Повелитель молний

ГЛАВА СЕДЬМАЯ Миром правит случай

Дурные привычки очень скоро становятся обыкновением, а дурные события почему-то случаются чаще, чем хорошие.

Ши пришел к этому глубокомысленному выводу, переступив порог гостиницы, ставшей ему родным домом, и тут же приседая, дабы избежать летящего по воздуху табурета. Собственно, табурет швырнули не в него, но воришка не собирался заниматься восстановлением справедливости. Он просто хотел избежать удара, чем занимался всю разумную жизнь. Избегать столкновений – самый разумный и правильный девиз, ежели тебе выпало родиться и жить в городке под названием Шадизар. Избегай столкновений, будь незаметным, не вмешивайся в чужие споры и драки, глядишь, доживешь до преклонных лет и тебе не придется каждое утро тащиться на площадь Благословений перед храмом Митры, где собираются городские нищие.

Однако упрямая судьба рассудила иначе. В последние дни различные столкновения и испытания прямо-таки дождем сыпались на голову Ши. Истины ради надо заметить, что другим постояльцам «Норы» тоже приходилось несладко, но каждый из смертных в первую очередь думает все-таки о себе.

В общей зале трактира опять собирались грозовые тучи, предвещавшие заварушку. Пара молний уже сверкнула – кто-то запустил табуретом в стену, но пока дело ограничивалось словесной перепалкой.

«Удрать? – вяло подумал Ши. – Снова протирать штаны на парапете? Малыш попался, это ясно как день. Угодило буйное дитя природы за железную решетку. Сидит там, небось, и тоскует. Не навторил бы он глупостей, а то будет его не вытащить».

Прижимаясь к стене и стараясь прикинуться тенью от ламп, воришка добрался до стойки, угодив в общество мрачно-напряженной Лорны, как всегда, заранее готовой к худшему.

– Не дождался? – приглушенно осведомилась трактирщица. Ши сложил пальцы в знаке, обозначающем слово «Нет».

– Значит, поймали, – подтвердила его собственные худшие ожидания Лорна и, с досадой глянув на очередной разломанный табурет, подвинула поудобнее рукояти спрятанных под стойкой мечей. – Точно, какая-то неудачливая полоса началась. Не одно, так другое. Посуды и другого хлама уже на полсотни золотых переколотили – это за пару дней-то! А нужник наш, между прочим, намедни новую гадость учинил – из будки сколопендры полезли, здоровенные, с мою ладонь длиной. И почему-то зеленого цвета в оранжевую полоску. Так мало того, поганые твари отправились прямиком в комнату Райгарха и обсидели весь потолок. Целое утро с метлой возилась, пока всех не вымела да не передавила. Хорошо хоть не кусались…

Ши молча посочувствовал хозяйке гостиницы, помня, что бремя расходов будет взвалено на Компанию, и обратил свое пристальное внимание на главных действующих лиц нынешнего вечернего скандала. Эти почетные места отводились Джаю, Альбриху и Райгарху. Поблизости, как напоминание о неотвратимом возмездии, сидела закутавшаяся в шаль Феруза – осунувшееся личико и сухо блестящие глаза. Она не вмешивалась в разговор, только смотрела, безостановочно вращая в руках серебряный браслет пропавшего Аластора. Ее присутствие изрядно действовало на нервы старому гному и двум его спутникам, однако у них не поворачивался язык потребовать от людей увести молчаливую девушку наверх. Рядом с туранкой хлопотала Кэрли, опасливо поглядывая по сторонам в поисках наилучшего пути к бегству.

Недоставало только Хисса.

– Ключи, – повторил свое требование Альбрих. Он испытывал сильнейшее раздражение и избавился от него, только швырнув табуретом в стену, хотя в подобном жесте не имелось никакой необходимости. Альбрих хотел показать, кто здесь хозяин и кто владеет преимуществом, но люди, наверное, давно привыкли сами кидаться предметами обстановки и не слишком-то испугались.

– Где наш человек? – ответил встречным вопросом Джай, незаметно кивая Райгарху. Вышибала молча достал бархатный мешочек и потряс его. Скрытая внутри вещь издала глуховатое металлическое побрякивание. – Мы заключили сделку – ваша безделушка в обмен на жизнь нашего друга. Где он?

– Во дворе, – неохотно сказал гном. Его слова заставили Ферузу оживиться.

– Я хочу его видеть, – настойчиво и слегка бессвязно заявила она, пытаясь встать. Джай мягко положил ей руки на плечи, усадил обратно и бросил быстрый взгляд по сторонам, распорядившись:

– Ши, сходи проверь, не врут ли они.

– Меня только что прогнали оттуда, – пожаловался воришка, которому совершенно не хотелось в одиночку идти проверять повозку. – Пусть… в общем, пусть с мной пойдет кто-нибудь из них.

– Сперва покажите ключи, – каркнул Альбрих. Райгарх, повозившись со шнурками мешочка, достал посверкивающую связку (Ши искренне восхитился – издалека она ничем не отличалась от подлинной) и молча поднял ее на пальце. Отмычки раскачивались, задевая друг о друга и тихо звякая, словно подвешиваемые над входами в лавки гроздья колокольчиков или пустых медных трубочек. – Дайте сюда!

Райгарх не тронулся с места и принялся деловито заталкивать талисман обратно в мешок. Ши внезапно сообразил, что отсутствие Хисса может иметь под собой какие-то немаловажные причины и подавил вздох – нет, и сегодня драки избежать наверняка не удастся.

Замысел Проныры укладывался в несколько слов. Не позволять Альбриху и его дружкам взглянуть на ключи вблизи, тянуть до последнего, убедиться, что Аластор жив, каким угодно способом затащить его в безопасное место, то есть в трактир, а дальше… Дальше – как повезет. Удача покровительствует тем, кто сначала действует, а потом начинает рассуждать.

– Ваш человек… э-э… не может ходить, – покосившись на туранку, вполголоса проговорил гном. – Он никак не желал вести себя смирно, и нам пришлось его слегка угомонить. Верните ключи – и он в вашем полном распоряжении.

– Тогда мы забираем его, – тоном, не признающим возражений, заявил асир и грузно потопал к дверям. Альбрих попытался возразить, понял, что его не послушают и скорчил безнадежную гримасу.

Повозка под кожаным пологом торчала посреди двора. Один из гномов скучал на месте возницы, второй деловито расхаживал вокруг фургона, освещенного тусклым огнем факелов перед входом в трактир. Низкорослая лохматая лошаденка, не теряя времени даром, с хрустом жевала толстые стебли бурьяна, оставаясь равнодушной к людским заботам. Альбрих забежал вперед, остановившись возле задника повозки, и взыскательно протянул руку. Райгарх перебросил ему мешочек с ключами, откинул в стороны потрепанные кожаные полотнища, заглянув в душное, темное нутро фургона, и негромко окликнул: «Альс, ты здесь?»

Джай, догадавшийся захватить фонарь, посветил через плечо вышибалы. Ши и Лорна поспешно заглянули сбоку.

На днище повозки лежали какие-то набитые мешки, громоздились стянутые ремнями холщовые свертки, стояли два обшитых железом сундука и большой плетеный короб.

– Альс? – недоуменно повторил Райгарх, решив, что в темноте принял неподвижного человека за мешок. – Альс, это мы. Все в порядке, вылезай…

– Тут никого нет, – холодно произнесла трактирщица. Крутанулась на взвизгнувшем каблуке, оборачиваясь и вытягивая из ножен две свои легкие, звонкие сабли. – Кажется, в Чамгане напрочь позабыли о том, что такое честная игра.

Альбрих не стал мучиться с узлами на завязках бархатной котомочки, просто и незамысловато взрезав ткань ножом и подхватив выпавшие ключи. Вцепился в них, как нищий в золотую монетку… подозрительно сморщил лоб и прищурился, поднес связку к неярким полосам факельного света… пегие прядки вдруг встали дыбом, как иглы у рассерженного ежа, и старый гном высоким и дребезжащим от ярости голосом выкрикнул:

– Это подделка!

– Конечно, подделка, – изобразил удивление Джейвар. – Вы не привезли нашего человека и думаете…

– Где настоящие ключи? – визгливо перебил его Альбрих.

– А где Альс? – оглушительно рявкнул в ответ Райгарх, и цапля-фонтан поперхнулась струйкой извергаемой воды.

– Там, куда скоро отправитесь все вы! – казалось, гном прибавил в росте. – С меня довольно! Разберите этот курятник на щепки, пока не найдете талисман!

