Потерянная

4

Я просыпаюсь, когда тьма лижет

Мой серебряный потолок.

Я счастлив, но я бы хотел стать ближе

К тому, кто так же как я одинок.

Дмитрий Мартынов

– Лера, проснись.

Я еле-еле открываю глаза, голова, на удивление, не болит. Вокруг меня всё настолько белое, что смотреть невозможно. Я даже не могу понять, где нахожусь, не то комната, не то…небеса. Я умерла?

– Ты не умерла, – доносится совсем близко. Я что, спросила это вслух?

– Уже время обеда, а ты всё валяешься, – говорит Александр Николаевич, приближаясь ко мне.

Александр Николаевич?! Боже мой, как? Где я? Откуда он взялся рядом со мной? Что вчера было? Поток мыслей накатывается, и, кажется, моя голова сейчас лопнет. Меня тошнит мыслями, их так много, что они не умещаются в одной голове. Меня сейчас вырвет перед Александром Николаевичем!

Я вскакиваю, тяжело дыша и вся в поту. Свет выключили. Александр Николаевич выключил свет? В комнате темно, но мне удается увидеть окно, закрытое занавесками, стол с ноутбуком, комод и кровать, на которой я лежу. «Сон» – проносится у меня в голове, «это был сон». А вот тошнота была очень даже настоящей, кажется, она вот-вот вырвется наружу.

Я встаю с кровати, пытаясь сделать это быстро, но тело меня не слушается и голова качает, будто я в море. Кое-как, передвигая ногами, выхожу из комнаты и бреду в поисках туалета. Слава богу, искать долго не приходится и, как только я вижу унитаз, кидаюсь к нему, словно к родному. Последующие минуты меня выворачивает наизнанку, а когда, я понимаю, что больше из меня выходить нечему, чуть ли не расстилаюсь на полу прямо рядом с унитазом. Мне становится значительно легче, и обрывки вчерашнего вечера вспыхивают в памяти. Общага, парни, моя татуировка, клуб, много алкоголя, танцы, бар… а потом чистый лист. Не похоже, что я в общаге, только если не в своей комнате. Хотя я бывала в других блоках, это место явно сильно отличается от любого общежития. Это квартира или дом! Где я? Что вчера было? Почему я не могу ничего вспомнить, черт побери?

– О-о, доброе утро! – открывается дверь за спиной. Хоть я полулежу, а поднять голову не хватает сил, я узнаю этот голос.

Громов! Я забыла про Илью Валерьевича. Я же встретила его в клубе. Че-ерт.

– Вставай, – он помогает мне подняться, я перекидываю руку ему за шею и шевелю ногами. В соседней комнате находится ванная, именно к ней мы направляемся. Илья Валерьевич молча умывает меня, как ребенка. Мое сознание, конечно, еще не полностью проснулось, но это не мешает чувствовать полный стыд!

– Вот полотенце, это чистые вещи можешь надеть их, тебе нужно в душ. Сама справишься или мне помочь? – без тени улыбки говорит мой преподаватель. Что б тебя! Помочь? Нет уж, такого позорища я не перенесу!

– Я сама, – почти не слышу свой голос.

– Хорошо, только позволь я тебе помогу забраться в ванну, – он рывком ставит меня в ванну, прямо в одежде (я так и осталась в черном топе и джинсах),включает ледяной душ и направляет его мне на голову. Сколько эмоций бушуют во мне, но ни одна не срывается с губ. Он псих! Псих! Псих! Мне уже кажется, что я замерзну и умру под этим напором, но он прекращается.

– Поверь мне, это тебе только на пользу, – уже улыбается он и выходит из ванной. Я мало чего понимаю, но голова действительно протрезвела и я послушно, сбросив мокрые вещи, встаю под душ. Теплая вода приятно греет кожу, минут пять, я даже не совершаю никаких движений, наслаждаюсь струйками воды, которые стекают по телу. На полке рядом нахожу пару мужских шампуней, и, выбрав менее резкий по запаху, начинаю втирать в волосы. Гели для душа тоже мужские, но приходится довольствоваться тем, что есть. Это лучше, чем слой грязи из сигаретного дыма, алкогольных паров и пота. Хочется смыть все признаки вчерашнего клуба.

Одежда, которую оставил Громов, похоже, его собственная. Футболка, штаны, шорты, рубашка. Всё размеров на десять больше моего! Ну конечно, он не виноват, что мой рост метр с кепкой, а его около двух. Выбираю рубашку, в конце концов, во всех фильмах девушки носят мужские рубашки и мне это всегда нравилось. Правда, обычно, эти люди встречаются, и вечером у них бывает секс, поэтому на утро девчонки наряжаются не в свои вещи. Стоп! А что если у нас что-то было, просто я ничего не помню? С чего бы Громов возился со мной утром? Надо аккуратно это выяснить.

Войдя в кухню, я смотрю на Илью Валерьевича. Он в белой майке и светло-серых штанах, похоже, сооружает завтрак.

