Поверь в свою Звезду!

Позади Индия, Сингапур, Корея. Впереди таможня, три часа ночи, 3 июля, Владивосток. Мне исполнился 21 год. По радио в мою честь играла музыка стараниями наших радистов. Вечером в кругу друзей мы немного посидели в моей каюте, отмечая важное для меня событие. Тогда за столом один из ребят, Толик Никитин, заострил внимание, мол, ну вот, Гульжан, теперь жизнь твоя полетит, как мгновение, не успеешь и оглянуться.

Через какое-то время Светлана Курносова уехала в отпуск, домой в Феодосию. Я осталась за повара, днем готовила на весь экипаж, вечерами общалась с двумя Олегами. Иногда на судно приходила в гости Наталья-цыганочка, с которой мы вновь случайно встретились.

Как оказалось, на тот момент у нее и Валентины Шевченко была общая и неразделенная любовь – смазливый парень, знающий себе цену, берущий от жизни все. Наталья была уже беременной, списалась со своего судна. Не зная, как ей поступить в данной ситуации, просила моего совета. Но что я могла ей тогда подсказать, еще не познавшая близких и откровенных отношений, сама проявляя интерес через Наталью к сокровенным таинствам и секретам, а она, как старшая подруга, пыталась как-то объяснить и научить. В те времена считалось неприличным объяснять что-либо подобное в школе, выспрашивать у родителей – вообще табу, познавательные программы, передачи и издания запрещены. Провоз из-за рубежа определенной литературы и иллюстраций преследовался по закону. Наташа объясняла, как следует красиво, правильно и привлекательно вести себя в определенной ситуации. Я слушала и вникала, воспринимая все очень и очень всерьез.

Вспоминаю, как в один из зимних вечеров, будучи еще учащимися, я с Наташей и еще другими девчатами решили сходить в кафе. Мы стояли на остановке в ожидании автобуса, когда подошли ребята, курсанты местной мореходки. Один из парней, родом с Украины, подошел ко мне с искренним желанием познакомиться. В глазах его горел доброжелательный огонек. Но я и в этот раз повела себя очень грубо и нетактично, чем, конечно, обидела его. Именно тогда Наталья Велисевич, первая и единственная в моей жизни, обратила внимание на мое неправильное поведение, объясняя, что он тоже человек и ничего плохого не сделал, что мне следует проще и вежливей обходиться с людьми.

Спасибо тебе, дорогая подруга, спасибо за все те уроки и подсказки!

Тот вечер был отлично проведен в кафе, играла приятная музыка, мы пили шампанское, танцевали и веселились. А ребят-морячков, все же потянувшихся за нами, туда не запустили, так как вошедший патруль попросил их просто покинуть заведение…

…Некоторое время Наташа со своей проблемой находилась у меня в каюте, пока наше судно стояло на берегу. Я жила повседневной жизнью, готовила различные вкусности, вечерами гуляла по Владивостоку.

15

В один из вечеров, проходя мимо открытой двери каюты старпома Александра, я обратила внимание на находившегося там гостя, на вид лет сорока. В тот же вечер ко мне зашла в гости бывшая сокурсница Раиса. Мы даже с ней толком не успели пообщаться, как в мою дверь постучали. Чиф вежливо пригласил нас в свою каюту.

Глупые и бестолковые, мы восприняли это как должное, на душе было весело.

На столе у старпома стояло спиртное и легкая закуска. Он представил нам своего товарища, старательно пытаясь ухаживать за Раисой. Ну, а Иван оказался человеком грубым и невоспитанным. Было видно, он брал от жизни все, что хотел, не было предела его наглости и хамским намекам на неизбежную связь. Я, чувствуя неладное, пыталась прервать знакомство и вечер, ссылаясь на усталость и предстоящий трудовой день. Самолюбие гостя было задето.

