Последняя осада

Глава 8

Камин в комнате уже догорал, однако оставшееся тепло с мороза показалось настоящим пеклом, а красный отсвет углей – ярким светом. Ребята нырнули в свои спальники. Настроение у всех было замечательное. Саймон снова помянул обогреватель.

– Что-то неохота мне с ним сейчас возиться, – заявил он. – Вы там свистните, если замерзнете.

– Ой, как хорошо вернуться! – сказала Эмили. – На башне, конечно, здорово, но пробираться туда и обратно было все-таки жутковато. Слишком много черных дверных проемов.

– Если бы ты знала про привидение, было бы куда хуже, – сказал вдруг Маркус.

– Маркус, не надо! – В голосе Эмили послышалась тревога. – Если ты сочинишь какую-нибудь жуть, я вообще не усну!

– Ничего я не сочиняю! В этом замке действительно есть призрак. Ну, по слухам.

– Меня это не интересует!

– А я бы послушал, – вмешался Саймон. – Если это, конечно, не скучная история.

– Совсем не скучная. Она жуткая и кровавая. Только вон Эм просит не рассказывать.

– Ну Э-эм…

– Ладно, ладно. Только потом не злитесь, если я вам до утра спать не дам.

– Договорились. Валяй, Маркус, рассказывай.

– Хорошо. Легенда гласит… Эм, ты уверена, что тебе хочется это слушать?

– Да!

– Так вот, легенда гласит, что некий владелец замка – не Хью, а кто-то другой, думаю, это было уже позднее, – был весьма расточителен. Он растратил все свое состояние на вино и женщин и вскоре по уши увяз в долгах. А он знал одного человека, который наверняка мог одолжить ему денег, и это был аббат местного монастыря. Все знали, что аббат – человек очень богатый и очень плохой: он сделал себе состояние на том, что давал людям деньги в долг и взимал с них чудовищные проценты. А если кто не платил, у тех начинались неприятности – их сажали в тюрьму или люди аббата их избивали. Аббат любил хвастаться, что так или иначе, а свое он всегда получит.

– А с чего это вдруг аббат давал деньги в долг? – перебила Эмили. – Монахам же полагается быть праведниками…

– Ну, тот аббат праведником не был, это уж точно. Он был богатый и злой. Как бы то ни было, у владельца замка не осталось другого выхода, как позаимствовать денег у аббата. Ладно, думает, уж как-нибудь я с ним расплачусь. Ну, аббат оплатил долги лорда, и все остались довольны. Однако вскоре подошло время владельцу замка расплачиваться с аббатом! Лорд ломал себе голову, не зная, что делать, потому что денег у него, разумеется, так и не было.

Увидев, что владелец замка не спешит раскошеливаться, аббат отправил ему несколько напоминаний, но ответа так и не получил. В конце концов он пригрозил вызвать лорда на суд, если не получит денег к началу следующей недели. Лорд поспешно ответил, что все улажено, он наконец получил деньги и не будет ли аббат столь любезен прибыть в замок – только тайно, – чтобы их получить.

– А почему тайно? – спросила Эмили.

– Наверно, он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, что он разорен. И вообще, ты хочешь слушать, или нет?

– А я все жду, когда будет кровавая история! – вставил Саймон.

– Щас все будет. Так вот, однажды темной ночью аббат в одиночку приехал к воротам замка. Он был в монашеской рясе и натянул капюшон рясы на лицо, чтобы его никто не узнал. Ну вот, значит, хозяин замка вышел к нему собственной персоной и провел в свои личные покои. Они вошли туда вдвоем, и лорд затворил за собой дверь.

Маркус умолк. Эмили с Саймоном ждали.

– Ну? – спросили они наконец, почти хором.

– И больше аббата никто никогда не видел! – произнес Маркус загробным голосом. – Владелец замка после поклялся, что уплатил ему деньги и аббат в ту же ночь уехал обратно, и никто не смог доказать обратного. Но достаточно будет сказать, что аббат исчез бесследно. Некоторые думали, что его убили лесные разбойники, но большинство было другого мнения. Однако лорда это не заботило. Он со своими долгами расквитался.

Шли годы. Лорд жил все больше в других своих замках. Сюда он заезжал редко, а когда заезжал, то нипочем не оставался ночевать. Однако как-то раз зимой, поздним вечером он задержался в дороге из-за снежной бури, как раз поблизости от замка. Делать нечего, пришлось ему приехать сюда, поужинать и заночевать. После ужина он ушел наверх, в свои покои…

– Только не сюда! – воскликнула Эмили. – Только не говори, что это была та самая комната!