– Я бы не бросалась столь грозными приказами, – проворковала Лорна, выступая вперед и вычерчивая кончиками сабель две запутанные кривые. Факельный свет отражался на лезвиях, превращая их в длинные огнистые полосы. – Здесь поселение людей. В первую очередь людей, и только потом – всякой нежити. Вы, ублюдки из Чамгана, обязались соблюдать наши порядки и только поэтому вам разрешено тут жить. Мы вправе обратиться к закону, пусть он не слишком выполняется, и напомнить вам, на чьей стороне сила в этом городе. Вы похитили человека, и это вам даром не пройдет!

– Помалкивай, женщина, – не очень уверенно огрызнулся Альбрих, и кивнул своим: – Вы знаете, что делать.

– Даже не думайте, – угрожающе процедила трактирщица. – Убью первого, кто сунется. Мне до смерти надоело, что каждый недомерок считает себя вправе устраивать погромы в моей таверне, – слово «моей» она произнесла с отчетливым нажимом.

В наступившей тишине отчетливо проскрипела натягиваемая тетива самострела, и Ши с плутоватой ухмылкой подумал, что теперь знает, куда подевался Хисс. Сидит на плоской крыше «Норы», откуда двор виден, как на ладони, и выбирает подходящую цель.

Противостояние не могло затянуться надолго. Кому-то придется сделать первый шаг, и старый гном решил стать этим «кем-то». Он почти без замаха швырнул жалобно звякнувшую связку фальшивых ключей, целясь в Райгарха. Отмычки, не долетев, шлепнулись на булыжники двора.

«Жаль, что нет Малыша, – мимолетно подумал Ши. – Райгарх, конечно, способен кого угодно скрутить в бараний рог, но с Малышом за спиной чувствуешь себя намного увереннее. Пятеро гномов против пяти людей, из которых два мечника, один стрелок да еще Джай и я. Вполне могут затоптать, а на помощь соседей рассчитывать нечего. Никто не помчится проверять, что за шум возле трактира. Привыкли».

– Стойте, стойте! – неожиданно для самого себя заполошно выкрикнул воришка, всей шкурой ощущая скрестившиеся на нем недоуменные взгляды как людей, так и обитателей Чамгана. – Слушайте, ну нельзя же так! Признаю, это я приделал ноги вашей безделушке, но теперь ее у нас нет, понимаете, не-ту! Отобрали!

– Кто? – надтреснуто уточнил Альбрих.

– Кодо, – честно признался Ши. – Кодо Ходячий Кошмар, подручный старшины нашего квартала, – он сглотнул и виновато закончил: – Случайно увидел и забрал для своего собрания отмычек. Вот. Так получилось.

– Ши, – загробным голосом произнес Джай, – твои припадки правдивости случаются крайне невовремя. Подозреваю, это последствия тесной дружбы с Малышом. Ваших отмычек у нас и в самом деле нет, – продолжил он, обращаясь к недоверчиво прислушивавшимся гномам. – Хотите их вернуть – договаривайтесь с Кодо и Назирхатом. Мы, как видите, совершенно не при чем. И, кстати, отпустите Аластора, а то его девушка очень переживает.

Альбрих не слышал. Стоял, уперевшись подслеповатым взглядом куда-то поверх людских голов в черно-фиолетовое небо, и вдумчиво грыз висячий ус. Пожевал, выплюнул и коротко спросил, ни к кому не обращаясь:

– Так ключи у Кодо?

– У него, у него, – любезно, словно разговаривая с богатым клиентом, завернувшим на огонек, заверила гнома Лорна.

Альбрих задумчиво выругался на языке подгорных жителей – будто перекатывал во рту с десяток мелких камешков. Высказав свое мнение, он повернулся к повозке, но резко качнулся, не удержавшись на ногах и заваливаясь на бок.

К нему с двух сторон кинулись на помощь – гном и стоявший ближе всех Ши. Воришка успел первым, за что немедля поплатился: Альбрих поймал его за рукав и вцепился мертвой хваткой. Прежде чем люди сообразили, что происходит, вокруг Альбриха с его отчаянно дергавшейся и шипевшей добычей образовалось плотное кольцо из подземных карликов.

– Мы уйдем, – мягко и отчасти добродушно пообещал старый гном. Что-то в его тоне заставило Компанию застыть на месте. – Но сначала накажем того, по чьей вине на нас обрушилось столько бедствий. Вы даже не представляете, что натворили, – последние слова он произнес едва различимым шепотом, от которого Ши мигом расхотелось брыкаться и звать на помощь. Он послушно шел вслед за Альбрихом, увлекавшим его за собой, в точности как маленький упрямый тяжеловоз тащит в гору груженую мешками телегу. За ними тесной кучкой топали гномы, заставляя людей держаться в разумном отдалении.

Альбрих провел испуганно примолкшего пленника через общий зал трактира – Феруза подняла голову, чтобы взглянуть на процессию, но ее взгляд остался пустым, зато ротик сидевшей рядом Кэрли округлился в растерянное «О» – и вытолкал в узкий коридор черного хода. В голове Ши воцарилась хрусткая черная пустота, он послушно шел, куда велели, не рассуждая и не задумываясь.

Очнулся он перед облупившейся дверью нужника, и мгновенно уперся ногами в землю, не хуже упрямого осла, не желающего идти дальше.

– Открывай, – сухо приказал гном. Ши замотал головой и попятился. – Что, боишься?

– Туда нельзя, – заплетающимся языком выговорил Ши. – Там… Там такое…

– Там то, из чего созданы вы, люди, и чем вы по большей части являетесь, – Альбрих сам дернул болтавшуюся на одном гвозде ручку, но дверь не поддалась. Гном рванул сильнее, изнутри послышался раскатистый звук, словно кто-то прочищал горло. Воришка зажмурился, испытывая непреодолимое желание хлопнуться на четвереньки и уползти в заросли полыни, окружавшей птичник.

Альбрих сообразил, что происходит что-то неладное, но желание отомстить оказалось сильнее. Он ударил дверь ногой, и тогда над запущенным задним двором разнесся безгранично утомленный и слегка раздраженный низкий мужской голос, не принадлежавший никому их обитателей «Норы» и жителей квартала Чамган, вопросив:

– Почему вы смущаете мой покой? Что тревожит вас на склоне дней этого мира? Неужто никогда не придет время, когда завершатся эти непрестанные мучения? Денно и нощно идут ко мне не обретшие успокоения в земной юдоли и взыскующие Истины, ибо Черное и Белое рвутся по живому и великие Силы сокрыты в обоих Изначальных…

Райгарх ошарашено крякнул. Альбрих от неожиданности выпустил руку Ши, и тот немедленно юркнул в заросли. Гномы встревожено зашептались, а Джай вытаращился и икнул.

– Спрашивайте, спрашивайте, спрашивайте, – размеренно произнес Голос, и покосившаяся будка со скрипом наклонилась вправо, затем влево. Лорна сдавленно закашлялась. Из-под основания деревянного сооружения, шурша в выгоревшем на солнце бурьяне, высунулась толстая лапа, похожая на паучью, но длиной приближавшаяся к лошадиной ноге. Лапа судорожно заскребла растопыренными коготками пыльную землю, спустя миг к ней присоединилась другая, третья… Будка зашаталась, как дерево под ветром, грузно поднялась на все восемь конечностей, и неторопливо заковыляла по двору. Поселившееся внутри нее неведомое существо велеречиво жаловалось на безысходность существования и невозможность отделить Свет от Тьмы.

– Это что? – утекающим голосом спросил Альбрих.

– А я говорил, а я предупреждал! – пискнул из своего укрытия воришка.

Откуда-то сверху – с неба или с крыши трактира – донесся приглушенный хохот.

Ши Шелам заранее смирился с тем, что придется тащиться в Аль-Ронг одному. Однако, стоило ему утром заявить о своем намерении прогуляться к городской тюрьме, как сразу отыскалось по меньшей мере трое попутчиков. Джай разрешил пойти только Хиссу, велев остальным сидеть в трактире – мало ли что стрясется. После вчерашней ожившей будки нужника и на удивление поспешного бегства гномов Проныра впал в странное настроение – наполовину злобное, наполовину удрученное – и шипел на остальных постояльцев «Норы», точно кот с прищемленным хвостом.

Нужник разгуливал и беседовал сам с собой до утра, вытоптав проплешину в бурьяне и случайно задавив пару не успевших увернуться куриц. На рассвете дощатая будка вернулась на свое законное место, поджала новообретенные лапы и уселась. Хисс рискнул сходить проверить, чем на сей раз оборотилась немаловажная пристройка таверны. Вернувшись, озадаченно сообщил, что выбор навеки определяет путь и только во мраке узришь ты звезды.

– Развелось философов, – буркнула в ответ трактирщица.

