Повелитель снежный

От автора

Дорогие мои Котятки!

Вот и подходит к концу еще один год, который мы прожили вместе!
В нем было все - и хорошее и плохое, и радость и огрочения, и победы и поражения, но самое главное, что были ВЫ мои любимые, дорогие и сладкие Читатели!
Скажу нисколько не преувеличивая - без Вас не было бы ни одной книги, ни одной идеи и вдохновения!

Огромное Вам спасибо за Вашу поддержку, понимание и тепло, которые я ощущаю каждый день!

Эта небольшая, коротенькая сказка мой новогодний подарок Вам, мои хорошие!

Совсем коротенькая, наверное наивная и простая, но написанная от всей моей снежной души)))

Люблю Вас, мои Сладкие!!!

Крепко обнимаю и желаю, чтобы в наступившему году Вы все были здоровы, счастливы, любимы, согреты душевным теплом дорогих и близких людей и семей! Чтобы на Вашем пути встречались только искренние и светлые люди, а каждый день приносил много радости и приятных неожиданностей!

1 глава

Декабрь не так уж холоден и груб,
Душа найдёт уют в его объятьях,
Согреется теплом любимых губ,
Таким простым,
знакомым сердцу счастьем.

Имбирь, корица, жареный зефир
И чашечка горячего какао,
Я знаю, ты полюбишь этот мир,
Который вмиг зима околдовала.

© Алеся Синеглазая

- Ты не войдешь на этот порог! И нет такой силы в мире, которая изменит мое слово!

Сквозь сон я слышала голос бабушки, дрожащий и отдающий шипением, словно она была в ярости и страшном испуге одновременно.

- В моем мире все возможно, старуха.

Сон прошел мгновенно, как только я услышала второй голос.

Мужской.

Низкий, скучающий и сладкий одновременно…словно яд.

Даже в свои пять лет я никогда не слышала подобных голосов в нашей округе, почувствовав, как отчего-то вся продрогла, поспешно забираясь под тяжелое одеяло и звериную шкуру, которая согревала меня в лютые морозы, спрятавшись по самый нос, и глядя испуганными глазами во мрак дома, который озарялся только что неясной луной из окна сбоку.

Даже ее серебристый свет выглядел, словно кинжал на деревянных половицах, которые всегда поскрипывали, если я пыталась пробраться тайком на улицу.

Как я не услышала их предательского скрипа, когда бабушка проходила мимо меня к двери?…

Испуганно вытягивая шею, я пыталась рассмотреть, с кем решила поговорить бабушка.
Среди ночи.

В такой мороз, что даже стены нашего маленького дома потрескивали, пытаясь удержать внутри тепло и не пустить холода, который станет нашей погибелью, если даже просто приоткрыть дверь , что было сродни маленькой попыткой к самоубийству.

- Это не твой мир! - шикнула бабушка снова, отвлекая меня от мыслей и заставляя задрожать еще сильнее от полного непонимая происходящего.

Я боялась.

Искренне и совершенно по-детскому, зная в ту секунду только одно – этот мужчина не из нашей деревни, ибо такой голос нельзя было спутать ни с кем другим!

Он заставлял испуганно поежиться, тяжело сглотнуть….и сделать шаг вперед, даже помимо твоей воли, увлекая во что-то темное, жуткое, неизведанное…но манящее.

Мои худые белые коленки дрожали под длинной рубахой, когда я спустила ноги на ледяной пол, в сомнении кусая кончики пальцев, но все-таки прошмыгнув ближе к краю комнаты, откуда можно было рассмотреть неясный во мраке силуэт бабушки, что стояла у дверей, упираясь в нее белыми ладонями, которые дрожали так сильно, что можно было услышать, как ее морщинистые пальцы слегка стучат по массивному дереву.

По ту сторону послышался смешок.

- Будь благоразумной, женщина. Я пришел за своим. Отдай мне ее, и я никому не причиню вреда в твоей деревне.

Этот странный, жуткий голос пробирался в дом клубами белесого дыма, оставляя на коже озноб и заставляя мои зубки постукивать друг о друга…или это было от ледяного пола, по которому мои нагие ступни крались бесшумно и боязненно.

- Она не твоя!!

