Повелители стихий

7

– Позвольте мне все прояснить. Не один. Не двое. Трое – трое взрослых – мужчин, способных управлять ветром, водой и огнем, не смогли справиться с двумя подростками? Я правильно понимаю, Ева?

Сохраняя спокойствие и излучая безмятежность, Ева держалась в тени с той минуты, как они вошли в пляжный дом на острове Сансет Ки, всего в нескольких минутах езды на лодке от частного аэропорта в Ки-Уэсте, где стоял их самолет, всегда готовый доставить своих хозяев на материк. Она предпочитала помалкивать, как делала и во время короткого путешествия из Миссури в исследовательский центр на острове. Ева не ответила на вопрос, но замерла, наблюдая за тем, как человек, олицетворявший собою весь ее мир, расхаживает взад-вперед перед тремя мужчинами, которых она называла братьями. Пусть он говорит, мысленно взмолилась Ева, надеясь, что братья не подведут. Пусть изольет свой гнев и избавится от него – тогда мы сможем попытаться объяснить.

– Отец, дело было не только в этом.

Марк первым подал голос, еще раз доказывая Еве, что молитвы всегда остаются без ответа. Там, «наверху», нет никого, кто бы мог их выслушать. Единственной религией в этом доме была наука, а их единственным богом – доктор Рик Стюарт.

Стюарт повернулся к Марку, впиваясь в него острым взглядом. Высокий, красивый, надломленный Марк. Ее водный брат. Из них троих она больше всего полагалась на него. Вот почему назначила его главным в тройке – настояла на том, чтобы он отправился в мотель, когда сама… тоже оказалась сломлена и боролась со своими демонами, не в силах помочь братьям.

– Неужели? – саркастически произнес Стюарт. – Оказывается, это еще не все? Есть что-то еще кроме того, что из-за вас Фостер и Тейт теперь вместе и неизвестно где причиняют невообразимый вред – себе или другим? – Стюарт остановился перед Марком; выстреливая вопросы, доктор придвигался к нему все ближе, пока едва не уперся носом в лицо молодого человека.

– Отец, он не виноват.

Медленно, с грациозностью, которая никак не вязалась с его возрастом и всегда напоминала Еве о любимой ручной змее отца, преследующей кормовую мышь, Стюарт отвернулся от Марка и обратился к Матфею.

– Не виноват? Тогда кто же виноват? Ты и твои братья – мужчины тридцати шести лет от роду – не смогли выполнить мою единственную просьбу? Не смогли доставить ко мне двух подростков. Объясни мне это. Я хочу знать.

Ева закрыла глаза. Нет, Матфей! Просто молчи!

– Я… я вызвал торнадо, как и сказала Ева. Но потом нам пришлось ждать, как велел сделать ты, и наблюдать за тем, как отреагируют дети. Отец, если бы… если бы мы… э-э… схватили их до начала игры – хотя бы одного из них, – все могло бы сложиться по-другому. – Матфей как будто съежился от волнения. Он не решался смотреть Стюарту в глаза, вместо этого бросая на отца нервные виноватые взгляды.

Голос Стюарта прозвучал обманчиво мягко.

– Так ты обвиняешь в вашем провале сестру?

Матфей судорожно сглотнул.

– Нет, – поспешно возразил он. – Я не обвиняю Еву.

– Тогда, должно быть, винишь меня.

Ева затаила дыхание, гадая, с каким Риком Стюартом они имеют дело: с тем, кого она боготворила, или с тем, кого боялась. Она машинально потерла предплечье, скрытое длинным рукавом рубашки. И, тотчас осознав свою оплошность, опустила руки, сжимая их в кулаки, чтобы больше не давать им воли.

– Никто не винит тебя, отец, – заговорил Лука.

Стюарт перевел взгляд с Матфея на Луку, и наконец его глаза остановились на лице Марка. Он глубоко вздохнул и положил руку Марку на плечо, отчего тот вздрогнул.

– Конечно, вы не вините меня. Вы же мои сыновья. И преданы мне, так ведь, Марк?

– Да, отец.

Вместе с братьями Ева перевела дух и вышла из тени в дальнем углу комнаты, приблизившись к Рику Стюарту. Она взяла отца за руку и заглянула в его умные карие глаза.

