Повесть о заколдованных шакалах. Древние тамильские легенды.

Итак, простодушный Ковалан погиб тяжбой смертью. Погиб, не ведая причин несчастья своего и не зная средств избежать возмездия. А жена его Каннахи, насладившись местью, вознеслась в мир богов, и стали почитать ее на родине и во многих других местах как богиню. Закончились страдания Ковалана и Каннахи, оба они пребывают в блаженстве. Но дочь Ковалана Манимехалей, рожденная от него блудницей Мадави, только еще вступила на путь страдания, познанья, просветления и победы. И об этом рассказывает Чаттана́р из Мадуры, отпрыск весьма знатного рода купцов, торговавших зерном. Рассказывает он о многотрудной жизни Манимехалей; о доброте этой подвижницы; о ее бесконечном сострадании к людям, равно к дурным и хорошим; о том, как преследовал Манимехалей страстный принц Удаякумаран, и об ужасном его конце; и о чудесных странствиях и волшебных превращениях юной отшельницы; и о людях, духах и божествах, которые встречались на праведном ее пути; и о том, как добрые и мудрые удостоились познать тайну своих прежних рождений и смогли провидеть будущее, тогда как недостойные и злые пребывали в неведении и гибли, стремясь лишь к удовлетворению желании, не ища иной, высокой цели. Многое увидела Манимехалей, и многое услышала она от тех, кто встретился ей в жизни. Премудрые рассказы эти, увеличивающие знания и прогоняющие неведение, также пересказал Чаттанар из Мадуры.

1. О том, что случилось с юной Манимехалей через много лет после смерти ее отца в том же городе, где он жил, и в тот же день, в который начались его несчастья

В незапамятные времена в городе Кавэрипумпаттинаме царем Тодитотсембияном из династии Чола по завету волшебника Агаттияна[193] было учреждено великое ежегодное празднество в честь бога Индры. Когда приближался назначенный срок, собирались представители всех верований, сект и каст города и так говорили:

— Если упустим мы день и не устроим празднества Индры, то разгневается бхута, дух-хранитель, что царю Котравану[194] в его борьбе с асурами[195] помог. А другой дух, что убивает и пожирает грешников, покинет наш город. Чтобы не случилось этого, да будет праздник!

И тогда глашатай оповещал всех горожан о празднике. Сидя на царском слоне, глашатай бил в барабан и кричал:

— Да изольют тучи по три дождя в месяц на наши земли! Да процветает наш город! Да благоденствует царь наш Сенголинан! Эй, ученые и мудрецы! Поставьте повсюду на улицах жертвенные сосуды, глиняные горшки с проросшим зерном, изображения богов и светильники — да опустеет небесный мир! Пусть все боги покинут его и поспешат на наш праздник. Пусть везде будут цветы! Пусть все ворота, все двери, все входы украсятся пышными гирляндами! Пусть во всех храмах — будь то храмы Шивы или маленькие домики духов-хранителей — вознесутся молитвы и свершаются обряды! Пусть мудрецы всех верований и сект выйдут на площади и проповедуют свою веру, кто как может. Пусть все они спорят перед народом, пусть ведут диспуты, но без вражды, без распри!

И вот празднество в разгаре, приходит время танцев и песен, но нигде не видно Мадави и дочери ее Манимехалей. А ведь они по обычаям своей касты должны этот день увеселять горожан. Тогда старая Читрапати, мать Мадави, зовет подругу своей дочери — Вандамалай:

— Поди к дочери моей и скажи: пусть скорее идет сюда, потому что недовольные горожане уже бранятся.

Вандамалай тут же отправилась к дому танцовщицы, но каково было ее изумление, когда она увидела Мадави в одежде отшельницы, изможденную, с ввалившимися глазами.

— Что ты наделала?! Какое покаяние женщинам твоей касты? Что скажут горожане о танцовщице-отшельнице?

Однако Мадави посмотрела на нее спокойно и грустно и сказала:

— Мой возлюбленный Ковалан вкусил мученическую смерть, супруга его Каннахи спалила неправедный город и стала богиней и на небо вознеслась. После всего этого разве пристало дочери Ковалана, моей Манимехалей, ремесло проститутки? Нет, она не пойдет увеселять горожан. Буддийский аскет, которому я поведала о всех горестях моих, сказал:

C тех пор решила я отречься от мира. Нет для меня более ни моей касты, ни кастовых обязанностей. Так скажи об этом, о подруга, моей матери и всем танцовщицам.

Вандамалай, огорченная, ушла, а Манимехалей горько заплакала: только сейчас впервые услышала она гибели своего отца. Мадави успокоила ее, как могла и отослала в большой сад, расположенный близ города, чтобы она там прогулялась и нарвала свежих цветов.

По дороге Манимехалей встретила Судамати, совсем еще юную дочь брахмана одного.

— Пойдем вместе, — сказала Судамати. — Разве в такое время можно девушке гулять одной? Праздник! Повсюду горожане разбрелись, возбужденные желаньем. Небожители, покинув небо, к нам явились. Я сама недавно пошла в рощу за бутонами, а меня заметил с неба один видьядхара[197]. Заметив, слетел вниз, схватил меня и унес к себе в небесный город. Там он овладел мной и несколько дней держал у себя, а потом принес обратно… Но если ты не боишься, я знаю сад на берегу Кавэри, где никто не бывает. В том саду стоит чудесный дворец из горного хрусталя, вокруг летают золотистые медоносные пчелы. Только туда можно пойти, Манимехалей, и я пойду с тобою вместе.

Они шли через праздничный город, проталкивались сквозь толпы веселящихся. Возбужденные напитками юноши не хотели пропускать девочек, окружали их на перекрестках, шли вслед за ними и кричали:

— Такая свежая, такая красивая, такая нежная — и уже отшельница! Как жестока, должно быть, мать этой бедной девочки! Посмотрите на ее тело — оно чуть колышется, когда она делает шаг. Она идет в сад? Да ведь лебеди в саду при виде такой походки умрут от желанья!

Сопровождаемые этими криками, девушки выбрались наконец из города и достигли чудесного сада.

А тем временем сын царя принц Удаякумаран — он только что укротил бешеного слона по имени Ка́лаве́хам, что значит «Бег времени», который метался по улицам и давил горожан, — воссел на колесницу и со своей свитой поехал но городу. Проезжая по улице, где жили танцовщицы и куртизанки, принц увидел в окне одного дома своего приятеля вайшью Эттикумарана. Тот сидел, перебирая струны вины, глядел перед собой взглядом мрачным и застывшим.

— Эй, что тебя так опечалило? — спросил принц.

— Да вот, недавно проходила здесь, направляясь в сад, одна девушка, Манимехалей ее зовут, — поклонившись, отвечал Эттикумаран. — Только я ее увидел, сразу пришла мне на память страшная история, приключившаяся с ее отцом Коваланом в Мадуре, и стало мне грустно…

А принц уже несколько дней назад приметил Манимехалей: он только и думал, как бы заполучить себе для забавы дочь знаменитой куртизанки. Теперь он очень обрадовался и быстро поспешил к саду. Там, в безлюдье, он, конечно, легко овладеет девушкой.

Услышав шум колесницы, Манимехалей затрепетала от страха.

— О Судамати, — сказала она подруге, — это едет принц. Я слышала, Вандамалай говорила моей матери, что он жаждет меня. Что мне теперь делать?

Схватила ее за руку Судамати и, зная способ, открыла дверь в дворец из хрусталя, втолкнула туда Манимехалей, а сама стала немного поодаль. Принц, увидев Судамати, подбежал к ней:

— Что ты делаешь в этом пустом саду? Я знаю, ты пришла сюда вместе с Манимехалей. Скажи, она, правда, очень мудрая, да? А умеют ли улыбаться ее алые уста? А какие у нее глаза, когда она испытывает страсть? Скажи еще, что привело сюда эту маленькую буддийскую отшельницу? — опрашивал принц, дрожа от неудовлетворенного желанья.

Так отвечала ему Судамати:

— Пристало ли так говорить о девушке тебе, принц из славного рода Карика́лана?[198] Ты годами юн еще, правда, но умом, как принц, должен быть зрел. Одно скажу тебе, послушай и постарайся понять, о чем идет речь:

Но только произнесла она эти слова, Удаякумаран заметил прекрасную Манимехалей; хрустальные стены дворца были так прозрачны, что, казалось, ничто не разделяет ее и принца.

Принц бросился к ней, но ударился о гладкую стену. Распалившись еще более, он крикнул Судамати:

— Отвечай, что там делает Манимехалей?

— Ничего, — отвечала подруга. — Пойми, она теперь отшельница. Плотская любовь чужда ей, не следует тебе эту девушку тревожить. Кроме того, она обладает магической силой. Как бы не погибнуть тебе, о принц, от ее проклятья!

Кто б она ни была, все равно она будет принадлежать мне! — воскликнул Удаякумаран. — И какое тебе-то дело до Манимехалей, если она такая святая? Ты-то отдалась видьядхаре? Все в городе знают об этом.

— Послушай, о принц, что со мной произошло, — отвечала девушка.

2. Рассказ Судамати о том, что с ней произошло в городе Шанбай

Я родилась и выросла в городе Шанбай[199]. Мать моя умерла, когда я была еще маленькой, и жила я вдвоем с отцом моим, брахманом Каусикой. Жизнь моя текла безмятежно и безбедно, но недавно, когда я гуляла в саду, меня заметил с неба один видьядхара. Он похитил меня и, насладившись моим телом, спустил с неба и бросил в этом городе. Здесь меня случайно нашел отец. Обесчещенная, я уже не могла вернуться к брахманам, и потому отец тоже остался здесь. Он добывал пищу, прося милостыню. Однако подавали ему скудно, обращались с ним грубо, и он попросил защиты и поддержки у джайнских аскетов. Но те прогнали его. И вот, когда он совсем уже погибал от голода и униженья, к нему подошел буддийский аскет по имени Сангадхарма. Тихо и ласково опросил он отца: «Что за беда с тобой приключилась?» Он накормил нас досыта из своей нищенской чаши, а потом отвел к себе и успокоил мягкой и доброй речью. А мне сказал он слова, которые язык мой никогда повторять не устанет[200]:

Сангадхарма поместил меня к Мадави, и у нее я осталась жить, вступив в буддийскую общину. Вот почему я здесь, рядом с Манимехалей, о принц!

Не дослушав, раздосадованный, ушел прочь Удаякумаран, все еще грозясь завладеть девушкой; если не удалось это ему самому, то прибегнет он к помощи бабки ее Читрапати.

Вышла из хрустального дворца Манимехалей и, посмотрев ему вслед, печально сказала подруге:

— О, я знаю, каков он, этот принц, знаю! Но почему сердце мое стремится вслед за ним? Что это? Неужели любовь проснулась во мне?..

Близился вечер, стемнело. И вдруг возле хрустального дворца появилась какая-то женщина. Это была великая волшебница, богиня Манимехалей — ее именем и в ее честь Мадави и назвала свою дочку. Богиня вместе с другими небожителями веселилась в Кавэрипумпаттинаме на празднестве Индры, а теперь, приняв обличье молодой женщины, явилась в сад, чтобы почтить святыню хрустального дворца[203] чудесным гимном в несть Будды.

Затем, посмотрев на девушек, она спросила:

— Чем вы так огорчены? Зачем вы здесь, ведь уже поздно?