Оттого, как бабушка ударила ладонями по двери, я вздрогнула и растерянно остановилась, ощущая себя беспомощной и потерянной, оттого что ничего не понимала своим умом пятилетнего ребенка и не знала, как могу помочь единственному своему родному и горячо любимому человеку, который в эту секунду был в таком отчаянье, что я ощущала это собственной холодной кожей.

- Моя дочь сгинула….

- Она вернулась, - и снова этот страшный голос хмыкнул, говоря так плавно, словно убаюкивая, как змея своим гипнозом, чтобы жертва расслабилась и не смогла сбежать от его оков, - Он нашел твою дочь, и я отпустил ее. За выкуп.

Я не могла отвести глаз от бабушки, чьи напряженные плечи поникли и опустились, отчего пуховая шаль упала к ее ногам на пол, по которому пошел сероватый иней…словно от этого голоса шел такой лютый холод, что наш дом был не в силах сдерживать его.

-….не смей говорить это. Не смей говорить… - шептала бабушка судорожно и сбивчиво, едва слышно для моего уха, когда я приблизилась еще на пару шагов, пытаясь выглянуть в окно, чтобы увидеть обладателя этого странного и жуткого голоса.

Но у меня ничего не вышло, когда голос снова хмыкнул:

- Ты ведь знаешь мои правила: жизнь за жизнь, смерть за смерть. Я вернул твою дочь в этот мир. Они отдали мне другую жизнь.

- НЕ СМЕЙ ЭТОГО ГОВОРИТЬ! – закричала бабушка, до смерти перепугав меня и неожиданно падая на колени, но продолжая упираться ладонями в дверь, принявшись чуть биться лбом о доски, которые стали белыми от сковывающего их инея, - Она не могла так поступить! Моя дочь не могла так поступить!!

-…она – дитя греха и это не его ребенок.

В этот раз голос прозвучал мягко и словно пытаясь приласкать каждой звучащей буквой, которая была будто лед, облаченный в самый изысканный шелк.

- …как она могла? – причитала бабушка, беспомощно раскачиваясь из стороны в сторону и глотая горькие слезы, когда я чувствовала, что плачу вслед за ней совершенно ничего не понимая своим разумом, но не силах подойти к ней и просто обнять…боясь выдать себя этому голосу.

2 глава

Мне было двенадцать, когда, заигравшись с подругами в снежки солнечным задорным днем, я случайно потеряла свои теплые варежки, как любой подросток не желая возвращаться домой, потому что боялась, что бабушка не отпустит меня сразу, с порога заставляя пообедать, отогреться и лишь потом нестись на улицу снова, пока солнце не село за горизонт.

Лишь когда мои руки стали отдавать синевой, и я перестала ощущать кончики пальцев, стало ясно, что похода домой не избежать.

Я морщилась, семеня по скользкой дорожке в сторону дома, и пытаясь разгибать свои в конец замерзшие пальцы, когда случайно чуть не снесла с дороги старика, которого видела в наших краях впервые.

- Прошу прощения, я…

- Ты замерзла, милое дитя? - прошелестел старческий голос и морщинистые руки потянулись неожиданно ко мне, чтобы раскрыть окоченевшие ладони, осторожно, но настойчиво, отчего я вздрогнула, не ожидая ничего подобного и в первую секунду сильно растерявшись.

Не то, чтобы нас не тискали и не трогали местные бабушки и дедушки.

Просто это было как-то…иначе.

- …иду домой за варежками, - почему-то начала оправдываться я, осторожно и незаметно пытаясь убрать свои ладони из рук старца, которые оказались на удивление большими и такими горячими, что стало даже больно.

От жара его ладоней, которые скользили по моим рукам, мягко разминая и массируя окоченевшие тонкие пальцы, словно впивались сотни раскаленных иголок, возвращая к жизни почти посиневшую кожу и заставляя меня морщиться и прикусывать щеку изнутри.

Вот только на этом старец не остановился, неожиданно подавшись назад, так и не выпуская моих рук из своих больших крепких ладоней, и садясь прямо в один из сугробов, чтобы подтянуть меня ближе и усадить на свои колени.

Напряженно застыв, я не понимала, что мне делать дальше.

Этот старец явно отличался от тех, что были в нашей деревне!

Словно почувствовав мое смущение, неловкость и даже испуг, он проговорил своим скрипучим старческим голосом:

- Давно меня не было в этих краях, дитя! Расстались с братом в плохих отношениях…вот я и вернулся в конце своего жизненного пути, чтобы попросить прощения и все исправить.

