Космический гость жил некоторое время в крайнем доме, у Свириных. Был он покалечен, сильно страдал, но с врачами или учеными встречаться отказывался, уверял, что пользы это не принесет. Кроме того, подчиняясь своим правилам, полагал, что время для контактов с человечеством еще не наступило.
– И что случится, – отвечал он на настойчивые уговоры старика Свирина, – что случится, если я приду в город и начну всех убеждать, что я есть пришелец с иной планеты? Ни доказательств, ни внешнего вида. Мне суждена жалкая судьба Дмитрия-самозванца.
Дед Свирин смотрел на гостя с сочувствием, брал под руку, уходил с ним на берег речки, посидеть в тени под вязом и послушать рассказы о прелестях дальних планет.
К осени пришелец, так и не дождавшись вестей или помощи от собратьев, помер. Похоронили его под именем свиринского племянника. От пришельца остались какие-то склянки, порошки и ломаные схемы, как от транзисторного приемника. Он, бывало, колдовал над ними, но к чему стремился – непонятно.
Дед Свирин, единственный близкий пришельцу человек, разобрал баночки и на некоторые приклеил этикетки, чтобы не перепутать при продолжении опытов. А потом и сам в декабре, под Новый год, скончался. В доме осталась Мария, его вторая жена, грузная добрая женщина, недавно вышедшая на пенсию, ростом и осанкой схожая с императрицей Анной Иоанновной, как ее описывал историк Соловьев. А в комнате направо от сеней жила Аида – ей Свирины сдавали жилплощадь, и Аида, женщина одинокая, озлобленная неудачной личной жизнью, просиживала вечера у телевизора, часто щелкая с программы на программу, чтобы не упустить увлекательной передачи.
Мария Свирина телевизор не жаловала, предпочитала кино, хотя туда ходила редко, мучилась от жестокой гипертонии, вязала носки и шарфы, отсылала их детям от первого брака, живущим в Боровске и Касимове.
В воскресенье с утра Мария с Аидой решили устроить генеральную уборку. Надвигалась Пасха, за ней вплотную Первомай, весна пришла в Великий Гусляр, и ветки вербы, срезанные Аидой у реки, давно уже распушились.
Мария передвигалась по дому медленно, не нагибалась, – вчера докторша прописала постельный режим, грозилась забрать в больницу. Аида быстро носилась по комнатам, взмахивала тряпкой, как знаменем, гремела ведрами, пергаментное лицо ее раскраснелось, пошло пятнами, серые гладкие волосы разметались космами, а нос еще более заострился и побелел.
– Мария! – кричала она из сеней. – Здесь валенки твоего старика. Рваные совсем. Выбросим или как?
Мария медленно разворачивалась, проплывала в сени, мяла обмякшие латаные валенки, чуяла в них родной запах, капала слезами и упрашивала квартирантку:
– Может, в сундук их положим? Пригодятся.
– Куда они пригодятся? Рыбу ловить? – сердилась Аида. – Ты бы рада все барахло в доме беречь. Старик на тот свет не взял, а ты берешь. Я уж с татарином договорилась. Завтра придет, заберет, обещал хорошо за старье заплатить. Вот гляди, тут и склянки стоят. Я их тоже выкину.
Склянки стояли на полочке, прикрытые сверху газетой.
– Это от гостя остались, – сказала Мария. – Старик с ними колдовал. Может, пригодятся.
– И все тебе пригодится! – кипятилась Аида. – Я их сейчас в мешок.
Мария собрала склянки в подол и отнесла их в комнату. Там осторожно высыпала на стол, покрытый протертой скатертью с осклабившимися мордами тигров по углам. Склянки и коробки были разные – из-под майонеза, простокваши, валерьянки и комплексного витамина. Мария расставила склянки по росту, вспомнила, как совсем еще недавно этим же делом занимался старик, как он надевал новые в темной оправе очки, вздыхал и повторял:
– Какие знания! Какие знания утеряны. Он же все это из подручных средств составлял и очень надеялся, если за ним не прилетят, принести большую пользу людям. А теперь как?
Склянки и коробочки стояли в ряд на столе, армия эта была невзрачная, и трудно было поверить, что в таких оболочках могут скрываться чудесные неземные знания. Старик, правда, кое-что знал. Перед смертью пришелец успел открыться. Вот, к примеру, на этой баночке наклеена бумажка и написано знакомым почерком, как в кроссвордах, разгаданных стариком в «Огоньке»: «Средство от давления».
– Чего в склянках нашла? Ничего не нашла? Давай я их во двор снесу.
– Смотри. Старик мой писал. «Средство от давления».
