Повесть о храбром Ши Ди и его друге, верном Ба Цзи

Часть

В наши времена нет дружбы между людьми. Если ты богат и знатен — у тебя тысяча друзей, стоит обеднеть и разориться — и одного не найдешь. Всюду ищут лишь выгоды, рука руку моет, но едва появятся первые признаки беды — вчерашние друзья обходят тебя десятой дорогой.

Не то было в старые времена. Тогда умели и дружить, и хранить верность. Вот послушайте историю о том, как друг ради друга не только дошел до самого края Поднебесной и подверг себя всем опасностям войны, но и самое тело свое преобразил.

В годы правления государя Вэнь-ди в уезде Ню-Юэ провинции Дунхай жили два друга — Луо Цзэ-сы по прозвищу Ши Ди и Бу Кан-ань прозванием Ба Цзи.

Во всем они, казалось бы, являли друг другу противоположность: Ши Ди телом был хил, росту малого, но учился прилежно, подвязав, как говорится, волосы к потолку, любил читать о справедливых мужах древности, о Пути и Добродетели, слушал рассказы стариков о войне между Лю Баном и Сян Юем, о Хань Сине, Сяо Хэ и Фань Цзэне, о гибели тиранов и торжестве храбрецов. Однако, хотя был учен и умен, отправиться в столицу держать экзамен так и не смог, ибо ухаживал за больной матерью-вдовой. На жизнь себе и ей зарабатывал, расписывая веера и украшая свитки, поскольку рисовал не хуже Мао Янь-шу. Одевался бедно, жил в хижине с земляным полом, но держался с достоинством и был неизменно вежлив. Однако если при нем обижали слабых, поносили мудрецов или женщине пытались нанести бесчестье, вмиг забывал, что стати он вовсе не богатырской, бросался в бой так, словно ростом был в десять чи, а в руках имел силу двух быков. Часто его повергали наземь, но ни разу не могли заставить отступиться.

Ба Цзи, если ему случалось оказаться рядом, всегда приходил на помощь и выручал друга из беды. Ростом он был высок, телом силен, собой хорош; искусно владел копьем и мечом, грамоте учился, но не особо усердствовал, любил военные забавы и веселые пирушки, играл на цине и пел, волочился за девицами, словом, вел жизнь течения и ветра. При том ни заносчив, ни груб не был, одевался хоть и без роскоши, но с некоторым щегольством, и оставался почтительным сыном.

Случилось так, что мать Ши Ди тяжко захворала и умерла. Ши Ди похоронил ее в могиле отца и на три года оделся в пеньку, не пил вина и не ел мяса, забросил картины и облавные шашки, только возделывал свое небольшое поле да читал книги. По прошествии траура решили они с Ба Цзи отправиться-таки в столицу и попытать счастья на экзаменах, чтобы поступить в государеву службу. Ба Цзи не очень рассчитывал, что экзамены сдаст, надеялся больше на свою сноровку с мечом и копьем, другу же говорил:

— Ну, Ши Ди, если тебя не сделают после экзаменов хотя бы уездным судьей, съем я твою соломенную шляпу и закушу плетеными сандалиями.

И они смеялись оба.

Однако судьба распорядилась по-своему: на Поднебесную напали северные варвары, которых вел колдун Хун Кулоу, и Ба Цзи взяли в войско. Ши Ди тоже хотел записаться в войско вместе с другом, но, глядя на его малый рост и хилое тело, государевы вербовщики только смеялись.

Пять раз в пяти разных уездах пытался Ши Ди записаться в солдаты, и везде получал отказ. «Что же, — сказал он себе, когда его в пятый раз отвергли, — раз так, пойду за войском пешком, но друга не брошу». Смотрит — а возле управы сидит старичок-даос, подаяния не просит, а так — плошку поставил и вроде бы дремлет. Посмотрел на него Ши Ди, нашарил в рукаве последние две монеты: «На север за войском идти — так этого не хватит, все равно пропитание добывать придется. На что же они?» — и положил деньги в плошку старичка.

Пошел к северным воротам, а старичок за ним семенит.

— Далеко ты собрался, молодец, да осилишь ли дорогу? Не сложишь ли свои кости в лесном овраге? Не пропадешь ли в пустыне?

— Бо И и Шу Ци умерли с голоду в горах, но верности не изменили. Могу ли я друга покинуть?

— А если доберешься до Великой Стены, чем другу поможешь? Под весом доспеха свалишься, меча поднять не сумеешь.

— В ноги варварского коня брошусь, всадник шею свернет. Грудь под удар подставлю, чтобы вражеское копье во мне увязло.

— Слыхал я о тебе, сын Луо Юэ-сэ. В науках ты силен, все трактаты о военном деле наизусть помнишь. Вернись в столицу, сдай экзамены, попроси военный чин. Всего год пройдет — советником полководца станешь. Больше пользы принесешь и другу, и государю.

— Нет, не смогу тушь в тушечнице разводить, когда другие кровь проливают.

— Слушай же, Луо Цзэ-сы. Сварил я чудодейственное снадобье. Выпьешь его — и либо умрешь в страшных муках, либо сделаешься могучим воином, силой и выносливостью превзойдешь Сян Юя, хитростью и ловкостью Хань Синя позади оставишь. Для себя приготовил, хотел молодость вернуть — но боюсь, не рискую. Хочешь ли для проверки снадобье принять?

— Давай его сюда немедля! — воскликнул Ши Ди.

Рассмеялся старик.

— Что ты! Разве я ношу при себе этакое сокровище? Приходи к Восточным воротам на закате, там и поговорим.

Сказал — и в воздухе растаял.

Вот пришел Ши Ди к Восточным воротам на закате, а старичок его уже дожидается. Поманил за собой и куда-то в узенькую улочку свернул. Идет Ши Ди за ним, еле успевает. Наконец подошел старичок к неприметной двери в стене и нырнул в нее. Зашел следом Ши Ди — шапку уронил: чертоги яшмовые, занавеси шелковые! Да и старичок преобразился: вместо лохмотьев на нем шапка чиновника третьего ранга, черный халат драконами расшит. Учтивый Ши Ди ему в ноги полным поклоном поклонился.

