Последняя орбита

1

25 ноября

Иногда я забываю, что нахожусь не на Земле, а на корабле в космосе. Как здесь хорошо, как продумана каждая мелочь! Вот я сейчас сижу в небольшом кабинете-библиотеке. Это — уютная каюта со столом, шкафами и полками вдоль стен. Можно читать, писать (что и делаю), и никто, и никогда тебе не помешает. Степан Васильевич и Павел Константинович не знают о моем дневнике. Не говорю им не потому, что хочу от них что-нибудь утаить. Нет. Но вдруг они подумают, что мне захотелось домой, и станут жалеть: зачем брали меня с собой. А я очень не хочу, чтобы эти люди, лучше которых я еще в своей жизни не встречал, подумали обо мне плохо. Им хватает забот и без меня, так пусть мой дневник будет пока что для них тайной.

Ну, вот и все. Главное сказано, можно записывать свои впечатления. Начну с того, как по телевидеофону простились с Землей. Это был такой момент, что у меня даже горький комок к горлу подступил. Казалось, вот-вот заплачу. Но хорошо, что удержался, было бы очень стыдно. А так, кажется, ни С.В., ни П.К. не заметили этой моей слабости. Я считаю, что ее нельзя простить настоящему космонавту, хотя, пожалуй, и им было тогда не очень весело.

Из-за этой своей слабости я чуть не прозевал минуту, когда наш корабль лег на курс к Марсу. Было это до обидного обыденно. Сначала показалось, что руки и ноги будто свинцом налились, как во время упражнения на центрифуге. С.В. взял меня за чуб, словно я маленький мальчик, и сказал успокаивающе:

— Десять минут небольшого ускорения.

А я и сам понимал, что это возникла повышенная сила тяжести из-за включения ядерных двигателей. Взглянув в иллюминатор, я увидел, что Земля поплыла от нас в сторону, уменьшаясь буквально на глазах.

До Марса будем лететь со скоростью семьдесят тысяч километров в час, и наше путешествие продлится два с половиной месяца. Я поинтересовался, почему бы нам не увеличить скорость, ведь наши двигатели позволяют это. Мне объяснили, что Марс в это время находится в самой ближайшей точке от Земли, на расстоянии по прямой примерно шестидесяти миллионов километров. Если мы разгоним корабль до большей скорости, то у нас не будет времени для постепенного торможения. «Набат», чего доброго, еще пролетит мимо планеты.

Нужно сказать, что С.В. и П.К. пока не вмешиваются в работу механизмов корабля. Ими управляет автопилот — с виду небольшой ящичек, внутри которого находится компактная вычислительная машина. У нас их четыре. Они работают одновременно, контролируя одна другую. П.К. рассказывал мне, что первые электронно-вычислительные машины были очень сложные и громоздкие. Если бы тогда была создана машина такой мощности, как наши, то она имела бы очень сложную схему и более сотни тысяч электронных ламп, которые, как известно, часто выходили из строя. Конечно, на такой вычислитель в полете, вроде нашего, надеяться нельзя. Поэтому сейчас счетные приспособления для космических кораблей целиком собирают из керамических пластинок, на которые методом печатного монтажа нанесены узлы схем. Вместо электронных ламп поставлены кристаллики полупроводников. Энергии для питания этих машин нужно немного. Одна солнечная батарея дает ее достаточно. А их на корабле находится больше десятка. Когда же мы удалимся от Солнца, электроэнергия станет поступать от урановых батарей.

Словом, наш корабль ведут автоматы. Здесь может возникнуть вопрос: а что тогда делает дежурный пилот? О, у него тоже обязанностей хватает. Над центральным пультом управления установлен экран. На нем всегда светится та часть неба, где мы в этот момент находимся. Среди звезд отмечается наша трасса, бегущая за миниатюрным космическим корабликом — копией нашего. Время от времени дежурный проверяет, правильный ли курс. А если надо отклониться, поручает машинам вычислить новый.

Но главное занятие дежурного — наблюдения. Из иллюминатора корабля Вселенная выглядит совсем иначе, чем с Земли. Потому и П.К. и С.В. все время у приборов. Оба они очень интересуются астрономией. Жалею, что пока ничем не могу помочь им. Не умею. Буду учиться!

Для меня, между прочим, была составлена специальная учебная программа еще перед стартом. Нужно обязательно выполнить ее. Учебников здесь хватает. Все полки в библиотеке заставлены. Правда, это не такие книги, которыми мы привыкли пользоваться на Земле. Протянешь руку к одному из ящиков, и у тебя маленькая коробочка, раза в два меньшая, чем из-под спичек. Открываешь — маленький кристаллик. Даже в лупу на нем ничего необычного не заметишь. Однако если вставить кристаллик в электронный микросниматель звуков, то можно услышать или на специальном экране увидеть текст книги, концерт, кино, спектакль. С помощью этих кристалликов я могу прослушать лекцию, получить научную или техническую справку, которая может мне понадобиться во время учебы или позже, за работой. Здорово!

Небо мне не очень нравится. Оно черное-черное, а на нем — яркие, неподвижные звезды, будто нарисованные. Вот если бы мы были близко к ним или высадились рядом, тогда другое дело, а смотреть просто так — по-моему, зря время тратить.

Главную часть корабля занимают склады топлива для атомных двигателей. Оно надежно изолировано от отсеков, где хранятся запасы концентрированных продуктов питания, воды, жидкого кислорода. Есть еще и специальные эллинги, в которых находятся вспомогательные машины и устройства. Они нам понадобятся, когда мы высадимся на Марсе. Хозяйственные помещения разместились в центральной и задней частях корабля. Передняя же, значительно меньшая по площади, предназначена для жилья и систем управления. Спим мы все в одной каюте. Есть у нас гимнастический зал, однако С.В. все равно заставляет нас во время зарядки бегать по трапам, тянущимся почти вдоль всего «Набата». Работаем мы или в библиотеке, или в ходовой рубке у автоматов.

Как-то на третий день после старта я практиковался на пятой, запасной, счетной машине, пытаясь самостоятельно вычислить, не пересечется ли орбита блуждающего астероида Гермес с трассой нашего «Набата». Решив эту задачу, я захотел вычислить, на сколько времени нам хватит запаса кислорода. Откровенно говоря, сделав расчеты, я растерялся. Получалось, что всего на полгода. Я показал ответы машины С.В. Он улыбнулся:

— Давай вместе проверим.

Мы задали машине новую программу, в которой поставили вопрос так: «На какое время в наших условиях хватит имеющихся запасов кислорода». Ответ получен моментально: «На год, не считая хлореллы».

— Ты брал только то, что мы имеем. А машина «вспомнила» еще кое-что. Воздух, который мы выдыхаем, очищается от углекислого газа двумя способами. Первый — механический, регенерация. Кстати, с помощью сложных регенерационных процессов мы восстанавливаем и воду. И второй — хлорелла, зеленое одноклеточное водное растение, килограмм которой дает в сутки десять кубометров кислорода — в четыре раза больше, чем нужно одному человеку. Этот источник у нас практически неисчерпаем. Но автомат «не знает», сколько проживет хлорелла, и потому не учитывает ее.

Действительно, как это я забыл об оранжерее, где мы выращиваем хлореллу! Она идет нам в пищу, используется на корм для нашей кролиководческой фермы. Да, и такая у нас есть. Никогда раньше не думал, что в космосе у нас будет свежее мясо!

Автоматы следят за чистотой воздуха, состоянием нашего здоровья, могут выбрать каждому из нас меню на завтрак, обед, ужин, учитывая не столько желание, сколько потребность организма. Даже, если попросишь, посоветуют, чем тебе лучше всего заняться в этот момент.

Как-то мне захотелось дать машине именно такое задание. Надел на руку специальный браслет, в который вмонтированы приборы, определяющие самочувствие человека. Все данные с помощью С.В. перевел на язык цифр. И вот из динамика приятный голос, совсем такой, как у врача в академическом городке, посоветовал: «Посмотрите приключенческий фильм».

С.В. громко засмеялся. А через минуту пришла моя очередь смеяться. Ему машина приказала прогуляться по высокогорной дороге. В наших условиях — это верхние трапы, где включается установка, ионизирующая воздух.

— Да, видно, переработал, — виновато проговорил С.В.

Вот какие у нас счетные машины!

Однако, что это вдруг замигала лампочка?

А-а, она напоминает, что я засиделся здесь.

Вот еще одно качество автомата — настоящая нянька. Ничего не сделаешь, нужно слушаться.

26 ноября

Какое все-таки чудо эти наши автоматы! От какой беды нас спасли! Но — по порядку.

