Повесть о белой медведице. Пират

IV

Начальник отряда геофизиков Константин Реутский с рабочим был на профиле. Шла обычная каждодневная работа. Геолог и рабочий шагали по прямой линии с магнитометром[4], укрепленным на треножье. Через каждые шестьдесят четыре шага (что равнялось пятидесяти метрам) Константин устанавливал магнитометр и сообщал показания прибора; рабочий, точнее, «записатор», как назвал его должность какой-то бездушный трестовский чиновник, записывал показания в маршрутный журнал. В дальнейшем эти сведения наряду с радиометрическими измерениями, результатами работы поисковых групп, данными аэрофотосъемки помогут создать общую геологическую карту исследуемого района.

Профиль - это прямая линия на карте аэрофотосъемки. Отклониться от нее геолог не имеет никакого права. Встречается на этой прямой линии скала - изволь карабкаться на скалу. Преградила путь марь - пробирайся по трясине. При падении как зеницу ока береги дорогой магнитометр: он нежен, хрупок, боится всяких резких движений.

С утра до позднего вечера пропадали маршрутные пары на профиле. Без выходных - выходной у геолога только в дождливую погоду. И часто случалось, единственным горячим блюдом за сутки был чай, кружка крепко заваренного плиточного чая.

Но Константин не роптал ни на трудности профилей, ни на тяготы походной жизни, когда дворцом кажется шестиместная брезентовая палатка и роскошной периной - крытый плотной материей верблюжий спальник, брошенный на пихтовые ветви. Такова профессия. На сезон, с мая по октябрь, она вот уже десять лет кряду бросала геолога в дикие, неисследованные районы Крайнего Севера. И далеким воспоминанием становилась Москва, освещенные неоновым светом улицы, развлечения большого города; лишь одно по-настоящему крепко связывало Константина с родными местами - тоска по красавице жене и пятилетней дочурке Надюшке…

Одеты геофизики в штормовки - куртки с капюшонами, сшитые из легкой и прочной непромокаемой материи, и такие же брюки; на ногах бахилы - болотные сапоги с высокими голенищами, которые крепятся к поясному ремню. Лучше одежды для тайги и не придумать. Геологи вооружены казенным армейским карабином - превосходной защитой от таежного зверья и личной «тозовкой» Константина с оптическим прицелом: из нее хорошо бить сидячую птицу.

… Конец профиля Константин пометил флажком - куском марли, укрепленным на макушке невысокой ели. Половина работы проделана. Теперь надо возвращаться обратным профилем к стоянке отряда. Геофизики подкрепились добытыми в дороге куропатками (птичьи тушки зажарили на костре, как шашлыки), выпили по кружке крепчайшего чая и двинулись в обратный путь.

Они уже подходили к стоянке - на лысом взлобке показалась новенькая, еще не выгоревшая от солнца шестиместная палатка,- когда внимание Константина привлек хвостатый орел, редкая в этих северных краях птица. Воздушный пират взмахивал громадными крыльями тяжело, натруженно, потому что нес крупную добычу. «Зайчишку загубил, бандит,- подумал Константин, сорвал с плеча «тозовку» и щелкнул затвором.- Сейчас мы у тебя добычу-то отобьем… В этот сезон ребята еще не пробовали зайчатинки…»

Стрелок Константин был превосходный. Когда в перекрестье оптического прицела попала орлиная грудь, он затаил дыхание и плавно потянул за курок. Выстрел раздался негромкий, будто кто сухой сук переломил.

Добыча отделилась от птицы, плюхнулась неподалеку в марь на мягкие кочки, поросшие белесым ягелем. Пуля, очевидно, лишь легко ранила орла. Птица шарахнулась в сторону, сделала широкий круг, вытянув книзу шею и глядя на упущенную добычу. Но к добыче уже не подступиться: к ней пробирались, выше колен проваливаясь в топи, двуногие существа, от которых - это она смекнула сразу - лучше держаться подальше. И орел, поспешно набрав высоту, вскоре скрылся за лобастым гольцом.

