Последняя торпеда Рейха. Подводные асы не сдаются!

Глава 5 Потерянный ключ

Боевое соединение под началом Ройтера насчитывало больше 150 человек Это тянуло на фрегат. Так что штурмбаннфюрер теперь мог числиться снова по морской тебели о рангах, и даже с повышением – фрегаттенкапитаном. Они оказались на чужом материке, подобно переселенцам два столетия назад, которые по разным причинам искали лучшей доли в новых землях. Пути назад не было. Путь вперед – путь в неизвестность. Ройтер мало знал об Аргентине. Зато здесь бывал Унтерхорст. Он рассказал, что эта страна в общем-то вполне пригодная для приличной жизни, примерно раз в десятилетие повергается в чудовищный хаос, рушатся банки и состояния, народ высыпает на улицы, правительство выпихивают пинками из теплых кресел, но потом как-то все устаканивается, люди возвращаются к своим занятиям, добыче серебра, сельскому хозяйству, музыке и обслуживанию иностранных туристов. Сейчас кризис был в самом разгаре. Пришедший в прошлом году на волне этой самой очередной революции Хуан Доминго Перон объявил курс на реформы, чем-то отдаленно напоминавшие немецкий «четырехлетний план» 1936 года. Но все это происходило в 3-х тысячах километров к северу, где бурлили большие города. Южная Патагония была далека от всех этих проблем просто потому, что это была практически безлюдная местность. А гуанако и кондоры в революциях не участвуют.

Наблюдательный пост замаскировали на берегу, снабдив его припасами на два месяца, а основными силами решено было продвигаться в глубь материка. У Ройтера не было особых иллюзий относительно встречи с представителями правопорядка что Аргентины, что Чили. У подводников нет ни документов, которые могли бы устроить местные власти, ни объяснения, что делает здесь вооруженное подразделение Атлантиды, страны, когда-то бывшей великой и переставшей существовать. Не были они и гражданами Новой Швабии, вообще не понятного ни одному дипломату образования: шиллеровская разбойничья вольница под командованием официально умершего и похороненного с почестями командора[17].

Тем не менее к людям выходить было нужно. Еды было в обрез, да и понять что дальше делать и против кого воевать, тоже не мешало бы.

Днем они передвигались по слегка холмистой, поросшей ковылем в рост человека пампе[18], ночью разбивали лагерь. С огнем приходилось обращаться очень осторожно, чтобы случайно не запалить пампу. Лето здесь засушливое, и все это пространство может мгновенно превратиться в обугленную пустыню, где уже никак не укроешься от пули чилийских пограничников, которых степной пожар, разумеется, привлечет.

Юг Патагонии – местность суровая, но не лишенная своей привлекательности. С десяток лет назад экономическая конъюнктура складывалась так, что здесь стало выгодно разводить овец, но цена на шерсть упала, многие фермеры разорились и покинули эти места. Если бы удалось найти заброшенное ранчо – его можно было бы использовать как базу.

Сначала Ройтер пытался идти, как и все, в пешем строю, но это геройство было излишним и малоэффективным. После каждых 20–30 шагов ему требовался отдых. После первых 10 глаза начинали искать камень или холмик, на который можно было бы присесть. Ройтер старался находить такие реперные точки подальше, но после 20-го шага каждый следующий требовал таких усилий, что пот катился градом, наконец ему приходилось признавать, что этот поединок с собственным телом он проигрывает, и требовать тайм-аута. В результате командира по очереди несли на самодельных носилках.

Филипп Унтерхорст – морской навигатор от бога, прихвативший с лодки секстан, – прокладывал путь по солнцу и звездам, попутно создавая подробную карту. Карта побережья быстро кончилась. Приходилось пользоваться атласом, чтобы выстроить путь на Рио-Гальегос. Все-таки какой-никакой – город.

