Принц Флоризель дошел с мистером Роллзом до самых дверей маленькой гостиницы, где тот жил. Они много разговаривали, и молодого человека не раз трогали до слез суровые и в то же время ласковые упреки Флоризеля.
– Я погубил свою жизнь, – сказал под конец мистер Роллз. – Помогите мне, скажите, что мне делать. Увы! Я не обладаю ни добродетелями пастыря, ни ловкостью мошенника.
– Вы и так унижены, – сказал принц, – остальное не в моей власти. В раскаянии человек обращается к владыке небесному, не к земным. Впрочем, если позволите, я дам вам совет: поезжайте колонистом в Австралию, там найдите себе простую работу на вольном воздухе и постарайтесь забыть, что были когда-то священником и что вам попадался на глаза этот проклятый камень.
– И в самом деле проклятый! – ответил мистер Роллз. – Где он сейчас? Какую еще беду готовит людям?
– Больше он никому не причинит зла, – сказал принц. – Он здесь, у меня в кармане. Как видите, – прибавил он ласково, – я все-таки доверяю вашему раскаянию, хоть оно еще и очень зелено.
– Разрешите мне пожать вам руку, – попросил мистер Роллз.
– Нет, – ответил принц Флоризель, – пока нет.
Его последние слова прозвучали достаточно красноречиво, и после того, как принц повернулся и пошел прочь, молодой человек еще несколько минут стоял на пороге, провожая глазами удалявшуюся фигуру и благословляя в душе своего превосходного советчика.
Несколько часов принц в одиночестве бродил по пустынным улицам. Он был весьма озабочен. Как поступить с алмазом? Вернуть ли его владельцу, недостойному, по его мнению, обладать таким чудом, или предпринять крутые и решительные меры и раз навсегда сделать его недосягаемым для человечества? Такой важный вопрос нельзя было решить сразу. Ему казалось, что алмаз попал в его руки явно по велению судьбы. Вынув драгоценный камень и рассматривая его под уличными фонарями, принц дивился его величине и поразительному блеску и все больше приходил к убеждению, что этот алмаз сулит миру одни бедствия и несчастья.
«Не дай бог глядеть на него долго – чего доброго, и самому можно заразиться алчностью», – подумал он.
Так и не приняв никакого решения, он направился на набережную к небольшому красивому дворцу, который уже несколько столетий принадлежит его роду. Герб Богемии высечен над его дверью и красуется на высоких трубах, прохожие заглядывают в зеленый дворик, усаженный редкостными цветами, а на коньке крыши, собирая перед домом толпу, целый день стоит единственный в Париже аист. По двору снуют деловитые слуги. Время от времени распахиваются большие ворота, и под арку вкатывается карета. Этот дворец по многим причинам был особенно дорог сердцу принца Флоризеля. Подходя к нему, принц неизменно чувствовал, что возвращается домой – переживание, обычно чуждое великим мира сего, – а в тот вечер он завидел острую крышу и неярко освещенные окна с особым ощущением покоя и облегчения.
Когда он уже подходил к боковому входу, которым всегда пользовался, если шел один, из тени стены выступил человек и с поклоном остановился на пути принца.
– Я имею честь обращаться к принцу Флоризелю Богемскому? – спросил он.
– Да, это мой титул, – ответил принц. – Что вам нужно от меня?
– Я сыщик, – сказал человек, – и мне поручено передать вашему высочеству записку от префекта полиции.
Принц взял письмо и проглядел его при свете уличного фонаря. Ему, хоть и в высшей степени учтиво, предлагалось незамедлительно последовать за подателем письма в префектуру.
– Короче говоря, – сказал Флоризель, – я арестован.
– Ваше высочество, – ответил сыщик, – я уверен, что арест вовсе не входит в намерения префекта. Как видите, он не выдал ордера на него. Это пустая формальность или, если вам угодно, одолжение, которое вы, ваше высочество, сами оказываете властям.
– А если бы, – сказал принц, – я все-таки отказался последовать за вами?
– Не скрою от вашего высочества, мне предоставлена значительная свобода действий, – с поклоном ответил сыщик.