– Не думаю. Замок-то большой. Ну так вот, ночь была вьюжная. Ветер за стенами выл, точно проклятые души. Однако в замке все было тихо – до тех пор, пока многие слуги не пробудились от жуткого вопля. Они выбежали в зал и взглянули наверх. На балконе стояли двое. Один был их лорд – он пятился назад и что-то лепетал, уговаривал, умолял, хотя слуги не могли расслышать его слов. Второй человек стоял немного дальше и молчал; лицо его оставалось все время в тени. Однако слуги разглядели, что на нем нечто вроде рясы с капюшоном. Наконец лорд умолк и пятился теперь молча, а тот, второй, медленно надвигался на него. И вот лорд оказался загнан в угол: он очутился в конце галереи над залом. Он посмотрел налево, направо – выхода не было. И тут вдруг фигура в рясе бросилась на него. Лорд вскрикнул, шарахнулся назад, потерял равновесие – и упал! Он рухнул на каменный пол далеко внизу, забрызгав плиты своей кровью. Слуги бросились к нему, но он был уже мертв – сломал себе шею. А когда они опомнились и взглянули наверх, фигура на галерее исчезла, и никто из тех, кто сбежался в зал, не помнил, куда она делась.

Эмили забилась в свой спальник и вся дрожала.

– Тут действительно стало так холодно или мне кажется?

– Тебе кажется, – сказал Саймон. – И что, призрак аббата так никто больше и не видел?

– Насколько я знаю – нет. А зачем? Он ведь добился, чего хотел.

– А куда делся его труп? Может, он замурован где-нибудь в стенах замка?

– Трупа так и не нашли. Может быть, он до сих пор здесь…

– Маркус!!!

В камине осталось всего несколько дотлевающих угольков, которые почти не давали света. Из сумрака раздался голос Саймона:

– Ты здорово рассказываешь, старик.

– Спасибо.

– Не за что. А ты вроде говорил, что и сам один раз видел привидение?

Маркус ответил не сразу.

– Разве? Не помню что-то.

– Да нет, говорил, тогда, третьего дня. Помнишь, Эм?

– Да, говорил. В караулке.

– Нет, не помню…

– Ну, ты, наверно, просто выдумывал, – сказала Эмили. Она устроилась поудобнее в своем спальнике. – Ладно, я буду спать. Если, конечно, смогу уснуть после такого рассказа.

– Ага, – откликнулся Саймон. – Спокойной ночи.

В темноте послышался тоненький голосок, совсем не похожий на обычную возбужденную скороговорку Маркуса.

– Вообще-то я не выдумывал. Я действительно видел привидение. Я вам расскажу, если хотите, только вы обещайте никому не рассказывать.

И тишина. Было в его тоне нечто, отбивающее желание говорить.

– Ну, не рассказывай, если не хочешь, – ответила наконец Эмили.

– Ага, – сказал Саймон. – Не рассказывай, конечно. Но мы никому не скажем, верно, Эм?

– Не скажем…

– Дело в том, что я про это никому никогда не говорил. С тех самых пор и хранил это в тайне… Если об этом станет известно, я не вынесу, я покончу с собой. Понимаете? Ну, я не знаю… вы, наверно, скажете, что я все выдумываю. Вы ведь всегда так говорите.

– Не скажем, если ты поклянешься, что это правда, – заверил его Саймон.

– Нам-то ты можешь доверять, – сказала Эмили. – Но если не хочешь…

– Нет. Ладно. Я расскажу. Только в этом нет ничего интересного, на самом деле. И рассказывать особо не о чем. Ладно…

Он перевел дух.

– Короче, это было в прошлом году, когда мама была еще с нами. Я с ней поссорился – из-за пустяка какого-то, типа того, что не прибрался у себя в комнате. Фигня, короче. Она рассердилась, я рассердился; я вылетел из комнаты и хлопнул дверью. Взял свой велик и поехал куда глаза глядят. Я катил все вперед и вперед, отчаянно крутя педали и колотя палкой по изгородям, мимо которых проезжал. Это длилось очень долго, но вот наконец мой гнев весь выдохся и я повернул домой. Я катил по дорожке, свернул за поворот – и вдруг передо мной выросла черная фигура в лохмотьях. Я вздрогнул, дернул руль и наехал на камень. Перекувырнулся через руль и упал на обочину, головой в траву, ногами в живую изгородь. Мне повезло – я, конечно, был весь в синяках и царапинах, но ничего себе не сломал. Однако велик мой накрылся. Переднее колесо совсем погнулось. Я встал, поднял велик и посмотрел через изгородь, за которой увидел фигуру.