Понять не могла, зачем старец говорит все это мне, настойчиво не отпуская моих рук, и неожиданно подзывая прочих детей, что увидели нас и принялись шептаться и рассматривать, прячась за соседними сугробами краснощекие и с горящими от игр глазами.

- Идемте все сюда! Подарков на всех хватит!...

Ах, это волшебное слово «подарки»!

Разве может кто-то устоять против него и сладостного желания получить то, чего не ожидал?

Мои друзья и подружки высыпали гурьбой, окружив старца и меня, уже не обращая внимания на мои руки в его ладони, или то, что я сижу на одном его колене, даже через свою шубу ощущая его жар…и аромат.

Наши старики в деревне пахли совсем не так…

Притихнув, и воспользовавшись моментом, когда старец смеясь доставал одной большой рукой белый тряпичный мешок с чем-то загадочным, но таким желанным, я пыталась рассмотреть его, сидя в пол оборота и видя лишь его профиль.

Тонкий нос, сморщенную белую кожу, совершенно белоснежную бороду, которая была аккуратно сострижена полукругом на уровне груди, густые белые брови. Даже одежду из простой светлой рубахи, которая виднелась из под белоснежной шубы до самых пят.

Кажется, можно было бы подумать, что он настоящий дед Мороз, если бы не голубые глаза…

Слишком яркие и цепкие для старика, чьи волосы были сплошной сединой, а голос дребезжал, словно старая тупая пила…

Я не знаю, что смущало меня и заставляло вглядываться в его лицо, поспешно отводя глаза каждый раз, когда он просто слегка поворачивал свою голову в мою сторону, даже если он смотрел на кого-то из ребят, что-то говоря, смеясь и выглядя очень довольным.

Все дети в округе сбежались к нам, восторженные и радостные, крутящиеся вокруг, когда старец предлагал каждому вытащить из его мешка себе подарок.

С довольными улыбками до самых висячих ушей меховых шапок, что часто сползали набекрень, мои друзья и подруги доставали из мешка яркие конфеты, спелые красные яблоки, какие-то невероятные леденцы всех форм и размеров, свистелки в виде чудо птиц и зверей.

Восторгу и счастья не было предела, и уже никто не обращал внимания на меня - смущенную и погруженную в свои неясные мысли, что я не понимала, не в силах ничего сделать со своими странными эмоциями, объяснения которым просто не было и быть не могло, вздрогнув, когда старец обернулся ко мне, проговорив приглушенно и мягко:

- И ты возьми свой подарок, прелестное дитя.

Оглянувшись на друзей, я понимала, что про меня все просто забыли.

Находясь среди большого количества людей, которых знала я, и которые знали меня, я с удивлением и странной паникой ощущала, будто осталась совсем одна рядом с этим старцем.

Даже сейчас он не отпустил моей руки, свободной ладонью пододвинув ко мне свой мешок и молча кивая на него, глядя взглядом, от которого становилось не по себе…

3 глава

Она стала моей случайно.

Родившись в грехе, эту хрупкую нежную душу, не тронутую земными пороками, мне отдали словно ягненка на закланье, чтобы выторговать свою никчемную, порочную жизнь, прикрываясь любовью к мужчине, что даже не был отцом этого ребенка.

Эта святая чистая кровь была сильнее их.

Но знала ли об этом та, кто считала, что бросить свое дитя - это простительный грех?

Я отдал две жизни, которые не познали жалости, за ресницы этой девочки, чтобы только их не тронула слеза.

Милый ребенок, с глазами зелеными, словно драгоценный камень и волосами вороного крыла, стал моим сам того не подозревая, когда она стояла во мраке старого покосившегося дома, который мог повалиться от одного моего дыхания.

Прелестный ребенок, которого я пожалел, оставив в объятьях старухи, чтобы разум ее оставался чистым, нетронутым невзгодами, а сердце горячим и таким жарким.

Мара.

Моя Мара.

Наследница трона лютой стужи и синего колючего инея.

Моя маленькая возлюбленная, чьи ароматные волосы я целовал белыми пушистыми снежинками, скрывая ее от всего мира непроглядной пеленой мороза и арками ледников.

