ты, Анна Гельди, порчу на ребенка Йоханнеса Чуди?
— Нет.
— Вредила ли ты каким-либо способом обвинителю и его семье?
— Нет.
— Заключала ли ты сделку с дьяволом?
— Нет
— Отрекалась ли ты от Бога нашего во славу Сатаны?
— Нет.
На все вопросы обвиняемая ответила отрицательно. Ввиду упорства в отрицании вины, мы, присутствующие, назначаем для тебя, Анна Гельди, продолжение допроса под пыткой на второй и третий день, чтобы правда была произнесена из твоих собственных уст.
Глава 9 У старых грехов длинные тени
С вершины гор открывался прекрасный вид на город и лесные массивы.
Рогатые коровы с неподъемным на мой взгляд колоколами на могучих шеях мирно жевали траву на раскидистых полях, от их движений колокола покачивались и вокруг раздавался церковный звон. Я глядела на животных и думала, ведь и люди есть такие — живут себе в гармонии, жуют, что под нос попадет и думать не думают о том, что вся жизнь их — это бесконечная рутина и дойка. И ведь не поймешь, осуждать их или восхищаться, они то, наверное, счастливей.
— О чем задумались? — спросил Дэниел, паркуя машину около добротного деревенского дома.
— О том, что многие люди очень похожи на этих коров. Дальше своего носа не видят.
— Зато они счастливы. — пожал плечами мужчина, словно прочитав мои мысли. — Давайте сделаем так в этот раз, я буду задавать вопросы, а вы молчите, обращайте внимание на жесты и мимику хозяина дома.
— Почему вы думаете, что мне лучше молчать?
— У фермеров немного другой менталитет, они обычно не очень любят приезжих.
Я кивнула и последовала за мужчиной. Он постучался в старую деревянную дверь с помощью латунного звонка. По ту сторону раздался лай крупной собаки. К нам вышел невысокий, широкоплечий мужчина одетый в простую, удобную одежду с вихляющим хвостом огромным псом около ног. Пес выглядел обманчиво дружелюбным, я же по опыту знала, если он решит, что мы представляем угрозу, то тут же будем облаяны и покусаны.
— Дэниел Вольф, — представился мой напарник. — Моя будущая жена — Дина.
Молча кивнула, удивляясь, с чего бы Вольфу нас женить? Хотя, к семейным парам люди всегда лучше относятся. Фермер не выглядел сильно обрадованным нашей встрече.
— Да, помню, вы мне звонили по поводу каких-то протоколов. — Мужчина почесал светловолосую макушку, на его лице была написана легкая скука. Скорее всего он понятия не имел, какую стоимость представляют эти бумаги. Мужчина не стал приглашать нас внутрь, вместо этого подозвал пса и вышел на улицу. Он явно не собирался долго разговаривать с Дэниелом, всем своим видом показывая, что очень занят. Мой «жених» же не унимался:
— Это старые тексты, возможно переплетенные в кожу. Вы единственный, у кого они могут быть. Скорее всего остались у вас от отца или вашего покойного дяди — Манфреда Чуди.
Я узнала последнее имя, именно оно было обведено в несколько кругов в записях Антонова. Мужчина тоже его узнал:
— Ничего не говорите мне о Манфреде! — в его светло-голубых глазах сверкнула ярость и какое-то другое выражение, похожее на сильное отвращение. Пес предостерегающе коротко рыкнул. — И, как я вам уже говорил — моя фамилия теперь Мун, фамилия моей жены, и я ничего не знаю ни о каких старых бумагах.
Фермер уверенно направился к коровам, игнорируя спешащего за ним Дэниела. Тот не растерялся и перелез через ограждение, сыпля вопросами к раздражению господина Муна.
Что могло заставить мужчину так болезненно реагировать на упоминание дяди? Есть истории, которые не попадают в семейные архивы и на фотографии, полные счастливых лиц. Дэниел, казалось, этого не понимал, пытаясь вывести разговор к теме протоколов, а надо было говорить о старике. Я замахала руками, привлекая внимание Вольфа. Тот не сразу повернулся и направился ко мне, он выглядел явно раздосадованным, вытирая подошвы дорогой замшевой обуви от коровьей лепешки. Мне же его раздражение доставило какую-то злорадную радость, так ему и надо, чистюле педантичному.
— Дэниел, — заговорила я тихо по-русски: — У него нет протоколов, неужели вы не поняли?
— У кого тогда они, черт возьми? Я начинаю думать, что вся эта затея с потомками Чуди была бессмысленной. — Ответил он мне, на красивом лице читалось недовольство.
Мы вернулись обратно к машине, солнце припекало, Дэниел сел в водительское кресло и тяжело вздохнул. Что ж, пора мне было выложить свои карты на стол:
— А я так не думаю. Послушайте, возможно стоило сказать вам раньше, но я нашла одну из тетрадей Александра, ту, где он вел записи по делу Анны Гельди.