– Это моя вина, отец. Я выпустила ситуацию из-под контроля. Сначала я увидела только Кору, а когда Фостер наконец присоединилась к ней, из облака уже опускался торнадо. Я думала, что они поведут себя вполне предсказуемо – побегут к школе вместе с остальными. Когда же поняла, что ошиблась, было уже слишком поздно. Фостер и Тейт объединились и показали, на что способны, раздробив торнадо. Это было похоже на зону боевых действий, отец. Мне очень, очень жаль.

Стюарт по-отечески нежно приобнял ее за плечи, и его взгляд потеплел.

– Милая Ева, ты ни в чем не виновата, хотя я не понимаю, почему ты не поехала в мотель вместе с братьями.

– Я бы поехала. Я хотела быть с ними, но потеряла контроль над собой. – Ее умоляющий взгляд искал понимания.

– Мы уже говорили об этом. И не раз. До тех пор, пока я не найду средство для лечения галлюцинаций… и симптомов, сопутствующих проявлению ваших стихий, – Стюарт сделал паузу, обводя взглядом всех четверых, – вы должны постоянно напоминать себе: то, что вы видите, попросту не существует. И учитесь преодолевать дискомфорт, который вызывают ваши стихии.

– Отец, я пыталась. Я почти справилась с этим. Но… потом я нашла Кору. Она была мертва, и я потеряла контроль. – Ева выпалила эти слова и замерла в ожидании реакции Стюарта.

Он медленно снял руку с ее плеч и, сделав несколько шагов в сторону, прислонился к гладкому стеклянному столу, позади которого громадой возвышалось новейшее лабораторное оборудование, занимая почти все пространство комнаты. Стюарт словно забыл о братьях и говорил только с Евой.

– Рассказывай.

– Ее подвело сердце. Ты читал медицинское заключение, которое мы обнаружили в прошлом году, когда Лука взломал базу данных клиники – как раз перед ее продажей и бегством Коры и Фостер. Кардиолог настаивал на операции и кардинальной перемене образа жизни, чтобы попытаться восстановить работу сердца, но она исчезла. Ты сказал тогда, что у Коры Стюарт тикает в груди бомба замедленного действия. Отец, ты оказался прав. Ты всегда прав.

– Марк, Матфей, Лука… оставьте нас, – сказал Стюарт. Но прежде чем братья успели выскользнуть за дверь, глубокий голос Стюарта проревел: – Марк, задержись на минутку, пожалуйста.

Марк остановился, а братья, облегченно взглянув через плечо, пулей выскочили из комнаты.

– Я знаю тебя, Марк. Вижу тебя, вижу насквозь.

– Да, отец. Я это знаю. И мне жаль, что я разочаровал тебя сегодня.

Стюарт резким, пренебрежительным жестом отмахнулся от его слов.

– Это ошибка, которую ты исправишь, я не сомневаюсь. Лучше скажи мне, сын, что будет с тобой, если ты уйдешь от нас и станешь жить сам по себе?

– Отец, я и не думал…

– Не лги мне! – Голос Стюарта заставил Еву съежиться. Хорошо, что он стоял к ней спиной и ничего не заметил. – Я же сказал, что вижу тебя насквозь. Я знаю тебя лучше, чем ты сам себя знаешь. Я создал тебя. Вырастил и воспитал. Я – твоя семья. И все же ты мечтаешь уйти от меня… от своих братьев… от сестры… от своей семьи. – Стюарт с отвращением покачал головой. – Отвечай на мой вопрос. Что станет с тобой, если ты уйдешь?

Ева наблюдала, как эмоции сменяются на красивом, выразительном лице Марка. Она видела, как боролись в нем гнев и страх, чувство вины и любовь. Наконец его широкие плечи поникли, и он уставился в пол.

– Я бы потерял контроль над собой. Люди увидели бы, на что я способен – что я умею управлять водой, а значит, могу управлять дождем, приливами, озерами, реками и всем остальным. Когда они узнают о моей силе, меня возьмут в оборот. Захватят в плен. Ко мне будут относиться как к подопытному кролику. – Голос Марка был полон смирения.

