Последствия неустранимы. Жестокое счастье

14. За чашкой чая

Огнянникова открыла дверь сразу, как только Бирюков надавил на кнопку звонка. Казалось, она с нетерпением ждала его прихода и встретила такой приветливой улыбкой, что Антон невольно улыбнулся в ответ:

— Здравствуйте, Анна Леонидовна.

Тонкие брови Огнянниковой приподнялись, на левой щеке появилась симпатичная ямочка:

— Называйте просто Аней. Мне ведь всего около двадцати пяти. Зачем прежде времени стариться?

— Ну, здравствуйте, Аня, — весело сказал Бирюков. — Чтобы быть на равных, можете называть просто Антоном, поскольку мне всего около тридцати. Кстати, извините за беспокойство.

— Пустяки. Мужчины — не частые гости у меня, поэтому даже приятно. Проходите, пожалуйста, без церемоний.

Бирюков прошел в небольшую комнату с цветным телевизором и распластанной на полу мохнатой медвежьей шкурой. Остальное убранство комнаты составляли: полированный стол, возле него четыре мягких стула, уставленный посудой сервант, диван с ворсистым пледом, ковер вполстены — и все. Антон хотел сесть у стола, но Огнянникова, словно угадав его намерение, показала на диван:

— Садитесь сюда, здесь удобней.

Антон сел. Огнянникова тоже присела на диван поодаль, обхватила сцепленными в пальцах руками оголенные красивые колени и ожидающе посмотрела на Антона. Глаза у нее были удивительно ласковые, с зеленоватыми зрачками, а волнистые каштановые волосы так аккуратно уложены, как будто она только-только пришла из парикмахерской. Отлично сшитое кофейного цвета платье с яркой брошью, скалывающей глубокий вырез на груди, еще больше подчеркивало и без того эффектную фигуру.

«А она ничего…» — подумал Бирюков и сказал:

— Аня, я пришел поговорить о Головчанском.

На лице Огнянниковой появилось недоумение, глаза чуть прищурились:

— В связи с его смертью?

— К сожалению, да.

— Простите, я уже давно у Головчанского не работаю. Что я могу о нем сказать? Странно…

— Каким он был человеком… Какие у него были отношения с коллективом, с женщинами…

Огнянникова задумалась. Словно вспоминая давнее-предавнее, медленно заговорила:

— Человек как человек… Энергичный, пробивной. Для пользы дела мог соврать не моргнув глазом и мигом выкрутиться. Короче говоря, в начальники ПМК Головчанский выбился не в белых перчатках… В коллективе его любили — государственных денег для рабочих он не жалел, ну и себя, разумеется, не обижал в материальных вопросах. Ну а с женщинами… Женщины сами льнут к сильным и красивым мужчинам. Тех, кто угождал ему, Головчанский пригревал, от других — избавлялся.

— Почему вы уволились из ПМК?

— По собственному желанию начальства. — На щеке Огнянниковой от улыбки появилась ямочка и сразу исчезла. — А если серьезно сказать, то Александр Васильевич хотел меня в отдел кадров перевести, но я отказалась.

— Почему?

— А потому, что и в кадрах он не дал бы мне покоя.

— То есть?..

— Извините… — Огнянникова вдруг спохватилась. — С какой стати я должна давать Головчанскому характеристику? У него разве вышестоящего начальства нет? Почему решили с этим вопросом обратиться ко мне?

— Вам известно, где Головчанский умер? — сделав ударение на слове «где», вместо ответа спросил Антон.

— Слышала из сплетен, — тихо сказала Огнянникова и опять слегка улыбнулась. — Если бы стали расспрашивать об Олеге Туманове, я нисколечко не удивилась бы. Как-никак женой его была. Но при чем я и Головчанский?

— Вы работали с Александром Васильевичем, знаете Олега. Кстати, какие отношения были между ними в ту пору?

— Хорошие. Олег — безропотный холуй.

«Туманов ушел от тебя, — подумал Антон. — Вот и говорит сейчас оскорбленное самолюбие».

Огнянникова словно угадала его мысли:

— Я не унижаю Олега, но его безмерное угодничество начальству возмущало меня до глубины души. Помню, Головчанский принялся за мной ухаживать, ну прямо в открытую. Пожаловалась Олегу: «Как ты такое переносишь? Заступись за жену». Олег усмехнулся: «Сама не давай поводов для ухаживаний».

— Из-за этого и жизнь с Олегом не сложилась? — будто ничего не зная, спросил Бирюков.