Вольф развернулся ко мне, я думала он разозлиться и повысит голос, но он спросил совершенно спокойно:
— И что же вы обнаружили в этих записях?
— Имя Манфреда Чуди и его адрес. Мне кажется, Александр думал, Манфред и есть владелец протоколов. — Под его взглядом я чувствовала себя как нашкодившая кошка, в глазах его читался немой укор.
— Значит едем по адресу. Найдите в бардачке папку с именем Манфред Чуди. Я собрал на него досье на всякий случай, не знал — пригодиться ли.
Я достала папку, наполненную белыми листами и бегло просмотрела документы. В ней было все — адреса мужчины, места, где он работал, также история его болезни, Манфред умер от рака легких.
— Последний адрес указан в Моллисе, — я произнесла название улицы, Дэниел кивнул — странно…
— Что странно?
— Здесь написано, он жил в четырехкомнатных апартаментах.
— И что в этом странного?
Я посмотрела на мужчину и не смогла сдержать улыбки. Он — любитель открытого пространства не видел ничего удивительного в том, что одинокий старик жил в такой большой квартире. Я пояснила свои мысли, после чего Дэниел спросил:
— Вы думаете, он жил не один?
Я пожала плечами, хотя на самом деле была уверена в этом.
— Я думаю, нам нужно опросить соседей, узнать чуть больше об этом мужчине и о том, кто его навещал.
— Не будьте слишком самонадеянны, Дина, мало вероятности, что мы сможем найти кого-то, кто его знал.
Слова Дэниела немного остудили мой энтузиазм. Однако когда мы остановились возле четырехэтажного дома с тремя подъездами, острой крышей, построенного годов примерно в шестидесятых, я преисполнилась оптимизма. Дом выглядел слегка обветшалым, требующим реставрации — маленькие окошки, на которых пышно цвела герань в продолговатых горшках навевала на мысль о том, что возможно в этих домах жило много пожилых. Машин возле подъезда оказалось припаркован не много, что тоже показалось мне хорошим знаком. Старики любят поболтать, а уж тем более о соседях. И сомневаюсь, что менталитет играет в этом какую-то роль.
Мы вышли из машины, согласно досье Дэниела на Манфреда, тот доживал старость на первом этаже. Мы остановились у подъезда в нерешительности с чего начать: позвонить в квартиру и поговорить с новыми жильцами или сразу донимать соседей, когда дверь отворилась и к нам вышла дама глубоко за семьдесят, с пронзительными голубыми глазами и короткими рыжими волосами.
— Здравствуйте, вы к кому? — спросила она, подозрительно сузив глаза и я поняла, что судьба нам улыбнулась.
— Здравствуйте, мы пришли поговорить с соседями Манфреда Чуди. Возможно вы его не помните… — Начал Дэниел, но был прерван ее звонким голосом.
— Как же, как же, помню. Такого не забудешь, — женщина неодобрительно покачала головой на короткой шее. Бабушки! Вездесущие и всеведущие бабушки, кладезь любой информации и сплетен. — А вы то кто?
Дэниел не дал мне говорить, сказав:
— Мы психологи, пишем научную статью о феномене одиночества и бессменности среди мужчин в Швейцарии поколения, рожденного до Второй мировой войны.
Вот это загнул! Подумала я. И ни слова о протоколах. Дэниел умело скрывал свой личный интерес к этим бумагам, зачастую прикрываясь моей работой. Однако это был первый раз, когда он напрямую лгал. Но почему? Мужчина улыбался, и можно было заметить, как старушка тает под его взглядом. Женщина понизила голос:
— Где же вы были, пока он жив был? — спросила она неодобрительно.
— Пока грант получили, пока определились с фокус-группой, половина опрашиваемых и умерла. — Дэниел врал так натурально, что я сама ему поверила на секунду: — Моя коллега, Виктория, из Великобритании — представил он меня. Я дежурно улыбнулась. Еще одна ложь, но зачем?
— Госпожа Шток.
— Его родственники, по какой-то причине отказались рассказать о нем. — произнесла я на немецком, старательно имитируя британский акцент.
— О таком не рассказывают, — старушка фыркнула — Позор это.
Она задумчиво оглядела нас, решила что-то для себя и поманив нас вперед, уселась на деревянную лавочку под деревом магнолии. Я ее понимала, солнце слишком припекало, а старики особенно чувствительны к жаре.
— Не могли бы вы пояснить для нас отклонения в поведении Манфреда Чуди? — Дэниел даже достал телефон и включил запись, бабулька поджала губы, словно пытаясь сдержать поток слов, рвущихся из нее, но эта хлипкая преграда долго не продержалась:
— Отклонения, самые натуральные отклонения, — дама понизила голос, — Манфред водил к себе проституток. Уже одной ногой в могиле когда был.
Мои глаза округлились, Дэниел тихо пояснил по-английски.
— У нас проституция легализована.
Женщина пропустила его слова мимо ушей, явно в экстазе от того, что ей предоставилась возможность посплетничать.