— Я Бо Лао-хань, прозванием Эр-цзинь, Пожинающий золото. Родом я из страны Судэ, был там астрологом и алхимиком при дворе государя, но случилась беда: опальный царевич Си Дэ Лэ отца сверг и трон захватил. Колдун Ши Ми Сы помогал ему в этом. Зная о моем снадобье могущества, схватил меня и пытать приказал, чтобы я ему снадобье сделал. Человек слаб: изготовил я зелье, но Ши Ми Сы оно впрок не пошло: кожа с его лица слезла и сделался он на демона похож. С тех пор и знают его под именем Хун Кулоу. Сумел я оборотиться мышью и бежать из Судэ в Поднебесную, но Хун Кулоу подбил Си Дэ Лэ вступить в союз с северными варварами и напасть на Срединное Царство. Слушай меня внимательно, Ши Ди, сын Луо Юэ-сэ. Звёзды указали мне, где искать человека, который снадобье выпьет и обретенное могущество направит не ко злу, но к добру. Ты и есть этот человек. Я тебя испытал, притворившись нищим старцем, — последние две монетки ты отдал мне. Ни напугать тебя не удалось, ни соблазнить высоким чином. У снадобья моего великая сила, и она такова, что наилучшие и наихудшие качества мужа усиливает и наружу выводит. Оттого Хун Кулоу и стал на демона похож, что в сердце своем давно уже был демону подобен. Ты же, как обретешь могущество, не забывай, каково быть слабым и отверженным. Сделавшись великим мужем, оставайся хорошим человеком.

И с этими словами подал Ши Ди чашу со снадобьем.

Начал пить Ши Ди — горло огнем опалило, внутренности в один ком смерзлись, руки судорога свела, ноги, как лапшинки, обмякли. Пересиливая себя, чашу до конца опростал и в муках на пол повалился: то ему кажется, что он заживо горит, то во льду замерзает, то удушье мучит, то грудь воздухом распирает. Плечи в ширину раздались, голени вытянулись, одежда треснула, пояс разошелся. Каждая косточка, вырастая, болит; тело как в тигле плавится. Вот сделался он ростом в восемь чи, руки — как лапы тигра, ноги — как у буйвола, плечи — как перекладина от ворот. Лежит на полу, дыхание переводит. Как вдруг, проломив крышу, в комнату запрыгнул обезьяноголовый демон.

— Вот ты где, старый негодяй! — вскричал он, увидев Эр-цзиня. Тот и опомниться не успел, как демон ему нож в сердце всадил и снова через крышу выскочил.

Собрался Ши Ди с силами — и за ним. Демон с крыши на крышу скачет, повозки переворачивает, стены проламывает — а Ши Ди не отстает. Добежал демон до реки, в воду бросился, рыбой обернулся — тут и настиг его Ши Ди, за жабры схватил и на берег выбросил. Глядь — а это соломенное чучело, и ничего больше.

Понял тут Ши Ди, что это Хун Кулоу своим черным колдовством наделил соломенное чучело жизнью и послал Эр-цзиня убивать. Вернулся он к яшмовому чертогу — а перед ним опять хижина из глины и травы, а посреди развалин лежит старичок-даос, и в груди его нож торчит.

Увидели люди Ши Ди, стали кричать:

— Это он, это он старика убил, мы видели, как он по улице бежал!

Подоспела стража. Дал Ши Ди связать себе руки пеньковой веревкой и в управу себя отвести, хотел оправдаться.

— Ты кто такой и зачем убил нищего старика? — спрашивает судья.

— Я Луо Цзэ-сы прозванием Ши Ди, из деревни У-Лю Цинь уезда Ню-Юэ, пришел сюда, чтобы записаться в войско. А этот нищий старик – вовсе не нищий, он могучий колдун из страны Судэ, и убил его демон-слуга другого колдуна Хун Кулоу. Я за ним погнался, но едва настиг, как он обернулся соломенным чучелом.

Не стал дальше слушать судья, ударил Ши Ди жезлом.

— Что ты врешь? Как ты смеешь в судебном присутствии сказки рассказывать?

А тут и земляки подоспели.

— Мы, — говорят, — хорошо знаем Ши Ди, ростом он всего в четыре с половиной чи, телом хил, здоровьем слаб, с чего бы ему записываться в войско? А это вон какой молодец, рожа — хоть собак колоти.

— Ах, так! — говорит судья. — Раз он такой лжец, сто палок ему за непочтение к суду!

Тут Ши Ди понял, что оправдаться не выйдет, путы разорвал, стражников раскидал, через стену перескочил и был таков.

Пошел он в другой город, где его никто не знал: думает, хоть там запишут его в войско. Идет по дороге и слышит:

— Вот молодец какой, статный и красивый, видать, одним чистым рисом выкормлен! Откуда ты такой?

— Из Прекрасной Страны, — пошутил Ши Ди. — Провинция Высоких, уезд Широкоплечих, деревня Стройных.

— А не хочешь ли в государево войско поступить, шутник?

Оглянулся Ши Ди — а за ним повозка вербовщика катит. Вот моя судьба, подумал Ши Ди, обрадовался.

— Хочу, — ответил, — как не хотеть?

Пустил его вербовщик к себе в повозку, записал в реестр, дал красивый халат, новую шапку, вином угостил, рисом накормил, поехали дальше вместе. Приехали в город, начал вербовщик выкрикивать объявление:

— Записывайтесь в войско, добрые люди! На государевом содержании вырастете такими же высокими и статными, как этот молодец! На военной добыче разбогатеете! Хлеб храбреца – на конце его копья, вино храбреца — вражеская кровь!

Слушает Ши Ди, и не по душе это ему. Но что поделать, коли уже в реестр записался — улыбается да шапку заламывает.

