Пояс и шлем

ПРОЛОГ

Мириады звезд, разбросанных щедрой рукой Юпитера, дарили свой мерцающий свет холмам и равнинам южной Галлии. Мириады костров с трех сторон окружали небольшой клочок земли. С четвертой было море. Армия Цезаря осадила крепость Массалию.

Цезарь не собирался скрывать свои силы. Напротив, он надеялся устрашить обитателей непокорной крепости и взять ее малой кровью. Но видно, без штурма не обойтись. Ибо запасы продовольствия в армии на исходе, а впереди — далекий путь. Легионы спешат на Пиренейский полуостров, дабы еще до осени нанести решающее поражение войскам Гнея Помпея.

У одного из костров перед палаткой тихо беседовали два воина.

— Клянусь Сатурналиями, завтра мы возьмем Массалию! И славно же попируют храбрые римские солдаты на развалинах крепости! Хвала великому Цезарю, у нас будет много еды, много вина и женщин.

— Да, много побед у Цезаря позади, но главные еще перед ним. После продажных консулов не останется у него врагов… Великое будущее ждет Рим, богатство и слава, надеюсь, найдут каждого из нас.

— Рим и теперь велик, мой Теренций. Сколько варваров разных национальностей служат теперь метрополии, посчитай-ка! Армия Цезаря непобедима с такими солдатами. Не все они хорошо знают латынь, но все храбры, сильны и выносливы.

— Ну уж и все… Взять хоть давешних греческих молокососов! Откуда они только свалились… Какие же это воины?! Наверняка сбежали из дома — поглядеть на войну. А как разряжены, расфуфырены! Я, римский солдат, за двадцать лет безупречной службы не накопил денег на такое оружие… А их щиты! А их необыкновенные шлемы! Есть ли еще хоть один такой же у кого-нибудь из легионеров?

— Ты напрасно завидуешь мальчишкам…

— Ерунда! Я не завидую им. Но кое-что я придумал. Они хотели поближе взглянуть на войну? Что же, я заставлю их посмотреть прямо в черные зрачки смерти!

…Утром когорты Цезаря, сомкнув щиты, двинулись на штурм. Тучи стрел и дротиков повисли в воздухе, камни из пращей летели в легионеров, казалось, отовсюду.

Два юных грека, братья-близнецы, выделялись среди легионеров богатой амуницией. Почти мальчишки, они заметно робели и старались держаться в задних рядах. Внезапно тот, кого звали Теренцием, схватил стоящего с ним рядом грека за руку и, преодолевая сопротивление юноши, потащил вперед. Брат его оказался отделенным от этой странной пары несколькими рядами атакующих. Так же, как и соседи, он заслонялся от стрел длинным — до колен — щитом и почти не видел происходящего вокруг. Вынужденная разлука поначалу не очень взволновала его: золотистый шлем брата был заметен и издалека…

Но вот что-то заставило того из братьев, что остался сзади, поднять глаза. Увиденное ошеломило его. На вершине крепостной стены осажденные приготовились столкнуть вниз исполинский валун, непонятно каким образом взгроможденный на стену. А брат уже почти подошел к ней!

Предостерегающий крик юного грека потонул в шуме битвы, ее стонах и хрипах. Валун отделился от стены… Тот из братьев, что был сзади, мгновенно перебросил щит из правой руки в левую и на какую-то секунду открылся. Этого оказалось достаточно…

Невесть откуда взявшаяся стрела пропела в воздухе смертельную песню и вонзилась ему в незащищенное горло. Юноша, как подкошенный, рухнул на траву. И одновременно с этим на головы осаждавших обрушился многотонный камень. Раздался вопль ужаса. Земля содрогнулась.

Превозмогая себя, смертельно раненный грек подтянул правую руку к шлему и судорожным движением коснулся его. Багровая пелена перед его глазами сменилась чернотой…

Он умер одновременно с братом.

Но был похоронен значительно позже…

ГЛАВА 1

26 апреля 21… года ровно в 20:35 СГВ я поверил в судьбу…

Немного предыстории. После двух сумасшедших суток на Ипполите нас крепко взяли в оборот ребята Гимараеша и К°. Систему Гектора намертво закрыли от прессы и энтузиастов, объявив зоной Контакта. Нас разделили: Чивилиса, Сайто и их кристаллограммы, записанные в Лабиринте Странников, сразу куда-то увезли. Меня мучили в исследовательском центре Калифорнийского университета. День и ночь напролет строгие дяди в белых халатах ментоскопировали, допрашивали под гипнозом и без, вытягивали мельчайшие детали… Шесть дней непрерывных страданий — день отдыха.

На втором этапе подключились космоархеологи, ксенопсихологи, астрофизики, планетологи и еще непонятно кто… И снова — беседы, ментограммы, гипноз, гипноз, ментограммы, беседы…

Это продолжалось с месяц. Потом меня отпустили, строго-настрого предупредив о необходимости держать язык за зубами. Я выслушал и уполз зализывать раны домой в Мэриленд. А через день меня разыскал представитель «ТрансЮпитера». Пропустив мимо ушей многозначительные жалобы на «Галактических серых кардиналов», он вежливо сообщил, что г-н Ривера собирался-таки выполнить свое обещание и выплатить мне денежное вознаграждение за помощь СГБ.[6]

Но к его величайшему сожалению сумма, планируемая на ремонт «Северина», так неосторожно разбитого мною на Ипполите, превосходит сумму, ассигнованную на премирование. Узнав об этом, я про себя пожелал г-ну Ривере совершить хоть одну посадку на Ипполиту. По возможности, на казенном звездолете. И чем он будет дороже, тем лучше… Вслух же я только поблагодарил визитера за посещение и собирался закрыть за ним дверь. Но меня ожидал приятный сюрприз.

Закончив первую часть своего сообщения, гость перешел ко второй. Она состояла в процедуре вручения узкого голубого конверта и словах:

— А это вам от компании «Галактические россыпи». Я очень удивился, поскольку похоронил мысль о подобном жесте еще над Ипполитой, после рассказа Сайто и Чивилиса. Оказалось, напрасно похоронил. Дело в том, что доктор не собирался брать с собой на Ретрансляционное Кольцо контейнер с ридолитом. Поэтому расследование Голдина, который шел по неправильному пути, но, как выяснилось, нигде, ничем и никому не навредил, сберегло «Россыпям» несколько миллионов…

Сам Голдин кроме такого же конверта (его преподнесли всем участникам событий на Ипполите и родителям Уве Штрайха) получил еще и солидное повышение в Комитете по Контактам: он стал заместителем директора Департамента. Проводив дорогого гостя и мысленно пообещав помолиться за Грега в ближайшее же воскресенье, я вскрыл конверт.

Щедрость «Россыпей» превзошла мои самые смелые ожидания. Убедившись, что все это не сон, я стал строить планы на будущее.

Прежде всего, содержимое конверта позволяло провести прямую атаку на некую прелестную брюнетку (я, кажется, уже сообщал, что прелестные брюнетки — моя слабость). Звали ее Элен, и зарабатывала она свой хлеб на гиперлайнерах высшего класса, подавая разным тюфякам и их спутницам виски, кока-колу и минеральную воду. Я самонадеянно посчитал, что если разлучить Элен с ее тюфяками, то об этом пожалеют только сами тюфяки. И еще раз убедился, что ни черта не смыслю в женской психологии.

Ничуть не бывало: мне очень твердо заявили, что все эти тюфяки «поинтереснее некоторых нахалов»… Получив столь решительный отказ, я пересчитал оставшиеся после неудачного штурма наличные (а на подготовку этой баталии затрачено было немало) и пришел к выводу, что чем дальше я отныне буду от гиперлайнеров и всего, что с ними связано, тем лучше. И для меня, и для гиперлайнеров с их начинкой…

Из этого вывода плавно вытекал следующий: чтобы убраться от гиперлайнеров подальше, нужно иметь средство передвижения. Последнее положение уже вплотную подводило к дверям г-на Риверы, которому и было предложено продать мой верный «Северин». Естественно, до ремонта и с зачетом обещанного мне награждения.

Подсчитав все «за» и «против», г-н Ривера согласился, причем запросил вполне приемлемую сумму. Конечно, если бы я захотел вернуть «Северин» и то состояние, в каком он был до 15 мая, ничего бы не вышло. Легче было купить новый «грузовик». Но я заранее рассчитал, что если избавиться от одних ненужных узлов и не тратить деньги на ремонт и восстановление других, то «Северин» станет вполне приличным разведочным звездолетом. А большего мне и не нужно…

Еще через две недели я принял на Титане своего старого «коня» и на три месяца ушел в каботаж к Дженнифер-4. Потом был марранский кризис, потом я с какой-то дрянью почти два месяца валялся в этом дурацком карантинном госпитале на Венере… Потом был еще один каботаж, уже совсем близко от Земли… Я давно потерял из виду Голдина и только изредка вспоминал наше с ним неудачное расследование.

В общем, со времени событий в системе Гектора прошел почти год… Я валялся на неразобранной постели в одном из второразрядных каирских отелей. Как говорили три века назад об офицерах, я был «до синевы выбрит и слегка пьян». До синевы выбрит, поскольку только что вылез из ионного душа, а слегка пьян после встречи со знакомыми ребятами из Свободного Поиска.

Холодный душ помог немного прийти в себя. Теперь я с удовольствием вспоминал вчерашний вечер. Все поисковики, особенно Виктор Пак и тот второй, имени которого я сейчас уже не мог вспомнить, старательно уговаривали взять патент космогеолога. Аргументов, правда, я тоже не запомнил, но их вполне заменяло сладостное видение одного узкого голубого конверта. Его содержимое выглядело весьма убедительно даже для моей начинающей проясняться головы.

Зафиксировав с некоторым трудом последнюю мысль, я запросил Информаторий о сегодняшних передачах Мирового Интравидения. Меня интересовало все, что хоть как-то касалось космогеологии. Ответ гласил: Аделаида (Австралия). 18:00 СГВ. Лекция Рене Кантоны. Канал 184 АР.

Так я попал на эту лекцию.

ГЛАВА 2

Разумеется, я о нем слышал. Кантона был сенсацией последней недели. Его наперебой приглашали выступить различные фонды, клубы и университеты. По словам Теда Симпсона из «Уорлд Ньюс», «Россыпи» и их конкуренты предлагали Кантоне невероятные суммы за участие в разработках на открытой им Тефисе. Но тот пока отмалчивался, пытаясь, очевидно, накопить деньги на собственный бизнес. Что ж, у него еще было в запасе три месяца. А пока он ковал самое горячее железо в самом большом конференц-зале Аделаиды…

Открытие Кантоны действительно было сенсационным. Уже сама по себе находка планеты земного типа с атмосферой, практически не требующей дополнительных работ по уничтожению неизвестных видов бактерий, радикальному изменению состава или хотя бы увеличению доли кислорода, то есть планеты, пригодной к немедленному заселению, сулила ему неслыханные дивиденды, а человечеству — новую перспективную колонию.

Но главное было в другом. Все-таки землеподобные планеты находят достаточно регулярно, где-то раз в десять лет. Главное было в том, что на этой планете среди двух огромных океанов — водного и растительного — Кантона обнаружил… средневековое герцогство! Самое настоящее земное герцогство, населенное самыми настоящими земными людьми!

Когда у Кантоны исчезли в этом последние сомнения (а это произошло очень скоро), он понял, что прочно входит в историю, и решил назвать планету Тефисой — по имени мифической дочери Геи — Земли. Благо, аборигены планету никак не называли. Им вообще было не до того…

Когда Кантона при первой же встрече с аборигенами задал им на космолингве естественный вопрос: как они называют свою страну, тефисийцы ответили своим вопросом. И вопрос этот на языке, определенном киберпереводчиком, как смесь староанглийского, старофранцузского и староитальянского, звучал примерно так:

— Оставь эти шутки. Ответь нам, пришедший с неба, служишь ли ты врагу нашему — Демону Зла — и тогда явился вестником беды, или же ты — слуга Господа нашего Иисуса — и сумеешь вылечить наследника престола?

После такого вступления Кантона, решавший про себя, кто же сошел с ума: он или киберпереводчик, вынужден был последовать за аборигенами во дворец великого герцога Александра XXXIV (как оказалось впоследствии, вступая на престол, каждый правитель герцогства Доригиан принимал это имя).

Объяснив всем, что он уж, во всяком случае, не является слугой каких бы то ни было Демонов, Кантона, как и любой космогеолог-поисковик, обладавший элементарными медицинскими знаниями и неплохой лабораторией на корабле, принялся лечить молодого красавца принца Андрэ. Портативный диагностер определил отравление ядом растительного происхождения, синтезатор изготовил простейшее противоядие, и через три дня парень был на ногах.

Несмотря на всю ответственность положения, которую Кантона ощущал в буквальном смысле кожей (копье стражника во избежание недоразумений при лечении постоянно упиралось в спину космогеолога), он сумел взять у принца и пронести на корабль образцы крови и тканей. Увиденный под микроскопом полный набор человеческих хромосом и заставил Кантону дать планете вышеупомянутое имя.

Счастливый венценосный отец предложил космогеологу лучшего коня из своих конюшен (от которого тот вежливо отказался, предпочтя флаер), провожатых и позволил осмотреть герцогство. Оно оказалось не слишком большим — около тридцати тысяч квадратных километров виноградников и пашни среди доисторической растительности. По оценкам Кантоны здесь проживало 200–250 тысяч доригианцев. У герцога Александра насчитывалось более ста вассалов, живших в собственных замках. Замки эти, разбросанные как вокруг герцогского, так и по всей стране, окружали две, три, а то и пять деревень. Но город на планете был только один.

Из беседы с герцогом, весьма просвещенным и образованным вельможей, Кантона выяснил, что Доригиан никогда не имел и не имеет соседей, что монархия здесь носит абсолютный характер, что герцогу помогает кабинет министров, что религия на планете весьма напоминает католическую, и что с огнестрельным оружием доригианцы пока не знакомы. Все это навело озадаченного космогеолога на единственно верное решение: здесь должны работать более серьезные специалисты, чем он, владеющий лишь навыками первичного контакта. Вот почему Кантона, кое-как объяснив герцогу, что доригианцы и его народ — братья, некогда разлученные Господом или его слугами, и что знакомство с Землей сулит Доригиану прогресс и процветание, отбыл с планеты. С собой он увез массу интересных видеоматериалов.

И сейчас, лежа в задних рядах с отключенным контактером и наблюдая гогеновские пейзажи Тефисы, я невольно завидовал Кантоне. Визограммы были прекрасного качества, краски ментограмм — ярки и чисты, лица и наряды тефисийских дам впечатляли… Да, лакомый кусочек отломился Кантоне! Тем больше резонов у меня последовать его примеру…

С этими мыслями я вернулся из Австралии в свой отель и обнаружил в ящике пневмопочты карточку с четырьмя четко напечатанными словами: «Срочно позвони мне. Голдин». Внизу — номер. Код был манхэттенский.

Недоумевая, я набрал его, и на экране возникло знакомое лицо Голдина. Его глубоко посаженные карие глаза засветились радостью, и я с удивлением почувствовал, что мои чуть-чуть увлажнились. Отнеся это на счет выходящего из организма алкоголя, я поздоровался с Грегом и услышал в ответ:

— Очень рад тебя снова видеть, Дон. Ты сейчас, как мне сказали, на вольных хлебах. Не хочешь ли опять поработать вместе?

Я кивнул. Вместе с Грегом, уже принесшим мне однажды удачу, — что может быть лучше!

— Отлично, — улыбнулся Грег. — Ты слышал что-нибудь об открытии Рене Кантона?

ГЛАВА 3

На часах было 20:35. Я понял, что это судьба, и поверил в нее. К тому же открывалась отличная возможность разыграть Голдина.

— Я, между прочим, только что с его лекции в Аделаиде. Решил подготовиться к заданию.

— Откуда ты знаешь о нашем задании? — насторожился Грег. — Я сам лишь три часа назад подумал о тебе…

— Мне уже сказали.

— Кто? — как всегда удивительно легко «купился» Голдин.

Я закатил глаза.

— Странно, — медленно закипая, пробормотал Голдин. — Что же они со мной-то в прятки играют? Я тут поднял на ноги Информаторий, разыскиваю тебя по всей Галактике, а они… Молчком, молчком — и уже успели… Нет, сегодня же я все выскажу Клейнеру… Такими методами пусть работают у себя в канцелярии! А здесь — Контакт, серьезное дело, здесь нельзя интриговать в своей команде…

Таким я его никогда не видел! Красный от злости (он вообще легко краснел), взъерошенный, со сжатыми кулаками, Голдин напоминал — да простит он мне это сравнение — индюка после доброго пинка! Я уже жалел, что ввязался в эту дурацкую шутку. Тем более что Грег упомянул о Клейнере. А это имя рождало в моем уже почти трезвом мозгу лишь одну ассоциацию. Причем достаточно серьезную, чтобы я решил закончить комедию. Шутка явно не получилась.

— Прости, дружище, и не сердись. Я и в самом деле был сегодня на лекции Кантоны, но это всего лишь совпадение. Ни о каком задании мне никто ничего не говорил.

Грег моментально остыл.

— Здорово ты меня… Надо же… Ну конечно, совпадение… Именно совпадение! Тем лучше, не надо долго вводить в курс дела.

— Какого дела?

Грег почесал затылок.

— В общем-то, рассказывать будет мистер М'Боу… Сейчас я могу только сказать, что через два часа ты должен быть в Юниполисе, квартал Е, блок 117. В вестибюле назовешь кибершвейцару свое имя, и он объяснит, как найти меня, М'Боу и остальных.

— Значит, будут и остальные?

— Будут. — Грег посмотрел на часы. — В 23:00 я тебя жду.

— Юниполис, квартал Е, блок 117, швейцар, в 23:00. Все точно?

— Абсолютно. До вечера.

Экран погас, и я, сделав запрос в Информаторий, вскочил с кровати. Блок Е-117 в Юниполисе действительно занимала Служба Галактической Безопасности.

Услышав мою фамилию, кибершвейцар показал на лифт:

— Восьмой этаж, комната 842, вас уже ждут, сэр.

В большой светлой комнате было пять кресел, расставленных полукругом, столик с прохладительными напитками и пульт ментовизора. Четыре кресла были уже заняты, мне предназначалось крайнее справа. Рядом сидел Голдин. С центрального встал высокий подтянутый негр в белом костюме.

— Вы пунктуальны, мистер Моррис. Спасибо, что откликнулись на нашу просьбу. Давайте для начала познакомимся друг с другом. Я — Винсент М'Боу. Представляю на нашей встрече СГБ.

Следом представились мы с Грегом. Затем настал черед того, кто сидел за мистером М'Боу: живой, смуглый брюнет оказался аргентинцем. Хорхе Эррера, как выяснилось, имел немало публикаций в научных изданиях по вопросам истории, социологии, общественной психологии.

Последним, не вставая с кресла, назвался худощавый остроносый блондин:

— Олег Сергеев. Московский университет. Доктор медицины и биологии.

Мы пожали друг другу руки, выпили за знакомство по бокалу тоника и приготовились слушать нашего хозяина.

— Вы все здесь не случайно, — начал тот, расхаживая по комнате. — Не случайно здесь и не случайно вместе… Вы уже знаете, что направляетесь на Тефису, знаете — в общих чертах — что она собой представляет. Моя задача, таким образом, сводится к следующему: рассказать, почему выбраны именно вы, что вам предстоит там делать, и почему разговор об этих важных вещах ведется в этом здании.

Тефиса — феномен, ситуация там уникальна. В отличие от других известных нам планет на Тефисе живут не братья по разуму, а братья по крови. Предстоит не просто Контакт, предстоит плавное ускорение развития культуры и цивилизации наших братьев. Возвращение их в лоно Земли… Здесь требуется особая деликатность. Мы — Всемирный Совет — посылаем на Тефису научно-дипломатическую миссию. Вы должны будете завоевать доверие тефисийцев настолько, чтобы побудить их разорвать заколдованный круг, по которому они ходят уже несколько веков. Принять достижения Земли…

Но при этом вы не должны перешагивать грань между дипломатической игрой и вмешательством в их дела. И еще мы боимся испугать их, подавить своей силой, мощью, оттолкнуть от себя. Поэтому ваша миссия так малочисленна. Необходимо всячески щадить их гордость… Словом, у вас очень сложная задача, господа…

Нам показалось, что господа Эррера и Сергеев по складу характера, кругу интересов и другим параметрам наилучшим образом подходят для работы в столь непростой обстановке. Господин Голдин, с другой стороны, уже проявил себя в неординарной ситуации, вышел из нее с честью. По его отзывам, блестяще проявил себя тогда же и господин Моррис…

Я украдкой взглянул на безмятежного Грега и почувствовал, что краснею.

М'Боу на минуту присел в кресло, но потом опять вскочил.

— Но это еще не все. Вы никогда не задумывались о другой стороне тефисийского феномена? Планету населяют люди, неведомо как попавшие туда. Их земные корни не вызывают сомнений. Можно было бы, к примеру, говорить о возможности совпадений, если б там нашлись хоть какие-то следы развития цивилизации. Но их нет! Там же только нет никаких — слышите, совершенно никаких! — следов становления нынешнего общества, там нет даже своих, тефисийских млекопитающих! Только домашние животные да несколько видов хищников и птиц, и только на территории Доригиана.

На остальной планете по земным меркам еще девон! И вдруг — срез, скол, фрагмент человеческой культуры… Почему, откуда?

Все, чем мы сейчас располагаем, наводит на одну мысль, подсказывает лишь один ответ. Разумеется, если исключить диванные умопостроения… То, что мы наблюдаем на Тефисе, есть результат эксперимента тысячелетней давности. Герцогство Доригиан — это модель! Кто-то попытался смоделировать развитие человеческого общества в определенных условиях. Этот «кто-то», по-видимому, неплохо изучил физиологию человека, но не смог разобраться в его социологии…

М'Боу перевел дух и продолжил:

— Итак, не представляя себе, как развивается общество на Земле, неведомый экспериментатор, «отбросив» ряд не очень существенных — по его мнению — деталей и факторов, создал модель. Мы, естественно, ничего не знаем о целях подобного эксперимента, о задачах, которые он решает. Нам неизвестно, почему он проводится так, а не иначе. Но главное, мы понятия не имеем, кто его начал и, не исключено, продолжает следить за его ходом. А насколько это необходимо знать, думаю, никому дополнительно разъяснять не надо. Эксперименты над человеческим обществом — вещь опасная! И именно поэтому я беседую с вами здесь, в СГБ.

Я хочу еще раз подчеркнуть, чтобы ни у кого из вас не оставалось сомнений: создавая тефисийскую модель, кто-то изучает нас! Именно поэтому мы — с согласия Всемирного Совета — пригласили вас сюда. Кто знает, с чем вам придется столкнуться на Тефисе? Ведь до сих пор мы ни разу не встречались лицом к лицу с более развитыми, чем наша, цивилизациями. Хотя знаем, что они существовали и могут существовать и сегодня.

Вот и все, что я хотел сейчас сказать вам, господа. Остальное расскажет мистер Голдин. Однажды он уже выполнял наше задание. Мы надеемся, что в роли главы земной миссии он не только справится с дипломатическими трудностями, но и поможет нам разгадать и эту загадку… Разрешите пожелать всем вам удачи!

Мы остались одни. Недолгое молчание нарушил Эррера:

— Все-таки интересно, почему в составе научно-дипломатической миссии нет ни одного профессионального дипломата? Ведь вы, сеньор Голдин, скорее, научный работник? Я знаком с некоторыми вашими работами и высоко ценю их, но ведь вы же не дипломат?

— Спасибо, — улыбнулся Голдин. — Вы правы. Я тоже удивился этому. Я сказал им: послушайте, это очень странно. Мистер Эррера будет полезен миссии, как историк и социолог, мистер Сергеев — как врач, хотя, чем меньше будет у него работы, тем лучше. Мистер Моррис станет выполнять обязанности пилота и инженера. Но я-то всего лишь специалист по неолитическим цивилизациям. Какой из меня дипломат? Но мне объяснили, что во Всемирном Совете победила следующая точка зрения: даже лучший из дипломатов на другой планете — всегда остается, прежде всего, дипломатом. То есть в любой ситуации хочет извлечь из обстановки пользу для Земли. А в нашем случае необходимо выбросить из головы любые мысли о выгоде для землян. Ведь это наши младшие, да еще смертельно больные братья! И нужно как можно скорее решить задачу интегрирования тефисийцев в земную культуру. Как можно скорее!

— Позвольте, — осторожно возразил врач, молчавший до этого момента, — я внимательно смотрел лекцию и думаю, что с эпитетом «смертельно больные» вы несколько погорячились… И вообще… Я, конечно, не специалист, но господин М'Боу здесь употребил слово «постепенно»… А он как раз специалист… Словом, мне кажется, что, торопясь, можно только навредить нашему делу.

Я был с ним согласен. Эррера тоже кивнул.

— Мы не будем торопиться, но будем спешить, — настаивал Голдин. — В этом деле, как мне представляется, фактор времени стоит на одном из первых мест.

— Не понимаю, — сказал аргентинец, — причем тут фактор времени? Важны постепенность и осмотрительность. Надо пройти ряд определенных стадий…

— Скажите, — повернулся к нему Голдин, — это ведь ваша социологическая группа определила, что развитие общества на Тефисе зашло в тупик? Не так ли?

— Так, — подтвердил Эррера. — Они уже лет четыреста топчутся на одном месте.

— Ну вот, — сказал Голдин. — Значит, если принять гипотезу об эксперименте, то модель явно не удалась… А теперь вы, доктор Сергеев, как ученый-экспериментатор, ответьте на простой вопрос: что обычно делает исследователь с неудачной моделью?

Москвич вздрогнул и тихо произнес:

— Он ее уничтожает!

ГЛАВА 4

Несколько минут мы потрясенно молчали. Затем Эррера, потеребив свои опереточные усики, выразил общее желание:

— Очевидно, вы знаете больше нас, сеньор Голдин. Поделитесь же хотя бы тем, что имеете право рассказывать.