Константин первым пробрался к отбитой у хищника добыче и остолбенел: перед ним лежала не заячья тушка, а собака, щенок неопределенной породы! Диковинный красноватый окрас… Голова залита свежей еще кровью. Как бы не доверяя собственному зрению, он склонился над щенком, погладил короткошерстный мех. Потом замер. Его ладонь ощутила слабое биение жизни - теплый бок едва заметно то опускался, то поднимался. И всегда сдержанный, даже мрачноватый, всякое повидавший в бродяжьей своей жизни геолог прокричал звонко, с удивлением мальчишки-подростка:

- Он дышит!!

… Щенка принесли в палатку, уложили на мягкую оленью шкуру. Очнулся он от острой боли в голове. (Это Константин смазал йодом рану, оставленную орлиным клювом.) Щенок слабо проскулил и открыл глаза. И первое, что он увидел, было склоненное над ним лицо будущего хозяина. Он сжался в комок: а вдруг это сероглазое, с красивой русой бородкой существо укусит его? Но худого человек не собирался делать. Напротив, он погладил его рукой по спине. Прикосновение теплых пальцев было нежное, приятное.

- Ну, здравствуй, собака,- сказал Константин.- Очухалась? Откуда ты такая, скажи?… Молчишь? А я, брат, догадываюсь. Деревенька тут поблизости стоит. Мамка твоя зазевалась, а орлик тем временем тебя и сцапал. Так оно?… Ну, что было, то было. Была ты чья-то, а стала моя. Так что изволь любить и жаловать меня. Будем знакомы: Константин Реутский, старший геолог, начальник отряда геофизиков аэрогеологического треста…

Щенок, разумеется, не мог понять смысла слов, но инстинктом, унаследованным от Ласки и Фараона, он хорошо разбирался в интонациях человеческого голоса. А голос этого бородача был ласковый, успокаивающий и, следовательно, опасаться человека не нужно. Остальные люди, склонившиеся над щенком - а было их всего шестеро, три маршрутные пары,- также не издавали пугающих звуков.

- Так какой же ты породы? - продолжал между тем русобородый. Безусловно кровь лайки и… ну подскажи! И еще какого-то большого пса. Ладно, оставим этот вопрос открытым: подрастешь - виднее будет. А как тебя звать? Бобик, Шарик, Тайга? В деревнях мудреные городские клички вроде Изабеллы и Азы не в почете. Или кличку тебе дать вообще не успели? Не беда. Сейчас эти бородатые субъекты, вполне цивилизованные люди, кое-кто даже с дипломом МГУ в кармане, на сезон отброшенные в каменный век, как-нибудь обзовут тебя. Думайте, граждане неандертальцы.

- Каштанка,- предложил чернобородый неандерталец.

- Плагиатор! Хоть классиков в покое оставь.

- Идиллия!

- От Идиллии слышу.

- Млада!

- Ну, это еще куда ни шло… Стоп! Какая она к черту Млада?! Гляньте, перед нами мужик, братцы. Натуральный мужик! - Константин задумался, оглядывая щенка, и вдруг воскликнул: - Эврика! Видите, черная полоса поперек лба? И глаз закрывает. Как повязка на пустой глазнице… Пират!

Так и назвали щенка - Пират.

Пирату очень хотелось есть. Он поскуливал, взвизгивал, но люди думали, что беспокойство собаки вызвано болью. Шутка ли упасть с такой высоты, хотя бы и на мягкую перину мари! Небось все внутренности себе отбил. Да и рана на еще не окостеневшей голове не пустяк. Но когда щенок легонько ухватил зубами палец Константина (мельтешившие перед ним пальцы напомнили ему материнские сосцы) и начал жадно сосать его, люди наконец поняли, что тревожит пса не боль, а голод.