Начал его вербовщик воинским штукам обучать: как с опорой на копье на десять чи в высоту прыгать, как щитом обороняться, как мечом разить. Ничего дважды показывать не пришлось, на ходу Ши Ди всему учился. В городах искусство свое показывает, народ на это глядит, в армию вербуется.

Прозвал его вербовщик Мэйгуо Дуйчжаном — Капитаном из Прекрасной страны. Чем дальше они идут, тем вербовщик веселее, а Ши Ди печальнее. Не по душе ему, что вместо настоящей войны в балаганных представлениях участвовать приходится. Одно лишь и утешало: так или иначе, а двигалась повозка на север — стало быть, туда, куда ему надо.

Чем дальше на север — тем холодней ночи, тем больше навстречу идет бедного люда, согнанного с земли варварами, чаще под кустами трупы умерших от голода и усталости попадаются. Тянутся по дороге калеки в лохмотьях — остатках солдатской одежды. У того ноги нет, у другого руки, третий глаза лишился.

— Откуда вы, добрые люди? — спрашивает Ши Ди.

— Сражались мы в большой битве под А-Цзанем. Бросил враг на нас полчища демонов, испепелял нас молниями, чёрным дымом травил. Страшен колдун Хун Кулоу, никто перед ним не устоит.

— А слыхал ли кто-то из вас о Бу Кан-ане, прозванием Ба Цзи, из деревни У Лю-цинь уезда Ню-Юэ? Это мой друг!

— Не слыхали мы о таком человеке, но если бился он под А-Цзанем, то либо его тело давно расклевали стервятники, либо угнали его в плен, на рудники в Судэ, либо он калека сейчас, как мы.

Смотрит Ши Ди на страдания народа — сердце кровью обливается. Вот пришли они в Дуньхуан. Смотрят — люди из города бегут, войско в расстройстве, управитель в ужасе. Везде говорят, что вот-вот варвары через пустыню перейдут и город возьмут.

— Э, — говорит вербовщик, — нам тут делать нечего. Поворачиваем обратно на юг.

— Как же это обратно? — возмутился Ши Ди. — Враг наступает, где нам и быть, как не здесь?

— Мое дело солдат в армию вербовать, твое — воинскую выучку показывать, — рассердился вербовщик. — Мы сюда свежее мясо привели, пора за новым возвращаться. А ослушаться меня ты не можешь: раз в реестр записался, то человек ты теперь подневольный.

«Ну, нет! — подумал Ши Ди. — Теперь, раз уж до Дуньхуана добрался, то хоть пешком, хоть в одиночку, а пойду на врага!»

Пошел он по рынку, расспрашивает военных и гражданских: не слыхал ли кто о Ба Цзи из Дуньхая? Никто ничего о Ба Цзи не знает, а вести о дуньхайцах самые худые: в битве при А-Цзане кто не погиб, того варвары в плен угнали. Сел грустный Ши Ди под стеной, начал палочкой на земле чертить без всякого смысла, глаза слезами заволокло. Вдруг слышит он из повозки бродячего астролога приятный девичий голос:

— Молодец, эй, молодец! Вижу я, что ты не из трусливых. Не хочешь ли военной удачи попытать?

Смотрит Ши Ди, а из повозки выглядывает девушка: лицо — как утиное яичко, брови тоньше усиков цикады, глаза — как Волопас и Ткачиха, губы — словно цветок сливы. Открыл Ши Ди рот, а как закрыть — не помнит. А девушка смеётся:

— Знаю я, кто ты, Луо Цзэ-сы. Знаю, как из бобового ростка ты могучим деревом сделался, знаю и горе твое. Прочитал твою судьбу по звездам Цзянъин Хэ, прозванием Хуо Хуа, «Искорка». Ты тот человек, что нам нужен.

— Кто вы такие и откуда взялись?

— Я Жемчужина Пэй-цзи, приемная дочь генерала Фэй Ли, что старший над государевыми шпионами. Несколько раз ходила в землю хунну и страну Судэ, многое разузнала для отца, да не по силам мне тот подвиг, ради которого мы тебя дожидаемся.

Взяла его за руку и повела неприметной дорогой в военный лагерь. Завела в просторную палатку, глядит Ши Ди — а перед ним птица из меди и дерева, словно живая, крыльями трепещет. При птице — молодой человек: голова повязана, рукава закатаны, кожаный фартук сажей запачкан, а глаза — как черная ртуть, ни на чем задержаться не могут. И хоть выглядел он как простой подмастерье, Ши Ди сразу догадался, что это и есть колдун Цзянъинь по прозанию Хуо Хуа.

— Ага! — воскликнул Цзянъин. — Ты и есть Ши Ди, который друга своего хочет вернуть? Слушай же. Никто не знает, откуда у Хун Кулоу такая сила, чтобы целые армии огненными стрелами поражать. Сколько ни разведывала Пэй-цзи — и ей немного узнать удалось. Есть в предгорьях Шаньшаня крепость Ян Ци, там обитает Хун, и окна его покоев по ночам светятся синим. Вот и все, что мы знаем. Построил я птицу из меди и железа, чтобы пересечь на ней пустыню, пробраться тайно в страну Судэ и узнать секрет колдуна. Однако явился мне во сне дух покойного Эр-цзиня и велел дождаться тебя. Если согласен — полетим нынче же ночью.

Нечего и говорить, что Ши Ди согласился. Как стемнело, сели они верхом на рукодельную птицу и полетели.

Над морем песка, над волнами дюн

Стремителен птицы полет.

Как тайну свою ни хранит колдун —

Разгадку герой найдёт.

К отрогам грозных Шаньшаньских гор

Ши Ди пролагает путь,

Чтоб друга из вражеских рудных нор

Скорее домой вернуть.

Вот села птица на горный склон.

— Дальше лететь нельзя, — говорит Хуо Хуа. — В темноте в горах птица разобьется. Придется тебе самому дорогу искать.

Выдернул он у птицы одно медное перышко, дал Ши Ди.

