Потерять и обрести

4

Каролина стояла перед открытым камином, но огненным змейкам, лизавшим обуглившиеся поленья, было явно так же зябко, как и ей. Сейчас потухнет и этот огонь, и в салоне станет так же холодно, как и в остальных трех комнатах. Она попросила дров и дополнительные чаши с древесным углем, однако ее пожелание явно смутило сестер Шорт и вызвало беспокойство в доме.

Этот адрес в Лондоне дал ей Филипп: дом на углу кладбища Святого Павла. Как он ей описал, так все и оказалось – двухэтажный кирпичный дом, крыша, утыканная бесконечным множеством труб; сестры Эмма и Лилибет Шорт, седовласые, изящные, в неизменных черных платьях и кружевных чепчиках, трогательно робкие, как многие старые девы, и в то же время экзальтированные; их комнаты, представляющие собой гротескную смесь изысканной элегантности и мещанской безвкусицы.

Сразу же после прибытия в Англию Каролина отправила Бату, повсюду преданно сопровождавшего ее, с запиской к французскому посланнику в Лондоне, маркизу д'Ос-мону. Она намеренно выбрала для визита на Портленд-Плейс атласное платье. Тяжелая вечерняя накидка лежала наготове рядом на стуле. Понемногу ее начало обуревать беспокойство. И куда запропастился Бату с экипажем?

В дверь постучали, она нетерпеливо распахнула ее. Держа в каждой руке по корзине с дровами, на пороге стоял Тимоти, главный помощник сестер Шорт по дому.

– Простите, графиня. Дрова еще надо было наколоть.

Он поставил корзины возле камина. Каролина сунула ему в руку монету.

– Пожалуйста, проследите, чтобы во всех каминах всегда горел огонь. Даже когда меня нет, пусть огонь никогда не затухает.

Она подошла к одному из окон, украшенных железным балкончиком с завитушками. Мягкие голубые сумерки отодвигали близко стоящие дома и кладбище со старыми раскидистыми ивами, а над всем свободно парил в дымке, выступая подобно горному массиву из облаков, купол собора Святого Павла. Внизу, в неверном свете газовых фонарей, лежала безлюдная улица. Она уже хотела отойти от окна, когда увидела въезжающий на улицу элегантный экипаж.

Каролина схватила вечернюю накидку и набросила ее на плечи, но тут двери в салон распахнулись. Это был Бату.

– Извините, графиня, что я врываюсь таким образом. Но маркиз д'Осмон… Он хотел бы с вами поговорить.

Посланник приехал к ней? Что бы это значило? Каролина терялась в догадках, когда маркиз уже появился в дверях. Она бросила быстрый взгляд на преданного слугу, и Бату бесшумно притворил за собой дверь.

Несколько мгновений был слышен лишь треск вновь разгоревшегося огня. Короткими энергичными шажками, которыми мужчины маленького роста пытаются компенсировать недостающие сантиметры, маркиз подошел к Каролине.

– Как видите, графиня, вам стоит только позвать…

– Я благодарю вас, маркиз. – Каролина все еще не была уверена, что приход маркиза – добрый знак.

Маркиз д'Осмон сбросил на спинку стула свою тяжелую черную пелерину. Потирая одну о другую озябшие руки, он подошел к камину.

– Я рад, что вы так хорошо устроились. Он отвернулся от огня и посмотрел на нее, с удовлетворением истинного патриота отметив про себя: хорошо, что такая писаная красавица – француженка.

– Какое на вас очаровательное платье! Это наполняет меня гордостью. Вы лишний раз подтверждаете славу, которую снискали в этой стране француженки, – что в любви и в моде они понимают больше, чем женщины других национальностей. Вы надолго в Лондон?

– Надеюсь, лишь на несколько дней, – ответила Каролина. – Пока не прояснится недоразумение с герцогом Беломером.

Она увидела, как маркиз нервно поправил свой белый батистовый галстук, и улыбка вдруг исчезла с его лица.