— И все, как одна, худенькие, маленькие из Азии, — дама покачала головой, — Он конечно прикрываться, пытался, что сиделки. Но сиделка-медсестра к нему приходила одна, и она с этими девушками не имела ничего общего.
— То есть, Манфред жил один? — спросила я, понимая, что догадка о сожительнице, которой я так гордилась, оказалась ни к чему не ведущей.
— Один, все тридцать лет. Он тихий всегда был и каждый год в Тайланд ездил, я то догадывалась за каким делом, но разве о таком кому-нибудь расскажешь?
— Откуда у вас подобные догадки? — я слышала о любителях «помоложе» и как и любую женщину, меня настигал рвотный позыв, стоило подумать о секс-туризме в страны Азии.
— К нему приходил племянник и устроил скандал. Он увидел у него какие-то фотографии, называл его извращенцем и говорил, что позвонит в полицию. Видимо, так и не позвонил.
Мне от слов женщины подурнело. Дэниел оставался куда больше сосредоточенным на деле:
— Вы живете прямо над квартирой Манфреда, я так понимаю? Раз слышали слова его племянника.
— Да, в этих домах стены довольно тонкие. Поэтому все слышно. Манфред тогда сказал, что сделал в своей жизни много дурного, но и хорошее хочет сделать. Все про какие-то документы… протоколы говорил. Что за протоколы я так и не поняла.
Женщина немного расслабилась, откинулась назад на спинку лавочки. Высказав все, что было у нее на душе, она явно начинала чувствовать первые приступы вины:
— Вы же не станете писать ничего такого о Манфреде в своих исследованиях?
— Только с ваших слов не сможем — сказал Дэниел: — но этот феномен очень интересен. Вы не знаете, кто разбирал вещи вашего соседа после его смерти?
— Там не много вещей то было. Что-то забрал его племянник, что-то Майя, но большая часть вещей отправилась на продажу. Манфред все свои деньги благотворительным фондам завещал.
— Кто такая Майя? — спросил Дэниел, взгляд его уже становился стеклянным как у ищейки на охоте.
— Это его сиделка. Очень хорошая женщина, но простая. Сына одна растит. Манфред к ней всегда тепло относился. Он даже пообещал ей что-то очень ценное оставить после смерти, она все гадала что, но он так и забыл, видимо.
— Спасибо вам за информацию, госпожа Шток. — Дэниел пожал старушке руку, мы направились обратно к машине.
— Вы только не пишите, что я вам это все рассказала. Может, я старая, напутала чего, а память хорошего человека порочить не хочу.
Было очевидно, что теперь старушка мысленно ругает себя за длинный язык. Мы же получили новую информацию, не самую приятную, но весьма содержательную пищу для ума.
— Плохой из меня детектив, — призналась я Дэниелу в машине, когда мы отправились обратно в горы, в ресторанчик, который мужчина заприметил для нашего позднего обеда.
— Почему же? — спросил меня он. Как же приятно пообщаться с ним по-русски.
— Я думала, окажется, что у Манфреда была подруга, гражданская жена, о которой никто не знал, а не это все. — Мне все еще было дурно при мыслях о старике, аппетит совсем пропал.
— Главное, что благодаря вашей догадке мы вышли на правильный след. Нам нужно найти Майю. Расспросить ее, что же старик хотел ей подарить. Возможно, благодаря вам, мы в шаге от разгадки тайны протоколов Анны Гельди.
Я тяжело вздохнула. Одновременно и хотелось и нет найти протоколы. Хотелось, чтобы эта история закончилась хорошо, преступники были наказаны, а убийца Александра найден. Не хотелось, потому что мне нравилась Швейцария, и хотелось задержаться здесь подольше.
— Но что если Майя окажется убийцей? — обеспокоено спросила я, когда мы на максимально-разрешенной скорости поднимались на гору по извилистой дорожке. — Разговор с ней может быть опасен.
— У этой женщины есть сын. Она мать-одиночка, а по моему опыту женщины с детьми не способны на убийство, если только они не защищают свое потомство.
Его слова заставили появиться на моих губах легкой улыбке, очень уж они были похожи на реплику ведущего «в мире животных».
— Поедем к этой Майе вместе завтра. В конце-концов, двоим нам бояться нечего.
— Будете прикрывать мою спину как в крутых американских боевиках?
— Скорее как в глупых российских комедиях. Но одного я вас не оставлю.
Сказала и почувствовала, что оставить его одного значит и самой остаться одной. А я такая трусиха.
Мы устроили поздний обед в ресторане, из окон которого открывался вид на Моллис. Дэниел заказал набор сыров и дыню с пармской ветчиной. Дыня считалась в Швейцарии прекрасным летним блюдом, мужчина уплетал кусочки за обе щеки, я же жевала сыр, с ужасом наблюдая за ним. Не люблю подобные сочетания: сладкий фрукт и бекон. Фу. Говорить о деле тоже не хотелось. Историю Манфреда Чуди я и вовсе бы с радостью вычеркнула из своей памяти. Дэниел каким-то образом чувствовал мое настроение, поэтому попытался перевести тему:
— Когда вы хотите поехать к Шильонскому замку, чтобы … похоронить Александра?