– Мало чего он писал? Может, это для кошек или для хромых предназначено. Я бы на твоем месте выбросила, и дело с концом.
– Нет, – сказала Мария. – Может, я сама воспользуюсь. Все равно мне от врачей пользы почти никакой.
– Пользуйся, если желаешь, – сказала Аида. – Только книжку сберегательную мне оставь.
– Какую книжку? Нет у меня книжки.
– Может, и нет, но оставь, а то на какие шиши-барыши буду тебе гроб покупать?
Мария подняла медленно свое большое мягкое тело, возвысилась, как гора, над квартиранткой и сказала, хоть тихо, но с угрозой:
– Тебя, Аида, я, во всяком случае, переживу и на гроб тебе не поскуплюсь. И не тебе, божья овца, меня учить.
В последних словах скрывалось неодобрение Марии Аидиной набожности, смирения, ибо смирение было ложным и зачастую злобным.
– Ой, чего ты говоришь, старуха! – ответила Аида, отступая к двери. – Пей свои порошки, живи, сколько тебе желается, я зла не держу на тебя. Только уволь меня от нареканий.
При моем одиночестве и тихой жизни такие слова слушать неприятно.
– И выпью, – сказала Мария. – А ты мне воды принеси. На запивку. Стакан вымой сперва.
– Сделаю, сделаю, – ответила Аида.
Мария снова села на стул, дожидаясь, пока вернется квартирантка, и на душе было горько и скорбно от предчувствий и скрытого раздражения на саму себя. Мария уже знала, что сомнительное лекарство она выпьет, потому что отступать от своих слов при Аиде никак нельзя. Сегодня отступишь, а потом Аида, сильная своим смирением, сядет на шею, загребет власть в доме, а то и сам дом.
Косые лучи солнца пробивались сквозь сережки вербы, ложились узором на старую скатерть и поблескивали на боках склянок. Ломило в затылке, и хотелось прилечь.
– Вот стакан, – сказала Аида. – Я на кухне разбираться буду. Там барахла набралось – страшное дело. Для тараканов раздолье.
Мария дождалась, пока квартирантка выйдет из комнаты, сама взяла из буфета столовую ложку и насыпала ее до половины. Больше сыпать не стала – хоть и доверяла покойнику-мужу, что на банке с ядом не написал бы: «Средство от давления». Решила, что хватит.
Порошок был горек, вязал рот, и пришлось выпить стакан воды до дна, прежде чем смыла с языка гадкий привкус.
Потом она просидела еще с полминуты, ожидая действия порошка, но не дождалась и пошла на кухню, чтобы приглядеть за Аидой. Та под шумок могла нужные вещи выкинуть, польститься на малую корысть от завтрашнего посещения дома старьевщиком.
– Ну как? – спросила Аида, стоявшая на табуретке, лицом к полкам с посудой.
– Лучше стало, – ответила Мария.
И ей в самом деле показалось, что стало лучше, появилась легкость в голове и всем теле.
– Ну и слава богу, – сказала Аида, не простившая Марии вспышку гнева.
– Ты пол вымой, – сказала Мария, – а я пыль с полок сотру.
– Куда уж тебе, – не согласилась Аида. – Ты небось на табуретку в последние годы не вставала.
– Ничего, встану, – сказала Мария. – Порошок на меня хорошо действует.
– Как желаете, – сказала Аида и легко спрыгнула на пол. – Тряпку возьми.
Мария забрала у нее тряпку и поглядела на табуретку с недоверием. Табуретка была хлипка и стара. Муж все собирался починить ее, но за беседами с пришельцем да за неожиданной болезнью не успел.
Мария встала на табуретку коленом, чтобы легче забраться, и Аида поддержала ее, улыбаясь одними губами.
– Ну вот, – сказала Мария, распрямляясь. – А ты говоришь.
Аида отошла на несколько шагов и ответила:
– Ой, раздавишь ты табуретку, Мария, ей-богу, раздавишь.
– Не каркай, – ответила Мария, вытянула вперед руку с тряпкой, чтобы вытереть пыль с верхней полки, но тут пошатнулась, потеряла равновесие, уцепилась за край полки, хоть знала, успела подумать, что хвататься за полку было никак нельзя.
– Ай! – закричала Аида, отпрыгивая в сторону от покатившейся табуретки. И на помощь не пришла – а это понятно было, как ей удержать женщину, втрое превосходящую ее размером?
Прошло самое страшное мгновение, и Мария раскрыла сожмуренные глаза. Удивление ее было велико, потому что она обнаружила, что висит на кончиках пальцев, а пол был довольно далеко внизу. Это же вредно, думала Мария, так можно и руки оторвать. И потому она отпустила пальцы и сжалась вся, чтобы падение было не очень болезненным.