С.В. был у пульта. П.К. занимался со мной астрономией. Мы как раз наблюдали Венеру, пытаясь с помощью телескопа проникнуть сквозь густой слой облаков, окружающих планету. Венера — очень таинственная планета и вместе с тем во многом похожая на нашу Землю. И я очень жалею, что мы направились не к ней. Еще никому из астрономов не удалось увидеть хоть крохотную частичку ее поверхности. Предполагают, что Венера развивается так, как развивалась Земля, только отстает примерно на пятьсот миллионов лет. Как много интересного мы могли бы увидеть там! Возможно, не понадобилось бы искать жизнь на Марсе. Ибо он, по утверждению большинства ученых, мертвый. Обо всем этом я говорил П.К., как вдруг завыла сирена. Тревога! Мы, как по команде, взглянули на экран локатора. На его черной блестящей поверхности засветилась маленькая точка.

— Метеорит! — спокойно сказал С.В., но так крепко стиснул зубы, что побелели челюсти.

Точка росла прямо на глазах, превращаясь в небольшой шарик. Сирена выла, нагоняя ужас.

— Столкнемся? — спросил я, стараясь не думать, что в этом случае нам угрожает катастрофа: метеорит был не маленький.

П.К. ничего не ответил, только его рука, легшая мне на плечо, как-то сильно прижала меня к креслу.

Но ничего страшного не случилось. Шарик на экране неожиданно вспыхнул огненным пятном, и сирена умолкла.

— Почему сигналы тревоги всегда подаются этим мерзким воем? — спросил С.В.

— Чтобы не было легкомысленного отношения к опасности, — ответил П.К.

— Как хотите, — не согласился С.В., — а я заменю сирены чем-то более приятным.

— Моцартовским «Реквиемом»? — засмеялся П.К.

— А где метеорит? — Это меня интересовало больше, чем конструкция сирен.

— Уничтожен, — сказал С.В. и объяснил: — Вероятность встречи корабля с космическим телом очень мала в обычных условиях. Тем не менее она существует. Можно ее избежать простым отклонением от курса. Это важно, когда метеорит крупный. Но изменение курса довольно хлопотливое дело, поэтому на замеченный метеорит мы просто выпустили небольшой атомный заряд. Метеорит сгорел. Это было хорошей проверкой на практике противометеоритной защиты корабля.

Ого! С такой техникой не пропадем!

Каждый из нас снова занялся своим делом.

Все-таки мне здорово повезло, что я нахожусь среди таких замечательных ученых. Казалось бы, наша библиотека, или, по научному, фонотека, даст самое полное разъяснение на каждый вопрос, а послушаешь С.В. или П.К. и видишь, что они знают даже больше ее.

П.К. вдруг перестал интересоваться Венерой и неожиданно переключился на Крабовидную туманность. Он установил на корабле антенны радиотелескопа и сейчас целые дни слушает сигналы этой далекой Галактики. Думаю, что это напрасное занятие. Ну, что из того, если узнаешь, как идут радиоволны от туманности. Пусть этим занимаются на Земле. Мы же можем в хороших условиях наблюдать Венеру так близко, как никому еще не удавалось. Буду наблюдать Венеру сам.

30 ноября

Никаких результатов наблюдений и моих и П.К. пока что нет.

1 декабря

Наконец получили весть с Земли — раньше мешало сильное излучение солнечной хромосферы, в полосу наибольшей активности которого мы, наверно, попали. Земля беспокоилась о нашей судьбе, потому что мы молчали почти десять суток подряд. Получив радиограмму, С.В. сказал:

— Пока десять. А ведь будет их намного больше, таких молчаливых дней…

Нам, видимо, лучше, чем оставшимся на Земле. Мы знаем, что живы, что у нас все хорошо и что Земля существует без нас. Она будет существовать и тогда, когда мы удалимся за Марс, и наши радиосигналы не смогут преодолеть пространство и не достигнут Земли.

— Мы обязательно вернемся! — это сказал в микрофон П.К., разговаривая с Валей.

Через несколько минут сквозь шум и треск прозвучал еле слышный ответ:

— Буду ждать. Слышишь?

П.К. прямо засиял от радости. А нас почему-то целый день потом убеждал, будто радостно ему оттого, что удалось записать незнакомый сигнал. Чудак. Можно подумать, что я не видел цветного фотопортрета Вали, который он никогда не убирает со своего рабочего стола.

8 декабря

Сегодня было весело. Утром сквозь сон я слышал, что С.В. обещал П.К. вызвать Землю, чтобы передать интересную новость. Передачи мы ведем лишь в крайнем случае — каждая требует столько энергии, что ее хватило бы нашим двигателям, чтобы долететь до Марса. Значит, новость — важная. Я быстро выскочил в ходовую рубку.

П.К., не отрываясь, смотрел в окуляр телескопа и говорил:

— Отчетливо вижу твердую поверхность. Будто циклон какой-то невероятной силы разогнал многослойные облака и открыл нам материк Венеры. Вон вода. Аппарат! Пленку!

Дело в том, что мы не собирались делать визуальных наблюдений и отключили синхронизированную с телескопом фотоустановку.

Мгновенно был сделан снимок. П.К. отдал пленку С.В.

Командир долго изучал ее и наконец сказал:

— Похоже на то. Но…

— Что «но»? — обиделся П.К. и забрал пленку. — Здесь хорошо видно.

— Витя, — попросил меня С.В., — подай мне, пожалуйста, светофильтр для увеличителя.

Через увеличитель, снабженный светофильтром, мы увидели мощное завихрение, динамически схваченное объективом фотоаппарата. Но то, что на пленке для глаза, вооруженного только лупой, представлялось поверхностью, оказалось еще одним слоем туч, темно-серых, грозовых.

П.К. смутился и отошел от стола. Весь день он чувствовал себя неловко, ибо мы иногда подшучивали над ним. И когда его допекли, сказал:

— Я сам видел. Аппарат не успел. Уверен, что мы ошиблись, выбирая маршрут! На Венере есть жизнь. Буду очень жалеть, что не я увижу ее первый.

Почему не отправились мы на Венеру?

11 декабря

Выражение «Дайте светофильтр» прижилось. Если кто из нас высказывает что-то невероятное, ему напоминают: «Дайте светофильтр».

2

«Набат» летел к Марсу. Жизнь космонавтов после первых дней, немного неустроенных из-за новизны обстановки, пошла наконец размеренно и нормально.

Венера осталась далеко в стороне от трассы корабля, и космонавты перестали наблюдать ее. Труба главного телескопа «Набата» теперь была нацелена на красноватый шарик, что уже ярко засветился в черной бездне неба.

По-разному ждали космонавты встречи с Марсом. Павел считал эту планету мертвой, без признаков высокоорганизованной жизни. Бурмаков же склонялся к мысли, что там даже есть умные существа. Возможно, поэтому Павел почти совсем не смотрел в телескоп. Зачем, если все успеет увидеть вблизи, даже руками пощупать. А Бурмаков, что бы ни делал, нет-нет да и заглянет в окуляр: а не появилось ли там чего нового?

Нового не было. Марс рос, увеличивался и по-прежнему оставался загадочным, пряча от людей детали своего ландшафта.

Но так не могло долго продолжаться. Они должны были наконец что-то заметить. И, как ни удивительно, первым это «что-то» заметил Витя. Безразличный сначала к звездам, он стал вскоре горячим сторонником Бурмакова и иногда заменял его у телескопа.

— Вижу! Быстрее фотографируйте! — закричал Витя.

Бурмаков прильнул к окуляру, нащупал рычажок переключения и нажал его. Телевизионный экран, соединенный с линзами телескопа, засветился. Медленно, будто на фотобумаге, которая лежит в проявителе, на нем стали проступать очертания одного из уголков марсианской поверхности. Никто еще никогда не видел Марс так близко, не любовался его пейзажем, похожим и не похожим на земной.

На экране, который стал желто-красным, прямой линией пролегла узенькая сероватая лента. Что-то подобное они уже наблюдали не однажды. Но внимательно вглядевшись, Павел понял, что поразило Витю и взволновало Бурмакова. На серой ленте появлялись и исчезали маленькие искорки. Так могла поблескивать только вода на солнце.

— Те-чет, — раздельно проговорил Павел.

— Вот вам первое доказательство. Где есть вода, там должна быть жизнь.

В знак согласия Павел склонил голову. Бурмаков имел основания для такого вывода. Марс, имеющий воду, вполне мог оказаться похожим на Землю.

Истоки канала, который увидели космонавты, начинались где-то в полярной зоне, а сам он оканчивался вблизи экватора, в районе, обозначенном на земных картах Марса как озеро Солнца. Бурмаков сравнил карту со снимками и сказал:

— Этот канал — Нектар. Так его назвал некогда Скиапарелли. Старик сам не предполагал, что по Нектару на самом деле течет влага жизни — вода.

Космонавты долго еще изучали озеро Солнца, пока Марс не повернулся пустынной стороной. Но ничего больше не заметили. То ли там действительно ничего не было, то ли помешал тот самый фиолетовый слой, находящийся в атмосфере над поверхностью планеты и мешающий наблюдениям. От этого поверхность планеты представлялась гладкой и однообразной. Тем не менее настроение у людей было приподнятым.