Судамати рассказала ей о домогательствах и угрозах принца. Богиня подумала и сказала:

— Удаякумаран не решился совершить насилие в этом саду отшельников. Он знает: здесь злодеяние безнаказанно не совершается. Но каким бы путем вы отсюда ни вышли, он найдет способ подстеречь вас и завладеть Манимехалей. Иди-ка ты, Судамати, на север, к Чакравалакоттаму — «Кругу вселенной», этому приюту мудрых отшельников. Там ты будешь в безопасности.

— Как странно, — возразила Судамати, — что и ты, и похитивший меня видьядхара называете это место «Кругом вселенной», в то время как все прочие называют его «Местом сожжения трупов». Почему?

И вот что рассказала девушкам богиня.

3. Рассказ о месте Чакравалакоттам, ранее называемом «Местом сожжения трупов»

Это случилось давным-давно, когда город Кавэрипумпаттинам начинал только еще свою историю. Было тогда рядом с этим садом большое лесное кладбище, обнесенное высокой изгородью с четырьмя воротами. На этом кладбище было множество отделений для сожжения трупов — в зависимости от варны, касты, ашрамы[204] или достоинства умерших. Кроме того, стоял там храм богини Кали[205] и множество жертвенников, где совершались жертвоприношения кладбищенским духам[206]. Еще были там повсюду надменные идолы, ниши для сиденья и хижины, где ели и спали кладбищенские сторожа. Шумное это было место! Постоянно слышался скрип шагов — приходили и уходили люди, приносили трупы своих родичей и близких; вечно слышался треск дров и гуденье пламени погребальных костров; глухо шуршала земля, выбрасываемая из новых погребальных ям. Повсюду вопли и стенания, визг шакалов и плач лисиц, лай кладбищенских собак и крик больших сов, зовущих к себе умерших, и посвист человекоголовых птиц андалай, питающихся мозгом, выклеванным из трупов. Громадные деревья переплетали свои толстые ветви, образуя множество затемненных мест и закоулков. В дуплах, шалашах, ямах жили там капалики[207] — люди, что лишают девственности мертвых девушек своей касты. Были там и те, что пожирают жирные части и мозг трупов. Еще жили в том месте сами кладбищенские духи, а также отшельники, принявшие обет молчанья, — все те, кто с живыми не общается и кого навряд ли в каком-нибудь ином месте увидеть можно.

И вот однажды заблудился близ этого места один брахманский мальчик. Приняв кладбище за шумный город, вошел он внутрь ограды. Уже смеркалось. И только вошел он, как навстречу ему выскочила, сгорая от неутоленной страсти[208], девушка-дух с почерневшей от тленья головой трупа, с раздвоенными, как копыта, ногами. Волосы ее были как туча, как сражающиеся карпы — глаза, нос — как кроваво-красный цветок кумиль[209]. Ее губы алели, как цветы кавир[210], зубы, как жемчуг, сверкали. Такая ни о чем не думает, никого не жалеет, а пищу себе добывает, питаясь глазами мертвецов. И только увидела она мальчика, как вся затрепетала, забилась в судорогах неистового танца и бросилась на него, вздымая облако пепла от сожженных тел. Закричал мальчик, вырвался из ее объятий и в смертельном страхе бросился прочь, не разбирая дороги. Задыхаясь, добежал до дому и упал у порога мертвый.

— Мать! Ha кладбище жизнь свою отдал я девушке-духу, — только и ушел крикнуть он.

В ужасе зарыдала мать его.

— Кто жизнь мальчика моего пожрал?! Какая девушка погубила его, стремясь утолить свою страсть?! Проклятая, думала ли она, что у меня и у старого мужа моего никого, кроме этого сына, нет на свете, что от слез мы глаз своих лишимся?!

Крепко прижав к груди тело сына, она добежала до кладбища, стала у ворот и воскликнула:

— О Джамба́пати, подобно солнцу сверкающая богиня-покровительница города нашего! Всегда и всех ты защищала от зла и насилия; будь то в роще, в лесу, в уединенном месте, в воде — где угодно. Как же ты не досмотрела за единственным моим сыном? Или нет больше справедливости в делах твоих? Как теперь быть мне?!

Отвечала ей богиня:

— Разве духи виноваты в том, что твой сын заблудился и на кладбище набрел? В этом лишь его злая судьба повинна.

— Богиня! — взмолилась мать. — Возьми мою жизнь, но верни жизнь сыну! Он будет опорой ослепшему отцу!

— Разве ты не знаешь, о женщина, — отвечала богиня, — что жизнь, одно тело покинув, тотчас обретает другое тело, достигает иного рожденья. Но прежнему телу ушедшую жизнь вернуть я не в силах. Успокойся же и не оплакивай сына.

— Я знаю, — сказала мать, — это мудрость богов, что в древних книгах хранится. Так пусть же сами боги мне милость и мудрость явят свою, иначе здесь же я с жизнью расстанусь!

— Я богиня всех здешних мест, я милость тебе явлю! — отвечала Джамбапати. — Посмотри, сколь чудесна моя сила!

И тотчас же со всех сторон стали стекаться к ним духи телесные и бестелесные, небожители различных рангов, и те, кто ад населяют, асуры[211], ашвины[212], и все божества, обитающие в пределах гор, что вселенную окружают. Поведала им богиня о том, что случилось с женщиной, и те молвили несчастной матери слова мудрости — о жизни, о теле, о рожденьях иных. Успокоилась мать, услышав все это, оставила тело сына на кладбище и тихо скончалась. И тогда Джамбапати, дабы всем богам и духам явить свою мощь, повелела Майяну, зодчему небожителей[213], построить в пределах кладбищенской ограды необычайной красоты дворец и назвала эту обитель богов Чакравалакоттам, что значит «Круг вселенной». Но обыкновенные люди по старой памяти все еще считают, что там находится кладбище. Вот вам и весь мой рассказ, — закончила богиня.

4. О том, как Судамати узнала тайну своего прошлого рождения

Пока богиня рассказывала, Судамати заснула. Тогда небожительница с помощью волшебства усыпила и юную отшельницу. Взяв ее на руки, взлетела она на небеса и быстро понеслась на юг по небесной дороге, пока не достигла Манипаллавама — маленького островка, находящегося в тридцати йоджанах[214] от Кавэрипумпаттинама. Там она надежно устроила свою юную тезку и рассталась с ней, пока та еще спала. Прилетев назад, богиня внезапно явилась пред Удаякумараном. А тот все еще не спал, томясь от страсти к девушке. И все еще думал сладострастно: «Ведь она уже была в моих руках!»

Богиня молвила принцу:

Затем она вернулась в сад, где оставила юную Судамати, и, разбудив ее, молвила:

— Девочка, не бойся меня. Я — богиня Манимехалей и прилетела в город на праздник Индры. Твоей юной подруге уже настало время вступить на стезю буддийской веры. Я уже перенесла ее на остров Манипаллавам, где она познает тайну своих прежних рождений; через семь дней она вновь возвратится сюда. Манимехалей явится в совсем ином обличье, но ты узнаешь ее. И тогда в городе этом произойдет много чудесных событий. Непременно расскажи Мадави, куда исчезла ее дочь и о чудесном моем появлении. Она сразу поймет, о ком идет речь: ведь не зря Ковалан, любовник ее, велел ей назвать дочь моим именем, именем богини его касты[216]. К тому же я уже являлась во сне Мадави и приказала ей предаться покаянью. Напомни ей об этом.

Скрылась из сада богиня, а Судамати, опечаленная разлукой с подружкой своей, через калитку тихонько выбралась из сада. Дойдя до Чакравалакоттама, укрылась она под сенью старого приюта для отшельников монахов. А возле приюта стояла деревянная статуя, самим Майяном, скульптором богов, изваянная. Только глянула на нее Судамати, как вдруг статуя ожила заговорила:

— Эй, Судамати, послушай-ка о том, что было с тобой в прежних рожденьях. Была ты некогда старшей дочерью Иравиванмана, царя Ясодхары[217], и женой предводителя конного войска Дурджайи, царя Каччхайи[218]. Именем Вирей звалась ты; погибла ты в юном возрасте, в исступлении бросившись под ноги бешеному слону. Тогда сестра твоя Тарей, что была подобна букету нежных бутонов, не вынеся такого горя, покончила с собой. Так слушай же, о дочь брахмана Каусики, что принесена была в этот город овладевшим тобой видьядхарой Марутавеханом! Через семь дней, глубокой ночью, в город этот, вместе с твоей сестрою Тарей явится и другая твоя сестра по прежнему рожденью Лакшми. Она знает тайну твоего прежнего рожденья, а также и своего. Ты же пока не печалься от разлуки и не страшись одиночества[219].

Услышав это, быстро покинула Судамати Чакравалакоттам и, достигнув города, обо всем рассказала встревоженной Мадави.

5. О том, что случилось с Манимехалей на острове

Тем временем над островом Манипаллавам взошло солнце. Яркие его лучи разбудили Манимехалей, крепко спавшую на песке, у самого моря. Проснулась девушка, удивленно вокруг огляделась и думает: «Кажется, в первый раз вижу я это место. Не припомню я в моем городе таких мест. Судамати, где ты? О, как страшно мне одной! Не иначе, как силой волшебства все это вызвано». Она бросилась бежать по песчаным дюнам, по берегу, плача и зовя на помощь неизвестно кого. И вдруг очутилась она пред Бу́ддха-Пи́дикой, перед чудесной святыней[220], что мудрецам и праведникам прошлое открывает.

Увидев святыню, Манимехалей чуть не лишилась чувств от радостного изумления. Ее руки сами собой над головою почтительно сложились. Как положено, трижды святыню слева направо обойдя[221], она склонилась пред нею в низком поклоне. И вот что узнала она о своих рожденьях прежних.

В великой стране, называемой Гандха́ра, был некогда город Идавайям, столица царства Пу́рва[222], где правил тогда царь Хастипати. И жил в этом городе брат жены царя по имени Брахмадхарма. Этому человеку явился однажды Буддха-Пидика[223] и предсказал, что через семь дней по всей Джамбудви́пе[224] случится страшное землетрясение и город Идавайям будет низвергнут в глубочайшую пропасть — ничего не останется от него.

Брахмадхарма тут же оповестил всех горожан о грядущем несчастье, и все они во главе с царем отправились в страну Аванти[225] Безгранична была благодарность спасенных людей великому Будде, и оттого без колебаний приняли они буддийскую веру. И вот, как раз когда произошли эти события, Амритапати, жена царя города Ясодхары, родила дочь, которую нарекли Лакшми. А у Нилапати, жены царя Хастипати, родился сын, которого назвали Рагула. Когда они выросли, Рагула женился на Лакшми. Ламшми рано вступила на путь буддийского вероучения и часто внимала проповедям Буддха-Пидики. И вот однажды Буддха-Пидика сказала ей:

— Через шестнадцать дней Рагула умрет от укуса довитой змеи. Ты вместе с ним взойдешь на погребальный костер, а потом, вновь родившись в городе Кавэрипумпаттинаме, станешь дочерью блудницы Мадави по имени Манимехалей. В новом рождении будет угрожать тебе большая опасность. Но тезка твоя, богиня Манимехалей, перенесет тебя на далекий островок, где от Буддха-Пидики узнаешь ты о своих прежних рождениях. Но, узнав эту тайну, ты захочешь знать болыие. Однако то, что не поведала тебе святыня, сможешь узнать ты лишь от богини, твоей тезки.

— Но богини-то здесь нет! — воскликнула девушка в нетерпении.