Опять она зажмурилась, опять раскрыла глаза, и теперь положение ее потеряло всякий смысл, всякую разумность. На пол она так и не упала, а мягко реяла в воздухе над самым полом, поджав ноги.
– Изыди! – крикнула на нее Аида из-за двери. – Изыди, нечистая сила!
Аида крестилась, плевалась, а Мария тем временем распрямила ноги, чтобы встать, но, встретившись с полом, ноги оттолкнули ее наверх и отбросили к потолку, к которому ее, легонько ударив, прижало, будто приклеило.
Было тихо. Лишь дышала в сенях Аида и за окном чирикали воробьи.
– Аида! – позвала Мария. – Аидушка, добрая душа. Что же это со мной творится?
– Чур меня, – отозвалась Аида. – За милицией сейчас побегу.
– Не надо за милицией, – сказала Мария, чуть не плача, – позору с милицией не оберешься. Ты к доктору сходи. Это ведь порошки виноваты, не иначе.
Аида заглянула в дверь, и ее лицо, перекошенное страхом и тем ракурсом, под которым его рассматривала Мария, было страшным и жалким.
– Порошки, говоришь? – спросила она. – Порошки?
– Порошки. Больше я, кроме чаю, ничего сегодня не ела.
– А я предупреждала, – сказала Аида. – Я тебе говорила, что добра от этих порошков не будет. Не иначе, как сам сатана его образ принял и Егора Акимовича на тот свет отправил, а тебе большое наказание определил.
– Помолчала бы, – ответила Мария, которая уже пришла в себя. – Не при царской власти живешь. Сильное средство оказалось. Все давление с меня сняло, вот я в воздух и поднялась. Надо было мне, старой дуре, втрое меньше того порошка употребить. Беги за доктором.
Аида невнятно всхлипнула и убежала, лишь слышно было, как хлопнула дверь, а потом ее худая нескладная фигура мелькнула за окном.
Мария чувствовала себя хорошо. Отлично чувствовала. Только неудобно было под потолком висеть. Мария попробовала оттолкнуться от потолка, полетала немного по кухне, измазалась вся в известке и после третьей попытки уцепилась за край плиты и приняла стоячее положение.
За те десять минут, пока Аиды не было, Мария научилась медленно передвигаться по кухне и подумала даже, что зря растерялась, отпустила квартирантку, потому что средство скоро перестанет действовать, и тогда уж никакой врач не будет нужен. Только бы дотерпеть.
За дверью были голоса. Мария чуть отряхнулась от известки. Мужской голос, не медицинский, другой, спросил:
– Можно к вам, Мария Павловна?
– Заходите, – сказала Мария и подумала, что Аида все-таки побежала в милицию.
На кухню вошел молодой человек в длинном пальто и новой черной фетровой шляпе. Человек был не из милиции, а звали его отец Иоанн, и Мария его видала раза два на улице. Он был назначен в местную церковь недавно, по окончании духовной академии, и Аида часто отзывалась о нем с теплотой, как о человеке вежливом и бескорыстном.
– День добрый, – сказала ему Мария, кидая сердитые взгляды на Аиду. – А где врач?
– Врач потом, – быстро ответил священнослужитель. – Врач вам, очевидно, не понадобится. Разве вы больны чем-нибудь?
– Нет, здорова.
– Зачем же врача вызывали?
– А ваше какое дело?
– Мое дело помогать людям, – ответил отец Иоанн. – Но помогать им в болезнях духа, а не тела. И когда соседка и сожительница ваша прибежала ко мне, я счел своим долгом поспешить к вам.
– Не сожительница она мне, а квартирантка, – ответила Мария со смыслом. – Может даже, бывшая квартирантка. Что же она вам наплела?
– Я и сам, сознаюсь, не поверил, а теперь верю и того менее, – ответил батюшка, снял шляпу и обнаружил прямые приглаженные светлые волосы, расчесанные на косой пробор и собранные сзади в косичку.
– Так что же она вам сказала? – наслаждалась торжеством Мария, крепко держась за угол плиты, чтобы не улететь невзначай.
– А то сказала, что ты летаешь под потолком, – ответила с обидой Аида. – Что сатана тебя обуял.
– И вы видите, что врет она? – вежливо спросила батюшку Мария.
– Вижу, – укоризненно посмотрел на Аиду батюшка. – Вы простите меня, я хотел как лучше.
– Идите, идите, – ответила Мария. – Я вас не звала. Я доктора звала.