Феруза, поняв, что ее надежды на скорое возвращения приятеля не оправдались и теперь вряд ли когда-нибудь сбудутся, окончательно замкнулась в себе. Лорна и Кэрли тщетно уговаривали ее поесть или вздремнуть – туранка неподвижно сидела возле погасшего очага, напоминая изваяние Скорбящей Души, устанавливаемое над могилами.

– Сколько она собирается так сидеть? – невесело поинтересовался Хисс, когда он и Ши спускались по Старой лестнице. Деревянные ступеньки потрескивали и гнулись под ногами.

– Женщины, – туманно отозвался Ши, – от них жди чего угодно. Посидит денек-другой, поплачет и забудет. Или не забудет. Придумай лучше, как до Малыша добраться.

– Придем – увидим.

На очередном перекрестке они, не сговариваясь, свернули налево, потом еще раз налево, пока не вышли на восходные окраины города и не уткнулись в глухую стену Чамгана, сложенную из гладких, без единой щели каменных блоков. Ши задрал голову, прикидывая высоту.

– Бесполезно, – признал он. – Проще научиться летать. Может, они его отпустят? Зачем он им теперь, когда ключей все равно нет?

– По-моему, дело не в ключах, – задумчиво проговорил Хисс, шагая вдоль стены. – Гномам почему-то важнее удержать Аластора, чем получить обратно талисман. Видно, в прошлом случилось нечто, поссорившее их насмерть.

– Спер что-нибудь эдакое, – решил Ши. – Например, любимое кайло ихнего прародителя.

Воришка вдруг пошел медленнее, одобрительно тыкая большим пальцем на стену. Поверх серых камней кто-то размашисто написал некогда ярко-красной, а теперь выцветшей до блекло-розовой краской: «Недомерки, вон из города!»

– Как нельзя более согласен, – заявил Ши. – Или запретить им высовываться за пределы квартала. Пусть сидят там и копаются в грязи, самое подходящее для них занятие.

Парочка задержалась возле угрюмых, выкованных из темного железа ворот Чамгана, больше похожих на вход в какой-то потусторонний и наверняка малопривлекательный мир. Нужно обладать невиданной удачей, чтобы суметь проникнуть за эти ворота.

– Думаешь, Аластору крышка? – нерешительно спросил Ши.

– Похоже на то.

– Неужели мы ничего не сможем поделать?

– Говорить с гномами о выкупе смешно – они в состоянии скупить весь Шадизар. Обращаться к властям – да кто мы такие, чтобы нас услышали? Остается только надеяться на счастливый случай, который, как известно, правит миром, – Хисс неприязненно посмотрел на молчаливые черные створки и задумчиво протянул: – Если бы у нас имелась какая-нибудь вещь, позарез необходимая гномам, вроде этих пропавших ключей…

– Можно подумать, я их нарочно отдал, – надулся оскорбленный Ши.

– Не злись. Как-нибудь выкрутимся, не в первый раз. Странно, почему сегодня почти все гномьи лавки закрыты? Праздник у них, что ли?

Замечание Хисса в точности соответствовало истине. Многочисленные оружейные ювелирные и меняльные заведения подгорного народца стояли с запертыми дверями и зашторенными окнами. Хозяева и прислуга тех, что работали, выглядели обеспокоенными, готовыми в любой миг сорваться с места и скрыться в неприступном убежище Чамгана. Их тревога передавалась наведавшимся в торговый квартал людям, тоже начинавшим оглядываться по сторонам в поисках возможной опасности и торопившимся уйти. Ши по въевшейся в кровь привычке намеревался мимоходом срезать пару кошельков, но передумал – когда будущая жертва обеспокоена, лучше ее не трогать. На его век добычи хватит.

У Слезных ворот тюрьмы Аль-Ронг – на самом деле представлявших из себя втиснутый в острый угол сходящихся стен крохотный домишко – как обычно, неповоротливо шевелилось скопление посетителей, запорошенное желтоватой песчаной пылью. Родственники и приятели заключенных, жалобщики к судьям, писцы, готовые за малую мзду начертать за вас прошение или письмо, будущие свидетели и обвинители, а также две обычные городские принадлежности, то бишь попрошайки и торговцы. Людям, дожидающимся приема, нужно ведь что-то есть и пить?

Третья неизменная часть шадизарской жизни – уличные девицы – сюда заглядывала редко. Ждавшие под Слезными воротами девицами почти не интересовались, занятые своими хлопотами и новостями.

– Придется стоять? – удрученно спросил Ши, увидев змеящийся хвост очереди, исчезавший в узком дверном проеме. – Или ты знаешь кого?

– Знаю, – кивнул Хисс. – Погоди, я сейчас.

Он юркнул в медленно перемещавшуюся с места на место толпу, работая локтями и языком. Ши прислонился к нагретой солнцем стене, готовясь к долгому ожиданию, но рыжий мошенник вернулся на удивление быстро.

– Нам везет, – обрадованно сообщил он. – Пошли в «Ржавое копье». Мой знакомый только что сменился, значит, просаживает там скудное жалование надзирателя.

– Ты здесь гостил? Сколько? – Ши кивнул на видневшиеся за оградой верхние этажи Мышеловки.

– Общим счетом четыре луны, – безмятежно признался Хисс. – А ты?

– С год наберется… Но я-то с десяти лет околачиваюсь на улицах, не то, что некоторые – приехали на готовенькое, – втайне Ши ожидал, что Хисс разозлится и приоткроет хотя бы кусочек завесы над тайной своего появления в Шадизаре. Рыжий обитал тут уже два или три года, и поначалу явно от кого-то скрывался. Деньги у него водились, потом он познакомился с Кэрли, ставшей его подружкой и напарницей, однако даже она не могла ничего сказать относительно прежней жизни своего приятеля. За одним маленьким исключением – у Кэрли почему-то сложилось убеждение, будто Хисс родился в благородном сословии. Сам он этого никогда не отрицал и не подтверждал, просто отмалчивался.

Сегодня он тоже сделал вид, будто намеки Ши его не касаются.

«Ржавым копьем» звался маленький трактир, скрывавшийся в проулке поблизости от Аль-Ронга. Сюда частенько захаживали отбывшие свою повинность тюремщики, и здесь за кружкой красного шемского заключались договоры, исходом которых становилось либо досрочное освобождение, либо внезапная кончина кого-либо из обитателей Колодца. Это местечко относилось к числу тех, в которые легко войти и гораздо труднее выйти.

Хисс отодвинул драный кусок рыболовной сети с бубенчиками, заменявший дверь, быстро обшарил взглядом посетителей и уверенно направился в дальний угол. Ши старался держаться поблизости.

– Змееныш? – лениво удивился одиноко расположившийся за столом человек – грузный, седеющий, в мешковатой форме надзирателя Ямы, и, судя по цвету физиономии, не склонный отказывать себе в лишнем кувшине. – Какими ветрами? Ищешь кого?

– Вчерашний день, – Хисс присел напротив, щелчком отправив подбежавшему служке серебряную монетку. – «Драконью слезу» на троих, потом повторить. Мое почтение, Бакка. Ши, не маячь, садись. Бакка, это мой приятель Ши Шелам. Ши, перед тобой почтеннейший господин Бакка, доблестный страж тюрьмы Аль-Ронг, некогда упрятавший меня за решетку ровно на двадцать дней.

– На тридцать, – поправил невозмутимый Бакка. – И еще пять тебе накинули за оскорбление судьи. Я вас всех помню – жуликов, мошенников, карманников и прочих оболтусов.

– Именно надежда на твои знания и привела нас сюда, – между пальцев Хисса замелькала новая монетка, золотой полуимпериал. – Один наш общий друг имел неосторожность угодить на постой в гостеприимную Мышеловку…

– Когда взяли, как звать, за что? – деловито перебил стражник.

– Вчера днем. Уличный грабеж, – отозвался Хисс. – Мы называем его Малышом. Довольно необычный тип – мальчишка с Полуночи. Тощая такая орясина, черноволосый, глаза светлые, обычно помалкивает, но приставать к нему не советую. Убьет и не заметит.

Бакка глубокомысленно погрузился в церемонию откупоривания принесенного кувшина. Хисс и Ши терпеливо ждали, стараясь, в соответствии с городскими традициями, выглядеть совершенно незаинтересованными в ответе.

– Был такой, – наконец изволил заговорить тюремщик. – Но поздновато вы, ребятки, спохватились.

– Так и знал, что он непременно наломает дров! – не выдержал Ши, едва не опрокинув кружку. – Что он натворил? Разворотил стену, пытаясь сбежать? Дал по морде начальнику тюрьмы? Подбил соседей по камере устроить бунт?

