Поствоенный синдром

Пролог. Канлыят

Таких мест в мире больше не было. Эта дотационная страна как две капли походила на соседние и в то же время абсолютно от них отличалась. Стоило однажды оказаться в Дагестане, чтобы навсегда проникнуться его двуличием. Здесь было в порядке вещей объявлять о региональных успехах на фоне повальной безработицы, говорить о религии мира и хоронить каждый месяц очередного имама, а сыновей собирать в леса — к джамаатам. Тут жили самые свободолюбивые народы, и они же терпели севших на хвост федерального бюджета чинуш, искренне верящих в их спасительную миссию. Дагестан, южный край России, был необычайно тёплым, но его чужеродным холодом обдавало любого иноземца с севера. На его землях веками обитали мудрые гуманные люди, половина которых числилась в пособниках экстремистского подполья.

Старшему сержанту внутренних войск Олегу Самойлову запомнилась архитектура. В оперативных сводках мелькали десятки снимков из Чечни, Ингушетии и всего Северного Кавказа в целом, но все они перечеркивались Дагестаном. Его Олег узнавал мгновенно: по однотипным домам, бедным или богатым, но до тошноты похожим друг на друга, по узким пустым улицам и по той неведомой атмосфере, которую не описать сухими рапортами.

Сегодняшнее утро мало чем выделялось среди всех проведённых в Дагестане за последние пять лет. Разве что не в пример тёплым летним денькам ранние вёсны отличались нестерпимым холодом. Ледяной воздух пронизывал даже сквозь бушлат. Свет восходящего солнца был тусклый, будто сепия, и оттого разобрать мелкий шрифт на бумаге становилось непросто. Ручка в замёрзших пальцах всё норовила черкнуть соседнюю клетку — выше или ниже — отметить галочкой «проверено» другой дом и совсем иную семью. Здесь эта ошибка могла стоить жизни: своей или, скорее всего, чужой и не сейчас. Каждая семья хранила в шкафах целые кладбища. Режим КТО официально снят, но проверка граждан в округе продолжалась третьи сутки. Проезд к небольшому аулу, ближайшему к лесному массиву, заблокировали полицейские машины. Чуть поодаль стоял камуфлированный «Тигр», на котором прибыл отряд Самойлова. Бойцы внутренних войск рассредоточились по посёлку: по двое с автоматами на концах дороги, пролегающей между параллельными рядами одноэтажных домов с крытыми жестяными крышами красного отлива. Ещё две группы по трое шли вдоль аула, проводя паспортный контроль. Сновал в разные стороны участковый, время от времени повторяя в громкоговоритель:

— Уважаемые граждане! Покиньте дома для проверки личности! Паспорта иметь на руках!

Группу, в которой состоял Самойлов, возглавлял командир отряда капитан Пономарёв: высокий, крепко сложенный мужчина с пробором тёмно-русых волос, чуть выглядывающих из-под защитной каски.

— Мухаммедовы, значит? — коротко спросил капитан, сверяя паспорта в руках с двумя дагестанцами, вышедшими за деревянный забор дома. — Чем живёте?

— Города ежжу, базар, — нервно ответил молодой.

— У нас огород, грядки, — добавил отец. — летом торгуем, а сейчас сын в магазине подрабатывает. Проблем с законом нам не надо.

Командир в последний раз бросил взгляд на дом за спинами жильцов, закрыл паспорта и кивнул стоявшему по правую руку Самойлову. Заледеневшими пальцами Олег поставил две галочки напротив фамилий «Мухаммедов». Получились они неровные, как горы Кавказа.

— Хорошо. — Понамарёв протянул документы. — Ничего подозрительного вокруг не замечали? В соседнем доме, например.

Одинокая постройка, следовавшая за жильём огородников, была наглухо зашторена и закрыта. Пустовал дворик: хозяева на досмотр паспортов не вышли.

— Тихие, — глухо ответил Мухаммедов-старший. — Их здесь не любят. Вчера младшая в магазин выходила, и всё.

— Ясно, — кивнул капитан. — Спасибо, можете быть свободны.