– До свидания, – сказал вежливо батюшка и протянул руку. Он был городской, московский, из интеллигентной семьи, и в нем еще оставалось много светских замашек.
Мария, не подумав, протянула батюшке руку и лишилась связи с землей.
В мгновение ока кухня перевернулась у нее перед глазами. Чуть коснувшись пальцами священника, Мария взмыла к потолку и больно ударилась об него затылком.
– А я что говорила! – крикнула снизу Аида. – Я и говорила, что она притворяется.
– Врача! – слабым голосом сказала Мария. – Неотложку мне вызовите.
– Это невероятно, – сказал тихо отец Иоанн. – Вы побороли силы гравитации.
– Лекарство это, – сказала Мария. – Слишком много лекарства от давления я съела. Скоро пройдет.
– Да. – сказал отец Иоанн. – Жалко будет, если пройдет. А как вы себя чувствуете?
– Сейчас спущусь, – сказала Мария. – Вы только отойдите в сторонку, чтобы не зашибить вас.
– Я вам руку дам, – сказал отец Иоанн.
– Сама. Неотложку надо вызвать.
И Мария оттолкнулась от потолка и вновь приняла позицию у плиты.
– К врачам вам обращаться опасно, – сказал Иоанн. – Представьте, что вашими способностями заинтересуется медицина. Или, что еще хуже, радиационная физика.
– Радиационная? – спросила Мария.
– Как минимум, – ответил батюшка. – Вас начнут исследовать, брать кровь на анализ, делать уколы и даже пункции. Не говоря уже о желудочном соке. И никакого морального и материального вознаграждения.
Мария цепко держалась за плиту и пыталась понять, к чему клонит поп, чего ему надо, зачем пугает медициной и радиацией, понимала, что верить ему до конца не стоит, но прислушаться надо, так как у батюшки хоть и духовное, но все-таки высшее образование. Кроме того, слова Иоанна, хоть и не всегда понятные, были внушительны и таили некий смысл.
– Когда они убедятся, что наука полностью бессильна, то отпустят вас обратно ни с чем. А может, и не отпустят.
– Почему это не отпустят?
– Да потому, что это ясно как дважды два, – ответил решительно отец Иоанн.
– Конечно, ясно, – пришла на помощь Аида. – Если ты сможешь, то и другие смогут, а там все будут летать куда хотят без билетов и пропусков.
– Частично правильно, – сказал отец Иоанн. – Вы будете тогда представлять большой интерес для иностранной разведки, которая захочет использовать вас для разведывательных полетов.
Тут Марии явственно представились иностранные шпионы, наводняющие тихий городок, шурующие по углам, подстерегающие ее в погребе, на берегу, в колодце, все в серых шляпах и черных очках.
– Вас могут украсть, – закончил Иоанн и в ужасе закрыл глаза.
– Господи, – сказала Мария. И не нашла больше слов. – Я. – повторяла она. – Я.
– С нами крестная сила, – вторила ей Аида.
– Но! – крикнул вдруг Иоанн, прервав стенания. – Но! То, что произошло с вами, не имеет отношения к науке!
Была гробовая тишина. От гласа Иоанна пресеклось дыхание Марии, замерла в ужасе Аида.
– Это чудо, явленное творцом, чтобы вернуть на путь истинный и вас персонально, и других отступивших от веры граждан!
– Ну уж, – сказала тихо Мария. – Давление у меня.
– Погодите, – прервал ее вошедший в сладостный экстаз Иоанн. – Слушайте меня! Я изложу свою гипотезу по пунктам. Пункт первый: вы – хороший, добрый, но заблудший в неведении человек, так?
Взметнувшийся перст Иоанна уперся в грудь Марии, та отшатнулась и чуть было не взлетела к потолку вместе с табуреткой.
– Так? – требовал Иоанн.
– Так! Так! – закричала от двери сообразившая, что к чему, Аида. – Она хороший человек. Только темная.
– Я и говорю. – Иоанн вскочил с табуретки, задрал рясу, сунул руки в карманы брюк, ибо это помогало ему собраться с мыслями. – Разве Мария не идеальный объект для того, чтобы через посредство ее явить благую волю? Сам отвечаю – идеальный!
Далее Иоанн говорил отчетливо, медленно, ставя точки после каждого слова:
– И. Потому. Господь. Дал. Тебе. Грешнице. Способность. Летать. Явил. – Далее скороговоркой: – Весь мир содрогнется, узнав о тебе, все газеты мира, все люди мира.
Иоанн поперхнулся, и, пока откашливался тонким, негрозным голосом, Мария пришла несколько в себя и спросила осторожно:
– А вот пенсия.