– Все это крайне неприятно… Весьма Деликатный вопрос. – Он закусил губу. – Сегодня утром с корреспонденцией из Парижа пришло предписание по этому поводу.

– От короля?

– Да, ваш брат ходатайствовал перед королем.

– Говорите же! Что собирается предпринять король против несправедливого ареста герцога Франции?

Маркиз кивнул.

– Разумеется, графиня. Но дело лишь в одном – мы проиграли войну. После Ватерлоо не прошло и нескольких месяцев. Наши позиции по отношению к Англии, можно назвать какими угодно, но только не благоприятными. Мы не можем резко выступать в настоящее время. У короля связаны руки.

– Людовик XVIII не вел этой войны и не проигрывал ее.

– Верно, и он не намерен подрывать доверие, которым пользуется во всем мире, покрывая позорные поступки французской знати. Работорговля в Англии – преступление.

Каролина смотрела на него изумленными глазами, не в силах произнести ни слова. Это было невероятно! Ей хотелось немедленно указать ему на дверь. Но она опомнилась и призвала себя к осмотрительности. Зачем наживать себе врагов?

– Мы не поняли друг друга, маркиз, – произнесла она с абсолютным спокойствием, всегда овладевавшим ею, когда предстояла борьба. – Я не затем обратилась к вам, чтобы вы что-либо предпринимали. Я просто хотела попросить вас кое о какой информации.

– Боюсь, что вряд ли могу быть вам полезен. Дело рассматривается Верховным судом Адмиралтейства.

– Я всего лишь хочу узнать, куда отвезли герцога!

– Подобные вещи, графиня, выходят за рамки моей компетенции. Я даже не могу помочь вам узнать это.

– То есть вы не хотите помочь, – уточнила Каролина.

– Вы вынуждаете меня быть невежливым, графиня. Согласно предписанию короля, для французского посланника герцога фон Беломер просто не существует.

Каролина была не в силах далее скрывать презрение, которое она испытывала к этому человеку.

– Ах вот почему я не имела права переступать порог вашего дома!

Карие глаза маркиза стали колючими.

– Ну, вот мы и поняли друг друга, графиня! И еще один совет. Я заметил, что у вас чернокожий слуга. Не появляйтесь с ним чересчур открыто в Лондоне. Это будет воспринято как вызов в подобной ситуации.

Этот человек был не только трусливым, но и дерзким, какими могут быть только глупые люди. Продолжать разговор не имело смысла. И тем не менее, она не смогла сдержаться.

– Как жалко, маркиз, что король не дал зам распоряжения, упраздняющего и мое существование. Но не волнуйтесь. Я больше не скомпрометирую вас. Вы здесь никогда не были. Считайте, что я так же не существую для вас, как и герцог.

Маркиз д'Осмон взял пелерину со стула и поклонился. Вымученная улыбка появилась на его губах.

– Вы превосходите ту славу, которая сопутствует вам, графиня. Герцогу можно позавидовать. Вижу, что могу больше не беспокоиться о нем.

Все еще стоя у камина, Каролина услышала шум отъезжающей кареты. Странно, но она испытала почти облегчение. На ее звонок явился Бату и в ожидании приказов уставился на нее своими безгранично преданными глазами. Каролина мягко сказала:

– Мы никогда не говорили об этом, Бату, но, если у тебя вдруг появится желание не служить мне больше, одного твоего слова будет достаточно.

Негр, похоже, мягко испугался, словно своими словами она посягнула на его самое ценное имущество.

– О нет, графиня, вы не имеете права меня отсылать!

Она рассмеялась.

– Только чтобы раздобыть карету. И узнай адрес леди Нортамберленд.

Она докажет французскому посланнику, как мало в нем нуждается. Для чего же у герцога столько друзей! Каролина принесла из спальни шкатулку с драгоценностями. Немного поколебавшись, вытащила бриллиантовый полумесяц. Выгнутыми концами вверх она приколола его надо лбом в волосы, испытывая какой-то внутренний трепет, словно принаряжалась для герцога.

