Постапокалиптические будни. Пилот

Е#!@й понедельник. Снова

.

9:45 а.m.

Она несётся как сумасшедшая по чёрной мёртвой земле, развивая скорость, превосходящую все мыслимые и немыслимые пределы. Колёсики роликов уже не первый и даже не во второй раз высекают огненные снопы искр в тех местах, где валяются ржавые металлические листы, служившие жалкой заменой асфальта. Но нужно ещё быстрее. Тварины прут изо всех щелей, обступая Паппи, беря его в чёртово кольцо без шанса выбраться. Он оказывает им достойный яростный отпор, умело размахивая Кручу-Верчу – любимой стальной битой, артефактом из прошлого, найденной на свалке в секторе h1aM, однако одного только этого недостаточно. Особенно против насекомоподобных тварин с крепкими хитиновыми панцирями, на которые вдобавок жирнючим слоем налипла ссохшаяся отверделая грязища, делая их капец какими непрошибаемыми. Но, если честно, всё это хрень собачья. Как раз для такого случая в её термокоробе припрятан высокочастотный эхонатор, выменянный у одного жмотливого солдафона на весь скопленный за день запас протоплазмы, который должен поджарить насекомьи мозги в кашу. Нужно только подобраться чуток ближе…

– Заждались, сучки! – лихо прокатившись по изогнутой спине сколопендромуха, победно кричит она и, оттолкнувшись от его отвратной лупоглазой мушиной башки, на лету расстёгивает короб, готовясь провести финальный бом. Однако даже после идеального приземления на свои две, сотни тысяч раз отработанного в хабе под злобное зыркание вечно всем недовольного куратора, и, следовательно, ни разу не повредившего эхонатор, этот сучий прибор всё равно не хочет включаться. – Ну же, работай, сучка!

– Шоколадка! – в полуметре впереди отчаянно вскрикивает Паппи. – В сторону! – и через мгновение его руки с силой отталкивают её, гневно наяривающую кулаком по долбанной жестянке, вбок, практически под ноги моржовой сороконожки, а в следующую секунду на него с ужасным лязгающим визгом отрыгивает кислотную пузырящуюся блевотину мерзкая, сильно покоцанная местами пенница с десятью паучьими лапами, из которых четыре свисают гниющими обрубками с мохнатого брюха…

– Да хорош уже дрыхнуть, сучка! Если щас же не подымешь свой ленивый зад, мы опоздаем, а топовый кур всегда приходит вовремя! – заголосила с типичными, как для радио, пердящими помехами кривая голограмма, присобаченная к ии-устройству, спёртому с трупа того ушлёпка-вояки, подсунувшего ей дерьмовый эхонатор.

И без того беспокойно ворочающая во сне из-за кошмаров «сучка» с перепуга резко откатилась на край кровати. Идиотское решение.

– КАКОГО ХУА-А-А-А!.. – только и успела что выругаться она, летя вниз, в гору пустых бутылок из-под палёной бормотухи – небольшого презента от старого самогонщика Дженкинса. Добродушный дед, но тот ещё уродец с двумя головами, одна из которых прорастала из шеи и была детской, со сморщенной старческой кожей и гнойным глазом, размером с яблоко. Она ещё так ужасно кричит. Каким-то прокуренным фальцетом, словно старика хватанули за яйца и хорошенько так сжали, медленно наматывая на кулак.

– Если не будешь поторапливаться – нарушишь стандарты сервиса, сучка! – прервав неуместные похмельные бредни, продолжила голосить голограмма своим противным исковерканным голосом.

– Сама сучка! Сучка! – раздражённо огрызнулась она на стервозный набор битых пикселей, звучно стряхивая с себя стекольное покрывало. – Какого ваще происходит?!

– Заказ 5634. Ресторан «Котлеты от Котлета». У тебя осталось пятнадцать минут, сучка.