На следующий день, подзабыв о прошедшем вечере, я сидела уставшая после работы в своей каюте. Считалось нормой, что экипаж – это одна семья, никто не посмеет обидеть. Открылась дверь, на пороге Иван. Он прошел без приглашения и резко опустился рядом со мной на диван, давая волю своим рукам. Это совсем мне не нравилось, я попросила его удалиться. Но грубый и неотесанный мужлан, не привыкший к отказу, стал жестко выражаться, выкинув фразу: «Сказал трахну, значит трахну…», только на более грубом жаргоне. Мне неприятен был и он, и его речь, и манеры. Рванув, я выскочила из каюты, оставляя нерадивого поклонника одного. Спустилась на нижнюю палубу к артельщику Серову Олегу, с которым была в товарищеских отношениях. Он был порядочным пареньком, но на тот момент находился в компании своей подруги Натальи. Я не хотела им мешать, поэтому поспешила за помощью к Олегу Пшенникову, дав понять ему наспех о неладном. Олег был глубоко понятливым человеком и, успокоив меня, оставил в своей каюте, а сам как порядочный мужчина ушел разряжать обстановку. Возвратился он с улыбкой, тихо посмеиваясь, такой добрый и приветливый, олицетворяя нежность и уют. Я слушала его с изумленными глазами, а он, еле сдерживая смех, пытался рассказать увиденное.

Оказывается, что как только я постучала в его дверь, в тот же самый момент Олег Серов был уже у дверей моей каюты. Пареньком он был крепким, собственно, и Иван был тоже человеком далеко не мелким. Подошедшему Олегу Владленовичу предстала следующая картина: артельщик Олежка, взяв за грудки непрошеного гостя, выкинул очень ловко того за дверь. В ответ «поверженный» пригрозил ему, что, мол, ты не знаешь, с кем связываешься, на что Олег грубо ответил: «Да будь ты хоть министром обороны!» На том инцидент был исчерпан, Иван навсегда забыл дорогу ко мне. А Олег Владленович через некоторое время проводил меня до каюты.

Они оба, два Олега, навсегда остались в моей памяти, вызывая теплые воспоминания…

Близилось к концу лето, я собиралась в отпуск домой, прихватывая с собой заморские вещицы в подарок близким.

Родители были очень рады моему приезду. А я душой уже рвалась обратно, к зовущему и любимому моему сердцу морю. Но приехав домой, как раз подоспела на свадьбу своей сестры. Теперь в доме было тесновато. Небольшую комнату занимал средний брат со своей семьей. Родители жили в прихожей, которая одновременно была и кухней и гостиной. Большую комнату, как бы напополам, делили мы с сестрой, но так как я теперь бывала дома редко, то сестра полностью чувствовала там себя хозяйкой.

Бабушка к тому времени уже с нами не жила. В одну из зим от безысходности, чувствуя себя лишней и ненужной, она покинула наши края. В свои девяносто с лишним лет она своим ходом отправилась на Украину к дочери. Отец, конечно же, допустил неисправимую ошибку, отпустив мать вот так, просто и необдуманно, не по-мужски.

Сейчас больно вспоминать бедную и несчастную бабульку, и ни у кого тогда не шелохнулась совесть. Сколько же ей предстояло пережить и выстрадать. В том есть вина каждого из нас…

Для старшего брата мама к тому времени выхлопотала неблагоустроенную квартиру в бараке на четыре семьи. Он жил отдельно, практически никому не мешая. Женился вновь на случайной девице, с которой в дальнейшем у него отношения не сложились. Иногда он работал, навещал Шамсию с дочкой.

Свадьбу сестры планировали провести во дворе нашего дома, гостей пригласили немного. В день регистрации пришла помогать и Шамсия, она деловито и грамотно готовила, накрывая столы, расставленные под свисающими гроздьями винограда. Я большей частью ходила беззаботная, но на регистрации не присутствовала, немного помогая снохе, от будущего брака молодых была не в восторге и даже высказала ненароком фразу сестрице: «Да что же ты в нем нашла?» Он был щупленьким пареньком, на три года младше ее, выглядел как забитый жизнью мальчуган. Средний брат тоже выдал реплику, мол, погодите, он вам еще покажет…. Но, тем не менее, отговаривать молодых никто не собирался. Я подарила сестре косметический набор, привезенный из Сингапура, в те времена вещь редкую, а также босоножки и японский

трикотин.

