Вильгельм Шульц Последняя подлодка фюрера. Миссия в Антарктиде

…Wie oft in Meeres tiefsten Schlund

stiirzt’ ich voll Sehnsucht mich hinab:

doch ach! den Tod, ich fand ihn nicht!

Da, wo der Schiffe furchtbar Grab,

trieb mein Schiff ich zum Klippengrund:

doch ach! mein Grab, es schloß sich nicht!

Verhöhnend droht’ ich dem Piraten,

im wilden Kampfe hofft’ ich Tod.

«Hier» – rief ich – «zeige deine Taten!

Von Schätzen voll ist Schiff und Boot!»

Doch ach! des Meers barbar’scher Sohn

schlägt bang das Kreuz und flieht davon…

Nirgends ein Grab! Niemals der Tod!

Dies der Verdammnis Schreckgebot.[1]

Рихард Ваннер «Летучий Голландец»

Глава 1 ULTIMA TULE[2]

Túque adey, quem myx quae sínt habitúra deyrum

Cóncilia íncertúm est, urbísne invísere, Cáesar,

Térrarbmque velís curam ét te máximus yrbis

Áuctorém frugúm tempéstatúmque poténtem

Áccipiát, cingéns matérna témpora mýrto,

Án deus ímmensí veniás maris ác tua náutae.

Númina syla colánt, tibi sérviat última Thúle…

…………………………………………………

Dá facilém cursum átque audácibus ádnue cyeptis

Ígnarysque viáe mecúm miserátus agréstis

Íngredere ét votís jam núnc adsuésce vocári.[3]

Вергилий, «Георгики», I’ 24–30’ 40–42(Лат.)

Летом в этих широтах исключительно голубое небо. Яркое и светлое. Лишь изредка его затягивают низкие плотные облака, но лазурь просвечивает даже через них, а потому они кажутся серо-голубыми. Облачность никогда не набегает постепенно, она обрушивается сразу, как будто на котел нахлобучивается гигантская крышка. Летом это пустяки, летом, когда здесь царит почти круглосуточный день и редко штормит, такие фокусы, можно сказать, даже развлекают. Лед начинает менять цвета, и можно поспорить, что столько оттенков голубого, зеленого и белого нет нигде в мире. Ледники спускаются прямо в море. Иногда сверкающая толща, подмытая водой, крошится и с грохотом обрушивается в темные волны. Это потрясающее зрелище, если смотреть издалека. Издалека безопасно. Огромная глыба поднимает белый фонтан и плывет, покачиваясь, как спущенный на воду корабль, величественно и неторопливо. Верхняя часть айсберга, как известно, в 4–6 раз меньше его подводной части. И никогда точно не знаешь, в 4 или в 6! Вот настоящая головная боль для моряков, и особенно для подводников на перископной глубине! Да и глубже – тоже. Морской лед – не лучше – уже при + 2 море начинает «парить» и на спокойной воде образуются прозрачные кристаллы. Они растут, соединяются друг с другом, образуя сгустки в виде каши изо льда и снега – снежуру. Море покрывается ковром, который в зависимости от освещения становится то серо-стального, то свинцового цвета, напоминая застывшую графитовую смазку, в которую какой-то шутник добавил мела и тщательно перемешал. Пока за бортом около нуля – снежура не опасна, но по здешним меркам «0» Цельсия – это невиданная «жара». При -10 пространства спокойной воды затягиваются тонкой корочкой льда. Замерзание не всегда происходит равномерно, из этой «смазки» получаются странные ледяные диски с загнутыми вверх краями. Когда дует ветер и море волнуется, эти «блины» сбиваются в кучи, образуя так называемый «рыхлый лед». Если продолжает холодать, а это происходит обязательно, рыхлый лед смерзается, льдины увеличиваются, образуя сплошной лед. Если ветер усиливается, сплошной лед ломается, образуя огромные ледовые поля. Ходить под такой коркой – тяжелейшее испытание. Зенитный перископ постоянно поднят, чтобы высматривать подходящие для всплытия полыньи. А их может не быть на десятки километров.