— Вы неправильно поняли меня, — удивился Голдин. — Я знаю ровно столько, сколько и вы. Видел те же материалы, что и вы, тоже сегодня побывал на лекции Кантоны и, к сожалению, тоже не успел с ним побеседовать…

— Это, вероятно, легко поправить, — сказал я.

— Увы, — развел руками Грег. — Три дня назад Кантона ушел в свободный поиск.

— А как же сегодняшняя лекция в Аделаиде?

— Запись. Это была его последняя запись перед отлетом. Впрочем, не думаю, что беседа с ним многое бы дала. Есть ментограммы, это надежнее всего… Так что мне известно ровно столько же. Разница лишь в том, что все вы узнали о своем назначении сегодня, а я — вчера. У меня было время по-новому взглянуть на все, что мы узнали о Тефисе…

— И к каким же выводам вы пришли? — спросил Эррера.

— Мы сейчас вместе сделаем выводы. Скажите, Хорхе, как вы определили, что тефисийцы зашли в своем развитии в тупик?

— Видите ли, можно с уверенностью утверждать, что исходной точкой была европейская цивилизация XII–XIII веков. Прошло около тысячи лет. И ни одного революционного открытия! Они до сих пор не знают пороха! Ни о каких попытках поднять ремесло до уровня промышленности нет и речи. И это при том, что на территории герцогства есть залежи руд почти всей таблицы Менделеева. Зато любые усовершенствования, какие только возможны, сделаны, и уже давно…

— Тогда неизбежно должна начаться деградация, — пожал я плечами.

— В том-то и дело, что должна, но не начинается! — воскликнул Эррера. — То ли не растут население и потребности, хотя в это трудно поверить, то ли есть какой-либо стабилизирующий фактор… Доригиан отнюдь не похож на больной мир!

— Еще один довод в пользу гипотезы «Эксперимент», — произнес Сергеев. — А вот и следующий: в атмосфере и в почве Кантона обнаружил только 17 видов неизвестных микроорганизмов, причем все они безвредны. Планета кем-то основательно «почищена». В Доригианене знают, что такое «эпидемия», Кантона не обнаружил в анализах ни одного возбудителя инфекционных заболеваний. А мы на Земле сумели избавиться от них всего лишь семьдесят лет назад…

— Полагаю, нам нужно сейчас сосредоточиться на другом, — сказал Голдин. — Дискуссия о тефисийском феномене исчерпала себя, и продолжить ее имеет смысл теперь уже только на самой Тефисе. Нам явно не хватает новых знаний, фактов. Давайте подумаем лучше о том, с чего начинать нашу миссию.

— Может, их стоит удивить, — предложил я. — Все взаимоотношения с туземцами в истории начинались с того, что европейцы их удивляли.

— Чем вы их удивите? — спросил Сергеев, вставая с кресла. Пока он сидел, я и не догадывался, что он почти на голову выше меня. — Флаер они уже видели. Свои ментограммы[7] Кантона им показывал, так что и Землю они, можно сказать, знают.

— Так то ментограммы… А мы устроим какую-нибудь демонстрацию нашего могущества здесь, на Тефисе.

— Вариант «Янки при дворе короля Артура»? — оживился историк. — Ни в коем случае! Это только оттолкнет от нас аристократию и испугает простых тефисийцев. Следует начинать с чего-то близкого им, показать, что они, некогда разлученные с нами, могут снова обрести родину… Надо всячески подчеркивать нашу общность!

— Близкой им темой могут стать более совершенные орудия труда.

— Это не будет интересно основной массе зрителей первого представления — дворянству. Да и внедрять их нужно постепенно, начиная с самых знающих и рачительных хозяев, — ответил мне Эррера.

— Да, это не подходит, — согласился и Голдин. — Но есть другое предложение: мистер М'Боу высказал тут любопытную мысль. Поскольку начинать нам придется «сверху» — с дворянства и герцогской семьи — имеет смысл как можно быстрее познакомить их с основными вехами истории Земли. Учитывая личность герцога, любознательность и способность воспринимать новое принца Андрэ, можно предложить им, к примеру, небольшую историческую экспозицию.

— Тогда уже не предложить, а поднести в дар от Правительства и народов Земли, — подхватил Хорхе. — Для будущего тефисийского музея истории. При большом скоплении народа. И ясно выразить наше желание заключить союз!

Идея понравилась всем.

— Это необходимо сделать на первом же приеме по поводу вручения наших верительных грамот, кажется, так это называется, — сказал Сергеев. — Предложить им нашими силами за день или два подготовить и открыть экспозицию, которую смог бы посетить любой желающий.

— Послушайте, а ведь они не знают собственной истории, — снова вступил в беседу историк. — Я имею в виду не их собственную историю на Тефисе, а историю развития Земли до XII века. Они появились на планете тысячу лет назад и давно забыли, что существовали Греция и Рим, Вавилон и Египет, Китай и Индия… Интересно, кстати, во что трансформировалась идея крестовых походов… Впрочем, я о другом. Давайте упор в экспозиции сделаем на античность. Поменьше техники и побольше искусства: Античность, древний Восток, культура индейцев. Ведь Земля для них пока еще — нечто очень далекое, а значит, и единое в своей неясности… Давайте же покажем, что у единой Земли очень разное прошлое, разные пути к прогрессу, что наша культура — суть синтез самых разных культур…

— Кстати, с этой точки зрения хорошо бы им показать представителей всех земных рас, — заметил врач. — Жаль, что господина М'Боу не будет с нами.

— Ничего, — сказал Голдин. — Это мы еще успеем сделать. А саму идею подобной направленности экспозиции я приветствую.

— Я, пожалуй, возьмусь за комплектование экспозиции и с благодарностью приму любую помощь, — заявил Эррера.

— Боюсь, что мы не сможем предложить ее вам в полном объеме, — улыбнулся Грег. — У всех вас, полагаю, будет очень мало свободного времени перед отлетом.

— Ну что же, придется рассчитывать только на свои силы. А когда мы стартуем?

— Завтра, — сказал Грег. Потом поглядел на часы и добавил: — Простите, уже сегодня. Через 18 часов.

ГЛАВА 5

Следующие несколько часов пронеслись как один миг.

Аргентинец, составив план экспозиции, мотался с полномочиями Всемирного Совета по запасникам лучших музеев Земли. Сергеев комплектовал лабораторию «Тристана», гиперлайнера первого класса, который должен был стать нашей базой на орбите вокруг Тефисы. А я приводил в порядок «Северин», на коем мне предстояло доставить миссию на планету. Идея иметь два гиперкорабля принадлежала Голдину, а сам он все оставшиеся до старта часы провел в уже знакомом нам блоке Е-117 в Юниполисе.

Наконец, накрепко пришвартовав «Северин» к «Тристану», мы стартовали на Тефису. До нее было двенадцать эволюций плюс почти сутки в системе Изабеллы на маневры вокруг планеты. Весь полет должен был, таким образом, занять примерно 50 часов среднегалактического времени.

Оказалось, что это очень хорошо, потому что прибыть мы должны были ночью. Во-первых, ночная посадка испугает значительно меньше тефисийцев, а во-вторых, и это главное, именно этим утром начинались какие-то местные праздники, сути которых Грег не знал.

Хорхе и Олег оказались неплохими ребятами, мы быстро сошлись. Почти сутки все пассажиры с помощью БГИ учили тефисийский и правила средневекового придворного этикета. За 7 часов до входа в систему Изабеллы, светила Тефисы, мы уже почти свободно говорили на этом странном языке.

На орбите мы перешли в «Северин», взяли с собой все необходимое для первых контактов и в час ночи сели на Тефису.

Сутки здесь, по наблюдениям Кантоны, продолжались 26,5 земных часов, а год — около 500 земных суток. Поэтому в тефисийском календаре произошли изменения. Секунды, минуты и часы стали несколько длиннее, а в году насчитывалось 16 месяцев. Начинала и завершала год Рождественская неделя, не входившая ни в один из них.

Как и на Земле, Рождество на Тефисе было одним из главных праздников.

Этому, чрезвычайно напоминающему земной, календарю тефисийцы следовали вот уже около тысячи своих лет. По их расчетам сейчас шел 1928 год от Рождества Христова…

Итак, в час ночи, ориентируясь на сигналы мощного миниатюрного маячка, оставленного Кантоной под камнем на поляне, которая служила ему стартовой площадкой, мы совершили посадку. По-видимому, она прошла незамеченной.

Поляна находилась на вершине холма в нескольких километрах от городской стены. «Тефисийские» часы показывали 3 часа ночи.

Мы вышли из «Северина» и с удовольствием размялись на теплой росистой траве, стараясь, однако, не поднимать лишнего шума. Было душно, пели цикады, сверчки и какие-то совсем земные птицы. Вот только небо было чужое…

Размявшись и всласть надышавшись пряным тефисийским воздухом, мы вернулись на корабль, чтобы предрассветные часы посвятить нормальному сну. Спать не хотелось, но упрямый Сергеев все равно затолкал всех в койки. Он будто чувствовал, что в ближайшие дни поспать как следует никому не удастся.

ГЛАВА 6

Утром небо затянулось тучами. Духота усиливалась.

Мы с Голдиным, как и другая пара, помогли друг другу подогнать одежду и снаряжение. В него входили: портативная радиостанция в мочке уха, индивидуальная аптечка и парализующие ультразвуковые пистолеты в рукавах костюма. Никакого другого оружия Голдин брать с собой не разрешил.

Единственным средством обороны каждому в конфликтной ситуации мог служить слабенький индивидуальный генератор силового поля. Обеспечивая получасовую защиту, он питался от солнечных батарей на плечах костюма. Впрочем, этот своеобразный «панцирь», которым мы могли воспользоваться в любой момент, был способен выдержать и погасить энергию прямого попадания артиллерийского снаряда двухсотлетней давности. Что ни говорите, но такая надёжность вселяла в его обладателя уверенность и спокойствие.

Наши облачения отливали серовато-синим металлическим блеском и напоминали доспехи. На ногах была удобная упругая обувь планеторазведчиков.

Уже рассвело, когда мы снова вышли из «Северина» и расположились на поляне. Эррера остался на посту наблюдения, ему оттуда было лучше видно дорогу. Первый шаг должны были сделать тефисийцы, наверняка уже заметившие корабль. Оставалось ждать.

За городской стеной начинался густой зеленый лес, за ним высились башни герцогского замка, до которого было почти вдвое дальше, чем до города. Сам замок с холма виден не был, мешал лес. Но часть дороги, соединяющей замок и город, и ответвления, ведущие к нашему холму, пока были пустынны.

Воспользовавшись случаем, я осмотрел окрестности. Судя по карте Кантоны, замок был от нас точно на севере, город — на северо-западе. С другой стороны — на юге — блестело озеро, и высился почти такой же холм, еще дальше раскинулись пашни и виноградники. А на юго-востоке, километрах в восьми я заметил какие-то строения. Там, по описанию Кантоны, находился замок одного из вассалов герцога.

Жара усиливалась, сейчас уже было не меньше 30 в тени. До боли в глазах мы всматривались в дорогу, но тщетно. Тогда Эррера предложил вытащить из грузового отсека один флаер. Голдин после недолгого размышления согласился, и еще минут пятнадцать все мы были заняты полезным делом. Потом опять наступило безделие.

По местному времени было уже 10 утра, когда через интерком донесся возбужденный голос историка:

— Вижу группу всадников! Раз, два… четырнадцать… нет, тринадцать. Впереди двое, потом три тройки, потом еще двое. В руках одного из передних какой-то штандарт. Вооружены длинными копьями и арбалетами. Сейчас они повернут, и вы их тоже увидите.

Действительно, через несколько секунд на дороге от леса к городу в бинокль стали различимы всадники. До них было еще не менее четырех километров. Они перестроились. Впереди офицер в голубом с позолотой мундире вез яркий голубой штандарт с геральдическим львом, вставшим на задние лапы, и чем-то еще. За ним — всадник в чересчур пышном алом костюме с ярким желтым пером на широкополой шляпе. Следом кавалькада из солдат в изумрудных камзолах. Замыкал строй всадник в черном костюме.

Праздничные цвета играли на желтом полотне дороги. Только пение птиц нарушало девственную тишину Тефисы. Всадники добрались до развилки и повернули в нашу сторону.

— Минут через 5 будут здесь, — сказал Эррера. — Я выхожу.

— Пора, — согласился Голдин.

При въезде на поляну всадники рассыпались в дугу. В центре оказался офицер со штандартом и двое в мундирах, отличавшихся от камзолов солдат. Офицер спрыгнул с лошади, вонзил древко штандарта в траву, снял шляпу и опустился на одно колено. Следом за ним превосходную выучку — по крайней мере, по части этикета — продемонстрировали солдаты, повторившие маневр командира. На лошадях остались лишь двое.

Человек в черном костюме поравнялся с коленопреклоненным офицером, обнажил седую голову и негромко, но торжественно произнес:

— Великий герцог Александр и его супруга герцогиня Эрнестина приветствуют вас, посланцы Земли! Кто из вас избран старшим?

Голдин выступил вперед:

— Меня зовут Грегори Голдин. Я и мои товарищи счастливы приветствовать своих братьев здесь, в Доригиане.

— Меня зовут Альфредо Вилан. Я — первый министр великого герцога. От его имени я свидетельствую тебе, мессир Голдин, уважение и приглашаю тебя и твоих друзей во дворец.

— А от моего имени ты почему их не приглашаешь? — звучным голосом вдруг перебил говорящего его спутник. — Я-то, по-твоему, кто? Совсем обнаглели эти придворные!

Солдаты и первый министр неожиданно расхохотались. А человек в алом костюме уже другим — пронзительным — голосом заверещал:

— Всех вас повешу, негодяи! Всех казню, как только вернемся во дворец! Всех без исключения!

Мы ничего не понимали, а Вилан и солдаты хохотали все громче. Человек в алом костюме спрыгнул с лошади, и тут я увидел, что он очень мал ростом. Это был карлик. Непропорционально большая голова, огромная шляпа с поражающим воображение пером, скорее всего искусственным, — и короткое туловище, маленькие ручки, миниатюрные ноги в высоких алых сапогах.

— Не сердитесь на него, — сказал, наконец, Альфредо Вилан, вытирая выступившие на глазах слезы. — Это лишь Трикс, наш дворцовый шут. Поверьте, в его появлении здесь нет никакого оскорбления для вас. Он увязался за нами, и даже принц не мог удержать его.

— Принц?! Меня?! — снова заверещал шут. — Да этот мальчишка не смеет мне приказывать! Пусть сначала подрастет немного!

Новый взрыв хохота потряс поляну. Улыбнулись и мы.

— Хватит, Трикс, — поднял левую руку Вилан. — Довольно! Прошу тебя, мессир Голдин, ответить еще на один вопрос. Есть ли среди вас барон Рене де Кантона, личный друг их высочеств?

— Его нет с нами, но, возможно, он скоро появится.

— Жаль, — сказал Вилан. — Их высочества будут огорчены… Можете ли вы сейчас проследовать во дворец? Пока что его Величество отдыхает после охоты. В полдень начнет свою проповедь отец Роберт. Возможно, вы успеете представиться великому герцогу до нее.

— Мы готовы, — кивнул Голдин. — Мы полетим на флаере, если не возражаете…

ГЛАВА 7

Наше появление у дворца произвело настоящий фурор. Когда флаер опустился на дворцовую площадь, в толпе придворных раздались приветственные крики. Едва мы вышли из кабины, дамы стали бросать к нашим ногам цветы, сорванные любезными кавалерами тут же на многочисленных клумбах.

Я огляделся. Дворец, сложенный из желтоватого камня с белыми колоннами в средней части, представлял собою огромное здание, в плане напоминавшее подкову или букву А. Средняя часть состояла из трех высоких этажей. Большую часть обоих длинных крыльев, судя по громадным — во всю стену — окнам, занимали какие-то церемониальные помещения. По описанию Кантоны, здесь находились главные приемные залы дворца: Белый и Голубой…

Оба крыла заканчивались довольно высокими башнями. Из Голубого зала дверь вела в Башню Жизни, где находились покои семьи герцога и его личных слуг. Белый зал от Башни Смерти, напротив, отделяла глухая стена: в этой башне, куда вход вел с улицы, размещалась тюрьма его величества.

В общем, тщательное изучение ментограмм космогеолога здорово выручало нас с самого начала. Мы безошибочно узнавали главных действующих лиц этой средневековой декорации… Сразу узнали и подошедшего к нам юношу в великолепном камзоле сочного зеленого цвета и таких же штанах. Мода в Доригиане являла собой эклектическую смесь раннего и позднего Ренессанса. Правда, до париков здесь так и не додумались.

— Кажется, это Антонио, сын графа Родерика, — шепнул мне Сергеев в одно ухо.

— Это Антонио, помнишь? — шепнул Голдин в другое.

Мне шептать было некому, оставалось только кивать. Я тоже узнал этого симпатичного подростка, сопровождавшего Кантону в его путешествии по Доригиану. Антонио был сыном одного из самых знатных дворян герцогства.

Юноша вежливо обмел своей шляпой дорожку перед нами — в духе мушкетерских традиций — и церемонно представился. Мы поклонились.

— Разрешите быть вашим другом, — искренне попросил Антонио.

Мы разрешили. Я вдруг подумал, что если сейчас его примеру последуют все присутствующие, можно сообщать на Землю об успешном окончании нашей миссии. Увы, все еще было впереди… А пока нас со всех сторон рассматривали, разглядывали, оценивали и обсуждали, — разве только не пробовали на зуб, — нисколько не стесняясь нашим присутствием. Впрочем, почти никто еще не знал, что мы свободно владеем доригианским наречием.

Мы все ждали, когда же появится герцогская чета и оба принца.

— А где же ваш батюшка? — вежливо спросил юного придворного Эррера.

— Его сиятельство граф Родерик, ее сиятельство графиня Изольда и ее сиятельство виконтесса Амелия, моя единокровная сестра, будут представлены вам на аудиенции у его величества. Просто я еще не посвящён в рыцари и могу не слишком утруждать себя соблюдением этикета, — лукаво улыбнулся Антонио. Этот малый со своими приятными открытыми манерами мне положительно нравился, как и сама идея иметь подобного гида.

Мы полагали, что успели на аудиенцию, однако ошиблись. Через несколько минут по ступеням, ведущим в центральную часть дворца, в сопровождении нарядно одетых мальчиков спустился седовласый старик в черной сутане с массивным золотым крестом на груди.

— Его святейшество отец Роберт начинает службу, — тихо сказал Антонио.

— Прямо здесь? Разве мы не пойдем в какую-нибудь часовню? — удивился Хорхе.

— По большим праздникам и если нет дождя, проповедь слушают здесь, — покачал головой юноша.

Толпа раздалась, образовав в центре пустое пространство. Мы оказались прямо напротив отца Роберта, оставшегося на ступеньках дворца. Стало тихо.

— Мы собрались здесь, дети мои, — начал отец Роберт, — в тревожный час, в смутное время. Всем вам ведомо, о чем говорю. Демон, враг рода человеческого, не устает испытывать наше смирение и нашу любовь к Господу Иисусу. Так делает он это, как испытывал Святого Фредерика, память о котором жива среди нас. Поговорим же сегодня о подвиге этого святого.

Три дня будем мы с вами праздновать Подвиг Искушения Святого Фредерика. Потому что трижды подступал к скромному смотрителю герцогской библиотеки Фредерику Враг-Искуситель. В первый же день предложил он святому власть над птицами небесными и гадами морскими, над всем, что ползает по земле и под землей, над всеми зверями, что скрываются в чащах лесных.

По воле моей, говорил Демон, будешь понимать язык птиц и рыб, и всякая тварь земная будет выходить на зов твой из рощ и чащоб, едва поклянешься ты в верности мне.

И люди станут уважать тебя превыше всех других. И будешь ты удачлив в охоте и собирании плодов земных. Морская зыбь и земная твердь не помеха в путешествиях твоих. И скажут люди: вот господин наш!

Но сказал Демону святой: однажды присягнув, ежедневно присягаю я в душе своей Господу нашему. Ибо, если будет на то воля Его, стану я удачливым охотником, познаю края неведомые и без твоей помощи… Так отвечал Демону святой Фредерик в первый день, и сколько ни подступал Искуситель, не сумел разрушить твердыню духа его. Поэтому первый день празднеств посвящаем мы охоте и состязаниям стрелков, катанию на лодках и гулянию в парках, ибо по воле Господа и молитвами святых даны нам эти умения.

Во второй день испытывал Демон гордыню человеческую. Пообещал он святому Фредерику славу воинскую, доблесть рыцарскую, силу и удачу в сражениях.

Первым из рыцарей Доригиана станешь ты, говорил Искуситель. Равных тебе не будет в турнирах и потехах. Самые красивые женщины и самые храбрые мужчины признают в тебе господина и полководца… Но не сумел и на сей раз смутить Демон святого Фредерика. Отвечал святой: по воле Божьей стану я рыцарем, по воле Его останусь тем, кто стоит перед тобою. Если будет на то знамение Господне, возьмусь за меч, а пока оружие мое — фолиант, в коем мудрость вековая… Щит мой Господь избирает, Иисус в руках держит.

Понял тогда Демон, что и на этот раз побежден. Не обуяла гордыня человека, не возомнил он лишнего о себе… И в память о том второй день празднеств проводят кавалеры в рыцарских забавах на турнире, а прекрасные дамы затем встречаются с ними на балу.

Выдержал и второй день испытаний Фредерик. Но тяжела была ночь его, ибо послано было знамение ему. Знал он, что теперь известно Демону сокровенное о нем. И следующий день станет последним и самым трудным. Бессонную ночь провел святой, и бессонную ночь проводят ежегодно в дни празднеств старшие наследники древних дворянских родов на местах прегрешений предков своих. Стоят они — каждый на своем посту — с полуночи и до рассвета и сражаются с воинами Демона, посланными в наказание за грехи их рода…

Никто не знает, какое обличье примут посланцы врага рода человеческого! Драконы ли это будут, чудища или люди, похожие на вас с нами! — При этих словах рука его святейшества неожиданно описала плавный полукруг и уставилась прямо в грудь Олегу!

Наступила длительная пауза. Со всех сторон на нас смотрели дворяне — кто с ужасом, кто с недоверием, кто с откровенной враждебностью. Улыбок больше не было видно, с лиц исчезло дружеское выражение.

— Продолжайте, святой отец, — прервал затянувшееся молчание голос, показавшийся мне странно знакомым. Со стороны левого крыла толпу словно разрезали два молодых, богато одетых дворянина. В говорившем я узнал наследника престола — принца Андрэ. Рядом стоял его кузен Лионель.

— Друг этих людей стал мне братом, барон де Кантона спас мне жизнь. Никто не смеет забывать об этом! — добавил принц Андрэ.

— А его святейшеству можно порекомендовать искать врагов и искусителей не в тех, кто стоит перед ним, а в тех, кто прячется по ночам в спальнях священнослужителей, — закончил Лионель.

Очевидно, это был намек на какие-то известные всем, кроме нас, обстоятельства. Причем обстоятельства эти отнюдь не красили святого отца. Все заулыбались: вмешательство принцев явно разрядило обстановку. Отец Роберт поперхнулся и, растерявшись, скомкал конец проповеди.

— Итак, разгадав тягу служителя библиотеки к знаниям, Демон на третий день принялся искушать святого обещаниями дать ему ключ ко всем тайнам земным и небесным. Но собравшись с духом, святой Фредерик отверг демонскую мудрость. И бежал опозоренный враг рода человеческого… А люди третий день празднеств с тех пор посвящают наукам и ремеслам, ученым беседам и другим богоугодным занятиям…

Проповедь завершилась всеобщим исполнением какого-то гимна. Затем его святейшество поспешно удалился со своими мальчиками.

— Похоже, у этих празднеств тоже земные корни, — задумчиво сказал Эррера. — Правда, и местный колорит ощущается.

К нам подошел Вилан и, поклонившись, произнес:

— Через полчаса в Белом зале его величество примет вас. А пока я хотел бы представить вас их высочествам. Пойдемте! Принц Андрэ, наследник престола, и принц Лионель ждут вас.

— А ведь не все здесь, оказывается, нам рады, — негромко, как бы про себя заметил на ходу Голдин.

Но я его услышал и невольно подумал, что, кроме препятствий, ожидаемых нами, видимо, предстоит преодолевать и препятствия совершенно неожиданные!

ГЛАВА 8

О характерах обоих принцев мы уже имели довольно четкое представление, но, доверяя ментограммам Кантоны, естественно, стремились делать собственные выводы.

Двадцатидвухлетний Андрэ — высокий и прекрасно сложенный атлет, почти такой же рыжий, как и я, держался властно, как и подобает наследнику престола. Говорил он не очень много и довольно надменно. К Кантоне он действительно относился с большой благодарностью и, восхищенный успехами земной медицины и техники, стал сторонником идеи объединения народов. В его лице мы имели могущественного союзника: герцог очень любил сына и считался с его мнением.

Лионель — кузен принца Андрэ — был сыном младшего брата герцога Александра. Его родители погибли почти 20 лет назад, и годовалый мальчик стал воспитанником в семье венценосного дяди. Ростом почти с брата, такой же широкоплечий, но с черными как смоль волосами и живыми, вечно смеющимися серыми глазами, Лионель считался дворцовым «Анфан-терриблем». Ни о чем и никогда он не говорил без иронии. Попасть к нему «на язык» было несчастьем даже для герцога и герцогини. Впрочем, в этом случае он не выходил за рамки беззлобного подшучивания, да и это позволял себе редко. Лишь один человек при дворе пользовался его полным уважением: наследный принц, кузен и друг, который имел привилегию не становиться мишенью острот.

Зато ни один придворный или рыцарь Круглого стола не избежал его едких и остроумных розыгрышей. Как позже рассказал нам Антонио, и в самом деле оказавшийся бесценным лоцманом в бурных водах придворной жизни, несколько раз во время рыцарских турниров Лионеля вызывали на поединок обиженные им дворяне. И каждый раз принц выходил на этих поединков без единой царапины, легко одолевая соперников. Словом, парень спуску не давал никому и этим был мне по душе.

