Повести

ЧЕЛОВЕК И ЭПОХА В ТВОРЧЕСТВЕ ЙОЗЕФА КАДЛЕЦА

Живая связь с современностью — самая характерная черта всех созданных Й. Кадлецем книг, а их уже более десяти, и вышли они в основном в 1970-е годы.

Йозеф Кадлец родился 21 октября 1919 года в предместье города Пльзень. Еще подростком он начал работать на шкодовских предприятиях, во время войны был отправлен на работы в Германию, в Дессау. По возвращении, после войны, Кадлец стал журналистом, позже — редактором, возглавлял периодические издания. Отец Й. Кадлеца, каменщик по профессии и страстный любитель книг, умер рано, но память о нем, собранная им библиотека во многом повлияли на формирование писателя. «В первую мировую войну, — рассказывал Кадлец, — отец был в русском плену и жил долгое время в Саратове на Волге. Сохранился не только его дневник той поры, но и много книг». Это были произведения классиков чешской литературы и русская библиотечка на чешском языке — романы Гончарова, Тургенева. Интерес школьника к русской литературе оказался устойчивым: познакомившись позже с творчеством Горького и других советских писателей, он стал переводчиком — в переводе Кадлеца вышли книги Тургенева, Горького, Шолохова, Лидина, Василевской. Особо стоит отметить глубокое и постоянное влияние Горького на формирование чешского писателя. Устойчивый интерес Й. Кадлеца к основоположнику социалистического реализма в советской литературе проявился и в работе «Максим Горький в Чехословакии. Страница биографии» (1951). После Второго съезда советских писателей в 1954 году Йозеф Кадлец писал Марии Майеровой о животворной силе горьковской традиции: «Речь идет о влиянии, которое помогало нашим писателям… найти свое место в литературе и овладеть методом социалистического реализма, горьковским художественным методом, о влиянии, которое помогало определить направление и задачи нашей прогрессивной литературы… Именно в этом смысле и следует понимать проблему влияния, ибо влияние — это отнюдь не механически понятое сходство тематики или стиля».

Правильность этих наблюдений подтвердила и собственная художественная практика чешского писателя.

Психологическая проза Кадлеца, созданная в горьковской традиции, отражает духовный мир, чаяния и надежды его поколения. Это стало основным принципом прозаика. Летом 1981 года мне довелось обстоятельно побеседовать с писателем о современной литературе, расспросить о его замыслах и творческих поисках.

«Литература, — сказал он тогда, — должна отражать жизненный опыт нашего поколения, накопленный с детства и в драматических столкновениях с буржуазной действительностью, и в антифашистской борьбе военных лет, да и после 1945 года, когда строительство социализма в освобожденной от гитлеровских захватчиков стране было связано со многими трудностями. Наша обязанность — адресовать молодежи книги, помогающие разобраться в нынешней международной обстановке. Мы должны вооружить наших младших современников опытом борьбы за мир».

Этот девиз писатель реализует в своей художественной практике. Его привлекает тема формирования духовного мира нашего современника, процесс становления и развития личности в конкретных социально-политических условиях. «Меня всегда будет интересовать, как эпоха, в которую мы живем, отражается в частных судьбах и каков вклад людей — собственно, каждого из нас — в дела своего времени», — утверждает Й. Кадлец. Эпоха и присущие ей противоречия действительно определяют индивидуальные судьбы героев писателя. При этом нельзя не учитывать, что жизненные истории большинства персонажей написаны в романтическом ключе. Отсюда доверительная, исповедальная манера повествования, которая придает особый колорит психологической прозе.

Сочетание эпичности и лиризма особенно характерно для трилогии «Вчерашние знакомые», посвященной судьбам сверстников писателя. Уже в первом романе — «Мир, открытый случайностям» (1971) — лиризм сочетается с документальностью изображения жизни страны в конце 30-х годов, в период кризиса буржуазной Чехословакии. Прозаик умеет создать у читателя ощущение соучастия, приобщает его к действию: повествование ведется от первого лица, строится как исповедь мальчишки-скитальца из городского предместья, который никак не может найти постоянную работу. Трудности закалили его, а встреченные им на жизненном пути хорошие люди помогли обрести уверенность в себе. Кончается роман символической сценой возвращения домой, пробуждением к новой жизни.

Следующий роман трилогии — «Мир, полный надежд» (1973) — продолжил тему возмужания молодого человека, хотя ни сюжет, ни персонажи не связаны с предыдущим романом. Действие происходит в первые месяцы после освобождения Чехословакии от фашистских оккупантов. Главный герой — юноша, вернувшийся на родину после принудительных работ в гитлеровской Германии.