И в это самое мгновенье появилась богиня Манимехалей. Трижды слева направо обошла Буддха-Пидику, а потом стала ласково утешать юную отшельницу.

— Не печалься, — увещевала богиня ее, — и отбрось мысли о том, что относится к воплощенному состоянию.

— О богиня! — вскричала девушка. — Милостью твоей дано мне узнать от этой святыни, что прежняя дочь царя воплотилась ныне во мне. Но умоляю, поведай, кем же в воплощенье этом стал Рагула, супруг мой прежний?

И вот о чем поведала девушке богиня.

6. Рассказ о том, что произошло некогда с Лакшми и принцем Рагулой

Давным-давно, в рожденье прежнем твоем, когда звалась ты Лакшми, произошла у тебя с мужем твоим, принцем Рагулой, легкая любовная ссора. Случилось это в одном из прекрасных дворцовых садов в то время, когда нежный вечерний ветерок уже смягчил полуденный зной. Принц, желая скорее покончить с размолвкой и вновь насладиться твоей нежностью, опустился на траву и стал ласкать твои ноги. И в это самое время с неба опустился вдруг Садхучакра, великий буддийский муни, приводящий в движение колесо закона[226] и тогда направлявшийся на Цейлон. Увидя его, ты задрожала всем телом, забилась в исступлении от такой нежданной благодати, пала ниц к ногам его. Но Рагула не понял, что происходит. Он вскипел от гнева и крикнул:

— Эй, это еще кто явился сюда?!

Ты ужаснулась такого святотатства, закрыла мужу рот ладонью и быстро зашептала ему:

— Что ты, что ты! Ведь это счастье для нас! Столь великий к нам с неба снизошел. Страшным грехом будет, если мы не склонимся оба пред чудными цветами стоп его, если за это пришествие не возблагодарим его.

Потом, обратившись к муни, ты сказала:

— Мы, рабы твои, склоняемся пред стопами твоими божественными. Соблаговоли, о великий, вкусить от трапезы нашей.

Муни отведал стряпни твоей и молвил:

— Женщина! Заслуга этого деянья твоего в будущем не исчезнет; наступит время, и она прервет цепь рождений твоих[227].

Вот что случилось с тобой, когда ты была Лакшми. Рагула же в этом рожденье стал принцем Удаякумараном, и, поскольку прежде он был супругом твоим, дух его и ныне стремится к тебе[228]. Потому принц так настойчиво домогался тебя в саду Упавана. И твой дух, о девушка, к нему тяготеет. Но чтобы твердо стать на путь праведный, это тяготение следует искоренить — для того и принесла я тебя сюда, к Буддха-Пидике. Однако это еще не все, слушай дальше.

Сестры твои по рождению прежнему, Тарей и Вирей, однажды сподобились лицезреть великого буддийского муни по имени Араваназадигал. Он рассказал им о своем паломничестве на вершину горы Падапангаджа[229]. Там некогда Будда всем живым существам проповедовал, чтобы их освободить от страданий, и след стопы своей там оставил. Обе женщины тотчас поспешили взойти на ту вершину, за что в теперешнем их рожденье им было даровано вновь друг с другом и с тобой соединиться. Так знай же: ныне Тарей матерью твоею стала, а Вирей — Судамати…

7. О том, как Манимехалей получила волшебный сосуд и вернулась к себе в город

— Ну что ж, теперь ты знаешь все, что в прошлом было с тобой и с близкими твоими, — продолжала богиня. — Ты предана дхарме. Но этого ведь мало! Ты должна дхарму проповедовать и притом побеждать в споре приверженцев иных религий. Однако вряд ли кто вступит с тобою в спор о вере; всякий подумает: «Молодая девушка для диспута едва ли пригодна, скорей она пригодна для чего-нибудь другого». Поэтому для прений таких следует тебе принимать чужое обличье. Вот тебе три мантры — три заклинанья — открываю я. Первая мантра позволит тебе принять любой облик. Вторая мантра — лишь слова ее произнесешь — подымет тебя ввысь в небо; а по небу ты любого места вмиг достигнешь. Третья мантра утолит голод тела твоего.

Научив девушку трем мантрам, богиня Манимехалей скрылась в небесах.

Манимехалей, радостная от свидания с богиней своей, стала гулять по песчаным дюнам и по тенистым рощам, что притаились возле маленьких прохладных водоемов. И тут вышла к ней женщина, хранительница святыни Буддха-Пидики:

— Что ты бродишь здесь, о девушка, одна, словно выброшенная на берег после кораблекрушенья?

— О ты, подобная золотой лозе, что вкруг райского дерева кальпака[230] обвилась, слушай же, что я тебе скажу, — отвечала Манимехалей. — В прошлом моем рожденье на земле я звалась Лакшми и была женой принца Рагулы. В этом же рожденье я родилась у Мадави, той блудницы, что своим танцем веселила горожан. Ныне зовусь я Манимехалей. А моя чудесная тезка, богиня Манимехалей, сюда принесла меня, чтобы я узнала у святыни тайну прошлого моего. Ты спросила: «Кто ты?» О бутон золотой, я все тебе рассказала. Теперь я спрошу: «Кто ты?» Говори, я жду твоего рассказа.

Радостная побежала Манимехалей к пруду. И волшебный сосуд оказался в руках ее. Горячо возблагодарила девушка великого Будду и святыню его Буддха-Пидику. А Двилатилака поведала ей историю сосуда.

Однажды, в давние времена случилась в Индии страшная засуха. Измученные голодом, бродили люди, надеясь найти хоть крохи какой-нибудь пищи. Дошло до того, что голодные собрались есть собачье мясо. Но прежде решили принести несколько кусков собачины в жертву богам. Узнал о такой жертве бог Индра и сразу же повелел дождям пролиться. Земля принесла хороший урожай, освободились люди от голода. Великая это дхарма — избавить людей от голода! И вот теперь чудесная возможность спасать голодных людей — в руках Манимехалей.

— Когда я в прошлом своем рожденье, — сказала девушка, — бросилась в огонь, чтобы умереть вместе с мужем моим, то последней мыслью моей была мысль о Мудреце Садхучакре, голод которого я утолила. Наверно, по этой причине в нынешнем рожденье и оказался в руках моих этот неиссякаемый сосуд. Ведь только увижу я голодного, будь то малый ребенок или дряхлый старик, просящий подаяния, тотчас сердце мое преисполняется жалости и сострадания. Как хочется мне поскорее накормить всех голодных из этой чудной чаши!

Девушка простилась с Двипатилакой, еще раз поклонилась святыне, обошла вокруг нее и быстро произнесла мантру полета. Вмиг унеслась она ввысь и помчалась в Индию — скорее, скорее, — чтобы узнать от мудреца Араванана историю сосуда, а также чтобы повидать мать свою и подругу Судамати.

Только опустилась она на землю, как оказалась перед Аравананом. Троекратно поклонившись седовласому, она подробно рассказала ему обо всем, что с ней случилось. Обрадовался отшельник, услышав чудесный ее рассказ, и молвил:

— В далекие прежние годы, когда я как-то раз возвращался с горы Падапангаджа, встретился мне царь Дурджая. «О царь, — сказал я ему. — Как поживаешь ты? В благополучии ли супруга твоя?» На это он ответил, что одна жена его по имени Вирей, выпив в избытке хмельного напитка, пришла в исступление, бросилась под ноги бешеному слону и была раздавлена им. А ее сестра, другая жена его, звавшаяся Тарей, узнав об этом, в отчаянии выбросилась из окна царского дворца. И вот теперь сам он не знает, куда деть себя от тоски и торя. «Да разве ты не видишь, царь, — сказал я тогда ему, — что все это плод прежних деяний. Не печалься! Ведь однажды и в месте одном умерев, все вы вновь в другом месте рождаетесь, меняя образ, подобно лицедею, что одежды меняет».

А потом отшельник оказал девушке вот что:

— Уменьшается дхарма[241] в этом мире, a грехи, напротив, возрастают. Однако, думаю я, постепенно, мало-помалу дхарма возобладает. Потому-то я неустанно проповедую дхарму. Но люди не хотят знать ее. Но настанет, настанет время, и родится в этом мире бог[242], что прежде в мире магараджиков[243] обитал; и будет он буддой[244], и всех людей к дхарме обратит. Должно это случиться на исходе тысяча сто шестнадцатого года[245]. Тебе же, Манимехалей, следует знать, что по твоей вине невероятные вещи произойдут в этом городе. И пока не произойдут они, нельзя возвестить тебе слова дхармы. Тарой и Вирей в этом рожденье уже сподобились вместе с тобою увидеть стопу Будды; вскоре и нирвану обретут они. И свершится это в воздаянье за то, что в прошлом рожденье совершили они многотрудное паломничество к горе Падапангадже. А тебе, девушка, дано ныне обладать чудесным сосудом, в котором не иссякает пища. Скорей же накорми голодных!

— Я пойду в город немедля, — сказала девушка, но прежде расскажи мне историю волшебного сосуда.

Вот что рассказал ей отшельник.

8. Рассказ о чаше Амудасурабхи и о мудреце Апуттиране

В стародавние времена в великом городе Бенаресе жил брахман Апаньджика, весьма сведущий в священных книгах. Однажды жена его по имени Чали нарушила обет супружеской верности. Страшась возмездия, стремясь искупить тяжкий грех свой, она, будучи беременной, отправилась в дальний путь к мысу Коморин, дабы совершить там омовение нечистого своего тела[246]. В пути у нее начались родовые схватки; темной ночью в придорожной роще родила грешница мальчика и, безжалостно бросив его, продолжала свой путь. Мучимый голодом, младенец стал громко кричать. Услышала плач его одна недавно отелившаяся корова, подошла к мальчику, облизала его теплым языком и накормила молоком из своего вымени. Семь дней сосал он ее молоко, а на восьмой день его увидели проходившие мимо брахман Пуди и его жена, что жили неподалеку в городе Ваянанго́ду[247]. С изумленьем и жалостью смотрели они на брошенного мальчика, и вдруг счастливая мысль озарила их обоих сразу.

— Это не сын коровы! — воскликнули они радостно. — Это наш сын, вот и все!

Схватив ребенка, они поспешили к себе домой и нарекли его именем Апуттиран, что значит «сын коровы». Заботясь о нем, как о родном сыне, они взрастили его и воспитали в соответствии с обычаями своей высокой касты и сделали мальчика отменным знатоком вед и веданг.

И вот однажды случилось Апуттирану зайти к одному брахману, жившему в том же городе. Вдруг услыхал он жалобное мычание, доносившееся из помещенья для жертвоприношений. Вбежав туда, увидел он корову, глаза которой были полны тоски и горя. Затрепетал от ужаса мальчик, заплакал, но тут же принял решенье: корову освободить! Той же ночью потихоньку прокрался мальчик в дом нечестивого брахмана, вывел корову и направился с ней в рощу. Ho брахман утром обнаружил, что корова исчезла, и вместе с соседями бросился на поиски. Очень скоро настигли брахманы робких беглецов.

— Вор! — закричали они. — Подлая тварь! Как посмел ты украсть корову? Мяса захотел поесть, нечестивец!

И принялись бить палками юного Апуттирана. Но корова, рассвирепев, бросилась на того низкого брахмана и рогами вспорола ему живот, так что кишки его полезли наружу. Затем, не дав им всем опомниться, исчезла в лесу. Обратившись к испуганным соседям, мальчик сказал:

— Не впадайте в уныние, скажите лучше: что сделала вам эта корова? За что вы схватили ее и привели в дом этого несчастного брахмана? Всю жизнь свою она мирно паслась на пастбище, которое царь специально выделил для этих священных существ. Сладким молоком сосцов своих питала она людей — не за это ль вы на нее злобитесь?

