ЭйДжей
— Я не помню, чтобы подписывал какие-то бумаги, — говорю я Кэмми. — О чем ты говоришь? Ты купила нам дом?
— Ты подписал бумаги! — смеется она. — Может, тогда ты еще был под действием лекарств, но это ты подписал документы. Твой отец позаботился об остальном. И, насколько мне известно, Хантер и твой отец работали день и ночь, чтобы сделать ремонт. Так что мы можем сразу туда переехать.
— И где это? Не могу поверить, что ты сделала это, даже не показав мне, — говорю я.
— Ты доверяешь мне? — спрашивает Кэм.
— Это очень трудный вопрос. — Я издаю саркастический стон.
— Садись в грузовик, — говорит она.
Леди сказала — я сделал. Мы выезжаем на дорогу, и я машу маме на прощание. Их дом был нашей первой остановкой после долгой поездки домой из Филли (Примеч.: местное название Филадельфии), из-за того, что я не знал, как надолго нам придется у них остаться. Я и понятия не имел, что в последние две недели, пока был в больнице, Кэмми тайно планировала нашу жизнь.
Мы едем по знакомым улицам в ту часть города, которую я всегда любил больше всего — туда, где больше земли и меньше офисов. Дома и земельные участки здесь гораздо больше, чем даже мог представить, но я никогда не мог себе этого позволить. Тори хотела жить как можно ближе к центру города, и я проиграл эту битву. Понятно, что когда два человека не могут договориться о том, какого цвета простынями застелить кровать, из этого ничего хорошего не выйдет.
— Кажется, ты едешь не туда, — говорю я Кэмми. — И ты ведешь мой грузовик как полный чайник.
Она посматривает на меня, задерживая взгляд.
— Я знаю, куда еду. Я тоже прожила в этом городе половину своей жизни.
— Но на этой улице только один дом, Кэм, и он не продается. Поверь мне.
— Ты прав, — говорит она, горько вздыхая. — Он не продается.
Мы въезжаем на подъездную дорожку у старого фермерского дома, того, которым я грезил с детства. Мы с Кэмми бывали здесь чаще, чем должны были.
— Кэм, — говорю я.
Она паркует грузовик, и теперь мне действительно интересно, что происходит.
— Это наш новый дом? — спрашивает Эвер с заднего сиденья.
Кэмми поворачивается, чтобы улыбнуться, но не отвечает ей.
— Кэмерон, — говорю я строго, выделяя голосом ее полное имя.
Она выбирается из грузовика и открывает заднюю дверь, чтобы вытащить из автокресла Гэвина.
— Идем, Эвер, — говорит она.
Медленно выхожу из грузовика, не торопясь, как и сказал мне доктор, даже несмотря на то, что я на грани и пытаюсь понять, что происходит. Открываю заднюю дверь, выпуская Эвер, и она обнимает меня за талию.
— Ну? — спрашивает Эвер.
— Добро пожаловать домой, — говорит Кэмми.
В груди взрываются эмоции, и никогда еще мне не было так хорошо. Я никогда в жизни не чувствовал себя таким счастливым. Я иду вперед, поднимаюсь на крыльцо и снова оглядываюсь на Кэмми в поисках одобрения, прежде чем открыть входную дверь. Пожалуйста, пусть это будет не чужой дом.
— Вперед, — говорит она.
Открываю дверь и вижу обставленную мебелью комнату. Половина вещей здесь моя, половина — новая. Полы и стены переделаны, а Хантер и папа стоят посреди гостиной.
— Вы издеваетесь?
— Добро пожаловать домой, сынок, — говорит папа.
— Ну, теперь вы сможете взять на себя часть семейных обедов и воскресных завтраков, — говорит Хантер. — Оправдания не принимаются.
— А мы можем это себе позволить? — спрашиваю я Кэмми. Я получаю хорошую зарплату, но чтобы купить такой большой дом, ее точно недостаточно.
— Тут был настоящий разгром, — говорит папа. — Мы предложили им сделку, и ипотека вам обойдется теперь даже дешевле, чем ипотека за твой последний дом.
— Это и была наша большая работа, ЭйДжей. Мы должны были начать две недели назад.
— Гребаный…
Эвер бежит мимо меня вверх по лестнице.
— Какая у меня комната?
Гэвин мчится за ней, поднимаясь по лестнице на четвереньках.
— Я тоже хочу комнату!
— Тут пять спален, так что, надеюсь, они решат этот вопрос, — смеется Кэмми.
— Даже не знаю, что сказать, — говорю я.
Кэмми берет меня за руку и ведет через весь дом — через большой и светлый первый этаж — к французским дверям, которые ведут на задний двор… на мой задний двор.
Мы делаем несколько шагов от крыльца по заросшему луговой травой двору. Кэмми продолжает тянуть меня вперед. Она подводит меня к большому дубу посреди двора и дергает за деревянные качели, свисающие с ветки.
— Ты невероятная, — говорю я ей.
— Ты всегда этого хотел, — говорит она, положив голову мне на плечо.
Я обнимаю ее, притягиваю к себе и целую, вложив в поцелуй все, что чувствую прямо сейчас. Мне все равно, что вся моя семья может увидеть нас в окно. Я обнимаю ее, и хочу притянуть еще ближе — но я и так близко, насколько возможно.
— Верно, этот дом — мечта, которая сбылась, но именно ты, Кэм — это все, чего когда-либо хотел, — говорю я, убирая с ее лица прядь волос. — Ты, должно быть, очень сильно любишь меня, раз вложила столько труда в исполнение моей мечты.
— Я всегда очень любила тебя, — говорит она. — Я хочу быть с тобой в твоих мечтах. Это была моя единственная мечта.
Теплый ветерок сдувает волосы Кэмми мне на лицо, принося аромат лаванды — да, именно лаванды. Теперь я уверен. Ощущение наполняет теплом каждую частичку моего тела, заставляя осознать, через что нам пришлось пройти.
— Знаешь, — вздыхаю я, — с того момента, как ты меня бросила, мне всегда чего-то не хватало.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает она.
— Половину моего сердца забрала ты, вторую — Эвер. На тринадцать лет я остался с пустотой в груди.
— А теперь?
— Вы обе вернулись, и мое сердце тоже.