Огнянникова замялась и вдруг вскинула на Бирюкова глаза:

— Догадываюсь, разговор наш будет долгим. Давайте поговорим, не торопясь, за чашкой кофе?..

— Я, Аня, предпочитаю крепкий чай.

— Прекрасно! У меня есть цейлонский…

Вскоре они уже сидели за столиком, прихлебывая из красивых фарфоровых чашек заваренный почти до черноты душистый напиток. Бирюков не торопился возобновлять прерванный разговор, зная, что в подобных случаях поспешность может насторожить и замкнуть человека, решившегося на откровенность.

— С Олегом у нас начались неприятности на втором году жизни из-за отсутствия детей, а разошлись мы с ним по моей вине, — наконец заговорила Огнянникова. — Перепила я однажды по молодости и неприличным способом выспорила бутылку шампанского. А один подонок при этом сфотографировал меня, ну… в пикантном купальничке. — Она невесело усмехнулась и, покраснев, опустила глаза. — Я откровенничаю, но не думайте, что мне легко рассказывать о своей глупости. Другому под смертным страхом не призналась бы в этом, но вам ведь нужна чистая правда, так?..

— Так, — подтвердил Антон.

— Рассказать о трагедии Олега Туманова?

— Расскажите.

— Олег физически здоровый мужчина. Служил на флоте, занимался плаванием. Однажды во время какого-то длительного заплыва, видимо, переохладился и подхватил двусторонний эпидимит. Болезнь эта сама по себе излечима, но при затяжном характере приводит к бесплодию. Такая вот беда на Олегову голову свалилась.

Лицо Огнянниковой не то от смущения, не то от крепкого чая порозовело. Глаза заблестели.

— Олег сам об этом рассказывал? — спросил Бирюков.

— Это нам с Олегом объяснил врач, к которому мы ездили в Новосибирск. В том, что у нас не появлялся ребенок, Олег стал упрекать меня. Я испугалась остаться на всю жизнь без детей и настояла, чтобы обоим съездить к врачу. Проверились — и стало ясно. Теперь представляете, какую трагедию пережил Олег, когда узнал, что его жена, теперешняя, вдруг забеременела?..

— Откуда вам известно, что Надя Туманова беременна?

Огнянникова снисходительно улыбнулась:

— Разве в райцентре есть секреты?

— И все-таки, кто вам сказал?

— Нормировщица из ПМК Тося Стрункина. Видимо, чтобы подзавести меня, недавно при встрече выдала новость: «Знаешь, Аннушка, Олег-то твой с Наденькой скоро собственной лялькой обзаведутся». — «Дай им бог двойню», — засмеялась я, а про себя сразу подумала, что Надя на стороне ляльку словила. Когда же по райцентру прошел слух, что Александр Васильевич Головчанский умер на даче Тумановых, мне совсем стало ясно, кто папочка Надиного ребенка.

— Кто же это? — словно не понял Антон.

— Товарищ Головчанский.

— Вы так уверенно говорите, будто видели Надю с Головчанским.

Огнянникова вспыхнула:

— Видеть их вместе я, конечно, не видела, но, поверьте, все было так, как говорю. Женщины, знаете, в интимных делах проницательнее мужчин.

— И, по вашему мнению, Олег Туманов догадывался, что ребенок не его?

— Почему догадывался? Олег прекрасно это знал. Ну, как, скажите, не знать, если врач прямо ему заявил: «Надеяться, молодой человек, не на что. Время упущено, и никакая медицина вам уже не поможет. Хотите иметь в семье ребенка — обращайтесь в Дом малютки».

«Так вот почему Туманов, узнав о беременности жены, целую неделю ходил злым», — подумал Антон и спросил:

— Как же, в таком случае, Надя решилась?..

— По-моему, она ничего не знала. Олег скрывал свою беду. Даже когда мы разводились, умолял меня никому об этом не рассказывать… — Огнянникова, чуть пригубив чашку с чаем, опустила глаза. — Признаться, иногда на людях я позировала, мол, сама не захотела с Олегом жить, но о его беде слова не сболтнула. И Олег, к чести его сказать, сплетен обо мне не распространял. Если в райцентре про меня что-то дурное и говорилось, так это женщины языки чесали. Они считают меня красавицей, ну и, вполне понятно, завидуют… А чему, спрашивается, завидовать? Знаете, как в песне поется: «Не родись красивой, а родись счастливой». Вот счастье-то мне и не светит.

— Да, с такими перелетными птицами, как Хачик Алексанян, семейное счастье построить нелегко, — будто к слову сказал Бирюков.