— Как я буду нужен — переломи это перышко, я за тобой и прилечу.

Завязал Ши Ди перышко в пояс, взял меч, взял щит, пошел искать дорогу в логово Хун Кулоу.

Вот рассвет настал, видит Ши Ди — повозки с рудой и углем по дороге тянутся, скованных пленников гонят куда-то. Пошел он следом незаметно, а как стемнело — в последней повозке стражу перебил, возницу одним ударом прикончил и сам на козлы сел. Так и въехал во вражескую крепость Ян Ци, никем не узнанный.

Вылез потихоньку из повозки, огляделся — а тут ад о четырех углах! В рудниках руду копают, в плавильнях ее плавят и заготовки льют, в кузнях из них мечи и доспехи куют, и повсюду висят знамена, где чудовище Цзютоушэ, Девятиглавый Змей, изображен. Кругом снуют рабы — пленные воины Поднебесной, от голода и тяжкой работы уже на тени похожи. А под стенами собрались несметные полчища хунну — ждут мечей, доспехов и наконечников для стрел, чтобы всей силой ударить на Поднебесную. Сжалось сердце у Ши Ди. Пробрался он в плавильню, надзирателей перебил и начал разбивать цепи узников.

— Ты кто таков? — спрашивает один.

А второй отвечает:

— Да я же его знаю! Это Мэйгуо Дуйчжан, ярмарочный силач, что людей в армию заманивал. Это из-за него мы здесь оказались! Он виноват!

Устыдился Ши Ди и говорит:

— Это верно, я Мэйгуо Дуйчжан. Вина моя. Раз я вас в эту западню завел, то мне и выводить. Берите лопаты, берите кирки, берите железные заготовки — и ударим на врага. Только слушайте все меня, чтобы не суетился каждый как попало, а ударили все вместе.

— Да как их победишь? Тут ведь не все стражники люди, половина — демоны!

— Видал я этих демонов, — засмеялся Ши Ди. — На поверку это просто чучела соломенные.

Разбил он все оковы, построил узников боевым порядком, напали они на слуг Цзютоушэ — закипела жаркая битва. Смотрят узники — и правда, стоит в демона факелом ткнуть, как он занимается огнем и оказывается соломенным чучелом. Взяли они так одну плавильню, взяли другую, освободили товарищей, захватили оружие — скоро ни одного слуги Цзютоушэ в крепости не осталось. Начал Ши Ди расспрашивать узников про Ба Цзи — те глаза отводят. Наконец один решился сказать:

— Приятель твой крепко досадил Хуну. Сначала тот его пытал в своей башне, потом велел в самом глубоком забое цепями приковать, чтобы умер Ба Цзи, света белого не увидев.

Себя не помня от горя, бросился Ши Ди в забой. В темноте, в духоте, по колено в воде бродил — нашел друга. Тот уже еле дышал. Сбил Ши Ди с него цепи, на руках вынес на вольный воздух. Глядит — а перед ним стоит колдун Хун Кулоу, вместо лица — череп, голым мясом покрытый.

— Вот кто мою крепость взял! Вот кто мои плавильни разрушил! Ну, держись, Мэйгуо Дуйчжан!

И давай в Ши Ди молнии пускать. Ши Ди, не будь дурак, щитом заслоняется, с места на место прыгает, ни разу в него колдун попасть не может. Истощилось колдовство, сошлись врукопашную. Бьются так, что рудничные мостки трещат, камни со сводов рушатся. Конец бы пришел тут Хуну, да спас его верный евнух Цзуо Ла: обернулся большой птицей и в когтях унес господина.

Тут и Ба Цзи в себя пришел. Еле узнал своего товарища детских лет — таким сильным и статным тот сделался. Рассказал Ши Ди про Эр-цзиня и чудесное снадобье, а Ба Цзи рассказал, как в плен попал и что успел узнать о Хуне.

— У колдуна, — сказал он, — есть чудесный кристалл, полный неслыханной силы. От него оружие молниеносным становится, стрелы щиты разбивают, копья убивают коня и всадника в один удар. Отберем кристалл — останется колдун ни с чем.

Вот как получилось: когда Ба Цзи вместе с другими пленными пригнали в Ян Ци, понравилась евнуху Цзуо Ла его красота и расторопность. Взял он Ба Цзи к себе в услужение. Целыми днями толок Ба Цзи в ступе колдовские снадобья, поддерживал огонь под тиглями, убирал в башне, а сам все примечал. Выпал ему удобный случай — удалось подсмотреть, как Хун Кулоу поит силой кристалла оружие для варваров. «Вот, значит, чем нас разбили», — догадался Ба Цзи и решил украсть кристалл. Да только не было ему в том удачи: Хун и Цзуо его схватили, долго терзали, а потом начали на нем испытывать зелье Эр-цзиня, которое царевич Си Дэ Лэ требовал для себя, чтобы обрести бессмертие. Хун, когда зелье его изуродовало, решил, что Эр-цзинь в чем-то обманул, не до конца раскрыл секрет. День за днем смешивал он новые составы, испытывал на узниках и не мог понять, от чего те умирают. Наконец смешал старый точный состав Эр-цзиня, опробовал его на истерзанном Ба Цзи, а тот вылечился. Так и не понял Хун, что доброму зелье на пользу пойдет, а злому — только на зло. Бросил Ба Цзи в подземелье, чтоб замучить до полусмерти, а потом заново на нем состав испытать. Тут и Ши Ди на помощь подоспел.

Взяли узники крепость, поднялись на стены, смотрят — а кругом, куда хватает глаз, стоит армия хунну. Сломал Ши Ди медное перышко, прилетел на его зов Хуо Хуа.

Все ему рассказал Ба Цзи про волшебный кристалл, а Ши Ди говорит:

— Сам видишь, колдуны сбежали и кристалл с собой унесли. Нас тут в крепости четыре сотни бойцов, есть и оружие, и припасы. Мы отвлечем хунну на себя, а государево войско пусть ударит им в тыл, чтоб они оказались как между молотом и наковальней. Бери с собой Ба Цзи и лети, не мешкай.

