Повседневная жизнь викторианской Англии

Глава седьмая

Образ жизни викторианцев, при котором условности определяли каждый их шаг, был бы очень утомителен для современного человека. Мужчины в то же время наверняка нашли бы в нем много и приятных моментов, ведь мир, без всякого сомнения, был создан для сильного пола, обладавшего деньгами и властью. Все крутилось вокруг них и для них. В мире, где преимущества мужчин просматривались в каждом аспекте жизни, негласными правилами было закреплено, что каждый молодой джентльмен до вступления в брак должен был иметь любовницу. К ее выбору он обязан был отнестись очень внимательно, не только с медицинской точки зрения, но и с позиции того, чтобы не иметь проблем в будущем, когда придет время заканчивать отношения. Женщины же были совершенно бесправны.

Самое ужасное, что в это время сама идея противозачаточных средств считалась аморальной и почти преступной. В светском обществе бытовало убеждение, что женщина может забеременеть в момент оргазма и считалось, что если она будет держать себя в руках и не позволит себе испытать его, то в этом случае она предохранит себя от нечаянного сюрприза. Мысль о том, что большинство женщин имеют детей, хотя и не представляют себе, что же нужно испытывать в постели, не меняло общественного мнения. Значит, как и в большинстве ситуаций викторианского периода, за нежелательную беременность обвиняли женщину, мол: «Ты хотела получить удовольствие, ты его получила!»

Это приводило к тому, что в XIX веке слабый пол предпочитал относиться к сексу как к приятному спорту: скачкам без конца, бегу без рекорда. Дам вполне устраивал букетно-конфетный период, который, по традициям того времени, и так был неизмеримо продолжительнее, чем теперь, и к кульминационной части они относились как к неизбежной, но одноразовой процедуре, которая зачастую происходила более из любопытства, чем от страсти.

Чарлз Диккенс женился в 1836 году на девушке Катрин, которая переехала к нему на постоялый двор, где он снимал комнаты. Там они жили вместе с его братом Фредериком и сестрой Катрин, Мэри. Молодая жена тогда сразу оказалась перед необходимостью самой смотреть за домом и училась всем премудростям вместе со своей сестрой, которая в дальнейшем переехала с ними в отдельный дом и помогала Катрин воспитывать десятерых детей, родившихся у нее за шестнадцать лет. После постоянных родов, чередовавшихся с выкидышами, Катрин чувствовала себя очень усталой и была благодарна своей сестре за то, что она помогала ей по дому. Однако Чарлз Диккенс считал эту ситуацию ненормальной и опубликовал в «Нью-Йорк трибун» статью о том, что его жена страдает от умственного расстройства. Он поставил ей такой диагноз, так как ничем иным, по его мнению, невозможно объяснить ситуацию, при которой женщину не интересует ее собственный дом.

Такой ход часто использовали в XIX веке. Развод получить было не так легко, и многие мужья таким образом подготавливали для него почву.

Джон Раскин, почувствовав себя очень неудовлетворенным в своем неудачном и недолгом браке, писал адвокату: «Я женился на Эффи, думая, что она так молода и чувствительна, что я смогу повлиять на нее в том направлении, которое выберу сам, и сделаю из нее такую жену, какую мне нужно. Но, как оказалось, она вышла за меня замуж, надеясь сделать из меня мужа, какого захочет она. Я скорбел и переживал, убедившись, что я не смогу изменить ее, а она была унижена и раздражена, обнаружив, что не может изменить меня. Причина кроется, как мне кажется, в легком нервном повреждении мозга. Иначе как можно объяснить, что она все время думает о том, что я должен ухаживать за ней, вместо того чтобы самой заботиться обо мне. Как еще это можно объяснить, если не умопомешательством!»

Это явление было отражено в английской литературе викторианского периода. Помните «Джен Эйр» Шарлотты Бронте, «Секрет леди Одли» Мэри Элизабет Брэддон? Оба эти произведения объединяют примеры несчастных женщин, запертых собственной семьей дома, как в тюрьме, что и явилось причиной их помешательства. Уилки Коллинз в своей книге «Женщина в белом» рассказывает о неуравновешенной, находящейся почти на грани сумашествия Лоре Глайд, помещенной мужем в специальную лечебницу, откуда не выходят, за то, что она не согласилась подписать завещание в его пользу. Если бы она сделала так, как он хотел, тогда бы он ее отравил, а так ее объявили ненормальной. Психика женщин викторианского периода действительно была слабой и неуравновешенной. Это и понятно.

