Я думала, меня уже не удивить! Но, когда Динка принесла гитару, а Димон принялся наигрывать всем знакомую песню про «севшую батарейку»… Уже спустя секунду мы, в четыре голоса орали припев!
Когда из угощений на столе остался только хлеб, пришла пора уходить. Динка, как гостеприимная хозяйка, намекнула, что мы могли бы заночевать в соседней спальне. Но, глядя на их с Димоном безудержные объятия, мы поспешили оставить влюбленных наедине.
– А они хорошо смотрятся, – улыбнулся Артём.
Мы не спеша брели по дороге, местами с трудом различимой под скудным светом уличных фонарей.
– Помнишь? – я кивнула в сторону детской площадки.
Артём остановился и посмотрел на качели. Те стояли особняком, виновато скрючившись в темноте.
– Нин, – сказал он, держа руки в карманах, – ты прости!
Я не видела его лица, но повернулась:
– За что?
– Да… за всё! – обреченно и так грустно произнес Тёма, что мне стало жаль его. Повинуясь внезапному порыву, я коснулась его предплечья, ощущая ладонью, как он напряжён.
– Да ладно, Тём! – непринужденно и весело произнесла я, – Что было, то было! К тому же, я тоже была не сахар. И мне тоже есть за что извиняться.
Последняя реплика возымела действие, и сломала броню. Мы наперебой принялись вспоминать детские «шалости», перечисляя друг другу самые обидные прозвища. И я поняла, что этот мальчишка все еще внутри! Он никуда не делся. Все это время он виновато сидел в углу его подсознания, и наконец-то, прощённый, свободный, расправил плечи.
– Дай мне одну! – попросила я, глядя, как Артём достаёт сигареты.
– Еще чего! – одернул он.
– Вот жмот!
– Ты куришь? – спросил он уже серьезно.
– Нет, – я кокетливо разгладила юбку, – только когда выпью.
Взамен целой сигарете, он протянул мне свою прикуренную, и позволил сделать пару затяжек.
– Тебе не идут сигареты, – сказал Артём. Его взгляд задержался на моём лице.
– А что мне идёт? – игриво поинтересовалась я.
Он улыбнулся:
– Тебе идут веснушки.