В Нортамберленд-Хаус, расположенном в районе Мейфэр, городском дворце герцогов, носящих ту же фамилию, в этот вечер проводился один из тех блестящих праздников, на которые это семейство собирало своих насколько богатых, настолько же и влиятельных друзей.

Слуга провел Каролину в тихий салон, взял ее карточку и попросил подождать. Она не могла принудить себя сесть, хотя ее. Уже заставили прождать почти полчаса, и Медленно ходила из угла в угол. Толстый зеленый ковер скрадывал шаги. Накидка тихо шуршала при каждом шаге. Подобно Далекому прибою, доносился шум праздника.

Беззвучно, словно из-под земли, перед ней вдруг вырос дворецкий.

– Сожалею, но леди Нортамберленд просит ее извинить. Сегодня она принимает только приглашенных гостей.

Каролина смотрела на поднос, на котором лежала ее визитная карточка, на руку, его державшую. Она механически положила монету на поднос и подобрала подол. Дверь перед ней распахнулась. Она прошла сквозь колоннаду. За ее спиной звучали музыка, смех, гул голосов, однако она была настолько уязвлена, что ничего не замечала. Только чувствовала, что в ней зарождается что-то черное, чему она еще не знала названия. Пройдя мимо двух привратников, Каролина спустилась вниз по широкой лестнице.

Французский посланник пришел к ней, чтобы не быть вынужденным принимать ее у себя в доме. Здесь ее выпроводили как назойливую просительницу. Она все еще была не в состоянии это осмыслить. Люди просто не имеют права быть такими мелкими и презренными. Герцог всегда называл Нортамберлендов своими лучшими друзьями в Лондоне. Если так поступили они, как тогда поведут себя его враги? Но она не должна думать о себе, о нанесенных ей оскорблениях. Каково тогда ему чувствовать себя брошенным всеми, кто добивался его расположения!

Каролина стояла у подножия лестницы. Ее взгляд скользнул по кремовому фасаду дома, ярко освещенным высоким окнам. Два гигантских канделябра у подъезда распространяли мягкий свет. Все дышало стариной, богатством и достоинством, но в первую очередь, как ей показалось, высокомерием по отношению к любому чужаку, не относившемуся к их кругу.

Ночь окутала ее холодной пронизывающей сыростью. На небе висела призрачная голубоватая луна. Что ей делать в чужом городе, в котором ее никто не знает? Шорох за спиной заставил Каролину вздрогнуть. Перед ней неожиданно появился мужчина в черном плаще. Он слегка поклонился.

– К вашим услугам, графиня.

– Кто вы?

– Тот, кто знает, как тяжело чего-то доиться в чужом городе, если нет друзей.

– Вы, похоже, умеете читать мысли, – отозвалась она. Звук собственного голоса вернул ей часть прежней уверенности.

– Это был бы слишком ненадежный метод – улыбнулся незнакомец. – Знать – гораздо лучше.

Ее удивление только возросло, ей стало не по себе. И все же после первого испуга, она была почти рада этой встрече. Непонятно почему, но в ней опять шевельнулась надежда.

Если уж друзья не помогали ей, почему бы не сделать этого незнакомцу.

– Откуда такой интерес к моей особе? – осведомилась она. – Только из любезности?

– Нет, это не в наших правилах. – Его это явно развеселило. – Само собой разумеется, мы за свои услуги кое-что ожидаем. Но об этом потом. Мы не одобряем того, что произошло с герцогом, так же, как и вы. То, что его арест нам кстати, – другое дело. В любом случае в наших силах было бы освободить его.

Ей вдруг показалось, что она уже слышала эти слова раньше. В ней проснулось недоверие.

– Откуда мне знать, что вы говорите правду?

– Вы не можете этого знать, но, быть может, все же рискнете. Вы позволите? – Он показал на экипаж.

