Поспорь на меня

1

– Поспорь на меня!

Ромка хмыкнул. Катя вцепилась в ручку переднего автобусного сиденья и на мгновение зажмурилась. Потом решительно вперила взгляд в бывшего одноклассника. Она знала, что он ее услышал, хоть и ехал последние пять остановок с закрытыми глазами. Досыпал перед началом новой учебной недели. Катя догадывалась, на что он потратил ночь, и в любой другой раз дождалась бы выхода на улицу. Но сегодня ее дело было важнее жалости.

– Поспорить? – переспросил Ромка и снова хмыкнул. – На тебя? Как это понимать, Сорокина?

Да, без объяснений было не обойтись, это Катя знала. Как знала и то, что Ромка Давыдов, патологически честный человек, не способный на самую невинную ложь даже ради собственного спасения, ни за что не поддержит ее задумку. Но больше обратиться было не к кому.

– Что тут понимать? – начала в волнении горячиться она. – Ты поспоришь с Олегом, кто первым меня добьется, и он… станет меня добиваться. А я…

Рома посмотрел на нее, как на дурочку.

– Добиваться? – с убийственной язвительностью переспросил он. – В каком веке ты живешь, Сорокина, чтобы парень тебя добивался? Джентльмены вымерли тыщу лет назад.

– Оно и видно! – фыркнула Катя, однако тут же сменила тон: ссориться с Ромкой ей сейчас было не выгодно. – Ладно, не добиваться. Пусть хоть просто куда-нибудь меня пригласит, а там уж я сама разберусь.

В его взгляде неожиданно появился живой интерес.

– То есть, вышеназванный Олег – это не абстрактная величина? – спросил он. Катя фыркнула.

– Нет, не абстрактная, Давыдов! Вполне себе материальная! Я полгода пыталась его внимание на себя обратить, а получила только то, что из Сорокиной превратилась для него в Катюшу! В «Катюшу», ты представляешь? Второй Строев! Удочерить бы меня еще попытался!

Уменьшительное «Катюша» Катя Сорокина не терпела с тех самых пор, как в их с матерью жизнях появился Константин Витальевич Строев, неожиданно оказавшийся заблудшим Катиным отцом. Не то чтобы Катя ненавидела его или считала виновным в их с мамой былых трудностях, просто с детства привыкла с любыми задачами справляться сама, а Константин Витальевич неожиданно вообразил, что дочери нужна его защита и опека, и взялся за них с избыточным рвением. Ни Катя, ни ее мама, пятнадцать лет прожившие без мужского плеча и научившиеся весьма достойно существовать без него, не сумели донести эту мысль до нового члена их семьи, но если мама приняла мужнино внимание с благодарностью, то Катя обнаружила в нем посягательство на свою свободу и принялась яростно ее отстаивать. Обклеила стены спальни красивыми видами природы после того, как отец решил, что ей понравятся розовые обои с сердечками. Устроила скандал прямо на выпускном, с которого Константин Витальевич решил увести дочь в двадцать три нуль-нуль. Обменяла подаренный на совершеннолетие велосипед на электросамокат. И содрогалась всякий раз, когда слышала от новоявленного отца удрученное: «Катюша…» Он не ругался и ни в чем ее не обвинял, словно общался с неразумным ребенком, а не с золотой медалисткой, отлично знающей, чего хочет в жизни. И всегда добивающейся своего.

– Ладно, Катюха, не кипятись, – усмехнулся Ромка, и она против воли улыбнулась. Вот «Катюха» ей нравилось куда больше. Было в этом что-то душевное и равное, что ли. Кажется, в последнее время Кате очень не хватало именно этих вещей. – Давай начнем по порядку. Ты говорила своему Олегу, что он тебе нравится?

Катя изумленно замотала головой.

– С ума сошел! Конечно, нет!

Рома пожал плечами.

– Напрасно. Самое действенное средство. И почти стопроцентная вероятность получить желаемое.

Катя фыркнула столь громко, что сидящая в середине салона кондукторша вздрогнула и неодобрительно покосилась на молодежь. Больше в стылом салоне автобуса ранним утром двадцать пятого февраля никого не было. Нормальные люди отдыхали за перенесенный с субботы День защитника отечества, и только студенты тащились на учебу, не давая покоя невыспавшимся кондукторам и водителям.

– Я смотрю, у тебя большой опыт, Давыдов! – раздраженно прошептала Катя. Разговор заходил совсем не в ту сторону, в какую ей было нужно, а несвоевременное смущение не позволяло вернуть его в нужное русло. – И много девушек признавалось тебе в любви?

В том, что таковых не имелось, Катя не сомневалась. Ромка Давыдов был не из тех, по кому сохнут девчонки. Нет, симпатичный, и фигура неплохая, и можно найти даже что-то завораживающее в ироничном прищуре черных глаз или чуть снисходительной улыбке. Но пары минут общения с ним обычно хватало, чтобы по быстрому распрощаться и впоследствии обходить его стороной. Со своей прямолинейностью он напрочь убивал любые попытки флирта, а кроме того, был помешан на компьютерных играх и во время разговора легко мог оборвать собеседницу, чтобы нырнуть в телефон и начать во что-то там рубиться. Это теперь Катя знала, что Давыдов мечтает разрабатывать видеоигры, и, в принципе, вполне одобряла его упорство в достижении цели.

Но девчонки у него в школе точно не было.

– Речь не обо мне, Сорокина, – почему-то не обиделся Ромка. – Ты же хочешь устроить личную жизнь, а я лишь пытаюсь тебе помочь. Так вот усвой: парни не понимают намеков. Никаких. Что бы ты ни делала, как бы ни хитрила, сколько бы ни ходила вокруг да около. Нужно говорить прямо и желательно четко. Тогда у тебя есть шанс получить желаемое. Хотя бы потому, что так до тебя еще никто не делал.

2

К делу Рома подошел со всей ответственностью. Откровенно говоря, до вчерашнего дня он знать не знал ни о каком Олеге Карпоносе, хоть тот и обитал на их с Катюхой факультете. Просто не интересовался ни КВН, ни университетскими кумирами, ни студенческой жизнью в целом. Неинтересно было, да и не до того, в принципе. Жить одному, без родителей, оказалось не так просто, как он предполагал, заключая с отцом договор, но не домашнее хозяйство занимало львиную долю свободного времени. Из-за собственной промашки он терял целый год и стремился хоть чем-то это компенсировать.

На математический Рома не собирался. Он грезил информационными технологиями, мечтая разрабатывать видеоигры, и набрал на ЕГЭ достаточно баллов, чтобы поступить на выбранную специальность без особых проблем. Да вот беда: в последний момент в университете решили, что будущим программистам позарез необходим английский, и включили его в качестве дополнительного испытания для абитуриентов.

С английским отношения у Ромы не сложились. То есть он неплохо ориентировался в тех фразах, что были необходимы для программирования, но экзамен проводился по всей школьной программе – и Рома его завалил. И автоматически выбыл из списка претендентов на бюджет.

Думать о тех событиях не хотелось и теперь. Рома не помнил, как доплелся в тот день до дома и почему не зашел в квартиру, а уселся на ступенях и застыл в такой позе, вонзив взгляд в стену напротив и ничего вокруг себя не замечая.

Таким его и застала Катюха, поднимавшаяся по лестнице на свой седьмой этаж.

Кажется, она была единственной в доме, кто отказывался пользоваться лифтом, утверждая, что ходить пешком полезней для здоровья. Рома жил на четвертом и подобным энтузиазмом не отличался. Усмехался всякий раз за закрывающимися дверями лифта, глядя, как Катюха легко взбегает по ступеням.

Полгода назад эта ее привычка стала его спасением.