– Да? И что это было?

– Да просто пугало. Но, как я уже сказал, велик у меня был сломан. Я оказался за несколько миль от дома, на пустынной дороге. Я похромал домой, ведя велик. У меня ушло полтора часа на то, чтобы добраться до своей улицы, и к этому времени настроение у меня сделалось еще хуже, чем когда я уезжал. Я устал, как собака, все тело у меня болело, велик сломался… И вот когда я вышел на дорожку перед нашим домом, то увидел, что в палисаднике стоит мама. Она окликнула меня, но я был так зол, что не хотел ничего слушать. Только зыркнул на нее исподлобья и пошел дальше вместе с великом. Когда я проходил мимо, она сказала: «Все будет хорошо, милый», но я даже не взглянул в ее сторону. Поставил велик в саду и пошел к себе наверх.

Ну, я принял душ, смазал ссадины «Савлоном»[3], переоделся. Мне немного полегчало, и я спустился вниз, чтобы извиниться перед мамой, но ее нигде не было, ни в саду, ни в доме. Видимо, она куда-то ушла. Я взял чипсы и сел смотреть телевизор. А немного погодя пришел папа. Он тогда работал в дневную смену, но ему было еще рано возвращаться. Я смотрю – а он плачет. Он пришел из больницы. Мама упала в саду – кровоизлияние… соседи увидели… Короче, она умерла.

– Ох, Маркус…

– Но самое странное, что отец пробыл в больнице полдня. Я потом рассчитал время. «Скорую» вызвали минут через двадцать после того, как я уехал, а папа приехал в больницу через пятнадцать минут после этого. И все это время провел там. Он сказал, что сразу позвонил домой. Но меня не было. Он не знал, где я. Он потом устроил мне за это жуткий скандал, как будто я сам себя недостаточно ненавидел…

Голос Маркуса сделался совсем тихим.

– Ну вот, – сказал он. – Мама некоторое время была без сознания, а потом умерла. Отец просидел рядом с ней еще час, а потом вернулся домой – мне он тогда, разумеется, позвонить и не подумал. Короче, вы понимаете, что я имею в виду.

Наступило молчание. Эмили не знала, что сказать.

– Ну, про сад и про время…

– Нуда, Маркус, конечно…

– Да, – сказал Саймон. – Разумеется.

Он шумно прокашлялся.

– Она мне сказала: «Все будет хорошо, Маркус».

– Да.

Снова молчание. Эмили лежала на спине, натянув на уши шапку и застегнув спальник до подбородка. Несмотря на три пары носков, ноги все равно мерзли, но было слишком холодно и темно, и ей не хотелось вылезать из спальника и натягивать еще одну пару. Девочка некоторое время смотрела в темноту, и тьма клубилась вокруг, как живая.

– Маркус… – сказала она наконец.

– Да?

– Я все думаю – ну, про то, что сказала тебе мама.

– Да.

– Я просто… А что, действительно все хорошо?

– Да нет, конечно! Черт! Ладно, спокойной ночи.

Глава 9

Комната была до самых дальних уголков заполнена бледным, но ярким дневным светом. Эмили с трудом разлепила один глаз. Голова болела. Из носа текло. Девочка попыталась поднять руку, чтобы вытереть нос, и обнаружила, что ночью засунула обе руки в перчатках за пояс джинсов, чтобы согреться. Она высвободила одну руку и вытерла нос рукавом. Одной неприятностью стало меньше. Но было полно других. Спина после ночи, проведенной на полу, тупо ныла. Шапка сползла, и голова осталась открытой на ледяном сквозняке, который тянул от окна к двери. Когда Эмили попыталась повернуть голову, обнаружилось, что шея затекла. Губы пересохли и потрескались, и, когда девочка облизнулась, их защипало.

На улице дул сильный ветер, от которого позвякивали стекла в оконной раме.

Рядом кто-то храпел.