— Я не знаю, ваше предложение подвезти меня в силе?
— Конечно, но до женевского озера путь не близкий, может быть придется заночевать там. Давайте найдем протоколы и съездим к замку.
— Да, спасибо за предложение.
— Я уверен, что это хорошая идея. Думаю, Александру бы понравилось, — сказал Дэниел. Он заказал два бокала просекко. Я со вздохом приняла свой у официантки, размышляя над тем, кто вообще решил, что русские много пьют? В Швейцарии, насколько я могла заметить, все местные начинали пить вино уже во время обеденного перерыва и никто не считал себя алкоголиком.
— Если честно, я не знаю, что бы понравилось Александру. Такое ощущение, что после его смерти мы сблизились гораздо сильнее, чем при его жизни. Я все время думаю: что бы сделал Сашка, как бы он отреагировал на то или иное событие, поступил бы он также как я…
— Вы очень чувствительны. И, я думаю, вы все делаете правильно.
Женщины любят комплименты, и я не исключение. Романтичность момента портили мои воспоминания о Софи и о том, как легко Дэниел с ней расстался. Я не могу позволить Вольфу обосноваться в своем сердце.
— Давайте выпьем за то, чтобы Майя стала последним недостающем кусочком в пазле о протоколах Анны Гельди.
Нежный звон раздался от касания наших бокалов. Весь вечер Дэниел то погружался в свои мысли, то был весел и даже игрив. Мы разговорились об образовании и студенческих годах, оба вспоминали их с легкой ностальгией. Дэниел, учился в московском и швейцарском университете одновременно, еще и работать умудрялся.
— И что, на девушек совсем времени не оставалась? — спросила я с улыбкой.
— С русскими девушками я никогда не встречался, — пожал он плечами, а меня сразу начал терзать вопрос «почему». Естественно, я тут же задала его вслух.
— Я так и не понял, чего они хотят. То, что я должен всегда платить в ресторанах и кафе, я понял. Но это в России норма. Но что сделать, чтобы показать, что я ухаживаю, осталось для меня загадкой.
Я рассмеялась.
— Цветы. Дарите девушкам цветы… — я не смогла вспомнить стихотворение, начинающееся с этих слов, но сомневаюсь, что Дэниел его знал.
— И только? — спросил он с какой-то лисьей улыбкой.
— И только.
Мы проговорили до вечера, попробовав почти все летнее меню ресторана. Когда мы отправились домой уже начинало темнеть, а я чувствовала, что очень устала. Все же редко удается провести целый день на свежем воздухе. Еще отчет Ромашковой писать…
Высадив меня у отеля, Дэниел пожелал мне хорошего вечера и попросил не принимать сомнительных подарков. Я похлопала его по плечу на прощанье.
— Дина… — сказал он, когда я уже подходила к старинной двери, ведущей в гостиницу.
— Да? — я обернулась, отмечая, что мужчине очень шел полученный за день легкий загар.
— До завтра.
— До завтра.
Дэниел уехал, а я заварила себе крепкого чая и забралась в постель, где принялась описывать произошедшие сегодня события. Где-то в одиннадцать часов вечера раздалось уведомление об СМС.
«Позавтракаете со мной завтра? Иван.»
Я на секунду почувствовала укол стыда за то, что встречаюсь с другим мужчиной за спиной у Дэниела, но тут же отвесила себе мысленную оплеуху. Нашла себе воображаемого бойфренда…
«С удовольствием. Там же, где в прошлый раз».
Протокол дела Анны Гельди. Девятый акт.
Второй день допроса Анны Гельди под пытками.
Как было издавна заведено, Анне Гельди были надеты на шею освященные вещи, а также и написанные на бумаге семь слов, произнесенных Христом на кресте.
Не прекращая увещеваний о необходимости признаться в своих злодеяниях, ведьму подняли на дыбах с земли. Пока продолжалась пытка, ей читались показания свидетелей с указанием их имен.
Судья:
— Вот видишь, твои преступления доказаны свидетелями.
Обвиняемая:
— Я не виновна.
— Насылала ли ты, Анна Гельди, порчу на ребенка Йоханнеса Чуди?
— Нет, не насылала.
— Вредила ли ты каким-либо способом обвинителю и его семье?
— Нет.
— Заключала ли ты сделку с дьяволом?
— Нет
— Отрекалась ли ты от Бога нашего во славу Сатаны?
— Нет.
Ведьма продолжает упорствовать, поэтому она освобождена от пут и помещена в другую камеру заключения. Обвиняемую принято хорошо кормить и следить, чтобы она не совершила самоубийства.
Глава 10. Это тупик, мой друг.