– Они будут препарировать тебя. – Стюарт произнес эти слова спокойным, рассудительным тоном, отчего они приобретали еще более зловещий смысл. – Но ты, вероятно, даже не поймешь, что они с тобой делают, потому что к тому времени плащеносцы овладеют твоим разумом.

– Я… я знаю.

– Тогда ты, должно быть, знаешь, почему так важно, чтобы мы нашли Фостер и Тейта теперь, когда им стукнуло восемнадцать и в полной мере проявились их силы, не так ли?

– Да, отец.

– Скажи это! – потребовал Стюарт.

– Мы должны найти их, чтобы люди не узнали, на что они способны, – что они могут управлять воздухом. И, если мы не найдем их, с ними произойдет то, что могло бы произойти со мной. Их будут изучать, препарировать и в конце концов доведут до сумасшествия.

– Да. А остальное? Пожалуй, самое главное? – подсказал Стюарт.

Марк совсем сник.

– Ты сможешь использовать новых детей, чтобы выяснить, как спасти нас от безумия, которым чреваты наши галлюцинации.

Марк провел дрожащей рукой по лицу. Ева больше не могла этого выносить. Отбросив собственный страх, она подошла к брату и, обхватив его за талию, храбро улыбнулась Стюарту.

– Но никто не сойдет с ума, потому что мы найдем подростков, привезем сюда и защитим. Вот почему отец создал их парами – чтобы они могли разделить между собой власть над стихией и избежать сумасшествия, которое угрожает нам четверым. И, пока мы будем учить их понимать связь со стихиями, отец будет исследовать этих детей и искать способ спасти и нас тоже. – Она поднялась на цыпочки и поцеловала того, кого называла братом, в щеку. – Не переживай. Отец уже все просчитал, и мы доставим сюда Фостер и Тейта – как и другие три пары.

– Но только при условии, что они проявят свою стихию. Теперь понимаешь, сынок, почему мы должны дождаться, пока детям в каждой паре исполнится по восемнадцать и они встретятся? Что бы ни думали ты и твои братья, я вовсе не монстр. Я бы не стал вырывать детей из их семей и привычной жизни без крайней необходимости. Так что, возможно, ты и прав, по большому счету. В том, что случилось на стадионе, была моя вина.

– Мальчики никогда не назовут тебя монстром, отец! – воскликнула Ева. – И они все понимают. Мы понимаем.

Она отпустила Марка и почти незаметно подтолкнула его к приоткрытой двери. Повернувшись спиной к Стюарту, чтобы тот не расслышал ее слов, она шепнула брату:

– Открой досье на Кору и Фостер. Проследи, где они бывали до своего исчезновения в прошлом году. Свяжись по телефону с нашими копами в этих районах. Посули вознаграждение в сто тысяч долларов тому, кто найдет детей. Пусть Лука запустит свою программу по отслеживанию операций с банковских карт. Кора мертва. Фостер может дать промашку и воспользоваться кредиткой. Мы должны найти их до того, как детям воды исполнится восемнадцать в следующем месяце.

– Да, Ева, – пробормотал Марк.

Когда брат выскользнул из комнаты, Ева направилась к Стюарту. Она держала спину прямо, зная, как высоко он ценит ее силу. Только бы он не догадался. Только бы не увидел, как я устала, как мне хочется отмотать время на восемнадцать лет назад, чтобы мы снова стали настоящей семьей.

– Я знаю, смерть Коры стала для тебя ударом. Мне тоже больно. Позволь мне скорбеть вместе с тобой. – Она остановилась перед ним и нежно коснулась его руки.

Он накрыл ее ладонь своей.

– Моя маленькая нубийская принцесса. Ты знаешь меня гораздо лучше, чем твои братья.

– Ну, как ты и говоришь уже много лет – одна женщина стоит трех мужчин.

– Вообще-то это Кора сказала, – поправил ее отец.

Улыбка осветила его морщинистое лицо и как будто стерла несколько лет из его семидесяти двух. Еву захлестнула волна воспоминаний, и из глубин памяти всплыл сильный, счастливый голос Коры. Рик Стюарт, я официально заявляю, что ты выше и красивее, чем Лоренс Фишберн.[13]

– Я знаю. Я помню, – тихо сказала Ева. – Хотя она и не догадывалась об этом, но я ее любила. Пусть она не знала этого, я все равно считала ее своей матерью.