Сначала они ограждались родителями от реальности жизни, а затем сразу, без подготовки вступая в нее, не всегда могли выдержать давление и неприятные ее стороны. Женщины считались существами второго сорта, нужными на земле только для развлечения, услаждения и рождения детей, если им повезло с происхождением, и для работы не покладая рук, если нет.

Позиция мужа в данной ситуации никак не помогала. С одной стороны, беря жену под свое крыло, он сажал ее в клетку, часто даже не разрешая поддерживать прежние знакомства. Отныне у женщины не должно быть ни одной самостоятельной мысли и ни одного постороннего желания, которое она не могла бы обсудить со своим мужем. Даже чтобы посетить отца и мать, она должна была спрашивать позволения. Полная материальная зависимость только усугубляла ситуацию.

Мужчины снимали стресс в клубах, на дружеских попойках, в объятиях актрис. Даже в загородных имениях количество развлечений у них было несравнимо большим, чем у женщин. Приезжая на какое-то время вместе с женами в чье-то имение, где они собирались компаниями, мужчины оставляли своих спутниц на целый день одних, а сами после раннего завтрака уезжали верхом на спортивные соревнования, скачки, охоту, рыбную ловлю, или просто на кутеж, где наслаждались в компании веселых подружек. Их жены под присмотром хостесы - хозяйки дома все это время проводили в ожидании мужей. Занятий у них было немного: либо, собравшись вместе в одной комнате, вышивать, либо гулять в саду, либо выезжать на прогулку верхом. Вечером они видели мужей только за ужином. Все было устроено мужчинами для своего спокойствия. В любых семейных неурядицах всегда винили женщину.

Несмотря на то что во главе страны стояла королева, а не король, она ничего не сделала для изменения положения женщины. Являясь лидером в собственной семье, она не видела необходимости в каких-либо переменах в семьях своих подданных. Только в 1882 году был принят закон, позволявший женщине самой распоряжаться своей недвижимостью. Это означало, что муж уже не мог прогулять ее приданого. Даже избирательного права женщины добились только во время правления внука Виктории. Сын ее Эдуард VII внес свою лепту в раскрепощение женщин тем, что практически узаконил адюльтеры. Большой любитель слабого пола, имея красавицу жену Александру, он практически каждый вечер наведовался к чужим женам в отсутствие их мужей. Обычно все любовные похождения держались под страшным секретом, однако кто в Англии не знал карету наследника, а затем и короля?! Обычный визит вежливости для близко знакомых мужчин не должен был продолжаться более часа, его же коляска, а затем автомобиль, оставались возле крыльца и после полуночи, уже одним этим обрекая принимавшую его женщину на пересуды. Как должны были реагировать на подобное нравственные викториацы? Заклеймить негодницу позором, исключить ее из приличного круга и, посмеявшись некоторое время над обманутым мужем, начать публично выражать ему симпатию и сочувствие? А вот и нет! Мужа одобрительно похлопывали по плечу, опуская в разговоре причину его популярности в обществе и неожиданное продвижение по службе, а жена становилась в прямом смысле слова царицей бала! Ее расценивали как самую интересную женщину в обществе, каждый пытался добиться ее благосклонности, и даже бывшие соперницы преклоняли перед ней головы. К чести короля, надо сказать, что он не опылял только что расцветших бутонов. Предметом его интереса являлись актрисы, когда он был еще наследником, и замужние женщины из общества, когда он уже стал править государством.

Это вызывало безграничное неудовольствие со стороны Виктории, которая всей своей жизнью являла собой пример образцовой королевы, жены и матери.