Они редко общались в школе, а уж после выпускного если и виделись, то лишь мельком пару раз. Где-то в голове у Ромы отложилось, что Катюха собиралась поступать в тот же университет, что и он, только на экологию. В том, что ей это удастся, он не сомневался: этот бронепоезд всегда добивался своего. В школе Сорокина являла собой неистощимый источник энергии, участвуя абсолютно во всех проектах и олимпиадах, занимая в них первые места и досадуя, когда случался недолгий простой. Пожалуй, будь у нее в сутках сорок восемь часов, она и тогда ни секунды не сидела бы на месте, придумывая себе все новые дела и решая задачи со свойственным ей огнем и воодушевлением. Она и сама походила на какое-то пламя, мелькая в школьных коридорах огненно-рыжими волосами и тараторя со скоростью пожирающего сухой лес пожара. Рома не любил подобных одержимых и старался держаться подальше от этого протуберанца, чтобы ненароком не зацепило какой-нибудь очередной грандиозной идеей.

Собственно, грандиозная идея и вернула ему будущее.

Катя почему-то сразу поняла, что он не поступил. Разбираться в причине ее проницательности Рома не хотел, поэтому просто кивнул в ответ на прямой вопрос и вернулся к созерцанию стены.

– Ни в один? – уточнила, однако, навязчивая Сорокина, и Рома с каким-то глухим равнодушием рассказал о своем уговоре с отцом.

Денис Денисович Давыдов, подполковник российской армии, видел в своем сыне исключительно военного и наперед распланировал всю его сознательную жизнь, принимая Ромино увлечение компьютерными играми за юношескую блажь. Когда же выяснилось, что блажь эта проходить не собирается, а на горизонте замаячил закрытый южный городок, в котором не было не только дельных ВУЗов, но и нормального интернета, двое Давыдовых схлестнулись в отчаянном споре о Ромином будущем. Уезжать в богом забытые края младший Давыдов не собирался, о чем честно сообщил родителю. Тот в ответ заявил, что сын может поступать, как ему угодно, но в этом случае пусть не рассчитывает на его содержание во время учебы и на квартиру, которую Денис Денисович сдаст «более покладистым и разумным людям».

Разводила их по углам мать, которая очень мягко, но доходчиво объяснила обоим своим мужчинам, что каждый из них имеет право на собственное мнение, но в то же время должен уважать мнение родного человека и находить удовлетворяющие всех решения.

Таким решением стала для Ромы возможность подать документы на выбранную специальность, чем он и воспользовался.

– Одна попытка, – закончил он свою историю. – Если я провалюсь, уезжаю с ними на юг. Я провалился.

Катя вздохнула – хотя, наверное, вздохнуть должен был Рома.

– Все честно, – зачем-то проговорил он. Катя покачала головой.

– Честно, – согласилась она. – Кроме того, что это твоя жизнь, а кто-то считает, что может ей распоряжаться.

Рома поморщился. Правильные слова, но…

– Уговор есть уговор.

Катя фыркнула.

– Ты же не хочешь в армию, Давыдов! Это совсем не твое! Вечная обязаловка, строй, «так точно, товарищ капитан!» Ты в школе-то все по-своему делал и авторитетов не признавал. А теперь ломать себя собираешься?

Рома, вынырнув из омута печали, посмотрел на Сорокину с удивлением. Откуда она все это про него знала? Пусть даже президентом школы была, вряд ли подобные вещи водились в его досье.

– Военным не буду, этого я не обещал! – твердо заявил он. – А в остальном… Отслужу, черт с ним, год всего. Заодно подтяну английский. А следующим летом снова поступить попробую. Не конец света…

3-1

Катя сегодня с утра витала в облаках. Еще бы, ведь Олег пригласил ее на свидание! Вчера вечером, после очередной репетиции, подошел к ней, взял за руку, заглянул в глаза и предложил встретиться в менее шумном и многолюдном месте. Катя кивнула, не веря собственному счастью, а потом полночи выбирала себе наряд, вторую половину потратив на мечты и представления, каким оно будет, ее первое свидание.

Катя еще никогда не ходила на свидания. Нет, в школе звали, конечно, и не раз, но, во-первых, ей всегда было некогда, а во-вторых, ровесники казались совершенными мальчишками: недалекими и неинтересными; и Катя, постоянно обставляя их в учебе, не видела, о чем бы могла с ними даже просто беседовать.

Совсем другое дело – Олег. Он старше на два года, умнее любого из ее знакомых, интереснее в десяток раз. Когда он что-то рассказывал, Катя могла слушать его бесконечно. А еще он был очень веселым и обходительным, и Кате, несомненно, придется весьма постараться, чтобы не разочаровать его при более близком знакомстве, потому что вряд ли Олег в этом случае предоставит ей второй шанс.

Он красив, популярен и, разумеется, быстро утешится в объятиях очередной поклонницы, даже проиграв спор. А Катя слишком хорошо знала, что способна оттолкнуть. Своим напором, своей поспешностью, своим зазнайством, если она вдруг оседлает в разговоре любимого конька и примется доказывать какую-нибудь бессмыслицу просто потому, что слишком привыкла это делать. А Олег любит девушек совсем других. Мягких, покладистых, заглядывающих ему в рот и готовых исполнить любое его желание. Говорил, что борьбы ему вполне достаточно в жизни, а с девушкой он хочет просто отдыхать. Способна ли Катя Сорокина стать для Олега тем идеалом, каким он стал для нее?

Во всяком случае, она очень постарается.

Строгий костюм, в котором она сдавала ЕГЭ: вряд ли Олег пригласит ее в какое-нибудь низкопробное заведение, а Катя не собиралась чересчур торопить события, выказывая себя легкодоступной девицей. Пусть она заставила Ромку поспорить на нее, но все же хотела, чтобы Олег относился к ней с уважением и ни в коем случае не заподозрил, на что она готова ради достижения цели. Да и чувствовала она себя в таком наряде куда спокойнее, чем в какой-нибудь короткой юбчонке или обтягивающих джинсах, а уверенность ей нынче была просто необходима. Один шанс. И Катя собиралась использовать его с лихвой.

Жаль, конечно, что Ромка отказался рассказать ей, как прошла его встреча с Олегом: Кате не повредило бы быть во всеоружии, зная, как отреагировал Олег на этот спор. Она не сомневалась, что он не станет отыгрываться на ней за эту хитрость, тем более что Катя собиралась помочь ему выиграть, но все же хотела бы понимать, что Олег думает о споре и о самой Кате. Наверняка Ромке было чем с ней поделиться, но он почему-то только усмехнулся и пожелал Сорокиной удачной рыбалки.

– Знатная рыба, Катюха! – заявил еще он и закончил: – Не упусти!

В душе от этих слов стало горько, хоть в тоне Ромки вроде и не было особого сарказма. Но все же выходило, что боролась за победу Катя нечестно, а это до сих пор противоречило ее принципам. Она предпочитала проиграть, но не бросать тень на свою репутацию. И пусть прежде ей приходилось сражаться лишь в учебе, иная цель, пожалуй, ничего не меняла. А Катя в своем стремлении получить желаемое зашла слишком далеко.

Не потому ли Ромка смотрел на нее сегодня исподлобья и явно с каким-то осуждением? Для него честность всегда была превыше всего. И одобрить Катиных методов борьбы он не мог априори.

Впрочем, почему ее должно интересовать Ромкино мнение, когда она стремилась завоевать Олега? Только Олег и имел значение; Олег – и его к ней отношение. Никакая ложь, на самом деле, не заставит его влюбиться. Но, если это все же произойдет, если он ответит Кате взаимностью, значит, она все сделала правильно, всего лишь подтолкнув его к тому решению, которое он рано или поздно и сам бы принял. Так к чему откладывать? Катя и так ждала четыре месяца.

Однако ее терпению пришлось подвергнуться новому испытанию. Сегодня у их группы было лишь три пары, тогда как у Олега – Катя давно выучила его расписание – полное лукошко, да еще и очередная репетиция сверху. Олег форсировал подготовку к следующей игре, чтобы разгрузить пятницу и выходные, на которые у него обычно имелись другие планы, и Катя порадовалась, что сегодня только четверг и что ни Олег, ни Ромка не стали откладывать собственные обязательства до лучших времен.

Впрочем, Ромка был тут совсем уж ни при чем.

