Повести каменных горожан. Очерки о декоративной скульптуре Санкт-Петербурга

Вступление

Любил, люблю и любить буду слоняться, пока не потеряю способности двигаться! О нет! Не бесцельно! Цель обязательно присутствует – для мини-путешествия должен быть повод! Но по дороге к цели великой или ничтожной (что-нибудь отнести, куда-нибудь сходить, кого-нибудь встретить, да просто отправиться из точки А в точку Б) как прекрасно тащиться «нога за ногу» по улицам, совать нос в освещенные окна, заглядывать в темные подворотни, читать газеты и афиши на стенах и театральных тумбах, наблюдать или даже участвовать в уличных происшествиях, встревать в разговоры незнакомых прохожих и глазеть, глазеть, глазеть!.. «Ибо не насытится ухо слушанием, а око зрением», тем более у нас в Питере, где каждый поворот, каждый перекресток открывает новую панораму и являет город с неизвестной и невиданной прежде стороны…

Сколько раз я обещал себе и окружающим бросить слоняться. В детстве я даже выучил в порыве самокритики стихотворение В. Маяковского «Про Власа-лентяя и лоботряса» и стяжал его исполнением на школьном утреннике аплодисменты. «Рот открыл и стал разиня – вывеска на магазине!» А собственно для чего же вывеска, если на нее не глазеть? Разглядывание витрин во всех развитых странах – общепринятое и повседневное развлечение. Прививается оно и у нас. Есть даже специальная наука о выкладывании товаров на витрине – мерчандайзинг называется. Есть даже заболевание, им страдает, например, моя жена, – шопинг – рыскание по магазинам. К сожалению, на мои предложения просто послоняться по городу она традиционно отвечает отказом и продолжает шастать по магазинам. В чем же разница? Да разница-то есть! Глазея на дома и витрины, настоящий ротозей, к которым я с гордостью отношу и себя, непрерывно и напряженно размышляет – то есть странствует не столько в пространстве, сколько во времени и в мире идей. Путешествие же по магазинам – топтание в мире вещей, увенчивающееся, как правило, покупкой абсолютно бесполезных по большей части предметов. Мне это, по определению, неинтересно. Зримым апофеозом разницы двух взглядов на мир явилась сцена, когда жена моего приятеля покупала ему, примеряя на себя, пиджак, а он совершенно индифферентно пополнял собою ряд безмолвных манекенов, увлеченно уткнувшись в книгу.

– Эдька, как? А? По-моему, в плечах не жмет?.. – разглядывала она себя в его пиджаке.

– Угу. – отвечал он. – Прекрасно, прекрасно…

– А вот эта шляпа или берет? – прикидывала она на него головные уборы в «гаммочку» с пиджаком: – Примерь! – Жена надевала их на голову мужа, как на неодушевленный манекен, но он оставался нем как деревенская изгородь, на коей вывешивают сушиться кринки и банки. Присутствие шапок на голове и смена их на кепки, шляпы и береты не отражало на лице моего приятеля никаких эмоций. Он оставался там – в мире идей и образов, и не существовало силы, способной вернуть его сюда – в бренность бытия.

Однажды в ранней юности, поджидая не то приятеля, не то барышню у подъезда его (ее) дома, я вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Сейчас много рассказывают про энергетику и прочие занимательные вещи, утверждают даже, что силу взгляда можно измерить. Правда, я никогда не видел и нигде не смог найти описания результатов какого-нибудь достоверного научно обоснованного эксперимента, который мог бы позволить выявить эту силу, потому и оставим пока рассуждения на эту тему. Однако в то, что можно ощутить на себе чей-то взгляд, – верю.