Константин вылил в миску банку сгущенного молока. Что тут началось! Пират по-свинячьи залез в миску передними ногами, чавкая, облизываясь, стал пожирать белую тягучую массу. Константин подумал, что следовало бы сначала дать собаке что-нибудь более существенное - например, кусок мяса, а молоко потом, на десерт. Он потянул миску. Не тут-то было: Пират поднял верхнюю губу, оскалил зубы и грозно прорычал.

- А ты, брат, с норовом! - одобрительно сказал Константин.

Мясо собака съела после сладкого.

- Пожалуй, хватит. Не лезь, больше не дам!… О тебе же забочусь, дурачок: заворот кишок с голодухи случится. Пират словно понял смысл сказанного. Он свернулся на оленьей шкуре калачиком, закрыл глаза и будто полетел в бездонную пропасть.

Утром перед уходом на профиль геофизики крепко поспорили со своим начальником. Они убеждали его, что щенка необходимо привязать в палатке, иначе он убежит. Константин утверждал, что щенок не убежит: в таком возрасте собака быстро забывает былые привязанности и принимает за хозяина того, кто ее приласкает и накормит. Он привязал в палатке к верхней перекладине каркаса за нитку полиэтиленовую кружку, раскачал ее. Пират поддал кружку лапой раз, другой, увлекся игрой, а геофизики тем временем поспешно отошли от палатки. Когда щенку надоела игра и он выбежал наружу, ни русобородого хозяина, ни других людей уже не было поблизости. Пират мог найти, догнать людей по запаху, но он еще неважно себя чувствовал. Саднило рану на голове, ранки на боках, оставленные острыми орлиными когтями, болел живот - падал вчеращенок брюхом.

Собаки, какизвестно, занимаются самолечением. Щенок тщательно зализывал ранки на боках. Лизать рану на голове, разумеется, не мог; Пират смочил слюной подушечку лапы и приложил ее к голове.

Недаром говорится, что собаке лучший лекарь - собственный язык. В собачьей слюне содержится целебное вещество - лизоцим, он задерживает рост и размножение возбудителей нагноения и, следовательно, способствует быстрому заживлению ран. Лизоцим, например, содержится в куриных яйцах, поэтому они так долго могут лежать и не портиться.

Пират не спеша начал знакомиться со своим новым жилищем. Обошел снаружи палатку, неторопливо обнюхал все углы. Затем обследовал внутренность: верблюжьи спальники, неостывшую еще печку - «буржуйку», груду сваленных рюкзаков, большой ящик с продуктами. Вещи вкусно пахли дымом и тайгой.

Инстинктом сторожевого пса Пират сообразил, что его долг - охранять палатку и все, что находится в ней. Эта задача была для него новая и пока очень смутная.

В привычные запахи вдруг вклинилась резкая, неприятная струя. Она доносилась с улицы. Собака замерла, насторожилась. Потом в светлом проеме палатки промелькнуло что-то темное, гибкое.

Наконец показался доселе неведомый Пирату зверек - горностай. Несмотря на малый рост (был он не больше котенка), смышленую черноглазую мордашку с острыми ушками и красивый пушистый хвост, он не понравился Пирату. Недремлющим инстинктом собака почуяла в привлекательном и безобидном на вид зверьке извечного своего врага - хищника. И Пират поднял верхнюю губу и зарычал, как в злобе всегда делал его отец, дог Фараон. Но горностай недаром слывет среди таежной твари за отчаянного храбреца и нахала. Хоть бы глазом повел! Неторопливо, хозяином зашел в палатку, зевнул, осмотрелся, затем резко подбросил свое легонькое тельце на ящик с продуктами. Консервные банки с тушенкой прожорливый хищник не тронул, хотя и мог прокусить жесть острейшими своими зубами. Просто не понимал, что в них находится. Горностай принялся разрывать пакеты с «Домашним супом», в состав которого входили кусочки сушеного мяса. Вермишелью он брезговал, рассыпал ее в ящике и на брезентовый пол палатки, пожирал только мясо.