Свадьба предвещала хороший веселый вечерок, но, увы…

16

К тому времени наша сноха Катерина, уже успевшая родить двоих детей и ожидавшая появления третьего, из-за своего злобного характера пытаясь выместить непонятную агрессию, зная буйный и дурной характер мужа, устроила ему сцену. Ей, конечно, тоже хотелось от души повеселиться вместе со всеми, но мешали дети. По ее мнению, с ними должна была сидеть «бабка», то есть наша мама. Но мама устыдила ее, поставив на место:

– Своих детей я сама поднимала, мало того, что вы живете вместе с нами, мы с дедом кормим вас на свою пенсию, а вы смеете еще норов свой показывать!

Гости были навеселе, когда изрядно подвыпивший и обозленный средний братец в самый разгар вечера неожиданно устроил дебош.

Он подошел к отцу и махом сбил его с ног, выбив передние зубы.

Большинство из гостей были людьми военными, но участия в данной сцене никто не хотел принимать, все просто молча наблюдали за происходящим. Отец от безысходности забежал в предбанник, слезы обиды текли по его несчастному лицу. Я бросилась на его защиту, преградив собой проход в дверях. Отец тихо стонал: «За что же ты, сынок!?»

Я и не ожидала, что Амантай – совсем законченная мразь и подонок. Он неожиданно вновь, рывком, как бешеный пес, умудрился из-под моей руки пнуть в лицо стоявшего за мной отца. Ему показалось мало «выступлений», поэтому решил показать всем, какой он супер-боец.

Катерина и с места не сдвинулась, чтоб хоть как-то предотвратить гнусные действия мужа.

А старший брат Нуртай, вдруг решил заступиться за престарелого старика, завязалась драка. По двору катался клубок яростно сцепившейся и изрядно подвыпившей тройки, в том числе и меня. Гости молча смотрели. Огорченная сестра со слезами убежала в дом, осознавая, что ее свадьбу с умыслом расстроили брат со снохой. На том веселье и закончилось. Я, оказавшись меж двумя братьями,пытаясь их разнять, вела себя не наилучшим образом: маты и ужасная брань летели с моих уст во все стороны, новая кофточка разорвана, босоножки имели жалкий вид. Всех нас кое-как разнял подбежавший новоиспеченный зять Василий.

А на следующий день мне было очень стыдно вспоминать произошедшее накануне. Но, оглядываясь назад, я немного успокаивала себя тем, что, не будучи мужчиной, хоть как-то, но пыталась остановить сумасбродство и не им, здоровым мужикам, стоявшим в бездействии, осуждать меня!

Удивляюсь, как после того случая семейка братца продолжала жить под крышей стариков, оставаясь на их же иждивении, нисколько не чувствуя угрызения совести?! Впрочем, совести-то у них никогда и не было, недостаток воспитания и невежество – вот то единственное, чем они и подходили друг другу.

А родители продолжали им помогать, так как любили и жалели внуков, но обида осталась.

У меня появилось отвращение и ненависть к брату и его семье.

…Утром следующего дня вновь пришедшие гости решили продолжить несостоявшуюся вечером свадьбу, но все было как-то невесело.

Вот тогда-то старший брат, уже не живший со своей очередной женой, предложил молодым перебраться в его квартиру, заявив: «Катька с Амантаем вам не дадут житья…»

Барак находился не далеко от нашего дома, так что мы с сестрой вручную стали переносить ее вещи, пока Василий находился на службе. Мама успокоилась, радуясь, что у молодых все идет ладно и дружно. Так на этой ноте мы расстались и я вновь уехала в Приморье.

17

Вернувшись обратно на судно, застала свое рабочее место уже занятым возвратившейся из отпуска Светланой, наши отношения были немного натянутыми, терпеть ее иногда невыносимый характер было не в моих силах, мы чувствовали, что скоро расстанемся навсегда и от этого в жизни я ничего не потеряю и не огорчусь…

Меня временно поставили вахтенным матросом у трапа. Днями я с удовольствием отсыпалась после ночного дежурства.