– Право, такая наглость меня поражает! – воскликнул Флоризель. – Вас-то, как простого полицейского, нельзя не простить, но ваше начальство жестоко поплатится за свои нелепые действия. Представляете ли вы себе хотя бы, чем вызван столь неблагоразумный и нарушающий мои права шаг? Заметьте, что я пока еще не давал ни отказа, ни согласия, поэтому многое зависит от вашего скорого и искреннего ответа. Разрешите напомнить вам, сударь, что это дело довольно серьезное.
– Ваше высочество, – смиренно сказал сыщик, – генерал Венделер и его брат взяли на себя неслыханную смелость обвинить вас в краже. Они заявляют, что пресловутый алмаз находится в ваших руках. Если это неверно, префект удовольствуется одним вашим словом. Скажу больше: если ваше высочество пожелает сделать честь простому сыщику и заявит мне о своей непричастности к делу, я буду тотчас просить разрешения удалиться.
До сих пор Флоризель считал свое приключение пустяком, которому лишь дипломатические соображения могли придать некоторый вес. При имени Венделера ему мгновенно открылась ужасная истина: он не только арестован, он виновен. Это не только досадная случайность, это гибель для его чести. Как ему ответить? Что делать? Алмаз Раджи – и в самом деле проклятый камень! Казалось, принцу суждено стать последней его жертвой.
Одно было ясно: он не мог дать сыщику требуемого заверения. Надо попытаться выиграть время. Его колебание не продлилось и секунды.
– Пусть будет так, – сказал он. – Пойдемте вместе в префектуру.
Тот еще раз поклонился и, соблюдая почтительное расстояние, последовал за Флоризелем.
– Подойдите, – сказал принц, – мне хочется поговорить, а рассмотрев вас, я подумал, что мы с вами встречаемся не в первый раз.
– Считаю честью для себя, – ответил полицейский, – что вы, ваше высочество, припомнили мое лицо. Прошло восемь лет с тех пор, как я имел удовольствие видеться с вами.
– Запоминать лица, – возразил Флоризель, – входит в мои обязанности, так же как и в ваши. Если рассудить, принц и сыщик – в самом деле братья по оружию. Мы соратники в борьбе с преступлением, только моя должность прибыльней, а ваша опасней, однако в известном смысле обе они могут стать почетными для порядочного человека. И, как ни странно вам это покажется, по-моему, лучше быть умелым сыщиком с твердым характером, чем слабым и недостойным властителем.
Полицейский даже растерялся.
– Ваше высочество, вы платите добром за зло, – сказал он. – На дерзкий поступок вы отвечаете дружеской снисходительностью.
– Почем вы знаете, – спросил Флоризель, – может быть, я стараюсь подкупить вас?
– Да минует меня искушение! – воскликнул сыщик.
– Похвальный ответ, – объявил Флоризель. – Так отвечают разумные и честные люди. Мир велик, он богат и прекрасен, и мало ли чем можно одарить человека? Иной откажется от миллионов, но продаст свою честь за царский трон или за женскую любовь. Ведь и мне самому встречаются случаи, столь соблазнительные, искушения, столь неодолимые даже для самой стойкой добродетели, что я подчас рад, как вы, скромно положиться на милость всевышнего. Только благодаря этому, – добавил он, – мы с вами можем вместе идти сейчас дозором по городу с незапятнанной совестью.
– Я много слышал о вашей смелости, – ответил сыщик, – но не знал, что вы так мудры и благочестивы. Вы говорите правду, и притом так, что она трогает меня до глубины души. Поистине мир полон испытаний.
– Мы сейчас на середине моста, – сказал Флоризель. – Облокотитесь на перила и поглядите вниз. Подобно этому стремительному потоку, страсти и жизненные затруднения уносят честность слабодушных. Я хочу рассказать вам одну историю.
– Слова вашего высочества – приказ для меня, – ответил сыщик.
И по примеру принца он облокотился на перила и приготовился слушать. Париж уже погрузился в сон. Если бы не бесчисленные огни и очертания домов на фоне звездного неба, можно было бы подумать, что они стоят в одиночестве где-нибудь у реки далеко за городом.