Катя наскоро перекусила в местном буфете, ограничившись лишь чаем с булочкой, потому что в томительном ожидании кусок не лез в горло, и решила скоротать время в библиотеке, заодно разгребя напрочь забытое вчера домашнее задание. На репетиции ее сегодня не ждали, и Катя подумала, что стоит дать Олегу побольше свободы, не нервируя его собственным пожирающим взглядом из зрительного зала. В конце концов, ему не полагалось знать, что Катя жаждет этого свидания куда больше него. В его глазах она была невинной жертвой спора. И следовало соответствовать этому представлению.

Катя не сдержала смешок, подумав о том, какую кашу заварила, и уткнулась во взятый учебник. Математика никогда не была ее коньком, хоть и давалась в школе вполне легко, а вот в университете приходилось прилагать немалые усилия, чтобы все сдавать вовремя. Может, причиной тому был лектор Константин Витальевич, которого Кате слишком часто хотелось уязвить его неспособностью доступно объяснить материал? Глупый детский протест, вылившийся в единственную четверку за прошлый семестр именно по матану, все каникулы не дававшей Кате покоя. Нет, она не могла позволить себе хоть в чем-то быть не лучшей. Тем более теперь, когда Олег наконец обратил на нее внимание. Он-то абсолютно безупречен. И Катя хотела чувствовать себя такой же.

3-2

Внутри, в приглушенном свете, тут же возникла невысокая девушка в малиновом переднике и спросила, заказан ли у них столик.

– Нас ждут, – удивил Катю ответом Олег. Она рассчитывала, что сегодняшний вечер они проведут вдвоем. Если у Олега были другие планы, ему, наверное, стоило ее предупредить.

– Я… не помешаю? – прямо спросила она, когда девушка провела их в гардероб. Олег качнул головой и помог ей снять пуховик.

– «Пурмарили» – весьма популярное место, и столики сюда бронируют за месяц, – не слишком понятно ответил он. Передал свою и Катину куртки усатому гардеробщику, дождался его напутственного слова и продолжил: – А мне тут клиенты встречу назначили: у них свадьба на носу и они хотят обсудить некоторые детали. Вряд ли это затянется надолго. А когда они уйдут, проведем с тобой вечер, которому все обзавидуются. Уверен, тебе понравится в «Пурмарили». А мне хотелось пригласить тебя в особенное место.

Против последнего довода у Кати не нашлось возражений. И пусть для нее место их свидания не имело значения, если оно было важно для Олега, не ей его отговаривать. А будущих молодоженов она как-нибудь потерпит. В конце концов, когда-то и у них было первое свидание.

Девушка, дождавшаяся Катю с Олегом у гардероба, повела их узким коридором между барной стойкой и окнами в зал. Уже здесь Катя почувствовала умопомрачительный аромат жареного мяса и каких-то специй. В животе преступно заурчало: все-таки, не считая уже забытой булочки, она не баловала его с самого утра. И даже ее рука в руке возлюбленного отнюдь не притупляла чувство голода. Катя быстро проглотила слюну, надеясь, что не выдаст столь неромантичное желание, и почти следом они вышли в большой зал, так густо заставленный столиками, что разочарованный вздох Катя уже не сдержала. И тот потонул в приглушенном гомоне сотен голосов, принадлежавших нашпиговавшим «Пурмарили» посетителям. Мечта побыть с Олегом наедине разбилась вдребезги.

Вот тебе и первое свидание!

Понурая, расстроенная, Катя безмолвно следовала за плавно ступающей проводницей и даже не пыталась вслушиваться в те слова, что говорил ей сзади Олег, однако оказалось, что она рано отчаялась. Миновав батарею столиков, они прошли в соседний, совсем небольшой зал, разделенный на несколько отдельных секторов темно-малиновыми – в тон с передниками официантов – занавесями. Всего пара из них была распахнута, открывая вид на пустой столик с табличкой «Забронировано»; за остальными, очевидно, ужинали не самые простые посетители.

– Пятый столик, пожалуйста, – обозначила их место проводница и всучила им в руки по увесистому меню. Олег поблагодарил ее и распахнул перед Катей занавеси.

– Руслан и Василиса, – представил он сидевшую за столиком пару. – А это Катя, моя девушка.

Катя изумленно взглянула на него и тут же вспыхнула от восторга. Олег назвал ее «своей девушкой»! Перед совсем незнакомыми людьми, которые спокойно приняли бы и «одногруппницу», и вовсе «троюродную сестру из села Арамашево». Значит, не просто так все! И Олега интересует не только победа в споре!

В совершенно разбушевавшихся чувствах она не обратила внимание ни на ответ Руслана и Василисы, ни на начавшийся следом разговор между ними и Олегом. Поймала себя уже на том, что несколько минут пялится в одну и ту же страницу меню и никак не может прочитать названия блюд. Сердце стучало слишком сильно, чтобы здравым мыслям хватало наглости его перебить, и лишь настойчивый вопрос официантки, определились ли они с заказом, вернул наконец Катю с небес на землю.

Она быстро залистала страницы, не желая ставить Олега в неловкое положение своей заторможенностью, однако тут ее настигла новая незадача. Они не договорились, как будут оплачивать ужин, а в предположении, что Олег по-джентльменски возьмет это на себя, Катя понятия не имела о том, какую сумму он способен потянуть. Он, конечно, ездил в университет на машине, а не на трамвае, но все же далеко не настолько новой и шикарной, чтобы предположить его бесконечную платежеспособность. И не спросишь сейчас, при чужих людях, тем более что Олег явно старался произвести на них хорошее впечатление.

В ее кошельке было около пяти сотен – Катя растрясла собственную копилку на непредвиденный случай – и вот на них-то, пожалуй, и стоило рассчитывать. По счастью, цены в «Пурмарили» были вполне демократичными, и Катя, заказав салат и кебаб, вполне уложилась в нужную сумму.

– Десерт? – поинтересовалась официантка, и Василиса, схватив Катю за руку, принялась советовать ей взять местный чизкейк: «ты такой вкуснятины никогда в жизни не ела!»

Десерт в сумму уже не вписывался, но четыре пары глаз смотрели на нее с таким интересом, что Кате пришлось срочно придумывать запрет на сладкое после шести, а следом выслушивать от кого сочувственные, а от кого – одобрительные замечания о ее решении.

Чизкейк с каждой секундой хотелось все сильнее. Зря Катя взяла салат: без него денег вполне хватило бы на кусочек пирога, но до десертов она просто не успела долистать.

Впрочем, долго сокрушаться по этому поводу ей не позволила Василиса. Придвинувшись к Кате ближе и наклонившись к ней, она принялась рассказывать ей историю их свадебных приготовлений с Русланом: от его предложения на яхте с белыми парусами до самого сегодняшнего дня. Потом остановилась на выборе ведущего.

– Олег, конечно, совсем еще молодой, и опыта у него не слишком много, – понизила голос она, бросая проверяющие взгляды на Катиного парня в опасении быть им услышанной. – Но нам с Русланом такой ведущий и нужен: чтобы не зазнавался и делал ровно то, что от него требуется. У нас на свадьбе очень серьезные гости будут – партнеры Руслана и его отца, им не нужны дурацкие конкурсы с раздеванием и караоке. Все должно быть по высшему разряду. А у Олега лицо такое… аристократическое. Очень подходящее.

4

Стук был странный: с одной стороны, резкий, настойчивый, барабанящий, с другой – словно бы какой-то неуверенный и даже жалкий. Не будь второй составляющей, Рома даже к двери бы не подошел: мало ли придурков по подъездам таскается? Тут же любопытство заставило оторваться от компьютера и заглянуть в глазок. По ту сторону двери стояла Сорокина – и это был сюрприз, который требовал незамедлительных объяснений.

Рома щелкнул замком, но дверь открыть не успел: та распахнулась сама, впуская растрепанную, раскрасневшуюся Сорокину. Катюха влетела внутрь, привалилась к двери спиной и приказала:

– Запирай!

Рома пожал плечами, но спорить не стал.

– От кого спасаешься? – поинтересовался он, почти на сто процентов уверенный в ответе. Чего тут было гадать, если она отправилась на свидание с Карпоносом? А теперь вон глаза блестят, губы исцелованы, блузка наполовину из юбки выдернута – явно свидание удалось. На кой черт она только к Роме в таком виде приперлась? Уесть тем, как он был не прав, а у нее все, как всегда, получилось?