По-разному сложились судьбы четверых друзей, остро чувствуют они неприязнь мещан и приспособленцев вроде хозяина виллы, где живут на птичьих правах, или бывшего однокашника Ондржея. Но вскоре герой-рассказчик встретил близких ему по духу людей: его друзьями стали рабочие типографии, редактор, коммунист-подпольщик — мужественный человек, побывавший в годы войны в Советском Союзе. Так нашел свой жизненный путь главный герой второго романа. И снова символична заключительная сцена, запечатлевшая февральские дни 1948 года, когда решалась судьба народно-демократической Чехословакии: герой романа на Вацлавской площади среди трудящихся Праги, приветствующих коммунистов.

В последнем произведении трилогии — «Двойной свет» (1976) — противопоставлены образы двух людей: молодого коммуниста и социал-демократа, преданного своими партийными боссами. Символично название романа. Один из героев, кинорежиссер, объясняет, почему во время съемки «юпитеры» высвечивают актера с двух сторон: «В двойном освещении каждый образ пластичнее. На первый план выступают невидимые прежде грани и контуры». Есть и другой смысл в этом названии: «Каждый человек излучает свой собственный свет… Один пылает, а другой лишь тлеет. Тлеют обычно те, кто занят в жизни только собой». Мера «излученного света», отданного окружающим тепла определяет духовное богатство персонажей трилогии, их общественную позицию.

Стоит отметить, что во всех трех романах не названы имена главных героев, от лица которых ведется повествование, тем самым, на наш взгляд, как бы подчеркнута общность их жизненных историй с судьбами многих людей, с судьбами страны. Й. Кадлец придает большое значение документальности современной литературы, считает, что пережитое автором — самый ценный материал для его творчества. Автобиографичность присуща не только трилогии Кадлеца. Автобиографический материал, несомненно, нашел место и в его произведениях малого жанра — в трех повестях, предложенных читателю этой книги.

«Возвращение из Будапешта» (1975) затрагивает острейший ныне вопрос об активной нравственной позиции человека нового общества. В повести речь идет не просто о смене руководителей, или несложившихся служебных отношениях. Писатель противопоставляет главного героя, инженера Бендла, нечестному, наглому Нейтеку. Пафос произведения направлен против мещанина, попирающего нравственные устои социалистического общества, и против равнодушия, а порой и пассивности честных людей. Может быть, на первый взгляд конфликт покажется частным, не затрагивающим принципиальных вопросов. В отсутствие Бендла, находившегося в служебной командировке в Венгрии, Нейтек оклеветал и директора, и Бендла. Но хотя Бендл не пострадал, ему, как способному работнику, предложено перейти в вышестоящую организацию, он не может смириться с тем, что должен отдать руководство своим отделом нечистоплотному карьеристу и профану. Тут-то и потребовались незаурядная выдержка и смелость, позволившие герою, хотя и с большим трудом, преодолеть психологический барьер ради интересов дела и справедливости.

Кульминация повести раскрыта глубоко психологически: автор стягивает здесь все сюжетные линии и одновременно решает главный нравственный конфликт. Бендл вернулся из Будапешта окрыленным: чарующая атмосфера города, девушка, которой он увлекся, словно бы вооружили его радостным ощущением бытия, столь необходимым для борьбы с циничным Нейтеком. Не переживи Бендл в Будапеште душевного подъема, едва ли отважился бы он публично и резко заявить о несостоятельности Нейтека как специалиста, вступить с ним в борьбу и разоблачить его.

В этом небольшом произведении несколько вставных «историй», и для каждой найден свой повествовательный ключ. Колоритен образ престарелой тетушки Лауры, с которой встречается герой в Будапеште; сатирически, часто с сарказмом рассказывает автор «биографию» приспособленца и ханжи Нейтека; интересно, психологически тонко выписан эпизодический образ нового директора, очень важный, однако, для решения основного конфликта. Повесть «Возвращение из Будапешта» — произведение лирическое и общественно значимое. Заключительная фраза — «завтра будет прекрасный день» — словно создает возможность продолжения, оставляет сюжет открытым, сулит добрую перспективу.