Большие айсберги расстреливают торпедами, но это не всегда удается, да и не известно, что лучше – одна большая глыба или пять-шесть глыб поменьше. Вокруг айсберга образуется зона пониженной температуры и тумана, и если их много – туман накрывает шапкой большое пространство. Сонар не всегда справляется, может и ошибку выдать, а таран такого ледяного «эсминца» способен погубить лодку. Погружаться ниже 70 метров – тоже сомнительный выход. Рельеф дна здесь мало изучен – нет-нет да наткнешься на какую-то неведомую банку или риф. Тогда все, чему вас учили в Мюрвике, здесь может оказаться просто бесполезным. Даже если удалось покинуть затопленные отсеки, даже если вы вынырнули на поверхность, в такой воде вы проживете ну самое большее минут 20. Если спасательный самолет каким-то чудом умудрится засечь аварийный радиобуй – принять на борт вас он просто не успеет. Вы не морской леопард, не тюлень Уэдделла и даже не пингвин. Эти твари наполовину состоят из жира, его невозможно проморозить. Вы же, даже если когда-то считались «упитанным», – жалкая креветка по сравнению с ними.

Это не Тронхейм, не Ян-Майен и не Шпицберген – там благодаря Гольфштрему есть хоть короткое, но лето, там есть хотя бы какая-то растительность. Здесь – только камни. Лед, лед, лед и камни. Это огромное пустынное пространство, покрытое толстым ледяным панцирем, – Новая Швабия – антарктическая колония Рейха. Будущее Империи. И могучая цивилизация, когда будет делать решительный шаг, обопрется именно на эти ледяные горы.

Что ж, дети Нибелунгов, вы пели гимны льду, восхваляли Великий Север, – вы все это получили. Столько льда не в состоянии переколоть все человечество, вместе взятое. Вы получили самый лютый Север, который только может быть, но Создатель решил в очередной раз жестоко пошутить. Это север другого конца света. Ultima Tule в самом законченном, совершенном, абсолютном смысле. Край земли. Край вселенной. Дальше нет ничего.

Но этих широт еще нужно было достигнуть. А впереди – Атлантика, нашпигованная эсминцами «томми». В тусклом свете бортовых плафонов командирского отсека, отгородившись от посторонних глаз плотной занавеской, Хельмут Ройтер неторопливо, одна за другой, разламывал сургучные печати, чтобы вскрыть пакет с приказом Командующего. Бискайский залив они благополучно миновали. Шноркель исправен. Будем идти экономичным ходом – заряд-разряд батарей. Впереди у нас долгий путь, на рожон не лезем. Итак, подведем итоги. На календаре 1943 год. В январе Хельмуту исполнилось 28. В прошлой жизни он, ас-подводник, кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями, входивший в первую десятку «королей тоннажа» в Kriegsmarine. Но под прошлой жизнью подведена черта. Теперь он гаупштурмфюрер морского формирования СС, которое пока, правда, состоит всего лишь из одной-единственной лодки – U-797. Для всех на земле он и его команда – мертвы. Почти для всех. О существовании его лодки знают только некоторые высшие офицеры СС из проекта «Ипсилон», курируемого Annenerbe, лично Гиммлер и, конечно же, папа-Дёниц. Все-таки формирование морское. Умереть для всего остального мира было не так уж и сложно. Анна – единственная любовь и мать его ребенка (в который раз!) настояла на разрыве, теперь уже, несомненно, окончательном. Какая глупость… Ладно, Ади скоро вырастет и все поймет сам. Он – мужчина. Так что пусть учится сражаться. А отец… Да Ройтер и сам рос без отца, и вот вырос и поступил в Мюрвик и стал командиром подлодки. У Хельмута мелькнула странная мысль… А что, если и его отец, Георг Ройтер, в ту войну вовсе не погиб? Ведь, несмотря на пышный некролог и посмертные мечи к Рыцарскому кресту, Хельмут все-таки жив. Да… но слишком долго, получается, длится его задание… А если он просто пришвартовался у другого берега? У какого? Ройтер гнал от себя все эти мысли. Он не хотел разбираться в превратностях чужих отношений. Ему хватало собственных. Но мысль, что отец мог не погибнуть тогда в 15-м, как он сейчас, посетила его впервые. Возможно, потому, что ему в голову не приходило, что официальному сообщению правительства не следует верить.

Смерть, оказывается, это еще не конец! Это шанс. Возможно, шанс начать все сначала. Желтая крафт-бумага адмиральского пакета громко хрустела, на стол сыпались сургучные крошки. На листе стандартного формата на знакомой штабной пишущей машинке было напечатано несколько строчек. В общем, ничего необычного, кроме, пожалуй, одного – пункт назначения не Пенанг, как он ожидал, а Сурабайя. Снабжение через U-992. Точку рандеву определят позже.