— Я уверен, что суровые условия марсианского климата, — говорил Бурмаков, — не являются препятствием для высших форм жизни. Марс — намного старше Земли. Путь его развития не обязательно был такой же, как и Земли. Наша планета находится в лучших условиях, так как она ближе к Солнцу — самому мощному источнику энергии. Марсианин должен был все время бороться за свое существование: и с холодом, и с разреженностью атмосферы, и с бедностью фауны и флоры. Эта борьба должна была помочь ему достичь высших форм развития. Пусть марсиане совсем не похожи на нас, да, в конце концов, это и наиболее вероятно. Природа не терпит однообразия. Но я верю, что марсиане должны быть… — Бурмаков остановился, чтобы перевести дыхание, взглянул на Павла. — Вы не согласны?

— Просто у меня меньше уверенности… Может быть, это не вода, хотя даже ее наличие отнюдь не категорическое утверждение жизни.

— Напрасно вы так думаете. Чем вы можете объяснить, что направление и прямизна каналов не меняются на протяжении столетий? Такими их могли сделать только разумные существа. А почему Фобос и Деймос, или в переводе с греческого языка, на котором назвали их люди по традиции, «Страх» и «Ужас», ведут себя не как естественные спутники, а как искусственные. Еще в начале столетия было замечено, что они постепенно приближаются к своей планете. — Бурмаков опустился в кресло и тихо добавил: — Наконец, это моя мечта — найти разумную жизнь вне старушки-Земли.

Павел сердечно сказал:

— Я очень хочу, чтобы получилось по-вашему. Очень!

— Понимаю. И скажу вам, дорогие друзья, — боюсь. Не верится, что человек наконец встретится с подобным себе. Это очень фантастично и потому кажется невероятным. А у землян связано с Марсом столько надежд!

С того дня Бурмаков как будто стал еще более строгим, собранным. Он только изредка подходил к телескопу, смотрел в него минуту-другую и отходил.

«Набат», начав торможение, описывал большую кривую вокруг Марса, чтобы в конце концов подойти к нему совсем близко. Так было решено еще тогда, когда составлялся план экспедиции. Тяжелый корабль нецелесообразно сажать на планету, потому что для старта с нее потребуется израсходовать довольно значительную часть запасов топлива. Но это вовсе не значило, что люди так и не побывают на Марсе. «Набат» имел небольшие одноместную и двухместную ракеты, на которых космонавты могли слетать на поверхность планеты и вернуться назад.

Вскоре настал момент, когда Бурмаков пригласил экипаж в рубку и торжественно провозгласил:

— Через восемь суток, 3 февраля в 11 часов по земному времени, выйдем на свою постоянную орбиту вокруг Марса. С сегодняшнего дня вступает в силу приказ номер три: «Исследование достигнутой планеты».

В соответствии с этим приказом о предстоящей высадке на Марс космонавты собрали легкие ракеты, вездеход, снова примерили космические костюмы, в последний раз испытали приборы для исследований. Все, что нужно и можно было сделать, было сделано. Оставалось лишь ждать момента, когда «Набат», ставший уже искусственным спутником Марса, выйдет к озеру Солнца.

Счетные машины быстро вычислили время, когда это произойдет. У космонавтов в запасе оказалось почти сорок часов. Но переждать их было невообразимо трудно. Люди не покидали рубку даже для короткого отдыха, все время проводя у приборов. Очень хотелось знать, что ждет их, первых землян, на этой красной планете.

Но прошли и эти сорок часов. Автоматы включили экран цветного телевизора, соединенного с телескопом. На экране краснел шар Марса, два кружка его спутников и обозначалась замкнутая кривая — путь космического корабля.

Бурмаков поднялся.

— Поздравляю вас, товарищи, с прибытием на Марс.

Космонавты подбежали к иллюминаторам. Поверхность чужой планеты медленно проплывала под ними, волнуя своей неизвестностью, таинственностью. И каждый думал: кому выпадет первому оставить уютные каюты «Набата», чтобы шагнуть в неизвестное?

Будто отвечая на эти мысли, Бурмаков мягко сказал:

— Павел Константинович, принимайте командование кораблем!

— Степан Васильевич, разрешите, лучше я, — попросил Павел.

— Нет. Мы не знаем еще, что нас там ждет. Поэтому мой долг высадиться первым. К тому же, — грустно улыбнулся Бурмаков, — космос — мой дом.

Павел понял его: вся прежняя жизнь Бурмакова давала ему право на это.

— Мои дорогие! — командир обнял Павла и Витю. — Вы также побываете на Марсе, если пребывание там не угрожает опасностью. Побываете вы и в других местах. Не правда ли?

— Когда отправитесь? — спросил Павел.

— Ровно в восемь по московскому времени. Так и передайте на Землю.

Отправляясь впервые на Марс, Бурмаков не собирался проводить широкие исследования. В его задачу входило собрать сведения об атмосфере, растительности, если она встретится, взять пробы воздуха, почвы, определить радиацию и сразу же возвращаться на корабль.

Павел и Витя очень сильно беспокоились о своем командире, даже больше, наверное, чем он сам. Только он, старший и более опытный, лучше умел справляться со своими чувствами.

Прежде чем войти в герметическую камеру, ведущую к выходу, Бурмаков, уже в космическом костюме — легком, пластичном и очень прочном, сказал:

— Давайте по старому нашему обычаю посидим перед дорогою.

На минуту сели. Потом поднялись. Бурмаков надел на голову гермошлем. Маленький радиопередатчик, вмонтированный в шлем, работал на одной волне с корабельной рацией. Это было сделано для того, чтобы экипаж мог все время поддерживать с космонавтом прямую связь.

Услышав голос Бурмакова, немного измененный микрофоном и динамиком и потому какой-то чужой, Витя заморгал глазами.

— Не горюйте, ребята, — бодро говорил командир. — Следите за мной и помните, что в следующий раз — ваша очередь.

— Скорее бы! — оживился Витя.

— Скоро! — Бурмаков поднял на прощание руку и исчез в дезокамере.

Павел с Витей поспешили в рубку. Несколько минут мощные компрессоры откачивали воздух из переходной камеры. Потом корабль слегка вздрогнул, и за иллюминатором, оставляя дымный след, мелькнула маленькая ракета. Сквозь шум и треск донеслись еле слышные слова:

— Я в полете.

3

Ракета шла со скоростью обычного реактивного самолета. Да это, собственно, и был самолет, только своеобразной конструкции, специально приспособленный к перелетам в безвоздушном пространстве. Запасов топлива хватало на несколько десятков тысяч километров.

Когда ракета вышла на свободный полет и перегрузка уменьшилась до минимума, Бурмаков огляделся. Кабина пилота из прочных прозрачных пластиков позволяла видеть все, что делается вокруг. Марс был впереди, и, казалось, его вогнутая чаша с каждым мгновением все больше и больше окружает ракету. Только сверху было видно слегка фиолетовое небо. Слева, над горизонтом, полным пепельно-серебристым кругом выделялся на небе Фобос. Бурмаков взглянул на приборы: сорок тысяч километров. Дал еще задание приборам, и они сообщили, что ракета может встретиться с Фобосом менее чем через час. Мелькнула мысль: стоит захотеть, и через каких-то шестьдесят минут одна из самых волнующих людей загадок Марса будет разгадана. Даже ради одного этого стоило лететь сюда. Соблазн изменить курс был столь велик, что Бурмаков даже спрятал руки за спину, чтобы невольно не ухватиться за штурвал и не направить ракету к спутнику. «Дойдет и до тебя черед», — прошептал Бурмаков, провожая глазами удаляющийся Фобос.

— Степан Васильевич, Степан Васильевич, что с вами, что с вами?..

Бурмаков не сразу сообразил, почему его вызывает обеспокоенный Павел. Давно бы пора дать весть о себе, а он размечтался, как юноша. Друзья, видно, услышали его «разговор» с Фобосом.

— Извините, — ответил он, — размечтался. Вот посмотрите причину. — На телевизионном экране корабля появилась та же картина, которую видел он сам. — Слева — Фобос. Вот он чуть меня и не соблазнил.

— Понимаем, — догадался Павел. — Фобос почти рядом. — И, не выдержав, сказал: — А вдруг он пустотелый?

Глаза Бурмакова блеснули из-под очков гермошлема, и в динамике прохрипело озадаченное: «Гм-м».

Однако шутить времени не было. Ракета мчалась со сверхзвуковой скоростью, и на экране все более отчетливо вырисовывалась приближающаяся пустыня. Ни возвышенности, ни низины, ни реки. Только песок. Первую высадку было решено совершить именно сюда, где не предполагалось встретить более или менее развитую жизнь. На встречу с ней люди хотели прийти уже вооруженными определенными знаниями о Марсе.