Вечером у костра моряки пытались анализировать ситуацию и говорить о будущем. Оно было более чем туманно. Ни одна страна мира не предоставила бы им политическое убежище. Добро бы они еще были бы просто обычными нацистами. Боливия, Аргентина, Перу и еще пара совсем микроскопических государств имели широкую сеть резидентуры гестапо, через них поддерживалась связь с Базой 211, они могли бы помочь, но люди Ройтера себя противопоставили и Базе. Любая попытка выйти сейчас на официальных наци была равносильна тому, чтобы раздразнить медведя гризли. Итак, официальный путь, даже через неофициальные каналы, не годился. Можно было предложить свои услуги Аргентите. Перон, хотя и объявил войну Рейху, никаких боевых действий не вел, антинемецких чисток не устраивал и, судя по его заявлениям, с большой симпатией относился к германскому режиму. Но и тут мы попадаем в дурацкую ситуацию – он симпатизирует-то официалам, а мы вроде как им враги… Теоретически могли быть полезными контакты с русскими. Ведь Рёстлер тогда с ними как-то договорился, Рёстлер мертв, и русские еще не знают, что его убил именно Ройтер… Может, действительно предложить СССР оружие против Британии и США? Это уравняет шансы. Тогда потребуются контакты в русском посольстве, а оно в Буэнос-Айресе – 3000 км. Туда еще надо как-то попасть и убедить сотрудников, что мы не провокаторы.

Они сейчас представляют собой практически готовую флотилию со штабом, техническими специалистами, среди которых есть, например, Майер и компания, специалисты по новейшим вооружениям, за которые еще несколько месяцев назад бились разведки половины мира. Архивы и технологии – то, чем можно торговать. Но кто сейчас бросит вызов триумфатору? Британия победила в войне. Ждать, пока они сцепятся с русскими? Или с американцами? Америка мощнее России, Россия обескровлена войной, и это не компенсирует даже блестящая победа над Японией и захват половины Китая. В Америке есть Техас и Висконсин. Там – половина населения – этнические немцы[19], может, прорваться к ним и осесть среди своих, как порядочные бюргеры? Стать просто безымянными тенями – найти подруг – голубоглазых блондинок и забыть обо всех ужасах войны? Но и Милуоки далеко.

Кстати, у нас тут теперь нет ни одного еврея – Карлевитц и тот почетный ариец… Но что-то сомнительно, что этот «почетный ариец» долго проживет на американской земле или земле Палестины, которую его соплеменники выбрали для построения нового государства евреев. Скорее всего его кончат еще раньше, чем доведут до ближайшей стенки. Какая глупая и злая судьба еврея в XX веке! Первую половину жизни был изгоем, потому что еврей, а после декабря 44-го – за четыре месяца до конца арийцем – и теперь он снова изгой…

«14.03.47 г. в 12:30 объект «Гонзаго» оставил машину и вошел в сад «Олимпия» со стороны Батайского переулка, пересек его наискосок не задерживаясь. Затем, оказавшись на Московском проспекте, пешком прошел до Технологической площади в здание «Военмеха», где находился не менее часа. После чего сел в трамвай и проехал до Каменноостровского проспекта, где оторвался от наблюдения, используя проходные дворы…» Виктор Абакумов читал отчет своего человека. В последнее время ему не давала покоя активм академии при личном содействии вице-адмирала Гончарова, еще царского недобитка (потрясающая халатность ленинградских товарищей!), недавно был создан целый факультет, официально занимающийся ракетной техникой, но занимались они явно чем-то другим. Видел он эту немецкую ракетную технику. Она едва-едва с земли-то стартует – какой там с корабля! И точность… Чтобы попасть такой «Фау» в линкор, нужно их выпустить штук 200. Ясно, что ерунда полная. Никакой там нет ракетной техники, а что есть? Набиралась интересная компания: профессор Олонецкий, плотно опекаемый лично Берией, официально работающий над военно-транспортными системами, профессор Дукельский из Военмеха, вот сейчас к нему, без всякого сомнения, «Гонзаго» и заходил. Постоянно там у них крутится этот «Гонзаго», – так люди Абакумова прозвали полковника Лапшина из отдела «Ф». Псевдоним был выбран не случайно. Актеры в «Гамлете» разыгрывали «Смерть Гонзаго», что позволило выявить незаконно захватившего власть Клавдия. Русский «Гонзаго» был своего рода символом плетущегося антисталинского заговора. Вообще этот отдел «Ф» – крайне сомнительная структура. Зачем им нужны были сведения о родственниках товарища Сталина? Что у них там делает Кольбе – этот махровый фашист, живущий на даче у Судоплатова? Чутье контрразведчика не обманывало. В недрах структур НКВД зрел дворцовый переворот. Который по счету? Страшно даже сосчитать! За 10 лет, из них почти 5 страшнейшей войны, трон Сталина опасно кренился несколько раз. Заговорщиков удавалось выявлять и ликвидировать, но они множились, как амебы, – делением. Минимум трижды люди Абакумова зачищали поляну, выжигали каленым железом, дезинфицировали, но снова и снова поступали сигналы. Одна структура рассыпалась под ударами НКВД, другая немедленно выстраивалась вновь. Причем кто! Адмиралы, маршалы, наркомы… После победы они вообще как с цепи сорвались! Как будто гигантского зверя смертельно ранили на Западе, и его тело стало биться в горячке на Востоке. Сколько же наших оказалось на стороне немцев? А ведь те показали – и это, пожалуй, самое страшное, – что большевиков можно бить, что это вовсе не та бравая армия-победительница, что была в Гражданскую. Есть сила, от которой большевики в ужасе бегут, побросав машины и тюки с пожитками, завернутые в исполкомовские портьеры. Увы, многие, дожившие до победы, эту картину помнили. Помнил ее и бывший командир СМЕРШа. Не потому ли так опасны тени фашистских зомби? И все конца-края им нет, лезут и лезут!