Но соседи-брахманы ответили ему с гневом:

— Ты, презренный, священных вед не знающий, осквернивший место для жертвоприношений! Воистину пристало тебе носить имя коровьего отпрыска!

Но мальчик на это спокойно возразил им:

— Разве неведомо вам, что и великий муни Ачала был сыном коровы, что сыном лани был Ширунги-мудрец, что Вринчи-наставник был порожденьем тигрицы? Да что говорить! Сам великий буддийский аскет Аджита Кешакамбалин был шакальим отпрыском!

Только произнес он эти слова, как один из брахманов, пристально поглядев на него, сказал:

— Кажется мне, что это и есть тот мальчик, тайну рожденья которого довелось мне услышать на мысе Коморин, когда в волнах океана совершал я священное омовенье. Там же совершала омовенье молодая женщина, вид ее показался мне странным. Тогда я спросил ее: «Ты откуда явилась, какой проступок искупить ты хочешь?» А она мне в ответ: «Я жена брахмана из Бенареса. Во искупленье тяжкого, греха пришла я сюда. Но в дороге, недалеко от города Коркай, я родила мальчика и бросила его в роще одного, а сама продолжала свой путь к югу. Что мне, грешнице, остается в жизни, кроме рыданий горьких, о брахман?..» Так вот, брахманы, этот «сын коровы» не кто иной, как ублюдок той нечистой. Всем следует бежать от него как можно дальше: не оскверниться бы!

— Эй, брахманы! — воскликнул тогда со смехом Алуттиран. — Или вы не слыхивали, что самые великие пророки и наставники были сыновьями божественных шлюх, блудниц, что услаждали ваших богов? Кто из вас, премудрых, осмелится бросить упрек матери моей?..

С этими словами мальчик пошел от них прочь. Однако приемный отец его, боясь оскверненья, в тот же день выгнал его из дому. Тогда мальчик принялся ходить по близлежащим брахманским деревням, надеясь прожить подаяньем. Но все жители при виде его орали: «Вор, корову украл!» — и с издевкой бросали ему в чашу камни. Пришлось ему покинуть те места. Измученный и голодный, добрался он до Мадуры. Там ему удалось наконец раздобыть немного объедков, и он заснул возле храма Сарасвати[248]. С того дня он стал жить в Мадуре как городской нищий.

Теперь послушай, добрая девушка, украшенная свежими цветами, что дальше произошло с Апуттираном.

Однажды вечером, когда мальчик по своему обыкновенью улегся вблизи алтаря и уже собирался заснуть, он вдруг услышал голоса нескольких горожан, зашедших в храм. Они жаловались друг другу, что очень хотят есть, но нет никакой возможности раздобыть съестного. Встревоженный, потеряв сон и покой, принялся думать Апуттиран, где бы достать для этих людей еды. И тут явилась пред ним ослепительно сияющая Сарасвати. Вложив ему в руки простую чашу для сбора подаяния, она сказала:

— Возьми! По всей стране люди голодают. Чаша эта уменьшит их голод, потому что, сколько ни дашь пиши из нее, в ней снова столько же прибудет.

В безмерной радости мальчик припал к ногам царицы богов, а потом выбежал из храма и принялся кормить голодных и немощных вареным рисом из своего чудесного сосуда.

С той ночи Апуттиран только и делал, что разыскивал бедных и несчастных и сражался против голода с рвением и страстью юного подвижника. Со всей страны стали стекаться к нему люди. Да не только люди! Звери из джунглей и птицы с просторов небесных устремились к нему, ибо сам он был неиссякаемой чашей доброты и сострадания ко всему живому. Все дальше и дальше шла по земле молва о юноше, пока не дошла до неба, до того места, где восседал Индра. А был у Индры трон, обладавший одним необыкновенным свойством: как только где-нибудь во вселенной произойдет какое-нибудь важное событие, так начинал он колебаться. Узнал Индра и про Апуттирана. Захотелось ему вознаградить юношу. И вот, приняв обличье старого брахмана, является он к юноше и говорит ему:

— Я — бог Индра. Я пришел, чтобы вознаградить тебя. Говори, что желаешь. Все дам тебе!

Усмехнулся Апуттиран и так отвечал Индре:

— О царь богов, о владыка мира небес пустынных! Неужто аскеты и — ревнители доброты отважные трудятся только ради воздаянья? О нет! Совершая подвиги, они стремятся порвать равно с воздаяньем и с возмездием. Кроме этого чудесного сосуда, ничего мне не надо. Высшей наградой служат мне просиявшие лица людей, утоливших свой голод.

Разгневался Индра от такого пренебреженья к его милости, и, чтобы лишить дерзкого юношу единственной утехи, решил он обильно оросить страну дождями. «Тогда не будет неурожаев, — рассудил бог, — не станет голодных и нечего будет делать мальчишке со своей нищенской чашей!»

Царь богов сделал, как решил. Наступило время всеобщего довольства и благоденствия, и в городе очень скоро совсем не стало голодных. Тогда Апуттиран покинул Мадуру и пустился бродить по деревням, надеясь хоть там найти голодающих. Но крестьяне все сделались очень гордыми и с презреньем отвергали предложение юноши:

— Очень нужен нам сваренный на воде рис из грязной чашки какого-то бродяги!

Тоскливо стало тогда Апуттирану. Как внезапно обедневший богач, не знал он, что теперь делать ему с собой.

Еще некоторое время бродил он в одиночестве, всеми покинутый, пока не очутился на побережье. А там как раз стоял корабль, готовый к отплытию в страну Са́ваку[249]. Корабельщики рассказывали, что в стране той давно свирепствует голод, что многие ее жители уже погибли. Словно ожил Апуттиран, упросил их взять его с собой, и на другой день они пустились в далекое плаванье. В пути пристали они к острову Манипаллавам, чтобы набрать пресной воды. Апуттиран сошел на берег, решив погулять немного, по дюнам. Скоро стемнело, и шкипер, думая, что все пассажиры на судне, велел отчаливать; когда Апуттиран вернулся к месту стоянки, он уже не увидел корабля — только маленькая точка виднелась на горизонте. Несчастный юноша пришел в отчаяние. «Что делать мне с моей неиссякаемой чашей на этом пустынном острове, где не только голодного, но и сытого не встретишь?» — горестно вопрошал он себя.

Потом пошел к озеру, спрятавшемуся в густой роще, озеру Гомукхи, и — бросил в него чудесный свой сосуд. При этом он произнес такое заклинанье:

— Каждый год в этот день пусть сосуд сей, Амудасурабхи, из озера возникает. И если окажется здесь некто преданный дхарме и преисполненный состраданья ко всем живым существам, то пусть сосуд сей, Амудасурабхи, упадет в руки ему!

Затем сел он возле озера и решил более не принимать пищи, чтобы скорее покинуть это свое воплощение. Там я еще застал его в живых, когда сам попал на этот остров. Ануттиран поведал мне обо всем, что с ним произошло, и добавил, что умирает, весь сосредоточившись на одной мысли: о сострадании к живым существам[250]. Следующее свое рождение он обрел в лоне коровы, принадлежащей царю Саваки.

Но слушай дальше, о нежная девушка, чье юное чело бутонами утренних цветов украшено!

Та добрая корова, что вскормила молоком своим брошенного матерью Апуттирана, за великие достоинства свои в следующем рождении появилась в стране Саваки, близ горы Тавала. У подножья той горы пребывал великий муни Манмуган, познавший настоящее, прошлое и будущее всего сущего. Необыкновенной родилась та корова — ее рога и копыта были из чистого золота. А когда настало ей самой время родить, вымя ее задолго до отела наполнилось молоком. Едва увидя голодного, она устремлялась к нему и поила его из своих сосцов. Увидев это, сказал себе отшельник Манмуган: «Нет, это — не простая корова. Во чреве ее, в яйце с золотой скорлупой[251], пребывает некто, преисполненный состраданья безмерного ко всему живому».

И действительно, во чреве коровы находился тот, кто в рождении прежнем звался Апуттираном. Перед смертью он все время думал о вскормившей его доброй корове, и от этой благой мысли он умер спокойно и сладостно, без обычных для прочих людей мук агонии. И вот, в месяце вайкаси[252] корова с золотыми рогами и копытами произвела на свет не теленка, а мальчика.

В то же время мудрецы и отшельники, обитавшие в Чакравалакоттаме, усмотрели в расположении звезд счастливые знаменья. С изумленьем говорили они промеж себя:

— Что за чудо! Знаменья, что сейчас мы зрим на небе, те же самые, что появлялись при рождении самого Будды. В чем причина этого?..

Собравшись вместе, они с этим вопросом обратились к изображенью Кандирпавей[253]. Божество в ответ им:

— Знаменья эти благие. В стране Саване вновь родился человек, который способен все живое объять любовью. В прежнем рождении он своей волей обрек себя на смерть. Подробно его историю знает отшельник Араванан.

Тогда они пришли ко мне, и я, повинуясь божеству, поведал им все, что прежде было с Апуттираном. А тем временем вот еще что случилось. Правил тогда в Нагапураме[254] царь Бхумичандра. Одной тяжкой заботой был томим тот царь: не было у него потомства. Как только молва о рождении чудесного младенца достигла слуха царя, он немедля бросился к отшельнику Манмугану, низко поклонился и упросил отдать ребенка ему на воспитание.

О девушка, в завершение рассказа моего об Апуттиране хочу тебе сообщить: рожденный коровой мальчик — ныне наследный принц Наганурама. Однако полно нам разговаривать, ибо давно уже окончилось благоденствие, ниспосланное Индрой. Кавэри, велйкая наша река, по причине никому не ведомой, разлилась и затопила все пашни. Народ повсюду голодает, и тебе следует немедля накормить голодных из этого сосуда».

Прослушав рассказ отшельника, Манимехалей тотчас приняла обличье нищей-бхиккуни и, схватив свою чашу, выбежала на улицу. И едва появилась она на улице, как стали вокруг нее собираться жалостливые горожане:

— Вот так чудо! — воскликнул один из них. — Да ведь эта нищенка и есть та девушка, от страсти к которой не может излечиться наш принц!

Я хочу помочь голодным и несчастным, — отвечала Манимехалей, — но прежде в чашу эту должна положить свою милостыню какая-нибудь добрая и целомудренная женщина.

Среди окруживших девушку горожан, оказалась некая Кайячандихей, жена одного видьядхары. Вот что сказала она, обращаясь к девушке.

9. Рассказ о праведнице Адирей и ее муже, брахмане Сатуване

«Послушай! Из всех женщин, что своим неприступным целомудрием могут в засуху вызвать обильный дождь, самая целомудренная Адирей. Вот ее жилище. Муж ее, Сатуван, связался здесь с одной шлюхой и за короткое время промотал все состояние. Одумавшись и желая поправить свои дела, он договорился с купцами, ведущими заморскую торговлю, чтобы те взяли его с собой. Но когда вышли они в море, начался сильный шторм и корабль их потонул. Сатуван спасся, уцепившись за обломок мачты. Несколько дней носило его море, пока не выкинуло наконец на берег горной страны. В стране той обитали наги[255], что бродят средь скал и чащоб, не зная ни жилищ, ни собственности. А между тем еще кое-кто с того корабля спасся. Вернувшись после долгих скитаний в Кавэрипумпаттинам, эти люди рассказали о крушении и о том, что все, кроме них, погибли — они не знали, что Сатувану удалось спастись. Услышав эту весть, Адирей в отчаянии решила совершить обряд самосожжения[256]. Она отправилась ж месту сожжения трупов, вырыла там углубление, сложила, как полагается, дрова, подожгла их и, взойдя на костер, такие слова произнесла:

— Я хочу достичь того места, куда ушел за проступки прежние свои супруг мой.