Никогда ещё слова этой тупой стервы не отрезвляли столь стремительно и эффективно. Страшно матерясь, она вскочила с пола, но тут же схватилась за голову, в которой жуть как гудело. Чёрт знает, что Дженкинс плескает в свои бутылки, но похмелье после них реально адовое. Однако на всё это попросту нет времени, поэтому она, словно в одно место ужаленная, ринулась к шкафу. Похватав всё, что первым попалось под руку, она второпях натянула вещи прямиком на полуголое тело и метнулась к отдельному шкафчику с тремя биометрическими замками, в котором хранила свои самые ценные, являющиеся предметом её гордости вещи, а именно рабочая униформа наикрутейшей курьерской службы Едакс, устойчивый к зачумлённой атмосфере термокороб и верный боевой товарищ Бим Бом – изрисованный стильным граффити, намалёванным вырвиглазными кислотными красками, обрезок металлической трубы с загнутым кончиком и модным красным вентилем-шляпой на нём.

Суетливо расправившись с первыми двумя замками, которые имели довольно очевидные отмычки, она на некоторое время застопорилась на третьем. Он требовал образец телесной жидкости, и далеко не слюны, так как на этапе выбора подобный замок показался ей ужасно безвкусной банальщиной. Хотелось чего-нибудь по оригинальнее, по интереснее, по острее… И вот теперь приходилось интенсивно работать пальчиками. Обычно с этим не возникало вообще никаких проблем, но не в такой же напряжённой обстановке! С горем пополам справившись с этой задачкой, она в нетерпении распахнула дверцу, громко хлопнув ей о стену (за ней незамедлительно зазвучал недовольный заспанный голос соседа), и, насухо обтерев пальцы о синий с потёртостями джинсовый комбинезон, с трепетом нежно прикоснулась к жёлтой раритетной олимпийке, заставшей ещё первое поколение курьеров и успевшей за это время разжиться паутиной кривых неумелых стежков из чёрных ниток, что воссоздали её практически с нуля.

– Паппи… – тоскливым шёпотом прошептала она, словно боялась спугнуть его дух, живущий в этой видавшей виды вещице, и невесомо скользнула пальцами по здоровому спирально закрученному логотипу Едакса точно под сердцем. Почти как у супермена. По крайней мере он всегда так говорил… Сучий сон… – Я скучаю…

– Пошевеливайся, сучка! – в приказном тоне пропищала голограмма, совершенно не разделявшая накативших сантиментов хозяйки. – А то не видать тебе звания курьера месяца как своих сисек!

– Бездушный кусок дерьма… – надевая олимпийку, зло проскрежетала она сквозь зубы, украдкой посмотрев вниз, на свой практически плоский кроп-топ. С морковного цвета губ сорвался обречённый вздох, понятный каждой женщине. – Они ещё вырастут…

– Тебе восемнадцать вчера стукнуло! Акстись, сучка, – насмешливо бросила её миниатюрная копия и в тот же миг бесцветным голосом сообщила, что до конца таймера осталось пять минут. Так происходило, когда на рабочее приложение, окольными путями (пришлось поработать ручкой одному прыщавому задроту из сервисного центра) установленное на устройство, приходило системное сообщение.

Разразившись новой матерной арией, она молниеносно натянула на руки рабочие кевларовые перчатки с плотной, дополнительно усиленной структурой, достала из-под кровати свои реактивные ролики, изгвазданные пятнами присохшей твариной кровослизи и комками токсичной грязюки, застрявшей между колёсиками, и торопливо нацепила их на ноги, после чего застегнула налокотники и наколенники. Приладив Бим Бома к специальным крепежам на правой стороне термокороба, она быстрыми, годами отточенными движениями густо покрыла его дополнительным защитным слоем смолощита, делая темнее самой ночи, и забросила себе за спину. Затем схватила с прикроватной тумбочки респиратор, стилизованный под акулью пасть, и скрыла за ним нижнюю половину лица.