Вполне в духе Сорокиной.

– Надеюсь, полицию следом ждать не придется?

Катюха посмотрела на него огромными бессмысленными глазами, и Роме неожиданно стало холодно. Уж не случилось ли чего, на самом деле? Он пошутил про полицию, но, зная Сорокину…

– Я дала Олегу пощечину!

Рома хмыкнул. Вот это номер!

– Обожаемому Карпоносу? – не сдержал сарказма он. – Подпортила картиночную физиономию?

Катя как-то завороженно кивнула, а потом принялась лихорадочно приводить одежду в порядок. Рома следил за ней, ожидая ответной шпильки, однако Катя почему-то молчала. Лишь глянула исподлобья – и у него в голове сложился весь пазл. Черт, как он сразу не понял? Полураздетая, напуганная, глаза на мокром месте…

Он шагнул вперед, насильно ловя ее взгляд.

– Этот тип!.. Катька, он что?..

Кажется, его тон был достаточно красноречивым, чтобы она поняла вопрос без недающихся пояснений. Замотала головой, как-то странно светло улыбаясь. Потом махнула рукой и сползла по двери на пол. Рома не нашел ничего лучше, чем сесть рядом.

– Я… – начала было Катюха – и хрюкнула. Потом всхлипнула, снова мотнула головой – и закрыла лицо ладонями. Рома терпеливо ждал. – Блин, Давыдов, как так получилось, что прав был ты, а не я? Я же куда лучше тебя Олега знаю! Я все продумала, у меня должно было получиться! Всегда получалось, когда я старалась…

Рома усмехнулся, но сбивать чувство собственного величия Сорокиной не стал.

– Может, потому, что я парень? – провокационно предположил он. – И как бы… немного лучше в этом вопросе разбираюсь?

Катюха снова хрюкнула и толкнула его плечом.

– Тогда скажи, что мне теперь делать, Давыдов, – потребовала она, словно он действительно был ей должен. Впрочем, Роме почему-то по-прежнему не хотелось ее осаживать.

– Зависит от того, что все-таки произошло и чего ты теперь хочешь добиться, – глубокомысленно заметил он. Катя послушно кивнула и задумалась. Сидеть на полу становилось холодно, но подниматься она как будто не собиралась.

– Я… сама от себя не ожидала… – наконец пробормотала она и опустила голову. – Олег в кафе меня сегодня пригласил, а потом сюда отвез. В машине мы… ну… – щеки ее снова покрылись краской, а Рома поймал себя на том, что продолжение слышать, в общем-то, и не хочет. – Целовались, – наконец продолжила она, почти касаясь лбом коленей. – А потом Олег… То есть это правильно, наверное, если двое нравятся друг другу: мы же не в девятнадцатом веке живем, когда секс только после свадьбы. Но я… Вот дура-то, а, Давыдов! Оскорбленная невинность! Вырвалась, выскочила из машины, а когда он меня за руку схватил, ударила по щеке и бросилась к подъезду. Заперлась прямо у него перед носом, да еще и обругала через дверь. Кошмар! Дура и есть неадекватная! Вот что он обо мне подумал? Я же… Чего ты ржешь, Давыдов?! Что смешного, позволь узнать, я сказала?!

Но Рома не мог ответить. С головой накрыло сначала непонятное облегчение, а потом и безудержное веселье. Слишком ярко он представил себе лощеную карпоносовскую физиономию, сначала огребшую оплеуху от скромницы Сорокиной, а после и перекосившуюся в осознании проигранного спора. Вот это Катюха дала! Давно у Ромы не было повода так радоваться!

Так и не перестав смеяться, он поднялся на ноги и протянул ей руку.

– Вставай, Сорокина, – посоветовал он. – Пойдем чаю попьем и покумекаем, что тебе делать дальше. Пока твой Карпонос ящик пива мне под дверь не притаранил.

Катюха, явно готовившая разгромную речь, удивленно подняла брови, но руку все же дала.

– Какой еще ящик пива? – не поняла она. Рома усмехнулся и вытряхнул ее из расстегнутого пуховика. Повесил его на крючок и ногой выцепил из-под шкафа тапки.

– Выигранный, – пояснил он и махнул рукой в сторону ванной. – Можешь умыться, а я пока чайник поставлю. И не вздумай вены с горя резать: бритва у меня все равно безопасная.

Катюха скорчила рожицу, явно объясняющую, где она видела подобные предупреждения, и Рома, снова рассмеявшись, отправился на кухню. Нажал кнопку на электрическом чайнике, достал две кружки, убедился, что чайные пакетики еще не закончились. Окинул взглядом пустой стол и поморщился: к чаю у него ничего не было. Он на днях купил новый мощный процессор для компьютера, потратив на него и все собственные сбережения, и месячное родительское содержание, и теперь приходилось жестко экономить. В сумке, правда, лежала плитка шоколада, которую Рома завтра планировал умять вместо обеда, и он, пару секунд поколебавшись, перебазировал ее на стол. Поломал на кусочки и разорвал обертку. Черт с ним, Катюхе сейчас нужнее.

5

Катя проснулась оттого, что неожиданно поняла, как одолеть этот проклятый пример. Решение так четко нарисовалось у нее в голове, что она спрыгнула с кровати и рванула на кухню, где на столе по-прежнему лежал исписанный листок и ручка. В окно светил уличный фонарь, и этого света ей вполне хватило, чтобы разглядеть клетки и быстро, восторженно перенести сложившееся решение на бумагу. Строчка за строчкой – и как Катя раньше не понимала, что все так просто? Одно из другого – и вот уже желанное «равно» и конечный ответ!

Катя проверила еще раз свои записи и, удовлетворенная, откинулась назад.

И тут же замахала руками, чуть не навернувшись. Нахмурилась удивленно: почему у них на кухне табуретки? Были же стулья со спинками. Неужели опять Строев наводит свои порядки?

Память вернулась в тот момент, когда Катя недоуменно окинула взглядом стол. У них на нем всегда громоздились всякие вкусности: от вафель до конфет, а этот был неприлично чист, и только недоеденная шоколадка сиротливо ютилась между двух кружек.

Катя медленно покрылась краской.

Она совсем потеряла стыд. Напрочь, оставив его, вероятно, в машине Олега вместе с собственным рюкзаком и учебником Письменного. Иначе чем объяснить тот факт, что она после тисканья с одним парнем прибежала к другому, да еще и рассказала ему все как на духу? Не к родителям, конечно, было возвращаться в том раздрае, что был у нее вчера на душе, но и не к Ромке же! Он, во-первых, совершенно посторонний человек, во-вторых, парень, а не подруга, а в третьих, тот самый человек, которого она заставила поспорить на нее, чтобы получить Олега в безраздельное пользование. И ему же на Олега и нажаловалась. И как только Ромка не выставил ее за порог после всего этого спектакля? Другой бы и дверь не открыл после ее шантажа, а он выслушал, шоколадку подкинул, да еще и математику на ночь глядя объяснял. Вот уж чего Катя от него не ожидала. Кажется, она совсем его не знала, несмотря на все мамины рассказы.

Катя глубоко вздохнула, борясь со смущением. Ну хорошо, математику она еще как-то помнила. А что произошло потом? Почему она проснулась в чужой квартире, в чужой постели, укрытая чужим пледом? Сон ее одолел совершенно точно за этим столом и над этим же листочком. Выходит, либо она лунатик, либо это Ромка перенес ее на диван. По его тщедушному виду, правда, сложно было предположить последнее, но… лунатизмом Катя точно никогда не страдала. Тем более в чужой квартире. А значит, все-таки Ромка.

Катя улыбнулась, ощутив в груди мягкое тепло. Заботливый Давыдов. Да-да, он всегда таким был, просто она этого не понимала. И не ценила.

Рука потянулась к шоколадке и нащупала в фольге последний кусочек. Чтобы убедиться в правильности своего вывода, Катя подтянула к себе обертку и заглянула внутрь. Да, пусто: она вчера приговорила почти целую плитку. Ромка, кажется, даже и не попробовал, а Катя после отказа от чизкейка так хотела сладкого, что не задумываясь схомячила все. Вкуснее шоколада она еще не пробовала. Надо запомнить марку и купить себе в следующий раз такой же. Да, и Ромке плитку вернуть: все-таки он не обязан ее кормить.