Однако, к ее удивлению, огонь никак не разгорался.

— Что делать мне! — в отчаянии вскричала Адирей. — Такая великая я — грешница, что даже огонь меня не берет!

Тогда раздался с неба голос богини Сарасвати:

— О Адирей! Муж твой не умер. Он спасся и живет сейчас в горах, у нагов. Но там он недолго пробудет, скоро приедет он к тебе на корабле купца Чандрадатты.

Радостная вернулась Адирей домой и стала ждать Сатувана, тщательно соблюдая все обряды, дабы более благоприятным и скорым было его возвращение.

А Сатуван, когда вынесло его на берег, был так обессилен от голода и страха, что, едва добравшись до какого-то дерева, крепко заснул в тени его. Приметив чужестранца, наги подбежали к нему и так стали говорить:

— Это тело послужит нам отменной пищей, разрежем его скорее на куски и съедим.

Они разбудили его и уже приготовили ножи, как вдруг он заговорил на их языке, Наги так удивились, что решили пока его не есть, а отвести к своему старейшине. Сатуван очень приглянулся старейшине нагов, и тот опросил его:

— Скажи, как ты оказался здесь и зачем?

А когда Сатуван рассказал старейшине о своих злоключениях, тот крикнул своим соплеменникам:

— Этот человек измучен голодом, подайте-ка ему скорее свежего мяса, пальмовой водки да подберите молодую девушку, чтоб было ему с кем — позабавиться после еды!

— Что ты, что ты! — Сатуван в ужас пришел от возможности столь страшного осквернения[257]. — И притронуться не могу я ни к чему из того, что ты мне предлагаешь.

— Как же это, о чужестранец? — изумился старейшина. — Что, кроме питья, мяса и женщины, может доставить мужчине настоящее удовольствие?

Тогда Сатуван спокойно и терпеливо рассказал нагам о том, сколь велик грех блуда, сколь ужасно осквернение от мясной пищи и как сильно затемняют сознание человека крепкие напитки. Еще поведал он им, что такое сон неведения и пробуждение сознания и что значит добродетель и порок. Сообщил и о том, что праведники после смерти уходят в рай — сваргу, а — грешники — в ад — нараку. Потом объяснил брахман нагам, что, кроме этого рождения, у человека было прошлое рождение и будет следующее и что в зависимости от поступков человека в этом рождении и в будущем он будет страдать или наслаждаться. Долго внимал брахману старейшина нагов, а потом дал ему много-много сандала, орлиного дерева[258] и всяких ценных вещей. Все эти подарки Сатуван погрузил на корабль торговавшего в тех краях купца Чандрадатты и благополучно приплыл к своей жене в Кавэрипумпаттинам. Здесь он и живет по сю пору, совершая, как должно, обряды и помогая бедным и несчастным. Так пусть жена его, праведница Адирей, скорее подаст тебе милостыню, о девушка!»

Тихо вошла Манимехалей в дом Сатувана, молча встала перед Адирей. Та произнесла ласковые слова привета и утешенья и положила в чашу Амудасурабхи немного вареного риса. И с этого мгновенья рис уже не мог исчезнуть из волшебного сосуда. Видя, как Манимехалей раздает пищу, а количество ее все растет, Кайячандихей, пораженная, оказала:

— О сестра! Неутолимый голод издавна мучит меня. Молю тебя, помоги мне!

Одну только горсть риса положила Манимехалей в руку этой женщине. Но первые же зерна его утолили ее голод. И тогда, ожившая и радостная, поведала она девушке свою историю.

10. Рассказ о том, за что была Кайячандихей наказана муками вечного голода

«Родной город мой Канчанапур лежит далеко на севере, в стране, где живут видьядхары. Однажды решили мы с мужем посетить мыс Коморин, чтобы полюбоваться красотами южной природы. В пути случилось нам отдыхать на берегу реки в густом лесу. А как раз в это время в реке совершал омовение отшельник Вриджика. Двенадцать лет постился Вриджика и как раз в тот день, впервые за весь этот долгий срок, собирался вкусить пищи. Сорвав зрелый плод манго, он заботливо завернул его в листья тикового дерева и положил на берегу. Я же ничего этого не знала. Но видно, наступило тогда время сказаться дурным поступкам, совершенным мною в прошлом рождении. Найдя на берегу манго, я приняла его за несъедобный плод пальмировой пальмы, раздавила ногами и затоптала в землю. Когда отшельник, выйдя из воды, увидел, что его трапеза погибла, он очень разгневался. Ибо плод этот был не простой: раз в двенадцать лет на одном определенном дереве созревал такой плод, и съевший его, мог следующее двенадцатилетие обходиться без еды, не испытывая при этом мук голода. Отшельник Вриджика произнес надо мной ужасное проклятие: сколько бы я ни ела, ужасный голод должен терзать меня неотступно. И столь велики будут муки этого голода, что они заставят меня забыть Мантру, с помощью которой я могла переноситься по небу в любое место вселенной. Едва отгремели слова проклятья, ужасающий голод вселился в меня. Муж, испуганный, принес мне множество плодов, кореньев и всякой другой еды, но, сколько я ни ела, голод не утолялся. Возвратиться в край видьядхар я уже не могла, так как забыла мантру, и мой супруг вынужден был оставить меня в стране тамилов. Здесь я и поселилась, в Кавэрипумпаттинаме. Каждый год в праздник Индры муж прилетает навестить меня, но какая ему радость видеть мои мученья!

Вот что произошло со мной, о нежная девушка, вот как я жила, пока ты не явилась сюда, чтобы избавить меня от мук».

Закончив свой рассказ, она добавила:

— Теперь, я думаю, следует тебе отправиться с чудесным твоим сосудом в Чакравалакоттам. Есть там дом, где находят себе пристанище отшельники.

Сказала и вмиг исчезла — вспомнила свою мантру и улетела. Тотчас отправилась Манимехалей в Чакравалакоттам. Поклонилась статуям Джамбапати и Кандирпавей, а потом принялась раздавать пищу голодным.

11. О том, как принц вновь стал преследовать девушку и как он погиб страшной смертью

Между тем Читрапати, бабка Манимехалей, прослышала о том, что внучка снова появилась в родном городе. Узнала коварная старуха, что девушка раздает пищу голодным, и решила во что бы то ни стало совратить внучку с пути отшельничества и вернуть ее миру городских танцовщиц и куртизанок.

— Что за времена настали! — негодовала старуха. — Только умер у моей дочки любовник, она, видите ли, не пожелала жить в нашем веселом квартале. Пустилась шататься по монастырям да обителям, и притом в лохмотьях каких-то. Якшается со всякими нищими отшельниками, а город со смеху помирает: «Виданное ли дело, шлюха-отшельница!» Позор всей нашей касте! А теперь и внучка по той же дорожке покатилась. Что ж это такое? Выходит, если умрет мужчина, то и для женщины жизнь кончена? Нет! Наша сестра шлюха не такова. Игрец умирает — дуда остается. И внучку я проучу. Не ее это занятие — бродить с чашей. Пусть я, будто самая последняя нарушительница наших кастовых правил, подвергнусь самому страшному наказанию, установленному у нас в касте: положу себе на голову семь тяжелых кирпичей, пусть нога моя не ступит в родной квартал и в дом моей матери, если этот мальчишка принц не получит мою внучку и не увезет ее на своей высокой колеснице!

Дав себе такую клятву, старуха быстро заковыляла к дворцу. Пройдя в покои принца Удаякумарана, сказала она ему, что Манимехалей вернулась — пусть поспешит он к Чакравалакоттаму. Бешеная похоть проснулась в принце. Мгновенно прыгнул он в колесницу и погнал коней к лесу. Увидя перед странноприимным домом Манимехалей в одежде отшельницы, он спросил — и голос его дрожал от неутоленного желанья:

— Девчонка, что это за дурацкое платье ты на себя напялила?

Девушка хотела сразу бежать от него, но вдруг вспомнила: ведь в прежнем воплощении он был ее мужем! Почтительно поклонилась принцу Манимехалей тихо сказала:

— Принц, я знаю, что такое тело, я знаю, что такое желанье. Но мне ничего не надо, кроме добродетели.

С этими словами она бросилась в храм Джамбапати, поклонилась божеству и произнесла заклинание, мелющее облик. Тут же приняла она внешность Кайячандихей, жены видьядхары, — той самой, которую только что избавила от мук голода. И тут же выбежала обратно. Принц не обратил никакого внимания на женщину, пробежавшую мимо. Он сам бросился в храм и крикнул, обращаясь к изображению Джамбапати:

— Я знаю, Манимехалей спряталась где-то здесь. Пока ты мне не покажешь где она, я не уйду отсюда, сколько бы дней мне ни пришлось здесь оставаться!

— Зря ты даешь такую клятву пред ликом владычицы нашей, — ответил принцу голос, исходящий из небольшой статуи, что стояла близ Джамбапати. — Ты сам не узнал Манимехалей, когда она выходила отсюда.

Изумился принц, понял он, что не простая, видно, девушка Манимехалей. «Нужно все узнать об этой девчонке», — решил он и грустный поехал во дворец.

А Манимехалей, легко избавившись от домогательств страстного принца, стала повсюду ходить со своей волшебной чашей в облике Кайячандихей. И вот пришла однажды в городскую тюрьму. Тут же бросились ней изголодавшиеся узники, но, сколько ни ели они, чаша оставалась полной. Изумленные тюремщики побежали к царю и рассказали ему об этом чуде.

— Привести ко мне эту женщину! — крикнул царь.

Представ перед царем, Манимехалей почтительно приветствовала его и пожелала ему и царице благополучия и процветания.

— Кто ты, о женщина, столь рьяно предающаяся покаянию?

— О царь, — отвечала отшельница, — да будет долгой твоя жизнь. Я — женщина из рода видьядхар, но в этом городе я появлялась и в ином облике. Чудесный этот сосуд мне дала одна богиня. Свойства его таковы: не убывает из него пища и при том излечивает даже от страшной болезни, что зовется «слоновый голод». Да что там, человека, который умер с голоду, рисом из этого сосуда можно поднять со смертного одра!

— Скажи мне, о святая девушка, что должен делать я, царь?

— О царь, надо скорее превратить тюрьму в странноприимный дом, где всякий голодный получит пищу, а бездомный — кров.

И царь повелел сделать все так, как она сказала.

А между тем принц уже немало понаслышался о необыкновенной отшельнице, о содеянных ею чудесах, о ее мудрых речах и чудесных превращениях. И сообразил он, что Манимехалей обманула его, что он ее упустил, когда она почти была у него в руках. Решив, что в другой раз она уж никак от него не уйдет, Удаякумаран вновь погнал коней в Чакравалакоттам, спрятался там и стал поджидать девушку.