Воришку горностая люди не раз заставали на месте преступления. Возвращаясь с работы, они видели следы разбоя, да и во время завтрака зверек мог внезапно появиться у палатки, схватить из-под носа лакомый кусочек и гибкой черной стрелою влететь в нору.

Не однажды геолог в сердцах хватал ружье, но спустить курок не решался. Геологи, таежные бродяги, слитые с природой воедино, только с виду страшноваты; на самом же деле под штормовкой, пропахшей потом и дымом костра, бьются у них добрые сердца. Убивать дичь только для еды - вот закон, которому они следуют неукоснительно.

Инстинкт подсказал Пирату, что зверек этот занимается нечистым делом. В палатке жили только бородачи - значит, хозяйничать здесь могли лишь они. И щенок решил прогнать непрошеного гостя. Горностай между тем принялся потрошить четвертый пакет с «Домашним супом». Пират запрыгал вокруг ящика, звонко затявкал. Зверек оставил трапезу. Круглые нахальные глазищи остро пронзили собаку. Взгляд был скорее недоуменный, нежели злобный. Иди, мол, гуляй, со мною связываться не советую.

Пират подпрыгнул и попытался схватить наглеца зубами за хвост, чтобы стащить его с высокого ящика. Но промахнулся, только лязгнул молочными своими зубками. Горностай по-кошачьи выгнул спину, фыркнул. Когда щенок подпрыгнул опять, пытаясь стащить за хвост воришку, маленький, но ловкий и опасный хищник сделал молниеносный короткий выпад и полоснул зубами-иглами Пирата по мочке носа. Боль пронзила нестерпимая! Именно за это место вчера укусила щенка бурундучиха, когда отгоняла от своей норы. Пират с визгом покатился по брезентовому полу палатки, роняя на материю алые звездочки. Но в его крови текла кровь Фараона, злобного сторожевого пса. И она, эта кровь, сейчас проявилась. Пират, презрев боль, принял боевую стойку. Но что такое?… На ящике не было горностая. Щенок похлопал глазами, затем выбежал из палатки. Горностая и там не было. Щенок бросился было по невидимому, запаховому, следу, но вскоре потерял его. Ночью возле палатки пробегал заяц, просеменила мышка-полевка и прошел волк. Ненавистный запах врага смешался с другими запахами.

А горностай, прихватив пакет с консервированным супом, просто-напросто убежал в свою нору. В драку со щенком он не вступал совсем не потому, что струсил, нет. Храбрости ему не занимать. Зверек был сыт. А биться с противником его заставлял только голод. Но если бы и произошел поединок, победителем бы наверняка стал бы он, горностай. Убить неповоротливого, неуклюжего щенка, вцепившись ему в глотку острейшими зубами, было для хищника легким делом…

Вечером с профиля вернулись геофизики. Их встречал заливистый лай.

- А кое-кто думал, что ты удерешь…- одобрительно говорил Константин, лаская щенка.- Обожди… откуда у тебя на носу еще одна ранка? И совсем свежая, черт побери!

В палатке геофизики увидели разорванные пакеты с «Домашним супом», разбросанную повсюду вермишель и сразу же догадались, чья это работа. Не в первый раз. Зная отличные бойцовские качества горностая, Константин не на шутку встревожился. Он опасался за жизнь Пирата. В тот же вечер геолог поймал горностая.

Это было несложным делом. Возле норы он установил на подпорке, к которой привязал длинную леску, порожний продуктовый ящик вверх дном. Под ящик положил потроха убитой на профиле утки. Прожорливый горностай не заставил себя долго ждать. Вылез из норы, безбоязненно зашел под ящик и принялся заглатывать еду. Константин, спрятавшись за палаткой, дернул леску - подпорка упала, и фанерный ящик пленил зверька.

На следующий день, шагая по профилю, геолог отнес горностая за двенадцать километров от стоянки отряда и выпустил в тайгу. Больше зверек не появлялся возле палатки. Очевидно, он не нашел обратной дороги в нору, вырыл себе новую. На это и рассчитывал Константин.