Группу прикрывал низенький рядовой Семёнов: единственный из трёх бойцов с укороченным автоматом у бока. Пономарёв и Самойлов были при введённых в испытания пистолетах «Грач», и то зачехлённых. Они направились к зашторенной постройке, осторожно оглядывая крыши и углы воздвигнутых впереди зданий. Всё вокруг внушало недоверие: серое холодное утро, непроницаемость местных жителей, которые, казалось, что-то скрывали, лес в нескольких километрах от аула, где ещё две недели назад коллеги из ФСБ зачистили очередных боевиков. Недавно действовал и отряд Пономарёва: активные мероприятия по последней наводке они отработали позавчера.

— Олег, напомни сводку по семье, — бросил командир.

— Ахроровы. Старшему под восемьдесят, местный аксакал. Среднего мы «приняли» на трассе. Двое сыновей остались, жёны и дочери. Парням от двадцати пяти.

— Товарищ капитан, — осторожно обратился Семёнов, — может, возьмём подкрепление?

— Женщин испугался? — усмехнулся Пономарёв. — Сами проверим.

Солнце постепенно поднималось, отчего серая сепия вокруг мягко переливалась в жёлтую. Под ногами потрескивала застывшая от ночного холода глина, а хрип громкоговорителя прерывало воем ветра. По-хорошему, будить людей в такую рань было бесчеловечно, но в этом регионе России гуманность время от времени выбрасывалась на помойку, да и к фаджру — утреннему намазу — население всё равно просыпалось без каких-либо участковых. Если, конечно, законы веры соблюдались по всей строгости. Как показывала практика, даже фанатикам не чуждо лицемерие, когда правоверные ревнители шариата делали себе поблажки ввиду банальной лени.

Дом Ахроровых от проезжей сельской дороги отделяла узкая тропинка, вытоптанная посреди полупустого садика. Метровой высоты ветхий забор из непокрашенного дерева был закрыт на щеколду с внутренней стороны калитки. Пономарёв нащупал её и оттянул задвижку от петли. Скрипучая дверца подалась вовнутрь. Перед тем, как ступить на чужую территорию, командир внимательно пригляделся к земле в поисках отблесков и других подозрительных признаков спрятанной растяжки. Профессиональная привычка.

День первый

Олег проснулся в холодном пустом купе. Две верхние полки были свободны с самого начала, а разговорчивый попутчик, не найдя общих слов с угрюмым соседом и отправившись искать товарищей дальше по вагону, успел забрать вещи. Самойлов отметил про себя, что не заметил этого во сне. Сказалась нервная неделя. И, тем не менее, Кавказ бы такого упущения не простил. Олег оторвал затылок от стены, повёл плечами, пытаясь разогнать кровь в сведённых ключицах. Дремота в сидячем положении вызвала новый приступ головной боли, что не унималась последние дни. За вспотевшими окнами мелькали голые деревья и серые от грязи тающие сугробы, проглядывались далёкие высотки и придорожные трансформаторные будки. Поезд медленно приближался к платформе.

Холод на улице был скорее не жалящий и пронизывающий, но выматывающий: сам не нападал, довольствуясь вытягиваемым из тела теплом. Олег сошёл с вагона последним. Застегнул до конца молнию на чёрной куртке из искусственной кожи, мохнатым воротником прикрыл впалые щёки. Коротко остриженная голова оставалась непокрытой. На ногах сидели камуфлированные штаны с плотными берцами. Расцветка служебной не соответствовала — так, китайская подделка, для гражданки. Из вещей в руках лишь чёрная спортивная сумка, в которую уместились все пожитки: оказалось, за пять командировочных лет их накопилось не так много.

Вокзал за эти годы нисколько не изменился: те же старые шпалы, стайки работников в оранжевых жилетах — цветные пятна на фоне серости — высокие засаленные окна и беспристрастные лица пассажиров, в основном уезжающих — сюда редко кто возвращался. Для небожителей существовали самолёты. Промышленный город с самого порога встречал давнего знакомого как умел: без фанфар, эмоций и ложных обещаний. В последний раз Олег был здесь пять лет назад. Не приехал ни после срочной, ни даже на похороны отца. Вряд ли что-то могло его удержать. Там, в горах и лесах Дагестана, он норовил вернуться, может, даже уйти со службы, но каждый раз прибывал обратно в расположение с долгих утомительных командировок. Настоящий дом там, в казарме внутренних войск. Возвращаться можно только отсюда, из города. Тем не менее, эта поездка по всей вероятности была в один конец. Дагестан старшего сержанта Олега Самойлова более не ждал.