Пенанг – было бы логично. На Пенанг базировалась группа «Муссон», оперировавшая в этом районе на коммуникациях американцев. Но это было бы слишком сложно – объявлять на всю Германию о гибели лодки, придумывать ему новую легенду лишь затем, чтобы перевести в удаленный гарнизон? – Ну что ж… Сурабайя так Сурабайя. Не так уж и плохо. Курорт практически. Температура воздуха днем вне зависимости от времени года там 30 градусов – ночью 25. Ну и вода… Не Балтика, не Бискай и даже не Специя.

– Командир! – Из-за занавески показалась физиономия первого помощника Филиппа Унтерхорста. Если бы UFA задумала снимать фильм про пиратов – ничего лучше и искать бы не пришлось, а тут еще и две недели в пути, борода – еще не борода, но уже внушительная щетина на лице, как будто высеченном из камня. Эмоции на нем отражались редко, но сейчас, видимо, что-то случилось. – Мы приняли SOS!.. Итальянцы… Гаццана-Прьяроджия…

– Джанфранко?! – Это был как гром среди ясного неба. Гаццана-Прьяроджия, чью фамилию Унтер-хорст сейчас даже не исковеркал, был не просто одним из командиров-подводников союзников. Это он тогда у входа в Гибралтар спас их, торпедировав эсминец. Карро-Франка[4] нельзя так просто бросить, проигнорировав SOS. И хотя дизеля сейчас не обеспечивают самый полный – надо идти в координаты терпящего бедствие «Архимедоса». И он сейчас нужен на мостике.

– Ройтер! Почему вы изменили курс? – вмешался оберштурмбаннфюрер Леопольд Майер. Решение командира подлодки его явно не устраивало. Он и еще несколько инженеров должны были в точке рандеву пересесть на U-992, которая доставила бы их к месту их нового назначения – южную базу «Новый Берлин».

– Герр Майер! Не сочтите за наглость, но, хотя вы и старше по званию, на лодке может быть только один командир. В данном случае вы – мой пассажир, и я несу ответственность и за вас в том числе.

– Ройтер! У вас приказ следовать в точку рандеву с U-992!

– Именно в эту точку мы и последуем, как только окажем помощь союзникам.

– Вы понимаете, что нас уже нет в списках Kriegsmarine? Вы демаскируете нашу лодку, я уже не говорю о том, что они вообще иностранцы!..

– Союзники, – поправил Ройтер. – А Джанфранко – отличный моряк и мой друг. У меня не так много друзей, и в последнее время они что-то очень часто убегают от меня на пир к Вотану. Обер-штурмбаннфюрер, положитесь на мой дар предвидения. Вы же сами меня тестировали. После завершения похода – напишете докладную вашему шефу, а пока мы в море – здесь все вопросы решаю я. Извините.

Шефом Майера на текущий момент был не кто иной, как Ганс Рёстлер. Этому жаловаться на Ройтера было бесполезно. Они были знакомы с 39-го года. Ведь именно в 1-й флотилии Рёстлер в свое время был ответственным от Партии. Он еще тогда заметил молодого амбициозного лейтенанта, можно сказать, если бы не Рёстлер, то Ройтера и не было бы в проекте «Ипсилон». Круг замыкался.

Из дневника Леопольда Майера

Борт U-797. Северная Атлантика (дата неразборчива)

Нет никаких сомнений, что то, над чем мы сейчас так усердно бьемся, уже было известно человечеству много лет назад. Взять хотя бы конструкцию храмовых куполов. Без сомнения, это – параболические антенны. Купола базилик, мечетей, имеющие форму правильного полушария, или шлемовидные купола греко-православных церквей, вытянутые параболы индуистских храмов, – все это не что иное, как попытки, и, несомненно, весьма удачные попытки, работать с энергиями сверхвысоких частот. Если бы не было успеха – все закончилось бы на нескольких опытных образцах и не имело бы всемирного распространения. Форма и размеры, видимо, зависят от определенной волны, на которой «работают» те или иные религиозные и этнические группы. Собрать воедино энергии тысяч и направить в указанную посвященными точку. Вот – задача! Чем больше купол, тем, соответственно, больше сила. Что же может купол размером с Земной шар? Какая мощь должна в нем таиться? А купол размером со Вселенную? Не о том ли говорит и Хёрбигер?[5]

И, конечно же, информация. Все озарения, религиозные, научные, все случаи ясновидения, несомненно, связаны с трансформацией этой энергии высоких уровней. Сигнал определенной длины волны служит носителем информации, на этом основана локация. Главное – суметь декодировать сигнал. Раньше это было возможно для человека. Вся история мировых религий говорит именно об этом. Сегодняшняя проблема – в массовой деградации человеческого вида. Если в древности было достаточно воли десятков, сотен, то сейчас уже требуется сложение воль миллионов.