– Один офицер, – начал принц Флоризель, – человек храбрый и нравственный, справедливо возведенный в высокое звание и заслуживший себе не только хвалу, но почет и уважение, в несчастный для своего душевного покоя час посетил сокровищницу некоего индийского князя. Там он увидел алмаз такой удивительной величины и красоты, что с тех пор у него осталось лишь одно-единственное желание: честь, доброе имя, дружбу, любовь своей родины – все отдал бы он, всем охотно пожертвовал бы за этот большой сверкающий кристалл. Три года служил офицер полудикому властителю, как Иаков служил Лавану. Он нечестно устанавливал границы, покрывал убийства, несправедливо осудил и казнил собрата по оружию, который имел несчастье разгневать раджу вольными и честными речами. В пору великой опасности для своей родины он даже предал отряд своих же солдат: по его вине неприятель разбил их, и тысячи людей были истреблены. В конце концов он скопил громадное состояние и вернулся домой с прельстившим его алмазом.
Шли годы, – продолжал принц, – и вот алмаз был случайно потерян. Он попадает в руки простого трудолюбивого юноши, молодого ученого, священника, только вступившего на путь, на котором он мог бы принести пользу людям и даже достичь известности. Алмаз околдовывает и его: он бросает все – свое призвание, свои занятия – и бежит с драгоценным камнем в чужую страну. Брат того офицера, хитрый, отчаянный, бессовестный человек, узнает тайну священника. Что он делает? Рассказывает брату, сообщает полиции? Нет, он тоже подпадает под действие дьявольских чар: он сам хочет завладеть этим камнем. С риском умертвить молодого священника он опаивает его снотворным зельем и захватывает добычу. Но тут по случайности, не существенной для моего рассказа, алмаз из его рук переходит еще к одному человеку. Тому камень внушает ужас, и он отдает его на хранение лицу высокого звания и стоящему выше подозрений. Имя офицера – Томас Венделер, – продолжал Флоризель. – Камень зовется Алмазом Раджи. И, – добавил он, вдруг раскрывая ладонь, – вот он, перед вами.
Сыщик вскрикнул и отшатнулся.
– Мы толковали об искушениях. Мне этот большой блестящий кристалл отвратителен, словно он кишит могильными червями. Он страшен, словно в нем горит кровь невинных. Я вижу его на своей ладони, но знаю, что он светится адским огнем. Я не пересказал вам и сотой доли его приключений. Что с ним происходило в былые времена, на какие преступления и предательства он толкал людей в минувшем, нельзя себе представить без содрогания. Годы и годы служил он силам преисподней. Довольно же крови, довольно позора, довольно загубленных жизней и попранной дружбы. Все когда-нибудь кончается: зло и добро, чума и нежная музыка, а что до этого алмаза, то, да простит мне Господь, если я поступлю неправильно, но только этой ночью его власти придет конец.
Принц сделал внезапное движение рукой, и драгоценный камень, описав сияющую дугу, с плеском нырнул в бегущую воду.
– Аминь, – сказал Флоризель торжественно. – Я убил василиска!
– Боже мой! – вскричал сыщик. – Что вы сделали? Теперь я погиб!
– Полагаю, – с улыбкой возразил принц, – многие богачи в этом городе позавидуют такой погибели.
– Увы, ваше высочество! – сказал сыщик. – Значит, вы все-таки подкупаете меня?
– Видно, иначе нельзя! – ответил Флоризель. – А теперь идемте же в префектуру.
Немного времени спустя без всякого шума была отпразднована свадьба Фрэнсиса Скримджера с мисс Венделер, и принц выступал на свадьбе в роли шафера. Братья Венделер прослышали о том, что случилось с алмазом, и теперь большие водолазные работы, которые они затеяли на реке Сене, вызывают восторг и удивление зевак. Правда, по неверному расчету, братья принялись не за тот рукав реки. Что касается принца Флоризеля, эта блистательная личность, сослужив свою службу, может вверх тормашками отправляться в небытие вместе с автором «Арабских ночей». Но если читатель настаивает на более точных сведениях, я рад сообщить, что ввиду затянувшегося отсутствия принца, а также поучительного пренебрежения, какое он проявлял к своим общественным обязанностям, недавняя революция сбросила его с богемского трона, и теперь его высочество держит на Руперт-стрит табачную лавочку, часто посещаемую и другими политическими эмигрантами.
Время от времени я захаживаю туда покурить и поболтать и каждый раз убеждаюсь, что он так же великолепен, как и в годы своего процветания, – за своим прилавком он выглядит настоящим олимпийцем. И хотя сидячий образ жизни начинает сказываться на ширине его жилетов, он все-таки, вероятно, самый красивый табачник в Лондоне.