Андрэ сразу же заявил, что рад познакомиться с нами еще до аудиенции, где члены герцогской семьи будут представлены землянам официально. Он поинтересовался, скоро ли появится Кантона, и был заметно разочарован нашим уклончивым ответом.

Лионель пригласил нас на состязания лучших арбалетчиков Доригиана, в которых он сам собирался принять участие. Подкатившийся волчком Трикс выразил желание тоже принять участие в состязаниях — в качестве судьи. Андрэ махнул на него рукой, но Трикс продолжал нам досаждать. Удалился, да еще с оскорбленным видом, он только после того, как Лионель пообещал допустить-таки его к соревнованиям, но не в качестве судьи, а в качестве мишени.

Беседуя, мы вошли во дворец. Два церемониальных зала на каждом из трех этажей соединялись между собой длинными галереями. Вдоль залов располагались дворцовые покои, служебные помещения, кабинеты, комнаты придворных и слуг. Этажи сообщались тремя лестницами: главной — на центральном входе — и двумя боковыми у каждого из залов. В общем, архитектура Доригиана не поражала сложностью замысла, хотя количество колонн, лепки и росписей на потолках впечатляло.

На главной лестнице принцы расстались с нами, чтобы войти в Белый зал вместе с их величествами. Зато к нам снова присоединился Антонио и сразу засыпал нас с Олегом, который, очевидно, делил со мной привязанность юноши, массой полезных сведений.

Например, он уже успел рассказать нам о рыцарях Круглого стола.

По-видимому, обрывки средневековых романов сохранились в доригианском фольклоре. С давних пор здесь существовал интересный обычай: каждые четыре года проводить «отборочный» рыцарский турнир. Призы были знатные: двенадцать мест за герцогским столом и право именоваться рыцарем Круглого стола. Никаких привилегий, кроме вышеназванной, звание не давало, да и эта единственная являлась, скорее, фикцией: стол герцога был прямоугольным. Но соискателей этот малозначительный факт не смущал. Любой из совершеннолетних дворян герцогства на «отборочном» турнире мог бросить перчатку любому из действующих рыцарей Круглого стола и перевести его в разряд бездействующих. Так что каждые четыре года в стане рыцарей происходила своеобразная ротация… Победитель наследовал одно из двенадцати славных и постоянных имен, побежденному возвращалось свое, полученное при крещении.

Кроме этого, в Доригиане ежегодно проводилось еще несколько турниров. Чемпионом в последнее время, как рассказал тот же Антонио, бессменно являлся рыцарь-бард, сэр Галахэд Сладкоголосый.

Между прочим, еще не видя этого сэра, я почувствовал к нему инстинктивную неприязнь. Как оказалось впоследствии, это чувство было пророческим…

Тем временем Антонио продолжал выливать на нас ушат дворцовых сплетен. Выяснилось, что намек Лионеля во время проповеди действительно был не случаен: совсем недавно дворцовая стража едва не задержала некое хрупкое, завернутое в накидку существо, выходившее под утро из покоев святого отца. Его святейшество, давший в свое время обет безбрачия, уверял всех, что это был бестелесный посланец Искусителя, но офицер стражи доказывал, что, убегая, существо визжало вполне земным женским голосом. Бравый вояка клялся даже, что сумеет определить, чей именно это голос, но герцог вовремя погасил скандал. Кроме того, мы узнали, что хранитель Главной печати герцогства Жоли ужасно не любит охоту и ездил утром с герцогом только из верноподданнических соображений. Зато первый министр даже после того, как в результате встречи с кабаном его правая рука потеряла способность держать оружие, не утратил охотничьего азарта, хотя берет с собой только арбалет…

Людей в зале становилось все больше. При виде изрядного количества прекрасных дам в весьма легких — по сезону — нарядах Хорхе явно оживился. Замечание Антонио о том, что у каждой девицы благородных кровей, достигшей 16 лет, обязательно имеется верный рыцарь (исключение составляют кривые, хромые и совсем уж уродливые), темпераментного Эрреру не охладило.

Я же не слишком обращал внимание на представительниц прекрасного пола. Но до тех пор, пока не заметил одну…

Что вам сказать о ней? Это, разумеется, было коварство судьбы: подбросить мне на Тефисе очередную прелестную брюнетку. Да еще голубоглазую! Да еще с великолепной фигурой! Ее талии могли позавидовать лучшие манекенщицы Кристины Тома!

Ее коралловые губы улыбнулись мне, и я понял, что погиб…

— Кто это? — как можно небрежнее спросил я нашего гида.

— Где? А, это… Это моя сестра Амелия. Если хотите, я вас представлю сейчас же.

Боже мой, как я не обратил внимание на этот маленький бриллиант еще на лекции в Аделаиде?! Где были мои глаза?! Как в тумане, я отрицательно покачал головой: нет, лучше сейчас прийти в себя и подождать с церемонией знакомства, а то еще ляпну чего-нибудь…

— Через Амелию я состою в родстве с самим герцогом! — простодушно похвастался юноша, немного уязвленный моим отказом.

Ухватившись за возможность поговорить о волнующем меня предмете, я тут же поинтересовался:

— А каким образом?

— Ее сиятельство виконтесса Амелия — дочь покойной графини Маргариты, сестры его величества герцога Александра, и моего отца. После удаления своей… первой жены его сиятельство граф женился на моей матери. Амелия старше меня на 6 лет.

— После удаления? Что ты хочешь этим сказать?

Но Антонио не успел ответить: в зале появился глашатай и произнес, трижды стукнув посохом о мраморный пол:

— Его величество герцог Александр XXXIV! Ее величество герцогиня Эрнестина! Его высочество наследник престола принц Андрэ! Его высочество принц Лионель!

Герцогская чета заняла свои места на возвышении, где стояли два одинаковых трона. Принцы сели на изящные скамеечки у ног герцога и герцогини.

Герцог оказался невысоким человеком лет пятидесяти. В жизни он выглядел старше, чем в ментограммах. Седой ежик волос, зоркие карие — как у сына — глаза, острый нос, тонкие губы. Всем своим видом он, казалось, излучал подозрительность и недоверие. Его супруга, полная женщина, напротив, доброжелательно улыбалась.

Почтительно склонившись, к герцогу Александру подошел первый министр и что-то шепнул. Выслушав негромкий ответ, Вилан вышел вперед:

— Мессир Грегори Голдин и его спутники! Вы имеете честь представиться их величествам.

Мы представились согласно придворному этикету. Герцог, кажется, был доволен:

— Вас всего четверо, — заметил он. — Разве возможно столь малыми силами справиться с возложенными на вас задачами?

— На первом этапе, думаю, мы сумеем справиться, ваше величество, — с достоинством ответил Голдин. — Впрочем, если нам нужны будут помощники, Земля пришлет их хоть завтра.

— Но ведь ваша родина очень далеко? — удивилась герцогиня. — Или я что-то неправильно поняла?

— Все правильно, ваше величество, кроме одного. Земля — наша общая родина. Зная, как его величество, ваш супруг, любит и ценит науку, мы хотели бы преподнести от имени правительства и народов единой Земли небольшой подарок.

— Вот как? — оживился герцог. — Очень интересно!

— Причем этот подарок частично подтверждает наши слова об общей родине. Это коллекция исторических экспонатов из лучших музеев Земли.

Ваши величества! Надеемся, вы сможете убедиться, что корни у нас общие. И пусть эта экспозиция, если вы того пожелаете, станет началом первого исторического музея Доригиана!

— Она велика?

— Она содержит около сотни предметов и вполне поместится в этом зале, ваше величество.

— Прекрасно! Здесь ей и место. Слушайте все! Послезавтра, в день наук, искусств и богословия, мы откроем эту экспозицию в Белом зале нашего дворца!

— А сейчас мы хотели бы показать лишь небольшую часть экспозиции вашим величествам и всем, кто присутствует в зале, — добавил обрадованный Голдин.

— Разве вы принесли их с собой? — удивился герцог. — Я полагал, что они должны занимать много места.

— Разумеется, они остались на корабле. Мы можем показать вам их изображения — голограммы. Они выглядят совершенно так же, как и сами экспонаты, но их, к сожалению, невозможно потрогать…

— Ах, голограммы… — разочарованно протянул Андрэ.

— Ваше высочество, если только вы пожелаете, завтра же все экспонаты будут в этом зале, — заверил принца Эррера.

— Завтра зал должен быть пуст, — сказал герцог.

— Ах да, ведь послезавтра — ночь Демона Мщения, — спохватился наследник престола. — Вы принесите их послезавтра утром. А вечером мы придем сюда на открытие экспозиции.

— Да будет так! — подтвердил герцог.

Я не очень понял насчет Демона и его ночи, но выяснять было некогда, и этот вопрос я «задвинул». Решил при удобном случае разузнать подробности у Антонио. А пока надо было заняться голограммами.

Показ имел бурный успех. Особенно мужчин заинтересовали оружие и амуниция: индейские томагавки, австралийские бумеранги, шлем и щит древнеримского легионера, рыцарские латы флорентийской работы, самурайский меч.

Женщины, как и следовало ожидать, пришли в восторг от нарядов времен Маргариты Наваррской и Людовика XIV. Всех восхитила карета английской работы XVI века.

После показа церемония знакомства возобновилась. Но теперь представляли уже не нас, а нам.

Мы познакомились с отцом леди Амелии и Антонио графом Родериком — министром двора и этикета, бароном Жоли — хранителем Главной печати, графом Паули — интендантом герцога. Вместе с графом Виланом они составляли кабинет его величества.

Мы удостоились также высокой чести лицезреть всех двенадцать рыцарей Круглого стола: и сэра Гарета, и сэра Персиваля, и, конечно же, могучего сэра Галахэда. Его внешний вид никак не указывал на наличие хотя бы минимальных вокальных способностей. Этакая пивная бочка, на голову выше меня, почти квадратная. И еще одно не могло внушить мне симпатий к рыцарю-барду: он слишком часто глядел на одну брюнетку в белом платье. Просто непозволительно часто!

Пока перед нами чередой проходили лица и наряды, я решил уточнить ситуацию:

— А у твоей сестры тоже есть рыцарь?

— О да, ведь она заслуженно слывет красивейшей девушкой Доригиана!

— И ее рыцарь, конечно, сэр Галахэд?

— Как вы догадались? — поразился юноша. — Это действительно он!

— Как тут не догадаться, когда он, того и гляди, прожжет ей взглядом лиф платья, — проворчал я и поспешил перевести разговор на другую тему. — А что ты там говорил насчет первой жены графа? Что с ней случилось?

— То же, что и с родителями его высочества принца Лионеля — принцем Анри и принцессой Жозефиной. И еще четырнадцатью дворянами и их многочисленными слугами. Все они были удалены.

— То есть как? Кем?

— Ну, это так говорится, что они были удалены. На самом деле все знают, — юноша понизил голос и огляделся. — Все знают, что они просто растворились в розовом тумане!

ГЛАВА 9

Краем глаза я увидел, как окаменел Грег, слушавший наш разговор. Насторожился и Сергеев. Только Хорхе продолжал коллекционировать дамские улыбки.

— Что значит «растворились в тумане»? — спросил Голдин.

— А то и значит, что растворились. Как соль в воде.

— Ты сам-то это видел? — нарочито сухо поинтересовался я.

— Меня тогда еще на свете не было, — обиделся Антонио. — Я ведь говорил, что это было почти двадцать лет назад. Амелии не исполнилось еще года. Она оставалась с кормилицей в замке, потому и жива. А его сиятельство вообще гостили у барона де Веа. И в пикнике поэтому не участвовали.

— Следовательно, был пикник?

— Ну да. Гости катались на лодках по озеру. Там же была и графиня, и слуги… Потом спустился туман. А утром нашли лишь пустые лодки.

— Почему же говорят: «они были удалены»?

— Не знаю. Должно быть, так повелось издавна.

— Ты хочешь сказать, что это был не первый случай удаления?

— Конечно, нет. В анналах описывается много удалений.

— А кто тебе…

Я хотел спросить, кто рассказал об этом парню, но почувствовал на плече руку Голдина и мгновенно сориентировался:

— А кто тебе, кстати, на этом балу больше всех нравится из дам?

Грег одобрительно наступил на мою ногу. В следующий раз, когда ему понадобится выразить мне свое восхищение, он, должно быть, применит что-нибудь из карате…

— Больше всех, конечно, сестра! Разве тут есть девушки лучше ее?

— Нет, — чистосердечно признал я. — Она прекрасней всех.

Развить тему мне помешал Олег:

— Расскажи-ка лучше про ночь Демона.

— В стародавние времена… — охотно начал Антонио, закатив глаза, но не выдержал тон и засмеялся. — Это только бабушкины сказки! Обычай такой. Совсем не интересный!

— А ты все же расскажи, хотя бы в общих чертах, — попросил я.

— Ну так вот… Много веков назад правил великий герцог Александр XII. У него было два сына. И младший брат как-то привел старшего в Белый зал ночью, уж не знаю, как только заманил. А там и убил его… Да только это открылось. И герцог казнил сына.

Душу его, понятное дело, взял Демон… А герцог был слишком стар, чтобы иметь еще наследников. Но он был очень набожен. И было ему знамение. Взял он на воспитание сироту-найденыша. Когда подрос третий сын, явился Демон и сказал, что хочет забрать и его, так как нет греха большего, чем братоубийство, и, стало быть, проклятие лежит на всем герцогском роду по девяносто девятое колено. Но герцог опять-таки вымолил у небес пощаду. Но при одном условии. Ежегодно в третью ночь святого Фредерика старший наследник согрешившего рода, достигший 18 лет, является в полночь на бой с посланцем Демона Мести. Место и время поединка выбрал сам Демон. Время — с полуночи до шести утра. Место — там, где было совершено преступление. По преданию, в руках жертвы была одна свеча — и одна свеча с тех пор освещает поединок. Оружие выбирает противник Демона, и обычно это арбалет и копье.

С тех пор в разных дворянских родах произошли подобные злодеяния. И теперь у принца есть 15 товарищей, которые проводят эту ночь в поединках с посланцами Демона на местах прегрешений предков. Так что его высочеству теперь не так скучно, как его далеким пращурам: он знает, что у него есть товарищи по несчастью…

И Антонио снова заразительно засмеялся.

— Ну а каковы результаты поединков в последнее время?

— Да что-то убитых пока не видно… Мне кажется, — юноша снова понизил голос, — что этот обычай давно уже всем надоел! И если бы не упрямство отца Роберта, в этом году его высочество наследник престола не пошел бы в Белый зал… А уж на будущий год — точно не пойдет! И тогда его святейшество останется с носом!

Пока мы выясняли подробности предстоящего принцу испытания, аудиенция окончилась. Герцог и герцогиня, в последний раз милостиво улыбнувшись нам, покинули зал. К нам снова подошли оба высочества, и юный шутник мгновенно ретировался.

— Мы отправляемся на состязания арбалетчиков, — сообщил Андрэ. — Не хотите ли последовать за нами?

Мы с удовольствием согласились.

Рядом с дворцом оказалась огромная поляна, за которой начинался лес. Точнее, это был старый запущенный парк, где, по словам Антонио, водились медведи, кабаны, олени и лисицы. Именно здесь утром герцог с придворными охотился на кабана, правда, не слишком успешно. Как говорил один петух в подобных обстоятельствах: не догоню, так хоть согреюсь. При этом он глядел на одну даму из курятника… Полагаю, его величество неплохо согрелся несколько часов назад!

Первым на поляне нас встретил Трикс, пытавшийся оторвать от земли небольшой чугунный столбик с мишенью. Нас он не видел, а к слугам, расставлявшим на краю поляны такие же столбики, обращаться за помощью, очевидно, не желал. Вот и пыхтел, и злобно щерился, но задача явно была ему не под силу.

— Что, дурак, не получается? — усмехнулся Лионель, подходя к шуту.

— Чугунный лоб не может поднять чугунный столб, — нашелся Трикс. — Может, у вашего высочества выйдет?

Вместо ответа Лионель легко подхватил столб и перенес его к другим мишеням.

Пока они с Андрэ устанавливали его, мы с Олегом коротко рассказали Хорхе то, что узнали от Антонио.

— Похоже, мы вышли на след! — резюмировал Эррера, выслушав историю с розовым туманом.

— Не будем пока проявлять излишний интерес к этой истории, — сказал Грег. — Мы совершенно не владеем ситуацией. Кантона ничего об этом не знал. Можно напороть глупостей, а потом не исправишь…

Все мы согласились с этим.

Вскоре соревнования начались. Было жарко. Пот, заливавший глаза, одинаково мешал всем двадцати четырем стрелкам, выстроившимся в линию напротив двадцати четырех мишеней. По команде главного судьи — наследника престола — стрелки производили залп.

К моему удивлению Лионель, обещавший принять участие в турнире, сидел в принесенном слугами кресле рядом с нами. Соревнования шли на выбывание. После каждого выстрела судья с помощниками проверял мишени и называл слабейший результат. Стрелок, показавший его, автоматически переходил в помощники принца.

Через час, когда на линии выстрела остались пятеро сильнейших и среди них сэр Галахэд, я решился спросить у его высочества, почему он не стреляет.

— Берегу стрелы, — загадочно объяснил Лионель. Потом улыбнулся и добавил: — Я выигрываю эти состязания три года подряд. Победитель сможет вызвать меня после того, как все остальные соперники выйдут из борьбы. Тогда и наступит моя очередь.

— Вы сделаете всего один выстрел?

— Вообще полагается дюжина, но сегодня, надеюсь, хватит и одного. Я придумал забавный фокус!

Один за другим стрелки покидали места на линии огня. Наконец, там остался только сэр Персиваль, бурно приветствуемый зрителями.

— Ваше высочество, я имею честь вызвать на соревнование вас! — крикнул он не сходя со своего места. — Выбирайте мишень!

— Выбираю первый номер, — ответил Лионель и, не вставая с кресла, положил арбалет со взведенным пусковым устройством себе на колени. — Только, мессир Гастон Ле Руа, замените ее, пожалуйста, на мою личную мишень.

— Слушаюсь, ваше высочество! — сказал невысокий, очень толстый человек в гигантской шляпе с пером. Когда он, смешно ковыляя, убежал во дворец за мишенью, Лионель повернулся к нам:

— Это весьма услужливый дворянин. Очень стремится стать бароном. Если будет так бегать дальше, то добежит или до баронской короны, или до сердечного приступа.

Мы засмеялись. Этот веселый циник мне положительно нравился.

Скоро с маленькой красной мишенью в руках появился мессир Гастон Ле Руа. Мелкой рысцой, задевая шляпой ветки деревьев, стоящих на краю поляны, он ринулся менять мишень. Ему оставалось еще метров тридцать, а до нас было не меньше 120, когда Лионель неожиданно сказал:

— Вот теперь можно начинать!

С этими словами, которых сначала никто из нас не понял, он поднял арбалет и, не целясь, навскидку выстрелил.

Эррера ахнул. Стрела просвистела в воздухе и пригвоздила роскошное перо из не менее роскошной шляпы мессира Ле Руа к суку толстого дерева, мимо которого он как раз пробегал. Сам мессир даже не почувствовал потери. Шляпа осталась висеть на дереве, а будущий барон все еще несся к мишеням.

Зрители взорвались хохотом и аплодисментами. Сэр Персиваль поднял обе руки:

— Сдаюсь, ваше высочество! Вы опять победили.

Лионель встал и шутливо поклонился толпе.

Только тут мессир Ле Руа обнаружил отсутствие шляпы. Он схватился за голову, оглянулся и выронил мишень. Дрожащими руками он освободил шляпу.

— В вашем будущем гербе наверняка будет эта стрела, — сказал ему Лионель. — Оставьте ее себе на память.

— О, вы так любезны, ваше высочество! — расцвел придворный. — Покорно благодарю вас.

Инцидент был исчерпан. Дамы вручили победителю огромный букет, перевязанный лентами всех цветов. Только белого среди них не было: леди Амелия хранила свои ленты для кого-то другого. Я пообещал себе, что, во всяком случае, поборюсь за них.

Солнце клонилось к закату. Министр двора и этикета вежливо предупредил нас, что лучшие покои во дворце отведены для нашего отдыха. Мы приглашены на обед к их величествам, потом сможем отдохнуть и поразвлечься на вечернем состязании поэтов.

Обед прошел весело. Трикс в лицах изображал его величеству, не видевшему блистательной победы Лионеля, мессира Ле Руа, сэра Персиваля и других. Делал он это мастерски, прямо на глазах преображаясь из одного персонажа в другого. Наверное, в нем погибал большой актер.

Потом мы отдыхали в своих покоях. Это были богато обставленные квартиры, каждая из трех комнат. Все, кроме Эрреры, нашли их вполне приемлемыми. Аргентинец же, сделав большие глаза, трагическим голосом произнес:

— Здесь наверняка полчища этих ужасных… насекомых!

— Вполне возможно, — спокойно согласился Олег. — А ведь нам еще предстоит ночевать во дворце.

— Здесь?! — возмутился Хорхе. — И это говорите вы, врач… Боже мой, да я ни за что не соглашусь!

— Но другого выхода нет, — сказал Грег. — Мы послы, а посол не имеет права обижать хозяина. Надеюсь, Хорхе, мне не нужно объяснять вам это.

— Не нужно, — поник Эррера. — Но… я не могу так сразу. Давайте хотя бы начнем с завтрашнего дня.

— Давайте, — поддержал Олег. — Возьмем на корабле свое постельное белье.

— Ладно, идет, — сказали и мы с Голдиным.

После отдыха мы снова собрались в Белом зале. Пожалуй, на утренней аудиенции народу было меньше. Нам то и дело представлялись незнакомые аристократы. Подоспевший Антонио объяснил, что это провинциальные дворяне съезжаются на завтрашний турнир.

Состязание поэтов открыл сэр Кей. Он прочитал что-то вроде мадригала, довольно слезливого. Впрочем, его приветствовали так, как, должно быть, не снилось и Шекспиру.

Следом выступил сэр Гарет. За ним в борьбу вступил какой-то провинциальный рыцарь. Все их опусы, на мой взгляд, были единого достоинства — пятицентового. Зато спеси имелось на целый доллар. Каждый выступающий удостаивался благосклонной улыбки своей дамы, а порой и нескольких.

Под конец настал черед сэра Галахэда. Должен признать, что его произведение стоило чуть-чуть больше. Цента на два. Но как он его читал!

Встав на одно колено перед прелестной брюнеткой, он в неизбывной тоске тянул к ней длинные руки, его борода, напоминавшая бороду козла Джерри с фермы моего детства, тряслась от чувств, переполнявших ее владельца… На этого рыцаря-барда просто противно было смотреть. Да и что такое «рыцарь-бард»?! Я тоже иногда пою. Но для разговора с противниками предпочитаю хук справа. Это и благородней, и действенней. Или ты певец, или ты боец. А донимая врага нотами, ты подвергаешь его куда более мучительной пытке. Что там сталь или клинок по сравнению с иным колоратурным сопрано…

В общем, к концу соло сэра Галахэда я был готов. Спекся. И, как только он окончил свою ужасно длинную балладу, я, опасаясь за судьбу вожделенной белой ленты в волосах леди Амелии, вскочил с места. И вовремя. Ошарашенные любовным пылом сэра Галахэда дамы уже собирались надеть на его богатырскую шею лавровый венок победителя. Но я успел.

— Ваше величество, — обратился я к герцогине, исполнявшей роль председателя женского жюри. — Может ли гость просить о чести быть допущенным к соревнованиям поэтов?

— Конечно, господин Моррис! — кивнула герцогиня.

У меня в кармане был только один козырь — но какой! Пока все отдыхали, я перевел на доригианский один из сонетов Петрарки, единственный известный мне средневековый сонет. Пусть теперь рыцарь-бард, избалованный легкими победами над своими собратьями, посостязается с великим итальянцем!

Сонет я прочитал при гробовом молчании, глядя в синие глаза одной юной особы. Зато что творилось, когда я окончил читать! Как только выдержали дамские ручки такую бурю аплодисментов! Мысленно я адресовал их возлюбленному Лауры, а себе оставил венок, который едва не оказался на недостойных плечах, и одну белую ленту.

Увидев ее в моих руках, сэр Галахэд побелел, частично компенсировав тем самым недостаток вышеозначенного цвета в своем костюме. У этих средневековых джентльменов, оказывается, были такие слабые нервы! Со своей стороны, увидев, что он вот-вот упадет в обморок или кинется на меня, я нарочито медленно поцеловал краешек ленты и, связав бант, прикрепил его себе на грудь.

Сердце бедного барда не вынесло такой муки… И он бросился… Но не на меня, а из зала!..

Через час мы распрощались с герцогиней. На недоуменные вопросы Голдин сообразил ответить, что нам нужно сегодня ночью доложить своему правительству о том прекрасном приеме, который нам здесь оказали. Объяснение удовлетворило герцога, и он выразил желание непременно видеть нас завтра на рыцарском турнире. Мы обещали быть.

Всю обратную дорогу Грег дулся. Молчали и остальные. Я чувствовал, что на корабле меня ждет основательная нахлобучка. И к сожалению, на этот раз не ошибся…

ГЛАВА 10

После нахлобучки я обычно сплю особенно хорошо. Так и на этот раз. Спал отлично, а проснулся от того, что кто-то осторожно тронул меня за локоть. Я открыл глаза и увидел Олега. С заговорщицким видом он тянул меня с койки, прижимая палец к губам.

Пришлось вставать.

Пока я умывался, в салоне возле иллюминатора Сергеев ожесточенно спорил о чем-то с Эррерой. Когда я подошел к ним, оказалось, что Грег тоже сидел там. Меня, очевидно, разбудили последним. Жалеют после вчерашнего. А я не очень люблю, когда меня жалеют.

Ладно. Хамить — так хамить. Пусть сполна ощутят угрызения совести. Как ни в чем не бывало, я поинтересовался, зачем нужно было так рано подниматься. Мол, еще не рассвело, а жизнь во дворце начинается лишь около восьми утра.

Вместо ответа Грег показал на иллюминатор. Я посмотрел и не поверил собственным глазам. На соседнем холме, примерно в трех километрах от нас, неподвижно стоял… еще один «Северин»! Разумеется, это был просто звездолет того же класса, но потрясение было столь велико, что я не сразу об этом догадался. Окутанный дымкой тумана, он представлял собой здесь, на средневековой планете, весьма внушительное зрелище.