Абакумов давно взял на заметку это фашистское гнездо в Военно-морской академии, но покровительствовал им его непосредственный начальник, заместитель Председателя Совмина СССР – второй человек в государстве – Лаврентий Берия. Второй – всегда самый опасный. Первый не станет возглавлять переворот против самого себя, у третьих и четвертых – мало возможностей. Нужно тратить много сил на коалицию, а коалиции недолговечны. Только № 2 по-настоящему способен стать первым, потому что средств у него в достатке, информации, возможно, даже больше, чем у первого, да плюс еще синдром «вечно второго»

Массивные напольные часы, украшенные искусной резьбой – трофей из Цвикау, – в кабинете Абакумова пробили десять вечера. Докладная Хозяину была готова, но удастся ли ее передать напрямую? Передавать официально по инстанции – подписать себе смертный приговор, потому что официально и по инстанции это означало лично товарищу Берия в руки. Так что это даже не смешно. Нужно найти предлог подать докладную лично Сталину. Или… Или действовать через Власика…

Ройтер проснулся от нестерпимой боли в ноге. Ночь подходила к концу. Над их лагерем раскинулся невероятной красоты звездный шатер. Южный Крест, поблекший на светлеющем небе, плыл, как обычно, в окружении Мухи и Кентавра. Гакрукс совсем сник, но Акрукс и Мимоза различались вполне четко[20].

Он почему-то вдруг вспомнил небо над Нарвиком. Как же тогда все было просто! Была страна, которой он служил, был фюрер, которому он верил, была идея, которая казалась столь очевидной. А что от всего этого осталось сейчас? Фюрер погиб, страна разорена, идея… да уже одно упоминание о ней теперь преступление. Одна только мысль и та преступна. И кто он, предотвративший бессмысленную атаку Гамбурга? Спаситель оставшихся без всего этого немцев или предатель, струсивший и не подчинившийся приказу? Глупому приказу?

А как ты можешь судить со своей микроскопической кочки, глуп ли этот приказ? Если бы его отдал Папа, он бы ни секунды не сомневался. Но его отдал… Лют. Такой же, как и он, всего лишь, командир подлодки, его поддержал Рёстлер – хитрый жук, способный запутать кого угодно, особенно честного и прямого служаку, которым является Лют. Ему подчинился Линдеманн. И только они осмелились сопротивляться и искать правду… Теперь он сам себе фюрер. Возможно, то, что у него оказался партийный значок № 1 своего рода знамение. Ройтер покрутил его в руке. Какой маленький кусочек металла, и как много может значить. Он поднял его к светлеющему небу, держа двумя пальцами. Удалил-приблизил к глазам так, чтобы его контуры вписывались между звезд Южного Креста. Как дальше быть? Ответь! – Это был вопрос не к фюреру и не к Богу даже. Бог, тот Бог, в которого верила несчастная Вероника, Ройтера не любит. Это вопрос к кому-то, кто над Богом. Ведь ради чего-то же все это происходит!