– Ему просто не повезло, – хмыкнул Бакка и сделал жест, призывающий собеседников подвинуться поближе. – История вышла – нарочно не придумаешь. Я сам не видел, мне рассказывали. Значит, привели этого вашего Малыша, затолкали на свободное место. Он сидит, ведет себя прилично, даром что варвар, – стражник перешел на хриплый полушепот: – К ночи, как обычно, потянулся в гости народец…

Ши и Хисс понятливо кивнули.

– А среди прочих является за свеженьким товаром некий господин с определенными пристрастиями и изъявляет желание приобрести вашего дружка за сто двадцать полновесных туранских золотых.

Ши восторженно хрюкнул. Рыжий пробормотал себе под нечто вроде: «Только в тюрьме узнаешь свою истинную цену». Бакка продолжил рассказ:

– Сторговались, значит, на ста тридцати пяти, но ваш приятель смекнул, что к чему, и вылезать из клетки наотрез отказался. Его начали вытаскивать, он затеял драку, рядом тоже начали шуметь, и тут входит… – стражник запнулся. – Покупательница. Дама. Хоть и закутанная с головы до ног, но сразу ясно – из благородных, не просто разбогатевшая шлюшка. При ней два мордоворота. И выступает она эдак преспокойно по коридору, ровно к себе домой пришла. Народец сразу языки проглотил, сидит и глазеет, будто первый раз в жизни женщину встретили.

– Какая дама? – подался вперед Ши. – Высокая блондинка?

– Не видел, – с сожалением признал тюремщик. – И мой приятель, который там как раз околачивался, тоже ее в лицо не видел, но твердит, будто красотка редкая.

– Она, наверняка она. Госпожа Клелия, – воришка озадаченно поскреб в затылке. – Ее-то чего туда понесло?

– Так вот, подходит эта госпожа и заявляет, что дает опять-таки за вашего приятеля-варвара двойную цену – мол, такого ей никогда не попадалось.

– Ой-е-е… – предвкушающе протянул Хисс. – И что дальше?

– Дальше благородные господа едва друг другу глаза не выцарапали, цена за мальчишку поднялась до пятисот золотых, а все, кто там оказался, не знали, что делать – то ли прятаться по углам, то ли хохотать, – равнодушно сообщил Бакка. – Парень сидел, как оплеванный и, похоже, мечтал провалиться сквозь землю. Женщина купила его за пятьсот пятьдесят империалов.

– Однако, – искренне удивился Рыжий. – Я бы и трети не дал. Киммерийцы теперь в цене…Так она его забрала?

– В том-то и дело, что нет! Встала возле решетки, поманила пальчиком с колечком, а колечко-то добрую сотню стоит, и начали они о чем-то шептаться. Вроде как госпожа расспрашивала про какого-то своего друга, который живет тут, в городе, а она никак не может его отыскать. Ваш приятель закивал: знаю такого. Дама обрадовалась, махнула своим, мол, все наладилось, берем покупку и уходим, – Бакка выдержал надлежащую паузу, в течение которой слушатели затаили дыхание, – и тут по коридорам – шу-шу-шу, начальство объявилось. Не простое, вроде старшего надсмотрщика, а самолично господин верховный дознаватель, его светлость Язва Немедийская…

– Рекифес, что ли? – догадался Ши и поежился. Рекифеса в городе побаивались – дознаватель, присланный из Немедии, не желал поддаваться местным правилам игры, не брал взяток, не прислушивался к намекам, а потому считался личностью опасной и непредсказуемой, способной на самые неожиданные поступки.

– Он самый. Наверное, долго выслеживал, когда заявятся покупатели высокого полета. Он же спит и видит, как навести в благословенном Шадизаре свои порядки, изловить всех казнокрадов, развесить их на городских площадях и доложить об этом в Бельверус.

– Не дождется, – отрезал Хисс. – И что?

– Известно что. Господа покупатели порскнули по углам не хуже крыс, увидевших хорька, и еле успели удрать. В Аль-Ронге потайных ходов проложено не меньше, чем под Чамганом выкопано подземелий. Рекифес ворвался с гвардией наперевес, а никого нету. Улетели пташки. Он, само собой, разозлился, и спрашивает – кого пытались выкупить? Стражники с перепугу тыкнули в кого ни попадя, заодно и в вашего дружка. Рекифес состроил рожу, небось, Карающее Правосудие так должно выглядеть, и изрекает: тут, мол, все без разбору виновны, их не судить надо, а казнить на месте преступления, а мы по доброте душевной возимся. Потому для устрашения разгуливающего на свободе отребья и наведения в городе надлежащего благолепия… – Бакка прервался, дабы отхлебнуть из кружки, и закончил: – Завтра всех, кто уже получил свой приговор, и тех, кому дружки пытались устроить побег – примерно наказать.

– Что? – не понял Хисс.

– Ничего! – раздраженно огрызнулся Ши и повернулся к тюремщику: – Как будут наказывать?

– Беловым Подношением, а также через отделение головы от туловища, удушением и разъятием членов, – с каким-то затаенным удовольствием перечислил Бакка. – Вашему дружку-варвару выпало Подношение, чем-то он Рекифесу сильно не глянулся. Завтра с ним и встретитесь, после полудня на Воловьей площади. Выживет – заберете, хотя куда он будет годен…

Ши как-то поник и уткнулся носом в кружку. Хисс в растерянности забарабанил по столу, с подозрительно-болезненным вниманием разглядывая быстро шевелящиеся пальцы.

Как и любой ночной охотник, он прекрасно знал, что в Шадизаре называют «Подношением Белу». Завтра при изрядном стечении народу Малышу вместе с прочими неудачниками торжественно оттяпают кисть правой руки и он навсегда останется Меченым – тем, который попался закону. Меченый, за редчайшими исключениями, уже не человек, никому не друг, не вор и даже в гильдии нищих ему не на что рассчитывать. Одна дорога – сматываться из города, надеясь, что в другом месте повезет и никто не узнает о его позоре.

– И побега ему вы не устроите, – добил приунывших приятелей стражник. – Приказано было всех приговоренных согнать в одну камеру, запереть и охрану там поставили не местную, аль-ронгскую, а этих, немедийских волкодавов. Их не купишь… Приятно было поболтать, Хисс. Заходи, если что.

– Что мы Райгарху скажем? – тоскливо вопросил Ши, выйдя за порог «Ржавого копья», из полутьмы под лучи ослепительного летнего солнца. – Слушай, может, мы там, наверху, прогневали кого? Сначала Альс, теперь Малыш, и Феруза какая-то сама не своя…

– Не мели чушь, – оборвал причитания воришки Хисс. – Какое небесам до нас дело?

В глубине души он, однако, побаивался того, что Ши может говорить правду. На компанию из «Уютной норы» еще никогда не обрушивалось такое количество неприятностей зараз, и Хисс представления не имел, как из них выкручиваться.

Двадцать годков беспокойной жизни наемницы выучили Лорну Бритунийку одному непреложному правилу – нет ничего коварнее, чем любой, пусть самый крохотный дар волшебства. На глазах Лорны молодой парень за день превратился в глубокого старика – так погиб странствовавший вместе с их отрядом маг-воитель, прикрывавший отход в битве при малоизвестном кофийском городишке Рауме. Она видела, как сошла с ума уличная гадалка в Аграпуре, когда за ее коврик случайно присел и попросил рассказать о будущем человек, не знавший, что несет в себе семена Черной Гибели – чумы. Лорна из Пайрогии и двое ее сослуживцев (если Разрушительница Союзов не прибрала их к себе) могли бы рассказать, чем закончилась попытка неудачливого чернокнижника воспользоваться попавшим ему в руки талисманом и вызвать существо из иных сфер…

Она могла бы многое припомнить, но не хотела, ибо ни одна из этих историй не завершалась счастливым концом.

…Как, например, история с нужником при трактире и волшебным жезлом. Сегодня с утра, кстати, деревянная будка породила десяток безволосых кошек с синей дряблой кожей, немедля разбежавшихся по кварталу, а затем поднялась на свои паучьи лапы и отправилась гулять, ожесточенно споря о вечной борьбе Мрака со Светом. По счастью, рядом оказался Райгарх, который загнал разбушевавшийся нужник обратно на задний двор, пока тот не перепугал насмерть всех соседей. Будка обиделась и присмирела, выдав на прощание залп стенаний и всхлипов, а так же осу размером с небольшую собаку. Райгарх осу убил, запустив в нее громадным булыжником и громогласно объявил в трактире, что однажды сожжет проклятущее отхожее место, если подобные безобразия будут продолжаться.