— Кто-нибудь видел или слышал, как он садился? — спросил я.

— В том-то и дело, что нет. Минут за пять до этого я смотрел в иллюминатор — ни на холме, ни в небе ничего не было, — ответил Эррера. — Потом я отвлекся, а когда снова взглянул — он уже стоял. Но ведь невозможно сесть за две-три минуты и совершенно неслышно! Я запросил позывные, он не отвечает.

— Я все-таки думаю, что прошло больше времени, — возразил Сергеев. По-видимому, об этом они и спорили. — Да и тучи сегодня очень низко.

— Пускай. Но интерком включен на рубку. И клянусь, что я не слышал ни звука. Так не бывает, — не сдавался Хорхе. — Что-то здесь не то!

— Надо пойти туда, — предложил я.

— Не надо, — сказал Голдин. — Кто-то уже вышел из него и идет к нам. Через несколько минут должен появиться у трапа. Интересно, кто это вопреки решению Всемирного Совета сюда пожаловал?

— Я, кажется, догадываюсь, — пожал плечами Олег. — Решение не касалось лишь одного человека, имеющего право работать в Зоне Контакта.

Тут дошло и до меня. Это действительно мог быть только Кантона, получивший исключительное право на разработки здесь, на Тефисе.

Спустя десять минут мы смогли убедиться в правоте Сергеева. Космогеолог карабкался на наш холм, помогая себе суковатой палкой, видимо, только что подобранной. Шел он довольно медленно и тяжело, но вот-вот должен был подойти к «Северину».

— Хорхе, откройте, пожалуйста, люк и опустите трап. Будем принимать гостя, — сказал Голдин.

Вблизи Кантона выглядел не столь презентабельно, как несколько дней назад в Аделаиде. Возможно, виной тому было плохое самочувствие. Если на лекции он держался очень прямо, будто проглотил палку, говорил сухо и отрывисто и смотрелся этаким английским лордом образца XIX века, то сегодня лорд явно поблек.

Правой рукой Кантона поддерживал левую, весь сгорбился и левое плечо наклонил вперед. При этом за спиной у него болтался нелепого вида рюкзачок.

Пройдя в рубку и поздоровавшись со всеми кивком головы и коротким бурчанием, он сел в кресло. Рюкзак, явно мешавший сидеть, он снять не пожелал.

— Насколько я понимаю, вы и есть та самая группа, которая должна развернуть здесь музейную экспозицию?

Такая трактовка наших задач меня несколько удивила. Однако Голдин никак не прореагировал на этот выпад. Он привстал со своего кресла и вежливо произнес:

— Разрешите представить вам сотрудников земной миссии на Тефисе.

Последовала церемония знакомства, не слишком, по-видимому, заинтересовавшая космогеолога. Неожиданно Голдин прибавил:

— А ведь мы с вами встречались, мистер Кантона.

— Вот как?

— Арикс-1, год назад… Вы брали там на ферме свежую рыбу.

— Не помню… Очень жаль, но не припоминаю.

— Вы пробыли на Ариксе сутки и даже выиграли у меня в шахматы.

— Ах да, — ненатурально оживился Кантона. — Теперь, кажется, вспомнил.

Но было очевидно, что это он из вежливости. Поэтому Голдин перевел разговор на другую тему.

— У вас болит рука?

— Это следствие, — поморщился Кантона. — У меня был сердечный приступ. Три дня лежал в кубрике, не мог пошевельнуться. Вчера только оклемался. А теперь вот ноет старая рана. Следы одной неудачной посадки лет двенадцать назад…

— И вы не связывались с Землей за эти три дня? — удивился Голдин. — Даже не консультировались с врачами?

— Говорю же, лежал как мертвый.

— Тогда вас посмотрит Олег. Ты ведь посмотришь нашего гостя? — повернулся Грег к Сергееву.

— Разумеется, посмотрю.

— Только чуть позже, — запротестовал Кантона. — С сердцем уже все в порядке, а старые раны для того и существуют, чтобы болеть… Тут уже ничем не поможешь… Какие у вас на сегодня планы?

— Сначала разрешите предложить вам чаю, — улыбнулся Голдин.

Хорхе тут же выскользнул в камбуз, а Грег продолжил:

— Сегодня — турнир. Часам к десяти явимся во дворец, а затем будем действовать по распорядку герцога. Вечером — бал. Кстати. — Голдин обернулся к нам, — сегодня мы уже не сможем отказаться от апартаментов во дворце герцога Александра.

Олег молча улыбнулся и посмотрел на вернувшегося из камбуза Эрреру.

Мне тоже было интересно, как брезгливый Хорхе смирится с необходимостью провести несколько ночей в средневековой постели.

— А вы, господин Кантона, чем намерены сегодня заниматься, если не секрет?

— Для начала, дорогой доктор, — принимая от Хорхе чай и благодаря его, улыбнулся Кантона, — я все-таки воспользуюсь вашими медицинскими познаниями. А вообще я здесь, чтобы проверить результаты орбитального зондирования. Но, естественно, сегодня я с вами. И завтра, быть может, тоже. А потом — в Южное полушарие.

— Ну что же, будем экономить время, — поднялся Сергеев. — Прошу вас, господин Кантона.

Они направились в лабораторию.

Голдин посмотрел на меня:

— Я еще раз прошу тебя, Дон, не обострять ситуацию. Нам совсем не нужны здесь внеплановые приключения. Боюсь, что хватит «запланированных».

Хорхе, тем временем, тоже ушел в лабораторию, но вскоре вернулся оттуда очень удивленный:

— Я предложил Кантоне подогнать по размерам один из наших костюмов, но он отказался. Говорит, что привык к своему.

— Скоро они? — спросил я. У меня уже чесались руки.

— Наверное, скоро. У него, между прочим, действительно большой шрам почти под левым соском.

— Положим, поисковики прекрасно знают, на что идут, — заметил я.

— Еще бы, — ухмыльнулся Эррера. — Я бы с удовольствием поменялся с Кантоной местами!

Несколько минут мы молчали, занимаясь каждый своими делами. Мне показалось, что Грег порывается что-то сказать, но, видимо, лишь показалось. А может быть, он с трудом удерживался от одной из своих вечных сентенций…

В конце концов, Голдин встал и сказал мне:

— Пойдем, поторопим их. Сколько можно возиться…

Сергеев уже перешел к исследованию нервной системы Кантоны. Рене, голый по пояс, лежал, опутанный таким количеством проводов, что за ними не было видно головы.

— Сердце — еще не самое страшное. У него в отвратительном состоянии нервы, психика, — негромко сказал Олег. — Лямбда-характеристики просто кошмарные. Я дал ему немного поспать. Сон с разрядкой по Блюменталю сейчас полезнее всего… Он не говорит, что его так угнетает, но жить в постоянном сильном нервном напряжении нельзя. А на гипноз или ментоскопирование он тоже не соглашается.

— Значит, на то есть причины, — произнес Голдин. — Долго он будет спать?

— Еще полчаса, не меньше.

— Хорошо. Потом собери свои вещи. Надо еще позавтракать, а в 9:30 мы должны быть готовы.

Когда вещи были собраны, я вспомнил, что еще не оттестировал наши защитные костюмы.

Предупредив всех (в том числе и Кантону с Сергеевым, вернувшихся из лаборатории), я прошел к тест-станции. На «Северине» она из соображений безопасности располагалась в рубке управления, от которой при работе отделялась защитным экраном.

За мной в рубку увязался Грег. И я не возражал, хотя при тестировании ничто не должно отвлекать от работы. Хорошо помню, что запер дверь, ведущую в рубку из лаборатории. Затем разложил в приемных лотках станции комбинезоны, прошел к пульту управления и отделил себя и Грега от станции экраном. Включил минус-режим…

Минус-тестирование создает особый вид силовой дуги, выявляющий любые ослабления защитного поля комбинезона. Работа может проводиться только при снятом костюме, так как защитное поле инверсируется. Это весьма опасная и кропотливая операция.

Итак, я включил минус-режим, довел его до максимума и погасил свет в рубке, чтобы видеть характер свечения минус-дуги.

Грег дышал мне в ухо. Если не считать этого, все шло нормально. Я уже закончил с его костюмом и перешел к сергеевскому, когда дверь в рубку, только что изнутри запертая мной, отворилась и в проеме показался Кантона!

Спасибо Грегу: он мгновенно вырубил аварийной кнопкой питание тест-станции. Минус-дуга погасла. Дрожащей рукой я нащупал включатель и зажег свет.

Кантона, живой и невредимый, невозмутимо глядел на нас.

— Что вы тут делаете?! — заорал я. — Я же всех предупредил, что иду в рубку тестировать костюмы на минус-режиме!

— Ну и что? — спросил, сохраняя олимпийское спокойствие, космогеолог.

— Как что?! Вас могло в буквальном смысле вывернуть наизнанку!

Кантона оглядел пульт, тест-станцию и вышел из рубки. До меня донеслись его слова:

— Я же не знал, что это так опасно…

Ничего себе заявленьице! В таком случае, он единственный из трех миллионов космогеологов, кто этого не знает! Таких не только к гиперкораблям, к дерьмовозам на пушечный выстрел нельзя допускать!

К девяти часам я немного успокоился. Все уже были готовы отправляться во дворец, но Голдин желал выдержать этикет и явиться к десяти.

Мы потягивали коктейль, когда Хорхе случайно взглянул в иллюминатор:

— Эге, да у нас сегодня просто день визитов! Ваш друг, — он кивнул мне и Олегу, — скачет сюда во весь дух.

— Спустите, пожалуйста, трап, — попросил Эрреру в своей обычной манере Грег. — Боюсь, случилось нечто чрезвычайное.

Через пять минут запыхавшийся Антонио, ведомый за руку историком, появился в кубрике, озираясь по сторонам.

— Этот юноша, — сказал аргентинец, — хочет поведать нам нечто ужасное. Не так ли? — обернулся он к юному дворянину.

— Напрасно вы улыбаетесь! — вспыхнул Антонио. — Я действительно приехал к вам с ужасной вестью, но я могу и не рассказывать ничего.

— Здравствуйте, Антонио. Конечно же, вы поступили, как настоящий друг, — поспешил разрядить обстановку Голдин. — Мы благодарим вас и обещаем очень серьезно отнестись к вашему сообщению.

Мы поздоровались.

— Оно будет коротким, — сказал юноша. — Вам известно, что ближайшей ночью его высочеству наследнику престола и другим дворянам предстоят поединки с посланцами Демона… Его высочество будет биться с темными силами в Белом зале дворца.

— Мы знаем это, — кивнул Голдин.

— Но вы не знаете, что час назад, войдя в Белый зал, его светлость герцог обнаружил на мраморном полу пятна. Это очень взволновало их величества и весь двор.

— Почему? — не понял я.

— Это очень дурное знамение! Вчера вечером пол Белого зала был чист. А стража клянется, что ночью никто в зал не входил и из него не выходил. Его величество был первым, кто вошел в зал со вчерашнего вечера.

— Значит, их вчера просто не заметили, — сказал Хорхе.

— Эти пятна нельзя было не заметить. Вдобавок они довольно свежие. Можно сказать, не пятна, а две небольшие лужицы.

— Так что же это за пятна, что особенного в этих лужицах? — не утерпел я.

— Это кровь, — ответил Антонио. — Человеческая кровь.

ГЛАВА 11

Признаюсь, при этих словах у меня мороз прошел по коже. Однако Голдин был спокоен.

— Откуда известно, что это человеческая кровь?

— Как откуда? — не понял Антонио. — Конечно, человеческая, чья же еще?

— Ну, разумеется, — шепнул мне Олег, — они ведь еще не умеют отличать кровь человека от крови животных.

— А может быть, кошка ночью затащила в зал пойманного голубя и съела его? — спросил он. — Может ли стража поклясться, что не только человек, но и ни одно живое существо не входило в Белый зал и не выходило из него за ночь?

— Может, — ответил Антонио. — Зал заперли после вчерашнего приема и отперли при его величестве. Ключи были только у отца.

— Зал всегда запирают на ночь? — спросил Голдин.

— Нет, это в первый раз. Но теперь, когда его отдают под музей, он будет запираться. Потому его величество и распорядился вчера начать запирать. Пусть-де и стража, и двор, и слуги привыкают… Нет, это точно дурное знамение! Отец Роберт так прямо и заявил: «Пускай земляне убираются восвояси! Демон недоволен их прилетом, он требует крови!»

— Так я и думал, — буркнул Голдин себе под нос. — А что говорят во дворце о втором корабле?

— Ничего особенного не говорят. Все решили, что Земля прислала вам помощников. А разве не так?

— Не так, — вдруг улыбнулся Голдин. — И на дурное знамение отца Роберта у нас есть свое, доброе знамение.

— О каком знамении ты говоришь? — толкнул я его локтем в бок.

— О том, которое душ принимает, — тихо ответил Грег. И, повысив голос, обратился к Антонио: — Не правда ли, желанный гость всегда к добру?

— Да, так у нас издавна считают. Но кто же тогда прилетел?

— Сейчас увидишь.

И тут из душа появилось «доброе знамение», обмотанное махровым полотенцем. Антонио широко распахнул и без того огромные голубые глаза и обрадованно завопил:

— Мессир Кантона! Господин барон! Исцелитель его высочества! Господи Иисусе, как же рады вам будут во дворце!!!

Мне показалось, что Кантона сначала не узнал парня. Он слегка отшатнулся, взглянул на стоявшего рядом с ним Эрреру, потом снова повернулся к нашему гостю и догадался улыбнуться:

— Антонио, мальчик мой! Как я рад тебя снова видеть! Какие новости ты нам привез?

— Боюсь, что плохие, мессир барон. Впрочем, поспешите во дворец. Спорю, что, увидев вас, его святейшество перестанет говорить об изгнании землян.

— Как вы теперь себя чувствуете? — спросил Кантону Олег.

— Благодарю, уже лучше. Значительно лучше… Я готов лететь с вами.

Мы немного опередили Антонио и вскоре приземлились на придворцовой площади, где уже ожидала большая толпа придворных. Были здесь и отец Роберт, и виконтесса Амелия, и, конечно же, рыцари Круглого стола.

Грег попросил Кантону не выходить из флаера до условного знака по рации, накрыл кабину полупрозрачным колпаком и первым спрыгнул на булыжники площади. Мы последовали за ним. И сразу оказались в центре возбужденной толпы.

Вперед выступил отец Роберт:

— Вновь спрашиваю я: зачем посланы вы к нам? И вновь один лишь ответ предо мною: на погибель нашу! Кто послал вас? И отвечаю: Демон Мести, враг рода человеческого! По мысли его посланы вы смутить умы людские сказками о небесных могущественных братьях. Но просчитался Гений Зла, послав нам знамение! Не сумятицу, но свет пролило оно в души наши. Ясно увидели мы ложь за пеленою ласковых речей, кровь за показною щедростью подарков!

И мы говорим Демону: не верим тебе! Не верим, Искуситель! Мы говорим вам: уходите к хозяину своему! Уходите!

Худые руки, воздетые над длинной тощей фигурой, делали святого отца похожим на изваяние из черного мрамора. Его глаза горели ненавистью.

С ним было бесполезно спорить. И Голдин, почувствовав это, решил убеждать не того, кого убедить невозможно, а всех остальных.

— Я хотел бы узнать, что именно вы, ваше святейшество, считаете недобрым знамением.

— Ты прекрасно знаешь что, — возразил отец Роберт, разгадав намерения Грега. — Здесь не о чем спорить. Мы требуем: убирайтесь восвояси!

— Но, ваше святейшество, так ли уж будет достойно чести герцога выгонять тех, кого еще вчера принимали с почестями, не объяснив хотя бы причины таких разительных перемен?

— Мессир Голдин прав, — раздался вдруг звучный голос молодого наследника. — Приведите свои доводы, отец Роберт, и выслушайте противную сторону.

Мы и не заметили, как неразлучная пара принцев подошла со стороны сада. Вдали показалась и герцогская чета, окруженная почти таким же количеством придворных, какое стояло вокруг нас.

— Здравствуйте, ваши высочества, — вежливо поклонился Голдин наследнику престола и его кузену. — Благодарим вас за справедливое решение.

— Сегодня утром его величество обнаружил в Белом зале, на том месте, где грядущей ночью посланец Демона будет ждать его высочество для боя, пятна крови. Никто не мог оставить эти пятна ночью. Вечером их не было. Это ль не знамение? Это ли не свидетельство того, что Демон недоволен вашим прибытием и возжаждал крови?!

Человеческой крови!

— Ответьте, мессир Голдин, — приказал принц Андрэ.

— С удовольствием, ваше высочество, — улыбнулся Грег. — Я мог бы сказать вам, ваше святейшество, что кровь эта, к примеру, не что иное, как останки голубя, съеденного кошкой…

— Там слишком много крови для голубя, — прервал его отец Роберт. — Это несомненно человеческая кровь!

— …но я не собираюсь спорить с тем, что это может быть знамением. Пусть будет так, но почему вы считаете этот знак непременно дурным предзнаменованием?

— Да ведь Демон требует крови его высочества! — закричал святой отец.

— А если Демон, напротив, заранее признает таким образом свое поражение? Разве не проще предположить, что это кровь противника его высочества?

— Разве может Демон чего-либо испугаться, как простой смертный? Нет, воистину бесполезны ваши увертки перед волею неба!

— Кроме того, ваше святейшество грешит перед логикой. Если мы действительно являемся посланцами темных сил, как вы утверждаете, то почему Демон недоволен нашим визитом? Если же, согласно вашим словам, он послал землян смущать лживыми речами умы доригианцев, то не лучше ли ему не торопиться и подождать, пока эти речи не возымеют действие? Так поступил бы любой умный человек, а уж тем более Демон Зла. Но нет — он торопится и посылает дурное знамение, снижая тем самым эффект наших речей. Зачем же Демону действовать во вред самому себе?

— Коварство его безгранично! Он предчувствует победу и заранее торжествует, — упорствовал отец Роберт. — Это дурной знак, что бы вы ни говорили.

— И все-таки это — доброе знамение, — не уступал и Голдин. — И сейчас я докажу это.

Он повернулся к принцам и сделал паузу. Дождавшись полной тишины, он продолжал:

— Вы, ваше высочество, говорили вчера, что хотели бы видеть своим гостем еще одного человека, не так ли? Кого именно, ваше высочество?

— Мессира барона Рене де Кантона, — пожал плечами Андрэ.

— И, волею случая или Провидения, ваше желание исполнилось! Это ли не добрый знак перед боем с посланцем Демона?! Мессир барон Рене де Кантона, его высочество ждет вас! — незаметно включив рацию, выкрикнул Голдин.

Да, появление Кантоны было преподнесено весьма эффектно! Отец Роберт разом оказался повержен. Космогеолог, откинув полупрозрачный колпак кабины флаера, вылез на крыло и спрыгнул прямо к нам. Он глядел по сторонам, словно не видел устремившегося к нему принца.

— Исцелитель принца, спаситель его высочества, — пронесся шепот придворных.

Через секунду Кантона исчез в объятиях наследника.

— Мессир Рене! Какая приятная неожиданность, — растроганно вопил принц.

Полузадохнувшийся космогеолог в перерывах между знаками столь сильной признательности только успевал повторять:

— Но ведь я говорил вам, ваше высочество, что обязательно вернусь сюда!

Затем Кантона перекочевал в объятия Лионеля, который пообещал завтра же устроить в его честь состязания арбалетчиков и охоту на уток.

Наконец Кантона, тепло поздравленный с прибытием на Тефису их величествами, возвратился в наши ряды.

— Теперь мне не страшен никакой противник! — шумно ликовал Андрэ. — Я уверен в победе над посланцами сил Зла!

А я вспомнил о главном событии сегодняшнего дня. Через час или два всем нам предстояло удивительное зрелище — рыцарский турнир!

ГЛАВА 12

И вот мы на турнире. Все это время, пока на огромной поляне за дворцом герцога Александра, где вчера состязались стрелки из арбалета, устанавливались палатки желающих принять участие в турнире, я вспоминал прочитанные в детстве увлекательные книги.

Мог ли я еще неделю назад представить себе, что увижу настоящий средневековый рыцарский турнир, да еще в тысячах световых лет от Земли!

Вскоре все палатки были расставлены. Вежливо именуя их «шатрами», герольды нацепили над входом в каждую гербы. Пожалуй, все пока напоминало скорее игру в турнир, чем настоящее рыцарское состязание.

Одна из длинных сторон прямоугольной части поляны, огражденная веревкой с флажками, натянутой на колышках в метр высотой, была превращена в трибуну. Здесь разместились зрители попроще и победнее. На другой стороне стояли кресла для самых знатных гостей. Тут был герцог Александр, герцогиня Эрнестина, леди Амелия и ее отец — граф Родерик, а также Вилан, Жоли, Паули — весь кабинет министров. Тут же были поставлены кресла и для нас.

Наконец, все было готово к началу праздника. Его святейшество, выйдя на середину поляны, благословил участников поединков и зрителей. Затем по знаку герцога вперед выступили два пажа с рожками. Потрубив в них, юноши уступили место первому рыцарю.

Из своей па… простите, из своего шатра вышел сэр Галахэд с мечом в руках, вскочил на вороного коня и молодецки прогарцевал перед их величествами, а потом и перед трибуной. После сеанса верховой езды грозный рыцарь подъехал к одному из шатров и громогласно объявил:

— Сэр Гарет! Вызываю вас на бой для услады смелых сердец, развлечения высоких особ, наблюдающих за нами, и во славу прекрасных дам, ободряющих нас своими взглядами!

Услышав этот своеобразный вызов, я наклонился к своему соседу:

— Скажите, ваше высочество, что означает такая форма вызова?

— Только что победителем станет тот, кто усидит в седле, сбросив при этом противника при сражении копьями, либо тот, кто заставит противника сдаться, выбив из его рук меч, как в данном случае. Это — рыцарская потеха.

— А есть ли другие формы поединков?

— Возможна рыцарская дуэль — до первой раны, но это бывает очень редко, лишь в случае тяжкой обиды или оскорбления.

— А еще? — настаивал я, чувствуя, что это не все.

— Может быть и поединок не на жизнь, а на смерть. На моей памяти таких не было. Не правда ли, нынешнее рыцарство оскудело умом, сердцем и руками? — неожиданно повысив голос, закончил вопросом Лионель.

Именно в этот момент рыцарь-бард проезжал мимо наших кресел. Он вздрогнул в седле, но сдержался и лишь надменно посмотрел на меня.

— Так вы согласны со мной, мессир Моррис? — повторил Лионель, совсем отвернувшись от арены.

Я пожал плечами, хотя, глядя на сэра Галахэда, готов был согласиться.

А на поляне уже появился сэр Гарет. Его серебристые латы, сверкающая кольчуга и белая лошадь составляли полный контраст облачению противника.

Рыцари разъехались по разным концам поляны и по сигналу рожка бросились навстречу друг другу. Почти в центре зеленой арены они схватились, и начался бой.

Выглянувшее солнце словно вдохновляло бойцов, а приветственные крики публики удесятеряли их силы. После короткой схватки рыцари разъехались на два десятка метров и снова кинулись друг на друга. Постепенно наш певец стал теснить соперника и после особенно сильного удара щит сэра Гарета раскололся пополам.

Мгновенно его величество поднял руку. Противники тут же опустили оружие и поклонились герцогу и публике. Победитель получил букет от герцогини, меч от побежденного, бросил пламенный взгляд на брюнетку в голубом платье и отъехал в центр поляны. Побежденный занял место среди зрителей.

— Остальные еще хуже, — меланхолично прокомментировал Лионель.

После короткого отдыха сэр Галахэд вызвал сэра Ланселота и одолел его. Третий его поединок — с сэром Персивалем — был еще короче.

Прошло не менее двух часов. Стало по-настоящему жарко. Утирая пот с лица, я чаще смотрел на леди Амелию, чем на арену. Возможно, поэтому я не сразу обратил внимание на то, что Трикс неожиданно исчез. Зато появление его было эффектным. В женской шляпе, с букетом ромашек в руках шут прошествовал вдоль кресел и, потупив глаза, обратился к наследнику престола:

— Ваше высочество, позвольте скромной леди выразить движение пылкой души!

Все захохотали. Андрэ, вытирая слезы, кивнул шуту:

— Пожалуйста, леди Триксина, действуйте, как подсказывает вам сердце.

Шут сделал вежливый реверанс, достал откуда-то голубую ленту, нацепил ее на шляпу, подпоясался голубым передником и побежал к сэру Галахэду.

Все это продолжалось всего пару мгновений, и я успел лишь подумать, что шутка становится чересчур злой, а Трикс со своим букетом был уже возле рыцаря-барда. Лицо Галахэда искривилось, копьем он отшвырнул Трикса и поскакал к нам. Сердце мое забилось чаще: люблю, когда на меня набрасываются громилы, совершенно не знакомые с боксом!

Но вопреки ожиданиям сэр Галахэд сумел сдержаться. Он приостановил коня, а затем, изменив первоначальное намерение, поскакал прямо ко мне. Остановившись около меня, он заставил свою лошадь упасть на передние ноги, церемонно поклонился и произнес формулу вызова на рыцарскую потеху:

— Сэр Моррис! Вызываю вас на бой ради услады смелых сердец, развлечения высоких особ и во славу прекрасных дам!

Несмотря на волнение, я не мог не почувствовать уважения к благородству своего противника. Будучи уверенным в победе, он тем не менее не хотел проливать кровь гостя.

Я повернулся к Голдину. Тот кивнул на мой рукав. Такой вариант меня вполне устраивал. И сотне галахэдов было бы не под силу пробить самое слабое поле моего костюма.

— Мне нужны копье и конь! — вставая, произнес я.

— А кольчуга, а латы? — наперебой заговорили окружающие нас доригианцы. — Как вы сможете противостоять ударам копья без доспехов?

— Мой костюм заменит их, — сказал я. — Кто даст мне копье?

— Возьми, — протянул мне свое оружие принц Андрэ. — Это копье победителя.