– Всё, я готова, – с некоторым запалом в голосе сказала она, глядя на герметизированное окно, дополнительно ограждённое снаружи решёткой из толстых титановых прутьев, по которым, потрескивая, носились электрические молнии. – Вырубай защиту, сучка.

– Куратор за такое оторвёт тебе башку, – равнодушно предупредила голограмма, однако, судя по омерзительному скрежетанию опускающихся в пазухи прутьев и оглушительно затрубившей мгновением спустя тревожной сирене, воспрепятствовать этому никак не собиралась.

– ДАФНИ, ЧЁРТОВО ОТРОДЬЕ!! – яростно заорала система оповещения голосом вышеупомянутого. – ПРИДУШУ СОБСТВЕННЫМИ РУКАМИ, ТОЛЬКО ДАЙ МНЕ ДО ТЕБЯ ДОБРАТЬСЯ!

– Пакеда, сучка! – показав рупору под потолком фак, с усмешкой бросила Дафни и, вдавив большими пальцами кнопки турбо режима на обоих роликах, в стремительном порыве вылетела в окно, выпуская позади себя языки пламени.

10:03 a.m.

– Чо значит «отменили», тупая ты сучка?! – гневно орала Дафни на свою голограмму, выполнявшую в данный момент роль связной между ней и агентом поддержки #4526. – Я, мать твою, трахнула само пространство и время, чтобы добраться до грёбанного Котлета вовремя!!

– Не ори на меня, овца, – чванливо ответил ей женский голос на обратном конце провода. – Муравейник, где проживал клиент, несколько секунд назад угондошил гигантский Бобитта, ясно? Если чё то не нравиться – вали на водохранилище в секторе 43кф2 и предъявляй там свои претензии. Ещё вопросы будут?

– Нет… – зло процедила Дафни, до хруста сжимая кулаки.

– Рады, что смогли помочь решить ваш вопрос. Спасибо за плодотворное сотрудничество. Хорошего дня! – прилетело в ответ роботизированное сообщение. – Пожалуйста, оцените мою работу.

Миниатюрная копия Дафни развела ручками в стороны, и над её головой появились пять бледно-серых звёздочек. Оригинал же раздражённо ткнула пальцем в пятую с правого конца, зажигая их все жёлтым, однако оставила в комментариях фирменную приписку «сучка». Паппи всегда говорил, что не стоит вымещать злость на других, особенно когда они так или иначе, но выполнили свою работу. Дафни и так не сдержалась и наорала на агента, что, в общем то, противоречит стандартам сервиса, так зачем ещё и портить его репутацию, вновь идя на поводу у эмоций. Тем более что это была Мария (достаточно узнаваемый голос), белобрысая злопамятная шалашовка, которая всегда на подсосе у начальника службы поддержки, находящегося в родственных отношениях с куратором. Сам начальник – бесхребетный слизняк, но, если его шлюшка вздумает нажаловаться, он непременно передаст всё своему братцу, который и без того уже долгое время точит зуб на Дафни. А может и сточил. Особенно после сегодняшней выходки.

Дафни вздохнула. Чтобы умаслить этого психанутого амбала со здоровыми волосатыми ручищами, придётся притащить, наверное, целый рюкзак протоплазмы. Но вот прошло уже полчаса с момента отмены утреннего заказа (который она не то чтобы принимала, просто с вечера уже изрядно подбухнувшая зачем-то активизировалась в системе на бессрочном слоте, да так и уснула, не выходя, дурында), а новых так до сих пор и не приходило. В понедельник всегда так. Новая отчётная неделя, и до обеда жители всех муравейников будут до одурения крутиться в своих капсульных модулях, производя на свет протоплазму. Долбанные мышемяки. Казалось бы, какие проблемы немного подождать, однако из-за случившегося переполоха Дафни не прихватила с собой суточную норму супрессантов, обнуляющих пагубное воздействие внешней среды. Хоть она и являлась генномодифицированным человеком, как и все прочие курьеры, с высокой сопротивляемостью ядовитой атмосфере снаружи, но это отнюдь не делало её Кларком Кентом, тем самым суперменом, так обожаемым Паппи. Яд просачивался отовсюду: сквозь решётки респиратора, одежду, поры на коже, оседая внутри тела и разрушая его на клеточном уровне. Усовершенствованное строение тел курьеров сильно замедляло этот процесс (в отличие от простых людей, которые лишь высунувшись на улицу, чуть ли не мгновенно превращались в хреновых мумий, обтянутых фиолетовыми жилами вздувшихся вен), но полностью остановить его не могло из-за невозможности вывести токсины самостоятельно. Именно за этим и были разработаны супрессанты, созданием которых занимались вояки. Но кому есть какое дело до этих безмозглых солдафонов?! Сейчас куда важнее сосредоточиться на собственном выживании.