Две другие повести, «Виола» и «Баллада о мрачном боксере», рассказывают о жестоких временах фашизма, о жизни простых чешских тружеников, оказавших сопротивление оккупационным властям. Эта тема в литературе последних лет обрела новое звучание в связи с оживлением в ряде стран неофашизма, с настоятельной необходимостью раскрыть молодежи истоки мужества и высоких нравственных принципов поколения, пережившего войну. Старейший чешский писатель Йозеф Рыбак сказал на Третьем съезде чешских писателей в 1982 году: «Полезно рассказать молодым людям о застенках гестапо на Панкраце, о концлагерях, о том, как без суда и следствия уничтожались целые семьи, женщины, старики и дети… Это большая тема нашей литературы. Она особенно важна для молодежи, которая не познала ужасов оккупации и должна убедиться, что все, само собой разумеющееся сегодня, достигнуто ценой потоков крови тысяч и тысяч жертв».

«Виола», в подзаголовке которой стоит: «История, почти забытая», напоминает о том, как простые люди, не щадя жизни своей и даже своих детей, вступали в борьбу с фашизмом. Таким был отец Виолы, трактирщик по прозвищу Зубодер. Раскрыв его подпольную деятельность, фашисты окружили дом и, не сумев сломить сопротивления его защитников, подожгли… Повествование ведется от лица влюбленного в Виолу юноши, очевидца трагедии. Его первое чувство не погасло со временем. Рассказывая о Виоле много лет спустя, воскрешая в памяти образ возлюбленной, далекий и поэтичный, Ян создает почти легенду. Балладность, романтичность повествования действительно вызывает ассоциации со старинным преданием, а загадочность героини не только соответствует избранной писателем форме, но объясняется и тем, что Виола, как выяснилось, была осторожной и мужественной подпольщицей. Лирическая тональность повествования то и дело сменяется суровым звучанием драматических сцен: арест подпольщика-коммуниста Хадимы, допрос в гестапо самого Яна, гибель Виолы. Таинственно-романтическое и трагическое сливаются здесь в единый балладный строй, усиливающий героическое звучание произведения.

В «Балладе о мрачном боксере» действие происходит вскоре после захвата власти гитлеровцами в расчлененной Чехословакии. Кое-кто из чехов еще стремится сохранить видимость прежней жизни: одни развлекаются; другие стараются приспособиться, считая, что оккупация — явление временное. Атмосферу бесполезной и бестолковой суеты, беспокойства читатель ощущает чрезвычайно остро, ибо события передаются через восприятие молодого человека, переведенного из провинции на работу в Прагу. Дядюшка Людвика, обыватель и делец, формулирует кредо таких, как он: живем сегодняшним днем, сегодня мы еще на свете, а завтра — хоть потоп. Но не все разделяют «философию» прожигателя жизни, спекулянта, который тоже по-своему приспосабливается к обстановке. Окружающие не одобряют ни его позиции, ни поведения барышни Коциановой, что водит дружбу с немецкими офицерами. Однако сами пассивны, предпочитают не вмешиваться. Среди этих растерянных, беспомощных людей выделяется боксер Эда, друг Людвика. Но и он не знает, что предпринять, как противодействовать захватчикам. Одно ему ясно — так жить нельзя. Пока что он действует в одиночку: поджидает пьяных немецких офицеров у трактира и бьет наверняка — мощным ударом в переносицу. Лишь бы доказать себе и другим, рассуждает Эда, что не пал духом, не утратил надежды. О неуловимом и бесстрашном боксере ходят легенды. И хотя судьба его, казалось бы, предрешена, автор не завершает его историю: Эда исчез, но он мог и не погибнуть, а уйти к партизанам. Убеждения его таковы, что читатель уверен: Эда на пути к активному сопротивлению. Незавершенность сюжета, перевод его в легендарный план соответствует балладной форме повествования.

Рассказывая о своих произведениях, Й. Кадлец упомянул, что «Боксера» он решился писать только через десять лет после возникновения замысла. «Я пишу, — сказал он, — не только когда найду ситуации и характеры, но и когда вживусь в ритмический строй, почувствую музыку произведения. Это придает мне уверенность, я ощущаю фундамент. Вот тогда я и могу писать».

Сейчас писателя волнуют идеи интернационализма, отношение к немецкому народу и к тем, кто пытается возродить фашизм. Столь масштабные политические и нравственно-этические темы он опять попытался воплотить в малом жанре. Такова новая повесть Кадлеца, «Карловарская пастораль» (1982), временные рамки которой — двадцать один день — срок пребывания героя в санатории. Описание его встреч с людьми, съехавшимися из разных стран, позволяет автору сквозь призму конкретных человеческих судеб увидеть современный мир.

Так психологическая проза Йозефа Кадлеца охватывает все более широкий круг жизненных явлений.

Р. Кузнецова