Скоро экран стало заволакивать туманом.

— Высота тысяча километров, — сообщил Бурмаков по радио.

Еще через полтора часа полета Бурмаков передал:

— Иду на посадку.

В репродукторе сразу послышались взволнованные возгласы Павла и Вити. Они требовали сообщений, впечатлений. Бурмаков отвечал коротко: «Потом, потом» — и все более внимательно вглядывался вниз, едва успевая наводить объективы автоматических киноаппаратов.

С восьмидесятиметровой высоты поверхность Марса выглядела голой и твердой, будто специально сделанная посадочная площадка. Бурмаков плавно посадил ракету. Легкий толчок, и она остановилась.

Первый человек совершил посадку на Марс! Почти невероятное, замечательное событие, которое, безусловно, уже потрясло человечество, не вызвало у Бурмакова почти никаких эмоций. Он чувствовал себя исследователем. А голова исследователя должна быть ясной, нервы спокойными.

Ракета стала вертикально, окруженная молочным туманом, а сам Бурмаков лежал на спине. Включив механизмы, которые поворачивали ракету в горизонтальное положение, он задал работу приборам. Они показали, что туман находится только вокруг ракеты и постепенно расплывается во все стороны, с некоторым отклонением на север.

— Странно… — задумался Бурмаков.

Его услышали на корабле.

— Что случилось? — спросил Павел.

— Сел в туман. Кажется, минуту назад было чисто, ни облачка на десятки километров вокруг. Откуда он взялся?

— От ракеты, Степан Васильевич, от ракеты, — радостно закричал Павел. — В разреженной атмосфере всегда так бывает. Вспомните, как мы с Земли наблюдаем инверсионные следы высотного полета реактивного самолета.

— Тьфу ты, ломаю голову, — рассмеялся Бурмаков. — Показалось, что марсиане на меня туман напустили. Ну, готовлюсь к выходу.

— Будьте осторожны, — попросил Павел.

Пока Бурмаков собирался, вокруг ракеты посветлело. Но пробы марсианского воздуха брать пока еще было нельзя: в нем находились остатки газов реактивного двигателя. Сидеть сложа руки, ждать? На это не хватало терпения. Проверив герметичность костюма, Бурмаков отбросил люк и выбрался наружу. Почва под ногами была, как земная. А вот в теле чувствовалась непривычная легкость. Да оно так и должно быть — здесь все в два с половиной раза легче, чем на Земле. Бурмаков сделал несколько шагов. Ноги начали проваливаться в мелкий песок, оставляя на нем отпечатки следов. Копнув носком ботинка, Бурмаков почувствовал под ногами твердую, похожую на камень почву. Верхний, сыпучий слой песка был не толще двадцати пяти — тридцати сантиметров.

Приборы показывали, что с юга дует слабый ветер. Бурмаков пошел в южном направлении, чтобы подальше от ракеты взять пробу чистого воздуха.

Туман окончательно рассеялся. Стоял марсианский полдень. На удивительном, сине-фиолетовом небе — маленькое, непривычного вида тусклое солнце — какой-то неправильный шар с короткими и толстыми желтыми лучами. Его тепло плохо чувствовалось даже здесь, в экваториальной зоне. А вокруг, как окинуть взором, тянулась молчаливая, плоская, кирпичного цвета мертвая пустыня.

Бурмакову стало грустно. Разве о таком он мечтал? Огорченный, он забыл, что специально выбрал зону больших пустынь, что уже одно то, что он находится здесь, — факт, граничащий с пределом человеческой фантазии. И даже если он не найдет здесь больше ничего, то этого, достигнутого и увиденного, вполне хватит, чтобы познать огромную часть природы чужой планеты.

Но нужно было что-то делать. Бурмаков собрал образцы песка, в нескольких местах отломал куски каменных пород, наполнил воздухом колбы и пошел к ракете. Подойдя к люку, он обернулся. Те же бесконечные пески…

С досадой захлопнул за собой люк.

Вскоре ракета стремительно взвилась вверх.

4

— Думаю, отчаиваться рано, — заговорил Павел, выслушав Бурмакова, когда тот вернулся на корабль. — Мы сами видели, что на Марсе есть не только мертвые пески. Будем искать.

Бурмаков улыбнулся:

— Вы уговариваете меня, будто я отказываюсь. Я знаю: нас ждут такие интересные находки, что даже представить их не хватит фантазии. Многое мы найдем. Только в одном я как-то потерял уверенность: не надеюсь, что здесь есть разумная жизнь. Если бы вы увидели эту мертвую тоскливую пустыню!..

— Вы это утверждаете, даже не дождавшись результата анализов? — показал Витя на автоматические лаборатории.

— Да. Но что бы они ни показывали, нужно готовиться к следующему посещению. Полетим мы с Витей.

На шкале пульта автоматической лаборатории замигал зеленый огонек. Исследование было окончено. Бурмаков собрал таблицы и диаграммы, выползающие из-под пера осциллографов, и разложил их на столе.

— Посмотрим и сделаем выводы!

Кому другому эти графики и диаграммы с разноцветными прямыми и ломаными линиями не сказали бы ничего. Бурмаков же читал их, как обычную книгу. Через несколько минут он отодвинул ленты с результатами исследований на край стола.

— Ну? — в один голос спросили Павел и Витя.

— Утешительного мало, — сказал Бурмаков и умолк.

— Степан Васильевич! Не тяните!

Бурмаков нахмурил брови:

— Атмосфера состоит из тех же компонентов, что и земная. И, представьте себе, более плотная, чем мы ожидали. Особенности марсианской атмосферы таковы, что она поглощает синие лучи, в то время как земная их отражает, потому мы и ошибались в определении ее плотности.

— Это же здорово! — обрадовался Павел.

— Не очень, — Бурмаков с сомнением покачал головой. — Концентрация, примерно, как на пятикилометровой высоте над Землей. Кислород и азот в тех пропорциях, что и на Земле, углекислого газа — больше в два раза. Пока мы не заметили, есть микробы или нет. Однако, возможно, есть и микробы, и вирусы, которые трудно рассмотреть иной раз и в более мощные микроскопы, чем наш. Песок немного отличается от земного. Скорее всего, он лессового происхождения. В нем много железа.

— Почему железа? — спросил Витя.

Бурмаков объяснил:

— Видимо, миллионы лет назад железо находилось глубоко. Но время делало свое дело. Резкие переходы от тепла к холоду, ураганные ветры обнажили залежи, и железо оказалось на поверхности. — И добавил: — Это мое мнение. Дальнейшие, более тщательные исследования помогут найти и более точный ответ.

— А какая температура на поверхности? — не отставал Витя.

— Температура песка — около плюс 16 градусов по Цельсию, воздуха на метровой высоте — плюс 10. Так показывают приборы. Могу дополнить рассказ, так сказать, собственными впечатлениями! — Бурмаков повеселел: — Земные рекорды Вити здесь почти ничего не значат. Ходить, бегать необыкновенно легко, даже на песке. А если бы еще гаревую дорожку, у-у-у, показал бы я тогда класс! Жаль только, костюм снять нельзя. А так хочется этот песочек руками потрогать, пересыпать пальцами…

Между тем были проявлены фотопленки, киноленты. Долго рассматривали космонавты незнакомые пейзажи, стараясь найти в них схожесть с земными и в то же время хорошо понимая, что здесь все своеобразное, все иное. А на столе, словно иллюстрация к снимкам, поблескивал под стеклянным колпаком желто-красный марсианский песок.

Вторую вылазку решили сделать более обстоятельной. Было намечено достичь озера Солнца, в районе которого они заметили воду и растительность, и пробыть на Марсе свыше суток, чтобы узнать, какие изменения происходят там за это время. В ракету погрузили маленький вездеход и одноместный самолет специальной конструкции. Обычно он помещался в чемодане. А когда нужно было лететь, его крылья наполнялись воздухом. Легкий, устойчивый, этот самолет в высокогорных условиях развивал скорость до двухсот километров в час.

Павел наблюдал за сборами. Ему хотелось отправиться вместе со всеми. Но нельзя: один человек должен всегда оставаться в корабле. И этим одним мог быть или он, или Бурмаков.

— Хоть рассказывайте, что видите, — просил он, когда Бурмаков и Витя, надев космические костюмы, выходили к ракете.

Вскоре ракета была уже над заданным пунктом. Экватор пересекли на минимальной скорости — шестьсот километров в час, на высоте восьмисот метров. Лететь на меньшей высоте при такой скорости над незнакомым марсианским рельефом было рискованно. Под ракетой плыл однообразный пейзаж — желто-красная пустыня.

— Пустыня ли? — с сомнением спросил Бурмаков после того, как они пролетели уже около двух тысяч километров.

— Опустимся и на самолете разведаем местность, — предложил Витя.

— Только осторожно, — затрещал репродуктор.

Это Павел включился в разговор.