Лорна, не обращая внимания на взбешенный рев приятеля, смотрела на Ферузу и начинала всерьез опасаться за рассудок своей постоялицы.

Феруза ат'Джебеларик второй день сидела перед нерастопленным камином, ничего не говорила, жестами отказывалась от еды и крутила в руках браслет пропавшего дружка.

Трактирщица полагала, что в мире – или, по крайней мере, в Шадизаре – почти не существует мужчин, из-за которых стоило бы убиваться. Никто не спорит, Аластор не какой-то смазливый оборванец, и в голове у него вроде мозгов побольше, чем у прочих, но раз вышла такая судьба…

Феруза не слушала.

Подавив желание отхлестать туранку по щекам, дабы та очнулась от своих грез наяву, хозяйка «Норы» попыталась заняться обычными делами. Бесполезно – тарелки валились из рук, прислуга норовила попасться под ноги, мясо не посолили, вино скисло, а заказанные вчера яйца оказались протухшими. Райгарх, на свой страх и риск попытавшийся успокоить трактирщицу, нарвался на пинок вкупе с замысловатым ругательством и советом держаться подальше.

Случайным взмахом руки перевернув кастрюлю с кипящим соусом, Лорна поняла, что на кухне ей сегодня делать нечего. Вытащила из кладовки припасенную для самых богатых покупателей бутылку шемского «Золотого корня» и пошла горевать чужое горе.

Предсказательница сидела на прежнем месте. Уговорами и силком Лорна заставила девушку выпить полкружки «Корня», надеясь, что хоть это заставит гадалку очнуться.

Помогло. Феруза подняла голову, взглянула на сидевшую напротив трактирщицу – карие с желтыми искрами глаза походили на затянутые льдом лужицы. В Замору лед попадал только в виде оплывающих кусков, вырубленных на вершинах Карпашских гор и щедро добавляемых в вина, но Лорна помнила, что такое снег, холод и вот такой неокрепший ледок над черной стылой водой.

– Ты бы поплакала, что ли, – посоветовала бритунийка. – Полегчает.

– Не могу, – одними губами отозвалась Феруза и снова спряталась за хрупкой стеной молчания.

– Всю жизнь не просидишь, глядя на угли, – ухватилась за ниточку зарождающегося разговора Лорна. – И ему, кстати, от твоего сидения ничуть не легче.

– Разве я могу что-то сделать? – выдохнула туранка. – Если бы речь шла о людях, я бы раздобыла денег, нашла кого-нибудь, кто мог бы похлопотать… А Чамган… – она подняла руку и бессильно уронила ее на стол, шепотом договорив: – Мне остается только ждать и надеяться на случай.

– Под лежачий камень… – зло буркнула трактирщица и вдруг оживилась: – Слушай, что ты хоронишь своего красавчика и себя заодно раньше времени? Ты ведь предсказательница! Другим загулявших благоверных через тарок сколько раз искала?

– Другим, – чуть окрепшим голосом произнесла Феруза. – Другим женщинам – конечно, это я умею. Но себе… Гадалка не может гадать сама на себя. Ой-лэ, запрещено, нельзя!

– Кем запрещено? – Лорна вызывающе тряхнула белой гривой. – Каким-нибудь свихнувшимся проповедником? На клюквенном киселе вареной десятиюродной теткой, сродственницей приемной сестры третьего деверя?

– Нельзя, – скорбно возразила девушка, судорожно раскачиваясь взад-вперед. – Беда будет. Тарок – только для кого-то иного. Для спрашивающего и ищущего ответ. Я посредник, нить между картами и задающим вопрос…

– Тогда я спрошу! – не на шутку разошлась Лорна. – Чихать мне на ваши дурацкие правила! Доставай свои картинки!

– Но… – слабо заикнулась туранка.

– Я что сказала – доставай! Твой парень, между прочим, где-то загибается, не мой! Раз ты боишься спросить, то я не боюсь!

– Я знаю, – мягкий, слегка насмешливый и ласковый тон принадлежал прежней Ферузе. Ее правая рука потянулась к расшитому мешочку на поясе, вытащила толстую колоду, ритмично задвигалась, перемешивая. – Ты никогда и ничего не боишься, не то, что я… Спасибо, Лоркана-хайнум.

– Какая я тебе хайнум? – по привычке огрызнулась бритунийка. Она могла пережить все, кроме приставки, означавшей почтенную, умудренную годами женщину, нечто вроде кхитайского «госпожа бабушка». – Так кто будет спрашивать, ты или я?

– Я, – просто ответила гадалка. – Глупо прятаться от судьбы.

Она размашисто кинула веер тарока на стол, тут же сгребла его, яростно перемешивая и нараспев шепча по-турански. Лорна смотрела, затаив дыхание и боясь спугнуть кружащееся под потолком волшебство. Кто-то присел рядом с ней, она по звуку шагов, по шуму дыхания узнала Райгарха и коротко махнула рукой – молчи, не спрашивай, ради всех богов, не отвлекай!

Девушка одним пальцем выщелкнула из растрепанной колоды карту, упавшую точно в центр стола картинкой вниз. Танцующий дракон в кирпично-красной с золотыми пятнышками чешуе уставился на людей узкими скрытыми глазами. Над ним лег еще один, два по бокам и один – внизу. Пятеричный крест, прошлое-настоящее-будущее, ищущее и искомое, возможное и недоступное, намертво стянутое узлом воли спрашивающего.

За год с небольшим бритунийка раз сто видела, как предсказывает Феруза. Наверное, по пальцам одной руки можно пересчитать, когда тарок переставал быть обычной гадальной колодой и обретал подобие собственного разума. Страшна доля гадалки, особенно если она молода и честна. С годами Феруза научится лгать и запрещать себе видеть то, что может не понравиться клиенту, но пока, пока…

Карты перевернуты. Кажется, что отрезки пергамента дымятся, прожигая толстую столешницу. За левым плечом проглатывает не успевший вырваться возглас Райгарх. Лорна невольно тянется вперед – увидеть, понять, распознать укрытый в разноцветных картинках тайный смысл.

– Узник, – четко, сухо произносит туранка, прикасаясь к центральной карте, где смутные очертания человеческой фигуры перечеркнуты частыми прутьями решетки. Рыжеватые локоны, не причесанные с утра, сами собой скручиваются змейками. Тонкий палец с серебряным кольцом движется вверх, затем вниз, налево и направо. Монотонный, лишенный выражения голос перечисляет: – Драгоценность. Граница. Выбор, – она прикусила губу и с трудом закончила: – Смерть.

Лорна перевела дыхание и оглянулась. Пришел не только Райгарх, но и Джай, и Кэрли. Бритунийка ждала, что заговорит Райгарх, но его опередил Проныра, осторожно попросив:

– Феруза, расскажи по-человечески. Узник, надо полагать, Аластор, да? Драгоценность – наверняка намек на его прошлое. Обокрал он когда-то карликов, как есть обокрал. А дальше? Какая граница?

– Любая, – гадалка потянула к себе кружку, на дне которой плескались остатки «Золотого корня». – Просто граница. Между кварталами, между странами, между человеческими душами.

– А выбор? – почему-то шепотом спросила Кэрли. – Кто должен выбирать? И что?

Предсказательница наклонилась над картинками тарока, словно пыталась расслышать очень тихие слова, приходящие из невообразимой дали.

– Выбор – это вероятность, качающиеся весы, – напряженно произнесла она. – От него зависит, как сыграет последняя карта – действительностью или обманом.

– То есть это тебе… или нам нужно сделать какой-то выбор? – уточнила Лорна. Феруза отрывисто кивнула.

– Что у нас в Шадизаре может считаться границей? – вдруг вмешался молчавший до того Райгарх. Он пристально разглядывал карту с этим названием – распахнутые створки, за которыми тянется извилистая светлая дорога, прерываемая черными трещинами. Так ночное небо разрывают молнии, только цвета поменялись местами. – Между кварталами они весьма и весьма призрачные.

– Есть трактир «Около границы», – вспомнил Джай. – На закатной окраине, рядом с Карпашскими воротами.

– А куда ведет дорога от Карпашских ворот? – трактирщица почуяла если не след, то его близкое присутствие.

– В Коринфию, – быстро откликнулась Кэрли и замерла с полуоткрытым ртом, догадавшись: – Тоже на границу! На границу Заморы и другой страны!

– Я иду туда, – туранка вскочила, торопливо собирая разбросанные карты. – К Карпашским воротам. Не знаю зачем, но мне необходимо побывать там.

– Нет, – отчеканила Лорна и, когда компания недоуменно уставилась на нее, а Феруза явно приготовилась разразиться гневной речью, уточнила: – Ты не пойдешь туда в одиночку. Я пойду тоже.