Темные глаза Стюарта зажглись опасным блеском.

– Я же просил тебя никогда не говорить об этом!

Ева отпрянула.

– П-прости, отец. Но сейчас мы одни.

Стюарт вздохнул и нежно похлопал ее по плечу.

– Нет, это ты меня прости. Пойми, правда о твоем происхождении должна остаться нашей тайной. Подумай о том, что будет с братьями, если они узнают, что ты – мой биологический ребенок, единственное дитя нашей с Корой любви. Я думаю, это больно ранит их. Они и так уже говорят, что ты – моя любимица.

– Да, ты прав, конечно, отец, – сказала Ева, но ее одолевали куда более мрачные мысли: Всем будет очень больно узнать и о том, что ты украл яйцеклетки своей жены, оплодотворил их собственной спермой, произвел мутацию и вырастил ребенка. Но Ева не могла произнести это вслух. Ева никогда бы не осмелилась сказать такое. Вместо этого она грустно улыбнулась отцу. – Не хочешь прогуляться по пляжу? Океан всегда успокаивает, к тому же солнце уже зашло. Никто не увидит тебя с материка.

– Да, с удовольствием, милая Ева, – сказал он.

Взявшись за руки, Ева и ее единственный отец вышли из дома. Внешне он ничем не отличался от любого другого коттеджа на флоридском пляже. Когда они добрались до песчаного берега, Ева скинула туфли и пошла босиком. Душный августовский воздух был густым и влажным, не ощущалось ни дуновения ветерка. Ева пожалела о том, что она не в майке, но лишь на мгновение. Гораздо важнее было прикрыть предплечье. Она хотела сохранить для себя то, что пряталось под рукавом, – хотя бы на день или два.

Они шли по пляжу, зарываясь ногами в теплый песок, вбирая в себя дыхание океана, пока извилистая песчаная полоса не вывела их на дальнюю оконечность острова, за которой простирались открытые воды. Там Стюарт остановился, любуясь усыпанным звездами небом и маслянистой восходящей луной.

Ева сосредоточилась на своей стихии – земле. Установив связь, не пробуждая силу земли, она погрузилась в спокойствие, которое призвала на помощь в тот страшный миг на стадионе, когда увидела обмякшее тело своей мертвой матери посреди того ужасного, грязного футбольного поля. Ощущение мирного покоя и защищенности исходило от болезненной точки, скрытой под рукавом, и разливалось по всему телу – хотя она старалась держать его при себе, не давая энергии утекать через руку, соединенную с рукой отца. И только тогда она неспешно и осторожно заговорила о том, что так мучило ее в последнее время.

– Отец, я не хотела этого говорить в присутствии мальчиков, но меня очень беспокоит твой усталый вид.

Стюарт слегка покачал головой, отпустил ее руку и жестом отмахнулся от слов дочери.

– Все хорошо, милая Ева.

– Отец, прости, если я перехожу границы, но ты всегда говорил нам, что мы должны заботиться друг о друге. Дело не только в том, что ты просто устал.

Он оторвал взгляд от ночного неба и посмотрел ей в глаза.

– К чему ты клонишь, Ева?

Ева цеплялась за земное спокойствие.

– Ну, раньше ты не был таким.

– Раньше? Ты хочешь сказать, до того как научное сообщество высмеяло меня и разрушило мою жизнь? Да, ты права. Я изменился. Мы все должны измениться.

Она откашлялась и попробовала зайти с другой стороны.

– Я понимаю, что теперь все по-другому, многое изменилось с тех пор, как твое исследование было закрыто, и я ни в коем случае не хочу проявлять неуважение, но, отец, ты как будто одержим этими подростками.

– Еще бы. Я одержим ими уже восемнадцать лет – ожидая, пока все четыре пары повзрослеют. Время пришло, и мой план по возвращению сюда первой пары уже потерпел неудачу. Похоже, мне следовало быть еще более одержимым. Возможно, тогда результат оказался бы иным.