Впервые за время моего пребывания в Швейцарии утро выдалось ненастным. Мелкий дождик моросил, наполняя воздух запахом озона, небо было покрыто тучными облаками, а температура упала до двадцати градусов. Я накинула уютную серую олимпийку, что отлично подходила к моим глазам, нанесла легкий макияж и распустила волосы. Я не знала, во сколько за мной подъедет мой напарник, поэтому сразу оделась так, чтобы быть готовой к долгим прогулкам на улице.
До ресторана, в котором мы договорились встретиться с Иваном, было рукой подать, вот только сегодня погода не располагала к посиделкам снаружи. Я вошла внутрь, вертя головой и высматривая знакомого. Иван сидел возле окна в углу в одном из вечных своих костюмов. Он улыбнулся мне и поднялся с кожаного дивана. Я никогда не была внутри этого кафе, как оказалось, оно было выполнено в модных нынче черно-белых тонах с уймой зеркал на стенах и дорогими хрустальными люстрами под высоким потолком. Не мое, но красиво. Мужчина легко клюнул меня в щеку в знак приветствия и предложил присесть так, чтобы видеть улицу в высокие окна. Мы заказали традиционный европейский завтрак и много много кофе и принялись делиться новостями. Ладно, делилась преимущественно я.
Иван же решил показывать. Когда мы покончили с завтраком и расторопный официант убрал пустые тарелки, он достал несколько крупных изумрудов в простой оправе в кулонах и положил их на стол. Каждый камень был удивительного холодного оттенка, у меня, как и у любой женщины, сердце от такой красоты сжалось:
— Какие красивые! — воскликнула я, прерываясь в своем рассказе о Манфреде Чуди.
Да, знаю. Язык у меня без костей, но ведь с другой стороны, Ромашкова все-равно создаст роман из моей истории, поэтому почему бы и не поделиться своими размышлениями со знакомым? Тем более, что Иван оказался таким прекрасным слушателем.
— Эти образцы не прошли оценку качества. Недостаточно зеленые. Выбирайте. — Приказал мне Иван. Я же знала кое-что об изумрудах и их стоимости, поэтому покачала головой.
— Я не могу принять такой дорогой подарок.
— Я вам говорю, они не идеальны. Так что не волнуйтесь о стоимости. Или не нравятся? — Ореховые глаза Ивана немного сузились. Я же погрузилась в поиск. Как говорится, дают — бери, бьют — беги. В конце концов я выбрала камень, чей цвет застрял между зеленым и голубым, приближаясь к последнему.
— Вот из-за этого оттенка они и не прошли.
— А мне такие нравятся даже больше ярко-зеленых, — сказала я. На удачу, сегодня я надела простенький кулон на серебряной цепочке, который сняла и заменила на подаренное украшение.
— Спасибо! — сказала я с улыбкой. Подарок был приятным началом дня. Правда совесть немного грызла от того, что он такой дорогой. Да и опыт подсказывал, что если мужчина делает девушке дорогие подарки, он, как правило, на что-то рассчитывает
— Что вы делаете сегодня вечером? — Я рассмеялась, догадка подтвердилась. Но с другой стороны, лучше мне думать о нашем русском Ване, чем о всяких заграничных Дэниелах.
— Если честно, скорее всего я еду в Лозанну. Помните, я рассказывала вам о своем коллеге. Он мечтал отправиться туда при жизни, не вышло. Так что я решила осуществить его мечту после его смерти.
— Романтично, — сказал Иван с улыбкой. — Что ж, значит мне снова ужинать в одиночестве.
— Давайте завтра, — предложила я ему: — И если что-то произойдет, я вам обязательно напишу.
Я посмотрела на телефон и осознала, что мы просидели вдвоем больше часа, а последние двадцать минут Дэниел писал мне настойчивые сообщения. Черт, он, кажется, уже ждал меня. Сумочка мгновенно оказалась в моих руках, но прежде чем я сказала Ивану, что вынуждена откланяться, он произнес:
— Договорились. Дина, до завтра.
Проницательный мужик.
Уже покинув ресторан я оглянулась, почувствовав как кто-то настойчиво смотрит мне в спину. Как и ожидалось, это был Иван, он говорил по телефону, не отводя от меня взгляда. Я улыбнулась и помахала ему рукой, улыбка на его лице появилась спустя секунду и показалась мне какой-то натянутой.
Вот же бука голубоглазая, подумала я, слушая как Дэниел отчитывает меня за опоздание:
— И где вы вообще пропадали? — недовольно произнес он, сверля меня взглядом. Мужчина расположился в лобби в гостинице так, чтобы ему было видно окно. После того, как он рассказал мне о своей клаустрофобии, я начала отмечать мелкие детали, что выдавали его страхи с головой.
— Завтракала с другом.
— С каким другом? — спросил он.
— Не важно. Я готова. Едем? — сказала я, понимая, что говорим мы на повышенных тонах, а потому женщина на ресепшн начинает проявлять к нам интерес. Дэниел явно хотел сказать что-то еще, но вздохнул и сказал:
— Я не смог дозвониться по номеру, который получил в клинике, в которой работает Майя. Но они сказали, что она сегодня не работает, так что мы попытаем удачу и сразу поедем к ней. И еще… Вот.