А тем временем наступил тот день, когда из дальних краев должен был прилететь видьядхара Канчана, чтобы навестить жену свою Кайячандихей. Не зная, что она уже исцелилась от своего «слонового голода», и не найдя ее на прежнем месте, видьядхара, удивленный и встревоженный, бросился искать ее по городу. И вскоре он увидел ее. Она стояла в окружении нищих и голодных и досыта кормила их из своей чаши. Он подбежал к ней, схватил ее за плечи и крикнул:

— Жена, что с тобой? Какие боги исцелили тебя? И не они ли дали тебе этот неиссякаемый сосуд?

Но Манимехалей взглянула на него удивленно и холодно от него отстранилась. Тогда он стал говорить ей неясные слова, напомнил, как горячо они любили друг друга прежде, когда она была здорова. Но она, не обращая на него никакого внимания, продолжала раздавать пищу и проповедовать дхарму. Заметив в толпе принца и нисколько не боясь быть узнанной, Манимехалей подошла к нему и сказала:

— Принц, как коротка юность, как недолговечно тело! Посмотри хоть на эту старуху, на ее опухшие суставы, дряблую кожу и слезящиеся глаза. Вот таким же станет прекрасное тело и той юной женщины, к которой тебя влечет страсть и неведенье!

Вскипел неистовым гневом Канчана: «Она, проклятая, делает вид, что не узнает меня, своего мужа! А этот щеголь, видно, ее любовник! Словами ложной проповеди она хочет разжечь его страсть, сравнивая мерзкое тело старухи со своим прекрасным телом. Ясно, она явилась сюда только ради него, а не ради дхармы. Но их сегодня же выслежу, этих распутников!»

Снедаемый ревностью, видьядхара затаился, подобно ядовитой змее, свернувшейся в клубок в ожидании добычи. Принц же, неотступно следящий за Манимехалей, слышал, что ей говорил Канчана, и рассмеялся про себя: «Теперь-то я знаю, что эта женщина — Манимехалей, силой волшебства принявшая чужой облик. А из слов этого незнакомца явствует, что он — ее прежний любовник. Девчонка еще прикидывается девственницей и недотрогой. Ну уж этой ночью я ее подстерегу!»

Поздним вечером, когда нее уснули, Манимехалей в облике Кайячандихей тихо прошла в храм Джамбапати, чтобы провести там ночь. Принц же, одержимый страстью, бесшумно крался вслед за нею вдоль стены. Но в тот момент, когда он переступил порог храма, из глубины зала выскочил Канчана.

— Я знал, что он придет! — завопил видьядхара и поверг принца на землю, ударив его кинжалом в спину. Потом, схватив не помнящую себя от ужаса девушку, прорычал: — Летим скорей со мною.

И тут вдруг божество Кандирпавей, стоявшее в зале, заговорило:

— Постой, Канчана! Знаешь ли, что ты наделал! Ведь эта женщина вовсе не твоя жена, а юная девушка, на время принявшая ее облик. А с женой твоей случилось новое несчастье. Исцелившись от голода и вновь обретя свои способности видьядхары, она полетела к тебе небесной дорогой. Но, пролетая через горы Виндхья, она попала в тень богини Виндхьягатики, хранительницы этих гор, и богиня, окутав ее своей тенью как сетью, затащила твою жену к себе в чрево. Тебе нужно скорей ее оттуда выручать! Но слушай дальше. Хоть ты убил этого несчастного принца по неведенью, этот поступок тебе не простится, ты не убежишь от этого греха.

В смятенье улетел из храма Канчана. А Манямехалей, убитая горем, стояла над трупом принца.

— Бедный Удаякумаран, — плача проговорила она. — Ты был супругом моим в прошлом рождении, и, когда ты погиб от укуса змеи, я покончила с собой. А когда я впервые увидела тебя в саду, то ощутила в сердце влеченье к тебе. И тезка моя, богиня Манимехалей, унеся меня на далекий остров, спасла меня не от твоих рук, а от моей собственной любви к тебе. И теперь, возлюбленный мой, ты лежишь предо мною сраженный кинжалом видьядхары!

Рыдая, приникла девушка к телу Удаякумарана.

— Нет, — вскричало тогда божество Кандирпавей, —

Девушка, приняв свой прежний облик, пала ниц перед статуей:

— Если есть в этом месте истинное божество, то это — ты! С почтением склоняюсь я пред стопами твоими. Об одном молю, скажи, почему и в этом рожденье и в прошлом Удаякумарана постигла столь страшная смерть в молодости? В чем причина этого, открой мне!

Вот что поведало девушке божество Кандирпавей.

12. Рассказ о том, за что Удаякумарана дважды постигла страшная смерть

«Ты ведь помнишь, о девушка, что случилось тебе в прошлом рожденье твоем вместе с Удаякумараном, который тогда звался Рагулой, принимать у себя великого буддийского мудреца Садхучакру. Так вот, после того как ты сказала мужу, что Садхучакру надо как следует угостить, Расула призвал к себе дворцового повара, велел приготовить отменный завтрак и подать его рано утром божественному гостю. Но повар почему-то запоздал и так испугался наказанья, что, неся завтрак, поскользнулся и упал вместе со всеми блюдами. Увидя повара, растянувшегося на полу среди черепков посуды и рассыпанного риса, Рагула не только не пожалел старого слугу, но пришел в такую ярость, что стал топтать его ногами, а потом выхватил меч и отсек ему руки и голову. Рассуди сама, злодеяние было столь велико, что не могло искупиться одной смертью от укуса змеи в том рожденье. Для полного искупления нужно было, чтобы в следующем рожденье принц, обуреваемый похотью, пал от руки видьядхары.

Но послушай теперь, что будет с тобой дальше. Скоро отшельники из Чакравалакоттама принесут царю весть о гибели его сына. Страшен будет гнев царя, и велит он заточить тебя в темницу. Недолго пробудешь ты там; царица возьмет тебя к себе, а потом отпустит на волю. Затем ты отправишься в страну Саваку к мудрецу Апуттирану и вместе с ним вновь посетишь остров Манипаллавам. После, приняв облик старого муни, ты отправишься в славный пород Ваньджи и будешь проповедовать дхарму сторонникам всех сект и верований этого города. Теперь обо мне послушай. Я — небожитель. Настоящее имя мое — Дватика. Теперь я обитаю здесь, в изображенье этом, что изваял Майян, и этого места я уж никогда не покину».

— О Дватика! — сказала девушка. — Будь еще раз милостивым ко мне! Поведай еще о том, где умру я и что будет со мной после этой смерти.

— Много тебе придется мест исходить, — отвечало божество. — Многие живые существа будут спасены тобой, много чудес с тобой произойдет, пока собственным аскетическим усилием не обретешь ты смерти. Случится это в городе Каньджи. А вновь родишься ты на севере Магадхи. И в новых рожденьях будешь ты не женщиной, а мужчиной, великим подвижником, многославным проповедником дхармы, учеником самого Будды. И наконец в последнем из этих рождений ты достигнешь нирваны.

Когда умолк голос божества, Манимехалей уже совсем успокоилась. С невозмутимым духом и ясным сознанием встретила она восход солнца.

Когда рано утром, как обычно, в храм пришли богомольцы, увидели они окровавленный труп принца и спокойно стоявшую над ним девушку. Испуганные, они побежали к отшельникам, старейшинам Чакравалакоттама. Старейшины допросили Манимехалей, а когда та спокойно и обстоятельно рассказала им о гибели Удаякумарана, они поместили ее под охрану сторожей, а сами поспешили с ужасной новостью к царскому дворцу. Оповестив через телохранителя о своем приходе, старейшины предстали перед царем, еще ничего не знавшим о ночном несчастье.

Вот что сказал тогда один из отшельников.

13. Рассказ о том, что прежде случалось в городе по причине любовной страсти

«Приветствую тебя, о царь! И в прежние времена в городе этом были люди, жестоко наказанные за то, что вследствие обуявшей их любовной страсти стремились они обладать молодыми отшельницами и целомудренными женами. Послушай, что я тебе расскажу. В глубокой древности выступил против нашего города Парашурама[260]. Царь Кандан собирался сразиться с ним, но вдруг перед ним предстала богиня Дурга[261] и предупредила, чтобы он ни в коем случае не вступал в бой с Парашурамой, чтоб поручил защищать город кому-нибудь из приближенных, а сам скрылся бы куда-нибудь подальше. Царь послушался совета и передал власть в городе рожденному от него сыну своей телохранительницы[262], которого звали Какандан. Царь пообещал ему, что, если он выдержит осаду, город будет называться его именем. А надо сказать, что царь Парашурама принял обет убивать всех членов царских династий; но, поскольку незаконнорожденный Какандан не обладал правом престолонаследия, а царь Кандан скрылся, цареубийца вскоре снял осаду и оставил столицу Чолов в покое.

И вот, в то время как этот Какандан правил городом, случилось раз его младшему сыну прийти к берегу Кавэри, близ ее владения в море. А там как раз совершала омовение юная брахманка по имени Марути. Сгорая от желанья, юноша бросился в воду и схватил женщину, собираясь насильно овладеть ею в воде. С трудом вырвавшись из его рук, Марути убежала прочь. Ею овладело горькое отчаяние: значит, тело ее может вызвать желание у мужчин! И вместо того, чтобы идти домой, на побежала к перекрестку четырех дорог и с плачем обратилась к духу — хранителю перекрестков:

— Истинно целомудренные женщины, те, что мощью своего целомудрия заставляют дождь пролиться в засуху, — они не вызывают желанья в сердцах мужчин! А я, видно, не из таких! О дух перекрестков! Я безгрешна перед мужем моим. За какой же грех наказана я, за то вызываю я вожделение у юношей города?

— О женщина! — отвечал дух-хранитель. — Ты — верная жена, но припомни: не за то ли так любишь ты религиозные празднества, что они услаждают взор твой грешными плясками, а слух — музыкой? Вот из-за суетности твоей слово твое не вызывает дождя в засуху. Подумай об этом! Но это не все. Страстного юношу, который посягнул на твое тело, должно сурово наказать. В царстве Чолов есть обычай карать преступников в течение семи дней после совершения преступленья. Если же за этот срок кара не совершится, то тогда уже мое дело свершить правосудие. Однако царь Какандан, я знаю, сам покарает виновного, хотя он его любимый сын.

Так и случилось. Узнав о проступке сына, царь сам зарубил его острым мечом.

Но слушай дальше. Жил здесь некогда один купец по имени Дхармадатта. Был он очень богат и необыкновенно красив. Будучи холостяком и человеком весьма благочестивым, он со всей силой отцовской безгрешной любви любил юную племянницу свою Висакху. Однако в городе все больше и больше распространялась молва, что купец будто сожительствует со своей племянницей. Не вынеся грязных слухов, бедная девушка прибежала в Чакравалакоттам и закричала, обращаясь при большом стечении народа к божеству Кандирпавей.

— Молю тебя, сними с меня пятно незаслуженного позора! Все знают, что тебе всегда открыта истина, о мудрое божество!

— Эй, горожане! — отвечала статуя. — Она безгрешна, знайте это!

Однако девушка была так потрясена всем происшедшим, что дала клятву в этом рождении не выходить замуж. Она стала отшельницей. А Дхармадатта так ее любил и столь горевал об ее уходе, что принял обет безбрачия перед статуей Кандирпавей. После того он много и успешно торговал в стране Пандиев безгрешным путем скопил огромное богатство и так прославился своими добродетелями и удачливостью в торговле, что царь наградил его золотым цветком и дал титул «этти», что значит «лучший из вайшьев». В благоденствии прожил он до шестидесяти лет, когда явился к нему в дом один старый брахман и сказал:

— Слушай, почему ты живешь неженатым? Сколь бы добродетелен ты ни был, холостяком в мир богов[263] тебе не попасть. Я думаю, следует тебе без промедленья возвратиться в родной город.

