Повесть о старике Такэтори (Такэтори-моногатари)

II. Сватовство знатных женихов

Люди всех званий, и простые и благородные, наслышавшись о несравненной красоте Кагуя-химэ, влюблялись в нее с чужих слов, только и думали, как бы добыть ее себе в жены, только и мечтали, как бы взглянуть на нее хоть раз. Даже близким соседям, даром что жили они возле самой ограды, у самых дверей ее дома, и то не просто было увидеть Кагуя-химэ. Но влюбленные, глаз не смыкая, все ночи напролет бродили вокруг ограды и, проделав в ней дырки, заглядывали во двор и вздыхали: «Где ж она? Где ж она?» – а многим слышалось: «Где жена? Где жена?» Влюбленные вздыхали: «Мы тоскуем, мы плачем, а от нее ни привета, ни вести…» А людям слышалось: «Мы тоскуем о невесте, о невесте…» Так родились слова «жена» и «невеста».[7]

Знатные женихи толпою шли в безвестное селение, где, казалось бы, не могла скрываться достойная их любви красавица, но только напрасно труды потеряли. Пробовали они передавать весточки Кагуя-химэ через ее домашних слуг – никакого толку.

И все же многие упрямцы не отступились от своего. Целые дни, все ночи бродили они вокруг да около. Те же, любовь которых была неглубока, решили: «Ходить понапрасну – пустое дело». И оставили тщетные хлопоты.

Но пятеро из несметного множества женихов – великие охотники до любовных приключений – не хотели отступиться. Один из них был принц Исицукури, другой – принц Курамоти, третий был правый министр[8] Абэ-но Мимурадзи, четвертый – дайнагон[9] Отомо-но Миюки и, наконец, пятый – тюнагон[10] Исоноками-но Маро.

Вот какие это были люди.

На свете множество женщин, но стоит, бывало, этим любителям женской красоты прослышать, что такая-то хороша собою, как им уже не терпится на нее посмотреть. Едва дошли до них слухи о прекрасной деве Кагуя-химэ, как они загорелись желанием увидеть ее, да так, что не могли ни спать, ни пить, ни есть, – совсем от любви обезумели. Пошли к ее дому. Сколько ни стояли перед ним, сколько ни кружили около – все напрасно! Пробовали посылать письма – нет ответа! Слагали жалостные стихи о своей любовной тоске – и на них ответа не было. Но никакая суровость не могла отпугнуть их, и они продолжали приходить к дому Кагуя-химэ и в месяц инея,[11] когда дороги засыпаны снегом и скованы льдом, и в безводный месяц,[12] когда в небе грохочет гром и солнце жжет немилосердно.

Однажды женихи позвали старика Такэтори и, склонившись перед ним до земли, молитвенно сложив руки, стали просить:

– Отдай за одного из нас свою дочь! Старик сказал им в ответ:

– Она мне не родная дочь, не могу я ее приневоливать. Влюбленные разошлись по домам, опечалясь, и стали взывать к богам и молить, чтобы послали им боги исцеление от любовного недуга, но оно все не приходило. «Ведь придется же и этой упрямице когда-нибудь избрать себе супруга», – с надеждой думали женихи и снова отправлялись бродить вокруг дома Кагуя-химэ, чтобы она видела их постоянство. Так своей чередой шли дни и месяцы.

Как-то раз старик, завидев у своих ворот женихов, сказал Кагуя-химэ:

– Дочь моя драгоценная! Ты божество в человеческом образе[13] и я тебе не родной отец. Но все же много забот положил я, чтобы вырастить тебя. Не послушаешь ли ты, что я, старик, тебе скажу?

Кагуя-химэ ему в ответ:

– Говори, я все готова выслушать. Не ведала я до сих пор, что я божество, а верила, что ты мне родной отец.

– Утешила ты меня добрым словом! – воскликнул старик. – Вот послушай! Мне уже за седьмой десяток перевалило, не сегодня-завтра придется умирать. В этом мире уж так повелось: мужчина сватается к девушке, девушка выходит замуж. А после молодые ставят широкие ворота: семья у них множится, дом процветает. И тебе тоже никак нельзя без замужества.