Одним из вечерков, гуляя вблизи порта, я случайно зашла в магазинчик, где неожиданно встретилась с Шуриком, знакомым еще с т/х В. Мордвинов. Как-то екнуло в груди, да и он, было видно, растерялся в присутствии своих товарищей. Мы мимоходом перекинулись парой фраз и я почти мгновенно исчезла, о чем после немного жалела, вспоминая огонь в его глазах. Но все проходит…

В один из будней я отдыхала в каюте после очередной ночной смены. В тот день на судне была запланирована учебная пожарная тревога. Во время рейса у нас не раз проводились подобные занятия: мы надевали спасательные жилеты, спускались в шлюпках на воду – все казалось просто игрой.

В этот раз, услышав рев пожарной сирены и не придав этому особого значения, я продолжала спать, не подозревая, что учения по стечению обстоятельств на самом деле обратились в настоящую катастрофу. На судне полыхал пожар, горела нижняя палуба. Трагедия началась именно с каюты артельщика Олега, где на тот момент находилась его подруга.

На теплоходе вмиг воцарилась необъяснимая тишина. Что-то внутри подсказывало проснуться, предвещая беду. Неведомая пугающая сила заставила меня подняться и открыть дверь. К моему ужасу, судно уже покинули, как оказалось, все, кроме меня одной. Огромные клубы едкого черного дыма ворвались в каюту, в коридоре стояла непроглядная мгла, электричество было отключено. В мгновение захлопнув дверь и осознав ситуацию, я кинулась к иллюминатору, откуда повалил белый густой дым. Подумала, что в воду прыгать бессмысленно: плавать я не умела, был уже глубокий ноябрь, рядом стоящие катера-спасатели в такой суматохе меня просто бы не заметили. Лихорадочно стала мыслить – что же делать? Стало страшно, очень хотелось жить. Благо, что к тому времени на судне я была человеком уже не новым, хорошо ориентировалась в обстановке. Схватив большой кусок марли, смочила его водой, обмотав лицо и голову. Накинула пальто, чтоб хоть как-то защититься на случай поднимающегося огня на верхнюю палубу, закрыла глаза от едкого дыма и на ощупь, не дыша, пошла к выходу сквозь огромные черные клубы. Осмыслив все, было решено бороться. Оставшись в каюте, я могла глупо погибнуть, единственный выход – только вперед.

Расстояние от каюты до ближайшего выхода было коротким, но все оказалось бессмысленным – дверь оказалась технически неисправна. Техника безопасности на судне явно желала лучшего, в чем минус капитану А. Топоркову,(или Торопову) который изрядно любил приложиться к спиртному, не всегда уделяя должного внимания своим прямым обязанностям, хотя человеком был далеко не глупым.

Со слезами на глазах, испачканная в копоти, задерживая дыхание, я из последних сил с надеждой и упорством пробиралась к очередному выходу. Было досадно, больно и обидно, оказавшись на наружной палубе, осознавать, что ты никому не нужна, про тебя все забыли. Весь состав метался в панике на берегу – кто одетый, кто полураздетый. День совпал с дежурством второго помощника капитана Пшенникова Олега. Ему, как ответственному по судну, конечно, досталось больше всего. Он метался по палубе с отчаянием в глазах. Я спускалась по трапу на берег, слезы текли ручьем по щекам, была и боль, и обида, и радость в том сумасбродном состоянии.

Потушив пламя на нижней палубе, не дав огню уничтожить всю надстройку, все постепенно начали приходить в себя. Было очень много работы, копоть большим слоем осела на переборках и потолках, в коридорах и столовой команды. Всей гурьбой приходилось устранять последствия пожара. Ну, а судно ожидал огромный ремонт и долгая стоянка в порту. Мы продолжали жить и работать. Весть о нашем бедствии мигом разнеслась по всему пароходству и судам. А я неожиданно получила вызов в отдел кадров к своему инспектору за направлением на очередной теплоход…

18

16 ноября 1982 года. Я стояла на палубе рейдового катерка, чувствуя себя неуверенно в ожидании, когда только что прибывший из рейса экипаж т/х. Л. Михеенко сойдет с трапа, чтоб подняться самой на судно. Но, как скажет мне в будущем Сергей: «Ты была привлекательной в своей белой паутинке, необычной и интересной». Я, конечно же, на тот момент, не замечая его, буду лишь знать, что эти молодые парни – члены моего будущего экипажа. А Сергей в свою очередь обратит тогда на меня внимание, отметив бестактность ребят, не пропустивших меня вперед на судно.