– Плик-пилик! Плик-пилик! – надрывно завопило устройство, оповещая о поступлении нового заказа. Голограмма немедленно подхватила эти адские высокочастотные завывания, которые, впрочем, сейчас звучали для Дафни как прекрасные звуки игры на райской арфе. – Заказ! Эй, сучка, у нас заказ! Ну же, не тупи, принимай быстрей, пока не увели!

– Да знаю, я знаю, – Дафни так обрадовалась, что даже забыла назвать свою маленькую копию "сучкой" в ответ. Лишь отмахнулась от назойливой голограммы и, не жалея силы, лупанула всей своей пятернёй по большому прямоугольнику «Принять», высветившемуся чуть левее от мелкой пиксельной занозы в заднице.

– Заказ 7395. Ресторан «Мясницкие стейки №1». Прибыть в течение… – голос исказился под влиянием помех белого шума, – в течение…

Помехи повторялись ещё на протяжении нескольких минут, а затем психанувшая Дафни с возмущённым: «А ну работай, сучка!» приложила устройство о кирпичную кладку полуразрушенного то ли сарайчика, то ли гаража, вынеся несколько кирпичей и тем самым обвалив его ещё сильнее. Но, как ни странно, это сработало. Паппи рассказывал ей, что когда-то давно так чинили вообще всё.

–… в течение четырёх минут, – договорило, наконец, контуженное устройство, после чего появился таймер, начавший обратный отсчёт.

Несколько озадаченная Дафни с подозрением открыла навигатор, чувствуя подвох, и оказалась права: путь до Мясника, заправляющего обозначенным рестораном, значился свыше двух километров! СВЫШЕ, МАТЬ ЕГО, ДВУХ!! ПО ДВЕ ГРЁБАННЫЕ МИНУТЫ НА КАЖДЫЙ СРАННЫЙ КИЛОМЕТР И ДАЖЕ БОЛЬШЕ!!!

– ДА КАКОГО ХУ…

– А ну заткнулась, сучка! – грубо оборвала обречённый выкрик миниатюрная Дафни. – Работай своими никчёмными булками, а не ртом! Давай, ноги в руки и пошла!

– Уууу, сучка! – приободрившись, встряхнула головой Дафни побольше и, страшно скрежеща оставшимися без капли топлива (не так-то и легко трахнуть пространство и время без достаточного количества смазки) роликами по ржавым металлическим пластинам, помчалась по построенному навигатором маршруту, сражаясь с чуть ли не двадцатиминутной разницей во времени.

10:38 a.m.

– Гляньте-ка, кого это к нам занесло… – растягивая слова в мерзотной ухмылке, просипел долговязый тип в зелёном плаще ДК (конкурирующей службы доставки), чьё изуродованное застарелыми шрамами лицо знавало, наверное, ни один десяток схваток. – Да это ж вылитый эмемденс. Где Красного прозевала? – с издёвкой бросили он, крадучись подходя к взмыленной зажатой в угол Дафни.