Моя прелестная драгоценность, которую я обнимал ветрами, пробираясь через щели ее дома, где меня не мог испугать жар от печи или глаза ее бабки, что следила за внучкой столь пристально и неуклонно, что у меня не было шанса подобраться к ней ближе.

Их шаткий домик был не способен противостоять моей нечеловеческой силе.

Как не смогла бы меня остановить вся деревня и весь этот мир, прими я решение войти и забрать свое. Но жаль было пугать мою девочку, становясь в ее глазах монстром раньше времени.

Поэтому бродил я мевдедем-шатуном по краю деревни, выискивая ее и пугая нерадивых охотников тем, что никогда не видели они зверья с такими глазами.

Поэтому рыскал по лесам и сугробам лютым волком, чтобы только учуять ее аромат сладких ягод на снегу, пока играла с детьми на улице рядом с домом.

Поэтому заглядывал в окна серебряной луной, пробираясь в дом неясным призрачным светом, чтобы увидеть, как спит моё сокровище.

Как она растет, и под белой длинной рубахой для сна, детское тело обрастает округлостями, наливаясь женственностью и нектаром, который я хотел вкусить первым и единственным, когда придет мое время.

И как бы хитрая старуха не щурилась в ночи, боясь уснуть, как бы не закрывала плотными занавесками все окна, я все равно был рядом каждый день, чтобы чувствовать, как в ледяном сердце самой зимы зарождается огонь такой силы, что он жег меня изнутри.

Это смертные придумали время, разделяя свою и без того короткую жизнь временными рамками. Для мне подобных нет понятия времени и пространства, есть лишь свет и мрак.

Но теперь и для меня время текло слишком медленно, пока на моих глазах девочка расцветала, а я не мог прикоснуться к ней.

Мне было мало этих лет, когда я витал рядом незримой тенью, касаясь ее, но не ощущая ничего в ответ.

Было мало того, что наша связь была односторонней и хрупкой, когда рядом с ней крутились несуразные мальчишки, что еще не знали страсти.

Но человеческая сущность изменчива и темна, когда в их души заползают чувства, подобно изворотливым змеям, которые жалят и не дают покоя.

Такова была любовь несмышленых подростков, но допустить ее я не мог!

Ни свет, ни солнце не могут стать препятствием тому, кто правит миром и знает каждый темный уголок любой человеческой души.

Но ни одна душа сейчас не интересовала меня, как моя драгоценность.

Именно поэтому я ступал по белому снегу, нарочно оставляя за собой следы и двигаясь за той, кто завораживала меня, даже если женская сила ее была еще мала и только пробуждалась.

В облике старика в белой шубе я был безобиден и неприметен.

Люди всегда относились к белому цвету, как к чистому и верному, зачастую не понимая, что и волки бывают белыми, но это не остановит их от убийства.

Мне просто нужно было отдать ей камень.

Я и не думал ни о чем другом, пока не уловил знакомый аромат, который отдался в груди сладостным томлением.

Быть рядом с ней, не касаясь и не чувствуя белоснежной гладкой кожи, оказалось выше моих сил!

А ведь она была всего лишь угловатым подростком!

Девочкой в смешной мохнатой шапке и алым шарфом, намотанным на хрупкой белой шее вдвое!

Но эти распахнутые глаза, цвета граненного изумруда, с загнутыми черными ресницами заставили мое морозное дыхание сбиться с ритма, опаляя языками горячего синего пламени внутри груди.

Всего лишь ребенок двенадцати лет, чей соблазн манил меня уже сейчас, предвещая стать в ближайшем будущем самой настоящей катастрофой моему праздному существованию вне времени и пространства!

Маленькие белые ладошки были холоднее льда, а глаза смотрели на меня распахиваясь и пленяя так наивно и растерянно, что я не смог себя остановить.

4 глава

Мне редко снились понятые сны.

Скорее что-то непонятное и темное, где лабиринты разума прятались от реальности, выстраиваясь странными картинками, сути которых я не пыталась даже понять, а на утро просто забывала.

Пока не появился он.

ГОЛОС.

Голос, который прозвучал в моей голове мягко и ненавязчиво, заставляя дрогнуть даже во сне, заметавшись от желания сбежать и спрятаться!

Да, я не слышала его уже десятилетие, но позабыть так и не смогла!

Никто никогда не говорил больше так, что было одновременно и страшно…и волнительно.