Немного устроившись в своей каюте, я стала знакомиться с оставшимся на сухогрузе составом; приняв оборудование и инвентарь на камбузе, приступила к работе. Поселили меня на средней палубе.

На тот момент я была вполне довольна. Написала письмо матери о случившейся неприятности на т/х «Пионерская правда» и вновь рвалась в море, романтика брала верх над страхом и разумом. Мама в свою очередь, получив письмо, сильно переживала, звала вернуться домой, хотя знала, что переубедить меня очень непросто. Но, имея дар предвидеть, она просто знала, что со мной ничего не случится.

В тот день я вышла из камбуза в столовую команды, там находились страховые агенты, предлагая свои услуги. Тогда я впервые и обратила вскользь внимание на паренька невысокого роста, коренастого и на первый взгляд приятного в общении – то был Сергей. В течение рейса он был для меня приятным товарищем, но с самого начала знакомства мной не воспринимался, как мужчина.

Было очень забавно услышать его ответ на вопрос страхового агента: «А почему ты не женат, ведь тебе уже 23 года, почему нет детей?» На что Сергей ответил: «Я же маленький, меня никто не любит». Сказано это было с иронией.

Ну, а я особо заострила взгляд на сидящего за столом паренька – Виталия Толчина, в тот миг подумав: «Этот будет моим». Он был красив и обаятелен, физически хорошо сложен.

И вот очередной выход в море, впереди Вьетнам и Северная Корея.

В пути мы легко сдружились с Сергеем, вечерами вместе проводили время на палубе, общались, шутили, веселились, постепенно привыкая друг к другу. Он для меня был все равно что подружка, только в брюках, мы долго могли говорить с ним на любую тему. В тот момент у меня и в мыслях не было, что Сергей смотрит на меня, прежде всего, как на девушку.

А я все с большим интересом посматривала в сторону Виталика и ждала подходящего случая, решив сделать шаг навстречу первой.

И этот миг настал.

Мы стояли во Вьетнаме в порту Дананг. Вновь сбывалась моя детская мечта. Ступив на землю на тот момент измотанного, обедневшего и отсталого народа, я была счастлива от общения с ними, мне интересно было все. Мы часто ходили с экипажем на пляж. Я вела себя как беззаботный шаловливый ребенок, отставала от всех, любопытничала. Сергей, как настоящий товарищ, не оставлял меня одну. Иногда мы с ним сбегали в ночное время, вопреки запрету, посмотреть на быт местного населения. Любопытство и интерес брали верх над сознанием. А с пограничником Ли Ван, постоянно дежурившим на нашем судне, были в очень хороших дружеских отношениях. Он всегда закрывал глаза на наши с Сергеем похождения, верил нам, и вообще мне казалось, что вьетнамцы с уважением относились к советским людям.

В один из вечеров всех желающих пригласили в Интерклуб.

Я пошла с удовольствием, Сергей остался на вахте. В Дананге, в отличие от поселка, куда наше судно пойдет чуть позже, люди жили более интересной и активной жизнью, помнятся кое-какие постройки и здания, магазины, в которых можно было купить амфоры и вазы, а также украшения. В Интерклубе нас усадили за один общий длинный стол, на котором из закуски были, как мне помнится, лишь лук, нарезанный кольцами, помидоры и сладкий перец, все без соли и специй, а также много различного спиртного. Но поскольку наш экипаж был сытым, мы просто пришли развлечься и отдохнуть морально от повседневных забот.

Зал был большим, стояло много столов, за которыми отдыхали моряки с других судов, городов и различных стран мира.

Раздалась интересная и громкая музыка, под которую вошли в зал человек двадцать местных очень красивых и изящных девиц. Они были быстро востребованы мужчинами, но не с нашего судна: кто танцевал, а кто уединился с девушкой… Наши ребята мне объяснили, что это здесь в порядке вещей, страна бедствует, законы не нарушаются, а государство при этом еще что-то имеет. Я смотрела, удивлялась, но в душе не было ни капли укора и осуждения. Наши парни сидели скромненько, их денег хватило бы разве что на обычный танец с местной красоткой. Зато веселью наших подвыпивших ребят ну никак не занимать. Девчонки с нашего теплохода вели себя скромно и прилично.