Утренняя тишина, которая наполняла все окружающее пространство, и казалось, ее можно пощупать, нарушалась лишь потрескиванием углей в костре и двумя голосами, о чем-то оживленно спорившими.

Как мог догадаться Ройтер, это были Карлевитц и Майер.

– В момент контакта наблюдатель вступает во взаимодействие с объектом, и после этого ни состояние наблюдателя, ни состояние объекта не могут быть описаны отдельными волновыми функциями: их состояния спутываются, и волновую функцию можно написать только для единого целого – системы «наблюдатель + наблюдаемое», – доказывал Майер.

– То есть вы хотите сказать, что пока я не контактирую с видимым, хорошо, назовем его объектом, он находится в параллельной реальности, но как только я его вижу, он автоматически перестает быть фактом того мира и становится фактом этого мира. Получается, что я как бы «краду» этот объект из того мира и привношу в этот?

– Не только объект, но и весь параллельный мир с ним вместе. Наши координаты как бы спутываются. Да просто-напросто нет таких координат, которые бы наблюдатель мог построить вне наблюдаемого объекта, то есть уже, получается, самого себя. Чтобы завершить измерение, наблюдатель должен сопоставить свое новое состояние с прежним, зафиксированным в его памяти, для этого возникшую в момент взаимодействия запутанную систему надо вновь разделить на наблюдателя и объект.

– Но сделать это можно по-разному. По существу, мы измеряем (наблюдаем) лишь проекции, воспринимаемые в нашем мире…

«О боже!» – подумал Ройтер. Они так и не ложились спать. Они спорят ночи напролет об «Ипсилоне», о путешествиях в параллельных мирах, в то время как их собственный мир, они сами могут быть уничтожены в любую минуту. Лучшее, что может быть – это пуля аргентинского пограничника. Худшее… мы попадем к «своим», и тогда умирать мы будем долго. Припасы на исходе. А Майер рассчитывает восстановить установку по чертежам, которые сейчас находятся в радиоактивных отсеках, затопленных морской водой, – наивный романтик!

– О, командир проснулся, – сообщил Карлевитц.

– Проснешься тут, – прохрипел Ройтер – у меня такое чувство, что ногу мне постоянно выкручивают.

– У меня больше нет обезболивающего… – вздохнул Карлевитц, – Все, кончилось. На фрау Лутц только тогда сколько потратили…

– Да, девчонка мучилась…

Ройтер стиснул зубы, преодолевая очередную волну боли. Как будто удар током, только долгий.

– Слушайте, вы тут говорили про всякие параллельности… Получается, если я видел Париж и слышал японок, то это все уже перетекло к нам из другого, параллельного, измерения и это уже наше… И это означает, что мы уже живем в мире, где все это будет…

– Вас не удивляло отношение древних греков к року, к предопределению? – спросил Майер – Меня – так очень. Будущее. Которое нельзя изменить ни при каких условиях, – это взгляд человека, способного путешествовать во времени, более того, бывшего в будущем – ни больше ни меньше. Вы помните Страсбург, 41-й год? Вы видели крушение «Берлина». Вы понимаете, что это уже предопределено?

– Нет… Не так… – Ройтер замахал рукой – В Атлантике, тогда, я рассказывал, при атаке на конвой, я видел несколько вариантов. Я видел убитого Унтерхорста, я слышал стучащих в переборки Раха и Карлевитца… А вот мы же здесь… И уж точно не умрем так, как я видел.

– Возможно, вы тогда увидели сразу несколько параллелей… – задумчиво произнес Майер. – Вернее, проекций этих параллелей. При определенных условиях, а это может быть состояние максимального физического и волевого напряжения, медитация, транс, формы измененного сознания, можно найти такую классическую проекцию, в которой на этот раз вы остаетесь в живых. Продолжая это рассуждение, можно прийти к выводу, что такого момента, когда умрете все вы во всех параллелях, никогда не наступит, а значит, хоть где-то, но вы будете жить вечно. Рассуждение логичное, но результат непредставим, не правда ли?