От воспоминаний о вчерашних вкусностях неожиданно засосало под ложечкой. Катя непроизвольно огляделась вокруг и наткнулась взглядом на холодильник. Интересно, очень неприлично будет заглянуть внутрь и перехватить какую-нибудь мелочь, чтобы заглушить чувство голода? Кажется, Катя уже достаточно испортила о себе впечатление, чтобы не волноваться из-за подобных мелочей. Не последнее же она, в конце концов, собирается отнять у Давыдова.

Загнав угрызения совести поглубже, она потянула на себя дверцу холодильника – и обомлела в изумлении. Внутри было девственно пусто, и даже в ящике для овощей не завалялось какой-нибудь прошлогодней морковки.

Катя медленно закрыла дверцу и так же медленно опустилась на табуретку.

Не последнее, ага – самое последнее, и Ромка, поганец, сам отдал ей эту несчастную шоколадку, зная, что останется голодным. А еще говорил, что джентльмены вымерли. Враль!

Катя закусила костяшки пальцев, пытаясь что-нибудь придумать. Она понятия не имела, почему у Давыдова не было в доме даже хлеба, но совершенно точно не могла оставить все как есть. Но что ей сделать? Ромка – гордый, жаловаться не станет. И помощь после ее шантажа больше не примет: больно надо одалживаться у такой, как она. Наверное, лучшее, что Катя сейчас может – это сделать вид, что она ничего не заметила, и откланяться, поблагодарив за вчерашний вечер. Но душу терзал стыд и за шантаж, и за съеденную шоколадку, и лишь желание сделать для Ромки что-нибудь хорошее помогало с ним бороться. Катя должна добром отплатить за добро! Иначе сама себе не даст покоя.

Вот странность-то: а за пощечину Олегу совесть не терзала. И вообще сегодня с утра все происшествие в машине выглядело совсем иначе, чем во вчерашней горячке. Ну да, Катя ответила на поцелуй Олега, и губы приоткрыла, когда он толкнулся внутрь, и за шею его обняла, и к себе притянула… Господи, она так долго об этом мечтала, столько раз представляла себе это первое соприкосновение их губ и так испереживалась, что его никогда не будет, что почти ничего не почувствовала, когда заветное случилось. Губы у Олега почему-то были очень сухими и вызывающе настойчивыми, и Катя, не ожидавшая от него подобного напора, вдруг растеряла всю свою уверенность, просто подчиняясь и позволяя новые вольности.

Но ни в одной из своих фантазий она не собиралась отдаваться парню вот так сразу. Да и еще и в его машине, посреди собственного двора, под окнами собственной квартиры. И когда Катя в этом сумасшествии безжалостных губ почувствовала горячие ладони на своей спине, она перепугалась донельзя. Наверное, надо было просто отстраниться и объяснить Олегу, что она не готова к подобному шагу, но все благоразумие и вся привычная храбрость остались где-то у входа в это злосчастное «Пурмарили», и Катя увидела единственный способ защититься. Глупый, конечно, и утро подтвердило это предположение, но что сделано, то сделано, и Катя положа руку на сердце не жалела. Как сказал Давыдов про Олега: «Если он нормальный парень, то поймет, что ты не из тех, кто прыгает в койку на первом свидании!» Почему-то от этой мысли снова стало тепло. Выходит, Ромка видел ее настоящую, несмотря на тот способ, что она выбрала до получения желаемого. Кажется, Катя дала понять, что готова на все, чтобы получить Олега. А Ромка еще тогда сказал, что у нее ничего не получится. И не получилось.

6

Хорошее настроение закончилось в тот момент, когда спускавшаяся по лестнице Катюха глянула в подъездное окно и остановилась как вкопанная.

– Там машина Олега! – испуганно выдохнула она, показывая пальцем в первомартовскую мглу. Рома поморщился, но так, чтобы Катюха не заметила. Он, признаться, рассчитывал отложить эту встречу хотя бы до универа. Но уж коль скоро герой-любовник сам прискакал под окна своей возлюбленной на черном коне…

– Соскучился! – все же буркнул Рома и тоже посмотрел в окно, определяя, какая из машин с зажженными фарами во дворе принадлежит Карпоносу. А Катюха неожиданно вцепилась в рукав его куртки и как-то затравленно охнула.

– Что мне теперь делать? – прошептала она. Роме почему-то захотелось посоветовать ей вернуться домой и отправиться сегодня в универ с отцом на его машине, и пусть этот Казанова недоделанный утрется собственной важностью. Притащился он с утра пораньше! Что, за живое Катюхин отказ задел? Ничего, это только начало. А Рома сейчас добавит по доброте душевной. Для закрепления пройденного.

– Подожди здесь, – решил он. – Я разберусь.

Кажется, Катюха должна была возмутиться, заявить, что это не его, Давыдова, дело, что она лучше знает, о чем говорить с Карпоносом, что она никому не позволит вмешиваться в их отношения, но вместо этого она только покраснела и отвела глаза. Эх, Сорокина, опыта у тебя в общении с парнями кот наплакал, зато гонору – на семерых. Ладно, не привыкать. Рома обещал, что не даст Катюху в обиду, а уж себе он никогда не лгал и никогда с собой не торговался. Как бы ни было погано.

– Ром, я не хочу… – пробормотала Катюха, все еще сжимая его руку. – То есть, я хочу… извиниться перед Олегом, но мне так стыдно перед ним, что я с места сдвинуться не могу. И слов не подберу. Разревусь, наверное, как дура, и окончательно все испорчу.

Рома хмыкнул, загоняя внутрь не вовремя всколыхнувшуюся неприязнь к Карпоносу. И ведь не позвонил вчера, подонок, ни разу, не поинтересовался Катюхиным благополучием. Что ж сейчас приперся? Кто-то до Ромы вправил мозги?

– Я тебя понял, Сорокина, – мрачно сказал он и расцепил ее пальцы. Перекинул сумку через плечо и, не слушая Катюхиных возражений, быстро спустился на два пролета вниз. Остановился у закрытой железной двери. Он сегодня полночи потратил на то, чтобы продумать модель собственного поведения с Катюхиным Карпоносом. Ужасно не хотелось снова включать быдлоспорщика, тем более что задача нынче у Ромы была совсем иная, нежели в прошлый раз. Но ни одной здравой идеи в голову так и не пришло. В ней то и дело всплывал аромат Катюхиных духов, затмевая любые разумные мысли, и так и тянуло встать, зайти в соседнюю комнату, убедиться, что Катюха по-прежнему спит в его квартире, вглядеться в безмятежное выражение ее лица, подтверждающее, что в ее снах не было места Карпоносу… И почему из всех окружающих ее парней Катюха выбрала именно этого недоумка? Он же ни в грош ее не ставит. Он вообще никого, кроме себя, любимого, не замечает. И как такому разъяснить, что за сокровище само плывет ему в руки? И заставить ценить это сокровище по-настоящему?

И денег на джин сегодня нет.

Рома нажал на кнопку домофона и вывалился в утреннее безветрие. В лицо неожиданно пахнуло весной, и Рома с удовольствием вдохнул запах подтаявшего снега. Надо же, как март с ходу взялся за дело. Пожалуй, и Роме следовало брать с него пример.

Он вгляделся в полумрак, убеждаясь, что машина Карпоноса по-прежнему на месте. Так и есть: стоит, гад, ждет! Поди и букетик приволок – извиняться. Это только Катюха страдала в уверенности, что она навсегда оттолкнула от себя принца своей мечты, а Рома знал: Карпонос своего не упустит. А дочь декана была самым что ни на есть «своим». Да и спор ему проигрывать было не с руки.

Рома выдохнул, успокаиваясь, досчитал до пяти и решительным шагом пересек двор. С силой стукнул в окно черной «хонды» и наклонился, зубоскаля.

– Что, пиво привез? – победно поинтересовался он. – Быстро ты, респект!

Негодование на физиономии повернувшегося к нему Карпоноса на мгновение сменилось удивлением и тут же снова затянуло вполне объяснимым раздражением. Он опустил стекло в машине и поморщился.