Она злобно зыркнула на него блестящими глазами красивого цвета горького шоколада, за неимением возможности осадить парочкой ласковых. Скоростная езда, да ещё и с респиратором практически высушили лёгкие целиком. Но ничего, вот сейчас отдышится и всё выскажет. В том числе и о всратом навигаторе, предложившем «сократить» через старый заброшенный завод, на деле оказавшийся территорией зелёных. Да ещё и маленькая сучка куда-то подевалась, мгновенно заглохнув, как только они приблизились к заводу.

– С-стой, – робко окликнул его щуплый заморыш сзади, не без опаски пялясь на сгорбившуюся в попытках восстановить дыхание Дафни. – Вдруг заразная.

Долговязый остановился и, обернувшись, наградил заморыша красноречивым взглядом. И тем не менее спросил:

– Почему?

– Не, ну так это ж… – заморышу походу было жутко некомфортно от этого пронзительного холодного взгляда, нацеленного точно на него. Парочка полубезумных на вид дкашников-амбалов за его спиной издевательски посмеивались. – Чёрная ж какая-то. Хер её знает…

– Чёрная… – задумчиво протянул долговязый, бросая на Дафни короткий взгляд через плечо, а затем по-философски едва слышно пробормотал себе под нос: – А везде ли?..

– Да-да, и я о том, – не расслышав последнюю фразу, оживился заморыш. – Давайте просто грохнём её. Бесконтактно, – осмелев ещё сильнее, со смешком добавил он и с жабьей лыбой уставился на долговязого в ожидании реакции на свою умопомрачительную в кавычках шутку.

Дафни мысленно определила его в категорию конченных даунов. Паппи с такими никогда дел не имел и ей не советовал.

– Я чё-то не понимаю? – вдруг резко осведомился долговязый, разительно переменившись в лице. Заморыш пугливо вздрогнул и как-то по черепашьи вжал яйцевидную головёнку в плечи.

– Ч-чево не п-понимаешь?.. – нервно заикаясь, проблеял он, уменьшаясь в размерах ещё сильнее буквально на глазах.

– А какого хера ты тут стоишь и ссышься, мм? – долговязый изогнулся страшной каланчой и навис своей уродской рожей над своим, по всей видимости, подчинённым. – Кто-то не съел свой хавчик?

– Н-нет! Нет, нет, нет!! – отчаянно завопил заморыш, мельтеша руками с такой скоростью, что наблюдавшая за происходящим Дафни едва не сблювала прям в респиратор. – Я ел! Ел! Чесслово!!

– Значит, не хватило, – заключил долговязый и метнул взгляд на одного из амбалов. – Эй, тупица, возьми этого придурка и хорошенько накорми во-он за тем углом.

Тупица раззявил свою пасть практически до самых ушей и, роняя болезнетворного цвета слюни себе под ноги, схватил запричитавшего заморыша за его плешивую голову-яйцо, опоясанную у линии лба безобразной волоснёй, смахивающей на хвост дохлой бесокошки, чтобы уволочь за гигантский кусок стены, который, отколовшись от какого-то муравейника, расхреначил крышу данной богадельни.

– Хорошо, – воодушевлено произнёс долговязый, проводив их взглядом. – А теперь заценим, какого цвета твоя киск…АУЧ!

Мощная вспышка света ослепила долговязого и его прихвостня. Следуя заветам Паппи, который всегда твердил, что никогда незазорно выждать момент и напасть исподтишка, особенно если на кону собственная жизнь, Дафни зафоткала этих двух клоунов, чтобы позже оспорить опоздание в ресторан и связанные с этим штрафы.

– Сыр, сучки, – скинув на землю термокороб, издевательски бросила она, а затем вынула Бим Бома из его крепления и хищно направилась к яростно натиравшему зенки долговязому. – И раз уж тебе так интересно – нежно розовая. Пусть эта мысль подогревает твой стояк до тех пор, пока я не вышибу тебе мозги, сучка.

Тупица номер два бешено взвыл как разъярённый кабанигр и рванул наугад к Дафни, но она лишь чутка откатилась в сторону и выставила подножку. Тупица спотыкнулся и кубарем влетел в шаткую перегородку цеха, погребя себя под кучей обломков.