Эмили застонала про себя и не без труда расстегнула спальник с одной стороны. Неуклюже села и обвела взглядом удручающую картину. Девственно-чистая комнатка с белеными стенами, залитая солнечным светом, превратилась в какой-то сарай. Пол был засыпан пеплом и мелкими угольками – их, видимо, ночью выдуло из камина порывом ветра. Дальше простирались прочие следы преступления: три спальника, разрозненные ботинки и прочие шмотки, открытая книга, и, хуже всего, жуткая груда объедков: разорванные пакетики из-под чипсов, огрызки сыра, мандариновые шкурки, открытая банка с горчицей, грязные ножи и обгрызенный кусок индейки, завернутый в мятую пленку. Довершали неприглядное зрелище две всклокоченных головы, торчащие из спальников. Маркус спал с открытым ртом; рта Саймона видно не было, но, похоже, он-то и храпел.

Эмили протерла глаза и взглянула на часы. Девять двадцать. Судя по смутному ощущению в затылке, у нее начиналась простуда. Кроме того, она гадко себя чувствовала оттого, что не выспалась: она не могла заснуть еще как минимум час после того, как ее товарищи вырубились. Все из-за той последней истории Маркуса: она вертелась в голове неотвязно, как шершень, населяя тьму призраками.

Тут ее кольнула какая-то мысль. Что-то насчет Маркуса… нет, дело не в истории, хотя история по-прежнему ее тревожила. Но в чем именно дело, Эмили все еще никак сообразить не могла.

Девочка с трудом поднялась на ноги и принялась рыться в своих разбросанных вещах, пытаясь найти еще одну пару носков, чтобы согреть ноги. За то короткое время, которое ушло на поиски, она ухитрилась наступить как минимум на один кусок сыра, который тут же прочно влип в те носки, что были на ней. После этого Эмили еще наткнулась на банку персиков, которая пряталась за пустым полиэтиленовым пакетом. Она выругалась и немного попрыгала на одной ноге, держась за ушибленные пальцы.

Маркус пошевелился, приоткрыл невидящий глаз.

– Пора вставать! – объявила Эмили. Когда она села, чтобы натянуть еще одну пару носков поверх тех, сырных, в глаза ей бросился предмет, наполовину высунувшийся из рюкзака Маркуса. Это был будильник.

И тут она вспомнила все. Папа Маркуса! Ему же надо вернуться к сроку!

– Маркус! – громко воскликнула она. – Вставай! Мы проспали!

– А? Чево?

Его глаза, обведенные серыми кругами, упорно не желали открываться.

– Мы опоздаем. Ты опоздаешь!

Тут его глаза наполовину приоткрылись.

– А скоко… скоко время?

– Десятый час.

– Чего?! О господи!

И Маркус, отчаянно брыкаясь, выбрался из спальника, заодно стряхнув с себя последние остатки сна. Не прошло и секунды, как он уже стоял на ногах, слегка пошатываясь и вцепившись себе в волосы. Он уставился на Эмили запавшими глазами.

– Я забыл завести будильник! О нет… Сколько точно времени?

– Девять двадцать… Нет, уже девять двадцать пять.

– О нет!!! – Он рванул на себе волосы так, словно собирался выдрать их с корнем. – Отец, наверно, уже вернулся… Что же мне делать-то?

– Не паникуй. Сколько времени у тебя уйдет на то, чтобы вернуться домой?

– Почти час, и надо ведь еще выбраться из этого вонючего замка… Он меня убьет!

Первый из воплей Маркуса разбудил Саймона на середине очередной рулады. Теперь Саймон осведомился хриплым и недовольным голосом:

– Слышь, а потише можно?

– Нет! Нельзя! – рявкнул Маркус и тут же снова заскулил: – Он меня убьет, Эм! Что же мне делать?

– Наверняка можно что-нибудь придумать.

Эмили села на спальник, как была, в одном ботинке.

– Возьми и сочини что-нибудь, – посоветовал Саймон, вынырнув из спальника.

– В смысле?

– Ну, соври. Выдумай какую-нибудь байку. Ты же специалист по этой части.

– Не могу! Он сразу поймет, что я вру. А потом, что я ему скажу?

Эмили подалась вперед.

– Ну, ему ведь не обязательно знать, что тебя всю ночь не было дома, верно? О! Знаю! Тебе пришлось рано встать, чтобы пойти и купить еды ему к завтраку. У тебя что-то кончилось: яйца, бекон, хлеб или еще что-нибудь.