Мария еще не приняла никакого решения и внутренне не отказывалась от свидания с врачом, но подумала, что если ее новая способность может заключать в себе выгоды, то нужно узнать, что за это предлагает церковь.
– Пенсия! – в голосе Иоанна звучал сарказм. – Истинно верующие люди не оставят вас! Деньги… да я сейчас же посылаю в Москву телеграмму. Через два часа прилетит самолет с деньгами, которых вам хватит и на новый дом, и на новый сад. Аида, останетесь здесь. Следите за входом! Никого не впускать! Отвечаете головой и бессмертной душой. Ясно?
– Ясно, – ответила Аида голосом старослужащего капрала, затворила за Иоанном дверь, уселась напротив Марии, не спуская с нее глаз.
Уже полчаса как Мария была невесомой. Она несколько привыкла к новому своему положению, научилась держаться за предметы, и если неожиданное появление Иоанна смутило ее, речи его привели в растерянность, то уже через пять минут после его ухода Мария обрела способность трезво размышлять, и чем больше она размышляла, тем больше крепло в ней желание посоветоваться с представителями науки, по крайней мере с лечащим врачом Раисой Семеновной. Правда, деньги бы не помешали – зять собрался строить кооперативную квартиру, и дочь уже не раз спрашивала в письмах, не сможет ли Мария помочь чем-нибудь, да и не грех было бы объехать перед смертью родственников, а ехать без подарков, на иждивение, не хотелось. Но надо подумать о том, что и зятья, и дети занимают положение, и не весьма удобно им будет узнать, что их мать и теща возносится в небеса.
Аида сидела по стойке «смирно», глядела строгим глазом, и было Марии очень неприятно. Мария отвернулась от нее, посмотрела в окно, на свежую весну. Да, если в ее новой способности есть смысл, то не на одном отце Иоанне свет клином сошелся.
Надо было действовать, причем пока не вернулся голубоглазый попик. Но сначала надо было обмануть Аиду и незаметно взять остатки порошка. Если он попадет к Аиде и батюшке в руки, то они и без нее отлично обойдутся, сами примутся летать по воздуху, и тогда, даже в крайнем случае, Мария от них ничего не получит и не услышит.
– Я пойду к себе, полежу, – сказала Мария. – Что-то голову ломит.
– Да что ты, – вскинулась Аида. – Ты не беспокойся. Я тебе помогу, я тебя сама на кроватку уложу, одеяльцем прикрою. Ты отдыхай.
Аида помогла Марии перебраться в комнату, но дальше дверей Мария квартирантку не пустила – послала обратно на кухню за водой, а сама кинулась к столу, пузырек сунула за пазуху и перелетела к кровати так, чтобы не промахнуться мимо стального шара на спинке.
Аида обнаружила хозяйку смиренной, лежащей поверх одеяла: рукой вцепилась в металлическую сетку, глаза закрыты и на губах неземная улыбка. Именно эта улыбка более всего смутила охранницу. Некоторая работа мысли привела ее к выводу, что бог несправедлив, так как предложил средство от давления не ей, верной и обиженной людьми Аиде, а Марии, которая никогда благочестием не отличалась и от бога была далека. Правда, Аида в присутствии отца Иоанна вынуждена была признать, что Мария – хороший человек, но на самом деле у нее были большие в этом сомнения.
– Где баночка-то? – спросила Аида, не скрывая неудовольствия.
– Баночка пропала, – ответила готовая к вопросу Мария. – Баночку твой господь дал и потом взял.
– Спрятала?
– Ну как ты со мной говоришь, Аида? – елейным голосом ответила ей Мария. – Узнает батюшка Иоанн, что он тебе скажет на такие сомнения?
– Спрятала, – убежденно сказала Аида. – Спрятала, чтобы мне не досталось. А может, мне это вознесение куда больше твоего нужно.
– Не мели чепухи, – сказала Мария. – Я на двор пойду.
– И не думай. И не помышляй. Лежи и жди батюшку.
– А ты меня не гневи, – сказала Мария, чуть взлетая над одеялом.
– Баночку дашь, выпущу на двор, – сказала Аида.
– Нету никакой баночки. И не было. Видно, твой дьявол тебя попутал.
– Врешь!
Как и большинство религиозных людей, Аида отличалась трезвым, не замутненным мистическими видениями разумом. Вера ее концентрировалась вокруг очевидных, вещественных, осязаемых предметов – пышнотелого храма с высокопарной колокольней при нем, позолоченного иконостаса, уютного свечного запаха, голубых глаз и неухоженности отца Иоанна. Зрелище летающей хозяйки в первый момент испугало, но потом ее ум отверг вмешательство потусторонних сил и вернулся к версии с лекарством от давления.