Однако даже она не смогла совладать с пагубными пристрастиями сына, к которым все, в конце концов, привыкли. Эдуард был щедр, и за свои удовольствия он расплачивался со своими избранницами очень дорогими украшениями, привилегиями для их мужей, устройством их детей. В своем роде он был нравствен, поскольку никогда не портил репутаций незамужних девушек, а если и имел незаконнорожденных детей, то не в числе первенцев, кому передавалось наследство. Главы семейств и их наследники могли быть спокойны, что их род не пошел по другой ветке. В то же время матери давали советы дочерям, встречая в обществе сыновей известных аристократических семей, никогда не восклицать «Он так похож на отца!» и «Она папина дочка!», если это касалось дочерей. Все комментарии о похожести могли кое-кому бередить старые раны. В это время хорошо сохранившиеся женщины за сорок считались очень привлекательной добычей. Мужья уже не сильно заботились о том, как и с кем они проводят свободное время, имевшиеся наследники уже гарантировали продолжение рода, а ум и тонкость этих женщин позволяли обойти все предрассудки общества и остаться с незапятнанной репутацией, что было важно для обеих сторон. Иначе говоря, с ними не было проблем, какие возникли бы с более молодыми женщинами. Кроме того, зрелость фигуры была в моде, а зрелость ума и интеллекта считалась необходимой.

В течение трехмесячного периода Лондонского сезона принятые чаепития становились прекрасным времяпрепровождением для флиртующих особ. В это время мужья отправлялись в клуб или навестить чужих жен, а их собственные в течение часа принимали в это время у себя чужих мужей. Несколько ли джентльменов ожидалось к чаю или один, не имело большого значения, если соблюдались все приличия, продиктованные этикетом. А именно, визитерам ни в коем случае не оставлять свои цилиндры, котелки, трости и перчатки в передней зале, а приносить их с собой в гостиную, как будто они заглянули на минутку. Конечно, посетитель мог быть всего один, слуги не должны были входить до тех пор, пока колокольчик не позвонит, а удобная софа, кстати стоявшая в гостиной, могла вполне стать ложем для влюбленных. Однако всегда была угроза, что олух лакей неожиданно войдет с добавкой сандвичей, или горничная влетит, докладывая о неожиданном визитере. Поэтому для флирта чаепития были очень удобны, а вот для кульминационной развязки устраивалось все гораздо более замысловато и изобретательно.

С этой целью леди уговаривала свою подругу, которой она могла доверять и которая была в курсе зарождавшегося романа, сделать двойное приглашение для нее и ее любовника на большую вечеринку в загородном доме. Муж в это время отсылался в имение на охоту, «слава богу, что есть эти пустоши, с тетеревами и фазанами», и вполне приятно проводил время. А влюбленные, надев маски, если они хотели присоединиться к гулявшим на вечеринке, наслаждались обществом друг друга, удалялись затем в темноту бесконечных темных скрипящих коридоров и, наконец, добирались до своей комнатки, где им никто не мешал. Потом нужно было только дождаться, когда самая последняя горничная, приехавшая с гостями, удалится, и выйти, не ошибясь дверями.

Однако даже самым умелым дон жуанам не всегда удавались подобные уловки. Лорд Чарльз Бересфорд, который был влюблен в леди Уорвик в то же время, что и принц Уэльский, однажды на цыпочках прошел в темную комнату, где ожидала его любимая, и бросился на необъятное ложе с криком «Кукареку!». Все, что он помнил дальше, это как дрожали его руки, когда он зажигал парафиновую лампу, и ужас, когда из темноты выступили лица епископа Честера и его жены. Не имея понятия, как объяснить свое неожиданное появление при таких обстоятельствах, лорд оставил приютивший его загородный дом на следующее утро до завтрака. Имя леди, находившейся с ним, осталось неизвестным. Мужчина еще мог как-то выкрутиться из подобной ситуации, у женщины не было никаких шансов.

Викторианское время знаменито своими двойными стандартами. Если юноша до женитьбы должен был обладать приобретенным сексуальным опытом, то девушки находились в неведении о жизни, и особенно о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной. Их привлекательность и красота не могли компенсировать количество проблем и неприятностей, возникавших при ухаживании за ними. Их нельзя было любить и не нести ответственность за это.