Кагуя-химэ молвила в ответ:

– А зачем мне нужно замуж выходить? Не по сердцу мне этот обычай.

– Вот видишь ли, хоть ты и божество, но все же родилась в женском образе. Пока я, старик, живу на свете, может еще все идти по-прежнему. Но что с тобой будет, когда я умру? А эти пятеро знатных господ уже давно, месяц за месяцем, год за годом ходят к тебе свататься. Поразмысли хорошенько, да и выбери одного из них в мужья.

Кагуя-химэ ответила:

– Боюсь я вступить в брак опрометчиво. Собой я вовсе не такая уж красавица. Откуда мне знать, насколько глубока их любовь? Не пришлось бы потом горько каяться. Как бы ни был благороден и знатен жених, не пойду за него, пока не узнаю его сердца.

– Ты говоришь, словно мысли мои читаешь! Хочется тебе наперед узнать, сильно ли любит тебя твой суженый. Но все женихи твои так верны, так постоянны… Уж, верно, любовь их не безделица.

– Как ты можешь судить об этом? – отвечала Кагуя-химэ. – Надо сначала испытать их любовь на деле. Все они как будто равно любят меня. Как узнать, который из них любит всего сильнее? Передай им, отец, мою волю. Кто из них сумеет добыть то, что я пожелаю, тот и любит меня сильнее других, за того я и замуж выйду.

– Будь по-твоему, – сказал старик Такэтори.

В тот же вечер, только стало смеркаться, женихи, как обычно, пожаловали к дому Кагуя-химэ. Кто играет на флейте, кто напевает любовную песню, кто поет, вторя себе на струнах, кто вполголоса тянет напев, а иной просто постукивает своим веером… Выходит к ним старик и говорит:

– Мне, право, совестно перед вами. Вот уж сколько временя вы ходите к моей убогой хижине, и все понапрасну. Говорил я своей дочери: «Не сегодня-завтра мне, старику, умирать. Сватаются к тебе знатные, именитые женихи. Выбери из них любого, к тебе по сердцу». А она в ответ: «Хочу испытать, так ли велика их любовь, как они в том клянутся». Что ж, против этого не поспоришь! И еще она сказала: «Все они как будто равно любят меня. Хочу узнать, который из них любит меня всех сильнее, Передай им, отец, мои слова: „Кто сумеет достать мне то, что прошу, за того и пойду замуж“». Я похвалил ее, хорошо придумала. Остальные тогда не будут в обиде.

Женихи тоже согласились: «Мудро она решила». И старик пошел сказать своей дочери: «Так-то и так. Согласны они достать тебе все, что ты прикажешь». Кагуя-химэ тогда молвила:

– Скажи принцу Исицукури, есть в Индии каменная чаша,[14] по виду такая, с какой монахи ходят собирать подаяния. Но не простая она, а чудотворная – сам Будда с ней ходил. Пусть отыщет ее и привезет мне в подарок. Принцу Курамоти скажи, есть Восточном океане чудесная гора Хорай.[15] Растет на ней дерево – корни серебряные, ствол золотой, вместо плодов – белые жемчужины. Пусть сорвет с того дерева ветку и привезет мне. – И, подумав немного, продолжала: – Правому министру Абэ-но Мимурадзи накажи, чтобы достал он мне в далеком Китае платье, сотканное из шерсти Огненной мыши.[16] Дайнагон Отомо пусть добудет для меня камень, сверкающий пятицветным огнем,[17] – висит он на шее у дракона. А у ласточки есть раковинка,[18] помогает она легко, без мучений детей родить. Пусть тюнагон Исоноками-но Маро подарит мне одну такую.

– Трудные задачи ты задала, – смутился старик. – Не найти и в чужих странах таких диковинок. Как я им скажу, чего ты от них требуешь?

– А что здесь трудного? – улыбнулась Кагуя-химэ.

– Будь что будет, пойду уж, скажу. Вышел к женихам и говорит:

– Так-то и так. Вот что Кагуя-химэ от вас требует. Принцы и сановники вознегодовали:

Зачем она задала нам такие трудные, такие невыполнимые задачи? Уж лучше бы попросту запретила нам ходить сюда, – и пошли в огорчении домой.