– Ты здесь откуда, убожество?

Желание немедля расквасить этому орлу орлиный нос Рома подавил. Начнем, пожалуй, с роли дурачка. Это становилось весело.

– Кто еще из нас двоих убожество! – усмехнулся он. – Зря ты на кафешечки свои разорялся: ночь-то Катюха со мной провела, а не с тобой! Так что один-ноль в мою пользу. Можешь уже денежки на пиво копить. Я, кстати, «Хайнеккен» пред…

Договорить он не успел. Карпонос резко открыл дверцу, едва не долбанув ею Рому, выскочил из машины и схватил его за грудки. Забавно. А нервишки-то надо лечить.

– Ты с ней спал? – выплюнул ему в лицо Карпонос. Дебильный вопрос! Рома закатил глаза и легко освободился от его захвата. Нда, кажется, герой-любовник куда больше разыгрывал оскорбленного, чем был оскорблен в действительности. Но сверху, с Катюхиного места, смотрелся этот спектакль весьма неплохо.

– Ну вот еще! – набычился Рома. – Чтобы потом из-под теплого одеяльца – прямиком в кирзачи и армейской кашей давиться? У нее знаешь кто папаша? Строев церемониться не станет, а у меня, знаешь ли, другие планы на ближайшие пять лет жизни.

Карпонос сделал шаг назад и внимательно на него посмотрел. Ага, кажется, начал осознавать, во что ввязался. И отступать-то особо некуда.

7

Катя сидела на переднем сиденье «хонды», судорожно сжимала одной рукой свой вновь обретенный рюкзак, а второй – букет из подмерзших хризантем и чувствовала себя полной дурой. Вот только не из-за Олега, который приехал к ней с извинениями и предложением начать все заново, а в ответ получил обвинение в рукоприкладстве и подозрения в бесчестных намерениях. Перед ним было стыдно, но этот стыд не шел ни в какое сравнение с тем, что теперь сжигал ее из-за Ромки.

Нет, ну надо же быть такой идиоткой! Ведь она же знала Давыдова! Знала, что он по меньшей мере не истерик, а по большей – еще и честный парень, который держит свои обещания, даже когда те кардинально расходятся с его желаниями. И если он пообещал разобраться с Катиными проблемами, не мог пойти на попятную, да еще и приписать Кате левые грехи. А она поверила неумелой, и заметно ведь неумелой, игре – почему? Потому ли, что слишком привыкла доверять одной себе, а ко всем остальным относилась с предвзятостью и подозрением? И искала подвох в любых добрых намерениях? Сама-то вон тоже не за просто так другим помогала. С Ромки отплату потребовала за свое участие в его судьбе, хотя он и не просил ее вовсе о помощи. И за шантаж, по-хорошему, должен был послать лесом и перестать здороваться. Наверное, Катя так и не поверила до конца в то, что он станет ей помогать. Причем помогать самоотверженно и бескорыстно, переступив через собственную нелюбовь ко лжи и не остановившись, даже когда Катя уже не требовала. Кажется, у Ромки Давыдова, пофигиста и вечного охламона со странными браслетами на запястьях, оказалось сердце рыцаря, а она была уверена, что таких людей уже не существует. Потому и попалась так глупо на его уловку, и сбрасывала потом в обиде его звонки, не желая разговаривать, а он не только не забил на нее с этими заскоками, но и умудрился вытянуть мобильник у Строева, чтобы объяснить свою задумку и чтобы Катя не сорвала собственный же наполеоновский замысел.

Щеки горели с этого самого его звонка в пять фраз, и просто счастье, что Олег принимал этот пожар за смущение и раскаяние перед ним. А Катя бессовестно пользовалась его заблуждением, потому что никак не могла собрать себя и завязать хоть какой-нибудь разговор, без сомнения обязательный после подарков и извинений ее нынешнего спутника. Еще вчера она и мечтать не могла о том, чтобы именно так встретить сегодняшнее утро: в компании Олега, в тепле его многозначительных взглядов, в надежде на то, что столь долго лелеемое желание наконец начинает сбываться, а сегодня сама все портила. Долго ли Олегу захочется терпеть ее кислый вид и ее проглоченный язык? Это явно последний шанс, и Кате следовало вытрясти из него все, что можно!

Она глубоко вздохнула, загоняя в самую глубь и стыд, и его виновника – Давыдова, потом перевела взгляд на Олега. Залюбовалась его строгим профилем – нет, все-таки Олег бы потрясающе красив и настолько же гармоничен. Светлые волосы, зачесанные на бок, касались правильной формы уха. Ровные, строго очерченные брови придавали лицу чуть надменное выражение, делая Олега похожим на Августа Октавиана. Зеленые глаза просто завораживали удивительно чистым, глубоким цветом. Гладко выбритый подбородок рождал неуправляемое желание погладить его пальцами, а еще лучше – прижаться губами, ощутить упругую мягкость, вдохнуть терпкий запах туалетной воды – Олег всегда предпочитал именно такие ароматы, и Кате они очень нравились. А почему бы и нет, в конце концов? Они же помирились, а Кате еще предстояло загладить собственную вину за вчерашнюю пощечину. Даже если Олег не ждал ее извинений. Зато ждал от Кати другого.

Она благоразумно дотянула до момента, когда они остановились на светофоре, и коснулась тыльной стороной ладони его щеки. Чуть слышно вздохнула от удовольствия, зачем-то закрыла глаза, пропуская тепло через грудь, и почувствовала, как губы накрыли мужские губы. Сегодня очень мягкие, ласковые, и Катя заулыбалась, радуясь этому пониманию. Все-таки к другим поцелуям она пока не была готова. И больше не хотела торопить события.

– Прости, что вчера тебя напугал, – еще раз покаялся Олег, возвращаясь к управлению. – Больше не повторится. Буду завоевывать тебя по всем правилам.

Катя нахмурилась, ища в его голосе насмешку, но так ее там и не обнаружила. Неужели Олег не издевался такими словами?

– Каким таким правилам? – решила подыграть ему она. Олег улыбнулся и указал на букет.

– Цветы, – объяснил он. – Комплименты. Последний ряд в кино. Романтический ужин при свечах. Принимаю предложения с твоей стороны: а то вдруг у тебя совсем другие правила?

А вот теперь намек был настолько явным, что отступать стало некуда.

– Нет у меня никаких правил, – пробормотала Катя и отвела взгляд. – Просто я оказалась не готова… Так сразу… Не надо ни свечей, ни последнего ряда. Но хоть немного узнать друг друга!..

Олег усмехнулся и повел плечами. Катя замерла, ожидая приговора.

– Совсем без свечей, наверное, не получится, – наконец заметил он, позволив ей выдохнуть. Однако тут же снова зацепил: – Иначе обставит меня какое-нибудь убожество, которое на ногах стоять не может, а я, знаешь ли, не готов тобой ни с кем делиться.

Катя снова вспыхнула. Но не из-за упрека Олега в ветрености, а из-за того, как он назвал Ромку. Он знать его не знал и не имел права судить о нем из-за одной лишь Ромкиной оплошности. Мог и сам поскользнуться и очутиться у соперника под ногами. И уж Ромка не стал бы добивать.

– Рома – мой бывший одноклассник, – начала объясняться она. – Мы давние друзья, живем в одном подъезде, но и он, видимо, вообразил то, чего нет.

8

Рома жарил картошку, когда услышал звонок в дверь. Учитывая тот факт, что с незабвенным соседом Строевым он уже побеседовал сегодня в деканате, подозрение пало на его неугомонную дочь, ибо никто другой на Ромины пенаты не посягал уже полгода. Правда, Рома был уверен, что сегодняшний вечер Катюха проведет в компании более удачного спорщика, однако, заглянув в глазок, все же увидел знакомые рыжие волосы и ярко-алые щеки. И чем, интересно, вызван нынешний ее румянец? Лишь бы не новыми приключениями: на них Катюха горазда.

Рома отпер замок и распахнул перед ней дверь. Одежда была в порядке. В одной руке Катюха держала оставленный вчера у Карпоноса рюкзак, а в другой – учебник Письменного – Ромин, новенький.