– Ты – блестящий ученый. Ты создал нас. Зачем тебе эти дети? Наверняка ты сможешь найти способ вылечить нас, если просто продолжишь исследования?

– Есть вещи, которых ты не понимаешь, Ева. И я не хочу забивать этим голову ни тебе, ни твоим братьям. Просто доверься мне.

– Я доверяю тебе! Но почему ты не можешь довериться мне? О каких вещах ты говоришь?

Ева видела, как ожесточилось лицо отца, но его гнев быстро растаял от ее улыбки. Отец коснулся ее щеки, а потом широким жестом обвел пространство их частного острова.

– Моя принцесса, как, по-твоему, мне удается держаться на плаву все эти последние двадцать лет?

– Твои клиники репродуктивного здоровья принесли целое состояние, богатые люди платили тебе кучу денег за твои исследования.

– Так оно и было. А потом научное сообщество отвернулось от меня из-за этих исследований. Я удачно инвестировал средства, но даже огромные деньги со временем заканчиваются.

Ева почувствовала озноб.

– Мы что, разорены?

Стюарт лукаво улыбнулся.

– Не совсем. И ненадолго.

– Что это значит?

– Найдите мне этих подростков, и вы поймете – ты и научное сообщество, высмеявшее мои исследования.

– Жаль, что ты не доверяешь мне настолько, чтобы рассказать все, – упрекнула его Ева.

– Неужели? Правда, жалеешь? А сама между тем кое-что утаиваешь от меня.

– От-отец, я не понимаю, о чем ты…

– Покажи мне. Я знаю, что там. Так и должно быть. Вот почему ты не поехала в мотель с мальчишками. – Слова Стюарта словно ударили наотмашь.

– Это ничего. И сейчас это совершенно неважно. Ты – вот что важно.

– Покажи мне! – Его голос стал жестче, когда он повернулся к ней лицом.

Смирившись, Ева опустила голову и задрала рукав повыше локтя. На гладкой коже цвета вспаханного поля из середины предплечья прорастал, словно опухоль, пурпурный кристалл размером с яйцо. Лунный свет, пойманный и преображенный драгоценным камнем, мерцал темно-фиолетовым огнем в его глубине.

– Никогда не прячь это от меня. Тебе ли не знать. – Стюарт скользнул пальцами по кристаллу аметиста. – А этот большой. Должно быть, ты здорово расстроилась.

Ева заставила себя не вздрогнуть от боли, которую причинило его прикосновение.

– Но тебе не следовало вызывать стихию земли. Ты должна беречь свою силу и использовать ее только в случае крайней необходимости. Ты крепче, чем мальчики, но не бессмертна.

– Я и не хотела прибегать к ней, но, когда увидела Кору… когда поняла, что она умерла… потеряла контроль. Произошло землетрясение. Оно и вызвало тот взрыв на парковке. Отец, мне пришлось усмирять стихию. Я должна была это сделать, иначе она поглотила бы и Фостер, и Тейта, и весь город.

– И привлекла бы гораздо больше внимания к тому, что там произошло помимо парочки торнадо. Выходит, чтобы защитить свою семью, ты успокоила землю, зная, какую цену придется заплатить – пережить такую агонию.

– Это всего лишь аметист, отец. Его не так тяжело носить, и больно только здесь. – Она осторожно прикоснулась к необработанному камню. – Все остальное мне помогает. Успокаивает. Защищает. Так же, как это делает земля. – Голос звучал жалобно, и ей стало стыдно за себя, стыдно за незаданный вопрос, сквозивший в ее словах.

– Мы обсуждаем это почти два десятка лет, Ева. – Стюарт заговорил ровным, бесстрастным тоном лектора, профессора биологии, хотя Ева увидела желание в его взгляде, прикованном к драгоценному камню-опухоли. – Ты должна рассеять энергию и удалить камень. Если ты этого не сделаешь, что произойдет, по нашей гипотезе?

– Энергия будет накапливаться, пока полностью не выйдет из-под моего контроля, и камень будет разрастаться по всей коже, постепенно заключая меня в свою оболочку. – Она произнесла заученные слова, копируя его притворно-бесчувственный тон.

– И что потом? – подсказал он.