– Страйк! – весело озвучила Дафни и победно вскинула кулак к постапокалиптическому небу серо-буро-малинового цвета.

– Чё радуешься, сука?! – зло воскликнул долговязый, щуря свои глазёнки. Ну или пытался, ведь вместо век у него были какие-то кривые обрывки, начисто лишённые ресниц. – Нас всё равно больше!

– Не страшно. Бим Бом как раз очень любит знакомиться с новыми людьми. Его на всех хватит.

– Чё ты, чёрт побери, такое… – стальная дуга от души вмазала по подбородку долговязого, отшвыривая его в сторону как дворовую свинопсину.

– Би-им, – нараспев произнесла Дафни и приготовилась нанести «бом», как вдруг из переулка с безумными звуками, напоминающими те, что издаёт человек, подавившийся кашей, вырвался заморыш с башкой тупицы номер один в правой руке. Видать, тот зачастил с ложечками за мамку с папкой: заморыша разнесло как хренового борова. Во все стороны.

– Вапхах пав хап вапх, – гортанно проорал он какую-то херобору и кинулся на долговязого, который с трудом удерживался в позиции на четвереньках.

– Не меня! – визгливо захрипел он, пялясь выпученными глазищами на приближающееся чудовище. – Её! Её!

Не помогло. Здоровенная оголённая стопа, на лодыжке которой красовался карикатурно разорванный башмак, от души жахнула долговязого в живот, подбрасывая его в воздух. Следующие полторы минуты разжиревший заморыш с по детски дебильным выражением на осалившейся роже завороженно наблюдал за парящим долговязым, пуская слюнявые пузыри и искренне упиваясь своей выходкой, но, как только тот грохнулся обратно плашмя, без промедлений набросился на растерянную, сбитую с толка Дафни.

Распухшие до размеров сарделек пальцы до боли стиснули плечо, и в тот же миг Дафни со страшной силой отшвырнуло в груду ржавого хлама, бывшего некогда токарным станком. Тело пронзила острая боль. Две пары рёбер если и не были сломаны, то опасно приблизились к этому. Из разбитого о болтающийся шпиндель лба стекала на левый глаз горячая кровь. Но, как ни странно, всё это помогло ей прийти в чувство.

– Сучка… – стирая с лица кровь, прохрипела она сквозь кашель и предприняла попытку подняться на ноги. – Прибью…

Заморыш по всей видимости воспринял угрозу всерьёз и с новой порцией гортанных звуков по заколотил себя кулаками в грудь, а после сорвался с места, взмывая в небо, и с грохотом приземлился точно над ней, протягивая к горлу свои ручищи. Но Бим Бом самоотверженно встал на защиту напарницы.

– Ваапхап хахап авапхахап! – тряся яичной башкой, полысевшей ещё больше прежнего, бешено горланил он, забрызгивая лицо Дафни зловонной слизью, слетавшей с пасти.

– Отвали от меня, сучка! – брезгливо морщась, воскликнула Дафни и что было сил врезала головой заморышу прямиком в горбатый нос. Никакого эффекта. Лишь пораненный лоб стал саднить ещё сильнее.

Не собираясь сдаваться, Дафни нанесла ещё несколько ударов головой, превращая нос щуплого в кровавую фрикадельку, но тут Бим Бом вдруг издал прощальный би-им и сломался пополам под напором вражьих ручищ. Они немедленно сомкнулись на горле, перекрывая всякий доступ к воздуху.

– Бим Бом… – сдавленно прошептала Дафни, чувствуя, как разрывается грудь от лютой вспышки скорбной ярости. Собирая последние остатки силы в кулак, она до побелевших костяшек сжала в ладонях половинки своего доблестного защитника и с приглушённым, но крайне свирепым горловым рыком вонзила их в уши повинной во всём сучки.