Во время мужской беседы в клубе, когда джентльмены в принятой тогда томной, неторопливой манере говорили о женщинах, упоминать имена девушек считалось дурным тоном. И если достоинства и недостатки замужних женщин со вкусом смаковались, незамужние никогда не попадали под микроскоп. Срывание бутона означало женитьбу. Если же соблазнитель был уже женат, то общество осуждало его до такой степени, что он мог потерять и положение в нем, и все имевшиеся ранее привилегии. Девушки приносили больше неприятностей, чем удовольствия. Они были склонны смотреть на любовника исключительно как на свою собственность и не могли удержать язык за зубами, рассказывая о романе близким подружкам. Слишком много неудобств.

Может быть, поэтому принц Уэльский избегал романов с девушками. У него и без того было достаточно много проблем. Самый громкий роман случился у него с леди Уорвик. Она была самой темпераментной и увлекательной из всех женщин, ему знакомых. Она тратила свои собственные деньги, чтобы развлекать его, а он страдал от ужасной ссоры, которая разгорелась из-за нее между ним и адмиралом лордом Чарлзом Бересфордом. Самый удачный роман короля Эдуарда VII был с мудрой и интеллигентной миссис Кеппел, среди ее потомков мы знаем Камиллу – жену нынешнего принца Уэльского. О всех увлечениях Эдуарда было известно обществу, поскольку ежедневно он собственноручно записывал в своем дневнике имена каждого человека, с которым он встречался.

Сын Виктории не хвалился своими победами и не стыдился их. Он относился к ним как к чему-то само собой разумеющемуся. Все вокруг считали за честь подобное внимание, взойти на любовное ложе с принцем расценивалось как огромная привилегия. Его увлечения всегда были обставлены с королевской помпой и величием. Правила этой игры были очень строги. Ошибка избранницы означала изгнание.

Если взглянуть на тогдашний двор с позиции игры в шахматы, то супруга принца Александра будет считаться королевой, в отличие от шахматной, ее роль заключалась в том, чтобы не двигаться совсем, а стоять прямо в центре доски. Принц – король мог двигаться по разным направлениям, как ему вздумается. Незамужние девушки держались вне игры. Ну а пешки – замужные леди, от которых напрямую и зависела вся игра, были ограничены в движении. Они должны блистать, лавировать и хранить секрет. Оставались ли они удовлетворены этой игрой? Без сомнения! Никто не оказывался в великолепном окружении принца без собственного на то желания. Было довольно легко выпасть из этого круга и опять очутиться в скучной обыденности викторианского двора. Или экономить деньги, живя в далеком имении. Или поехать путешествовать за границу… Но все казалось бесцветным после шумного, блистательного, вечного праздника, окружавшего принца! Люди менялись, но его подруги и друзья, к которым он обращался только по именам, оставались верны ему всю жизнь, посколько он нуждался в них и со всей своей приветливостью привечал их. Конечно, он не брезговал и тайными вылазками инкогнито, чтобы попользоваться гостеприимством бедного класса. Так делали все мужчины, удовлетворяя свою страсть гораздо более дешевым и беспроблемным путем. Однако позднее ему уже было и не по возрасту, и не по статусу прибегать к таким соблазнам, и, пресытившись и устав от постоянных проблем, связанных с приличным обставлением своих амурных дел, он перевел свои отношения с женщинами в дружеское русло, сохраняя при этом близость с Алисой Кеппел, которая была фавориткой до самой его смерти в 1910 году.

Когда седьмой лорд Лондондерри вошел в брачный возраст, он заметил, что на всех ужинах рядом с ним оказывались одни и те же семь девушек, принадлежавших лучшим домам Англии. Хозяйки приемов специально размещали их там, по сговору с его родителями. Каждая из девушек была предварительно обсуждена до мельчайших деталей: не наблюдалось ли за ней что-ли- бо в ее прошлом, не замечена ли в недопустимых привычках в настоящем! Однако, несмотря на такой тщательный отбор невесты для своего сына, они все-таки ошиблись. Избранница не оказалась долгожительницей – факт, который не мог быть предусмотрен. Когда же первая жена лорда Лондондерри скончалась, он захотел жениться во второй раз. Его выбор пал на Фрэнсис Энн, которую вполне устраивал брак с мужчиной в два раза старше ее. Этот союз утвердил ее репутацию лучшей хозяйки на приемах в кругу сторонников Консервативной партии.