– Мы все идем, – подвел конец разговорам Райгарх и поднялся. – Если там ничего не случится или мы ничего не узнаем, обойдем все городские ворота.

– Хисс и Ши, – напомнила встревоженная Кэрли. – Я останусь, подожду их возвращения. Как только они объявятся с новостями о Малыше, сразу побежим искать вас…

Договаривала она в спины поспешно выбегавшей наружу компании. Джай задержался, крикнув ей: «Мы оставим вам весточку на воротах!»

Кэрли подобрала уроненную шаль гадалки, медленно и аккуратно сложила ее. Села возле окна. Над залитым солнцем двором колебалось сонное, жаркое марево. В такой день неохота никуда бежать, но выбор, как всегда, остается не за людьми, а за обстоятельствами. Этим миром правит случай, а смертным остается только поспевать за его переменчивым блеском.

В полулиге от Шадизара, там, где старая Коринфская дорога изгибается крутой петлей, сливаясь с мощеной белыми плитами Дорогой Королей, поднимается невысокий скалистый холм. Ничем в общем-то не примечательный – осыпи желтовато-красного песчаника, низкая, выгоревшая на солнце степная трава да рощица диких слив, мелко трепещущих на ветру сизо-зеленой листвой.

Наезженная колея огибает холм с полуденной стороны, проходя под выступающим из склона валуном, похожим на упрямо наклоненный бараний лоб, пробегает с три сотни шагов и становится еще одним ручейком, поглощенным величайшей дорогой Материка.

Раскаленный бело-желтый диск солнца, приколоченный ровно посредине вылинявшего голубого неба. Сухо потрескивает дорожная глина, спекающаяся в твердую, испещренную трещинами корку. Листья на сливах от жары скручиваются в трубочки, а трава высыхает на глазах. Из норы высовывает мордочку суслик-тарбаган и быстро прячется – слишком жарко.

Над притихшей степью плывет душный туман, в котором, если приглядеться, можно различить возникающие и пропадающие очертания высоких башен, дворцов, окруженных садами, рушащихся со скал водопадов и неправдоподобно гладких озер, над которыми взлетают стаи белых птиц.

Мара, обман, наваждение. В Туране и Заморе такое зовется «эль-джантари» – полуденные призраки. Кочевники пустынь любят рассказывать предания о людях, настолько храбрых или безумных, что отважились войти в распахнутые двери колеблющихся эль-джантарийских замков, исчезая там навсегда.

Однако никто не рассказывает легенд о том, чтобы кто-либо появлялся из туманного колдовского облака…

Воздух настолько раскален, что, кажется, издает еле слышное шелестящее позванивание. Непонятный, находящийся на грани слуха звук становится все громче и отчетливей, превращаясь в яростный хор цикад. За мгновение, достаточное, чтобы моргнуть, сквозь обыденный мир пролетает тугая прозрачная волна и пугливо скатывается обратно, в Океан Неведомого.

Впрочем, после нее в полосе прибоя остается нечто вполне ощутимое.

Всадник.

Всадник на вороном жеребце, чья шерсть переливается оттенками лилового и непроглядно-черного. Расшитая золотыми нитями сбруя сверкает пригоршнями стразов, грива и пышный хвост перевиты тонкими серебряными ленточками. Конь храпит, нетерпеливо приплясывая на месте, копыта цвета слоновой кости ломают затвердевшую глину. Всадник, привстав на стременах, озирается вокруг. Неведомо откуда налетевший ветер растягивает широкий парус плаща – сверху черного, снизу ярко-алого.

Человек смотрит на город – безалаберный, пестрый, неопрятно раскинувшийся по холмам – и презрительно кривит губы. Если бы не необходимость получить ответы на кое-какие, весьма важные вопросы, он ни за что не явился бы сюда. Из всех людских поселений, разбросанных по лику земли, Шадизар внушает ему наибольшее отвращение. Он с удовольствием поручил бы тягостную обязанность побывать здесь кому-нибудь другому, но существуют дела, которые нельзя доверять даже самым верным слугам.

– Если хочешь что-то сделать, сделай это сам, – чуть слышно бормочет всадник. Угол его рта растягивается в кривой усмешке, вроде бы совершенно не вяжущейся с породистым лицом, но удивительно ему подходящей. – Что ж, посмотрим, кто кого…

Ветер утихает, трепетавшее в воздухе черно-алое великолепие пытается улечься ровными складками, но тут же взметывается машущим птичьим крылом. Заточенные звездочками шпоры вонзаются в атласные бока жеребца, тот срывается с места и вскоре отбивает чеканный ритм по синевато-белой ленте Дороги Королей.

Карпашские ворота Шадизара – города, забывшего, что такое штурмы, осады и войны.

Покосившаяся на правый бок сторожевая башня с осыпавшимися зубцами и прохудившейся черепичной крышей. Стоящие нараспашку створки, окованные проржавевшими до багрового цвета полосами железа. Мающиеся от жары стражники и застрявшая в арочном проеме телега. Из-под холщового полотнища обличающе торчат растопыренные ноги выпотрошенных коровьих туш. Над возом с надрывным жужжанием кружится облако зеленоватых мух. Возчик переругивается со караульщиками, одновременно пытаясь убедить сонных волов сделать еще хотя бы шаг. Тянет свое извечное заунывное «Подайте слепому-сирому-убогому» нищий. Подходящего жертвователя поблизости нет и не предвидится, попрошайка дремлет вполглаза, иногда принимаясь яростно чесаться. Все знакомо, обыденно и заранее известно.

Благостное спокойствие разлетается вдребезги, скомканное приближающимся частым перестуком копыт. Стражники недоуменно прислушиваются, лениво строя предположения. Гонец с пограничной заставы или из Немедии? Кто-то из богачей, пережидающих одуряюще жаркое лето в загородных поместьях среди зеленых и прохладных отрогов Карпашских гор, решил наведаться домой? Вестник одного из многочисленных торговых домов с важнейшей новостью о том, что цены на офирскую шерсть упали, а кофийские телята идут по три золотых за голову?

Из-за поворота вылетает всадник в стелющемся за плечами черно-алом плаще. Шипастые подковы выбивают из камней еле различимые в солнечном свете синеватые искры. Дремавшие стоя волы, не дожидаясь приказа опешившего хозяина, оттаскивают телегу в сторону, освобождая путь для злого вороного жеребца. Конь проскакивает арку под башней, оказывается на скучной маленькой площади и неохотно останавливается, повинуясь натягивающимся поводьям.

В это же время из выходящей на площадь улицы бодро выкатывается затянутая тисненым кожаным пологом повозка. В нее впряжены две малорослые лошадки с коротко стриженными гривами. Правит ими грузный бородатый коротышка, с важностью восседающий на передке. Вслед за первой повозкой появляется вторая, третья – не меньше десятка – и выстраиваются в неровную прямую.

Запорошенное красноватым песком пространство оживляется. Из караулки высыпают привлеченные шумом стражники. Покидающие Шадизар гномы – а это именно они – сбиваются в оживленно-крикливое кольцо вокруг своих фургонов, невольно вынуждая всадника на вороном отступить ближе к обшарпанному строению таможни.

Является начальство. Десятник стражи и старший таможенник обреченно переглядываются. Не самый удачный день: очередной караван подземных карликов отбывает с грузом в Кезанкию и в Коринфию, да еще явился какой-то тип весьма заносчивого и богатого вида. Проще сначала разобраться с человеком – он все-таки один, и, если его не пропустят первым, наверняка начнет возмущаться.

Таможенник собирается с духом, боязливо приближается к пританцовывающей на месте вороной лошади и открывает рот, мучительно соображая, как бы половчее окликнуть приезжего. «Эй, ты!» точно не подходит. «Господин хороший» – кто его знает, можно и пинка огрести…

К счастью, незнакомец замечает муки стража порядка.

– Что здесь творится? – снисходительно интересуется он, кивая на повозки, украшенные гербом, известным всем ценителям хорошего оружия и редких украшений – наковальня, над ней две скрещенных кирки и ограненный кристалл. – Повальное бегство от погромов?