— Хорошо, хорошо, — ответил Бурмаков Павлу, не обратив, однако, внимания на то, что радиопомехи по сравнению с предыдущим разом увеличились.

Ракета пошла на посадку. Бурмаков правил мастерски. Витя почувствовал только слабый толчок, а альтиметр, предназначенный для определения марсианской высоты, показывал уже ноль. Прежде чем выбраться из ракеты, определили координаты, снова взяли пробы воздуха. Анализы не показывали ничего нового. Вокруг стояла мертвая тишина.

Собрать самолет было делом нескольких минут.

— Витя, оставайся у ракеты, — приказал Бурмаков. — Будь внимателен. Как только заметишь опасность, прячься. Наблюдения веди из ракеты. Я вернусь через два часа. Вот направление моего маршрута. — Бурмаков начертил на песке прямую линию.

— А я за это время вездеход подготовлю, — ответил Витя.

Самолет взял курс на север. Надев поверх очков гермошлема бинокль, Бурмаков хорошо видел, что делается внизу. Некоторое время пейзаж не менялся. Потом вдруг впереди песок как будто потемнел. Бурмаков до отказа выжал педаль акселератора, сожалея в этот момент, что он на тихоходном самолете, а не на ракете. А темная полоска все росла, увеличивалась, пока не превратилась в безграничное поле. Самолет нырнул вниз, коснулся колесами поверхности, остановился. Бурмаков выскочил, бросил в открытую кабину бинокль и побежал. Под толстыми подошвами ботинок было что-то мягкое и скользкое, похожее то ли на плесень, то ли на мелкий мох.

— Витя! Витя! — радостно закричал Бурмаков. — Передай на корабль: нашел первую форму жизни.

Мембраны наушников затрещали в ответ.

— Витя, ты слышишь, слышишь? — забеспокоился Бурмаков.

Наушники только шипели. Бурмаков направил антенну строго в ту сторону, где находилась ракета. Сквозь шум и треск пробился слабый голос Вити:

— Плохо слышу… меня…

Бурмаков повернулся, отыскивая глазами, что бы это могло нарушить радиосвязь, и ничего такого не нашел. Бледно-фиолетовое марсианское небо по-прежнему оставалось чистым…

Далее раздумывать было некогда, и он начал брать пробы. Вскоре заплечный карман-мешок был полон.

Бурмаков пошел к самолету, освободил там мешок и попробовал еще раз связаться с Витей. Сигналы от ракеты доходили с перебоями. Что было делать? Возвращаться, оставив дело на полдороге, или лететь дальше? «В конце концов, у Вити должно быть все в порядке, — решил он. — Он ведь в ракете. А здесь еще может встретиться много интересного».

И полетел дальше.

Мох становился крупнее, гуще. Он стлался под самолетом сплошным покрывалом. Бурмаков, сбавив скорость до минимума, опускался совсем низко, чуть не касаясь колесами поверхности Марса. Мох и мох. Серый, однообразный. Это однообразие стало наконец раздражать. Захотелось поскорее перепрыгнуть его. Ведь где-то там, дальше — Бурмаков был почти уверен в этом — должно быть что-то иное, новое, возможно, реки, возможно, растительность, возможно… На шкале приборов вспыхнула красная лампочка. Автомат предупреждал, что половина горючего израсходована, — нужно возвращаться назад.

Бурмаков развернул самолет и ужаснулся. Там, на юге, где осталась ракета, быстро росло ярко-желтое облако. Шла буря. «Так вот почему исчезают радиоволны, — мелькнула мысль. — Еще одна загадка Марса. Буря, связанная с электромагнитными вихрями». Бурмаков пожалел: такое интересное явление, а здесь надо думать не о том, что оно представляет, а о спасении. Преодолеть стену песчаного бурана сверху не удастся: самолет не поднимается на такую высоту. Остается одно: прижаться к самой поверхности или даже сесть. Только вот где? На песке или на мху?

Впоследствии он никак не мог объяснить, почему именно выбрал мох. Но как бы там ни было, это его и спасло. Буран, который надвигался сплошной стеной, дойдя до края мохового болота, вдруг потерял силу: на самолет надвинулась белесая мгла из мелких песчинок. Вокруг посветлело.

Буря утихла, и через мгновение Бурмаков был уже в воздухе, спеша к ракете.

Радио заговорило вдруг, передав с полуслова встревоженные возгласы Павла:

— …вечайте, отвечайте!

— Кажется, можно и ответить, — пошутил Бурмаков. — Буря отступила…

— Отступила? — глухо прозвучал голос Вити.

— Да. Но где ты?

— У ракеты.

— А где ракета?

— На месте.

— На месте? Гм. А где ж тогда то место? Я скоро вынужден буду сесть. Дай пеленг. О, ты, оказывается, здесь.

Пеленг показал, что самолет находится прямо над ракетой, но ее не было видно. Внизу, как окинуть взором, расстилалась марсианская пустыня. Выйдя из самолета, Бурмаков даже почесал затылок: не понимал, что случилось.

— Мираж, что ли? — спросил он.

— Степан Васильевич, — послышался голос Вити, — меня засыпало. Но я сейчас включу мотор вездехода. Разрешаете?

— Давай. — Бурмаков обрадовался: вездеход был рассчитан на то, чтобы выбираться из песчаного плена.

Через некоторое время почва под ногами у Бурмакова заколебалась, и он невольно отступил в сторону. Из образовавшейся воронки, поблескивая серебром, выполз вездеход. Легко развернувшись, он остановился у самолета. Витя выскочил и сразу оказался в объятиях Бурмакова.

— Расскажите, что случилось, — настойчиво спрашивал Павел.

— Сейчас, Павел Константинович, сейчас. Потерпите немного, обо всем расскажем…

Все были целы, все оказалось в порядке, и Бурмаков успокоился.

— Да. Видно, вся загадка в неизвестных электромагнитных завихрениях. Вы заметили, что сегодня мы слышали друг друга очень плохо, тогда как в прошлый раз радио работало безукоризненно. Так вот, ни вы, ни я не обратили на это внимания. Не знаю, есть ли здесь взаимосвязь. Вскоре начался буран. Страшно было, а, Витя?

— Нет. Наползло какое-то месиво, я даже не сразу почувствовал, — вступил в разговор Витя. — Да и ветра, кажется, не было, потому что песок не сильно бил в стенки вездехода, а так шелестел только. Но его было много. Ракету засыпало сразу.

— Странно, — задумался Бурмаков, — мне казалось, что буря надвигается с огромной скоростью.

— А может быть, это просто оптический обман? — высказал мнение Павел.

— Нет, ветер был ураганный, я мерил, — ответил Витя. — Мне кажется, дело тут в другом. На Марсе все легче, чем на Земле, в два с половиной раза. Поэтому мы и не чувствуем ни сильных ударов пылинок, ни давления ветра.

— Видно, ты прав, Витя. Молодец, — похвалил его Бурмаков.

— Значит, эти бураны не такие опасные, как мы думали раньше?

— Пока что рано делать выводы, Павел Константинович, — сказал Бурмаков. — Мы не знаем ни характера буранов, ни их силы, ни природы. Нет, лучше быть от них как можно дальше, Павел Константинович. Сейчас я вам пошлю радионаправленным зондом образцы мха, который тут встретил. А мы покочуем еще. Делайте там анализы.

— Охотно, а то заскучал без работы.

— Ничего, ничего. Хватит Марса и на вашу долю.

Пока откопали ракету, пришлось попотеть. Бурмаков решил перевести ее куда-нибудь на моховой покров, чтобы случайно буран не засыпал снова. Посадку решили сделать севернее того места, где Бурмаков уже побывал.

Мхам не было конца, будто морю. Ракета уже не раз, выпуская свои стальные ноги-опоры, опускалась на поверхность, а характер пейзажа не менялся. Бурмаков и Витя брали пробы, посылали их Павлу для анализа и мчались дальше. Мох понемногу становился похожим на какое-то папоротниковое растение и стлался низко над почвой.

— Вы замечаете, Степан Васильевич? — сказал на одной из остановок Витя. — Растения вытягиваются в одном направлении, с севера на юг.

— Да. Но какая жизненная сила направляет их так? Ураганные ветры или влага, поступающая от снежного покрова полюса?

— Мы побываем на полюсе?

— Обязательно. Только с южного сейчас сползает ледяная шапка. Там лето.

А солнце между тем опускалось все ниже. Правда, оно было, по земному пониманию, еще довольно высоко над горизонтом. Но несмотря на это уже стемнело. Сумерки надвигались с востока. Они были какие-то черные, расцвеченные яркими звездами-бусами. Солнце здесь не имело земной силы.

Витя посмотрел на черное небо и передернул плечами:

— Не хотел бы я ночевать здесь один.

Бурмаков вспомнил, как оставался в одиночестве на пустынной мертвой Луне, и вздохнул, ничего не ответив.