— Это что еще ты выдумал? — говорит Ба Цзи. — Ни за что я тебя не оставлю.

— Я клятву дал тебя домой вернуть, — отвечает Ши Ди. — Сам я сирота, и терять мне нечего. А тебя дома ждут родители и сестры.

— Даже не думай меня отсюда спровадить, — отрезал Ба Цзи. — Ты всю Поднебесную прошел, чтобы меня найти — могу ли я теперь тебя бросить? За кого ты меня держишь?

Обнял друга — и разрыдались оба.

— Видать, придется мне самому возвращаться, — покачал головой Хуо Хуа. — Постараюсь поскорее помощь привести. Ах, пришибет меня сестричка, когда я без тебя вернусь!

— А разве Жемчужина Пэй-цзи тебе сестра? — удивился Ши Ди. — А я думал, у вас с ней какое-нибудь фондю.

— Фондю? Ах ты, чудак-человек! — засмеялся Хуо Хуа, вскочил на волшебную птицу и был таков.

Сорвали узники в крепости все знамена с изображением Цзютоушэ, подняли флаг со знаком «мэй». Смотрят хунну и понять не могут, что там стряслось.

Но вот добрались до их лагеря Хун и Цзуо, рассказали про бунт заключенных, потребовали крепость отбить. Началась осада. Припасов в крепости много, оружия еще больше, крепко стоят молодцы. Сколько раз ни ходили на штурм хунну — все их атаки отбили.

Решил повелитель варваров поберечь силы, не проливать кровь почем зря. Все равно деваться нашим молодцам из крепости некуда, скоро съедят они весь припас и с голоду погибнут либо сами откроют ворота. Хун Кулоу царя хунну торопит, на штурм подбивает — а варварский царь ему отвечает:

— Ты мне обещал молниеносный поход и богатую добычу. Одно войско мы разбили, но ты всех пленных себе забрал. В городках приграничных ни золотом, ни серебром, ни шелками не разживешься. Нужно дальше в Поднебесную идти — а где твои чудо-молнии? В крепости они, и ими меня твои вчерашние рабы бьют. Не хочу больше кровь своих людей проливать, хочу врага голодом выморить.

И как ни бесился Хун, не сдвинулся больше с места варварский царь.

А Хуо Хуа тем временем до Дуньхуана добрался. Вбежал в палатку командующего, повалился ему в ноги, все как есть рассказал:

— Молодец из Дунхая, прозванием Мэйгуо Дуйчжан, считайте, в одиночку взял крепость Ян Ци! Сбил с узников колодки и цепи, перебили они всю стражу и всех соломенных демонов — теперь четырьмя сотнями держат крепость против несметных полчищ хунну! Если сейчас войско пошлем — окажутся хунну как между молотом и наковальней!

Что ж, рассказ наш быстро бежит, а войско снаряжается в дорогу нескоро. Пока все приготовились, пока собрали припасы да снаряжение, пока шагали через пустыню — почти месяц прошел, и все это время отважный Ши Ди и его друзья держали крепость против вражеских полчищ. От четырех сотен бойцов полторы всего осталось. Стали припасы подходить к концу, стали люди падать духом. Смотрит Ба Цзи на бесчисленные огни на равнине и говорит другу:

— Степь велика, и есть где хунну пасти своих коней. Мы же от голода скоро протянем ноги. Где помощь из Поднебесной? Где государево войско?

— Потерпи еще немного, — отвечает Ши Ди. — Если до завтрашнего полудня не явится помощь от государя, откроем ворота и пойдем на прорыв, на смертный бой.

На том и порешили. Открыли все кладовые, выкатили бочки с вином и мешки вяленого мяса, сели в последний раз пировать. А наутро облачились в доспехи и вышли на стены.

Вьются по ветру знамена хунну, трепещет в небе флаг со знаком «мэй», а императорских штандартов не видать. Приуныли воины. Вдруг смотрят — курится пыль вдали, одинокий всадник скачет, гребень из конского хвоста за ним вьется. Пронесся всадник мимо хунну, сразу три стрелы выпустил, сразу трех поразил. Выхватил меч, ударил направо, налево — двое упали. Повернул коня, еще троих затоптал. Помчались хунну за чудесным всадником в погоню, растянулись цепью, а он возьми, развернись — двум передним сразу головы снес.

Смотрел Ши Ди, и сердце его не выдержало.

— Он один десятки врагов сразил — чем мы хуже? Идем на прорыв!

Открыли друзья ворота и бросились в бой. Рубятся отчаянно, к палатке царя пробиваются: чудесный всадник с одной стороны, Ши Ди и Ба Цзи — с другой. Уже вот-вот прорвутся, уже видно, как вокруг палатки Хун Кулоу бегает, «Хватайте их!» кричит.

Тут из-за холма императорская рать выступила, затрепетали государевы штандарты. Над войском бронзовая птица летает, Хуо Хуа с нее во врагов стрелы мечет. Понял Хун, что придется ему сейчас несладко, кликнул своего слугу Цзуо Ла, тот снова птицей обернулся и господина в когтях унес.

Пробившись через полчища хунну, встретились Ши Ди, Ба Цзи и чудесный всадник возле царской палатки, взяли царя в плен. Чудесный всадник снял шлем — и увидели друзья, что это красавица Пэй Цзи. Ши Ди ей поклонился, а Ба Цзи как увидал — забыл, где у него руки, где ноги. Смотрит на Пэй Цзи шалыми глазами и слова вымолвить не может.

Заняли государевы войска крепость Ян Ци. Генерал Фэй Ли вызвал к себе Ши Ди и говорит:

— Ты без приказа, самовольно отправился в землю врага, звание дуйчжана беззаконно себе присвоил, какого наказания заслуживаешь за это?

Встал Ши Ди на колено:

— Что ни назначите, все приму.