Теперь уже было не до придворного политеса, и я, достав вчерашнюю ленту, привязал ее к древку копья. Лента была белая, но все присутствовавшие поняли мой жест. Леди Амелия улыбнулась нам с моим противником, я вскочил на подведенного скакуна и поскакал в дальний конец поляны.

Опустив копья, мы стояли, глядя друг на друга. Руки мои предательски дрожали.

Герцог хлопнул в ладоши. Мы поприветствовали друг друга поднятием копий, и поединок начался.

Я решил все-таки не пользоваться пистолетом, опасаясь за здоровье соперника. На самом слабом режиме поле пружинило, как хорошая резина. Поэтому я скакал навстречу Галахэду, не опуская копья, и в последний момент закрылся от удара щитом.

Самого удара, я, естественно, не почувствовал, зато сэра Галахэда реакцией поля выбросило из седла.

Раздались рукоплескания. Мой противник, отряхнувшись, взобрался в седло, поклонился мне и, отдав копье, поехал в свой шатер. Я поклонился публике и собирался уже вернуться на свое место, считая представление оконченным. Но я ошибался.

Сэр Галахэд вышел из своего шатра уже с красной мантией за плечами, демонстративно сменил султан лошади на желтый и поехал ко мне. Я остался сидеть верхом, видя его приготовления.

— Сэр Моррис, победивший в честной схватке! — торжественно произнес сэр Галахэд. — Никто не смеет отныне оспаривать ваше мужество и доблесть. Вы доказали их. Теперь побежденный — ваш пленник. Однако, будучи освобожден вами, я вновь вызову вас на поединок. Желаете ли вы получить выкуп — деньгами или оружием — теперь же или завтра утром?

— Мне не нужно выкупа. Я дарую вам свободу теперь же, — ответил я.

— Тогда, благородный сэр Моррис, я вызываю вас на поединок, ибо оскорблен вами! Пусть кровь побежденного рассудит нас, как подобает это благородным рыцарям.

— Я запрещаю рыцарскую дуэль! — неожиданно раздался голос его величества. — Сегодня праздник! Сэр Моррис мой гость!

— Простите, ваше величество, но рыцарский кодекс чести не позволяет даже вам сделать это, если сэр Моррис согласен драться, — возразил мой соперник.

Герцог в досаде махнул рукой и снова сел.

Я повернулся к сэру Галахэду.

— Ваш вызов принят, благородный сэр. Мы прекратим бой лишь тогда, когда один из нас не сможет продолжать его.

Сэр Галахэд, не говоря ни слова, повернул коня и поехал в свой угол поляны. Я последовал его примеру, чуть усилив действие пистолета. Его должно было хватить на то, чтобы сэр Галахэд минут на десять позабыл обо всем суетном…

Все окончилось очень быстро. Когда сэр Галахэд оказался в трех или четырех метрах от меня, я на полном скаку наклонил копье и одновременно выстрелил. Лошадь моего противника проскакала мимо, а сам он вылетел из седла и остался лежать на траве. Его слуги, видя, что хозяин лежит без движения, бросились к нему. Я остался в седле.

— Он жив, сердце его бьется! — воскликнул один из слуг.

Слуги унесли сэра Галахэда, так и не пришедшего в сознание, в шатер, а я объехал всех зрителей, раздавая воздушные поцелуи.

Наконец, я вернулся к своему месту. Герцог, а за ним Андрэ пожали мне руку, поздравив с успехом. Лионель дружески похлопал меня по спине, леди Амелия, опустив глаза, тоже поздравила, божественно при этом покраснев.

И только чуть-чуть отойдя от радостного возбуждения, вспомнил я слова, что шепнул мне на ухо Лионель:

— Хотел бы я знать, как вы умудрились дважды выбить из седла одного из сильнейших рыцарей герцогства, так ни разу и не дотронувшись до него!

ГЛАВА 13

Должен сказать, что хотя у Грега и имелся повод для очередной нотации, он этого делать не стал. Когда все мы собрались после турнира в его апартаментах, Голдин сказал только:

— Давайте теперь думать, что делать дальше.

— Не вижу причин для беспокойства, — сказал Эррера. — Дональду был брошен вызов, он принял его и победил. По-моему, все в порядке.

— А по-моему, мы с самого начала восстановили против себя служителей религии… — начал Голдин.

— Служителя, — поправил его я. — Одного.

— Хорошо, служителя, хотя хорошего мало, — согласился Грег. — Мы знаем всего одного священника, и этот единственный, — кстати, главный из доригианских служителей церкви — уже настроен враждебно… А теперь, боюсь, у нас появилась целая группа недругов из числа дворянства.

— Не согласен. Дональд держался достойно и в глазах непредубежденных дворян выглядел так, как нужно. А предубежденных так быстро все равно не переубедишь, — снова заступился за меня Хорхе. — Здесь иная шкала ценностей. Не думаю, что сэру Галахэду кто-нибудь сочувствует как побежденному. Кроме того, он сам вызвал Морриса. И не забывайте, что Галахэд многие годы никому не проигрывал. Уже только поэтому победа Дональда вызовет ликование в стане многочисленных завистников рыцаря-барда и среди тех, кто был побежден им.

— Хорошенькую же ты мне сулишь компанию, — поморщился я.

— Причем здесь компания… Я только объясняю, что твоя победа отнюдь не уменьшила число наших сторонников.

— И что же делать дальше? — спросил Голдин.

— Ничего особенного. Все шло и идет нормально. Пусть Дон учится куртуазному искусству. Надо делать вид, что ничего особенного не произошло. Потому что если мы вдруг начнем придавать излишнее значение итогам турнира, то есть поступать не так, как предписывает местный кодекс правил поведения, то лишь подчеркнем разницу между собой и доригианцами. Будем же вести себя как ни в чем не бывало!

— А вы, Рене, как считаете? — спросил Грег.

— Я считаю, что перед балом нам всем необходимо отдохнуть, — напомнил Кантона.

— Верно, — спохватился Голдин. — Соберемся здесь в шесть.

Все разошлись по апартаментам. Я остался с Грегом и рассказал ему о глазастом герцогском племяннике.

— Ничего страшного, — отмахнулся Грег. — Лионель меня сейчас мало беспокоит…

— Но он заметил, что я воспользовался силовым полем…

— Ну и что? Он и раньше знал, что мы многое умеем… Меня беспокоит совсем другой человек… Иди лучше отдохни.

Надо же, «другой» его больше беспокоит… Ладно, «другой» пойдет отдыхать…

…Главный — Голубой — зал дворца, такой же по размерам, как и Белый, выглядел куда наряднее. Голубые колонны венчала позолоченная лепка. Роспись на сводах была значительно ярче и богаче.

Пожалуй, здесь было сотни полторы, а то и две дворян. Вдоль стен были расставлены и накрыты два огромных стола. На возвышении стоял стол поменьше, персон на тридцать. Очевидно, здесь было наше место.

Пока я принимал очередную порцию поздравлений, а Эррера и Сергеев осыпали нескольких придворных дам комплиментами, в зале появилось двенадцать рыцарей Круглого стола. Все они были в полном боевом облачении, с мечами.

— Готов поспорить, — шепнул мне Хорхе, — что твоя сегодняшняя победа будет отмечена.

Глазами я отыскал сэра Галахэда. Он держался спокойно, но казался бледнее обычного. Я вопросительно посмотрел на Голдина. Грег понял мои намерения и кивнул. Я подошел к своему сопернику:

— Надеюсь, благородный сэр Галахэд, вы простили мне обиду, которую я невольно нанес вам вчера. Мне хочется, чтобы между нами не было никаких неясностей и недоразумений. Как вы себя чувствуете?

— Благодарю вас, мессир Моррис, прекрасно. Я был неловок сегодня и получил хороший урок. Надеюсь, его величество сегодня же назначит сумму выкупа… Что же до обид, то после дуэли их может помнить лишь неотесанная деревенщина. Надеюсь, таковым меня не считает никто!

— Разумеется, никто, — поспешил я уверить сэра Галахэда. — Ваша куртуазность, как я слышал, вошла в поговорку.

В это время дверь, ведущая во внутренние покои Башни Жизни, отворилась. Появился глашатай.

— Его величество великий герцог Доригиана Александр XXXIV! Ее величество герцогиня Эрнестина! Его высочество наследник престола принц Андрэ! Его высочество принц Лионель!

Музыканты грянули торжественную мелодию. В зал вошел герцог под руку с герцогиней. За ними — Андрэ и немного сзади — Лионель. Придворные склонились в низком поклоне. Мы тоже поклонились. За семьей герцога следовали министры.

Выйдя на середину зала, герцог остановился. Вилан подал ему свиток, перевязанный лентой с красной сургучной печатью. Мгновенно в зале воцарилась тишина.

— Мессир Дональд Моррис! — произнес герцог, строго глядя на меня.

Я сделал два шага вперед и поклонился герцогу, а потом — придворным.

— В сегодняшнем состязании ты показал себя сильным и отважным рыцарем. Ты вел бой благородно и по праву победил. В ознаменование этого жалую тебе титул рыцаря и грамоту на дворянство. Отныне всякий должен именовать тебя не иначе как «сэр Моррис».

Среди придворных раздались рукоплескания.

— Подойди же сюда и опустись на одно колено, дабы я мог посвятить тебя в рыцарство и вручить тебе грамоту и еще один наш подарок: этот меч!

Несколько ошеломленный водопадом милостей, я подошел к его величеству и опустился на одно колено. Герцогу подали меч. Он держал его на ладонях над моей головой. Не зная церемонии, я ждал, что кто-нибудь подскажет мне, что делать дальше.

Но не дождался. Тогда я поднял голову.

Герцог, приоткрыв рот, глядел куда-то за мою спину. Меч со звоном выпал из его рук. Если бы я не уклонился, он, падая, отрубил бы мне ухо. Но герцог даже не заметил этого. Его лицо выражало страх и изумление.

Внезапно яркий свет в зале ослабел. Стало сумрачно. Послышалось странное шипенье.

В толпе раздались крики ужаса. Я наконец догадался обернуться и тоже невольно закричал. И было от чего!

Словно какой-то гигант-невидимка водил огромным пером по дальней от нас стене! На ней сами собой возникали слова — светящиеся, непонятные, таинственные слова: МЕНЭ, ТЭКЕЛ, ФАРЕС.

Придворные дамы группами падали в обморок. Их кавалеры крестились и визжали.

Началась давка. Людское море отхлынуло от дальней стены. Слова, пылающие, словно узоры фейерверка, отделились от мрамора. Разрастаясь, они поплыли на самую середину Голубого зала…

Единый стон разнесся по огромной комнате. Слова вспыхнули настоящим огнем и загорелись. Стало жарко. Буква за буквой сгорали они в этом адском пламени, пока не исчезли…

Все продолжалось, видимо, не больше минуты. Но какие ужасные последствия имело это событие!

Когда свет снова стал ярким, я огляделся. Герцог безостановочно осенял себя крестным знамением. Герцогиня упала на руки сыну. Принц Лионель дрожащей рукой вытирал внезапно вспотевший лоб. Потрясены были все, и мы — земляне — не меньше остальных.

Постепенно все немного пришли в себя и успокоились. Страшное знамение исчезло без следа.

Я поспешил к леди Амелии, полулежавшей на руках у Антонио. Она была в глубоком обмороке. С помощью Олега я привел прекрасную даму в себя. Смачивая виски Амелии водой, Олег шепнул:

— Бедный отец Роберт! Ох и пожалеет же он, что предпочел молитвы присутствию на балу. Теперь-то ему не пришлось бы доказывать герцогу нашу связь с Демоном!

— Боюсь, что и без отца Роберта нам сейчас придется туго, — ответил я.

Мой меч — знак рыцарского достоинства — все еще лежал в центре зала. Я подошел к семье герцога, поднял меч, а затем осведомился у его величества о самочувствии герцогини. Герцог кивнул на придворного врача Мало:

— По его словам, ничего страшного… — Тут он пытливо посмотрел на меня. — Сэр Моррис, можете ли вы объяснить мне то, что мы с вами только что видели?

Я решил, что раз уж совсем избежать ответа не удается, лучше не уклоняться от него:

— Ваше величество, самые ученые из нас уже говорили, что и наши знания не беспредельны. Но если такое объяснение существует — а иначе быть не может! — и если оно доступно нашему сегодняшнему пониманию природы, ручаюсь вам: оно будет найдено!

Его величество вздохнул:

— Возможно, вы правы. Но мне все же не очень хочется, чтобы его высочество отправлялся в Белый зал. К тому же, эти кровавые пятна…

— О, ваше величество! — улыбнулся я. — Если герцогству что-либо и угрожает, то едва ли угроза таится в Белом зале… Вы спокойно можете отпустить принца!

Как же я пожалел потом об этих словах!

ГЛАВА 14

После некоторого замешательства торжества продолжились. Мы заняли места за столом на возвышении. Герцогская чета сидела во главе стола, рядом с его величеством — принц Андрэ, рядом с ее величеством — принц Лионель.

За нашим столом кроме землян сидели министры, рыцари Круглого стола и конечно же — прекрасные дамы.

Придворные в зале уже освоились и выпили по несколько бокалов доригианского вина. Языки развязались, начались громкие споры, кто-то подпевал музыкантам. Десятка два пар танцевали.

А у нас общий разговор не клеился. Будто сговорившись между собой, присутствующие старались не вспоминать об ужасном знамении, но забыть о нем хотя бы на время, по-видимому, никто не мог.

Впрочем, лишь однажды, когда часы на Башне Смерти пробили полночь, это внутреннее напряжение прорвалось наружу. С двенадцатым ударом принц Андрэ встал, и за ним встали девять из двенадцати рыцарей Круглого стола и шесть рыцарей из числа придворных. И тут же поднялась герцогиня.

— Сын мой! Вы не можете сегодня покинуть свою мать, столь потрясенную огненным знамением Демона! Оно сулит вам несчастье! Останьтесь здесь, подле меня!

Но Андрэ остался глух к ее мольбе.

— Нет, ваше величество, именно теперь я не могу остаться рядом с вами. Кроме сыновнего долга, у меня есть долг защитника дворянской чести и долг верующего. Если меня рядом с вами могут заменить мой отец и мой брат, то кто заменит меня в Белом зале?!

— Он прав, — вмешался герцог. — Его титул накладывает определенные обязанности… И я на его месте поступил бы так же.

— И я, — сказал побледневший Лионель. Потом тихо добавил:

— Что бы ни случилось, а задуманное надо выполнять!

Дворяне ушли к местам своих дежурств, к местам прегрешений далеких предков.

Общее веселье продолжалось. Впрочем, «веселье» это было весьма относительным…

Около половины первого все мы, за исключением герцога и герцогини, а также нескольких пожилых придворных, вышли из-за стола. По программе за обедом следовали танцы. На наше счастье БГИ выдал нам кое-какие сведения по основным фигурам.

После первых трех фигур кавалеры поменялись партнершами, и юная виконтесса оказалась напротив меня. Каюсь, я предусмотрительно позаботился об этом заранее. Сэр Галахэд наблюдал за нами с расстояния в несколько шагов. Он танцевал с какой-то дамой бальзаковского возраста.

Разумеется, доригианский танец, где — как максимум — рука кавалера касается ручки дамы, никак не мог оскорбить чувства рыцаря-барда, но сам факт, самосознание, что леди Амелия танцует с более удачливым соперником, были для него непереносимы.

Посреди танца сэр Галахэд вдруг поклонился своей даме и, коротко взглянув на нас, вышел из ряда кавалеров. Обойдя нас, он под ропот придворных присоединился к сидящим за главным столом. Столь явное пренебрежение приличиями не могло не лишить — и лишило — сэра Галахэда остатков сочувствия двора.

Прошло еще два часа. После того как часы на Башне Смерти пробили три раза, гости начали разъезжаться. Перед рассветом в огромном зале осталось не больше двух десятков человек. Все они сидели за нашим столом.

Наступило самое удачное время для разговоров о том, что нас, землян, интересовало больше всего: об «удалениях» и той таинственной силе, что столь неожиданно проявила себя несколько часов назад. Но я не знал, как к такому разговору подступиться.

Для начала я решил объединить всех сидящих за столом, для чего предложил тост за присутствующих дам. Меня поддержал Эррера, с энтузиазмом принявшийся развивать тему. Затем встал Лионель.

— К сожалению, мы становимся свидетелями того, как мельчают рыцари, как оскудевает рыцарство. Нет уже и воспоминаний о славных подвигах прежних времен! Я хочу поднять тост за возрождение рыцарской традиции!

После того как чаши были выпиты, со своего места поднялся сэр Галахэд.

— Ваше величество! Его высочество лишний, — он специально подчеркнул последнее слово, — раз напомнил о моем долге сэру Моррису. Я постараюсь отдать этот долг. Я умоляю ваше величество теперь же назначить сумму моего выкупа!

— Вы так спешите? — удивился герцог. — Я полагал сделать это завтра.

— Это — долг чести. Ведь я до сих пор пленник сэра Морриса. И до выплаты своего долга не могу чувствовать себя свободным.

— Что же… Пусть будет по-вашему. Сумма вашего выкупа — десять тысяч золотых.

— Такая сумма несколько затруднительна, не так ли, сэр Галахэд? Не нужна ли моя помощь? — любезно осведомился Трикс, стащив с головы Лионеля корону.

— Спасибо, ваше высочество, в этом нет необходимости, — не смутившись, ответил ему рыцарь-бард. Все засмеялись. Он продолжал:

— Хотя сумма достаточно велика, я прошу у ваших величеств разрешения немедленно удалиться за выкупом в свои покои.

Герцог кивнул. Сэр Галахэд схватил со стены один из факелов и почти бегом кинулся из зала за деньгами.

Лионель тем временем стал рассказывать довольно забавную историю о своем первом рыцарском турнире. История была весьма запутанная, и закончить ее принц не успел. В дверях показался рыцарь-бард. В полном боевом облачении, с двумя маленькими позвякивающими мешочками. Подойдя ко мне, он опустился на одно колено и протянул эти мешочки.

— Здесь ровно десять тысяч, сэр Моррис. Примите их как знак мира между нами.

Я встал со стула и с поклоном принял эти деньги. Тут же возле меня оказался Трикс:

— Сэр Моррис, следующий ваш бой со мной. Надеюсь, мой кум Александр установит вам ту же сумму выкупа!

— У тебя же нет коня, дурак! — захохотал Лионель.

— Но разве вам не известно, что шуты ездят на свиньях? — надменно ответил Трикс и состроил уморительную рожу.

— А панцирь, латы, оружие? Погляди, во что облачен сэр Галахэд. Наконец, ты не умеешь петь! А хорошая песня — самое главное для рыцаря. Не так ли, сэр Галахэд? — повернулся Лионель к моему сопернику.

Вместо ответа сэр Галахэд запел.

Я в первый раз слушал его пение. Оно было прекрасно. Он пел какую-то древнюю балладу о любви — протяжную и очень мелодичную.

Все мы внимали ему с наслаждением, а музыканты, начиная со второго куплета, негромко аккомпанировали. Баллада была длинная, но это мы осознали уже после того, как сэр Галахэд закончил петь.

За окном посветлело. Кто-то предложил всей компании выйти на улицу. Герцог и герцогиня отказались. Мы с Лионелем, Грег, Вилан и Кантона также остались на месте.

— Скоро шесть, — глядя в окно, сказал герцог. — Вот-вот придет Андрэ, и окончится эта долгая ночь…

— А где, кстати, слуги? — вспомнил Лионель. — У меня появилась отличная идея!.. Впрочем, лучше мы это сделаем сами… Вы поможете мне, сэр Моррис?

— Разумеется, ваше высочество, — поклонился я. — Что я должен делать?

— Мы с вами пойдем в самый лучший подвал его величества за самым лучшим доригианским вином. Когда вернется мой брат, ему будет приятно выпить бутылку… Вы позволите принести пару десятков бутылок, ваше величество?

— Идите, Лионель, — согласился герцог. — Андрэ действительно будет приятно выпить этого вина после бессонной ночи.

Мы поклонились, взяли по факелу и вышли из зала. Следом за нами вышел и первый министр.

Из коридора мы с Лионелем попали на винтовую лестницу, а по ней спустились в подземную галерею, где факелы пришлись весьма кстати. По этой галерее, несколько раз повернув, мы прошли до двери в подвал.

Здесь принц остановился.

— Сам подвал невелик, но бочки и бутылки расставлены так, что между ними очень узкие и извилистые проходы. Просто какой-то винный лабиринт… Постойте здесь с факелом, и я по его отсветам на потолке увижу, где выход. Это займет всего три-четыре минуты. Поскучайте, мой друг, без меня! — С этими словами принц неторопливо спустился по ступенькам в сам подвал.

— Каких здесь только вин нет, — раздался через несколько секунд громкий голос Лионеля, подхваченный эхом. — Исторические бочки! Вот из этой, кажется… нет, скорее из этой… да-да, именно из этой бочки мой предок — Александр XXX — угощал еретиков-патрисианцев… А бутылкой из этого ряда был отравлен великомученик — святой отец Игнасио… Разумеется, перед этим в бутылку кое-что добавляли…

— Вы хорошо знаете историю герцогства? — так же громко спросил я.

— Неплохо. Нам с братом ее преподавал придворный наставник… А вот, кажется, и искомые бутылки… Это замечательное вино! Оно достойно быть поданным победителю в жестоком бою с посланцем Демона, — саркастически заметил принц.

— Вы, похоже, ваше высочество, не слишком верите в существование Демона? — осторожно поинтересовался я.

Послышался звон разбитой бутылки.

— Ах, Демон меня побери, расколошматил-таки! — воскликнул Лионель со странной интонацией. Я не решился задать свой вопрос еще раз. Но Лионель все же ответил:

— Мой брат, используя ваше выражение, тоже не слишком верит в него… Дань условностям, всего лишь. Старший из наследников рода, если он достиг восемнадцати и посвящен в рыцари, должен участвовать в ежегодном спектакле… Ну вот и все… Я иду к вам.

Отблеск факела его высочества на потолке действительно двинулся ко мне.

— Оставлю-ка я свой факел на стене, — сказал совсем рядом Лионель. — Вот так. Пусть горит. Погаснет сам…

— Он не сожжет вам подвал?

— Это исключено.

Через секунду принц появился, держа в обеих руках и прижимая локтями к бокам огромное количество небольших темных бутылок.

Притворив ногой дверь, он кивнул мне.

— Пойдемте. Это вино мы разопьем ровно в шесть, когда придет Андрэ.

Я предложил свою помощь, и он передал мне половину бутылок.

К нашему приходу все общество уже расселось за столом. Вино и нас встретили аплодисментами.

— Этому благородному напитку уже 14 лет, — сказал герцог, едва пробило шесть. — Выпьем же за здоровье моего сына!

— Пусть и он выпьет с нами, — предложил Лионель. И, не дожидаясь ответа, хлопнул в ладоши.

— Вот бутылка, — сказал он подскочившему слуге. — Ступай навстречу его высочеству, отдай ему эту бутылку и скажи, что мы пьем за его здоровье. Да смотри, беги быстрее, уже шесть. Может, он не слышал боя часов?

Слуга выбежал. Мы подняли свои чаши.

— За моего сына! — повторил герцог. Мы стоя выпили.

— Я хотел бы предложить еще один тост, — сказал Вилан, когда мы уселись. — Я хочу выпить за дружбу Доригиана и Земли, за нашу дружбу!

— За наше общее будущее, — добавил Голдин.

Дальше мы пили за здоровье герцогини, Лионеля, барона де Кантона…

— Пора бы уже появиться брату, — негромко сказал Лионель.

И в этот момент в коридоре раздался топот множества ног, а затем в дверях зала появился слуга. Злополучная бутылка все еще была в его руках. Из-за его спины выглядывали взволнованные стражники.

Все посмотрели на них.

— Его высочество… кажется, мертв, — запинаясь, произнес слуга.

ГЛАВА 15

— Невероятно, — с усилием произнес герцог. — Неужели это…

— Рассказывай! — приказал слуге Лионель.

— Я, как ваше высочество приказали, поспешил навстречу его высочеству… Дошел до двери в Белый зал…

— Встретили кого-нибудь по дороге? — вмешался Грег.

— Да, сэр. Вот их. — Слуга кивнул за спину, где толпились стражники.

— Что дальше? — напомнил о себе герцог.

— Поскольку уже давно пробило шесть, я подумал, что его высочество за размышлениями не слышал боя часов… И хотел предупредить его высочество… Посоветовался с господином капитаном. Господин капитан… одобрил мое намерение… Мы вместе постучали в дверь… Громко постучали, ваше величество… Потом еще раз… Потом господин капитан отворили двери… И мы увидели его высочество… Он лежал… лежит… ничком, а в спине у него — черная стрела с черным оперением, ваше величество!

— Цвета Демона Мщения! — вскрикнула леди Амелия. Все дамы завизжали.

— Тогда мы побежали сюда, — закончил рассказ слуга, — и вот мы здесь.

— А там кто-нибудь остался? — спросил Голдин капитана.

— Один из стражников стоит на повороте. Дверь ему видно, но ближе подходить он боится. — И Демон меня побери, если я решусь упрекнуть его!

— Значит, никто не входил в зал, — сказал Голдин. — Но может быть, принц еще жив… Надо бежать туда!

И мы побежали — герцог, Лионель, Вилан и все земляне.

Оставшийся на повороте стражник все-таки пересилил ужас и стоял уже у самой двери, не решаясь, впрочем, заглянуть в нее. Оттолкнув его, герцог первым вбежал в Белый зал.

Андрэ лежал метрах в десяти от двери и в двух от левой стены, почти перпендикулярно ей.

Олег подбежал к нему и, взяв руку, послушал пульс.

— Есть! — улыбнулся он. — Слабый, но есть! Он жив, ваше величество!

Герцог молитвенно сложил ладони и благодарно обратил свой взор к небесам. То же самое, но не складывая ладони, зачем-то сделал Грег. С минуту он внимательно изучал потолок. Затем хмыкнул, посмотрел на меня, на тефисийцев и пожал плечами.

— Демон ваш или очень небрежен, или…

— Или это не Демон, — закончил мысль Грега Вилан. — Ваше величество, это дело требует расследования! Я прошу вашего соизволения.