– Отдай порошок, – упорствовала Аида, все более входя в гнев. И в ослеплении не заметила, как Мария оттолкнулась от кровати и, подобно пушечному ядру, пролетела со свистом мимо, загрохотала, охнула громко в сенях и звякнула французским замком.
– Стой! – бросилась за ней Аида. – Батюшка не велел. – Аида успела ухватиться за край юбки, но Мария лягнула ее, оставила в кулаке противницы клок материи и свободно взлетела в свежий, прохладный весенний воздух.
Лягая Аиду, Мария получила дополнительный толчок, который вознес ее выше берез и крыш, и там она медленно воспарила, – во все стороны разлетались вороны и прочие птицы, которые каркали и верещали от страха. Аида уменьшилась, крики ее заглохли в птичьем гаме, она махала ручками, мечась по двору, как флагом размахивая клоком юбки.
В небе было холодно, ветрено и боязно. Летательная сила могла окончиться в любой момент, и не успеешь достать из-за пазухи пузырек и подкрепиться. Тогда, зависнув в воздухе, Мария решилась употребить еще порошка, для страховки.
Доставать пузырек было несподручно, руки плохо слушались – нигде не было никакой опоры, страх сковывал и путал движения. И нет ничего удивительного в том, что Мария лишь успела раскрыть склянку, как та выпала у нее из руки и полетела к земле, рассыпая веером белый порошок. И скрылась в колодце одного из окраинных домиков.
Мария попыталась было спикировать вслед за пузырьком, но ничего из этого не вышло.
Коченели ноги. Где-то внизу бежала, спотыкаясь и вскрикивая, Аида, люди задирали головы, удивляясь и переговариваясь. Некоторые показывали пальцами вверх, но высота уже была значительной, и Марию можно было принять за крупную птицу.
«К поликлинике, – подумала Мария. – Скорее». Но прошло еще некоторое время, прежде чем ей удалось найти нужный воздушный поток и приноровиться летать, пользуясь руками и юбкой вместо крыльев. Потом дело пошло на лад, и через десять минут Мария уже реяла над красной железной крышей поликлиники.
С громадным трудом она спустилась до сосны, росшей у входа, а там отломала от вершины сук, с помощью которого совершила плавное приземление.
Не было даже времени привести себя в порядок. В любую минуту могли появиться преследователи. Мария обменяла сук на половинку кирпича, валявшуюся под деревом, и проследовала к двери.
Посетители, сидевшие в очереди к терапевту, с удивлением разглядывали странную женщину с кирпичом в руке, растрепанного и взволнованного вида, которая объявила им:
– Я без очереди.
– Как же так, – сказал кто-то несмело. – Ведь мы тут уже час ждем.
Раиса Семеновна отпускала пациента, выписывала ему лекарства и, не оборачиваясь к двери, сказала:
– Я вас не вызывала. Подождите.
– Не могу ждать, – ответила Мария. – Ни минуты не могу ждать.
Пациент первым увидел Марию, испугался, подобрал рецепт и подался к двери. Мария пошла к Раисе Семеновне, стараясь наступать тверже. Села на стул.
– Что с вами? – спросила с волнением врачиха. – У вас странный вид.
– Еще бы, – согласилась Мария.
– Вы себя плохо чувствуете?
– Лучше некуда.
– Так чего же вы ко мне пришли? Я же не назначала.
– А я не пришла, – сказала Мария. – Я прилетела. По воздуху.
– Конечно, – согласилась Раиса Семеновна. – По воздуху. Вы кирпичик бы положили.
– Да не могу же! – воскликнула Свирина. – Не могу я его положить, потому что вознесусь тогда немедленно.
Тут уж Раиса Семеновна не выдержала. А не выдержав, она сказала как можно тише:
– Посидите здесь, спокойно посидите, ничего не делайте. Я сейчас.
– Нет, – отрезала Мария. – Никуда ты, голубушка, не уйдешь, пока с моей болезнью не разберешься. Я тебе покажу.
И, сунув кирпич в руку врачихе, Мария привычно вознеслась к потолку, но так, чтобы заново не измазаться известкой.
– Ну, что скажешь, доктор? – спросила она у Раисы Семеновны сверху. – Как вам это нравится?
– Ой, не нравится, – созналась врачиха.
За тридцать четыре года своей врачебной деятельности Раиса Семеновна не видела летающих людей, кроме как во сне. Она даже сняла толстые очки, превращавшие ее, в сущности, обыкновенные карие глаза в громадные темные озера. Но пациентка, хоть и потеряла точность очертаний, с потолка не спустилась.