– Никак нет, – стражнику очень хочется вытянуться в струнку перед благородным господином с черными, узкой полосочкой над верхней губой, красиво постриженными усами, острой «зингарской» бородкой и пронизывающим холодно-величественным взглядом. Щелкнуть каблуками не вышло, ибо они давно сносились. – Это наши, местные, с товарами и всяческим провиантом, значит, до дому собрались. В Кезанкийские горы то есть. Отвезут и назад притащатся… Вы, досточтимый месьор, не откажите в любезности – извольте сказать, кто вы есть такой, да уплатить за въезд в славный город Шадизар… Сущую мелочь – пять золотых с вашей милости и два за, с позволения сказать, вашего зверя…

Гость соизволил повернуть голову и смерить невольно присевшего таможенника ледяным взглядом глубоко посаженных каре-желтоватых, в точности змеиных глаз. Только зрачок человеческий, а не принадлежащий извилистому чешуйчатому гаду…

– Три золотых с человека, ползолотого с лошади, – поспешно внес исправление караульный, кляня себя в душе за решение связаться с этим типом в черно-алых тряпках. Пропустил бы бесплатно, а разницу вполне можно восполнить на гномах. Они богатые, сколько ни потребуй – все едино раскошелятся.

– Владетельный дон Кебрадо Эльдире лос Уракка, граф Ларгоньо, – слова упали вместе с монетами, такие же тяжеловесные и сверкающие. Про себя приезжий беззвучно хмыкнул – имечко звучит что надо, переспросить никто не решится. Сойдет для здешней провинции. – Из Зингарского королевства.

– Кебра… – уныло начал таможенник и попятился, бормоча: – Добро, значит, пожаловать, у нас гостям завсегда рады, мы люди простые…

Вороной, которому надоело топтаться на месте, попытался цапнуть стражника. Всадник шлепнул разыгравшуюся лошадь поводьями и неторопливо отъехал чуть подальше – к шаткому навесу и полупустой поилке. Уезжать он почему-то раздумал. Видимо, решил полюбоваться картиной здешних нравов.

– Старший кто? Да не галдите все разом! Где старшина обоза? – надсаживался таможенник, пытаясь перекричать окутавшую площадь разноголосицу, смешанную с конским ржанием. Наконец из общей сутолоки на его призывы откликнулся средних лет карлик, щеголявший ухоженной черной бородой и тяжелой золотой цепью с темно-вишневыми камнями, висевшей поверх коричневого суконного камзола. Гном проревел что-то на своем невозможном языке, заставив соплеменников заткнуться, и раздраженно представился: – Хори, сын Камбиса. У нас одиннадцать повозок и шестьдесят три сопровождающих. Как договоримся насчет проезда, человек?

– Я Тиус, – буркнул таможенник, заранее зная, что карликами из Чамгана плевать на его имя и звание. Он всего лишь досадная помеха, олицетворение сдержанно ненавидимого гномами людского закона. – Порядок обычный. Большие сундуки можете не вытаскивать, но обязательно открыть. Дорогую мелочь предъявляете лично мне, прочее досматривает стража. Налог на вывозимые ценности, если таковые имеются, прежний – четверть с каждой сотни стоимости. Попытка укрытия…

Гном, исподлобья, снизу вверх, посмотрел на человека, и тот, смешавшись и не договорив, торопливо произнес:

– Ладно, давайте начинать. Быстрее обернемся – быстрее закончим.

– Тот, кто стоял здесь в прошлый раз, не проявлял подобного рвения, – якобы невзначай и в сторону заметил гном. Намек понял бы и ребенок: чтобы не возиться с досмотром, таможенники просто брали с любых караванов приличную мзду. Частично она отправлялась, куда положено – в казну города, частично оседала в кошелях стражников.

– Рекифес приказал, – неохотно признался Тиус. – В городе в последнее время неспокойно. Кто-то уже с луну лихо чистит богатые дома, а добыча нигде не всплывает. Вот и велено досматривать всех без разбору на предмет, не вывозят ли краденое.

– А, – понимающе кивнул карлик. – Тогда ладно, – он деловито повел человека вдоль строя фургонов. – Значит, эти пять повозок для Кезанкии под завязку набиты провизией. Если их разгрузить, а потом складывать все обратно – до вечера провозимся. Здесь оружие и всякие побрякушки, заказанные для лавок в Коринфии и Немедии. Три этих колымаги тоже едут в Кезанкию, в них вперемешку всякого добра. Две последних направляются на границу с Кофом.

В голосе Хори слышалось тщательно скрываемое ехидство: вот, мол, нам скрывать нечего, только как вы, люди, будете разбираться с таким количеством барахла? Таможенник стиснул зубы, пытаясь ничем не выдать внезапно нахлынувший приступ тихого отчаяния. Куда проще прикинуть размер возможной пошлины, увеличить его на десяток-другой монет, и пропустить караван. Пусть в глубинах фургонов действительно припрятано незаконное добро – какая разница?

Человек на вороном коне, назвавшийся доном Кебрадо, по-прежнему не двигался с места, с равнодушным интересом созерцая разворачивающееся на площади перед воротами представление. Он не видел причин торопиться и, кроме того, легкое покалывающее предчувствие утверждало, что стоит задержаться. Скоро здесь произойдет нечто любопытное.

Потому он первым заметил странного вида четверку, вынырнувшую из расщелины проулка и решительно направившуюся к гномским повозкам. Двое мужчин – седой мрачноватый гигант и подвижный, гибкий парень-замориец. Две женщины – беловолосая амазонка средних лет и растрепанная рыженькая девчонка с отсутствующе-напряженным взглядом. От девчонки исходил тонкий, недоступный обычному человеческому уху звон – так звенят наделенные магией предметы, грозящие вот-вот сорваться в бездну неуправляемого волшебства.

Жеребец, фыркнув, вскинул голову, поставил уши топориками и безошибочно нацелился крупным лиловым глазом на девушку. Кебрадо погладил волнующееся животное по шее затянутой в черную перчатку рукой.

– Ты тоже ее слышишь? – шепотом спросил он. – Ну-ка глянем, кто это такая и что ей тут понадобилось…

Компания остановилась возле здания таможенной управы. Белогривая женщина то ли поддерживала свою спутницу, не давая ей упасть, то ли наоборот, мешала ей безоглядно рвануться в площадную суматоху. Верзила нетерпеливо озирался по сторонам, пока не углядел капитана стражи. Бросив своим приказ стоять на месте, он подошел к таможеннику.

Можно не слышать слов, однако прекрасно уловить смысл беседы по жестам и выражениям лиц. Седой не очень уверенно обвинял в чем-то гномов. Таможеннику совершенно не хотелось ввязываться ни в какие выяснения отношений. Вот он энергично закрутил пальцем у виска и махнул рукой, приказывая громиле убираться. Тот не шевельнулся, настаивая на своем.

Рыженькая вдруг встрепенулась. Робкое позвякивание беззвучного колокольчика переросло в биение обезумевшего набата. Вороной пронзительно заржал и попытался встать на дыбы, не слушаясь поводьев. Флегматичные лошади гномов испуганно взвизгивали, натягивали постромки и шарахались из стороны в сторону. Стражники, карлики, проходившие мимо горожане, уличные торговцы – каждому из оказавшихся возле Карпашских ворот померещилось, что мимо ослепительно-белого круга солнца промелькнула стремительная холодная тучка.

Кебрадо, справившись с лошадью, презрительно хмыкнул.

Девушка вырвалась из удерживающих ее рук и метнулась вперед – как кинулась головой в омут. Она мчалась мимо встревоженных лошадей и недоумевающих людей, не замечая никого. Мимолетного взгляда на ее лицо хватало, чтобы ей уступали дорогу и не пытались остановить.

– Феруза, мать твою! – на два голоса завопили блондинка и замориец, кидаясь в погоню. – Феруза, куда тебя несет! Стой!

Бесполезно. Девица, ведомая доступным только ей чутьем, мелькала среди повозок, пока не добежала до нужной – ничем не отличающейся от прочих, охраняемой кучкой гномов во главе с лысым коротышкой преклонных годков. Этот коротышка-то и решился встать на пути свихнувшейся девицы.

Человек на вороной лошади еле слышно щелкнул пальцами, и голоса, звучавшие на другой стороне площади, стали настолько отчетливыми, будто говорившие стояли рядом с ним.

– Пропусти, – рыженькая девчонка по имени Феруза вытянула руку, словно хотела отодвинуть гнома в сторону. Тот упрямо набычился:

– Зачем ты пришла? Сидела бы дома. Вы проиграли.

– Пропусти, – звонко повторила девушка. Трое ее приятелей, к которым присоединился таможенник и его подчиненные, наконец протолкались к месту стычки. – Я пришла за тем, что принадлежит мне.

– Тут ничего нет. Убирайся! – подгорный карлик несильно отпихнул настойчивую человеческую женщину в сторону. Беловолосая воительница и громила одинаково нехорошо прищурились. – Да уведите эту чокнутую!

– Что происходит? – стражник напрасно попытался придать своему голосу грозный командный оттенок. – Ты кто такая? Чего тебе надо? Райгарх, это ты ее привел?