Всю ночь они просидели в вездеходе, прислушиваясь к ночной тишине. Микрофоны, отнесенные на десятки метров от вездехода, не улавливали ни одного шороха. Марсианская ночь была такая же молчаливая, как и день. Экраны инфракрасных локаторов все время были пустые. Только где-то на рассвете Вите показалось, что на одном из них мелькнула тень.

Взошло солнце. Нужно было возвращаться на корабль, так и не найдя ничего нового.

Павел встретил их радостно. Сейчас была его очередь лететь с Витей на Марс.

5

Они продвинулись еще почти на тысячу километров по экватору на запад от той точки, где накануне побывал Бурмаков. Ракета стремительно шла на посадку. И вдруг, о неожиданность, однообразный пустынный пейзаж, каким он казался с высоты десяти километров, начал меняться прямо на глазах.

— Минули фиолетовый слой, — словно боясь спугнуть открывающийся вид, шепнул Павел.

— Красотища какая! — ответил Витя, припав к смотровому пластиковому иллюминатору.

Внизу под ракетой, сбавившей скорость до предела, проплывали отроги какого-то горного хребта, тянувшегося далеко за горизонт. Павел взялся было за штурвал, чтобы направиться к горам, как неожиданно увидел ущелье. Оно начиналось на сравнительно ровной платформе и тянулось куда-то к югу, постепенно углубляясь и расширяясь.

Ракета прошла над ущельем. Постепенно оно превратилось в широкую впадину, дно которой ушло вниз по сравнению с поверхностью планеты почти на две тысячи метров.

— Так вот он каков, этот Нектар, — сказал Павел и тут же спросил: — Здесь будем садиться или дальше?

— Здесь, — ответил Витя, не отрываясь от окна.

Они смотрели только вперед, а когда, посадив ракету, оглянулись, то даже вскрикнули от восхищения. Сзади ракеты виднелось настоящее озеро. Солнце светило по южному ярко, и вода в озере показалась зеленоватой. Лишь самые гребешки волн были пенисто-белые. А вдали, свисая к воде, лениво покачивались голые прутики — ветви неизвестного кустарника.

Взволнованный, Павел долго не мог открыть люк, чтобы выбраться из ракеты. А выйдя наконец, саженными шагами помчался к озеру, не отвечая на оклики Вити. Витя укоризненно посмотрел ему вслед и, сдерживая свое нетерпение, сначала вывел вездеход, а потом закрыл выходной люк ракеты. На вездеходе он оказался на берегу почти одновременно с Павлом.

— Сюда, иди сюда, — махал Павел рукой.

У берега озеро было неглубокое, прозрачное и напоминало земное. Только ни одной травинки не росло здесь. Веточки кустарника, голые и длинные, казалось, были принесены откуда-то с другого места и нарочно всунуты в песок, чтобы хоть этим украсить унылое однообразие берега. Павел попробовал вытянуть одну веточку. Потянул раз, другой. Она не поддавалась. Тогда Витя присел на корточки и стал осторожно разгребать песок. Корни уходили довольно глубоко. Там почва была влажная.

— Наверно, какие-то питательные вещества придали ей такую окраску, — сказал Павел, помяв в руках комочек почвы. — Оставь, Витя, мы наберем ее, когда будем возвращаться, а сейчас идем в воду.

Витя забил в песок железную палку и прицепил к поясу Павла конец капронового троса, намотанного на ней. Павел недовольно фыркнул. Зачем трос, когда дно озера гладкое и твердое, как гранитная набережная Москвы-реки? Он проверил уже это, как только прибежал сюда. Однако, если Вите так хочется, пусть привязывается.

Они вошли в воду: впереди Павел, постукивая перед собой палкой, за ним — Витя. Дно постепенно понижалось. Вода, доходившая сначала только до щиколоток, достигала уже колен. Идти стало еще труднее.

Каменное дно внезапно окончилось, и Павел провалился чуть ли не по горло. Вода кругом помутнела. Витя натянул трос, помогая другу выбраться на твердое место.

Прошло несколько минут, пока вода стала по-прежнему чистой и прозрачной.

— Вот так штука, — растерянно сказал Павел. — Самая обыкновенная топь. Подержи крепче трос, я поплыву.

Во время тренировок еще на Земле Павел учился лазать по скалам, прыгать с парашютом, подолгу висел вниз головой, сутками находился в состоянии невесомости. А вот подготовить его к такому простому делу, как плавать одетому в космический костюм, никому не пришло в голову. И напрасно. Павел понял это, как только оттолкнулся ногами от дна. Костюм на поверхности был очень легким, удобным, почти не мешал ходить. А в воде тянул вниз. Павел сделал еще одну попытку поплыть, но снова только замутил воду и, обессиленный, вернулся назад.

— Может, на вездеходе поплывем? — посоветовал Витя.

— Нет, надо на лодке, вездеход замутит воду больше, чем я.

Вернулись к ракете, где была резиновая лодка. Пока накачивали ее воздухом, солнце поднялось к зениту.

— Жарко, — Павел посмотрел на Витю и увидел, что у него тоже на лбу выступили капельки пота.

Термометр показывал на солнце плюс двадцать градусов. Жара будто разморила природу. Над озером дрожало марево. Коричневые ветви кустарника ниже склонились к воде. Но что это? Они уже не были голыми. Маленькие, узенькие, голубовато-зеленые листочки, появившиеся на них, жадно тянулись к солнцу.

Павел нацелил на кустарник микропленочный киноаппарат, способный проследить малейшие изменения в росте растений. Настроив локатор, который должен был подать сигнал, если в зоне его осмотра появится новый предмет, они сели в лодку. Витя осторожно правил, Павел, лежа на корме, то и дело брал пробы воды. Они проплыли уже с километр, а другого берега все еще не было видно даже в бинокль.

Остановились. Подготовив киноаппараты, застыли на своих местах. Не говорили друг другу ничего, но каждый надеялся, что вот сейчас к лодке подплывет какая-нибудь рыба или, может быть, другое марсианское существо.

Прошло более часа. Согретый солнцем, Витя чуть не задремал, испуганно тряхнул головой и не поверил своим глазам. Течения как будто совсем не было, а их отнесло далеко на юг от ракеты.

— Возвращаемся, — решительно сказал Павел. — На вездеходе отправимся на север. Нужно узнать, где начинается это озеро.

Вокруг ракеты все было по-прежнему. Только снова удивил кустарник. На его ветках появились острые колючки.

Поужинав, Павел с Витей сели у иллюминатора. Захотелось поделиться впечатлениями.

— Я уверен, — сказал Витя, — что в озере есть жизнь.

— А меня вот что интересует: почему на кустах колючки? От кого защита?

Они говорили много и уснули только на рассвете, так и не увидев ничего необычного.

Утром, пока Павел готовил вездеход, Витя решил сделать зарядку. Он и в полете старался поддерживать хорошую спортивную форму. Почва была ровная и твердая, и он бегал вдоль берега, не глядя под ноги. За ночь листики на кустарнике подросли, потемнели. «Если так пойдет, — думал Витя, — спустя день-два через кустарник уж не увидишь озера».

Вдруг Витя, подвернув ногу, упал на песок. Поднявшись, он недоуменно поглядел назад и заметил ямочку, в которую попала нога. Это было так необычно, что Витя даже потрогал песок, осыпавшийся под его каблуком. До сих пор на песке он видел только свои следы. Так, может быть, и это его след. Или же Павла Константиновича? Но тут же заметил еще одну ямочку, потом еще… Они находились одна от другой на одинаковом расстоянии и вели от кустарника к озеру.

— Павел Константинович! Павел Константинович!

Витя кричал так дико, что Павел, бросив все, побежал к нему.

Сомнения не было. Следы, найденные Витей, оставило какое-то незнакомое существо.

— Оно в озере, — высказал предположение Витя.

— А может там? — Павел показал в противоположную сторону, на пески.

— Сделайте слепки и фотоснимки следов, — подсказал Бурмаков, слушавший их разговор.

Павел с Витей определили, что существо шло к озеру. Но откуда и зачем?

— В озере, пожалуй, опять не удастся ничего обнаружить. Направимся лучше в противоположную сторону, по следам, — принял решение Павел.

Через несколько минут вездеход взял курс на юго-запад.

Местность вскоре стала меняться. Появились холмы. Миновали несколько поворотов между крутых возвышенностей, и перед глазами открылась равнина. Она показалась путешественникам сказочным уголком. Посреди равнины медленно несла свои серебристые волны широкая спокойная река, а по обеим сторонам ее стоял лес. В нем росли, внешне похожие на земные сосны и пихты, деревья. И даже трава, совсем как земной осот, устилала сплошным ковром небольшие лужайки и опушки.

Очарованные неожиданной картиной, люди долго не могли отвести от нее глаз. Пусть таких оазисов на скудной марсианской земле мало. Но они есть. И кто знает, что за существа находят здесь пристанище.