Он протянул мне букет мелких розовых роз, перетянутых лентой. Все это время букет прятался за его спиной, поэтому я его не заметила.
— Что это? — спросила я, понимая, что наступает моя очередь злиться.
— Цветы, — было доложено в ответ.
— Зачем цветы? — я говорила сквозь стиснутые зубы, но букет нехотя приняла. Надо поставить их в вазу, розовые розы… Я развернулась спиной к Дэниелу и любопытной девушке на ресепшн, которая даже через стойку перегнулась, чтобы нас лучше видеть, и поспешила в свою комнату наверху. Ничего не понимающий Дэниел следовал за мной, объясняя:
— Ну как же. Вы же вчера мне сами сказали. Ухаживать за русской девушкой — это значит дарить ей цветы.
Железная логика! Кабелиная логика! Мысленно я просто кричала. Только с одной девушкой расстался, сразу принялся за другой увиваться. Да что он о себе думает? Прямо, как мой… Сергей. На глаза навернулись слезы, жгучая старая обида стала подниматься в душе. Маленькие розовые розы. Они стояли на столе в гостиной в тот злополучный день, когда я поймала своего жениха на измене.
— В чем дело? Я вас чем-то обидел? — Дэниел глядел на меня во все глаза, не понимая, что могло вызвать такую реакцию. Я же давилась слезами от обиды и стыда.
— Нет. — проговорила я, пытаясь справиться с дыханием и слезами. Он же мне нравится, чертов швейцарец с русскими корнями. Он мне очень нравится, но я не готова к еще одной ране.
— Тогда скажите в чем дело, — мужчина встал передо мной, упрямо глядя в глаза. Его женские слезы не пугали. Первый раз вижу подобное.
— Да потому что вы только что расстались со своей девушкой! — воскликнула я. Куда же убрать эти цветы? Наконец, я сообразила, вытащив из ванной подставку под зубные щетки, наполнила ее водой. Она, к счастью, оказалась достаточно глубокой.
— Ну и что. — Промолвил Дэниел.
— Ну и что? Да, то, что это не порядочно. А я не девушка на выходные.
— Разве я относился к вам как к девушке на выходные? — Дэниел нахмурился, от чего между его бровей залегла пара неглубоких морщин. Я же сжала зубы и постаралась сделать несколько глубоких вдохов. Но женская натура не унималась, мне хотелось крушить и ломать все вокруг себя, мне хотелось напасть на него, но я не знала, что ему сказать да и за что, собственно, нападаю я тоже понятия не имела.
Дэниел тоже не знал, а потому сделал несколько шагов в мою сторону и крепко обнял. Так, что затрещали кости, а я почувствовала себя маленькой и беззащитной. Вопреки своему обыкновению, я не разрыдалась навзрыд, а почувствовала, что расслабляюсь. Дэниел говорил со мной будто с капризным ребенком:
— Мы сейчас поедем к Майе, а следом направимся в Лозанну. Чтобы не опоздать, я предлагаю собраться прямо сейчас. Я подожду тебя в машине, Дина, а ты пока возьми все необходимое, хорошо?
— Хорошо.
— И не забудь Александра. Ради него едем.
Я кивнула, мельком взглянув на шкаф из-за плеча Дэниела. К шкафу было прикреплено зеркало, показывающее мой внешний вид. Ну и кикимора. Мне было стыдно за то, что повела себя как истеричка. Но с другой стороны, может это охладит его желание ко мне подкатывать.
Я села в машину, где играла извечная Нюша и пристегнулась ремнями безопасности. Дэниел решил сделать вид, что ничего не было и невозмутимо повез нас навстречу приключениям.
Однако приключения не спешили встречаться с нами. Мы замерли перед закрытой дверью, ведущей в небольшой, немножко обветшалый домик с бежевыми стенами на окраине Моллиса, где согласно адресу, полученному в больнице, проживала наша подозреваемая. Район даже при свете дня казался каким-то мрачным.
Из густого леса, подступающий сразу за домом, пахло хвоей и мхом. Я была готова поклясться, что пока мы выбирались из машины, мимо нас пронеслась пушистая, рыжая лисица и скрылась в лесу. Дэниел тоже заметил это размытое пятно и забурчал:
— Вечно их кто-то начинает подкармливать, вот они и лезут в город.
— Лисы?
— Да. Большая проблема, — я же улыбнулась, не видя в рыжей красавице никаких проблем. Под крышей на площадке перед домом было припарковано два велосипеда и скутер. Один велосипед фиолетовый, явно женский. Второй — чудовище с широкими шинами, скорее всего приспособленное для экстремального катания по пересеченной местности.
Постучав в дверь несколько минут мы было отчаялись, но она отворилась являя на пороге рыжего заспанного парня из кофейни. Я едва не вскрикнула, а Дэниел отодвинул меня себе за спину, буквально становясь живым щитом. Парень из кофейни широко зевнул, затем заметил меня и улыбнулся. Вел он себя точно не как одержимый протоколами психопат.