После того как она родила лорду сына и дочь, она стала любовницей русского царя Александра I, который посетил в это время Лондон и был покорен молодой красавицей. Устоять перед искушением Фрэнсис не смогла. В конце концов, царь – это же совсем другое дело! Тем более когда он так красив и обаятелен! Щедрые подарки от русского монарха пополнили ее коллекцию украшений. Ни муж, ни общество не осуждали ее, ведь любовная связь с императорскими особами – это не позор, а честь! Вот как отзывался о ней гость, приглашенный на устроенный в ее доме политический прием: «Ее манеры были аристократичны, величавы и слегка холодны. Она внушала благоговение всем, кто был ей представлен!»

Ее величавость прогрессировала с возрастом, и позднее она восседала перед нервничавшими гостями в золоченом кресле с золотым балдахином над головой. Имя этой женщины связано с еще одним очень важным лицом викторианского периода – Дизраэли (будущим премьер-министром Англии), которого она встретила на балу, когда ей было тридцать пять лет, а ему тридцать. Честолюбивый молодой человек не был испуган ее величественной холодностью. В своем письме сестре, вспоминая их первую встречу на маскараде, он писал: «Леди Лондондерри была одета, как Клеопатра, в платье, которое сверху донизу было расшито настоящими изумрудами и бриллиантами. Это выглядело как броня, которой она хотела защититься!.. Я был представлен ей по ее просьбе и провел с ней довольно много времени!»

Дизраэли быстро понял, какое значение в его карьере может сыграть эта женщина, и попросил разрешение писать ей. Их переписка к их взаимному удовольствию продолжалась двадцать лет. В ней они обсуждали все: от ежедневных дел до последних сплетен света. Ни одна прожилка общества не ускользнула от их наблюдений. Не будучи образцом поведения сама, леди Лондондерри порой очень ядовито осуждала неудачливых дам своего круга. Ее желчное перо задело и миссис Каролину Нортон, чей муж привлек к ответственности тогдашнего премьер-министра лорда Мельбурна (чей пост Дизраэли вскоре занял), узнав о связи с ним своей жены. Обиженный муж потребовал забрать у изменницы детей и конфисковать все до последнего пенни из денег, изначально принадлежавших ей. Это дело, закончившееся не в пользу миссис Нортон, вскоре повлияло на некоторое улучшение в правах на собственность для замужних женщин. Но в глазах леди Лондондерри несчастная женщина скорее заслуживала презрения и насмешки, чем симпатии.

Дизраэли довольно часто обращался за советами к своей наставнице и часто был приглашаем в ее коттедж в Ричмонде. «Это самый симпатичный, маленький домик на свете, скорее павильон, чем вилла, весь увитый зелеными растениями, внутри – везде белый ситец и зеркала. Земля вокруг него очень богатая, ее много, и протекает Темза. Ужин был превосходный, но без серебряных блюд. Фарфор прекрасен, как и сама зала с букетами для каждого гостя и пятью большими пирамидами с розами вдоль стола».

Переписка между Фрэнсис и Дизраэли продолжалась и после смерти ее мужа, когда она, как и другие матери, проявляла сильное беспокойство о своих сыновьях, ушедших на Крымскую войну.

Полная энергии, но не имевшая возможности помочь войскам, она занялась собственным поместьем. Когда Д израэли посетил Фрэнсис, он написал: «Это потрясающее место с потрясающей хозяйкой! Там в огромном парке с оленями у нее находится дворец. Там же в лесу дорожки для верховой езды и все возможности для прекрасной охоты. Однако она предпочитает жить на берегу океана, окруженная ее многочисленными колли, не перестающим работать телеграфом, ее железными дорогами, несколькими пароходами и четырьмя тысячами мужчин на ее фабрике под ее контролем. Однажды, приехав туда, она обедала со всеми 4000 рабочих. У нее даже есть собственный порт с каменным зданием конторы на берегу, где реет ее флаг». Как генерал – командующий армией, Фрэнсис Энн раздавала приказы. Она обожала общество мужчин, и они отвечали ей взаимностью. Леди Лондондерри была наделена тремя необходимыми качествами: родословной, богатством и необычайной энергией.