Дело было плохо, никуда не годилось. Однако Раиса Семеновна несколько успокоилась. Она более всего опасалась душевного расстройства, буйства и резких выражений. Теперь же появление Свириной с кирпичом в руке получило разумное объяснение. А раз такое объяснение есть, то надо принимать разумные меры.
– Садитесь, – сказала Раиса Семеновна. – И рассказывайте, как все это произошло.
С улицы к окну прижались два лица. Лица передвигались, вглядывались, искали чего-то в глубине кабинета. Одно из лиц принадлежало длинноносой женщине средних лет, другое – молодому человеку в черной шляпе.
– Не спущусь, – сказала Мария, – меня преследуют.
Она проплыла под потолком в дальний угол комнаты, так, чтобы ее с улицы не было видно. Но люди за окном ее заметили и начали производить движения руками, елозить ладошками по стеклу, вызывая Марию к себе.
– Гоните их, – сказала Мария.
Раиса Семеновна послушалась и сделала суровое лицо, приказывая зрителям удалиться. Те не удалились. Тогда Раиса Семеновна догадалась сделать решительное движение к телефону, стоявшему на столике, и фигуры исчезли.
– Теперь слезайте, – сказала Раиса Семеновна.
В этот момент дверь в кабинет открылась, и старушка медсестра заглянула внутрь.
– Доктор, – сказала она. – Вы сегодня еще два вызова можете взять? У Спиридоновой грипп.
Старушка подняла взор кверху, заметила летающую женщину и ахнула.
Остановить ее никто не успел. Старушка выскочила в коридор, запричитала, побежала к регистратуре, расталкивая пациентов. А навстречу ей, еле разминувшись в дверях, спешили Аида с отцом Иоанном.
– Что там случилось? – спрашивали больные.
– Упал кто-то?
– Шкаф упал.
– Нет, там психичка на врача напала!
А по коридору, со стороны регистратуры, где лежала в обмороке медсестра, катился слух о летающей женщине. И люди, не веря этому странному слуху, стекались к входу в кабинет Раисы Семеновны, создавая там страшную давку и беспокойство.
– Мария! – сказал отец Иоанн. – Срочно следуйте за мной. Финансовые проблемы решены! Деньги летят телеграфом!
Слова Иоанна заключали в себе ложь. Телефонный разговор с Центром разочаровал священника, ибо в Центре никто не поверил в чудо – мало кто из священнослужителей способен поверить в чудо в век космических достижений. Денег не обещали. Обещали прислать комиссию. Предполагаемый приезд комиссии усугублял ситуацию. Если окажется, что чуда не было, карьера Иоанна завершена. Следовательно, Мария стала важным вещественным доказательством и ее надо было продемонстрировать народу. Победителей не судят.
– Граждане, покиньте кабинет, – сказала Раиса Семеновна. – У меня прием больных.
– Не больная она, симулирует, – резко возразила Аида. – Я за ней гонялась, чуть в небеса не улетела, только вот что осталось.
Аида показала клок юбки.
– Разве вы не видите, что налицо чудо? – спросил Иоанн у Раисы Семеновны. – Разве вы как врач можете утверждать, что люди летают?
– Надо разобраться, – сказала Раиса Семеновна. – Тропическое животное окапи было открыто учеными лишь в начале этого века. И если бы до этого кто-то сказал, что оно существует, биологи подняли бы такого человека на смех.
– А снежный человек? – спросил Иоанн. – Он существует?
– Возможно.
– А космические пришельцы?
– Науке это пока неизвестно. Пока.
– Существуют, – подала с потолка голос Мария. – Из-за них я и страдаю. От такого мой покойник-муж и получил это средство. Аида подтвердить может.
– Ничего не знаю, – ответила Аида.
– Не волнуйтесь, – сказал Аиде Иоанн. – Если даже и существуют космические пришельцы, то только в виде посланца неба, ибо оно всемогуще и может придать посланцу любой облик.
– Если так, – продолжила дискуссию Раиса Семеновна, – то и дьявол ваш также может любой образ принять. И смутить вашу бессмертную душу.
– Да какой он дьявол, – обиделась Мария. – Тихий был, спокойный, думал о принесении добра людям, но не мог по соображениям секрета.
– Это уж позвольте мне разбираться, кто дьявол, а кто добрый посланец, – сказал отец Иоанн, – это моя специальность. Всему, что произошло, есть рациональное, но не научное объяснение. Эта добрая женщина за долгую и благочестивую жизнь была удостоена чести стать избранницей божьей. Господь дозволил ей вознестись. Лишил ее веса.