Я испытываю восхищение и невероятный энтузиазм, когда представляю, какие горизонты открывает нам эта технология… Могла ли Германия хотя бы мечтать о таком до фюрера? А прошло всего-то несколько лет!

* * *

Находимся северо-западнее Азорских островов. Командир занялся спасательной операцией. Пока поиск никаких результатов не дал. В опасной близости барражируют Британский фрегат и эсминец.

Познакомился поближе с командиром боевой части Карлевитцем. Человек необычной судьбы. Полуеврей, добившийся лейтенантских погон и Железного креста. Очень сильный химик. Довольно любопытно рассуждает на темы философии и политики. Мне с ним интересно. Особенно его соображения относительно взаимодействия урана и сурьмяных соединений ртути. Над этим стоит поработать всерьез. Как только придем в базу – обязательно свяжусь с атомщиками.

* * *

Поиски, наконец, увенчались успехом. Воля, конечно, у этого Ройтера железная. Выловили из воды итальянца. Он электрик с той самой лодки. Утверждает, что больше никто не спасся. Сицилиец. Ни у кого раньше не встречал такой звериной ненависти к «томми».


Получено радио от U-992

Назначено рандеву на полночь. Ждем встречи с U-992 как манны небесной. Горючего почти нет, продуктов тоже. Вчера рассматривали предложение захватить какое-нибудь плохо охраняемое южноафриканское или британское судно с целью пополнения припасов. Я ни секунды не сомневаюсь, что, если U-992 не придет в назначенную точку, они именно так и поступят. У Ройтера удивительный экипаж! Как будто собрал психов со всей Германии. Я как будто в книжке Карла Мая. А теперь еще с ними и этот Сицилиец. Отморозок полный. Как они собираются отправить его из Японии? Ладно, меня это не касается. Сегодня пересаживаюсь на 992 и через пару недель смогу заняться настоящим делом.

Надоело бездельничать.


Далее в дневнике несколько страниц вырвано.


…августа 1943 г.

Борт U-992 (Южная Атлантика)

Вчера наблюдал, как играют киты. На расстоянии не более полумили прошли несколько громадин. Каждый метров 20–25 в длину. Глянцевые черные спины в ракушках. Что-то есть в них от нашей подводной лодки. (Начал уже говорить про подлодку «наша» – смешно.) Когда он идет на всплытие, от спины валит пар. Некоторые вытаскивали треугольную морду из воды и застывали так Очень похоже на каменную скалу. Если не знать, что это, можно было бы легко спутать.

Час назад миновали последний остров Южной Сандвичевой гряды – Туле. Надо же, и здесь – Туле! Священное слово! Потрясающее чувство! Я среди немногих избранных в этом мире, кому довелось хотя бы приблизиться к этому полюсу величия ариев. Я на пороге свидания с великим.


Подлодка Ройтера была уже почти месяц в походе. После рандеву с 992 жизнь немного наладилась. На лодке появились консервированные ананасы, мука и мюнхенский Spaten. Казалось, Ройтер полжизни не пил немецкого пива! Кислое французское в Бресте – это и не пиво вовсе, а какие-то помои с запахом дрожжей. А южную базу, выходит, очень неплохо снабжают. Но пища пищей, а нервы у всех на пределе. Если бы не титанические усилия офицеров, команда уже давно бы свихнулась. Это совсем не то, что было даже год назад. Много новичков. Его непобедимая команда обновилась почти на треть. Среди новых членов экипажа попадаются интересные персонажи. Юрген Зубофф – за него хлопотал сам Лют, ну понятно, земляк[6]. Даром что русский – навигатор отменный и старательный офицер. Из морской семьи. Хотел воевать с большевиками, но вот «не повезло». Слишком хорошо учился и «засветился» с необычными способностями. Отправили в спецпроект. Этнические русские вызывали у Ройтера известное любопытство. Он никогда не сталкивался с ними в бою, ему ни разу не доводилось атаковать русское судно, но о том, что его страна вела бой на суше с этим противником, он, конечно же, не знать не мог. И, судя по сводкам, по рассказам фронтовиков, это был упорный противник. Ройтер невольно пытался разглядеть сильные и слабые стороны этого противника, анализируя поведение своего второго помощника. Пока ничего экстраординарного не находил. Унтерштурмфюрер Зубофф ничем не отличался от среднестатистического берлинца. Унтерхорст довольно сдержанно принял нового офицера. Ну, Унтерхорст – он вообще такой. Вспомнить хотя бы, как он поначалу кривился при виде Карлевитца.