Английским обществом управляли такие влиятельные леди, как она. Однако не у всех викторианских леди была такая насыщенная жизнь. Те, у кого не хватало денег, страдали от постоянной нужды, а те, у кого они были, – от постоянной скуки.

Неравное отношение к мужчинам и женщинам наблюдалось практически во всех странах. В Европе при переписи населения не учитывались лица женского пола, а в России, например, дополнительные наделы земли выделялись только при рождении сыновей. При появлении на свет девочек, независимо от количества ртов в семье, границы земельного участка оставались теми же. При выборах в парламент или Государственную думу учитывались только мужские голоса. На заседаниях дамам разрешалось присутствие в виде исключения и лишь в качестве зрителей. Причем обсуждения практически приравнивались к священнодействиям в мечетях, поскольку и там и там представительницы слабого пола сидели на балконе, невидимые для присутствовавших мужчин. Женская прислуга, на чьи плечи ложилась основная тяжесть работы по дому, останавливаясь на минуту, чтобы передохнуть и вытереть пот со лба, часто наблюдала праздных мужчин: то спящих на соломе конюхов, то игравших друг с другом на деньги лакеев, то вечно перекуривавших истопников. При этом жалованье служанок было ниже, чем слуг. Работницы у станка за ту же работу, которую выполняли мужчины, получали в три раза меньше денег. Именно женщины на спичечных фабриках были первыми, кто начал отстаивать свои права на производстве, борясь против очень низкой заработной платы и чудовищных условий труда. Дочери обедневших аристократов, чтобы прокормить себя и близких, порой нанимались на работу гувернантками в богатые дома. Разбогатевшие предприниматели, не получив достойного воспитания сами, охотно брали на работу бедных аристократок, чтобы те учили манерам их детей. Это был нелегкий хлеб. Как мы уже говорили выше, прислуга ненавидела гувернанток Хозяева, подчас сами не умевшие держать себя в обществе, также искали случая, чтобы унизить рафинированных барышень, подозревая, что те смотрят на них свысока и подмечают все их промахи. Ситуации, подобные описанной в любимой книге XIX века «Джен Эйр», когда бедная гувернантка была оценена по заслугам, а богатый наниматель разглядел под скромным нарядом ее золотое сердце и женился на ней, случались очень редко.

Женщины хотели, чтобы их допустили в сферы профессиональной жизни, такие как наука, юриспруденция, литература и так далее, ведь, чтобы напечатать свои книги, они были вынуждены брать мужские псевдонимы. На конец XIX века приходится основание феминистского движения и начало борьбы женщин за свои права. В это время часто можно было увидеть на улицах крупных городов демонстрации из решительно шагавших дам, несших крупные плакаты «Равноправие!», «Места в парламенте – для женщин!», «Выборы – для женщин!», где между шляпками разных цветов и фасонов проглядывали первые стриженые женские головки.

Конечно, большое влияние на женское движение оказала Французская революция, произошедшая в 1848 году, после которой дамы стали восприниматься как товарищи по оружию. Первая мировая война, когда женщинам пришлось заменить мужчин не только в доме, но и во всех сферах жизни и производства, показала их способность решать многие проблемы не хуже мужчин, а иногда и лучше. Достигнув многого в политической жизни, дома тем не менее дамам то и дело приходилось сталкиваться с мужским диктатом. Подобное отношение сохранялось до шестидесятых годов XX века. Во многих домах, прежде чем зажечь камин, жена смотрела на мужа, спрашивая взглядом его разрешения. Однако там, где мужчина брал силою, женщина обходила его ласкою! Так делали умные жены во все времена, показывая внешне для всех, что главные решения в доме принимаются главой семьи, в то же время настаивали на своем. Победить мужчину силой нельзя! Напролом – только лоб расшибить! В обход, милые! Всегда в обход!