– Рад видеть тебя, Сорокина, в добром здравии, – не слишком любезно проговорил Рома и посторонился, пропуская ее в квартиру. – Или не рад: что мне там положено по сценарию изображать, чтобы наш Отелло не расстроился?

Саркастический тон появился сам собой, когда на шее проходившей мимо Сорокиной Рома рассмотрел откровенный засос. Настроение, и так не балующее с самого утра, упало ниже критической отметки. И кто, спрашивается, из них двоих с Карпоносом Отелло? И какого лешего Рому вдруг стали задевать любовные похождения Сорокиной?

– По сценарию мы с Олегом помирились, – заявила Катюха и вызывающе уставилась на Рому. Он пожал плечами: или она думала, что от этого известия он пустится в пляс?

– Весьма благоразумно, Сорокина, – сообщил он и направился на кухню. Картошка скворчала с опасным намеком на скорое сгорание. – Только сделай милость, потяни хоть пару недель с его безоговорочной победой, – крикнул он уже от плиты. – У меня пока денег нет на ящик пива. Вот разберусь с новым заказом…

В коридоре послышался шум и шуршание, и следом в кухню ввалилась взъерошенная Сорокина – в пуховике, но без сапог. Их, что ли, снимала?

– Да ты что?! – возмущенно воскликнула она. – И не думай даже! Я сама все куплю: я же поспорить тебя заставила! Не хватало, чтобы ты еще из-за меня последние деньги тратил!

Ее пыл Роме понравился. Ее жалость – нет.

– Не последние, Сорокина, не волнуйся, последние не отдам! – отозвался он и кивнул на картошку. – Видишь, разжился немного с твоей легкой руки. И перспективы вполне радужные, так что могу даже тебя на ужин пригласить и не считать, сколько картофелин ты у меня съела. Или ты сыта?

По всем правилам после своих косяков Карпонос просто обязан был сводить Катюху в кафе, но время было слишком ранее, чтобы заподозрить ее в возвращении со свидания. И Катюха в подтверждение замотала головой.

– Олег… – совсем не с того слова начала она. – Он собираться сегодня поехал. У них игра в воскресенье в Казани, а поезд завтра с самого утра. Так что мы расстались сразу после уроков.

Интересно, она действительно считала, что Рома хочет об этом знать?

– Я должен посочувствовать? – через плечо бросил он и принялся снова мешать картошку. Настроение не возвращалось.

Сзади раздался виноватый вздох и еще более виноватый вывод:

– Я должна была позвонить.

Пока Рома пытался сообразить, о чем она говорит и как бы поироничнее ответить на сие сообщение, Катюха продолжила – немного грустно:

– Ром, ну извини, а? – попросила она и снова вздохнула. – Я вела себя сегодня с тобой, как последняя дура! И я приму любые твои упреки, потому что у меня было почти двенадцать часов, чтобы попросить у тебя прощения, а я все откладывала, не зная, как начать.

Рома был уверен, что за все эти двенадцать часов она ни разу не вспомнила о его существовании, но озвучивать эту мысль почему-то не стал.

– Забей, Сорокина, – сухо посоветовал он, по-прежнему не оборачиваясь, будто важнее картошки ничего на свете не существовало. – Я не в обиде: уговор есть уговор. Надеюсь только, дальше ты сама справишься? Без моего благословенного участия?

Катюха снова вздохнула, и это могло значить что угодно. И Рома только надеялся, что дальше не последует очередная жалоба на непонятливого Карпоноса и очередное же ожидание Роминой помощи.

– Ну не смогла я позвонить, Давыдов! – неожиданно в голос выдала Катюха. – Трусихой оказалась, стыдно мне было, что я так тебя подставила! Номер набирала и тут же сбрасывала – на, можешь посмотреть! Вживую проще показалось. Но ты заставишь меня об этом пожалеть!

Рома усмехнулся: в этом была вся Сорокина. Впрочем, он давно понял, что так она защищается. Еще когда в школе она устраивала великие наезды на одноклассников, не желающих перетаскивать стулья в актовый зал или танцевать вальс на последнем звонке. Ей же как президенту поручили, она была ответственна за выполнение учительской просьбы. А попробуй заставь таких великовозрастных лоботрясов сделать что-то против их воли. Вот и приходилось требовать, угрожать, где-то даже шантажировать, чтобы худо ли бедно ли сдвинуть кого-нибудь с места.

Рома, кстати, среди этих самых пофигистов был на лидирующих позициях, порой беся своей неуступчивостью Сорокину до пара из ушей. Чего же теперь строил перед ней оскорбленную невинность, заставляя унижаться? Кажется, он уже вырос из подростковой строптивости.

Он резко повернулся – и тут же сбил дыхание. Катюха, желая до него достучаться, подошла слишком близко – так, что он едва не коснулся своей грудью ее, обтянутую тонкой, искушающе закрытой водолазкой. Мысли из головы тут же устремились совсем в иное место. Чертовщина какая-то! И отступать некуда – позади сковородка с жарившейся картошкой. Правда, Рома, кажется, прожарился еще быстрее.

9

Первым раздался мамин голос из спальни:

– Катерина, еда на плите! Наверное, уже остыла, погрей…

Следом послышался громкий лающий кашель, и Катя не стала отвечать, понимая, что маме сейчас не до нее. Есть она не хотела: Ромкина картошка уютно заполняла желудок и единственное, от чего бы Катя сейчас не отказалась, это кружка сладкого чая: после усиленной порции матана мозги требовали повышенной порции глюкозы. Но вот беда: на кухне горел свет, а это значило, что там обитал Константин Витальевич, общение с которым никак не входило в Катины планы.

Она попыталась было прошмыгнуть в свою комнату, но отцовский голос настиг ровно на середине пути:

– Катерина!

Так, это было что-то новенькое: кажется, Строев не расставался с «Катюшей» даже на том достопамятном выпускном. И любопытство победило привычное желание притвориться глухой.

Закинув рюкзак с учебниками в свою комнату, Катя уверенной походкой прошагала на кухню. Отец встретил ее на том же стуле и в той же одежде, что и утром, словно за весь день не сходил с места.

– Звали, Константин Витальевич? – решила не отставать от него в оригинальности Катя, однако Строев не отреагировал на столь вызывающее приветствие. Вместо этого велел закрыть дверь, а потом подойти к нему ближе. Катя со все растущим интересом выполнила оба приказания. Однако следом едва не подпрыгнула.

– Дыхни! – заявил отец. Катя даже не поверила в то, что услышала.

– Я…

– Дыхни, Катерина, я хочу знать, что ты не пила! – повторил он, и на лице у него появилась такая категоричность, словно он готовился лечь костьми у двери и не выпускать Катю из кухни до тех пор, пока она не подчинится.

Катя покрутила пальцем у виска, но благоразумно решила не связываться с этим одержимым. Выдохнула на любимого родителя полной грудью и поинтересовалась, закатывать ли ей рукава, чтобы тот мог убедиться в отсутствии следов от уколов.

Однако Строев ее остроумия не оценил.

– Где ты была? – жестко спросил он. Катя хмыкнула и прислонилась к кухонному пеналу. Наверное, стоило бы послать его, а в случае сопротивления – пригрозить уходом из дома, но Катя за три года весьма неплохо успела изучить отца, чтобы понимать: он взбрыкнул не на ровном месте. При всех его властных замашках он отличался завидным терпением, а коль скоро то закончилось, то тому должна была иметься весьма весомая причина. И эту причину Катя хотела узнать.

– У Ромки, – почти дружелюбно отозвалась она: кажется, картошка Давыдова творила чудеса, ибо обычная Катерина Сорокина уже десять раз бы вспылила и разругалась с родителем вдрызг. – Занимались математикой. Могу и примеры решенные показать.

Однако примеры Строева неожиданно не интересовали.

– И для этого ты вынесла банку огурцов? – резко спросил он. Катя закатила глаза: конечно, огурцами же только водку закусывают! Хорошего мнения Строев был о своей дочери!

– Вишневое варенье плохо сочетается с жареной картошкой! – вызывающе сообщила она. – Но, если тебе жалко огурцов, в следующий раз я возьму его.