В глазах Огнянниковой мелькнуло неподдельное изумление:

— Вот действительно, злые языки страшнее пистолета. Уже Алексаняна приплели. Не скрою, нынче весной Хачик привез мне из Еревана сапоги и, как всякий нахал высшей категории, стал требовать за услугу любезности. Зачастил в гости, но каждый раз убирался отсюда несолоно хлебавши…

Антон все больше склонялся к тому, что Огнянникова не такая «отпетая» и легкомысленная женщина, какой ее представили супруги Стрункины. Разумеется, не каждое слово Анны Леонидовны следовало принимать на веру. В оценке фактов она могла допускать субъективность и несколько позировать. Но как бы там ни было, Огнянникова никого не поливала грязью, а спокойно говорила то, что думала, о чем, видимо, уже размышляла заранее. Характерно, что высказанное ею предположение насчет беременности Нади Тумановой соответствовало действительности. Отсюда напрашивался вывод: Анна Леонидовна не лишена наблюдательности и умеет мыслить логически. Стараясь убедиться в ее искренности, Антон спросил:

— Аня, вы кому-нибудь говорили, что Головчанские живут не по средствам?

Огнянникова усмехнулась.

— Меня абсолютно не интересуют чужие средства. Был как-то разговор с Софьей Георгиевной. Она похвасталась, что купили новенькую «Волгу», а я удивилась: «Откуда у вас такие сумасшедшие деньги?»

— В самом деле, откуда?

— Кто их знает. Когда я секретарила в ПМК, Софья Георгиевна не каждый день выдавала Головчанскому на папиросы, а теперь, видите, как роскошно зажили.

— Алексанян о Головчанском не рассказывал?

— Хвастался, что закадычный его друг.

— С женой Головчанский мирно жил?

— Меня это не интересовало. Знаю, что Софья Георгиевна ревнива до умопомрачения.

— А как человек, что она собой представляет?

— Из тех людей, о которых говорят: «Из грязи да в князи». Выросла в деревне, а делать ничего не умеет. Барыню изображает. Домработница, тетя Дуся, приходит, чтобы в квартире прибрать, белье выстирать и все такое. Олега Туманова в лакея превратила. То Олежек за молоком в магазин едет, то Руслана в садик да из садика везет. Теперь, наверное, в школу возил бы мальчика, если бы Головчанский не умер.

Когда Бирюков перевел разговор к супругам Стрункиным, на щеке Огнянниковой появилась улыбчивая ямочка:

— Юморная пара… Тося безобидная болтушка, а Иван Тимофеевич законник. Он, наверное, даже спит в обнимку с журналом «Человек и закон». Простодушен, как не знаю кто.

— Не знаете, из-за чего Стрункин уволился из ПМК?

— Говорил, что надоело в лакеях быть у Головчанского, а на самом деле не знаю, из-за чего. — Огнянникова поскучнела. — Вот этот законник Иван Тимофеевич и развел нас с Тумановым. Сказал Олегу, будто видел у кого-то мою неприличную фотографию. Олег впервые в жизни взбунтовался.

— Он поверил Стрункину на слово?

— Олег доверчивый… К тому же в ПМК все знали, что Стрункин напраслину болтать не станет.

— Как Стрункин к вам относился?

— Плохо… Был уверен, что наши отношения с Головчанским значительно ближе, чем служебные. Только, честно скажу, ошибался Иван Тимофеевич.

Бирюков повертел в руках пустую чашку:

— Аня, кто, по вашему мнению, свел счеты с Головчанским?

Огнянникова шутливо загородилась руками:

— Избавьте, пожалуйста, меня от выводов. Я ведь из сплетен узнала о смерти Головчанского, а сплетни есть сплетни. Знаете, какая неприятность со мной приключилась… В пятницу днем я уехала в Новосибирск. Хотела провести отпуск в Прибалтике. Рейс самолета на Ригу вечерний. В аэропорту Толмачево подошла к кассе за билетом, хватилась — кошелька нет. Или обронила нечаянно, или карманники вытащили — не знаю. Триста рублей как не бывало. Что делать?.. Пришлось всю ночь загорать в аэропортовском вокзале, а в субботу вернуться домой. Куда без денег уедешь? Пропал теперь отпуск. — Красивое лицо Огнянниковой стало печальным. Она, словно раздумывая, помолчала. — Интересно, когда я в воскресенье услышала в магазине о смерти Головчанского, пришла домой и позвонила Софье Георгиевне. Хотела выразить соболезнование. Ой, вы бы слышали, как она раскричалась… От стыда сгореть можно. Странная женщина…