– Послушайте, молодой человек, – возмутилась Раиса Семеновна. – Вы же учились в школе, ходили в кино и так далее. Как же можно лишить человека веса?
– Тут вы меня не понимаете. Именно невозможность сделать это и указывает на промысел божий. Провидение может управлять силами гравитации. В нарушение закона Ньютона.
Отец Иоанн раскраснелся. Вспомнилось давно забытое – уроки физики, дававшиеся с трудом, переэкзаменовка в седьмом классе и тогдашнее неисполненное желание – уйти в пожарники.
– Удивительно, как это ваш бог нашел именно Свирину. А не, например, вас же. Или кого-нибудь из ваших прихожан.
– Захотел и явил, – ответил Иоанн, чувствуя, что берет верх в споре. – Избрал как честно заблуждающуюся, но близкую к вере.
– Она верующая, верующая, – подсказала Аида. – Только в церковь не ходит.
За окном нарастал неясный, зловещий шум.
– Пора идти! – сказал отец Иоанн. – Народ ждет. Народ предупрежден и верит. Мария, нас ждут!
Отец Иоанн взял Марию за руку и повлек ее к выходу. Сделать это ему было нетрудно, потому что Мария не могла сопротивляться за отсутствием веса. Раиса Семеновна двигалась сзади, надеясь на то, что разум восторжествует.
На улице перед больницей уже стояла толпа. В первых рядах ее преобладали бабушки в черном, далее стояли их родственники и соседи, еще далее – любопытные, и все вместе являли собой внушительное зрелище народа, пришедшего увидеть чудо.
– Ведут, – раздались голоса, – ведут. Блаженную ведут.
Иоанн подтолкнул Марию вперед, крепко держа ее за руку.
Аида оттирала спиной медицинских работников, и те являли собой чуду белый торжественный фон и оттого чувствовали себя неловко.
– Граждане верующие! – провозгласил Иоанн. – Марию Свирину, праведницу, господь наградил чудесным даром. Он явился к ней и сказал: лети! И полетела она! Вознеслась!
– Ты покажи! – крикнули из задних рядов. – Чего агитацию разводить.
– Тут есть сомневающиеся! – продолжал отец Иоанн. – Всегда в добром деле есть сомневающиеся. Но будут посрамлены они! Только истинным сынам и дочерям божьим даются преимущества и блага. Разве не понятно?
– Так значит, если я в бога не верю, то мне уж не летать?
– Покупайте билет и летите за деньги Аэрофлотом, – отрезал отец Иоанн. – Повторяю – лишь верующие полетят!
Отец Иоанн обратился к Марии, отпустил хватку и сказал ей:
– Лети!
Он подтолкнул ее, и от этого толчка Мария взлетела в воздух.
Народ ахнул. Даже скептики.
– Пади! – кричал Иоанн. – На колени! Немедленно!
Некоторые падали на колени, другие глядели на летающую Марию. А та с высоты, поддерживая юбку, чтобы сохранить приличие, разглядывала сборище, очень пугалась и горевала. Взор ее обратился к родному дому, так отдаленному ныне печальными событиями. Ей показалось, что она видит его крышу. И уж совсем явственно Мария разглядела тот колодец, в который упал пузырек.
У колодца, на земле, стояло пустое ведро и рядом с ним кружка. Последний из участников межрайонного слета туристов, что протекал в палатках неподалеку, отходил от ведра.
А те из туристов, что напились ранее, уже поднимались в воздух. И загорелые, насмешливые, распевающие туристские громкие песни и машущие гитарами, они летели на сближение с запуганной и усталой Марией Свириной, на пути перестраиваясь в стройную колонну.
Вскоре они достигли центра города и разглядели медленно плывущую Марию Свирину. Словно эсминцы дредноут, они окружили ее, крича: «Бабушка, нас с тобой зовут солнечные просторы!» – и всей стаей снизились над охваченной сомнением толпой.
А внизу восторжествовавшая Раиса Семеновна спрашивала отца Иоанна:
– Где теперь избранная господом? Различите ли ее среди этих веселых молодых людей? Разве не ясно, что все это никакое не чудо, а обыкновенная загадка природы?
Понурившись, сопровождаемый насмешками и верной Аидой, отец Иоанн последовал к своему дому. Черные старушки шли в отдалении и ворчали. Карьера Иоанна была загублена.
Действие препарата кончилось через два дня. Мария и туристы обрели прежний вес. Но за эти два дня они все вместе успели долететь до Вологды, спускаясь на ночь в поля и разбивая оранжевые палатки среди прошлогодних стогов на свежей молодой траве.