— Расследуйте, — медленно сказал герцог. — И если это сделали руки человека, найдите мне эти руки. Вам нужна будет помощь…

— Ваше величество, у меня есть небольшой опыт в подобных делах, — заметил Грег. — Если ваше величество не против…

— Разумеется, — впервые улыбнулся какой-то нерешительной улыбкой герцог. — Я буду вам очень благодарен, сэр Голдин. Граф, — обратился он к Вилану, — вы и сэр Голдин получаете чрезвычайные полномочия…

Олег, тем временем, уже вытащил стрелу из тела принца, отбросил ее, остановил кровь, хлынувшую из раны, и принялся колдовать над ней. Эррера, герцог и Лионель тоже склонились над раненным принцем. Мы с Кантоной подошли к новоиспеченной следовательской бригаде.

Вилан поднял арбалет принца и с удивлением произнес:

— А ведь его высочество стрелял в кого-то!

— Где же тогда стрела? — спросил я.

Мы принялись искать стрелу.

— Нашел! — закричал через минуту от самого дальнего правого окна Рене, держа в руках какой-то обломок.

— Но у нее нет острия! — удивился Грег.

В самом деле, древко у самого начала острия было разрублено, точно масло ножом.

Причем секущая плоскость располагалась не перпендикулярно, а под небольшим углом к древку.

— Какой ровный срез, — заметил Вилан.

— А где же острие? — снова спросил Грег. И сам себе ответил: — Только в теле убийцы. Но тогда почему нет пятен крови?

— А ведь они были! — сказал Вилан. — На этом самом месте. Но их стерли. Вчера утром.

— Вы имеете в виду вчерашние пятна, которые сочли предзнаменованием? — уточнил Грег.

— Именно, сэр Голдин.

— Странно, конечно. Но это, безусловно, совпадение… А вот почему сегодня стерли пятна, но оставили на месте обрубок стрелы… Зачем вообще ее рубили?.. Чепуха получается… Давайте продолжим осмотр зала.

Но больше ничего ни мне, ни всем остальным найти не удалось. Зал был пуст.

Вилан подошел к свече, стоявшей на выступе из стены высотой в человеческий рост, и задул ее. Голдин тоже подошел к стене. Несколько секунд он смотрел на нее, а затем обернулся:

— Если не ошибаюсь, господин Вилан, мы говорили, что по традиции место боя его высочества должно освещаться только одной свечой?

— Говорил, сэр. Но здесь, как видите, и стоит только одна свеча.

— Почему же за шесть с лишним часов она так мало обгорела?

— Значит, это вторая свеча. Здесь есть запас…

— Тогда где огарок?

Вилан, кряхтя, нагнулся, просунул левую руку между выступом и стеной и, пошарив там, вытащил еще одну свечу, обгоревшую несколько больше.

— Вот и разгадка, сэр Голдин.

— А где лежат запасные свечи? — не унимался Грег.

— Вот, посмотрите. — Вилан прошел через зал, подошел к одной из колонн, вынул из углубления в ней кольцо, прикованное к чему-то на дне углубления цепью, что-то повернул, потянул — и в колонне с музыкальным звуком отворилась небольшая дверца.

— Тайник, — сказал Вилан и отошел от дверцы.

Внутри небольшого тайничка, на бархатном ложе цвета бордо в углублениях лежало несколько свечей — таких же, какую недавно погасил первый министр. Одно углубление для свечи пустовало.

Голдин внимательно осмотрел систему запора тайника. Потом он захлопнул его дверцу. Кольцо само втянулось в углубление.

— Очень интересно, — сказал Грег. — А теперь давайте проделаем небольшой опыт. Господин граф, вы смогли бы открыть этот тайник с закрытыми глазами — на ощупь?

— Ну конечно нет, — ответил Вилан. — Кольцо необходимо вытягивать под определенным углом и на определенную высоту. Так что можно и не производить ваш опыт, мессир Голдин. Тем более что я не вижу в нем никакого смысла.

— И все-таки смысл есть… Для того чтобы достать из-за выступа случайно упавшую свечу, зрение не нужно. Для того чтобы достать новую свечу из тайника и зажечь ее, без зрения не обойтись… Однако принц идет к тайнику. Что это может означать?

— Что ему лень нагибаться, — предположил Кантона.

— Или что ему не хочется пачкать рукав пылью, — добавил я.

— Согласен. А что еще?

— А то, что в этот момент было достаточно светло, — сообразил Виллан.

— Именно. — Грег с одобрением посмотрел на первого министра. — Именно это. А значит, круг возможных преступников весьма узок.

Затем он подошел к Сергееву, который уже вводил принцу вакцину.

— Вы полагаете, стрела могла быть отравлена? — спросил герцог.

Сергеев молча пожал плечами. Он был занят.

Я понял подтекст вопроса: если бы стрела действительно оказалась отравленной, Демон — увы — явно выбывал из списка подозреваемых.

Голдин поднял стрелу и машинально колупнул ее пальцем. Неожиданно краска осталась на его ногте. Он продолжил это увлекательное занятие… Под черной краской оказалась красная и желтая.

— А у нашего Демона еще и не хватает стрел, — удивился Лионель. — Приходится одалживать и перекрашивать!

Он взял у Голдина стрелу и стал настойчиво сдирать черную краску.

— Красно-желтые стрелы, насколько я понимаю, только у одного рыцаря…

— Это сэр Галахэд! — грозно произнес герцог. — Стража! Немедленно арестовать его!

Капитан стражи, щелкнув каблуками, бросился к двери.

— Но… — начал было Голдин.

— Я могу бороться за жизнь принца только в одном случае — если мы немедленно перенесем его на корабль, — вдруг сказал Сергеев. — Если мы через пятнадцать минут не будем в моей лаборатории, через двадцать он умрет.

— Но как переносить его в таком состоянии, как везти во флаере? — попытался возразить я.

— Повторяю: если через пятнадцать минут он не будет у меня в лаборатории, через двадцать он умрет! Я ручаюсь только за это. Ваше величество, я обращаюсь с этим к вам!

— Я согласен. Едемте к вам. Поднимите принца и несите как можно осторожнее, — приказал герцог слугам.

ГЛАВА 16

Под руководством Сергеева мы бережно уложили раздетого принца в «саркофаг» — гигантскую лабораторную кровать. После того как Олег произвел все необходимые подключения, ее накрыли высоким прозрачным колпаком.

— Между прочим, было бы очень неплохо ментоскопировать его высочество — узнать, что он помнит о случившемся. Разумеется, с позволения его величества. Пока это возможно, — сказал Эррера.

— А это не вредно при его состоянии? — спросил Лионель.

— Мы сейчас выясним у врача. Как скажет Сергеев, так и сделаем, — решил Голдин.

Но когда Олегу рассказали о предложении Хорхе, он начал изображать ветряную мельницу:

— Да вы с ума сошли! Парень в критическом состоянии! Ни под каким предлогом не позволю!

— Впрочем, мы и так знаем имя убийцы, — сказал несколько разочарованный герцог. — Убийца уже арестован и понесет заслуженную кару.

— Боюсь, ваше величество, вы поспешили с арестом, — неожиданно произнес Голдин.

Все повернулись к нему. Но он не торопился раскрывать карты.

— А стрела? — спросил Вилан.

— Ее легко выкрасть.

— Подождите… Давайте начнем сначала. — Вилан был растерян. Признаюсь, я тоже. — Вы ведь сами обратили наше внимание на то, что покушение произошло в светлое время суток. И это, как вы же сказали, позволило исключить всех, кто уехал из дворца до рассвета.

— Это так, — кивнул Голдин.

— Но тогда остаются лишь те, кто сидел за главным столом…

— Строго говоря, нет, — возразил Голдин.

— Вот как? Кого же мы забыли?

— Слуг и стражников. И еще одного человека.

Воцарилось молчание. Потом Сергеев предложил всем нам отойти подальше от больного, сам сел за пульт управления «саркофагом» и принялся за работу.

Из угла, где мы стояли, я пытался разглядеть, что происходит под колпаком. Но не удавалось. Сергеев погасил лишний свет, и над «саркофагом» царил полумрак. Мы всемером толпились у двери, напряженно всматриваясь в темноту. Первым заговорил герцог:

— Вы, мессир Голдин, не учитываете психологии доригианцев. Я могу опросить всех слуг и стражников, но уверен: никто из них просто не осмелился бы поднять руку на своего принца. Все его так любят… Хотите, сейчас позовем капитана?

— Я тоже уверен в том, что слуги и стражники в этом деле не замешаны… Правда, по другой причине. Тем не менее, ваше величество, прикажите, пожалуйста, капитану прийти сюда.

Герцог кивнул, и Вилан выглянул в коридор:

— Капитан, подойдите к нам.

В дверях появился бравый капитан стражи.

— Скажите, капитан, — начал Голдин. — Вы всю ночь были со стражей и никуда не отлучались?

— Это так, сэр Голдин, — поклонился капитан.

— И ваши солдаты, безусловно, могут это подтвердить?

— Разумеется.

— А сами они… Как распределены они по постам? Есть ли пост, где стоял бы один солдат?

— Нет, сэр. Все они стоят на часах по трое.

— Где расположены были этой ночью ваши посты?

— Два из них были у двух входов во дворец — центрального и бокового. Один на первом этаже, один — на втором.

— И это все?

— Да, сэр.

— А на третьем?

— Но там ничего не происходило, сэр. Поэтому поста там не было.

— И у покоев дворян вы не дежурили?

— Мы поставили бы пост после окончания бала, сняв его со второго этажа. Но из-за всех этих… событий не успели.

— Значит, вы не видели сэра Галахэда ни когда он шел к себе в покои за деньгами, ни когда он возвращался назад? — спросил Вилан.

— Нет, ваше сиятельство. Не видели.

— А ваши солдаты?

— Нет, и они не видели. Я уже спросил, видели ли они кого-нибудь ночью. Они ответили: только гуляющих на площади дворян с дамами.

— Все, этого достаточно, — сказал Голдин.

Вилан отпустил капитана. Снова наступила тишина.

— Я уверен, что тот же результат вы получите, спросив слуг, — наконец, сказал герцог. — Но вы говорили еще об одном человеке…

— Говорил… Конечно, слуги тоже ответят, что видели друг друга. Да и потом, руки у них все время заняты, тут не до арбалетов…

— Это и есть ваша «другая причина»? — усмехнулся Лионель.

— Разумеется, нет, — смутился Голдин. — Это я так неудачно пошутил… Извините… Но слуги действительно не виноваты в происшедшем.

— Вы говорили еще об одном человеке, — еще раз сказал герцог.

— Да-да, я помню. Кроме сидящих за столом дворян, а также слуг, стражников и, кстати, музыкантов, о которых мы с вами забыли…

— Музыканты были в зале, все вместе, — сказал Лионель.

— Верно. Так вот, кроме них, в зале был еще один человек — Трикс. И вот за ним-то никто не следил…

— Вот это подозреваемый! — недоверчиво ухмыльнулся Лионель.

— Да нет, я его не подозреваю, — ответил Голдин. — Я просто хочу сказать, что не следует делать поспешных выводов.

— Но ведь вы согласны с тем, что сэр Галахэд, не считая Трикса, единственный, кто мог покушаться на убийство? Только он, якобы выходя за деньгами, мог по пустому третьему этажу пробежать в другое крыло замка, спуститься на первый этаж перед самой дверью Белого зала, так, что его никто из стражников не увидел бы, и выстрелить в принца. А затем вернуться в Голубой зал по тому же третьему этажу, — сказал Вилан.

— Вы, ваше сиятельство, не берете в расчет фактор времени.

— Вы хотите сказать, сэр, что у него в этом случае не хватило бы времени сходить в свои покои за деньгами? Но кто может поручиться, что он туда действительно ходил? Его покои находятся на третьем этаже у самой боковой лестницы… В нагрудных пластинах панциря можно спрятать не два, а все четыре мешочка. И если преступник готовился к покушению, то он вполне мог заготовить и принести деньги в мешочках по пять тысяч.

— Это на юридическом языке называется «попыткой сфабриковать себе алиби», — подсказал я.

— «Попытка сфабриковать алиби», — повторил Вилан. — Спасибо, я запомню.

После паузы он продолжил:

— Итак, только он мог это сделать. Если исключаются все другие возможности, то остается единственно верная. Не так ли рассуждают и у вас на Земле?

— Так, разумеется. Но уверены ли вы, что сэр Галахэд — и есть та единственная, а значит, верная возможность?

— Уверен, сэр Голдин. Сэр Галахэд мог это сделать.

— То есть он мог заранее в панцире спрятать деньги, вместо того, чтобы пойти за ними в свои покои, побежать к Белому залу, выстрелить в принца, а потом прибежать назад, это вы хотите сказать?

— Да, у него хватило бы на это времени.

— Но ведь он не знал, какую сумму выкупа назначит его величество.

— Не знал. Сумма, однако же, должна была быть круглой, и сэр Галахэд мог захватить с собой несколько мешочков по две с половиной тысячи золотых в каждом. Он ничем не рисковал, поскольку, принеси он больше, просто отсчитал бы золотые при вас…

— Это действительно возможно. Но меня интересует другое, — тихо произнес Голдин. — Скажите, а смог бы он сразу после такой пробежки в панцире, латах, с оружием — петь? Да так, как он пел в эту ночь? Не вы ли сами сказали мне, что такого пения никогда еще не слышали?

Мы оторопели.

— Но тогда… Тогда действительно остается один только Трикс, — после некоторого замешательства сказал герцог. — Это поразительно, сэр Голдин, я бы никогда в это не поверил! Но логика подсказывает, что больше сделать это было некому.

— Увы, ваше величество, здесь я должен констатировать, что вы опять ошибаетесь. Трикс тоже не мог этого сделать.

— Ошибаюсь? Но почему? — воскликнул герцог.

Ответить на этот вопрос Грег не успел.

Внезапно Олег зажег свет над «саркофагом», одновременно что-то бубня себе под нос и по-прежнему склонившись над своим пультом. Потом мы увидели, как внутри «саркофага» принц Андрэ приподнялся и сел, опираясь на руку. Вернее, он полусидел, глаза его были открыты, губы шевелились.

Сергеев, не поднимая головы и судорожно щелкая какими-то тумблерами, пробормотал:

— Он в полном сознании.

Тут же был включен микрофон, и мы услышали:

— Убийца, подлый трус… Я видел тебя… Я… ты был мне как брат, отец уважал тебя… Ты мог иметь все мое герцогство… и вот — расплата за нашу наивность…

Рука принца тянулась к нам, пот стекал по лицу. Он не бредил, он все понимал — и указывал в нашу группу!

— Убийца, убийца… Ты пронзил мое сердце, а я твое… Но я… умираю, а ты… жив… подлый зем… землянин!

Андрэ, обессилев, упал на ложе. На панели «саркофага» горела хищным алым пламенем лампа критического состояния. Затем она погасла…

Из своего закутка Сергеев рванулся к «саркофагу», отбросил колпак и принялся отчаянно массировать сердце принца. Потом он опустился на пол прямо у «саркофага» и заплакал злыми слезами.

Мы с Голдиным подбежали к принцу. И тут услышали дрожащий от возбуждения голос Лионеля:

— Так вот кто истинный убийца!

Я обернулся. Неожиданно племянник герцога обхватил сзади левой рукой горло стоящего перед ним в оцепенении Эрреры, запрокинул его голову и поднес к горлу нож:

— Вы обмолвились, сэр Моррис, что ваш костюм заменяет защитный рыцарский панцирь. У меня ведь очень хорошая память… Поэтому я обращаюсь ко всем вам — снимите свои костюмы! И не поднимайте рук, иначе лишитесь товарища. Ну, живо, снимайте! Посидите в Башне Смерти, пока мы разберемся, о ком из вас говорил брат.

Мы медленно, стараясь не делать резких движений, сняли свои куртки, лишаясь и генератора защитного поля, и ультразвуковых пистолетов…

Голые по пояс, стояли мы перед Лионелем, все еще державшим нож у горла Хорхе.

— Сэр Моррис, будьте так любезны подойти ко мне, — сказал принц-насмешник. — Вот так. Встаньте рядом с вашим товарищем… повернитесь ко мне спиной… Отлично! — И он, оттолкнув Хорхе, мгновенно прижал нож теперь уже к моей шее.

— А теперь, господин Эррера, разденьтесь и вы… И тоже — очень спокойно, без лишних движений, — сказал мой мучитель.

Хорхе стянул с себя куртку и бросил на пол. Лионель чуть ослабил хватку.

— Отец, — так он теперь по праву обращался к герцогу, молча наблюдавшему за этой сценой, — прикажите страже арестовать этих негодяев!

В лабораторию ворвались стражники. Тут-то и произошло то, чего никто не ожидал. Голдин в невообразимом кенгурином прыжке выскочил из лаборатории в рубку управления и захлопнул за собой дверь. Стражники безуспешно колотились в нее.

— Сэр Голдин, — громко сказал Лионель. — Сейчас ваш друг Моррис жив. Но если через пять секунд вы не выйдете оттуда и не сдадитесь, через шесть он будет мертв. Раз… два… три…

На счет «четыре» из рубки вышел Голдин. Один из стражников сильно ударил его древком копья в живот, и Грег осел на пол.

Стражники связали всем нам руки. Четверо из них осторожно вынули тело принца Андрэ из «саркофага», один взял его одежду. Двое схватили под руки все еще лежавшего Грега и потащили за нами к выходу. Люк корабля захлопнулся за ними.

Отойдя от «Северина» метров на тридцать, Лионель остановился.

— Сюда мы еще вернемся. Слава Иисусу, как открывать эту дверь, они показали… А вот до Башни Смерти придется идти пешком, — он повернулся к нам. — На ваших флаерах мы летать пока не умеем. Но придет время — научимся и этому. Научимся!

И мы двинулись по дороге ко дворцу герцога Александра.

ГЛАВА 17

Невеселой была эта дорога. Голдин, которого выволокли из корабля под руки, на воздухе пришел в себя и шагал рядом со мной. Его животик колыхался в такт шагам, как маятник…

Все молчали и были подавлены. Никто не сказал и слова и после, когда нас бросили в большую грязную камеру с одним окошечком.

Итак, среди нас был убийца… Себя я, разумеется, исключал. Грега тоже. Оставались трое. Я отлучался из Голубого зала лишь один раз за всю ночь: когда вместе с Лионелем ходил за вином в подвал. Полагаю, его хитроумное высочество — новый наследник престола — не откажется подтвердить мое алиби на это время. Насколько я помню, Голдин и Кантона тоже не выходили на площадь… Внимание — оговорка: в то время, пока я сидел в зале. Но, во всяком случае, Голдин должен был увидеть, уходил Кантона из зала во время моего отсутствия или нет…

Но неужели же кто-то из этих парней стрелял в принца?!

И зачем? Зачем было кому-то из нас убивать принца, да еще таким странным способом? Сколько я ни думал над этим, ответа не находил.

Тогда я решил рассуждать от противного. Предположим, что все-таки никто из землян не убивал Андрэ. Как это может быть? Принц бредил? — Нет, Олег сказал, что он в полном сознании. Принц ошибался? — Может быть…

А если он действительно ошибался?! Спутал кого-нибудь из тефисийцев с землянином? Как он там говорил? «Ты был мне почти братом, отец уважал тебя…» О ком же он говорил? Кто из землян мог быть почти братом Андрэ? Только Кантона!

Я наклонился к Грегу.

— Как ты себя чувствуешь?

— Отлично.

— Живот не болит?

— Да он и не болел. Я перед ударом напряг мышцы и почти ничего не почувствовал.

— Ты ничего не почувствовал, потому что тебя «вырубили» стражники. Они волокли тебя, как мешок с картошкой…

— Да никто меня не «вырубал»… Так надо было… Я притворился.

Я насторожился. К тому времени мне уже было известно, что врать Грег попросту не умеет. Говорит, что притворился, значит, так и было. Но для чего?

Об этом я тихо спросил Голдина.

— Понимаешь, мне совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь хозяйничал на «Северине», пока мы здесь будем сидеть.

— И ты…

— И я прорвался в рубку управления и настроил защитный экран на контакт с материалом последнего движущегося предмета. Поэтому мне и нужно было, чтобы меня выволокли из корабля последним и головой вперед. В этом случае тефисийцы уж никак не преодолеют защитное поле. Разве только догадаются отобрать у нас обувь.

— То есть экран настроен на материал наших ботинок?

— Естественно. Ведь меня тащили за руки. Значит, поле включилось, как только последний движущийся предмет покинул десятисантиметровую зону вокруг выходного люка. Этим последним предметом и были мои ботинки из этого… как его… термопластрона, что ли…

— Молодец! — От избытка чувств я попытался обнять умницу Грега, но совсем забыл, что руки у нас были связаны.

Подождав немного, я задал новый вопрос, с которого, собственно, и собирался начать:

— Ты не заметил, выходил ли Кантона из зала в течение ночи?

— Нет, не выходил. Он все время был рядом со мной. То есть подчеркнуто держался рядом.

— Спасибо…

Помолчав, я снова обратился к Голдину:

— Надо бы выяснить у Эрреры и Сергеева, подтверждают ли они алиби друг друга.

Грег сочувственно посмотрел на меня:

— Ты не тем занимаешься…

— Я думаю над тем, кто убил принца. Можно подумать, что тебя это не волнует! — разозлился я.

— Пожалуй, нет. Процентов на 99.

— А что же тебя волнует на эти проценты?

— Меня волнует, как он это сделал.

— А кто и зачем, ты, конечно, уже знаешь, — издевательски улыбнулся я.

Грег помолчал, почесал затылок и ответил:

— Пожалуй, могу сказать: да. Я знаю, кто это сделал и зачем. Но не могу понять, каким образом. Да еще тут привнесенные обстоятельства… Я совсем запутался, Дон, признаюсь тебе как на духу!

Ах так! Следовательно, этот красавчик уже вычислил, кто убийца! Ну а я еще нет, поэтому и пойду своим путем…

Ничего не ответив на последнюю реплику, я подполз к Эррере.

— Хорхе, у меня к тебе только один вопрос: разлучались вы с Олегом на дворцовой площади или были рядом все время?

Эррера внимательно посмотрел на меня:

— Мне кажется, сеньор Моррис, нам следует держаться сейчас как можно более сплоченно и не искать кошку в темной комнате. Впрочем, на ваш вопрос я могу ответить. Да, все время на площади мы гуляли вместе с сеньором Сергеевым. И вместе с несколькими другими рыцарями и дамами. И вернулись мы в Голубой зал тоже все вместе.

Я поблагодарил историка и вернулся в свой угол. Надо же, и этот обижается… Ну и пусть. Зато я исключил почти все возможности и оставил последнюю.

А теперь рассмотрим ее, эту последнюю возможность. Заключается она в том, что принц Андрэ все-таки ошибся и принял кого-то за Кантону. Но кого именно? Голос Рене с чужим не перепутаешь… И потом ведь принц видел космогеолога. Кого же он мог видеть и принять за Кантону при условии плохого освещения, да еще не слыша голоса?

И тут я понял кого! Таким же сухощавым, длинным и прямо держащимся был только один человек — сам первый министр двора, его сиятельство граф Вилан!

Правда, его серый бархатный камзол трудно принять за черный потрепанный комбинезон Кантоны… Но стрела принца была найдена у окна! У окна, вы понимаете, что это означает?! Это означает, что Вилан стоял именно там! И от тела Андрэ до стрелы было метров сорок. А уже рассвело, и, значит, пламя свечи на таком расстоянии не могло хорошо освещать первого министра. А на фоне бледного неба его камзол вполне мог показаться принцу черным!

Теперь я уже не сердился на Грега, поскольку своим умом дошел до разгадки. Правда, в отличие от Голдина я не понимал, зачем Вилану понадобилось убивать… Но в этом деле вообще было столько непонятного: знамения, обрубленная стрела… Кровь вчера утром, огненные письмена вечером…

А что об этом думает наш маэстро сыска?

Но выяснить этот вопрос я не успел. Заскрипела дверь, и в камеру в сопровождении стражников вошел Жоли. Следом появился слуга с подносом, накрытым черной тряпкой. Как у фокусника.

— Проведенным мною лично в присутствии его величества обыском ваших вещей злоумышленники против его высочества изобличены, — сообщил хранитель Главной печати. — Получены неопровержимые доказательства как преступных замыслов, так и их злодейского претворения в жизнь.

— Мессир Сергеев! — вызвал Жоли.

Олег встал.

— Вы обвиняетесь в убийстве его высочества наследника престола принца Андрэ! Не желая, чтобы принц назвал имя убийцы — ваше имя, — вы с помощью Демона и земной хитроумной техники ускорили его гибель! Вы сделали это, дабы овладеть магическим амулетом его высочества и, таким образом, усовершенствовать свое умение исцелять больных… Окровавленный амулет его высочества, отсутствовавший на теле, найден среди ваших вещей!

Тут Жоли жестом провинциального чародея запустил руку под черное покрывало и вытащил оттуда что-то блестящее.

Я вгляделся. Да, это, несомненно, был тот самый амулет, который нам позавчера показывал Андрэ.

Но как он попал к Сергееву? Я готов был поклясться, что видел его на груди у принца, когда тот лежал в «саркофаге»… Видимо, Вилан просто подбросил его Олегу!

— Мессир барон де Кантона! — продолжал выкликать Жоли.

Рене тяжело поднялся и встал рядом с Олегом. А у него-то что разыскали?

— Вы обвиняетесь в краже принадлежащего теперь его величеству подарка ваших собратьев-землян! А именно — редкого шлема земного воина, называемого легионером!

С этими словами Жоли сдернул наконец свое покрывало. На подносе и в самом деле лежал шлем древнеримского легионера из нашей коллекции!

— Этот шлем полностью изобличает вас. Наказание вам обоим и меру виновности других землян решит его величество герцог.

Жоли поклонился и, сжимая в руке амулет принца, вышел вместе со слугой и подносом.

Шлем остался лежать в камере.

Я посмотрел на Грега. Происшедшее стало неожиданностью и для него: Голдин глядел на захлопнувшуюся за тефисийцами дверь, приоткрыв рот. Потом он потряс головой, словно желая избавиться от наваждения, и глубоко задумался.