Быстро устроил Дхармадатта все свои дела в стране Пандиев в вернулся в Кавэрипумпаттинам, где не был столько лет. Узнав о его приезде, Висакха, теперь уже пожилая женщина, могла без стыда и стеснения покинуть обитель отшельниц. Явившись к Дхармадатте, она сказала:

Тогда купец показал ей все богатства, скопленные за долгую жизнь, и они вместе стали раздавать их беднякам города. А надо сказать тебе, о царь, что задолго до этого шла эта Висакха раз по улице и случилось, что увидел ее шедший в окружении толпы друзей старший сын царя Какандана. Тотчас же запенилась похоть в теле его. Сняв с головы своей гирлянду цветов, он надел ее на шею девушке и стал жадно ласкать ее нежную кожу. Еле вырвавшись, Висакха в ужасе убежала в свою обитель. Когда горожане рассказали о случившемся Какандану, тот, сколь ему ни было тяжко, и старшего сына убил своими руками».

14. О том, как царица пыталась погубить Манимехалей

— Эй, довольно, — прервал эти речи царь. — Ведь все это было в далеком прошлом. Что же такое случилось теперь из-за чего все вы явились ко мне? Говори скорее!

— Знай же, о царь, — отвечал старец, — что в столице твоей живет юная отшельница Манимехалей дочь танцовщицы Мадави, рожденная ею от несчастного Ковалана, которого по ложному доносу зарезали в Мадуре. Долгое время сын твой, Удаякумаран, не в силах обуздать свою страсть, неотступно преследовал эту девушку. Наконец, чтобы избежать его домогательств, она привяла облик Кайячандихей, жены одного видьядхары. Принц оставил ее, но потом заподозрил, что девушка владеет силой волшебных превращений. Тайно покинул он свой дворец и ночью пробрался в храм Кандирпавей, где Манимехалей обычно оставалась до утра. Несчастный принц не знал, что в это же время в храме скрывался сгорающий от ревности Канчана, муж Кайячандихей, подозревавший принца в том, что он — любовник его жены. Увы! Едва ступив на порог храмового зала, принц пал от кинжала ревнивого видьядхары.

Молча, не прерывая старейшину, выслушал царь весть о гибели сына. Потом взглянул на министра своего Чоликавенади и сказал:

— Сына моего за его царственные грехи лишь я имел право наказать, а не видьядхара какой-то. Да, один предок мой раздавил своего сына, проехав по нему на колеснице, за то, что он мучил корову[265]. Повелеваю тебе скорее убрать прочь тело сына моего, чтобы никто впредь не слышал о грязном распутнике. А дочь жалкой плюхи, за которой он увивался, повелеваю немедля заточить в темницу.

А царица, узнав о смерти сына, предалась тоске и горю. Однако она никому не выказала своих чувств и, глубоко запрятав желанье мести, пришла к супругу своему.

— О славящийся справедливостью своею царь! — начала она. — Бедный наш сын вследствие неведения истины и полного затемнения сознания не был бы достоин править страной, не так ли? А посмотри теперь на Манимехалей, что по веленью твоему томится в заточении. Какой, даже умудренный жизненным опытом, человек сравнится с этой девушкой в силе разума, и ясности сознанья? О царь, пристала ль ей тюрьма? Не грех ли великий держать ее в тюрьме?

— Коли она тебе так нужна, возьми ее себе, — отмахнулся от жены разгневанный царь.

Царица привела девушку к себе во дворец и дала ей напиться. Но при этом подсыпала в воду одуряющего зелья. Затем она заперла девушку в комнате и позвала к себе одного из телохранителей — парня совсем никудышного, без всякого соображенья. Вот что она сказала ему:

— Здесь в одном месте спрятана девушка. Она без сознанья, можешь делать с ней все, что тебе захочется. А потом отнесешь ее обнаженную куда-нибудь на площадь, позовешь побольше народа и крикнешь: «Вот она, эта отшельница, святая, благодетельница ваша Манимехалей. Она сама мне отдалась, безумная. Надо эту распутницу выставить напоказ всему городу и избить как следует!». Сделай все, как я говорю, и вот тебе за это горсть золотых монет.

Парень согласился. Но только переступил он порог комнаты, Манимехалей увидела его и сразу же разгадала коварный умысел царицы; она произнесла соответствующее заклинанье и тут же приняла внешность мужчины. Парень прямо опешил. «Мужчина во внутренних покоях царицы! — в ужасе подумал он. — Не знал я, что царица способна на такое!» Не сказав ни слова, он убежал прочь из дворца. Совсем разъярилась царица. «Нет, эта проклятая девка, погубившая моего мальчика, не уйдет отсюда живой!» — и она повелела запереть Манимехалей в комнате без окон и отдушин и не давать ей ни воды, ни пищи. Но девушка произнесла заклинанье, заменяющее пищу и питье, и, словно насытившись, спокойно предалась своим размышлениям. А царица ожидавшая увидеть в той комнате изможденный труп, оказалась перед живой ясноликой отшельницей. Тут затрепетала она, предчувствуя расплату за все свои дурные дела и помыслы, бросилась в ноги девушке, стала умолять простить ее:

— Пойми меня, святая девушка, все мерзости, содеянные мной, это лишь проступки матери, что потеряла единственного сына!

— О царица, — грустно отвечала девушка, — ведь не видьядхара и не я — причина смерти твоего сына, а только деяния его в рожденьях прошлых!

И она рассказала царице, что приключилось с ее сыном в его прежней жизни.

— Разве могу я не простить, царица? — закончила свой рассказ Манимехалей. — Тебя, которая в этом рожденье была матерью бедному супругу моему? А теперь должна далеко улететь я. Тебе же пора подумать о вступлении на тот благой путь, где нет ни страстей, ни желаний, где нет пороков, неотступно следующих за страстями и желаниями…

Когда бабка Манимехалей, старая Читрапати, узнала о гибели принца и о заточении Манимехалей, она почувствовала угрызенья совести и решила освободить внучку. Вот приковыляла она ко дворцу и, представ перед царицей, такую речь повела:

«О великая и прекрасная дэви! Когда погиб Ковалан, мать этой девочки, Малави, бросила наше наследственное ремесло и удалилась в обитель отшельниц. И дочь ее также позорит нашу касту, бродя от дома к дому и собирая подаяние, будто она нищенка какая-нибудь, а не шлюха. А уж после ужасной смерти нашего юного принца ей и вовсе нечего делать в этом городе. Теперь послушай-ка, что я еще тебе расскажу. Случилось раз царю нашего города гулять близ морского берега, в роще, где росли деревья пунней[266]. И встретилась ему там молодая женщина необыкновенной красоты. Царь пожелал обладать ею, она охотно пошла навстречу его желанию. Целый месяц наслаждались они в этой роще, как вдруг женщина куда-то исчезла, ни слова не сказав царю. Раздосадованный и жаждущий любви, царь принялся упорно искать ее, но безуспешно. Однажды во время этих поисков встретил он одного джайнского отшельника, славящегося своим сверхъестественным ясновиденьем, а также тем, что он мог ступать по водам, как по земле, мог входить в землю, как в воду, и летать по воздуху, как птица. Царь спросил его:

— Где-то здесь скрывается женщина, которая мне дороже жизни. Может быть, ты знаешь, где она сейчас?

— Где она сейчас, я не знаю, — отвечал отшельник, — хотя прежде я ее знавал.

— Расскажи мне о ней скорее, — взмолился царь. Слушай тогда, о царь! — отвечал тот чудодей.

«В дальней стороне, у Васамайилай, жены царя нагов Валайванана, родилась дочь по имени Пиливалей. В день ее рожденья придворный астролог составил гороскоп принцессы, пришел к царю и сказал ему:

— Когда дочь твоя станет взрослой девушкой она отдастся царю солнечной династии[267] и понесет от него.

Так знай, та женщина, с которой ты наслаждался в прибрежной роще, и есть Пиливалей. Она в положенный срок родит сына, но к тебе никогда более не придет. И ты не страдай от этого, мой повелитель. Знай одно: когда придет время в очередной раз устраивать празднество Индры, не пропусти его! Ибо если не будет оно устроено, то по одному слову богини Манимехалей волны бушующего моря поглотят Кавэрипумпаттинам. Поэтому, о царь, забудь о прекрасных женщинах, но помни, что неукоснительно следует тебе поддерживать древнюю традицию празднества Индры!»

Сказав это, отшельник удалился. С тех пор горожане дрожат, как бы чем-нибудь не прогневать богиню Манимехалей. И я тоже очень боюсь, как бы не рассердилась богиня: чего доброго, узнает, как обращаются в этом городе с моей внучкой, которая носит ее имя. Поэтому, о царица, молю тебя, повели этой танцовщице — ибо Манимехалей остается танцовщицей по рождению — скорее покинуть дворец и вернуться в наш квартал!»

— Нет, — сурово возразила царица. — Твоя внучка считает, что ремесло шлюхи — неподходящий путь для девушки. К тому же она знает иной, благой путь, который ведет мимо твоего квартала и твоего дома. Ибо:

Пришлось старухе уйти ни с чем из царского дворца. А тем временем молва о заточении Манимехалей достигла и слуха матери ее, отшельницы Мадави. Мадави тут же разыскала мудреца Араванана и упросила его не медля отправиться к царице — пусть повелительница отпустит невинную девушку.

Увидя великого отшельника, царица быстро поднялась, подбежала к нему, поклонилась стопам его и повелела возжечь в его честь благовонные курения.

— Видно, были мною в прошлом рождении, — сказала царица, — добрые дела содеяны, если мой дом столь великий мудрец осчастливил своим посещеньем!

— Пребудь мудрой, о царица! — благословил ее Араванан и вот что сказал:

Так проповедовал мудрец Араванан, а потом обратился к Манимехалей:

— О Манимехалей, ты должна поскорее идти в Ваньджи. Там узнаешь ты сущность других учений и верований. Это нужно тебе, чтобы свободно, не боясь возражений, проповедовать дхарму. А ты, царица, помни мои слова и с нового пути не сбивайся.

Тогда Манимехалей поднялась, поклонилась царице и сказала:

— Не забывай, о дэви, что Араванан открыл тебе. Мне же больше нечего делать в этом городе, где каждый поносит и позорит меня. Не думай о зле, что ты мне хотела причинить. Я прощаю тебя, будь спокойна и не печалься.

15. 0 том, как Бхумичандра также посетил остров Манипаллавам, и о том, как он увидел свой труп

Девушка покинула дворец, прошла в последний по улицам родного города и вышла к рощам прохладным. К вечеру достигла она Чакравалакоттама, попрощалась с его святыми, обошла справа налево статуи Кандирпавей и Джамбапати, затем произнесла заклинанье и взмыла в небо, где зажглись уже яркие звезды.

Скоро опустилась она в небольшом леске. Все вокруг было незнакомо ей. Вдали возвышались строения большого неведомого города. Девушка шла по тропинке ведущей из леса к окраинам, когда встретился ей старый отшельник. Она склонилась перед ним и спросила:

— Что это за город и кто правит в нем, о муни?

— Это Нагапурам, — отвечал старец. — И правит там царь Бхумичандра. Он столь безгрешен, что со дня его рожденья не было здесь ни одной засухи. Земля родит в изобилии, страна благоденствует. А людям, что живут здесь, ни голод, и болезни неведомы.