Ответов не последовало. Девчонка как-то на удивление ловко проскользнула между гномами, уцепилась за дощатый борт повозки и вскарабкалась вверх. Старый гном дернулся было за ней, но наткнулся на верзилу Райгарха и его суровую приятельницу. Рыженькая тем временем откинула полог фургона, юркнула внутрь и завозилась там.

Никто из людей и гномов почему-то не вмешивался, словно у маленькой Ферузы имелось непререкаемое право делать то, что она делала.

– И вы еще говорите о законе! – с привизгом выкрикнул старый гном, чья лысина приобрела непонятный оттенок – блекло-зеленый с примесью красноватого. – Какая-то спятившая шлюха…

– Заткнись, приплюснутый, – без особой злобы процедила высокая блондинка в мужской одежде и многозначительно положила руку на рукоять болтавшейся на поясе туранской сабли. От подобного нахальства карлик осекся, вокруг послышался нарастающий возмущенный ропот, а из повозки донесся вопль:

– Здесь! Здесь! Лорна, Джай, помогите мне! Помогите кто-нибудь!

Чернявый юнец ринулся вперед, с размаху взлетел на задник фургона и присоединился к девице. За ним последовала беловолосая Лорна. Втроем они выволокли какой-то длинный и явно тяжелый ящик, поставив его на выщербленные плиты площади. Ящик запирался на два внушительного вида навесных замка.

– Открой! – Феруза требовательно повернулась к гному. Тот сделал шаг назад – один крохотный, растерянный шажок. – Альбрих, открой его.

– Месьор Тиус! – возопил гном, незамедлительно припомнив имя таможенника. – Неужели вы станете потакать прихотям какой-то уличной девки?..

– Она не уличная девка, – сухо проговорил замориец, надо полагать, Джай. – Открой или это сделаю я.

– А что в сундуке? – окончательно сбитый с толку стражник постучал носком сапога по обшарпанному деревянному боку. Послышался глуховатый звук.

– Просо, – незамедлительно отозвался Альбрих. – Обычнейшее просо.

– Ну, тогда откройте его, – решил Тиус. Он знал Райгарха и слышал кое-что о гадалке Ферузе, а потому счел, что затеянный ими скандал вполне может иметь под собой какое-то основание. Если же нет, то их не спасет ни собственная репутация, ни чье-либо заступничество!

Карлик замялся. Райгарх, не дожидаясь, пока гномы отыщут и принесут ключи от сундука, врезал кованым сапогом сначала по одному замку, потом по другому, и поднял крышку.

Ровно насыпанный слой желтоватого мелкого зерна. Джай потыкал в семена кинжалом – тот входил беспрепятственно, ни на что не натыкаясь.

– Ну? – с мученическим видом вопросил гном. – Убедились? Что вы вообще намеревались тут найти?

– Феруза, тебе лучше уйти, – Лорна твердо взяла растерянно хлопавшую глазами девушку за плечи. – Ты ошиблась. Здесь ничего нет. Похоже, мы неверно поняли твое предсказание…

– Н-нет! – рыженькая девица стряхнула ладонь трактирщицы, обеими руками вцепилась в край сундука и опрокинула его. Зерно потоком хлынуло на мостовую, вынудив окружающих попятиться. – Смотрите! Смотрите все! Дно!

– Какое дно? – зло рявкнул таможенник, всем нутром предчувствовавший выволочку от начальства и стремительное понижение в должности до обычного стражника.

Джай сообразил первым. Отодвинул Ферузу, вернул ящик в обычное положение, аккуратно загнал лезвие кинжала между боковой стенкой и днищем, надавил. Повторил свои нехитрые действия в другом месте. Потом еще раз.

Дно сундука слегка приподнялось.

К усилиям Проныры присоединился Райгарх. Днище, потрескивая, начало отходить вверх. Воспользовавшись тем, что всеобщее внимание привлечено двумя людьми, склонившимся над ящиком и азартно выдиравшим доски, Альбрих начал отступать назад, пытаясь затеряться в толпе. За ним последовало еще пять или шесть сородичей.

Сундук не выдержал неравной борьбы. Двойное дно сломалось, выдавая свою тайну – продолговатый сверток, размерами и формой напоминавший завернутого в погребальный саван человека, и пару свертков поменьше. Феруза вцепилась в большой сверток, пытаясь размотать холщовые ленты, немедленно сломала ноготь, но успеха не добилась. Джай вспорол холст кинжалом и невольно отшатнулся.

На него смотрело лицо – пепельная кожа, закрытые глаза и синюшные, искривленные губы, между которыми не прорывалось ни единого признака дыхания.

Райгарх заковыристо выругался. Таможенник охнул. Стоявший в первых рядах старшина обоза Хори побледнел, сглотнул и попытался укрыться в своей бороде. Лорна еле успела подхватить упавшую в обморок Ферузу.

По какому-то наитию Джай схватил обмотанный десятками слоев ткани предмет, лежавший в ногах человека, и принялся яростно сдирать оболочку. Под холстом оказались тонкие шелковые полотнища, а когда он сорвал и их, брызнуло столь нестерпимое и радостное многоцветное сияние, что Проныра зажмурился. По толпе пронесся единый вздох – восхищенный и разочарованный одновременно.

Господин Кебрадо тоже заметил этот блеск. Безжалостно пнул коня, прокладывая себе путь через толпу и наотмашь стегая не успевших увернуться висевшей на руке плетью со свинцовым шариком на конце. Он успел пробиться к месту действия как раз вовремя – чтобы собственными глазами увидеть сверкающее конусообразное золотое сооружение, инкрустированное россыпью мельчайших алмазов и рубинов. Корона. Прекрасная, великолепно сделанная знающим мастером корона, какой и аквилонский король Вилер позавидует. Блистательное сочетание драгоценного металла и редких камней.

Это зрелище заставило зернышки безразличных зрачков дона Кебрадо сжаться в еле заметные точки, и на миг перекосило его лицо гримасой обворованного купца, внезапно обнаружившего свои похищенные драгоценности на прилавке давнего конкурента. Кебрадо едва не кинул разъяренного жеребца вперед – снести всех этих людишек и отвратительных бородатых карликов, вернуть отнятое! – но сумел взять себя в руки. Он не сможет беспрепятственно уйти, а лишний шум ему совершенно не требуется. Он все равно добьется своего, пусть не сейчас, а чуть погодя.

Потому господин Кебрадо вернулся на прежнее место наблюдения, и сумел увидеть и узнать еще много интересного. Он стал свидетелем взаимной ссоры таможенника и старшины гномского обоза, повального обыска трех фургонов, направлявшихся в Кезанкию, спешного прибытия почти всех высоких городских чинов, в том числе господина верховного дознавателя Рекифеса, донельзя счастливого тем, что его план сработал как нельзя лучше. Кебрадо вдоволь налюбовался на выпотрошенные сундуки и вскрытые мешки, из которых извлекались на свет вещи, похищенные за последнюю луну. С каждой новой находкой Хори словно становился все меньше и меньше ростом, воздух выходил из него, как из проколотого рыбьего пузыря.

Человека, найденного в сундуке с зерном, странная компания унесла с собой. Они умудрились исчезнуть поспешно и незаметно, прямо под самым носом у стражников Рекифеса. Только что стояли вот здесь, и уже никого нет – ни громогласного седого верзилы, ни белобрысой решительной амазонки, ни девицы с крохотным магическим колокольчиком в душе, ни парня-взломщика. Никого. Тиус философски пожал плечами и решил, что так даже лучше. Ни к чему людям из воровской гильдии объясняться с представителями власти.

Исчез и старый Альбрих.

Гномов из его клана успели схватить – частью это сделали гномы из других семей, частью жаждавшие принять участие в общем веселье горожане. Лысый же коротышка просочился сквозь пальцы у тех и у других, юркнув в какую-то неприметную нору и растворившись в пропахшем нечистотами воздухе Шадизара.

В гаме обрушивающихся новостей никто из стражников не заметил, как под арку Карпашских ворот неторопливо вошел, постукивая тяжелым дорожным посохом, человек в пропыленном плаще некогда темно-коричневого, а теперь желтовато-бежевого цвета. Путник нес на спине небольшую котомку, а лицо его скрывалось под разлохмаченной повязкой, вроде тех, какие носят туранские кочевники. Человек недолго постоял, глядя на волнующееся скопление народа, и тем же неспешным, размеренным шагом удалился, свернув в первый же переулок.

Облезлый голубь, попавший в лужицу короткой тени странника, вдруг обеспокоено завертел головкой, затрепыхался, пытаясь взлететь… и замер неряшливой кучкой торчащих в разные стороны перьев. Птица умерла мгновенно, без боли.