Маркус с размаху хлопнул себя по лбу обеими руками.

– Нет! Не выйдет! У нас все магазины буквально в двух шагах. На то, чтобы сходить в магазин, нужно не больше пяти минут. А потом, у нас дома всего навалом!

– Успокойся. Слушай, давай малость приберемся и заодно подумаем. Давай, Саймон, шевелись. Надо собираться. А то вдруг снова Гаррис заявится?

И ребята кое-как принялись собираться. Саймон нехотя выполз из своего кокона, громко жалуясь на то, как тут холодно. Эмили наконец надела ботцнки и принялась сворачивать спальник. Вдвоем Саймон с Эмили быстро ликвидировали мерзкие остатки вечернего пира. Маркус все это время стоял столбом и ничем не помогал. Он буквально оцепенел от ужаса.

Наконец Эмили буквально впихнула его рюкзак ему в руки.

– Давай собирай свои вещи! А то так ты еще сильней опоздаешь!

– Ну и что? Это уже без разницы!

Он двигался неловко и дерганно, точно незрячий автомат, но тем не менее кое-как затолкал спальный мешок к себе в рюкзак и стал собирать остальные вещи.

Когда все закончили собираться, Эмили выпрямилась и окинула комнату взглядом. Даже теперь, без вещей, комната все равно имела вид жилой и неопрятный. Пепел, объедки и вдобавок многочисленные царапины, которые сделались хорошо видны теперь, когда стало совсем светло, недвусмысленно говорили о том, что здесь ночевали.

– О господи! – сказала она. – Может, нам стоит тут прибраться?

– Как? – хрипло осведомился Саймон. – У тебя что, веник с собой в рюкзаке?

Ночь, проведенная на полу, явно не пошла на пользу и ему тоже.

– Ну нельзя же все так и оставить…

– А какая разница? Ничего, пусть Гаррису будет чем заняться. Так ему и надо! Кстати, давайте нарочно побольше мусору накидаем. Чтобы тут был настоящий бардак.

Это предложение разозлило Эмили всерьез. Она понимала, что отчасти это просто от усталости, однако в самой идее нарочно нагадить в замке было нечто ощутимо дурное.

– Надеюсь, ты пошутил, – резко ответила она. – Ладно, заткнись и пошли отсюда.

– Ну, не знаю! – ухмыльнулся Саймон. – Чем больше я об этом думаю, тем больше мне нравится моя идея. Например, можно написать что-нибудь углем на стенах. Что-нибудь забавное. И возможно, немножко грубое. Вот уж тогда Гарриса точно инфаркт хватит! Да, кстати, и я хочу в туалет. Почему бы прямо тут и не пописать? Давайте все вместе! Выберем себе уголочек…

Эмили вышла из себя.

– Не будь такой свиньей! – заорала она. – Ты говоришь, как один из твоих придурочных братцев! Только Карлу такое могло прийти в голову!

– Ну, пожалуй, у Карла тоже бывают неплохие мысли!

– Ага, конечно! Да у него за всю его жизнь ни единой мыслишки не пробегало! Он просто питекантроп.

– Эй, он же все-таки мой брат!

– А кого тогда ты так мечтал отлупить вчера вечером? Не его, скажешь? Не надо ля-ля!

Они обменялись еще несколькими оскорблениями. Саймон побагровел, лицо у него исказилось. Эмили чувствовала, что и сама выглядит не лучше. Маркус стоял рядом и смотрел в сторону. Внезапно он топнул ногой и рявкнул так, что оба спорщика умолкли от неожиданности:

– Заткнитесь! Заткнитесь оба! Разумеется, нам не следует мусорить в комнате – ведь это же наш замок, разве вы забыли? Кто еще ночевал здесь? Никто – в течение трехсот пятидесяти лет! Кому он еще нужен, кроме нас? Никому – все остальные просто делают на нем деньги! Замок наш, и мы не будем обращаться с ним, как с какими-то жалкими развалинами, как делают другие.

Ребята уставились на него.

– Саймон прав, – продолжал Маркус, уже тише. – Сейчас мы прибраться не сможем. Но на это еще будет время.

– Нет, – сказала Эмили. – На это времени не будет. Мы уходим. А ты вообще опаздываешь!

Она сказала это, как будто всадила кинжал. Маркус дернулся. Вся уверенность вмиг его оставила.