Я же, что называется, оторвалась по полной программе. Как потом рассказывали Сергею ребята: «Ой, там Гульжан так зажигала!»

Выпив и изрядно захмелев, я пошла в пляс,извиваясь, удивляя и забавляя наших парней.

Незаметно для всех мы с Виталиком ушли на прогулку-экскурсию по огромному зданию Интерклуба, в котором было много мелких магазинчиков и каких-то контор.

Нам было в интерес наблюдать, как ужинают, ловко орудуя палочками, местные симпатичные девчата, которые очень стеснялись нашего присутствия, улыбались, избегая с нами встреч и общения.

Уже была глубокая ночь, когда мы, вконец уставшие и подвыпившие, должны были возвращаться на судно. За исключением девчат, все парни были пьяны «в ураган». Свое поведение я помню смутно. Ребята, почти передавая из рук в руки, перенесли меня с катера на трап нашего судна, при большом волнении и качке был риск свалиться в воду. Я уже ничего не чувствовала и не осознавала, и лишь сильные руки подхватывали, удерживали и оберегали меня в тот вечер, тогда еще совсем бестолковую, но очень счастливую.

Что было потом – головная боль, тошнота. Тихо пробравшись в подсобку, я долго стояла над раковиной, ругая себя на чем свет стоит. Ну, а после в моей каюте мы еще какое-то время весело общались с Виталей и его напарником, пареньком тоже весьма симпатичным и совсем не желающим покинуть наше общество. Сидя с Виталькой слегка в обнимку, беззаботно беседовали о глупостях, не заметив, как вдруг открылась дверь. Ворвавшийся Сергей, радостный и веселый, с восторженным криком «Гульджан!» вдруг помрачнел и, резко развернувшись, кинулся прочь от каюты. Я не понимала его поведения и крикнула вслед: «Сергей, Сергей!» До меня просто не доходило тогда, что он может испытывать ко мне обыкновенные человеческие чувства, что это ревность и боль обиженного паренька. Но я этого не осознавала и не хотела понимать, просто знала, что наступит завтра и мы будем вновь обычными друзьями. Об этом, собственно, также подумал сам Сергей. Он принял увиденное за должное, решив не мешать, просто оставаясь приятелем.

Ну а мне было радостно и весело на душе от общения и близости с Виталием. Мы стали с ним чаще встречаться, не скрывая своих отношений. Все стали привыкать к этому, принимая, как должное. Но в наших беседах и общении не было искреннего увлечения. Да, он был симпатичен мне, но познавая его, я как-то больше отдалялась от него, далее поцелуев у нас ничего не получилось.

Позже, когда мы уже будем близки с Сергеем, я так и не отвечу на его вопрос: «Почему между вами с Виталиком ничего не было?» А я тогда просто не хотела унизить Виталика в глазах ребят. Так мы и расстались с ним, тихо и незаметно. Но в душе был осадок. Виталик ничего дурного не говорил обо мне при разговоре с Сергеем, я в свою очередь не говорила лишнего в его адрес. А Серегу в ту пору брала ревность.

Сейчас, оглядываясь назад, я вспоминаю с легкостью те деньки и понимаю, что непредвиденные обстоятельства и моменты могут случаться с любым и каждым – это вполне нормально, это жизнь. Просто на тот момент мы с Виталей, может быть, были несколько безграмотны. Искусству любви, порой учишься всю жизнь. И по собственной глупости два интересующихся друг другом человека вмиг просто отдалились, неосознанно, необдуманно. Ну а Сергей в свою очередь, как мне покажется тогда, станет первооткрывателем моих интересов, моих познаний. Мне стало с ним занятно. И мы уже не расставались практически никогда: каждое свободное время проводили вместе, гуляли по Магадану и Владивостоку, ходили в кафе, с удовольствием поедая мороженое и радуясь жизни. Виталик ушел в сторону, замкнулся в себе и больше нам никогда не мешал. Но это все после.