Никто не заставлял меня кусать губы, чувствуя себя во сне слишком остро и реально, словно я могла ощутить дыхание этого человека на себе.

Того, кто приходил на порог нашего дома десять лет назад, перепугав бабушку и говоря странные вещи, которые я не понимала и сейчас.

И снова он звучал в моей голове, во мне, будто не было этих долгих лет, а я была всего лишь несмышленым ребенком на ледяном полу, который был испуган и растерян, оттого что происходило с бабушкой.

Хотелось дернуться и как можно быстрее бежать к двери, чтобы проверить заперта ли она, прислоняя к ней все самое тяжелое, чтобы только не дать ему войти…но не могла пошевелить даже тяжелыми веками.

-….волосы черные, как благодатная земля. Кожа белая, как чистый снег. Глаза зеленые, как мой рай…

Шептал этот голос, слегка растягивая слова, и словно касаясь меня нежно, но напористо, не давая возможности сбежать и спрятаться от него, пока он звучал в моей голове, опьяняя и убаюкивая своей томной сладостью и этим необычным звучанием.

- Земля - моя, зима - моя, и ты – мояяяяяяя….

Словно песня журчала, лаская каждой произнесенной буквой, обволакивая каждым сказанным словом, отчего тело вытягивалось и сжималось, пытаясь найти ритм этих слов, чтобы влиться в них.

Голос шептал что-то на незнакомом языке, немного шипящем, но завораживающем, к чему я прислушивалась настороженно, но заинтересованно, не понимая ни единого звука, но зачарованно слушая.

- ….когда тебе страшно, когда тебе больно, когда беда рядом, говори…. – снова и снова он повторял что-то, что я не понимала, начиная вслушиваться и запоминать это звучание.

Каждую букву.

Каждый слог.

Каждое слово.

Короткое предложение, суть которого уплывала в недра загадок и тайн, но которое я выучила наизусть.

С тех я слышала этот голос каждую ночь.

Каждую долгую морозную ночь, начиная привыкать к тому, что мое безумие не отпускало меня, а страх и паника перед неизвестным становилась все меньше и меньше.

Я спрашивала у своих подруг, что видят они во снах, слушая рассказы о юношах из нашей деревни или простых событиях, которые случались с ними и наяву, но никто и никогда не упоминал о том, что с ними кто-то разговаривал.

Осмысленно. Разумно. Ежедневно.

Если бы у меня была температура или какие-то признаки болезни, я бы поверила тому, что у меня воспаление мозга, потому что объяснить даже самой себе то, что происходило каждую ночь, я не могла!

Этот голос уже не пугал, заставляя прислушиваться к нему, когда я шептала про себя, что выучила на странном языке вперед его слов, как только слышала: «Когда тебе страшно, когда тебе больно, когда беда рядом, говори...».

Я вызубрила эти непонятные шипящие слова, в которых, очевидно, был какой-то смысл просто до рефлекса!

Стыдно было признаться, но я даже молитвы не знала настолько хорошо!

Каждый вечер, ложась в свою холодную кровать под тяжелое одеяло и кутаясь в потертые меха для теплоты, я гладила кончиками пальцев запрятанный на себе камень, любуясь тому, как в его сердцевине металась его сиреневая сущность, которая становилась то ярче, то темнее, словно не в силах найти покой в этих гранях.

Еще три года назад я солгала бабушке, не сказав о своей маленькой драгоценности, уже тогда понимая, что не смогу носить ее открыто на шее.

Прятать постоянно по карманам тоже не получалось, потому что я боялась потерять этот камень или случайно выронить прямо на глазах удивленных людей, которые, конечно же, начнут задавать вполне логичные вопросы.

Откуда у ребенка мог быть такой камень, какой я не видела ни у кого в округе?

Как бы я могла объяснить, что его подарил…тот человек.

С тех пор, как голос стал звучать во мне ночами, я вспоминала о том старце все чаще и чаще, вполне отчетливо понимая, что именно этот камень и был магнитом для голоса, звучащего во мне.

Я пробовала убирать его от себя.

Прятала сначала под подушку, а на следующую ночь под кровать, чтобы он не касался моего тела, потому что носила я его под грудью, привязав к тонкой ленте прямо на себя.

Но голос все равно продолжал говорить со мной ночами, начиная всегда с одного и того же, словно произнося мантру, которая меня завораживала и интриговала.