Если с амулетом все было более или менее ясно, то случай со шлемом меня озадачил. Наш шлем, несомненно, может быть только на «Северине». Никто не мог бы вытащить его с корабля, пока тот окружен силовым полем. Что из этого следует? А следует из этого дилемма. Либо Кантона выкрал наш шлем, либо имел свой собственный. И то и другое достаточно абсурдно…

Голдин пододвинулся ко мне и тихо сказал:

— Мне нужно с тобой посоветоваться. Эта история очень запутана. У меня есть одна гипотеза. Дурацкая. Или невероятная. Или верная… Но я могу случайно обидеть человека… Человека невиновного…

— Только обидеть? А если ты окажешься прав?

— Мне трудно представить себе даже сотую долю последствий… но выйти отсюда, думаю, мы сумеем.

— Тогда решай сам, что важнее. Спасти людей или никого не обижать и сидеть здесь до окончания веков.

— Но… Дон… Ты не понимаешь, о чем идет речь… Если я прав, мы, скорее всего, выйдем, но можно вызвать к жизни такие силы…

Я развел руками:

— Могу только повторить: решай сам.

Голдин немного помялся, потом тяжко вздохнул и заявил:

— Честно говоря, я уже решил… Но мне нужна поддержка… Ты бы не мог…

— Конечно, Грег. Что я должен делать?

— Идем со мной.

Он поднялся и подошел к Кантоне. Присел рядом. Я уселся напротив.

— Извините, — сказал Голдин. — Если можно, я бы хотел задать вам несколько вопросов.

Кантона пожал плечами и ничего не ответил.

— Я не собираюсь спрашивать вас о шлеме…

— Разумеется, это обычная провокация.

— Ну-у… не совсем уж и обычная, на мой взгляд. Но я сейчас не об этом. Я хотел спросить, как ваша рана?

Рене удивленно поднял брови:

— Вы об этой старой ране? — Он показал на свой шрам.

— Да, именно.

— Спасибо, пока не беспокоит. Назначения Олега помогли.

— А вы не могли бы подробнее рассказать, как ее получили?

Кантона остро взглянул на меня. И только теперь я впервые почувствовал то, о чем потом говорили и Олег, и Хорхе. В верхней части моего затылка мгновенно возникла острая боль, сопровождаемая чувством опустошения… Впрочем, через несколько секунд она утихла.

— Я не понимаю цели ваших расспросов… Эта рана была получена двенадцать лет назад при неудачной посадке… Простите, но мне не хочется вспоминать этот эпизод.

— Видите ли… Я говорил, что мы с вами почти год назад встречались… На Ариксе-1…

— Увы, я не могу этого вспомнить.

— Очень жаль. Потому что вы выиграли у меня в шахматы.

Кантона снова пожал плечами. Я нашел последнее замечание Грега по меньшей мере странным. Но уже через минуту все разъяснилось.

Или еще больше запуталось…

— Мы с вами играли на Ариксе-1 в шахматы. Вы этого не помните, — продолжал Голдин. — Вы, видимо, не помните также, какая была погода. А между тем, было очень жарко.

— Ну и что? — поднял голову Кантона.

— А то, что играли мы с вами на пляже. Загорая. И готов держать пари, что год назад этого шрама у вас не было!

— Ну, хорошо. Предположим, я не хочу говорить об этом шраме.

— Почему?

— По личным причинам. К шлему это не имеет отношения.

— Ладно… Вы говорили, что три дня лежали с сердечным приступом на своем корабле перед тем, как прибыли сюда.

— Говорил. Это правда. Доктор Сергеев подтвердит вам, что мое сердце было в очень плохом состоянии.

— И вы продолжаете утверждать, что эти три дня ни с кем на Земле не связывались, ни с кем не общались?

— Это тоже имеет значение?

— Да.

Кантона подумал.

— Нет, насколько я помню, ни с кем. Мне было очень плохо.

— Тогда ответьте, пожалуйста, как вы узнали о том, что в наши планы входит развернуть на Тефисе музейную экспозицию? Нам эта мысль пришла в голову меньше чем за сутки до отлета. Вы никак не могли бы узнать о ней, не связываясь за эти три дня с Землей. А между тем, первая же ваша фраза была именно об этой экспозиции, помните?

Кантона молчал.

— Олег сказал, что у вас в очень плохом состоянии нервная система. Вы живете на грани срыва. Что угнетает вас? Что заставило появиться здесь? Вы должны рассказать нам все.

Кантона по-прежнему молчал, опустив голову.

— Хорошо, — наконец сказал Голдин. — Я помогу вам. Я задам вам еще только один вопрос. Возможно, он покажется вам странным. Тогда забудьте о нем. Но если я угадал, сдайтесь. Поделитесь с нами своей тревогой. Я не сомневаюсь, что вы можете помочь нам. А мы постараемся помочь вам. Так вот…

Грег сделал длинную паузу, словно собираясь с духом.

— Так вот, — повторил Голдин. — Мой вопрос звучит так: как вы считаете, будут ли когда-нибудь возможны путешествия во времени?

ГЛАВА 18

Вот это да! От меня не укрылось, как вздрогнул Кантона, хотя глаз он так и не открыл.

— Значит, я угадал, — утвердительно сказал Грег. — Значит…

— Вы понимаете, — перебил его Кантона, все еще не открывая глаз, — вы понимаете: ни при каких обстоятельствах, ни под какими пытками я не могу — не имею права — отвечать на ваш вопрос?! Но мы действительно… действительно попали в ужасную ситуацию… Опасность грозит миллионам, а может — десяткам миллионов людей!

— И мы можем помочь предотвратить эту опасность? — спросил я.

— Вы можете помочь… Иначе бы я не начал этот разговор… Вопреки всем инструкциям… Я пытался обойтись своими силами, но… У меня так мало времени… Я должен рассказать вам все, ибо нельзя исключить, что мои действия станут причиной и ваших несчастий… А может быть, и изменят историю всей Земли…

Он замолчал. До сих пор мы разговаривали тихо, но тут Кантона (или не Кантона, не знаю, как теперь его называть) повысил голос:

— Друзья! Я обращаюсь ко всем! Подойдите, пожалуйста, к нам. Я должен рассказать вам одну удивительную историю.

Когда все расселись вокруг, он продолжил:

— Я не Рене Кантона. На самом деле меня зовут Рик Парсонс. Мне 38 лет. Я родился в Лос-Анджелесе… Вернее, я должен родиться там почти через сто восемьдесят лет…

Никто не шелохнулся. Рик вздохнул и заговорил снова:

— Я профессиональный хронавт-испытатель. Путешественник во времени. Это моя работа, ею я занимаюсь вот уже 14 лет… Но сначала я должен рассказать о главных принципах своей работы. Прежде всего, путешествие в будущее невозможно. Пока. Мы «ходим» только в прошлое. Двадцать лет назад мы впервые получили стабильное темпоральное поле 1-го вида. И, будучи защищены им, перемещались в очень близкое прошлое — на 2–4 дня. При переброске тратилось огромное количество энергии. Мы наблюдали прошлое, не входя с ним в физический контакт.

— Вы говорите, что, находясь в прошлом, не выходите из темпорального поля. Вы не умеете этого делать или не хотите? — спросил Грег.

— Не хотим. Слишком велика опасность, а порою — и соблазн — что-либо изменить.

— А если действительно попытаться это сделать?

— В теории время представляет собой нечто вроде ствола дерева. Этот ствол мы называем главной мировой линией. Если попытаться сделать что-либо подобное, то мировая линия разделится — даст боковую ветвь. Если изменение не окажет серьезного влияния на ход времени, то боковая ветвь скоро вернется, прирастет к «стволу». Если окажет — то нескоро. Но все равно вернется. Время обладает невероятной инертностью…

— Такие попытки уже были?

— Одна. Человек отправился на 3 дня в прошлое и там, нарушив инструкции, снял темпоральное поле и произвел некоторое изменение хода истории. Неважно какое.

— И вы его почувствовали?

— Разумеется. Только на нашей — главной — линии оно выразилось в том, что теперь этого человека с нами нет. Произведя изменение, он в наше будущее так и не вернулся. А где-то на созданной его же поступком новой мировой линии, вернувшись в «свое» время, столкнулся со своим двойником!

Так вот… Путешествия на короткие расстояния стали уже обычным делом, хотя, разумеется, «ходить» по времени можно только с особого разрешения и в паре со специалистом…

— Почему? — подал голос Сергеев.

— Потому что, во-первых, все-таки есть риск, что человек — по небрежности, недоразумению или намеренно — снимет темпоральное поле. А во-вторых, даже не снимая его, можно получить информацию, которую использовать потом во вред обществу или одному из его членов. Но вот около двух лет назад удалось получить стабильное темпоральное поле 2-го вида, и мы смогли начать путешествия в далекое прошлое. Раньше это было невозможно. Видите ли… Вы представили, что время похоже на ствол дерева? Теперь завейте его в пространственную спираль. Это и будет верная модель.

Ну вот. Около года мы испытывали аппараты для путешествий в далекое прошлое — хронотроны темпорального поля 2-го вида. А вот уже полгода испытывается комбинированная конструкция, использующая оба вида поля. Именно такая у меня…

Но я забежал вперед.

При работе в далеком прошлом появилась возможность снимать поле, ведь все наши изменения, при условии, что они невелики, «гасятся» временем.

Итак, год назад испытания завершились. У нас появилась возможность посылать людей на сотни и тысячи лет в прошлое, причем разрешать им вступать с прошлым в физический контакт.

Происходило это так. В прошлое хронавты «ходили» только парами, тщательно подготовившись. Подготовка включала в себя: изучение соответствующего периода истории, языка, манер, обычаев.

Каждый из пары хронотронов был автономен, но по аварийному сигналу с любого из них срабатывали оба. То есть, в случае опасности, грозящей одному из хронавтов, другой мог в любую секунду аварийно вернуть себя и товарища в настоящее.

Теперь, когда вы знаете присказку, можно рассказывать и все остальное… Три дня назад два хронавта отправились из моего настоящего в сорок девятый год до нашей эры. Они были загримированы под братьев-близнецов. Их задачей было — провести четыре дня в армии Цезаря, штурмующей Массалию. Их хронотроны были изготовлены в виде боевых легионерских шлемов. В память каждого аппарата введены четыре даты (я вам, конечно, даю произвольные): дата старта: 19 сентября 2391 года, дата промежуточного финиша: 16 мая 49 г. до н. э., дата промежуточного старта из прошлого: 20 мая 49 г. до н. э. и дата окончательного финиша в настоящем: 23 сентября 2391 г. Именно в таком порядке управление должно было передаваться соответствующим ячейкам памяти.

Они отправились утром, около восьми… А через сутки один вернулся. Со стрелой из лука в горле. Один. Этого не могло быть, но это произошло.

Медицина не помогла, и мы похоронили нашего товарища, так и не узнав, что случилось с этой парой. И стали думать.

В принципе хронотрон рассчитан на большие нагрузки. У первого хронотрона сработала система аварийного возвращения, у второго — почему-то нет. Ужас ситуации заключался в том, что хронотрон имеет источник энергии, необходимой для возвращения. Источник этот невозможно разрушить или даже повредить. Энергия обязательно должна выделиться, и она выделится. Но ее спонтанное выделение равносильно ядерному взрыву мощностью в несколько мегатонн тротила!

Наши аналитики выдали три главных варианта происходящего. Первый — самый простой. Во втором хронотроне почему-то вышла из строя аварийная система. В этом случае хронотрон вернется в заданное время — 23 сентября. Для моих современников — завтра. И этот вариант, конечно, нас больше всего устроил бы. Но к великому нашему сожалению, есть еще два.

Вариант второй. При попытке задействовать аварийную систему произошел разрыв временного канала. Энергия будет высвобождена. В армии Цезаря произойдет взрыв, мощностью с ядерный. То, что НАША история такого взрыва не зафиксировала, ничего не означает. Если б он действительно произошел, время и история изменились бы очень сильно.

Итак, сегодня мы не можем знать, воплотился в жизнь второй вариант или нет. Только завтра, если не вернется наш второй товарищ, как предусматривает первый вариант, и если не произойдут события, составляющие третий, мы будем знать: второй вариант верен.

А самый страшный для нас вариант развития событий — это третий. Если поврежден генератор темпоральных полей, который наши специалисты до сих пор тоже считали неповреждаемым.

Что же тогда должно произойти? После прибытия наших хронавтов в прошлое управление передалось ячейке «20 мая 49 г. до н. э.». По аварийному сигналу генератор не возбудился. Затем наступил срок возврата, но генератор снова не возбудился. Управление передалось ячейке «23 сентября 2391 г.». Генератор поля неисправен, а значит, хронотрон превратился в ядерную мину с часовым механизмом. 23 сентября в 16 часов — срок возврата — память будет заблокирована, а энергия — высвобождена.

Что могло произойти со шлемом за это время? Был ли он найден археологами? Если нет, то он лежит глубоко в земле где-то в районе Марселя (бывшей Массалии). Искать его бесполезно… Поэтому сейчас идет эвакуация людей из всей Южной Франции…

Если же археологи его нашли, дело обстоит еще хуже… Беда в том, что около ста лет назад была изобретена машина-дубликатор. Она способна создавать копии неорганических объектов с точностью до молекулы.

Многие музейные реликвии с ее помощью были размножены в тысячах экземпляров для музеев расселившегося в наши дни по всей Галактике Человечества… Дублировались и шлемы древнеримских легионеров. А шлем-хронотрон от настоящего отличить сто лет назад было невозможно. Индикаторов темпорального поля просто не существовало.

Учитывая серьезность ситуации, нам — хронавтам — предоставили чрезвычайные полномочия и огромные возможности. Мы пришли к выводу, что найти и проверить все шлемы во всех музеях просто не успеваем. И решили отправиться в прошлое до изобретения дубликатора, чтобы там, в прошлом, подменить каждый из шлемов на его безопасную копию.

Мы запросили Информаторий обо всех археологических находках. Выяснилось, что к XXIII веку нашли 11 отлично сохранившихся боевых шлемов древнеримских легионеров интересующих нас размеров и формы…

Один из шлемов обнаружился в коллекции великого герцога доригианского. И я, вооружившись его безвредной копией, стал готовиться к визиту в XXII век — сюда.

ГЛАВА 19

— Я запросил Информаторий об истории этой коллекции. Оказалось, что есть возможность попасть в день открытия экспозиции.

Я получил все имеющиеся у нас материалы об открытии Тефисы. Выяснилось, что с этой планетой связаны некие особые обстоятельства, о которых по понятным причинам я не могу вам рассказать, и что в этот период она была закрыта для посещения землянами.

Единственным, кто не попадал под это запрещение, был первооткрыватель планеты — некий Рене Кантона.

Я затребовал все сведения о нем, которыми располагала Земля. Их оказалось мало. Но нашлись ментограммы одного из знавших этого человека. Там были его привычки, характер, внешность…

Выбора все равно не было, и я стал Кантоной. Перевоплощаться хронавту не в новинку. Но мешал сильный недостаток времени. Я имел лишь один день на подготовку. Отсюда все «ляпы» и промахи…

План был таким: я прибываю на Тефису вечером сегодня — после открытия экспозиции. Не входя в физический контакт с временем, убеждаюсь, что шлем на месте. Меняю конфигурацию темпорального поля и ухожу по витку на 14 часов назад. То есть оказываюсь ночью в пустом Белом зале, где спокойно меняю шлем.

Предполагалось, что вся операция займет полтора — два часа. Стартовав в 12 часов дня, я собирался вернуться не позднее двух…

Тут-то и сказался недостаток сведений в Информатории. Во-первых, я считал, что раз экспозиция открывается в этот день, значит, она должна быть развернута заранее, хотя бы накануне вечером… Во-вторых, мне и в голову не могло прийти, что Белый зал ночью может служить местом отправления каких-то обрядов…

Я не собирался ни с кем встречаться, а если и принял внешность Кантоны и запасся необходимыми в ваше время для геологических работ на Тефисе документами, то только по привычке многократно страховать каждое свое действие… И эта привычка очень помогла мне здесь… Но я все равно проиграл…

Я прибыл на Тефису в назначенное время, не снимая поля, убедился, что шлем на месте…

— Значит, экспозиция все-таки будет сегодня открыта! — не удержался Эррера.

— Отнюдь не значит. Возможно, я своими действиями уже создал новую линию времени, на которой мы и находимся… Не знаю… Так вот. Изменив конфигурацию поля, я ушел на 14 часов назад в местное прошлое, как и было запланировано… Лучше бы я этого не делал!

Снимая поле в зале, который мне сначала показался пустым, я вдруг увидел человека с арбалетом в руках. Он повернулся искаженным от боли лицом ко мне — все это заняло не более трех секунд — и, внезапно заметив меня, спустил тетиву арбалета! Напряжённость темпорального поля стремительно падала. Инстинктивно ощутив в его движении угрозу, я снова включил генератор поля, чтобы уйти еще на сутки назад. Но поле уже было слишком слабым. Стрела пробила его и, хотя поле смягчило удар, вонзилась мне в грудь… И тут же усилившееся до нормальной напряженности поле обрубило древко стрелы у самого острия… Последнее, что я увидел, уходя в прошлое, — это такую же стрелу в спине упавшего человека… Так я очутился во вчерашней ночи.

Я снял поле — и кровь из раны хлынула на пол. Но мне было не до того. Я убедился в полном несоответствии местных условий моим представлениям о них. Хотя зал был пуст, необходимо было срочно уходить из дворца, чтобы продолжать поиски в новых условиях.

Я телепортировался к вашему кораблю, вытащил острие стрелы и кое-как затянул рану. Она оказалась не слишком серьезной, но очень болезненной. Я выстирал и высушил одежду, а затем на соседнем холме создал голографическое подобие вашего корабля, чтобы как-то объяснить свое появление на планете. После этого я отправился к вам.

Дабы не быть уличенным в незнании чего-либо существенного, происшедшего за последние дни, я сказал, что вот уже три дня не выходил на связь с Землей из-за сердечного приступа. И попался на вопросе об экспозиции… Потом это тестирование ваших костюмов… У нас такие методы лет двести не применяются.

Поймите, не имея никакой информации, я вынужден был все время балансировать на лезвии ножа, чтобы не выдать себя. С каждым из вас я разговаривал только в присутствии третьего лица. Зачем? Но ведь я ничего не знаю об окружающей меня обстановке, о людях, о настоящем Кантоне. Мне приходилось «влазить» в чужие мозги и делать это довольно нелюбезно. При этом я не мог проделывать это с собеседником, ибо каждая процедура сопровождалась головной болью у индуктора, — к счастью, вполне безвредной и кратковременной.

Так, мне пришлось выяснять у мистера Эрреры, кто этот юноша, что так радовался моему появлению на корабле. Это был Антонио…

— Да, я помню, меня словно пронзила боль, — подтвердил Хорхе.

— Я прошу у вас прощения, — виновато сказал Рик. — Но у меня не было иного выхода… Я прошу прощения и у господина Сергеева — он помог мне в нужный момент «узнать» принца Андрэ, и у мистера Морриса…

Можете представить себе, что я почувствовал, узнав в принце человека, который будет стрелять в меня следующей ночью! И который будет убит — я ведь не знал, что он еще проживет какое-то время.

— Я хотел бы уточнить, — вставил Голдин. — Значит, вы так и не видели ни убийцу, ни момента покушения?

— Нет, я появился чуть позже, наверное, через пару секунд.

— И в Белом зале вы не заметили никого, кроме вас двоих?

— Увы. Правда, у меня и не было на это времени. Может быть, он прятался.

— Полагаю, что нет. Он уже ушел. Какая жалость, что я не мог закончить осмотр зала… Сейчас бы я знал, где и что искать… Впрочем, продолжайте пожалуйста, мистер Парсонс.

— Я уже подхожу к концу. Весь день я так или иначе пытался выяснить, где хранятся экспонаты будущего музея — на корабле или уже во дворце. Но ничего не выходило.

— А почему вы не задали прямой вопрос: где сейчас коллекция, — спросил Олег. — Вы узнали бы, что вам нужно, и могли отправляться к себе…

— Дело в том, что на первую мою фразу об экспозиции вы так странно среагировали, что я больше не решался вообще затрагивать эту тему. Я решил, что сумею выяснить это исподволь, без прямых вопросов. Кроме того, мне не давала покоя мысль о том, что сегодня ночью должно было произойти убийство. Я очень боялся как-либо изменять будущее, но и умыть руки тоже не мог. Тогда мне пришла в голову мысль напутать принца, или его родителей, или убийцу — если бы он видел это — каким-нибудь таинственным знамением. Применив массовый гипноз, я показал вам огненные письмена. Но инерционные свойства времени сказались и тут — принц, как и его убийца, все-таки отправился в Белый зал. В общем, единственное, что я смог сделать, — это держаться поближе к мистеру Голдину и герцогу, чтобы иметь алиби. Увы, и это не помогло…

Короче говоря, положение сейчас ужасное. Из четырех суток, которые были отпущены на экспедицию в легионы Цезаря, прошло более трех. Сутки потратили хронавты, сутки ушли на анализ ситуации и подготовку к моему путешествию, более суток здесь. Мне осталось около восьми часов. За это время я должен найти шлем и вернуться на свой виток. Там шлем должен быть проверен индикатором темпорального поля. Если мне повезло, то шлем успеют «разрядить»…

— Если вы умеете телепортироваться, то все в порядке, — сказал Голдин. — Шлем на «Северине».

— Где же искать шлем на корабле?

— Сейчас я расскажу. Еще один вопрос. Сколько времени у вас займет «прыжок» в свое настоящее со шлемом?

— Очень мало. Минут десять абсолютного времени.

— Прекрасно. Тогда вы ведь не откажетесь помочь нам?

— Разумеется, нет, — сказал Рик. — Я очень опасаюсь, что все, что произошло отчасти по моей вине, может все-таки перевесить инерционные свойства времени… Тогда и отношения между Тефисой и Землей испортятся. Но я не знаю, что делать. В конце концов, я могу снести эту башню, но ведь и это — не выход!

— Да, это не выход, — согласился Голдин. — Я, кажется, придумал кое-что получше. Если мне удастся доказать герцогу — именно доказать — кто убийца, все будет «о'кей».

— Но ведь ты только на 99 % уверен в этом, — съехидничал я.

— Теперь даже — на 99,999 %… Но пока есть эта оставшаяся тысячная доля, я не могу ставить под удар все дело. Мне нужны ясные и четкие свидетельские показания, поэтому я ничего не скажу до тех пор, пока не вытяну из вас того, что мне нужно.

— Может быть, мы просто не знаем того, что тебе нужно? — спросил Олег.

— Один знает точно. Но это знание, должно быть, лежит очень глубоко. Не сердитесь, пожалуйста, если один и тот же вопрос я задам каждому из вас несколько раз.

Он помолчал, потом повернулся ко мне:

— Ты мне поможешь?

— Как всегда, конечно. Что мне делать?

— Слушай. Запоминай. Вспоминай. Задавай вопросы. А главное — думай!

ГЛАВА 20

Первое, о чем я подумал: рушится моя прекрасная версия… Принц действительно видел в Белом зале Кантону. То есть Рика, которого он принял за Кантону…

Ладно, Рик высказался. Послушаем, что скажут остальные.

— Начнем, если не возражаешь, с тебя, — сказал Грег Эррере. — Меня интересует все, что ты помнишь с момента, когда начало светать, и до шести часов утра.

— Честно говоря, я не помню, когда начало светать, — признался Хорхе, — голова, как в тумане…

— Естественно. Ночь-то не спали, — сердито сказал Олег. — Я предлагаю каждому принять по таблетке спорамина. Вернее, четверым. У меня всего четыре таблетки.

Голдин наклонился ко мне:

— Ты очень хочешь спать?

— Да не так чтобы очень…

— Тогда давай разделим таблетку, а Олег пусть выпьет целую. У него очень усталый вид…

Я согласился, и нам с Грегом удалось уговорить Олега. Через пять минут, когда действие таблеток начало сказываться, все почувствовали прилив сил.

— Пожалуй, в голове прояснилось, — улыбнулся Хорхе. — Спасибо, доктор. Итак, по-моему, когда мы вышли на площадь, было уже светло. Следовательно, надо начинать с того, как пел сэр Галахэд. Я сидел рядом с сэром Гаретом. Кто-то предложил пойти на двор.

— Кто именно?

— Не помню…

— Юная леди Кларинда, — вступил Олег. — Такая яркая девушка-блондинка в бирюзовом платье. Она сидела через два человека от меня.

— И сэр Гарет сразу поддержал ее, — продолжил Эррера.

— А как реагировал Вилан? — это снова Голдин.

— Вилан сидел рядом со мной, — сказал Сергеев. — Он отказался и сказал их величествам, что на улице слишком сыро и прохладно.

— Уверен, что в этот момент ты взглянул в окно, — тут же среагировал Голдин.

— Пожалуй… — задумался Олег. — Пожалуй, да… взглянул.

— Было ли уже светло?

— Я не… Точно! Начинало светать! Еле-еле. Я еще подумал: кто это из поэтов сказал — «неуловимо светало».

— Неуловимо… — словно пробуя слово на зуб, повторил Грег. — Отлично! Дальше!

— Сэр Гарет схватил меня за руку и стал доказывать, что на дворе куда лучше, чем в зале. Он был довольно сильно под хмельком. В общем, мы вышли на улицу, — закончил Олег.

— Вспомните, сколько вас было?

— Мы с Хорхе, пять или шесть дам… Трое рыцарей: сэр Гарет, сэр Тристан и этот, как то бишь его… сэр Эгмонт.

— Пожалуйста, вспомните теперь, глядел ли кто-нибудь на окна Белого зала?

— Разумеется. Я несколько раз смотрел туда, — сказал Олег.

— И я смотрел. Всем было интересно, что там происходит, — добавил Хорхе.

— Видели ли вы свет в окнах?

— Нет. Ни проблеска.

— Верно. Единственная свеча стояла у дальних от вас окон, с противоположной стороны… Выходил ли из дворца кто-нибудь еще?

— Нет, — в один голос ответили оба.

— А Трикс?