— Ой, Дина! Здравствуйте. Рад видеть.
Он смотрел на нас, мы на него. Первым опомнился Дэниел:
— Здесь живет Майя Корп? — напарник спрашивал на английском, продолжая разыгрывать из себя иностранца.
— Да, это моя мама. — Парнишка выглядел заинтересованным, но не испуганным. Город маленький, подобное совпадение могло произойти. Подумаешь, единственный сын возможной владелицы протоколов работает в кофейне, где общается с большим количеством людей, в частности с убитым ныне Александром. — Но она ночевала у своего парня, так что ее нет дома. — слово «парень» юноша произнес без удовольствия. Как же его зовут…
— Маркус, — вспомнила я — Мы здесь потому, что есть основания предполагать, что протоколы по делу Анны Гельди все это время были у твоей мамы. Парень хохотнул. А потом уставился на нас расширившимися глазами:
— Вы что сейчас серьезно?
Мы с Дэниелом серьезно кивнули. Парень тут же отошел в сторону, впуская нас в дом.
— Вы проходите в гостиную, — он как то смущенно засеменил на второй этаж. Я понимала его неловкость, все таки в одних трусах парня из кровати выдернули.
Дэниел возбужденно вертел головой, запоминая каждую деталь в этом доме. Я старалась не походить на него, хотя тоже старалась запомнить все предметы меблировки, в особенности шкафы и комоды, куда можно было убрать бумаги. В гостиной оказались чистенькие, но довольно старые шторы, удобный диван из рогожи. Всюду была заметна тщательно скрываемая если не бедность, то недостаток денег. Когда-то этот дом явно видал лучшие времена.
Маркус спустился уже в футболке и домашних штанах. В его руках был телефон, по которому он скорее всего пытался дозвониться до матери.
— Не берет, спит еще наверное.
Лицо Дэниела немного скривилось, ну конечно, сам ранняя птаха, он не одобрял, когда люди слишком долго спали. А стрелки часов были, о ужас, на половине одиннадцатого. Что мы можем без Майи? Не так много, учитывая как парень удивился нашему визиту. Дэниел, вероятно, думал о том же.
— Хотите, я кофе заварю. — прервал Маркус неловко повисшее молчание. Когда юноша вышел, я озвучила свои мысли. На них Дэниел мне ответил:
— Я думаю, нам нужно потянуть время. Когда она проснется, мы можем расспросить о протоколах.
Кофе парень принес вместе с вкусным миндальным печеньем. Я должна была признать, что несмотря на то, что атмосфера была не богатой, здесь было очень уютно и чисто.
— Ты знаешь что-нибудь о времени, когда твоя мама работала на Манфреда Чуди.
— Чуди?? — парень, знакомый с Александром, знал эту фамилию. — Это который умер примерно три года назад?
Я кивнула. Парень почесал рыжую макушку.
— Мама к нему хорошо относилась, ей было его жалко. Помню, она плакала, когда он умер.
Я могла представить. Ты привязываешься к человеку, когда видишь его несколько раз в неделю. А потом, пуф, он исчезает. Пусть прошлое Манфреда и было весьма сомнительным.
— У нас есть предположение о том, что протоколы все это время находятся у вас и вашей мамы. Что Манфред Чуди передал ей их перед смертью.
Парень хохотнул, а потом его большие глаза, обрамленные бледными ресницами широко распахнулись:
— Да вы серьезно!
Мы кивнули.
— Ну, я не знаю… Хотите, я с вами покопаюсь в наших бумагах. — Пожал плечами Маркус — До мамы все-равно пока не дозвониться. А сколько они могут стоить, эти протоколы? — запоздало спросил он, в голубых глазах загорелся интерес. Дэниел назвал пятизначную сумму во франках. Хотя я сильно сомневалась в том, что это была хотя бы половина из того, что уплатит моему напарнику анонимный коллекционер. Юноша присвистнул.
— Я просто обязан вам помочь!
Он показал нам все возможные тайники для документов, сам с энтузиазмом перерывая бумаги. Большинство хранилось в кабинете его мамы на втором этаже дома, скрупулезно разложенных по полкам. Парень явно не боялся того, что мы можем их ограбить, был тот случай, когда у этой семьи нечего было взять, кроме долгов.
— Дом высасывает огромные суммы! Я давно говорю маме, давай переедем в квартиру, но она не хочет. Он в нашей семье двести лет. — Жаловался парень, смущенно убирая бумаги с просроченными счетами. Он пока еще не понимал, что семейный дом, передающийся из поколения в поколение — это большая ценность. Его мама, видимо, понимала.
Мельком я взглянула на стоимость реставрационных работ этого, казалось бы, простенького домика с черепичной крышей и поняла, что в у нас в Москве строители берут очень по-божески. Мы искали везде, но никаких бумаг, похожих на протоколы восемнадцатого века так и не обнаружили. Неожиданно мы услышали, как кто-то открыл дверь, раздался женский голос.