Вездеход полз вниз к лесу. На опушке путешественники остановились. Странными казались эти лес и луг. Микрофоны не улавливали ни пения птиц, ни стрекотания кузнечиков, в траве не видно было цветов. Только грозный шум слышался из чащи.

Не выпуская киноаппаратов, Павел и Витя двинулись к лесу. Трава-осот путалась под ногами, мешала идти. Она была высокая и крепкая, как шпагат.

Среди деревьев травы стало меньше. Здесь рос папоротник. Наполняя сумку-гербарий, Павел недовольно фыркнул. Ему не нравилась эта растительность, характерная для древних геологических эпох Земли.

— Какая разница? — Витя не понимал, чем недоволен Павел.

— Разница есть, — ответил Павел. — Наука считает, что Марс старше нашей планеты. Следовательно, он давно должен был пройти эту фазу развития…

Люди долго бродили по марсианскому лесу, затем вышли к реке, но так и не встретили ни одного живого существа.

Берег и дно реки были такие же твердые, как и озерные.

— Здесь, видно, не обошлось без каменщиков, — сказал Витя.

— Да. Невольно вспомнишь наши гипотезы об искусственном происхождении марсианских каналов, — согласился Павел. — Но ведь иногда убеждаешься, что лучшего мастера, чем сама природа, не найдешь. Разве мало доказательств этому мы встречали на Земле?

— То — Земля. А здесь все иное, — теперь уже и Витя настроился на серьезный лад.

Павел понимал, что они не смогут объяснить все эти явления. Сделают это специальные экспедиции, которые произведут фундаментальные исследования. Он так и сказал Вите:

— Наша задача регистрировать факты. И чем больше их наберем, тем легче будет тем, кто придет после нас.

А время не стояло на месте. Приближалась ночь, и нужно было спешить к ракете.

Они не сразу нашли свой вездеход. Ориентиры здесь были непривычные.

Уезжали с таким чувством, словно какое-то важное и нужное дело бросили недоделанным.

Смеркалось быстро. Ни одна из двух марсианских лун не успела еще подняться над горизонтом. Яркие прожекторы-фары вездехода выхватывали из темноты низины и холмы. Павел едва успевал выбирать дорогу.

— Там, на Земле, люди представляли себе, как прилетят на Марс, увидят его фантастические пейзажи, окутанные холодным серебристым блеском звезд или какого-то загадочного излучения. А тут смотришь на эти холмы, и кажется, что ты где-нибудь в районе Поволжья. Такая же холмистая степь и ничего таинственного… — Павел умолк на полуслове. Впереди, немного левее их направления, луч прожектора скользнул по чему-то черному и блестящему.

Павел резко повернул машину и прибавил газу. Но теперь впереди уже не было ничего. До боли в глазах вглядываясь в дорогу, Павел вел вездеход на предельной скорости. Через минуту на песке затемнели в свете фар знакомые ямочки.

— Я догоню! — крикнул Витя, хватая ружье.

— Сиди, — приказал Павел. — Ты знаешь, кто это?

— Но ведь и вы не знаете.

— Вот потому мы и не имеем права стрелять, даже защищаясь. Ружье — это только на крайний случай. Мы с тобой здесь не просто Гуща и Осадчий, мы представители людей, и по нашему поведению марсиане, если они есть, будут судить о человеке Земли. Понимаешь?

Тот, кому принадлежали следы, исчез. Люди преследовали его километров пять, затем вернулись.

— Эх, неудача!.. — Витя был в отчаянии.

Павел засмеялся:

— Наоборот, удача. Мы узнали, что здесь есть жизнь. А это — главное!

6

Бурмаков очень обрадовался их возвращению. Даже не расспрашивая, помог раздеться Вите, потом стал готовить ужин. И только накормив, выслушал их.

— Будем его искать, Степан Васильевич? — спросил Витя.

— Марсианина? Будем, обязательно будем. А ты, Витя, не устал? Нет? Ну, так завтра снова полетим вдвоем.

…За иллюминатором, в бесконечной тьме, в тысяче километров отсюда, проносились марсианские пустыни, точки водоемов, небольшие леса, населенные какими-то загадочными существами. А здесь, на корабле, овальные плафоны излучали ровный искусственный свет, содержащий ультрафиолетовые лучи. Он освещал людей, мебель, стены со всех сторон, не давая тени. Уютно и хитровато подмигивали контрольные лампочки на пультах, мягко гудели реле автоматических лабораторий. И не нужно было прятаться в скафандры, сосать из трубки жидкую пищу. Можно было взять стакан и напиться, отломить и пожевать шоколадного концентрата, обыкновенной ложкой поесть вкусного борща, в котором плавают звездочки жира.

Павел перешел в мягкое кресло, стоящее у стены, и с наслаждением откинулся на спинку. Сказалось двухдневное напряжение. Сознание, получившее передышку, с удовольствием отключилось от окружающего. Бурмаков и Витя о чем-то тихо разговаривали, а он лишь улавливал отдельные слова. Марс. С Земли он кажется красным пятачком. Земля… Павел невольно посмотрел на часы, показывающие московское время. В Минске сейчас было утро. Павел закрыл глаза и увидел знакомую улицу, третий подъезд десятого дома. Открылась дверь. Но еще раньше послышался мелкий перестук каблучков голубых туфелек. Обязательно голубых, потому что Валя была модница, а сейчас, во время космических полетов, голубой цвет считался у женщин самым модным. Шагнув на асфальт тротуара, Валя, как всегда, оглянулась. Это она ждала его, Павла!

Павел вздохнул. Бурмаков и Витя с тревогой поглядели на него.

— Задумался, — виновато сказал Павел.

— …космонавты! — вдруг захрипел динамик прямой связи с Землей, и уже отчетливо послышалось: — Необычные обстоятельства заставили вызвать вас не по графику.

Космонавты переглянулись. Внеочередная передача могла обозначать прежде всего беду.

— …Нам удалось установить, что Марс входит в густую метеоритную зону. Отсутствие плотной атмосферы вокруг Марса создает для вас серьезную опасность. Метеориты в большинстве своем достигнут поверхности планеты. Советуем незамедлительно покинуть район Марса. Подтвердите прием.

Бурмаков сразу же написал ответ, передал его в машину, которая должна была закодировать радиосигнал и короткими импульсами посылать на Землю, пока приемные станции не подтвердят, что сообщение принято.

— Земля ждет, что мы скажем, — каким-то торжественным голосом заговорил Бурмаков. — На космических кораблях такая традиция: важные решения принимаются после обсуждения. Первым начинает самый молодой. Давай, Витя. Хочу предупредить, что если кто из нас захочет, мы сразу же вернемся на Землю. И нас никто не упрекнет. Мы сделали немало.

— У нас пока что достаточно времени, — Витя встал. — Мы должны еще хоть раз побывать на Марсе.

— Правильно. — Павел стал рядом с Витей.

— Согласен! — обнял их Бурмаков. — Но мне хочется предупредить: это — опасно.

— Нам не впервые рисковать, — ответил Павел. — Остаемся.

7

И снова Марс показал себя с неожиданной стороны. На этот раз Бурмаков и Витя, исследуя открытую в прошлый раз впадину, прилетели в горы. Под ракетой поплыли дикие вершины, обрывистые, глубокие ущелья.

— Смотри, Витя, — показал Бурмаков, — эти горы, должно быть, на многие сотни миллионов лет старше нашего Урала.

Здесь все имело свое измерение, и Витя не удивился цифрам, которые назвал командир. Но горы не вызывали у него восхищения. Скалистые, без единого признака растительности… На них, очевидно, нет ничего живого, как и в тех песках, что засыпали почти всю поверхность Марса.

— Мне кажется, что здесь мы найдем то существо, которое убежало от вас ночью.

— Почему вы так думаете? — спросил Витя. — Скорее всего марсианин живет где-то в лесу.

— Ни в лесу, ни в воде его нет. Иначе вы обязательно бы наткнулись на признаки его обиталища. Не умея созидать, он должен прятаться в пещерах.

Ракета опустилась в самом центре гор. У космонавтов был совершенный вездеход. Он не имел ни колес, ни гусениц. У него были ноги — шестнадцать пар ног, которые несли его плавно, без толчков на дороге любого рельефа. Электронное управление, соединенное с локаторной системой, мгновенно улавливало любые неровности и так же мгновенно давало команду ногам. Вездеход мог и бегать, и ходить, и ползать, и даже перелезать через невысокие преграды. Но чтобы использовать вездеход здесь, не приходилось и думать. Скалы и горы были крутые, высокие. Взяв альпинистское снаряжение, Бурмаков и Витя стали спускаться в ближайшее ущелье. Идти было легко, куда легче, чем в горах Кавказа или Алатау. Когда на дороге попадалась преграда, мускулатура землян позволяла без особых усилий прыгать на пять-шесть метров.

