Некто, умирая, оставил по себе сына с довольным наследством и с написанным на пергамине завещанием. Молодой человек едва успел возвратить земле землю, или, попросту, едва успел погребсти отца, с нетерпеливостию открывает сундуки и жадным взором пожирает лежащее в них богатство. Он не может придумать, что с ним зачать, ибо мечтается ему, будто сокровищи сии суть тот кладезь, при котором несчастные Данаиды, чрез целую вечность трудясь, никак не могут его исчерпать. – Он весьма беспокоится и мысленно строит уже великолепные палаты, окружает их прекрасными садами, рощами и гульбищами, собирает в них все совершенства красоты и нежности, все изящества изобретения и вкуса. – Притом очень хочется сему юноше уговорить богинь, чтоб они, оставя Олимп, переселились в новозданное им жилище; также намеряется он ко всякой из них в должности пажа придать по Купидону и велеть им беспрестанно щекотать красавиц сих золотыми своими крылышками. Что задумано, то и сделано; немногого, правда, недоставало, однако это сущая безделица, а именно, что места небесных богинь заступили земные, но с теми же титлами, какие имели первые: из них иную кликали Венерою народною, иную Ураниею земною, иную Фетидою речною, иную Психиею телесною, иную комнатного Авророю, и так далее... Деньги, радуйтеся! свобода ваша настоит, пленение ваше окончилось; изыдите, пользуйтесь светом и счищайте с себя грубую ржавчину, перескакивая из кармана в карман; освобождайтесь от мрака и твердынь сундучных.
Юность истощает собранное старостию, и всего остается мало; домы, сады и прочее переходят в ведомство других; красавицы удаляются, Купидоны их истаявают от недостатков и отлетают, все преобращается в другой вид; бедность в образе Гарпии пожирает все, что ни находит.
– О небо! – вопиет юноша. – О слепота юности! о суета суетств!.. Но не сам ли я виноват, не сам ли причина моей горести!.. Недостаток, нужда, вы подлинно гнусные чудовища, но ты, роскошь, не одних тиранов сих по себе оставила, болезнь, истлевающая внутренность мою, всего мучительнее.– Я чувствую в себе пламя огня негасимого, мрак меня объемлет! о роскошь, о невоздержание, вы сооружаете на сей земле ад и проливаете в жилы мои струи Ахеронта и Флегетона! – Если б не болезнь, я б не устрашился нищеты; природа сделала плеча мои к трудам способными. Но болезнь!.. Однако время поглядеть, что отец мой в завещание мне оставляет.
Побуждаем сим размышлением, берет он заплесневший пергамин, отрешает печати и видит в свитке златыми буквами начертанное: «В полую воду за рекой не ночуй». Юноша, прилагая к состоянию своему сие изречение, чувствует живо, что приказывается ему оставить берег порока и, доколе не лишен смертию возможности к очищению греха, доколе вода не все еще потопила, преплыть на другую страну в жилище добродетели; кидается поспешно к гробнице отцовой, обнимает хладный камень и с умилением вопиет:
– О родитель, дражайший мой родитель, завещание твое более приносит мне пользы, нежели богатство; расточая оное, приближался я к пропасти, впал в болезнь, теперь же не стану медлить за наводненною пороками моими рекою, не ночую за ней, возвращаюсь на тот же берег, который я безумно оставил. Каюсь: боже, приими мое раскаяние!
После сего воздержанием возвратил потерянное здравие, трудами приобрел паки расточенное богатство, спокойно достиг старости и часто молодым людям повторял родителя своего завет: в полую воду за рекой не ночуй. Но редким оно было на пользу.