Спесь на лице Строева наконец сменилась недоумением.

– При чем здесь картошка? – глупо спросил он. Катя прожгла его обвинительным взглядом.

– Догадайся! – огрызнулась она. – А то про водку-то ты быстро сообразил, а с картошкой вдруг заминка вышла.

Он долго внимательно смотрел на нее, но Катя и не думала отводить глаза. Уж нынче ее вины ни на йоту не было. Знать бы еще, с чего вдруг…

– Извини меня, – неожиданно совсем другим тоном проговорил Строев и с облегчением вздохнул. – Я не должен был в тебе сомневаться.

Катя передернула плечами. Спускать подобное оскорбление она не собиралась.

– Извиню, когда научишься сначала спрашивать, а потом обвинять! – припечатала она. – Можешь на работе подчиненных своих строить, а меня не смей! Я тебе ничего не должна! И имей совесть наконец это признать!

Больше смотреть на отца она не хотела. К горлу подкатила незаслуженная обида, и Катя, резко развернувшись, вылетела из кухни. А потом, запершись в собственной комнате, набрала питерский Сонин номер. Она не хотела рыдать, страдая из-за очередного отцовского выступления и жалея себя. Но день, кажется, оказался слишком длинным и непростым, чтобы переварить его в одиночку. И, слушая в трубке длинные гудки, Катя мысленно торопила подругу, чувствуя, что перестает справляться. Если Сонька и вовсе не ответит…

– Да, Сорокина! – наконец раздался в динамике недовольный, но такой родной голос. – Чего трезвонишь, как будто не знаешь, что у меня сегодня танцы? На часы смотреть разучилась?

Катя со стыдом припомнила, что у Соньки действительно по пятничным вечерам фитнес-зал, и именно в это время, учитывая двухчасовую разницу с Питером.

– Извини, Сонь, – покаялась она. – Совсем из головы вылетело. Перезвони мне, как освободишься.

– Так, стоп! – возразила Сонька. – А что у тебя с голосом? Опять с отцом поцапалась? Или посерьезней появилась причина?

Катя глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки и не раскваситься окончательно от Сонькиного участия.

– И то и другое, – пробормотала она. – Надо… много рассказать. Но ты занимайся, Сонь, я подожду.

10

С командой Роме повезло. Пусть в большинстве своем на каток приходили взрослые состоявшиеся мужики, желающие отвести душу после тяжелой трудовой недели, на студента-первокурсника Давыдова они свысока не смотрели и судили о нем по игре, а не по возрасту. А уж в игре Рома отрывался, не жалея себя, не замечая усталости и не боясь неудач. Эти самые неудачи оставались в другой жизни, которой не было места на катке, на расчерченном лезвиями льду, в свете прожекторов, в окружении дышащих с ним одним воздухом людей, в соперничестве за шайбу и в стремлении поразить чужие ворота. Когда черный плоский снаряд оказывался на крюке, Рома словно сливался с клюшкой и видел лишь вратаря и тот путь, что до него надо было проделать. Парни после игры смеялись, что в Давыдова у чужих ворот вселялся дьявол и того даже видно в его лице и его глазах, а Роме нечем было крыть. Действительно, вселялся, словно мстя за те годы, что Рома был лишен игры. Пять лет прошло с тех пор, как он в последний раз стоял на коньках, – но не забыл, нет, ничего не забыл. Только злее стал – ну да это игре на пользу. А какое удовольствие, на самом деле, после шести дней в университетских аудиториях и шести ночей – в лабиринтах чужих программ оторваться на льду, сбросив скопившееся напряжение и зарядившись энергией на новую неделю! И какая светлая мысль пару месяцев назад загнала его в соседний двор ровно тогда, когда здесь была игра. Рома оказался одним из немногих зрителей и так увлекся матчем, что сам не заметил, как стал подсказывать, какой партнер сейчас открыт и как лучше нанести удар. Мужики в хоккейных свитерах сначала усмехались, потом бросали на него далекие от восхищения взгляды, а после игры двое из них подъехали к бортику и предложили Роме, коли он такой умный, самому выйти на лед.

Наверное, это был сарказм, но Рома, вместо того чтобы оскорбиться, пообещал прийти в следующее воскресенье и подтвердить советы на практике.

Вряд ли парни ждали, что он сдержит слово, но Рома бухнул всю выручку за месяц на коньки и клюшку и заявился на каток с непробиваемым намерением сыграть матч.

На его счастье, в тот самый день у одного из нападающих родился ребенок и его место на ближайшие пару месяцев оказалось вакантным, и Рома не преминул воспользоваться такой удачей. Поначалу, конечно, пришлось непросто, и новые смешки сопровождали его почти весь первый период, но Роме было плевать на них. Руки вспоминали, и ноги вспоминали, и вот он уже на эффектном повороте лихо загнал шайбу прямо под перекладину, а потом, обведя двух защитников, отправил ее между вратарскими щитками.

Но и раздавшиеся аплодисменты не имели особого значения – лишь игра, ее пыл, ее азарт, ее скорость и ощущение бесконечной свободы. Как же Рома скучал по ним! И почти уверился, что расстался с ними навсегда.

Сегодня они были особенно ценны. Отвратительная неделя, в которой оказалось слишком много богоподобного Карпоноса, требовала своей жертвы, и Рома носился по льду, как заведенный, отбирая, нападая, подсекая, не чураясь столкновений и чувствуя, как с потом выходит отвращение к самому себе и мерзкое ощущение грязи. Не раз и не два парни одергивали его, советуя поберечь силы на следующие периоды, но Рома знал, что силы будут. Не вся еще злость выдавилась из легких, она поможет, не даст сдуться раньше времени. И Рома жалел только, что игра закончится слишком быстро, а следующая будет лишь в следующее воскресенье. Тоскливая неделя на нелюбимой специальности под зорким оком декана всея естественных наук Строева. Субботу Рома прогулял, решив посвятить ее новому заказу и дать Константину Витальевичу переварить визит к нему Карпоноса, но завтра на матане за это явно придется расплачиваться. Не простит ему Строев прогула, прокатит на всю аудиторию, еще и не постесняется поинтересоваться, по какой причине Роман не может подняться субботним утром с кровати. И Роме придется терпеть в отсутствие другого выхода. Терпеть еще три месяца. Черт, да тут никакого хоккея не хватит!

Он размахнулся и с такой силой послал шайбу в ворота, что едва не порвал сетку. Счет стал 7:2 в пользу их команды, и только тут Рома заметил у бортика знакомый зеленый пуховик и зеленую же шапку на огненно-рыжих волосах. Катюха Сорокина. Стояла и смотрела на Рому, и даже рот, кажется, приоткрыла от удивления. Вот уж кого он не ждал. И вот кого, признаться, совсем не хотел сейчас видеть.

Как назло, именно в этот момент прозвучал свисток арбитра, возвещающий конец второго периода. Можно было несколько минут передохнуть, и у Ромы не оставалось никаких шансов пройти мимо Сорокиной и хотя бы не поздороваться.

Усталость навалилась из неоткуда, и Рома практически доковылял до бортика, чтобы очутиться лицом к лицу с восторженной Катюхой.

– Привет, – глухо проговорил он, но она и не думала отвечать. Вместо этого обвела руками корт и с потрясением выдохнула:

– Я не знала, что ты так умеешь!

Рома пожал плечами: спасибо хоть об этом матушка не вытрепала.

– Это хоккей, – глупо сообщил он. Катя кивнула.

– Ты не говорил, что играешь в хоккей, – тем же тоном сказала она, и у Ромы загорелось между лопатками. Смотреть в ее восхищенное лицо равнодушно было совершенно невозможно.

– Ты не спрашивала, – снова повел плечами он. Катя виновато улыбнулась, как будто это было ее обязанностью, и, подняв руку, вытерла ему бровь.

– Снег, – завороженно проговорила она, и Рома ни в жизнь бы не сказал, откуда он там взялся. Но какая, черт возьми, разница, если в груди застучало сильнее, чем во время игры, а Катя как будто и не думала опускать руку, привлекая ближе и…