* * *

Очень долго тянется этот поход: праздник Нептуна при прохождении экватора, чемпионат по скату, любительские радиоспектакли, всего не упомнишь, и все это на фоне перманентного ремонта двигателей. Лодка вышла из доков «сырая». Хорошая конструктивная задумка была весьма посредственно воплощена в металле. Четыре 9-цилиндровых дизеля «MAN» M9V46 по 700 лошадок в каждом. Но какие же капризные эти движки! Особенно система редукторов. Французы – суки – налили еще какого-то дерьма в масло. Карлевитц со старшим механиком Рахом мучились трое суток, прежде чем благодаря очередному химическому чуду сепарировали дрянь и откачали ее за борт.

– Честно говоря, хорошо, что мы свалили из этой Франции, – заметил как-то Рах. – Эта страна становится совсем не той, что была 2 года назад. Да и Брест теперь совсем не тот…

– Бомбежки участились, – согласился Карлевитц. – Во время одной из них достали-таки библиотеку и архив. Хорошо, что больше там не работает Вероника. А вот Эрике не поздоровилось…

– Да, – вздохнул Ройтер, – слышал я эту историю. Она 3 часа пролежала под завалами. Ее едва успели донести до санитарного поезда…

– Говорят, ей ногу пришлось ампутировать…

– Черт! Не повезло бабе. Сучка она была, конечно, та еще, но такого бы ей никто не пожелал…

– Командир, – вдруг глухо произнес Карлевитц, – я очень сожалею, что тогда… ну, когда Вероника… ну, вы понимаете, меня не было в Бресте. Может быть, я бы смог что-то для нее сделать…

– Боюсь, тогда для нее никто ничего не смог бы сделать, – задумчиво проговорил Ройтер. – Видимо, это действительно судьба. Хорошо еще, она сама осталась жива. Так что не стоит казнить себя. Вспомните, каких усилий мне стоило тогда отправить вас на переподготовку, а то так бы в оберфейнрихах и ходили бы.

– Как жаль, что все так получилось…

– Могло бы быть хуже, уверяю вас, я имел беседу с ответственным от Партии, девчонка чуть было не угодила на Восточный фронт из-за меня. Да! – повторил Ройтер, увидев смятение в глазах Карлевитца. – Этот новый ответственный, которого прислали взамен Рёстлера, был, конечно, уникальным дебилом.

– Пожалуй, да, «Душка-Ганс» был кто угодно, но только не дебил.

– Надо-то было всего лишь немного подождать. Была бы сейчас вдовой погибшего героя и получала бы приличную пенсию.

* * *

Сицилиец рассказал о последних минутах своего командира – Карро-Франка. Их накрыли, как тогда под Гибралтаром Ройтера, эсминец и корвет. От одного еще можно уйти. От двух – почти нереально, если кто-то не поможет. А помочь было некому. «Томми» скинули 12 серий по 20 бомб. Командир пытался уворачиваться и демонстрировал уникальное мастерство, но силы были не равны. Очередная атака – и лодка начала принимать воду сразу в несколько отсеков. Чтобы спасти экипаж, Джанфранко приказал продуть балласт и направил расчет к орудию. Они решили драться до последнего. Увы! У Карро-Франка не было своего Унтерхорста! Артиллерийская дуэль, из которых ройтеровский старпом выходил всегда победителем, закончилась в пользу британцев. Практически сразу они добились попадания. «Парус» разворотило так, что можно было выпрыгивать наружу. Ну, Сицилиец и выпрыгнул. Лодка сразу же ушла на дно, как драная галоша. Естественно, как при прямом попадании спасешься? Это же мостик! Можно предположить чудо и представить, что Джанфранко выбросило далеко взрывной волной. Но они искали. Искали 2 дня. Постоянно прячась от кораблей англичан. Ройтеру стоило титанических усилий не ввязаться в схватку с убийцами его друга. Но у него приказ. Скорее всего, от Джанфранко осталось еще меньше, чем от другого его друга – Иоахима Шепке. Ей-богу, начинает казаться, что лодка Ройтера, которой, по мнению старпома, покровительствует морской черт, едва ли не самое безопасное место в этом мире.

Загрузка...