И в тот раз на меня явно кто-то пристально смотрел. Улица, как в детективе, была пуста. Окна в большинстве своем зашторены. Моросил питерский дождик, микроскопические капли туманом застилали улицу, светящимся тусклым шаром окутывали качающийся посреди улицы на проводах фонарь. Никого! Но я чувствовал, что меня рассматривают, и рассматривают пристально. Припомнив кое-что из прочитанного, а также из услышанного на уроках военного дела (оно тогда было обязательной дисциплиной в старших классах), я стал как ищущий цель снайпер осматривать все пространство вокруг себя, последовательно переводя взгляд слева направо и все дальше и дальше. И вдруг я буквально встретился – глаза в глаза – с взглядом маскарона на замковом камне, венчающем соседнюю подворотню. Он смотрел на меня!!!

– Фу ты, господи!

Бородатое лицо белело над запертыми железными воротами. Я пошел прямо к нему по отблескам света на мокром булыжнике мостовой – маскарон продолжал смотреть на меня. Я специально уклонялся то влево, то вправо – взгляд преследовал меня неотрывно. И только когда я подошел совсем близко к воротам и глянул на него снизу вверх, ощущение направленного на меня каменного взгляда исчезло. Что было тому виной? Вечер? Мятущийся свет тусклого фонаря? Воображение подростка, развитое занятиями в художественной школе? Да! Конечно! Но не только. Пройдитесь в сумерках по залам любого музея, вглядитесь в портреты и убедитесь – не только вы смотрите в лица живших прежде людей, из глубины прошлого и они смотрят на вас!

Ул. Рылеева, 18/40

Не случайно древнеегипетские зодчие один глаз у своих статуй инкрустировали самоцветами, и он «смотрел» как живой, настоящий, а второй глаз рисовали краской. На всякий случай – не дай бог, оживет!

Недаром ваятели Древней Греции и Рима в глазах своих изваяний, а вслед затем и маскаронов не делали зрачков – чтобы взгляд не возникал.

Фокус этих следящих за вами глаз или «зрячих» портретов давно открыт, да, собственно, и секрета никогда не было. Ну, так и что с того? Знаем мы, как это устроено, как это происходит или нет, а они – глядят!

Глядеть-то глядят, а вот видят ли? Наверно, пускаться в рассуждения на этот счет не стоит.

Предположительно, конечно, не видят. Мы ведь взрослые люди, образованные (по мере сил) и, как нас учили в школе в период социализма, вроде бы материалисты – враги всякой мистики!

«Это обязательно, исключительно, совершенно, буквально, точно!» – говорил один мой знакомый милиционер.

А вдруг видят? Во, брат, как! Чего они насмотрелись, эти каменные лица, безмолвствующие на фасадах старинных и не очень старинных домов? Да и безмолвствуют ли? Они говорят, но только на своем бессловесном языке. По мне – так они кричат! Повествуют! И даже пророчествуют! Мне кажется, что на многих каменных лицах можно прочитать будущую судьбу владельцев (про которую мы знаем, поскольку мы-то теперь в их будущем, и даже много позже того живем) тех зданий, где по замыслу художника они совсем не случайно нашли прибежище. Теперь спустя столетия мы можем только поражаться – как совпало!

Все, что мы видим, слышим, трогаем, нюхаем или жуем, все, что нас окружает и отражается в нашем сознании, – получаемая различными способами информация. Более того, оказывается, без нее и жить-то не можем, в самом прямом, физическом, так сказать, смысле! Сосчитано, что без еды человек живет около месяца, без воды – неделю, без воздуха – минуту. А сколько без информации?

Польский фантаст Станислав Лем описывал (а может, придумал, – все равно убедительно!) некий эксперимент. Человека погружали в ванну с водой, температурой равной его телу, и он не чувствовал ни воду, ни собственный вес. Надевали шлем, чтобы он ничего не видел, не слышал и т. п., то есть лишали всех видов информации, в том числе неосознанно получаемой сенсорным путем (с помощью органов чувств). И хотя эксперимент не мог быть абсолютно чистым, кое-что оставалось, например сильно уменьшившийся в воде, но все-таки вес, работа внутренних органов, а это тоже информация, и тем не менее последствия эксперимента были ужасны. Через несколько часов испытуемый впадал в ступор – особое психическое состояние, психический шок. Потом врачи с большим трудом несколько месяцев выводили его из этого состояния.