— Слушай же мой приговор. За то, что без оснований дуйчжаном назвался — быть тебе в моем войске настоящим дуйчжаном! За то, что взял вражескую крепость — жалуем тебя десятью золотыми слитками. Выбирай отряд себе в подчинение.

— Не надо мне иного отряда, кроме друга Ба Цзи и тех храбрецов, что со мной защищали Ян Ци от врага. Не надо иной награды, кроме разрешения преследовать Хуна и чудесный кристалл у него отобрать!

— Быть посему! — сказал генерал Фэй. И стал Ши Ди командовать отрядом, который прозвали Паосяо — «Ревущие». Это от того, что в битве с хунну, на врага кидаясь, очень громко те выкрикивали свой боевой клич: «Мэйгуо Дуйчжан!»

Царя хунну в цепях отправили в столицу, заставили подписать мир. Вся Поднебесная про подвиг Ши Ди узнала. От ученых мужей при дворе до уличных кукольников — каждый ведал, кто таков Мэйгуо Дуйчжан.

А войско государево тем временем вступило в пределы Судэ.

В горах воевать нелегко: тропы круты, перевалы защищены крепостями, трудно устроить подвоз продовольствия и фуража, плохо приходится большим войскам. А Ши Ди и его Паосяо малым отрядом крепость за крепостью берут. Красавица Пэй-цзи внутрь крепостей проникает, все высматривает, слабые места разведывает, с голубями вести передает. Не один замок они так взяли, многих невольников освободили, да вот беда: всякий раз успевал Хун Кулоу удрать и кристалл с собой прихватить.

Сражается Ба Цзи плечом к плечу с прекрасной Жемчужиной, а сам по ней сохнет. Долго ждал он, пока Ши Ди ее руки попросит, а тот молчит, словно печать на уста положил. Вот, улучив минутку, решился Ба Цзи наконец с ней заговорить.

— Посмотри на меня, Пэй-цзи. Я, может, и не так хорош, как друг мой Ши Ди, но все же довольно пригож. Хоть и не так силен, а все же могу врага от макушки до седла развалить мечом. Хоть и не так отважен, а стрелам не кланяюсь. Я — единственный наследник своей семьи, не богатых крестьян, но зажиточных. Из военной добычи стяжал я довольно, пожелай — и сделаюсь тысяченачальником. Выходи за меня замуж.

Выслушала его Пэй-цзи и отвечает:

— Все верно ты сказал — и силен ты, и отважен, и собой хорош. Однако выслушай меня, друг Ба Цзи. Еще там, в пределах Поднебесной, прослышала я о человеке, который ради друга пошел на край света, согласился на жестокую муку, преобразившую его тело. Еще не видев, этого человека полюбила, а уж когда увидела — поняла, что никто иной мне в этом мире не нужен. Прости, Ба Цзи, но тебе я могу быть только доброй сестрой.

Выслушал ее Ба Цзи, поклонился и пошел в палатку к Ши Ди.

— Ты что же это делаешь, чурбан деревянный? — сказал он другу прямо, без обиняков. — Девушка по тебе сохнет, одни глаза остались — и какие глаза! — а ты и бровью в ее сторону не ведешь?

— Как я мог, — говорит Ши Ди, — если ты в ее сторону смотришь так, словно твои глаза к ней приклеены? Я-то думал, что ты ей мил.

— Я тоже думал, — засмеялся Ба Цзи. — Не будь дураком, ступай к ней и пролей бальзам на девичье сердце.

— Но как можно думать о своем счастье? Сейчас ведь война.

— То-то и оно, что война, дуралей. Завтра тебя может не стать, ее может не стать — когда же и быть счастливым, как не сегодня.

Уговорил. Пошел Ши Ди к Пэй-цзи, высказал ей свое сердце, попросил ее руки, и вскоре свадьбу сыграли – простую, по-походному. Однако если вы думаете, что Пэй-цзи после того стала дома сидеть и за прялкой петь, то напрасно. По-прежнему ходила она и в разведку, и на самые дерзкие вылазки.

Не раз говорили Ши Ди, что он-де подкаблучник и жену приструнить не может. А он на это рассказывал такую притчу:

— Решили как-то вместе выпить петух и орел. Выпили по одной, по второй, по третьей — а там орел домой засобирался: меня, говорит, жена ждет. «Что ж ты, не можешь тюкнуть ее клювом посильнее? — спрашивает петух. — Я вот своей быстро показал, где ее место». «Хе, приятель, — отвечает орел. — Твоя-то жена курица, а моя — орлица». Знал я, что на воительнице женюсь, и другой жены мне не надобно.

Вот как-то раз донесла разведка, что верный евнух колдуна Хуна из одной крепости в другую оружие повезет по горной тропе. Решили Паосяо устроить засаду и взять его в плен. Прокрались заранее на место, спрятались на склоне, глядь — а вот и поезд с оружием: бычьи упряжки одна за другой ползут по горной тропе, возле каждой конные и пешие охранники, посередине слуги несут паланкин, в нем евнух сидит.

Бросились Паосяо вниз по склону с криками. Испугались слуги Цзютоушэ: с одной стороны враг, с другой пропасть, впереди и сзади узкая тропа.

Закипела на тропе жаркая битва. Ши Ди спереди дорогу запирает, конных в пропасть сбрасывает, быкам шеи сворачивает. Ба Цзи сзади путь загораживает, за один взмах меча двоих-троих валит, храбрые Паосяо к середине пробиваются, евнуха живым взять хотят.

Тут-то беда и случилась: поскользнулся Ба Цзи на обледеневшем камне, в пропасть упал. Уцепился, падая, за телегу, что задней частью с обрыва свисала. Телега под его тяжестью назад подалась, быки мычат, в землю копытами упираются, снег взрывают, на льду скользят.

Увидел Ши Ди, какая с другом беда приключилась.

— Держись, Ба Цзи! — крикнул он. — На выручку к тебе иду!