На выходе из вокзала стоял полицейский с собакой. Пушистая немецкая овчарка с характерным тёмно-рыжим окрасом, но необычайно длинной для породы шерстью, лежала на холодной плитке, поджав под себя мощные лапы. Она флегматично осматривала проходящих мимо людей, и, казалось, ничто не могло вывести её из полудрёма, но внезапно псина вскочила и грозно зарычала, в упор глядя на Самойлова. Своего в человеке с впалыми щеками овчарка не признала.

— Гражданин, будьте добры, — подозвал Олега рядовой, махнув металлоискателем. — Вещи, пожалуйста.

Деваться было некуда. Самойлов поставил спортивную сумку на пластиковый табурет перед правоохранителем. Металлодетектор противно запищал, крепко уцепившись в неведомый источник раздражения.

— Откройте.

Полицейский чуть наклонился к распахнутой сумке и тут же выпрямился, округлив глаза. Рука непроизвольно поползла к кобуре на поясе, но спустя секунду застыла, когда Самойлов вытянул раскрытое удостоверение.

— Здравия желаю, — неуверенно ответил проверяющий. — Но… но так всё равно нельзя. Разрешение у вас имеется?

— Где главный? — с усталостью бросил Олег хмурым невыспавшимся голосом.

Рядовой снял с пояса рацию и быстро отрапортовал «центру». В нескольких метрах от полицейского, примыкая к забору вокзала, стояла одноэтажная постройка, вся застеклённая и тонированная чёрным. Открылась её дверь, наружу выглянул худой седеющий мужчина с тёмными от бессонных ночей ямами глаз.

— Гражданин, сюда, пожалуйста, — подозвал он флегматично.

«Центр» был небольшим, но даже при этом вокруг одинокого стола и двух стульев по разные от него стороны оставалось слишком много пустого пространства. В белом кафеле едва отражался бледный свет ртутных ламп. Ту из стен, что не открывала обзор на вокзальную территорию, не застеклили, но увесили тремя экранами, каждый из которых делил изображение на двенадцать квадратов-окошек: камеры охватывали весь объект. Мужчине было больше сорока, но отчего-то он до сих пор задержался с четырьмя капитанскими звёздами на погонах. Главный сел за стол и жестом пригласил Олега последовать примеру. Городской телефон, рация, папки с журналами учёта и дешёвая ручка составляли рабочий набор капитана.

— Удостоверение. — Мужчина в ожидании протянул руку и, получив «корочку», представился: — Григорьев, ведомственная охрана.

Документ он изучал долго, и каждые несколько секунд переводил взгляд с его страниц на усталого человека напротив, будто ища различия между фотографией и реальным лицом. В них было много общего: те же короткие тёмно-русые волосы, тонкие губы и узкий подбородок. Правда, различий нашлось не меньше: выбритый на фотографии парень успел зарасти щетиной, отощали щёки, острый взгляд сменился рассеянным, а ещё Олег постарел. Пять лет непрерывной службы вышли ему за десяток гражданских.

— Потрепало тебя, товарищ старший сержант. — Григорьев вернул удостоверение. — Рядовой там шум поднял. Дай заценить.

Отпираться не было смысла. Олег вытащил из расстёгнутой сумки серебристый пистолет и положил его на стол перед капитаном. Тот умело взял его, отщёлкнул магазин и передёрнул затворную раму. Патрона в патроннике не оказалось, зато он был в магазине, и притом один. Чтобы убить, требовалось немного: дослать единственный свинцовый цилиндр, снять с предохранителя и вжать спусковой крючок.

— Один патрон… Не для себя ли оставил, боец?

Олег молчал — лишь смотрел на капитана в ожидании развязки.