А причем тут маскароны?

Основа информации – сообщение. Это может быть слово, а может быть зрительный и любой другой образ. Существует похожий термин – послание. Например, памятник. Он не разговаривает, а информацию мы получаем. Причем получаем в том объеме, в каком нам позволяет ее получать наш культурный и образовательный уровень. У Шекспира по этому поводу сказано очень точно: «Вещи сами по себе не бывают ни хорошими, ни дурными, а только в нашем восприятии».

– Ой, какой смешной пенечек! – сказала моя дочечка, когда мы гуляли с ней по лесу.

– Чем же он смешной?

– На грибок и на дедушку старенького похож.

Вот так она на уровне своего возраста расшифровала (декодировала) информацию, то есть поняла, истолковала послание от пня!

Взявшие Константинополь турки разбили все скульптуры (мы вынуждены восторгаться обломками) не потому, что турки «ужас, как дикие». Просто информацию или послание, заложенные в античных образах, воплощенных в скульптуре, они не воспринимали или истолковывали ее искаженно. Ислам запрещает изображать человека. Культура мусульманского Востока – культура орнамента сказочной красоты, но малопонятного европейцу, во всяком случае европейцу времен падения Византии.

Перед Александро-Невской лаврой установлен памятник Святому Александру Невскому. Оставляя в стороне его художественные особенности[1], скажем о том, что по канонам православия[2] святым не ставят круглую скульптуру[3] – это католическая традиция.

Но я о другом. Материализованное послание – в данном случае памятник – может нести информацию, которую художник и не планировал и даже не предполагал, что его творение может быть истолковано иначе, чем задумывал автор.

Каждое произведение искусства, в том числе декоративная скульптура и ее часть – маскароны, – это послания, задуманные, созданные, «закодированные» и направленные автором зрителю, получателю послания. Однако понять отправленное ему через века послание адресат сможет, только если сумеет это послание прочитать, истолковать. На пути этому стоят «барьеры непонимания». Они могут быть самыми разными. Например, поэт читает великолепные стихи на полнозвучном языке, а вы этого языка не знаете – послание не декодировано, и для вас оно только красивый шум. Когда после революции мужиков из курных изб с клопами и тараканами переселяли в роскошные барские усадьбы, крестьяне переселялись с большой неохотою и тут же забеливали драгоценные фрески и сбивали со стен лепнину с обнаженными античными богами.

– У нас тута дети! А тамо така срамота!

Это еще один весьма существенный барьер непонимания – отсутствие у получателя культурного уровня, соответствующего посланию. Барьеры непонимания усиливаются и «толщей времен», отделяющих нас от создания художественного произведения.

За полвека, слоняясь по улицам, переглядываясь с маскаронами, я, кажется, кое-что стал понимать в их неслышной речи. Я ведь все эти годы учился их языку, да и сейчас учусь.

Они улыбаются мне, я слышу их жалобы, они подмигивают мне, провожают взглядами, они рассказывают мне о том, что видели, что происходило на их глазах. Да, мудрено в нашем городе, где так много изваяний и каменных лиц, где целый каменный народ разбежался по фасадам дворцов, доходных домов, арок над подворотнями, не попытаться выслушать их рассказы. Зачем? Сегодня нужен переводчик с их, еще столетие назад понятного коренным петербуржцам языка. Вот я и стараюсь по мере сил переводить повести каменных горожан.

Но перед тем как попытаться понять, о чем рассказывают маскароны (шире – декоративная скульптура, не существующая самостоятельно вне архитектурного замысла, а проще – здания), нужно ответить на два вопроса: откуда они, маскароны, взялись и зачем их поместили туда, где они теперь находятся?