— Это мама пришла. — Парень тут же собрал документы и побежал вниз. Мы осознали, что со стороны ситуация, когда два незнакомца роются в семейных бумагах может выглядеть, мягко говоря, необычно.
— Я буду говорить. Я вы молчите, — сказал мне Дэниел. Он поднялся из-за стола, на котором просматривал бумаги, оправил голубую рубашку. Когда невысокая, немного полноватая женщина неопределенного возраста со светлыми волосами вошла в комнату, ее встречал серьезный продавец антиквариата Дэниел Вольф. Было очевидно, что в отличие от сына, Майя не питала такой доверчивости к людям и что она заметно побледнела и занервничала от осознания, что в ее доме находятся два незнакомца.
— Дэниел Вольф. Простите за вторжение, — мужчина протянул ей руку, женщина робко ее пожала. Я же от неловкости готова была сквозь землю провалиться, нужно было ее дождаться, а не копаться в чужих бумагах. — Моя коллега, Дина.
Я тоже пожала ей руку и замерла как олень в свете фар.
— Мой сын сказал, что знаком с вами, — сказала она на швейцарском диалекте, но я уже наловчилась понимать его на слух.
— Да, он также знал покойного коллегу Дины.
— Помнишь, я рассказывал об историке по имени Александр? — Маркус взирал на мать своими голубыми глазами, умудряясь смотреть на нее снизу вверх при том, что был выше ее на голову. — Он книгу о Анне Гельди приезжал писать.
— Ох уж эта бесконечная история с Анной Гельди — женщина улыбнулась, а я выдохнула. Видимо наша выходка с проникновением в ее кабинет, пусть и с разрешением ее сына не была расценена ей слишком серьезно. — Ты, — она обратилась к сыну — Иди, завари нам кофе, — Маркус поспешил ретироваться: — Я так понимаю, вы пришли поговорить о протоколах.
Мы с Дэниелом синхронно вытянулись по стойке смирно и закивали как два радостных болванчика. Женщина пнула коробку со старыми газетами, которая находилась под ее рабочим столом, и достала из нее пластиковую папку с документами.
— Вам повезло, что я еще не выбросила эти бумажки.
Она протянула папку Дэниелу и спустилась вниз на кухню. Застежка переполненного файла с легкостью распахнулась, в нем оказалась плотная тетрадь в коричневом переплете. Дэниел выглядел, как змея, поймавшая мышь и стремящаяся поскорее ее проглотить, он прижимал к себе тетрадь. Я же чувствовала, что что-то здесь не так. Женщина сказала «бумажки». И относилась к ним как к чему-то несущественному.
Мы спустились вниз следом за ней, где на потертом кресле, изготовленном лет сто назад, уже сидела хозяйка дома и гладила неизвестно откуда взявшегося рыжего кота. Дэниел с осторожностью выложил документы на стол, начал их просматривать, между его бровей тут же залегли морщины. Мужчина был недоволен. Даже бросив быстрый взгляд на бумаги, я могла понять чем. Перед нами лежала дешевая фальшивка. Подделка, выполненная столь безыскусно, что любой человек, интересующийся историей, мог с уверенностью сказать, этим документам не больше столетия.
— Эти бумаги вам завещал Манфред Чуди? — спросил Дэниел. Майя кивнула. Она глядела на «протоколы» с грустной усмешкой. Так смотрит человек, смирившийся с разочарованием.
— Именно их. Он рассказал мне об этих бумагах еще до своей смерти, тогда я подумала, что продам их и поправлю свое финансовое состояние. Но это была слишком смелая мечта.
— Вы относили их эксперту и он проверял их при вас? — спросил Дэниел. Я понимала, что он хватался за соломинку, надеясь на подмену бумаг при экспертизе.
— При мне. Эксперт рассмеялся и сказал, что это очень плохая шутка. Я чувствовала себя очень неловко.
— Как именно к вам попали эти бумаги?
Майя пустилась в рассказ о том, как ей передал бумаги вместе с другими вещами нотариус, который не знал, что именно в них содержится. Почти до последнего своего дня Манфред хранил «протоколы» дома, положив их в банковскую ячейку только при осознании, что смерть дышит ему в затылок. Я пила сладкий кофе и думала о том, знал ли старик о том, что все это время бережно хранил фальшивку? И как давно протоколы пропали из семьи Чуди и были заменены на эти бумаги? Пушистое рыжее чудовище запрыгнула мне на руки, требуя ласки.
— Какой у вас любвеобильный кот, — сказала я женщине, почесав животное за ушком. Кот заурчал, как трактор.
— Он принадлежит моей старшей сестре. Она живет с нами, но сегодня на работе.
Маркус, решивший присоединиться к нам «погреть уши», присел рядом со мной. Он явно был рад хоть немного поучаствовать в охоте за протоколами, но расстроился от того, что документы, оказавшиеся у его мамы были фальшивыми.