Каролина не обращала внимания на улицы, по которым они проезжали. Только когда лошади перешли на шаг, к ней вернулся интерес к окружающему миру. Они ехали по переулку, спускающемуся к Темзе, такому узкому, что экипаж с трудом пробирался по нему. Показались размытые очертания круглой арки. На стенах напоминающего туннель въезда горели газовые рожки. Перед ними открылся двор, въехав в который экипаж остановился. Дверцу кареты открыли снаружи, хотя видно никого не было. Ее спутник вылез и протянул ей руку.

Графиня вышла. Склады и амбары обрамляли двор. На грузовой платформе громоздились винные бочки. В доке, выходившем одной стороной во двор, стояли на якоре баржи.

– Где мы? – спросила Каролина.

– Дон Санти с нетерпением ожидает вас.

Санти. Имя вызвало беспокойство в душе, как камень нарушает спокойную водную гладь. Теперь она смотрела на незнакомца другими глазами. Ей почему-то казалось, что это был не тот мужчина, что заговорил с нею у дворца леди Нортамберленд. Темный плащ, скрывающий фигуру незнакомца, мягкая широкополая шляпа – все казалось ей маскарадом, задуманным, чтобы одурачить ее. Каким должен быть тогда сам Санти, если у него в услужении такой хамелеон?

– Тогда не будем заставлять слишком Долго ждать дона Санти, – решительно произнесла она.

Через еще один складской двор они попали в жилой дом. Со своими съехавшими набок ставнями, облупившейся штукатуркой, покрытой пятнами, он казался необитаемым и обреченным на медленное разрушение. Однако дону Санти явно был нужен этот убогий фасад, чтобы тем полнее наслаждаться спрятанными за ним богатством и роскошью. Большой холл, в который провожатый привел ее и оставил одну, был полон ценных картин, красовавшихся в золотых рамах на обтянутых перламутрово-серым шелком стенах, это были сплошь женские портреты, один совершеннее другого.

Каролина невольно поискала глазами зеркало и подошла к нему. У нее было такое ощущение, что перед ней одна из картин. Она подошла еще ближе. Пережитые за последние дни волнения никак не отразились на ее лице. Нежный румянец, мягкая улыбка – так и кажется, что даже смерть будет не в состоянии стереть их с ее лица. Заслышав приближающиеся шаги, она отошла от зеркала. Портьера, отделяющая соседнюю комнату, раздвинулась, и чей-то голос произнес:

– Изучаете свое оружие, графиня? Вечное, древнее оружие женщин? Она обернулась.

Комната стала чересчур тесной с появлением этого человека. Все в Рафаэле Санти было тяжелым и массивным: голова с вьющимся пушком над высоким лбом, широкие плечи, мощная грудь. Он был олицетворением силы, ее сгустком, воплотившимся в образе мужчины. Наблюдая, как он приближается к ней, Каролина невольно представила себе кентавра. Он слегка поклонился с обманчивым спокойствием готового к бою быка.

Карие миндалевидные глаза – единственное, что напоминало о его финикийских предках, – вспыхнули.

– Добро пожаловать! – Его взгляд скользнул по ее белой шее и глубокому декольте. Желудок не составлял для него проблемы, он мог бы долго поститься* но только не его плоть.

Каролина расхохоталась. Она ожидала чего угодно, только не такого ярко выраженного интереса к своей персоне.

– Вы слишком легкомысленно принимаете меня.

Его брови сдвинулись. Эта женщина выбила его из седла. Что с ним случилось? За пятьдесят лет своей жизни он никогда не думал о женщинах. И в будущем не желал думать.

– Надеюсь, на вашем аппетите не отразится то, что я буду довольствоваться одними салатами? Врач предписал мне попоститься, а вы, должно быть, голодны. Всего несколько часов в Лондоне – и уже исколесили весь город в поисках друзей! Пойдем те же!