Прыгнул Ши Ди на передний край телеги, уравновесил ее собой, попытался другу копье протянуть, чтобы тот за него перехватился. А копье возьми да и обломись в руках под весом Ба Цзи. Упал герой вниз, исчез в снежной заверти.

Горько Ши Ди горевал, горько оплакивала названого брата прекрасная Пэй-цзи, напился Хуо Хуа, мрачнее туч ходили по крепости Паосяо. А генерал Фэй Ли тем временем допрос евнуху учинил.

Трусом был Цзуо Ла, даже пытками угрожать ему не пришлось, рассказал все сам:

— Хун Кулоу впал в немилость у царевича Си Дэ Лэ. Бессмертия ему не дал, молниеносным оружием войско государево не задержал, Си Дэ Лэ уже сам не рад, что ввязался в войну — хочет у Государя мира просить. Последнее средство осталось у Хуна. Строит он железную птицу, в грудь ей вложить хочет волшебный кристалл, чтобы полететь в Лоян и убить Государя.

— Не бывать тому! — ударил по столу кулаком Ши Ди. Цзуо Ла на это усмехнулся:

— Хун Кулоу сидит в неприступной крепости Киши, вырубленной прямо в скале, в высоких горах, за отвесными стенами. Сколь ни велика твоя удаль, а тебе ее не взять. Даже если всеми силами ударите вы на Киши, осада займет довольно времени, чтобы Хун завершил свою птицу и намерения свои исполнил. Мой караван не дошел до Киши — значит, Хун уже знает, что я попал к вам в руки. Скоро он будет готов.

— Что же делать? — вопросил Дун-Дун, один из Паосяо. — Не стучать же к ним в главные ворота?

Тут впервые с тех пор, как Ба Цзи погиб, улыбка озарила лицо Ши Ди.

— А почему нет?

Немного времени прошло, как он и в самом деле постучался в ворота Киши.

— Эй, Хун! Выходи на честный бой! Я, Мэйгуо Дуйчжан, вызываю тебя!

Не таков был подлый Хун Кулоу, чтобы честно один на один биться. Послал он сотню воинов.

— Живым или мертвым захватите мне Мэйгуо Дуйчжана!

Бросились воины Цзютоушэ на Ши Ди. Первый десяток одолел он и не заметил, второй десяток — шутя, третий — насвистывая, четвертый — словно траву скосил, пятый — как молодые деревца, шестой — как волк овец разорвал, седьмой — как лев стадо быков, восьмой — уставать начал, девятый — притомился, десятый — из последних сил.

— Еще сотню бойцов бросить на него! — командует Хун.

Изнемогая, бился Ши Ди против свежих воинов Цзютоушэ, да они навалились всей кучей, схватили его и к Хуну привели.

— Дерзок и глуп ты, Мэйгуо Дуйчжан, — сказал колдун. — Силы своей не измерив, мне вызов бросил. Или Эр-цзинь сказал тебе, что силам твоим нет предела?

— Он сказал мне, что подлая твоя душа на лице твоем проявилась, — ответил Ши Ди.

Не стерпел насмешки Хун Кулоу, ударил Ши Ди, по колено в землю вогнал.

— Хотел я тебя долгой казнью казнить, Мэйгуо Дуйчжан, за то, что ты сделал мне, но времени мало. Спешить нужно, Лоян разрушать, Императора убивать. Обезглавить его! — и отправился на башню, к своей железной птице.

Потянулись за мечами слуги Хуна — но тут Ши Ди встряхнулся, раскидал их, из земли выпростался и за колдуном в погоню пустился.

А надо сказать, что пока Ши Ди в одиночку с сотней людей Цзютоушэ бился, его храбрые Паосяо по отвесной скале поднимались, клин за клином в нее вбивая. И аккурат когда Хун угрожал Ши Ди, ворвались они в крепость, откуда их не ждали, и пошли косить воинов Цзютоушэ одного за другим.

Понял тут Хун, что пришла пора за свои злодеяния ответ держать. Но не собирался он сдаваться: добежал до железной птицы, вложил ей в грудь сердце-кристалл и в небо взлетел.

Ши Ди в последний момент на башню взбежал, увидел, как птица взлетает, разогнался, прыгнул — и мертвой хваткой птице в ноги вцепился.

Летят они над горами: колдун у птицы на спине, Ши Ди внизу. Так и этак пытается колдун сбросить молодца, а тот еще крепче держится. Вот взобрался Ши Ди птице на спину, бросился на Хуна Кулоу, начали они драться. Бьют друг друга до кровавых ран, никто одолеть не может. Наконец изловчился Ши Ди, ударил Хуна в самое сердце.

— Рано радуешься, молодец, — сказал, умирая, колдун. — Птицу эту я зачаровал так, что и без меня она долетит до Лояна и уничтожит весь город. Все равно моя возьмет.

Сказал так — и испустил свой смрадный дух. Сбросил Ши Ди труп злодея в глубокое ущелье.

Попробовал он после этого птицу назад повернуть — не выходит, не слушается птица его руки, летит на восход солнца, в сторону Поднебесной. Понял Ши Ди, что колдун правду сказал. Что же делать?

Думал-думал Ши Ди, и ничего лучше не придумал, как вырвать у птицы сердце-кристалл. Понимал он, что сам после этого в живых не останется. Но таковы герои: собой жертвуют, а других спасают.

Пробил Ши Ди рукой ребра птицы, вырвал кристалл, и в тот же миг птица камнем вниз канула. Упал вместе с ней Ши Ди на снежный склон, на большой ледник.

Напрасно взывала с башни красавица Пэй-цзи, напрасно Хуо Хуа на своей бронзовой птице облетал ущелья и горы — не нашлось тело героя.

Прошли многие годы. Сын, которого родила Пэй Цзи, сам отцом и дедом сделался — и умер в свой час, стяжав перед государем многие заслуги и не посрамив имени отца-героя. Пресеклась династия Хань, пронеслись над Поднебесной войны Троецарствия, смуты варварских держав сменились династией Суй, а затем воссияла звезда династии Тан — а род Луо не пресекался, пока на престол не взошла У Цзэ-тянь.