…Помнится необычный случай: как-то подошел ко мне старпом и попросил приготовить обед на 20 человек – покормить местных рабочих-вьетнамцев. Я немного озадачилась, а он пояснил, что трудяги запросто сделают работу за день, которую нашим ребятам под силу выполнить, возможно, за месяц. Предстояло за время нашей стоянки в порту очистить судно от налипших ракушек и ржавчины. Вьетнамские парни были невероятно ловкими, трудолюбивыми и жилистыми ребятами. Подвязавшись наспех веревками, они действительно как-то очень быстро и ловко выполнили свою работу. Приготовив им ведро перловки и хлеб, было стыдно вот так просто отдать пустую, ничем не заправленную еду, и я подлила туда масла, добавив мясные консервы.

Потом с любопытством наблюдала, как трудяги, усевшись в рядок на корточках рядом с судном, очень бережно и поровну поделив крупицы каши (кто в платочек, а кто в бумажку), ели с таким аппетитом! После увиденного появилось уважение к этим парням. В таких ситуациях действительно станешь ценить все, радоваться жизни и всему вокруг, чистому мирному небу.

Мира тебе и процветания, измученная земля Вьетнама, счастья тебе, неповерженный стойкий народ!

19

С Ли Ван было необычайно интересно и забавно общаться.

Я всегда очень любила ириски, постоянно имея их при себе в кармане. Вместе с Сергеем мы общались с Ли на языке жестов, а в глазах позитивного вьетнамца светилось искреннее уважение. Он не мог правильно и вежливо изъясняться, впрочем, как и мы сами, а увидев меня, очень забавно и радостно произносил: «Гюльдзан, илиску дай». Я, весело смеясь, всегда угощала его.

Близился Новый год. Местное население, кто как мог, готовилось по-своему к празднику. Многие жили в хижинах из тростника, спали на циновках и, кроме кое-какой посуды и одежды, не имели ничего.

В одном из жилищ меня угостили самодельной конфетой. Других у них не было, и мне стала понятна причина симпатии Ли Вана к «илискам». Засунув в рот эту конфету, я не знала, куда бы поскорее сплюнуть и избавиться от нее. То была леденцовая жгуче-горькая смесь. И говорило, конечно, о бедности, но сам народ был очень дружелюбным, и мы с Сергеем все чаще приходили в деревню, проникаясь уважением к местному населению. Он лазил на пальмы в попытке сорвать для меня лист, что не так-то просто было сделать без ножа, тем самым легко выдавая свои ночные похождения, чреватые последствиями.

Однажды, играя с местными в бадминтон, Сергей пошутил с ними по поводу моего происхождения: мол, я вьетнамка, мы женаты и у нас есть бой – сын, маленький мальчик. Меня очень забавляли такие шутки, хотя на тот момент Сереем было предсказано будущее.

Мысль материальна!

В то время Сергей знал о моем увлечении курением, даже пытался пристыдить, но указывать мне не мог и не смел. Наша связь была недостаточно крепка, он боялся неловким поведением сломать наши доверительные отношения. Приближался тропический новогодний праздник. Мы все ближе становились друг другу и было не понятным ни мне, ни ему – то ли любовь нас связывала тогда, или просто взаимная привязанность и общие интересы. Каждый вечер сломя голову мы мчались друг к другу на встречу.

Экипаж не удивлялся нашим отношениям, нормально реагируя на пару, запросто сидевшую в обнимку за просмотром ежедневного кино в столовой экипажа. Стармех, человек в возрасте, которого все с уважением называли дедом, как-то обронил в нашу сторону фразу: «Все у вас будет хорошо, и вы поженитесь».

Кое-кто из состава от недостатка женского внимания в длительных рейсах с завистью кидал реплики в адрес Сергея, на что тот давал решительный отпор. Ему дважды пришлось по-мужски решать вопрос: сначала с одним из ребят, а после еще сцепиться со своим непосредственным начальником. Электромеханик невежливо бросил упрек Сергею по поводу его общения с «чернью». Тогда мой друг доказал свое «Я», в свою очередь меня наполняла гордость за его решительные мужские действия. Но Сергей был чуточку ревнив, мог и сам случайно разбудить во мне ревность своим поведением, от чего я злилась и страдала. Мы ссорились и вновь мирились.