Заморыш взвыл стаей голодных волкодлаков и, отшатнувшись назад, заметался по округе беспокойным волчком, пытаясь выдернуть обломки трубы из ушей. Дафни, не дожидаясь, пока это произойдёт, резво подскочила на ноги (спасибо бьющему ключом адреналину) и в то же мгновение проворно сиганула ему на плечи, хватаясь за половинки Бим Бома. Обвившись бёдрами вокруг толстой жилистой шеи, она стремительно крутанулась вдоль своей оси, с дичайшим хрустом проворачивая яйцеобразную башку словно трубопроводный вентиль. Взгляд заморыша сместился на сто восемьдесят градусов, аккурат на обезглавленного им тупицу номер один, валявшегося в луже собственной кровищи, и навсегда померк, заставляя безжизненное тело накрениться к земле. Дафни рывком выдернула половинки напарника и, крутанув заднее сальто, приземлилась на ноги, сотрясаясь всем телом от переизбытка адреналина и всего произошедшего. Но они мгновенно подкосились в коленках, стоило только взбудораженному сердцу немного унять дрожь.

– Бим Бом… – беспомощно глядя на своего боевого товарища в безвольно распростёртых ладонях, с трудом промямлила Дафни, чувствуя, как душат горькие слёзы, наворачивающиеся на глаза. – Ты был лучшим до самого конца… Хорошо справился… – она запнулась, отчаянно борясь с осевшем в горле жгучим комом, затруднявшим речь. Долгая пауза, повисшая на это время, перевернула всё в груди верх дном, и по её окончанию с подрагивающих губ сорвалась щемящая мольба, которую ей никогда больше не хотелось произносить вновь: – Только не покидай меня снова…

Дафни не выдержала и громко разревелась, запрокинув тонувшее в слезах лицо к мрачному небу. Бим Бом был неотъемлемой частью её драгоценных воспоминаний о Паппи, имевшем глупую, но по-своему милую привычку давать идиотские, забавные прозвища тем вещам, в которых видел нечто большее, нежели простую старинную рухлядь. Он верил, что они хранят в себе множество воспоминаний о далёких временах, различных эпохах и людях, когда-то владевших ими, что делает их такими же живыми, как и всех прочих, состоящих из мяса и костей. А что отличает живых от не живых? Правильно, имя. Да, чёрт возьми, Паппи всегда был слегка придурошным! Но и что с того?! Маленькая Дафни всё равно любила его той любовью, на которое только было способно её крохотное сердечко, а потому безоговорочно верила каждому слову и старалась подражать во всём, наградив однажды бездушный кусок подобранной железяки крутым, как ей тогда показалось, прозвищем Бим Бом за смешные звуки, что она издавала, когда ударялась о что-то под разными углами. И вот теперь Бим Бома больше нет. А вместе с ним нет больше и частички духа Паппи, что он оставил в нём в тот душный вечер на забытой всеми богами свалке в безжизненной пустоши прошлого мира…

Слёзы хлынули с новой силой, а в груди разверзлась гнетущая пустота. Находясь в таком состоянии, Дафни совершенно не заметила, как за её спиной возник долговязый и приставил к горлу страшный нож.

– Порешаю, сука… – холодное лезвие с нажимом надавила на горло, пуская по тёмной коже красную струйку. Вторая рука скользнула под комбинезон и грубо стиснула правую грудь. – Сначала хорошенько отымею во все дыры, а потом точно порешаю.

Дафни даже не успела что-либо сказать или сделать, прежде чем была оглушена громким выстрелом, раздавшимся где-то поблизости. Нож выпал из рук долговязого, а сам он заверещал как резанный. Раздался ещё один выстрел, и долговязый перешёл на ультразвук. Дафни обернулась, и увидела за спиной ублюдка, остервенело дёргавшего окровавленными конечностями, таинственный силуэт в капюшоне, облачённый в чёрный плащ с большой блестящей пушкой старого образца в руке, замотанной таким же чёрным бинтом. Он сделал ещё один выстрел, и вылетевшая пуля навсегда оборвала вопль дкашника, вышибив его скудные мозги.