Все это время заметали снега тело Мэйгуо Дуйчжана, слеживались в плотный лед, сохраняя тело нетленным, и сползал ледник потихоньку в долину.

Настал день — и монахи, что в той долине обосновались, нашли вмерзшее в лед тело храбреца. Хотели его похоронить, но, едва вырубили изо льда, как обнаружили, что он живой.

Доставили его в монастырь, отогрели, отмыли, не переставая дивиться чуду и славить Будду. «Кто бы это мог быть?» — спрашивали друг у друга.

Настоятель монастыря, одноглазый Фу Ли, был человек начитанный. По знаку «мэй» на щите воина понял он, кого монахи нашли в горах, и предупредил подчиненных:

— Не спешите говорить ему, что минуло почти девять сотен лет. Может разум не выдержать.

Наступил день, когда Ши Ди пришел в себя. Смотрит — он в скромной келье, потолок расписан образами Чистой Земли, рядом сидит монах в желтом паллии.

— Где я? — спрашивает Ши Ди.

— Почивай спокойно, воин, ты в монастыре. Тебя нашли на леднике и принесли сюда, чтобы уврачевать твои раны.

Прислушался к себе Ши Ди — и вправду, ничего не болит.

— Что за монастырь? — спросил он. — Вы следуете Пути?

— Да, — сказал Фу Ли. — Восьмеричному пути.

И чай гостю подал.

— Ах, что за дивный напиток, — обрадовался Ши Ди. — Что это за трава, отчего я раньше не пил такого отвара?

— Трава пришла из Индии, как и наше учение, — пояснил Фу Ли. — И состоит оно в Четырех Благородных истинах.

— Впервые слышу о таких. В чем они заключаются?

— Первая благородная истина состоит в том, что жизнь человека — страдание. В муках люди рождаются на свет, в горестях умирают. Союз с нелюбимым — страдание, разлука с милым — страдание. Бедность изводит, богатство тяготит. Жажда неутоленных влечений — горшая мука из всех.

— Пожалуй, ты прав, — согласился Ши Ди. — Какова же вторая истина?

— Всякое страдание имеет причину, и совокупность этих причин порождает бесконечный круговорот смертей и перерождений — колесо Сансары.

— Это труднее принять, — заметил Ши Ди. — Но какова третья истина?

— Страдание можно прекратить, устранив его причину: жажду, стремление и недовольство.

— Это похоже на правду. А четвертая истина?

— К избавлению от страдания ведет Восьмеричный путь. Истинное воззрение, истинное намерение, истинная речь, истинные поступки, истинный образ жизни, истинное усердие, истинное размышление, истинное сосредоточение — вот он каков, этот путь.

— Я так понимаю, что этот путь вы исповедуете, живя здесь?

— Ты все верно понял, благородный Ши Ди из рода Луо.

— Постой, откуда ты меня знаешь?

— Тебя знает вся Поднебесная. Твое имя повторяют наряду с именами Гуань Юя, Чжан Фэя и Чжугэ Ляна.

— Кто такие эти мужи? — удивился Ши Ди. — Отчего я о них раньше не слышал?

— Великие воины времен Троецарствия, — сказал Фу Ли. — Видишь ли, в последние годы правления императоров из рода Лю…

— Как последние? — ахнул Ши Ди. — Ведь государь Вэнь-ди лишь десять лет назад сел в Лояне!

— Увы, пока ты спал во льдах, прошли многие годы. Четыре сотни лет продержалась империя Хань, но под конец раскололась на три части. Тогда-то и прославили себя верные сподвижники последнего истинного императора, Лю Бэя.

— Значит, я проспал четыреста лет? — в отчаянии Ши Ди закрыл лицо руками. — Горе мне! Все, кого я знал и любил, давно мертвы!

— Так-то оно так, — сказал Фу Ли, — но рассуди сам: разве легко тебе было, когда на твоих глазах погиб друг? Когда на твоих руках умерла мать? Люди не вечны, ты и раньше это знал. Судьба уберегла тебя от множества скорбных расставаний — ты пережил их все и сразу. Твоя жена благополучно разрешилась от бремени сыном, твой государь остался цел и невредим, твоя империя, хоть и пала, но продержалась четыреста лет. Многие ли могут утешить себя знанием о том, что их род пережил род государей?

— Кто сменил потомков Гао-цзу на престоле? — спросил Ши Ди, вытерев слезы. — Кто правит сейчас в Поднебесной?

— После Троецарствия воцарилась империя Вэй, основанная предателем Цао Цао. Недолго простояв, она сменилась династией Цзинь. Когда пала Цзинь, настало время варваров. Страшное это было время, и тебе воистину посчастливилось его проспать. Затем была эпоха Южных и Северных династий. Затем воцарилась династия Суй, но Небо не пожелало терпеть жестоких сластолюбцев, и на престол под именем Гао-цзу взошел правитель Ли Юань. Настала для Поднебесной эра нового расцвета. Сейчас на яшмовом троне сидит У Цзэтянь, вдова третьего государя из рода Ли.

Ничего не сказал Ши Ди, только головой качнул.

— Поистине, ты был прав, почтенный монах, — сказал он наконец после долгого раздумья. — Эта жизнь есть страдание, и я готов отдать что угодно тому, кто избавит меня от этой боли.

— Оставайся с нами, — предложил монах. — Ешь простую пищу, пей чай, работай в поле, следуй Восьмеричным путем, взращивай в себе доброту, воздерживайся от зла — и обретешь покой.

Поклонился Ши Ди ему в ноги.

— Научи меня своему Пути, почтеннейший! Сделайся моим вторым отцом!

— Быть посему, — ответил Фу Ли и обнял его.

Так Ши Ди остался в монастыре и начал постигать чань. А кто хочет услышать, что было дальше, — пусть приходит завтра.