– Это убьет меня, – закончила она. – Ладно. Сделай это. Я готова. – Ева протянула ему руку.

Он наконец-то оторвал пылающий взгляд от драгоценного камня и встретился с ней глазами.

– Я делаю это только для того, чтобы помочь тебе. Ты ведь понимаешь, не так ли?

– Да, отец.

– Будь это не опасно, ты могла бы сохранить его. Оставить все их себе.

– Да, отец. Я знаю. Давай. – Ева подняла руку выше и приготовилась к испытанию.

Со вздохом, в котором чувствовалось столько жажды, что Еву затошнило, Стюарт прижал ладонь к аметисту. Ева быстро накрыла его ладонь своей рукой и зажмурилась. Она потянулась сквозь свое тело – сквозь ступни, соединявшие ее с песчаной кожей земли, – и нащупала всего лишь осколок своей стихии. Сосредоточившись на этой силе, она потянула ее вверх – через стопы… ноги… плоть… по позвоночнику к плечам, наращивая мощь, пока энергия земли не прорвалась в кристалл аметиста, а оттуда хлынула прямо в доктора Рика Стюарта.

Старик вскрикнул, и его тело напряглось, как будто его ударило током, но Ева знала, что происходит. Она безучастно наблюдала за тем, как Стюарт, ахнув от удовольствия, уронил руку с ее предплечья и мягко упал на колени в песок. Он глубоко задышал, и, когда поднял на Еву глаза, его зрачки были полностью расширены, а взгляд расфокусирован. Лицо Стюарта излучало такое спокойствие, такую безмятежность, что казалось, будто он помолодел не на один десяток лет.

– О, Ева! Ты права. Это высшее блаженство. А сейчас оставь меня, я хочу погоревать о Коре и обо всем, что потерял сегодня… – Слова стаяли, пока Стюарт растягивался на песке. Его широко распахнутые глаза смотрели в одну точку, но он уже не видел Еву – не видел ничего. Сила драгоценного камня поднималась в нем, ввергая его в состояние кайфа, какого не подарит ни один наркотик – кайфа, без которого он уже не мыслил своего существования.

Ева молча отвернулась от него. Тяжелыми шагами она двинулась обратно, оставляя глубокие следы на песке. Рука рассеянно коснулась драгоценного камня на предплечье, и он рассыпался бесцветными осколками, которые напомнили Еве битую яичную скорлупу.

После того, как отец высасывал силу ее кристаллов, Ева всегда испытывала ощущение усталости и опустошенности, и к тому же зверский голод. Чувство покоя, которым одаривал ее аметист, ушло, оставляя ноющую пустоту, но она не могла позволить себе даже мечтать о том, чтобы ей хоть раз разрешили сохранить ее силу. То ли дело отец – проведет ночь на пляже, наслаждаясь кайфом, который выкачал из нее.

Камень крупный. Отца вырубит часов на восемь, не меньше. Я должна помочь братьям найти хоть какие-то следы Фостер и Тейта, пока он не проснулся – пока не обрушил свой гнев на одного из них. Опять. И на что он намекал сегодня вечером? Что ему удастся хорошо заработать на этих детях? Снова наладить отношения с научным сообществом? Не означает ли это, что он собирается выйти в публичное пространство – показать, что жив и не забыт? Но ведь это к лучшему, не так ли?

– Эти дети – четыре пары, представляющие стихии воздуха, огня, воды и земли, – наша единственная надежда. Через них отец может узнать, как исправить нас, и для этого ему придется… снова начать исследования и эксперименты. – Ева разговаривала с песчаным островом, каждым своим шагом ощущая связь с землей. – Отец должен вылечить нас. Только он может это сделать. Тот, кто создал нас и кто нас сломал.

Ева поплелась к коттеджу, где жили ее братья. Пока она шла, в голове эхом отдавались ее собственные слова: энергия будет накапливаться, пока полностью не выйдет из-под моего контроля, и камень будет разрастаться по всей коже, постепенно заключая меня в свою оболочку…

И впервые Ева позволила себе задуматься, пусть даже на мгновение, о том, что страшнее – превратиться в живое сокровище земли или остаться живой дурью для наркомана.