Рафаэль раздвинул перед ней портьеру – и они оказались в салоне. На овальном столе было накрыто на двоих. Тарелки и приборы поблескивали золотом. Каролина вдруг почувствовала, насколько она голодна.

Изящный слуга с коричневой кожей обслуживал их так быстро и незаметно, что это граничило с колдовством. Невидимые руки меняли тарелки, ставили новые бокалы, сохраняли ледяной воду в графинах. Каролина ела с нескрываемым удовольствием, на время забыв, зачем пришла сюда.

Так же бесшумно, как он приносил кушанья, слуга снова унес салатницы, блюда и тарелки, еще раз появился и поставил возле Санти медный таз на треноге. Эвкалиптовый аромат потянулся по комнате. Санти посмотрел на Каролину.

– Надеюсь, что герцог Беломер точно так же скоро будет моим гостем, как и вы. Поверьте, никто не сожалеет о его аресте больше, чем я. Я это воспринимаю так, будто разрушили произведение искусства.

Смысл его слов оставался непонятным ей.

– Через своего гонца вы предложили мне помощь, – перешла она к делу. – Какова цена ваших услуг?

– Минутку, графиня. Я сказал, произведение искусства. Произведение, которым я восхищался от всей души! Только француз мог разыграть перед миром эту блестящую комедию! Жиль де Ламар герцог фон Беломер – всеми любимый герой, последний рыцарь, защитник всех угнетенных – финансирует свои подвиги золотом, заработанным на работорговле.

Его слова не трогали Каролину. Пусть говорит, раскрывает перед ней свои сокровенные мысли. Тем легче ей будет потом выявить его слабое место.

– Это я называю совершенным злом, – продолжал Рафаэль. – Что такое мы, Санти, против него! Мы достигли богатства, заработали себе золотую сбрую. Но нам не хватает пары поколений предков, чтобы быть такими же изощренными. Работорговля в том виде, как мы ею занимаемся, – это нечто банальное! А еще существуют люди, считающие, что злу не нужна фантазия!

Он увлекся собственными рассуждениями. Чтобы сосредоточиться, подошел к картине, укрепленной на подставке из красного дерева, стоявшей у окна: это было его последнее приобретение, разысканное у старьевщика на Чипсайд, девичья головка кисти Рембрандта, выполненная на обратной стороне не имевшего никакой ценности портрета Нельсона. Он долго всматривался в картину, пытаясь успокоиться, однако ничего не помогало. Идея увести у герцога эту женщину будоражила его. Погруженный якобы в созерцание портрета, он видел на самом деле лишь ее. Санти дожил до пятидесяти лет, никогда не прислушиваясь к своему сердцу. Эта мысль отрезвила его. Он не для того приказал привезти ее сюда, чтобы совершать глупости, а для того, чтобы заключить с ней сделку.

– Вы хотели узнать цену, – повернулся он к Каролине. – Ну хорошо. Она невысока. Скажите мне, где мы можем найти Рамона Стерна.

– Я этого не знаю. – Каролина не была уверена в том, что эту ложь не выдал ее голос.

Рафаэль улыбнулся уголками глаз, вдруг чувственно заблестевшими.

– Чуть больше фантазии, графиня! Вы действительно не можете вспомнить? Неужели цена слишком высока – за свободу человека, которого вы любите? Или вас мучат угрызения совести?

– Я же сказала вам, что ничего не знаю. Они стояли друг перед другом. Рафаэль Санти все еще улыбался. Он взял ее руку и склонился над ней.

– Принимать вас – для меня большая честь! И не раздумывайте чересчур долго, цена может подняться.

– Я засну с этой мыслью.

– Да, поспите.

Когда он произносил эти слова, в его чертах появилась опасная напряженность. Рафаэль вдруг преобразился. Взгляд его стал бессмысленным и жестоким… Но Каролину это не испугало. Все, что усыпляло его сознание, его бдительность, было ей только на руку. Пусть его вожделение сопровождает ее, лишь бы ей удалось избавиться от его шпиков.