– Я не поеду домой, – сказал он. – Я остаюсь здесь.

Саймон потряс головой и поморгал, как будто не верил собственным ушам.

– Маркус, приди в себя! – сказал он. – Перед кем ты выделываешься?

– Ничего я не выделываюсь. Я не вернусь домой.

– Только оттого, что папа на тебя рассердится?

– Вы моего папу не знаете!

– Маркус! – вмешалась Эмили. – Есть тысяча причин, почему ты не можешь остаться в замке. Если хочешь, могу их перечислить. У тебя нет еды, у тебя нет воды – и не надо мне вешать лапшу на уши про этот колодец, – и отопления здесь тоже нет. Ну да, тут есть обогреватель, но я уверена, что ты даже включить его не сумеешь. А даже если и сумеешь, его хватит часа на два, не больше. Ты замерзнешь насмерть еще до того, как умрешь от голода. На самом деле, ты уже весь дрожишь – посмотри на себя! Мы все устали, мы все грязные, всем нам надо домой. Хватит дурачиться.

На лице Маркуса отразились смешанные чувства – были там и гнев, и презрение, и страх. Плечи у него поникли. Лицо разочарованно вытянулось.

– Саймон, обогреватель! – продолжала Эмили. – Отнеси-ка его лучше обратно вниз, а то Гаррис увидит его, и вся наша затея выплывет наружу.

– Ну и что? Какая разница? Мы ведь не собираемся сюда возвращаться.

– Пожалуйста, Саймон!

Эмили попыталась улыбнуться, но помятое лицо не желало улыбаться.

– Ладно, сейчас, сейчас. Отойди с дороги.

– Спасибо. Если этой штуки тут не будет, он точно не догадается, что тут кто-то побывал.

– Ну да, щас! Открой дверь, что ли.

Саймон выволок обогреватель на лестницу, перехватил его поудобнее и исчез. Снизу донесся его голос:

– Рюкзак мой захватите! Встретимся у пролома.

Эмили с Маркусом остались стоять и смотреть на пустую комнату.

– Я бы догадалась, что тут кто-то был, – сказала Эмили. – Тут такой бардак…

– Может, Гаррис и не заметит. Ему же все равно, разве нет? По крайней мере, для него замок не так важен, как для нас. Он подумает, что в трубу залетели птицы и натрясли сюда сажи…

– Ага. Может быть.

Они закрыли за собой дверь и сбежали по лестнице на нижний этаж, а там прошли по галерее к пролому, у которого лежал моток веревки. Внизу, в зале, они увидели Саймона, который волок обогреватель к киоску. Дверь киоска стояла открытой, и Саймон уже собирался войти, как вдруг налетевший порыв ветра ударил его этой дверью. Им было слышно, как он выругался, – в пустом замке было сильное эхо. Маркус отвернулся и посмотрел вдаль, на поля.

– Он мне иногда моего папу напоминает, – пробормотал Маркус.

– Что, твой папа такой же вспыльчивый? – спросила Эмили.

– Ну да, вроде того. Просто из себя выходит, когда я ухожу куда-то сам по себе. Он этого терпеть не может. Ему не нравится, что у меня своя жизнь. А уж после этой ночевки… – Маркус вздохнул. – Он меня просто убьет.

– А что ты ему скажешь?

– Понятия не имею. Понимаешь, Эм, я с ним всегда плохо уживался. Мы были очень близки с мамой, а ему это, конечно, ужасно не нравилось. Он говорил, что я балованный. Мы с ним вообще мало разговариваем, а когда разговариваем, то все время грыземся. Мама умела утихомиривать нас обоих, но когда ее не стало… У нас просто не было выбора, понимаешь? Пришлось как-то жить с этим. Это просто кошмар. Когда отец возвращается домой, он приходит измотанный и злой, и он рассчитывает, что я все для него буду делать. Не дает мне и шагу ступить: «Я хочу, чтобы ты был здесь, у меня на глазах!» И он терпеть не может, когда я читаю. Сам-то он только и делает, что в телевизор пялится, отродясь книгу не открывал.

– Ну да, мои родители тоже ничего не читают. Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Да, наверно, тебе тяжело живется.

Маркус пристально взглянул на нее.

– Тяжело, но не так уж, чтобы очень? Ты это хотела сказать? Все это не так уж страшно, да? Ты просто не понимаешь, Эм. Меня это сводит с ума. Я так больше не могу! Я готов сделать все, чтобы от него отвязаться.