Только произнес он эти слова, как на тропинке показался сам царь с женою своей; они совершали вечернюю прогулку. Изумился царь, увидя Манимехалей:

— О великий муни! — молвил он. — Кто эта девушка с лицом, преисполненным несравненной красоты? Откуда она и почему в прекрасных руках ее чаша для сбора подаяния?

— Это та самая необыкновенная девушка, о царь, историю жизни которой я рассказывал тебе некогда со слов мудреца Араванана. Она явилась к нам из Кавэрипумпаттинама.

Манимехалей приблизилась к Бхумичандре и протянула ему свою чудесную чашу:

— О царь, эта чаша прежде была в твоих руках. Ты не помнишь? Или власть и богатство помутили твое сознание и память? Следует тебе скорей отправиться на остров Манипаллавам, дабы поклониться святыне Буддха-Пидики и узнать от нее историю прошлой твоей жизни. Иначе останешься ты в неведении.

И она подробно рассказала юному царю о том, что произошло с ней на том острове, о том, как получила она там чашу Амудасурабхи, и о волшебных свойствах Буддха-Пидики.

С той минуты Бхумичандра только и мечтал о путешествии на остров. Однако, когда он сказал об этом министру своему Джанамитре, тот очень опечалился и так стал возражать царю:-

— Подумай только, что хочешь ты сделать, о повелитель! До дня рожденья твоего целых двенадцать лет страна жестоко страдала от засухи и болезней. А теперь, когда с воцарением твоим люди обрели радость и здоровье, хочешь ты покинуть нас, чтобы вновь пришло сюда страдание и горе? Достойно ли так поступать царю, славящемуся своей справедливостью?

— Нет, — подумав, отвечал царь. — Столь велико мое желанье посетить далекий остров и узнать о прежней моей жизни, что нет у меня сил здесь оставаться. Я отправляюсь туда немедленно, а через месяц непременно возвращусь обратно. Ты пока будешь вместо меня править Нагапурамом.

Быстро достиг Бхумичандра берега моря, взошел на корабль. Вскоре нога его уже ступила на землю священного острова. И сразу же увидел он на берегу Манимехалей, которая только что силой заклинанья перенеслась туда из Индии. Девушка подвела царя к Буддха-Пидике, и, когда царь приветствовал великую святыню, обойдя вкруг нее оправа налево, та отверзла уста и поведала юноше обо всем, что было с ним в прежнем его рожденье. Дивился царь, слушая рассказ Буддха-Пидики. Но еще более изумился он, когда появилась вдруг перед ним хранительница острова Двипатилака.

— О великий, стремящийся накормить всех голодных! — проговорила она. — Еще одну тайну сейчас узнаешь ты! В прежнем твоем рожденье, когда корабль, на котором ты собирался достичь страны Саваки, был уже в открытом море, далеко от Манипаллавама, вдруг обнаружилось, что тебя нет среди путников. Корабль повернул назад, но к тому времени, когда он вновь достиг острова, ты был уже мертв. В отчаянии были спутники твои. Девять купцов сошли на берег, чтобы умереть рядом о тобой. Смотри: вот их кости, засыпанные песком. А вот здесь, погляди, в тени дерева пунней, лежат и останки твоего прежнего тела. Теперь послушай меня и ты, о юный цветок, нежная Манимехалей! Страшная беда только что произошла: гигантская волна поднявшись из моря, поглотила твой город Кавэрипумпаттинам. Сейчас я тебе разъясню, почему так случилось Дочь царя нагов юная Пиливалей, родив сына от царя Кавэрипумпаттинама, явилась сюда недавно с младенцем, чтобы поклониться Буддха-Пидике. И в это же время к берегу пристал корабль одного богатого купца из касты тотти[269]. Взойдя на это судно, Пиливалей отдала младенца купцу и сказала:

— Это сын царя. Приедешь в город, отдашь его царю из рук в руки.

Гордый и радостный, купец велел тотчас поднимать паруса. Но корабль не доплыл до столицы Чолов. Налетел на него ураган и разбил его о скалы. Однако нескольким морякам удалось спастись. Добравшись до Кавэрипумпаттинама, они побежали к царю и рассказали ему о гибели его сына. В ужасе бросился Чолан к берегу, надеясь хоть тело ребенка найти меж камней. И так велико было отчаяние царя, что позабыл он о том, что подошел срок ежегодного празднества в честь Индры. А когда опомнился царь, было уже поздно, разгневанная богиня Манимехалей произнесла слова проклятия. «Море возьмет этот город», — сказала она. И нет более славного Кзвэрипумпаттинама. Нет храмов нет дворцов, нет тенистых рощ, нет знаменитой гавани, откуда во все страны мира корабли увозили пряности, павлиньи перья, сандал и слоновую кость. Царь, однако, спасся и где-то скрылся, а мать твоя вместе с Судамати и Аравананом сейчас находится в городе Ваньджи.

Печальная, выслушала девушка эту весть. Рядом с ней Бхумичандра в оцепенении смотрел на свой истлевший труп. Девушка мягко коснулась руки царя, увела его на берег и посадила на корабль. А сама произнесла заклинанье и полетела в Ваньджи.

16. О том, как закончилась история Манимехалей в этом ее рождении

Опустившись в столице Черов, Манимехалей тотчас же отправилась в храм Каннахи. Склонившись перед статуей верной жены своего отца, она стала умолять Каннахи открыть ей тайну прошлого рожденья Ковалана и объяснить, за что Ковалана постигла столь жестокая и несправедливая смерть. Заговорила богиня. Она рассказала девушке все, о чем некогда поведала ей богиня-покровительница Мадуры[270].

— Однако, сказала Каннахи в заключение своего рассказа, — хотя в воздаяние за мои добродетели я и сподобилась ныне жить в мире богов, круговорот существования все же не заключился. Ведь после смерти Ковалана гнев и жажда мести обуяли меня, всю Мадуру я спалила огнем. И это чувство, эта страсть мне помешали выйти из круговорота существования. Хоть уже виден мне берег моря жизни, однако я его еще не достигла. Но придет и мое время. Явится новый будда. И тогда в тени священного дерева боддхи я получу знанье от него о четверице истин благородных[271]. И о зависимом происхождении я узнаю, и о том, каким путем устраняется существованье. Лишь получив это знанье, достигну я нирваны. А если опросишь ты, девушка, за что будет мне такая благодать, то знай: божественное состояние мое — есть плод моих благих поступков. А приобщенье к дхарме и грядущая нирвана — от другого. Когда с дорогим супругом Коваланом мы счастливо жили в Кавэрипумпаттинаме, то были мы в числе тех немногих, кто почитал семь буддийских вихар[272]. Теперь, о Манимехалей, ты знаешь все! Пора тебе идти туда, где ныне сойдутся мудрецы великие.

Низко поклонилась Манимехалей богине супружеской верности, произнесла заклинанье и, приняв облик старого отшельника, вошла в здание, специально учрежденное великим царем Сенгуттуваном для религиозных и философских диспутов. Там уже собрались сторонники многих учений; были здесь и те, кто признавал веды источником высшей мудрости, и те, кто отрицал их. Всякий излагал то, что он считал истинным и самым важным в своем учении.

Юная отшельница выслушала всех и таким образом узнала мысли всех великих мудрецов древней Индии. После того отправилась она в рощу на окраине города где стояла обитель буддийских отшельников. И каково было ее удивление и радость, когда перед нею предстал дед ее Масаттуван, отец Ковалана. Девушка обняла его ноги и поведала старику всю историю жизни своей.

— Твой приход — великое воздаяние за все добро, что многими было прежде содеяно, — молвил старец. — Я сам был так потрясен смертью сына и пожаром в Мадуре, что решил навсегда покинуть семью, город, мирскую жизнь и стал приверженцем дхармы. Но послушай, что привело меня в эти места. Мой предок в восьмом колене, которого также, как и моего сына, звали Ковалан, был большим другом правившего тогда царя Имаяварамбана Недуньджераладана и Черана. Как и все мы, был тот Ковалан купцом. Много добра, скопленного упорным и честным трудом, оставили ему его предки. А сам он был так удачлив в торговле, что во много раз приумножил это наследство и к середине жизни владел несметными богатствами. Однажды довелось ему, гуляя в этой роще, услышать слова проповеди из уст буддийских муни, остановившихся здесь на обратном пути с Цейлона. И такое действие произвели на него их слова, что он сразу же после того стал раздавать все свои деньги нищим. А когда денег у него не осталось, продал все свои дома и вещи и воздвиг буддийскую ступу, которой до сих пор нет равной в наших краях. И так мне захотелось поклониться этой ступе, что отправился я сюда. А когда мне сообщили, что город мой безвозвратно взят морем, я и вовсе решил здесь остаться. Но тебе, о Манимехалей, нечего здесь делать. Ждет тебя город Каньджи — последняя остановка на жизненном твоем пути. Здесь ты узнала сущность всех великих учений Джамбудвипы, а в Каньджи мудрец Араванан откроет тебе глубины дхармы, с которой никакое другое ученье равняться не может. Спеши в Каньджи, ибо от засухи царит там страшный голод. Уже умерли многие, а живые скитаются с места на место, выпрашивая подаяние. Но дающим уже неоткуда там взяться. Скорее лети туда с чудным твоим сосудом Амудасурабхи, ибо ежечасно гибнут там люди и прочие живые существа!

В последний раз произносит девушка заклинанье. И вот — она в Каньджи. Поклонившись ступе, быстро пошла она к центру города, по дороге наделяя пищей всех встречных. Ослабевшие от мучительного голода люди цепляются за складки ее оранжевого отшельнического одеяния.

С лицами, озаренными надеждой, прибежали горожане к царю:

— О царь! Великая радость! К нам пришла самая великая из всех отшельниц, что ступают по земле Джамбудвипы. Она спасет от голодной смерти жителей города нашего!

Со всеми своими министрами и советниками бросился царь навстречу девушке:

— Приветствую тебя, о Манимехалей! Я знал, что ты придешь, я ждал тебя, я верил, хотя никому не говорил об этом. Когда в стране прекратились дожди и нам стал угрожать голод, я отошел к божеству Кандирпавей и спросил: «Не вследствие ли моих дурных поступков или несправедливости, или темной страсти постигло нас такое горе?» И вот что ответило мне божество: «Не печалься и не бойся! Скоро явится в город твой одна девушка. И столько будет пищи в ее волшебной чаше, что на всех голодных вселенной хватило бы. И едва появится она здесь, множество черных туч изольют благодатные ливни на твою страну. Много чудес произойдет здесь после ее появления, и повсюду будет радость и ликование. Но чтобы это все произошло, должен ты, о царь, вырыть близ города пруд, подобный волшебному пруду Гомукхи, и рощу чудесную вокруг него засадить, подобную той, что окружает тот водоем. А в роще воздвигнешь ты храм богини Манимехалей, а в храме том будешь свершать пуджу». Я это все сделал, о Манимехалей!

И девушка вместе с Аравананом, Мадави и Судамати, вместе с царем и его свитой, вместе со всеми горожанами отправилась к храму богини-тезки. И с тех пор сытно и счастливо зажили люди в городе Каньджи.

Манимехалей же с тех пор жила отшельницей в Каньджи, близ того места, где Араванан просветил ее и одарил полным знанием дхармы. Там она и умерла тихо и в сознании, неуклонным и жестоким покаянием загасив светильник своей жизни. А последняя ее мысль была такая: освободиться от нового рожденья, от существованья и связанного с ним страдания.