Часа через полтора, найдя удобную ровную площадку, Бурмаков и Витя сделали привал. Вокруг торчали скалы, крепкие, голые, как скелеты.

— Может, вернемся? — предложил Витя. — Очень уж мертво здесь.

— Вернемся? — Глаза Бурмакова загорелись. Ему припомнилось первое путешествие на Луну, годы юности, надежд, открытий. Он верил, что и здесь встретится много интересного. И эту веру академик хотел передать Вите. — Вернемся, конечно. Но раньше взойдем на ту вершину. Видишь?

Гора, на которую указывал академик, царила над всей окружающей местностью. Они подошли уже близко к ней, как вдруг задрожал воздух, словно кто-то начал отсасывать его невиданно мощным компрессором. Бурмаков и Витя прижались к скале. А горы уже ревели, грохотали, дрожали. Мгновение, и огромный огненный шар, оставив за собой широкую сверкающую полосу, описал дугу и упал в ущелье. Необыкновенной силы взрыв потряс горы.

Через минуту все смолкло. А люди еще долго лежали и смотрели, как медленно угасали разбросанные взрывом разноцветные огоньки на еще более потемневшем фиолетовом небе.

— Что это? — испуганно прошептал Витя.

— Кажется, первая ласточка, метеорит. Самое время удирать. — Бурмаков с сожалением посмотрел в ту сторону, где возвышалась гора.

— Не будем медлить, — подхватился Витя. — Уже немного осталось. Не упадет же еще один метеорит именно сюда.

— Молодец! — похвалил юношу Бурмаков.

Небо то и дело вспыхивало. Приборы, определяющие радиоактивность среды, тревожно гудели, и их стрелки приближались к предельной красной черточке. Бурмаков озабоченно поглядывал на индикаторы и невольно торопился. Наверно, они попали почти в самый эпицентр космического атомного взрыва, который только что произошел на их глазах. Бурмаков подумывал уже, не лучше ли вернуться, как радиация стала постепенно падать… Костюмы могли пока что защитить людей от вредных излучений.

Вблизи гора не казалась такой высокой. До вершины оставалось метров двадцать, но с той стороны, откуда они пришли, нельзя было подступиться. Каменный склон был гладкий, как будто отполированный.

Они медленно пошли вокруг горы. Бурмаков залез на небольшой выступ, посмотрел в ущелье, где упал метеорит. На месте падения зияла огромная глубокая воронка.

— Вот, наверно, таким был и Тунгусский метеорит, о котором сложили столько легенд, — задумчиво сказал он. — Вот оно — величие природы, мощная и неизведанная сила Вселенной. Не эти ли вспышки мы иногда видим на Марсе с Земли?

Они немного постояли в раздумье.

— Ну, пойдем к ракете, — сказал Бурмаков, хотя самого страшно тянуло вперед. И, поправив за плечами мешок, он не выдержал: — Только обойдем сначала гору с той стороны.

— Витя!.. — закричал вдруг Бурмаков, не сделав и десяти шагов, и изо всей силы затряс юношу за плечи. — Витя!..

Напуганный Витя посмотрел на гору и… обомлел. На вершине, рванувшись к небу, застыла непонятная не то фигура, не то дерево.

— Похоже на памятник, — сказал Витя, прицеливаясь киноаппаратом.

— Кому? Чей? — Ежеминутно срываясь, падая, Бурмаков пополз вверх.

Это, очевидно, был памятник. Но необычный, загадочный. Из блестящего светло-желтого постамента, который, казалось, глубоко и крепко врос в каменное ложе горы, тянулись вверх перепутанные спиралевидные ветви, унизанные серебристыми листочками.

Что-то знакомое вдруг мелькнуло в этой фигуре, когда Бурмаков, растерянный и смущенный, обошел ее. Галактика? Да, это очень похоже на астрономический макет. Но что хотели этим сказать те, кто создал его — величественный и несокрушимый, способный выстоять бесконечно долго перед напором всех возможных сил стихии? Поглощенный этой мыслью, Бурмаков не сразу заметил металлическую плиту внизу. А заметив, изумился еще более. На черной блестящей плите была изображена схема… Солнечной системы. Только чего-то в ней не хватало? Бурмаков даже прислонился к скале, у него задрожали ноги. На схеме было восемь планет и два солнца. Одно — наше, второе — еле горящее, затухающее на месте Юпитера.

Мысль Бурмакова лихорадочно закружила. Два солнца — невероятно, но, пожалуй, объяснимо. Не зря же высказываются предположения, что на поверхности Юпитера и до сего времени температура составляет сотни тысяч градусов, а в его бездонных недрах под фантастическим давлением в миллионы атмосфер происходят ядерные процессы. Это может быть, потому что Юпитер остывает. Но, кажется, в схеме чего-то не хватает. Да, да. Первым от Солнца идет Меркурий, потом Венера, вот Земля, дальше Марс, за ним Юпитер… Нет, между ними планета. Ага, это, наверно, мифический Фаэтон, а здесь горит Юпитер, там Сатурн в кольце, Уран, Нептун. Девять… Неужели?..

— Витя! Пересчитай все планеты Солнечной системы! — закричал академик.

Удивленный мальчик назвал их.

— А где Плутон? — задыхаясь, переспросил Бурмаков.

— После Нептуна.

— Нет, нет, говорю тебе! — кричал Бурмаков, забыв, что Витя не видит схемы и не понимает его.

Озадаченный Витя попросил:

— Опустите трос, я влезу к вам.

— А?.. — понял наконец Бурмаков. — Давай быстрей. А то, наверно, думаешь, что с ума сошел старик. Есть от чего…

— Лю-ди? — прошептал, взобравшись, Витя. — Когда?

— Если бы я знал! — Бурмаков уже почувствовал себя способным анализировать факты, смотреть на них холодными глазами исследователя.

Те, кто ставил памятник, учли все, или почти все. Прошло, видимо, много-много времени, а он стоял как свидетельство безграничной силы разума, посылая потомкам весть из далекого прошлого. Ни время, ни что другое не одолели его. Он только глубже врастал в свое каменное ложе, становясь более устойчивым и мощным. Из чего он сделан? Бурмакову не удалось отколоть ни от постамента, ни от плиты ни одного кусочка материала, устоявшего на этот раз и против усилий человека.

— Самое обидное, Витя, что мы с тобой не знаем, когда он был поставлен. Ясно только одно: после тех неизвестных космонавтов Солнечная система пережила одну из самых страшных трагедий. Вдребезги разлетелся Фаэтон.

— Зато появился Плутон, — заметил Витя.

— Да, Плутон. И это еще более загадочно. Когда? Откуда?

Этот вопрос не давал покоя Бурмакову и в ракете, когда, вдоволь насмотревшись на творение рук собратьев по разуму, возвращались на корабль. Даже торопливое бегство от Марса в более безопасное космическое пространство, не позволившее искать новые следы пребывания чужих космонавтов на этой планете, он воспринял без особенного огорчения. Одна мысль завладела им, и он должен был довести ее до конца.

В этот вечер радиостанция «Набата» сделала внеочередную передачу. На Землю было отправлено сообщение с фотоснимками памятника.

Вскоре Земля подтвердила, что сигналы приняты, и попросила ждать решения Космического центра.

«Набат» при минимальном ускорении стал описывать цикличную кривую вокруг заданного в пространстве пункта, не удаляясь и не приближаясь к Земле.

Приборы лаборатории методически сообщали результаты анализов экспонатов, доставленных с Марса. Были обнаружены микроорганизмы в воде, установлен состав древесины, а также — как и чем питаются марсианские деревья и травы. Но космонавты понимали, что Марс для них — пройденный этап, и ждали приказа Земли.

Приказ пришел на вторые сутки, точнее, через 36 часов 17 минут 25 секунд, как зафиксировали флегматичные приборы. При первых звуках Земли космонавты встали и стоя выслушали всю передачу.

«Дорогие друзья! — звенел динамик ультракоротковолновой атомной радиостанции. — Космический центр поздравляет вас с отлично выполненной первой частью задания. Ваша находка памятника, поставленного неизвестными существами, открывает безграничные перспективы. Почти сутки все астрономы нашей планеты изучали фотоснимок, присланный вами. Единодушное мнение — это макет нашей Галактики, такой, какой она была примерно два миллиона лет тому назад. Таким образом, именно за это время погиб Фаэтон и появился Плутон. Слушайте вашу задачу. Вы должны неотложно направиться на последнюю планетную орбиту Солнечной системы, к Плутону, и попытаться выяснить его происхождение. Имейте в виду, что новые космические корабли, построенные по улучшенному проекту „Набата“, в будущем календарном земном году направятся к Марсу и продолжат работу. Привет вам от родных и близких, от всех нас, от всего человечества! Желаем счастливого путешествия и возвращения на Землю!»

Снова, как и тогда, когда они стартовали с Земли, далекий оркестр заиграл Гимн Советского Союза.