– Так что же все-таки ты ему скажешь, когда вернешься?

– Не знаю.

– А как насчет того, чтобы свалить все на меня? Ну, сказать, что утром тебе позвонила подруга – я, – и что мне потребовалась помощь. Срочно. И что я попросила тебя прийти.

– А зачем?

– Не знаю. Ну, может быть, я заболела. В аварию попала… Нет, это глупо.

– Глупо.

– Или что ты снова ушел в библиотеку – чтобы закончить работу. Потому что работа очень срочная. У тебя на носу экзамен.

– Ну да, а почему тогда я записку не оставил? В любом случае, он на это не купится. Нет, Эм. Спасибо, но все это бесполезно.

Снизу донесся скрип шагов Саймона – он шел к ближайшей лестнице.

– Вчера вечером было очень классно, – сказала Эмили.

– Ага.

– И мне понравились твои истории.

– Саймон в них не верит – ни в одну из них. Он это заявил сегодня утром, практически прямым текстом. Сказал, что я все сочиняю.

– Этого он не говорил.

– Говорил-говорил! Ну а ты? Ты тоже считаешь меня вруном?

– Разумеется нет! – заверила его Эмили. – Слушай, может, дашь мне свой телефон? С Саймоном мы все время видимся, а ты живешь слишком далеко. А так мы могли бы встретиться еще. Заняться чем-нибудь интересным.

Маркус взглянул на нее.

– Я так понимаю, что сюда мы больше не вернемся?

Эмили подумала о своих застывших, как ледышки, ногах, об усиливающемся насморке, о том, что сейчас ей больше всего на свете хочется оказаться дома и принять горячую ванну.

– Ну…

– Ну да, конечно, не вернемся. Ладно. У тебя ручка есть?

– Ручка? Нет, нету…

– Ладно, дай мне тогда свой телефон. Я его запомню. У меня хорошая память.

Эмили сказала ему телефон. Маркус повторял его во второй раз, когда к ним подошел Саймон.

– Ладно, – сказал он, косо глядя на них обоих. – Вы двое лезьте первыми. А я отвяжу веревку и спущусь следом.

Он выглянул наружу, чтобы убедиться, что все спокойно, и сбросил веревку наружу. Маркус молча выбрался на стену и заскользил вниз. Вскоре он исчез из виду. Саймон отступил назад и забросил на плечи свой рюкзак.

– Что, телефончиками обменялись? – спросил он.

– Да, а что? – с вызовом ответила Эмили. – Как иначе мы могли бы снова встретиться?

– А ты уверена, что тебе охота с ним встречаться? Он же все брешет, сама видишь.

– А вчера вечером ты говорил иначе! – И она повторила дурацким голоском: – «Ты здорово рассказываешь, старик! Расскажи еще, старик!»

– Ты глупая самодовольная корова! Ладно, лезь. Твоя очередь.

Эмили сползала по веревке, кипя от гнева. Хамло! Придурок! Она никогда не простит ему этого свинского поведения. Он ничем не лучше своего брата. А может, и похуже: с Карлом, по крайней мере, сразу понятно, что он такое и что от него надо держаться подальше.

Она спустилась на землю. Маркус ждал внизу. Он выглядел бледным и худеньким. Что-то в его поведении напомнило ей о том, каким она увидела его впервые, когда он бросал снежки во рву. Он выглядел каким-то одиноким и заброшенным.

– Давай поезжай лучше, – сказала Эмили. – Какой смысл задерживаться? От этого только хуже будет! А я подожду этого злобного идиота.

– Что-то случилось?

– Да так, ничего. Езжай. Надеюсь, все будет в порядке.

Маркус пожал плечами. Повернулся и побрел прочь.

– Эй! – крикнула Эмили ему вслед. – Телефон не забудь!

Он скороговоркой, через плечо, повторил ее телефон, дошел до края рва и исчез из виду. Эмили снова обернулась к стене цитадели. Сверху, откуда ни возьмись, свалилась веревка. Она едва не упала девочке на голову и сердитой змеей свернулась в снегу.

Эмили смотрела на нее мутным, усталым взглядом, чувствуя смутное разочарование и облегчение.

«Ну, вот и все, – сказала она себе. – Обратно мы вернуться не сможем. Кончено».