– Садись, – не оглядываясь, приглашает он, – судя по твоим распахнутым глазам в ванной, ты пришла в себя, – иронически говорит Громов, ставя на стол кружку чая с лимоном, – ты так и будешь на меня смотреть или что-нибудь скажешь?

– …как я тут оказалась? – смущенно выдавливаю я.

Улыбается. А я готова провалиться на месте!!! Лучше бы уж валялся от смеха, а не просто улыбался своей лучезарной белоснежной улыбкой.

– Ну-у, когда ты отключилась, я пытался узнать с кем ты пришла, чтобы они увезли тебя домой, но после безуспешных попыток, пришлось вызвать такси и привести тебя к себе. Я не мог оставить тебя в клубе, иначе после закрытия ты рисковала попасть в отрезвитель.

– А почему Вы не отвезли меня в общагу? На вахте знают, в какой комнате я живу, – вместо благодарности выпаливаю я.

– Согласись, если бы я тебя под руку привел в общежитие, было бы очень странное зрелище, да и к тому же, я не мог знать наверняка, где ты живешь. Ты могла бы жить с родителями или снимать квартиру. Вариантов много, – серьезно отвечает Илья Валерьевич.

Да, я об этом не подумала. Надо спросить теперь самое главное.

– А что было потом?

– Потом? – он озадачен, – мы приехали сюда, и я помог тебе лечь спать.

– Всё? – с каким-то странным огорчением спрашиваю я.

– А что ещё должно было быть? – все так же серьезно спрашивает Громов.

– Н-ничего…спасибо… – мямлю я.

Он улыбнулся. На душе стало легче, и я начала пить чай.

***

Забавно: я, с похмелья, сижу на кухне своего нового преподавателя, он домывает посуду – казалось бы, пустяки, но это СОВСЕМ НЕ ПУСТЯКИ! Я бы всё отдала, чтобы оказаться так же рядом с Александром Николаевичем. У него дома, в такой же уютной обстановке. А я его даже просто увидеть не могу, мои любимые пары закончились в прошлом семестре.

– Сколько времени?! – вдруг вспоминаю я, – я же учусь сегодня!

Улыбается. Снова. Ты сведешь с ума меня своей улыбкой.

– Без пятнадцати десять, первую пару ты уже пропустила.

– Черт! – вскакивая с места, произношу я.

– На вторую пару ты тоже не успеешь, хотя, если ты хочешь поехать прямо так, – он окидывает меня оценивающим взглядом и задерживается на ногах. А я стою в одной рубашке и нижнем белье, которое влажное из-за ледяного душа.

Я стою и не знаю что ответить. Честно говоря, я и так не блестящий собеседник, но в моем положении, язык вообще, словно отсох.

– Илья Валерьевич, спасибо за то, что Вы мне помогли, я пойду переоденусь .

– Твои вещи еще сырые, можешь подождать здесь, пока они высохнут, – отвечает он, имея в виду свою квартиру.

– В этом нет нужды, я не хочу больше доставлять Вам хлопот, – отвечаю я и скрываюсь в ванной.

Натягивать майку оказалось совсем несложно, материал у нее легкий, почти высох, а вот с джинсами приходится помучиться. Полотенцесушитель, на который я повесила свои вещи после душа, хотя бы наполовину, но помог. Голова еще адски болит, но ясно мыслить мне удается. Какой же стыд! Мой препод сначала видел меня пьяную в стельку, а потом еще и нянчился как с ребенком.

Натягивая кеды, вижу, как Громов выходит из спальни в «профессорском» обличие. Пиджак, рубашка, галстук – таким я привыкла его видеть в аудиториях.

– Я подвезу тебя, – бросает он и идет надевать обувь.

– Илья Валерьевич, не надо, я сама доберусь, мне неудобно…

– Валерия, давай ты не будешь со мной спорить? На тебе еще мокрая одежда, ты можешь заболеть.

Не придумав больше аргументов, мне приходится согласиться.

Всю дорогу мы ехали молча, я даже чуть не заснула в его черной «шкоде». Подъезжая к общежитию, я решила как-то оправдаться.

– Илья Валерьевич, не знаю, что Вы обо мне теперь думаете, но я не каждый день напиваюсь в клубах…

– Все нормально, я ничего такого не думаю… – то ли врет он, то ли что-то еще хочет добавить, – Валерия… это, конечно, не мое дело, но откуда у тебя этот шрам? – он разворачивает мою левую руку и по мне пробегает волна ужаса.

Я совсем про него забыла, ведь обычно стараюсь прикрывать длинными рукавами или тональником. Но тональник затерся, наверное, еще вчера, рукавов у топа нет, а куртка лежит на коленях, потому что в машине жарко. За полминуты у меня в голове проносится шесть воспоминаний, рассказать которые я не могу. Придумать что-то новое, собственно, тоже.

– Ладно, это не мое дело, – прерывает молчание Громов.

– Э-э…все нормально, я в детстве упала прямо на железку, – не знаю, откуда вырывается это вранье, – спасибо еще раз, до свидания! – поспешно открываю дверцу машины и выскакиваю на улицу.