Эррера схватился за голову:

— Ну конечно! Он вертелся между нами с самого начала!

— И ушел он тоже вместе с вами?

— Ты имеешь в виду, вернулся ли он с нами во дворец?

— Да.

— Я открывал дверь, когда слуга позвал нас во дворец, — сказал Олег. — Если только он не прошмыгнул за спиной слуги, то передо мной он не проходил.

— А кто уходил со двора последним?

— Пожалуй, сэр Гарет. Я пропустил вперед дам, взглянул на площадь — она была пуста. А сэр Гарет дышал мне в затылок.

— Конечно, лучше бы иметь ментоскоп… Ну да ладно. Значит, Трикс ушел со двора раньше… Я не видел его до конца ночи. А вы?

— Во всяком случае, до прихода Хорхе и остальных его не было, — ответил Рик.

— Но Трикс убить тем не менее не мог… — сказал Грег.

Немного подумав, он снова разразился градом вопросов. Но новых среди них не было.

— Ну, получил ты, что хотел? — спросил я.

— Пожалуй. Но для верности я еще кое-что спрошу у тебя.

— Давай.

— Ты все время шел рядом с Лионелем?

— Да. Мы несли факелы. Он показывал дорогу.

— Где расположен этот подвал?

— Да я на первом же повороте потерял ориентировку. Мы спускались, потом шли прямо, потом сворачивали…

— Понятно… — После небольшой паузы Грег продолжил: — А как выглядит сам подвал?

— А внутрь я не входил. Стоял снаружи с факелом в качестве ориентира. Чтобы принц знал, как найти дорогу обратно.

— Странно… У него ведь тоже был факел.

— Да, но там что-то вроде лабиринта из бочек и штабелей бутылок. Ему необходимо было знать, в какую сторону идти к выходу.

— Следовательно, вы не видели друг друга?

— Нет, только слышали. Мы все время разговаривали. Он видел мой факел, а я — отблески его факела. Потом он разбил бутылку и выругался. А потом оставил факел на стене и пришел ко мне. Вернее, пошел, оставил факел по дороге и пришел.

— То есть как это?

— Ну, он разбил бутылку и сказал, что идет ко мне…

Я рассказывал Голдину то, что происходило со мной, максимально подробно. Но его, видно, и это не устраивало. Он заявил, что весь мой рассказ не имеет никакого значения, и тут же устроил настоящий допрос. Я думал, он никогда не выдохнется…

Потом Грег опять заставил меня рассказать все с самого начала.

В общем, я порядком устал повторять одно и то же, но сам Грег, похоже, видел в этом какой-то смысл. Он повеселел и даже умудрился со связанными руками похлопать меня по плечу. Словом, настроение у него явно не соответствовало обстановке. В конце концов я разозлился:

— Чего ты улыбаешься? Скажи Рику, как открыть контейнер с экспонатами, и пусть он забирает шлем. А мы будем гнить здесь.

— Я не могу вас бросить, — ответил Рик. — Вы здесь сидите и из-за меня… Скажите, мистер Голдин, вам что-либо удалось узнать из этих рассказов?

— Удалось, — откликнулся Голдин. — Я узнал главное: как произошло преступление. И у меня есть надежный свидетель.

— Отлично, — сказал я. — Выкладывай нам, что ты узнал.

— Не могу. Я задумал маленький спектакль. Вы поможете мне, Рик?

— О конечно, с радостью! Вы, в самом деле, вытащите всех отсюда?

— Надеюсь. Придвиньтесь, пожалуйста, поближе. Нам надо пошептаться.

Грег встал со своего места и подсел к Рику.

— Эй, постой, — сказал я. — Ладно, ты не хочешь говорить, кто застрелил принца. Хорошо. Надо — значит, надо. Но ведь кто твой главный свидетель, ты можешь нам сказать?

— Это могу. Один доригианский рыцарь и дворянин… Сэр Дональд Моррис. Ты!

ГЛАВА 21

Все ошарашенно смотрели на меня, я ошарашенно смотрел на Грега, а тот преспокойно беседовал о чем-то с Кантоной… То есть с Риком.

Потом мне это надоело, я закрыл рот и подумал: ладно, любитель эффектов! Я сейчас сам соображу, что же тебя так обрадовало.

И стал мысленно прокручивать весь свой рассказ Грегу. Раз, другой… Нет, не получается. Может, он это сказал, чтобы дезориентировать остальных? А что, с него станется!

На этом мои размышления были прерваны. Наш пузатый Шерлок Холмс закончил свои переговоры с гостем из будущего и вдруг заколотил в дверь:

— Стража! Стража!

Наконец дверь отворилась, и появилась недовольная бородатая физиономия:

— Нет еще герцогского решения. До обеда далеко, сидите спокойно.

— Срочно передайте его величеству, что ужасные беды и потрясения ожидают герцогство Доригиан, если его величество откажется немедленно — и в присутствии всего доригианского дворянства — выслушать нас! Гнев Демона падет на ваши головы!

— О Господи! — Стражник перекрестился и исчез, не забыв, впрочем, как следует запереть дверь.

Я понял, что обещанный спектакль начался!

Вскоре мы услышали, как оживает Башня Смерти. Раздавался какой-то топот. Во дворе слышались голоса. Примерно через полчаса прибежал стражник:

— Его величество и его высочество, а также его сиятельство граф Вилан идут сюда. Горе будет вам, если вздумали вы подшутить над ними.

— Не дрейфь, секира, — сказал я ему. — Не до шуток нам.

Голдин только важно кивнул. Подтвердил…

Еще через пять минут на пороге камеры появились долгожданные высокопоставленные посетители. Герцог был хмур. Вилан вообще не глядел на нас.

— Я пришел выслушать вас, — заявил герцог, переодевшийся во все черное. — Если вы волнуетесь за свои жизни, то напрасно. Несмотря на причиненные вами страдания, суд будет справедлив и великодушен…

— Простите, ваше величество, — поклонился Грег, несколько смягчив тем самым свою невежливость: прерывать герцога не позволялось никому. — Простите, но за свои жизни мы не боимся. Прикажите осветить камеру получше.

— Факелы! — крикнул капитан стражи, повинуясь кивку герцога.

Тут же принесли два факела. В камере стало светло.

— Смотрите, ваше величество, — сказал Голдин и поднял связанные впереди руки над головой. Веревка на них тут же на глазах у изумленной публики сама развязалась, упала к его ногам и вспыхнула веселым ярким пламенем. Стражники ахнули. Герцог, хотя и был поражен, сумел сохранить невозмутимый вид.

— Это может сделать каждый из нас, — сказал Голдин.

И сейчас же я почувствовал, что веревка исчезла с моих кистей. Я принялся массировать их, не обращая внимания на направленные в грудь арбалеты. То же сделали и остальные.

— Мы не боимся за свои жизни, — повторил Грег. — Мы в любой момент могли выйти отсюда, но никому не желаем причинить вред. Мы хотели узнать, что же на самом деле произошло в Белом зале. И теперь знаем это. Мы скажем это там, где вчера вечером вы видели ужасные огненные письмена. И пусть присутствует при этом его святейшество отец Роберт, осеняя наши действия крестным знамением, дабы чары Демона не мешали нам.

— А по-моему, вы морочите голову, — сказал Лионель. — Как ваше мнение, Вилан?

— Думаю, вы правы, ваше высочество, — пожал плечами первый министр, глядя на пепел, оставшийся от веревки Грега. — Они просто дрожат за свои шкуры.

— Нет, погодите, — вмешался герцог. — С этим надо разобраться до конца. Вилан, распорядитесь, чтобы очистили лестницу. Мы идем в Голубой зал.

— Слушаюсь, ваше величество, — поклонился граф. Он еще раз взглянул на пепел и вышел из камеры.

И тут меня словно ударило молнией: вот она, отгадка! Вилан вышел вместе с нами, со мной и Лионелем, но пошел в другую сторону… Мы — в подвал, а он якобы звать гулявших на последний тост. Но позвал-то их слуга! Где же был в это время первый министр? Когда мы вернулись, он уже сидел за столом. Но во двор на самом деле не выходил, иначе об этом сказали бы Хорхе и Олег…

А теперь рассматриваем такую возможность: его сиятельство встречает гулявших на площади дам и рыцарей у дверей Голубого зала. Они считают, что он только что вышел из этих дверей. А когда он вместе с гулявшими возвращается в зал, сидящие там полагают, что он сам ходил за гулявшими… И ни у кого нет вопросов! А за это время его сиятельство вполне мог добежать до Белого зала и вернуться, пока слуга неторопливо спускался, неторопливо звал гулявших на площади… Они тут все делают неторопливо и с достоинством!

Я победоносно поглядел на Голдина, и тот снова подмигнул — теперь уже мне. В ответ я незаметно показал ему «о'кей»: мол, все идет отлично. А уж ход Грега с отцом Робертом просто блистателен. Пусть теперь кто-нибудь попробует обвинить нас в пособничестве Демону!

Лионель все это время подозрительно глядел на нашу жестикуляцию, но его смекалистое высочество меня сейчас не беспокоил. Подожди, наследничек, очень скоро ты узнаешь, кто командовал твоим двором, какую змею вы с дядюшкой пригрели у себя на груди…

Доложили, что лестница пуста. Придворные ждали на площади. Герцог кивнул нам.

— Выходите. Я готов выслушать ваши доводы в Голубом зале.

Один за другим мы вышли из камеры.

На площади действительно собралось немало дворян. Наше появление встретили всеобщим шиканием. Никто не знал, почему мы вышли из Башни, почему руки у нас развязаны, куда мы идем… Поэтому и отношение придворных к нам, видимо, еще не определилось. Хотя слух о том, что мы обещали герцогству неисчислимые беды, уже, по-видимому, распространился.

По знаку герцога придворные последовали за нами — в Голубой зал.

Войдя, мы расположились кольцом вокруг герцога и Голдина.

— Я слушаю вас, мессир Голдин, — произнес герцог.

— Вы будете слушать не меня, ваше величество. С вами будет говорить тот, чьих знаков вы — отчасти по легкомысленному нашему совету, отчасти из нежелания поступиться собственной гордыней — не приняли во внимание.

Грег воздел руки к потолку:

— Явись, Демон Мести, и расскажи нам всю правду!

В зале стало заметно темнее, как накануне. Воздух сгустился, нечто невидимое, но ужасное, казалось, притаилось в каждой вдыхаемой нами молекуле. Страх входил в поры кожи, вползал в глаза, в ноздри… Даже мне, знавшему, что это спектакль, стало страшно. Но я, конечно, пересилил себя.

Грег снова поднял руки:

— Здесь ли ты, Порождение Зла?

И тут же низкий рокочущий голос, шедший как будто из-под земли, ответил:

— Я зде-е-еесь!

— Докажи это! — потребовал Голдин.

Над ним появилось огромное плавающее кольцо, из которого возникли те же два слова: «Я здесь».

— Отвечай же на мои вопросы, заклинаю тебя непроизносимым именем твоим! Готов ли ты открыть всю правду?

— Го-о-тов!

Придворные не смели открыть глаза. Отец Роберт крестился с быстротой флюгера во время урагана. Герцогу и его наследнику тоже приходилось нелегко, но держались они мужественно. Я отдавал им должное.

— Почему вчера утром в Белом зале появились пятна крови? — спросил Голдин.

— Замышлялось убийство! — ответил Голос.

— Почему возникли письмена в Голубом зале вчера вечером?

— Замышлялось убийство! — повторил Голос.

— Виновен ли в смерти принца Андрэ доктор Олег Сергеев? — вдруг спросил Голдин.

— Не-ет!

— Откуда же в его вещах амулет?

— Подброшен!

— Виновен ли в смерти принца Рене Кантона?

Здесь герцога (да и меня) ждала еще одна неожиданность.

— Тот, кого вы зовете «Кантона», — ответил Голос, — лишь мои уши и глаза среди вас! Настоящий Кантона сейчас на Земле!

И тут зал дружно охнул, потому что Рик, надев на голову шлем, который он, оказывается, притащил с собой, медленно растаял в воздухе.

— Кто же тогда убил принца Андрэ? Отвечай, Демон, заклинаю тебя! — в последний раз возопил Голдин, глядя в потолок.

Наступила хорошо продуманная режиссером пауза. Все ждали продолжения.

И тут раздался Голос, а в воздухе одновременно возникли уже не огненные, а кровавые письмена:

— Убийца принца Андрэ — его брат Лионель!

ГЛАВА 22

Я все же недооценивал таланты прыткого высочества! Пока все соображали, что к чему, он уже раскидал коленопреклоненных придворных и выскочил из зала.

— За ним! — громовым голосом воскликнул герцог. Трудно сказать, как такой могучий голос помещался в таком тщедушном теле.

Все бросились в погоню. Расталкивая друг друга, мы скатились по лестнице и гурьбой высыпали на площадь.

Принц-убийца уже скрылся за поворотом к конюшне. Когда мы прибежали туда, его белоснежного скакуна уже не было среди других лошадей. Только пыль медленно оседала на дорожки парка.

Рыцари разобрали всех стоящих лошадей, и нам осталось только несколько жалких кляч. Герцог и дворяне с гиканьем помчались за Лионелем.

— Ладно, поехали домой за флаерами, — сказал Грег. — А то они его без нас не догонят. Уж больно у него жеребец хорош!

Так мы и поступили.

Поднявшись на высоту в полкилометра, мы ясно увидели всю картину погони. Впереди скакал Лионель. Неизвестно, на что он рассчитывал. Разве только хотел скрыться где-то в лесах.

Лионель, игрок по натуре, сдаваться тем не менее не собирался. Он далеко опередил кавалькаду рыцарей и мчался к какой-то ясной только ему цели.

Мы понеслись над погоней. Рыцари уже заметили нас и подбадривали друг друга жестами, указывая на флаеры. Наш с Голдиным шел чуть впереди. Немного ниже и левее шел флаер Олега и Хорхе.

Мы решили воспользоваться ультразвуковым пистолетом и просто выбросить принца из седла. Тем более что надо было спешить: некоторые рыцари уже подняли свои арбалеты. Но мы не успели.

Увидев нависшие над ним флаеры, принц выстрелил в нас, но промахнулся — все-таки сказывалась скачка — и погрозил нам кулаком. В тот же момент он заметил поднятый арбалет сэра Гарета… Далее произошло нечто ужасное. Принц нащупал правой рукой что-то под своей кольчугой и… И мгновенно превратился в кровавое месиво.

Кавалькада рыцарей тут же затормозила. Раздался вопль ужаса. Белый скакун, почувствовав, что с седоком что-то случилось, остановился. Остановились и рыцари, не решаясь подъехать к тому, что еще час назад называлось наследником престола…

Мы спустились и подбежали к останкам. Олег наклонился и показал нам под кровавыми сгустками… кусок рукава одной из наших защитных курток.

Так вот что случилось с принцем! Надеясь на свою неуязвимость в снятой с одного из нас куртке, он случайно включил поле на «минус-режим», что категорически запрещается инструкцией. Принца в буквальном смысле слова вывернуло внутренностями наружу…

Так бесславно закончилась его авантюра.

Подошедший к нам герцог, сгорбившись, стоял рядом с телом Лионеля и молчал. Потом так же молча махнул рукой, повернулся к нам спиной и хотел отойти. Но ему помешал Голдин.

Грег кашлянул и негромко произнес:

— Ваше величество… Я никогда бы не осмелился обратиться к вам в такую минуту… Но есть вещи, стоящие выше моих эмоций.

Герцог вопросительно посмотрел на него:

— Что вы имеете в виду?

— Я прошу вашего согласия на возобновление действия земной миссии в Доригиане. Мы хотели бы, как это и планировалось, открыть экспозицию сегодня вечером.

— Вам это так нужно?

— Это нужно не только нам. Дворянство Доригиана должно видеть, что ваше величество по-прежнему благосклонен к нам и к народам Земли в нашем лице. Присутствие вашего величества на открытии экспозиции автоматически сняло бы со всех землян, включая и сэра Морриса, которого вы сами посвятили в рыцари и которому даровали дворянство, любые подозрения в нелояльности к вашему величеству…

— Хорошо, я приду, — подумав, ответил герцог. — Но ее величества не будет.

— Мы с пониманием отнесемся к этому, — поклонился Голдин. — Позвольте выразить вам наше сочувствие…

…Голдин крепился почти до самого открытия экспозиции. Но когда мы уже закончили расстановку всех экспонатов, укрепили все пояснительные таблички и расположились в нескольких сдвинутых в круг креслах отдохнуть, он наконец не выдержал нашей атаки.

— В общем-то, это дело было сложным только из-за наслоения совершенно разных обстоятельств, которые друг к другу никакого отношения не имели. Если бы не вмешательство лже-Кантоны, оно, пожалуй, не стоило бы и выеденного яйца.

— Ну, это ты, дружище, загнул, — возразил я. — Мне кажется, Лионель приложил максимум усилий, чтобы все запутать.

— Возможно, то, что я скажу, покажется парадоксом, но часто именно искусственная запутанность облегчает расследование. Так было и в этот раз…

Эта кровь в Белом зале… На самом деле, версия кошек и голубей не выдерживала никакой критики. Окна в Белом зале и днем и ночью были закрыты, и никакой голубь не мог туда залететь. Кровь действительно появилась ночью в запертом зале. Другое дело, что зал находился в средневековом дворце, а тогдашняя архитектура отличалась рядом особенностей…

— Например, подземными ходами и потайными дверьми, — вставил Сергеев.

— Совершенно верно. Тем более что стены в Белом зале, судя по окнам, толщиной, минимум, метра в два — и в них вполне может быть потайной ход. Правда, проверить эту версию я тогда не мог. Но был в ней совершенно убежден, так же как и в том, что все это — дело рук его святейшества…

Я был уверен в этом до самого вечера, пока не явилось второе знамение. Тут уже дело было куда серьезнее. Конечно, версию о Демоне я отвел сразу по понятным причинам. Оставались еще две: массовый гипноз и вмешательство той неведомой нам силы, которая, возможно, затеяла весь тефисийский эксперимент.

Я воспринял это знамение как предостережение от чего-то. Думаю, что и все остальные тоже. А потом, вспомните, что месяц назад на Андрэ уже покушались, и только своевременное вмешательство настоящего Кантоны спасло тогда принца от смертельного яда… Но ведь было ясно, что убийца не успокоится! Так что гибель принца Андрэ меня не очень удивила…

К тому же обстоятельства убийства были весьма примечательны. Во-первых, вы заметили, Олег, как располагалась в теле стрела?

— Я не судебный эксперт, — проворчал Сергеев. — Моя задача была в другом…

— Разумеется, разумеется… Но вы не могли не заметить, что она будто бы была пущена сверху вниз и справа налево.

— Да, я заметил это.

— Я довольно внимательно осмотрел потолок и не обнаружил никаких следов бойниц или потайных окон. Окна наружу были закрыты. Что же касается положения тела жертвы во время выстрела, то как раз нагнуться в этот момент принц, скорее всего, не мог. В противном случае стрела, выпущенная сзади с высоты нормального человеческого роста или выше, вошла бы снизу вверх, а не сверху вниз… Вот если бы он присел на корточки или встал на колени…

— Между прочим, за несколько часов он вполне мог устать и присесть, опираясь на копье.

— Да, верно. Но тут есть еще один момент. Вспомните, куда попала стрела — в очень маленькую по размерам незащищенную область задней части шеи. Выстрелить так точно при отвратительном освещении в сидящего — это, по-моему, уже за гранью возможного. Либо стреляли с очень близкого расстояния, либо…

— Либо что? — спросил я.

— Подумай сам. Представь, что ты хочешь убить человека. Довольно темно. Он одет в рыцарское облачение и должен обязательно быть убит арбалетной стрелой.

— Ну и что?

— А то, что промахнуться или попасть в защищенное место — равносильно самоубийству. Тебя непременно выведут на чистую воду. В общем, надо действовать наверняка. Что бы ты сделал?

— А можно близко подойти к принцу?

— Можно.

— Тогда выстрелил бы с близкого расстояния.

— Но в этом случае стрела не будет пущена сверху. Разве что ты подойдешь на ходулях…

— Ладно, не томи, — сдался я.

— Я предположил, что убийца использовал стрелу как нож… Просто подкрался и ударил принца ею сзади.

— Верно, Лионель ведь оставил арбалет в Голубом зале, — вспомнил я.

— Вот-вот. Тогда понятно, что если он был сзади принца, то просто ударил его сверху вниз и справа налево. То есть правой рукой.

— Вот почему ты сразу исключил Вилана!

— И Трикса тоже. У него ведь очень слабые руки, ты заметил? А у убийцы руки были очень сильные, и рост — не ниже, чем у Андрэ…

Но вот этот обрубок стрелы на месте вчерашних пятен крови… Сегодня — стрела, вчера — кровь… Я не мог придумать объяснения этому обрубку, и это не давало мне покоя. Я очень злился и, помимо своей воли, постоянно связывал его с пятнами… Это ведь Вилан заметил, что вчера здесь — именно здесь! — была кровь, вот я и мучился…

Потом выяснилось, что стрела покрашена, а принадлежит Галахэду, вернее, принадлежала. Уж это довольно ясно указывало на Лионеля.

— Все-таки поясни, — попросил Эррера.

— Видишь ли, такая двойная маскировка — сначала под Демона, потом под Галахэда — свидетельствует только об одном: у настоящего убийцы была очень явная, четкая, всем видимая причина убивать Андрэ. Допустим, кто-то из слуг хочет убить своего господина. Станет ли он делать это стрелой вместо ножа, да еще украденной у Галахэда, да еще перекрашенной — причем нарочито небрежно перекрашенной — в цвета Демона?

Нет. Он ударит ножом и скроется. Но нашего убийцу такой путь не устраивал… А причина расправиться со всеобщим любимцем и баловнем судьбы Андрэ была лишь у его двоюродного брата, который в этом случае наследовал трон.

— Не только, — возразил Олег. — Явная причина имелась и у святого отца: продлить свою власть над доригианцами, внушив им суеверный страх над Демоном. Власть эта была к нашему прилету весьма шаткой. Помнишь, Антонио говорил, что на следующий год Андрэ уже не собирался исполнять этот обряд?

— Не проходит. На первый взгляд все так, как ты говоришь. Но только на первый. Ты забыл, что маскировка была ДВОЙНАЯ! Первичная — под Демона — небрежная. Зато вторичная — под сэра Галахэда — весьма тщательная. Отец Роберт был заинтересован только в маскировке под Демона. А здесь — стоило мне колупнуть черную краску на стреле, и версия с Демоном рассыпалась. И еще: смерть Андрэ ничего не давала святому отцу, поскольку наследником становился Лионель. Который абсолютно так же не верил в Демона и его посланцев… Нет, отец Роберт не мог иметь никакого отношения к убийству.

Ситуация предоставляется мне достаточно ясной. Мальчик-сирота растет в семье дяди. По всем задаткам он — лидер. Но волею судьбы рожден быть вторым. Он умнее кузена, сообразительнее и талантливее, а главное — он сознает это. Но перед именем того прибавляют заветное «наследник престола», а в будущем станут именовать «ваше величество». А Лионель как был, так и останется «его высочеством». Навсегда.

Это он воспринимал как ужасную несправедливость судьбы. Он чувствовал себя обойденным, отверженным. И мало-помалу в голове его складывался преступный замысел.

Тут еще надо сказать и о характере принца. Сначала он назло брату стремится к первенству во всем. Но вскоре ему уже мало слыть самым сильным рыцарем герцогства.

Ему мало практически безграничной власти. Теперь Лионель — мастер дворцовой интриги. Ему нравится унижать людей, сталкивать их друг с другом. Он ненавидит двоих — кузена, стоящего на пути к престолу, и сэра Галахэда — единственного из рыцарей, который может с ним потягаться.

Но Лионель уже привык действовать чужими руками. В первый раз я обратил на это внимание во время турнира. По непонятным причинам принц вдруг натравил сэра Галахэда на Дональда… Хотя нет — уже в случае с мессиром Ле Руа ярко проявились черты злобного характера Лионеля…

И вот в какой-то момент принц сходится с Триксом. Тот, во всяком случае, действительно имеет причину считать себя обойденным судьбой. Ненавидя весь мир, шут соглашается принять участие в убийстве. Обоих подгоняет тот факт, что уже нынешнее «дежурство» принца Андрэ в Белом зале может стать последним: в будущем году он наверняка откажется исполнять обряд, который считает бессмысленным…

Возможно, Лионель принимает в расчет и другие выгоды этого «предприятия».

Например, что смерть принца Андрэ возродит религиозные страхи и поможет держать вольнолюбивых дворян в «ежовых рукавицах»…

Словом, я был уверен, что убийца — Лионель. Тем более что именно он «подставил» нам Галахэда. Только здесь принц перегнул палку: вынудил рыцаря-барда петь и дал ему тем самым неожиданное алиби… После этого последние сомнения исчезли. Я только не мог понять, как он это сделал… Моя уверенность только увеличилась после того, как принц подкинул свой амулет Сергееву.

— Откуда ты узнал, что это его собственный амулет, а не убитого Андрэ? — спросил я. — Откуда ты знал, что Лионель не утащил его с тела брата?

— Потому что его утащил я сам. Ведь я сказал, — виновато произнес Грег, отворачиваясь, — что не умею фиксировать устойчивость защитного поля на твоей клавиатуре… Пришлось заклинивать клавишу тем, что оказалось под рукой. А под рукой как раз оказался амулет Андрэ. Это я его снял с шеи принца перед тем, как убежать в рубку… Он до сих пор там, в рубке управления… Лежит на панели…

— Ну ты даешь, — только и смог сказать я.

— Итак, после обвинения принца Андрэ Лионель заметался. Он подготовил все улики для обвинения в убийстве кого-то из тефисийцев, и вдруг все надо переигрывать на землян. Он поспешно придумывает новую версию, подкидывает свой амулет Сергееву, предварительно вымазав его в крови. Земной врач, по его мнению, легко мог быть обвинен в умышленном «залечивании» Андрэ до смерти. А тут еще ему помог Рик со своим запасным шлемом…

А меня этот шлем заставил снова вспомнить о недавних подозрениях. Шлем Кантоне подкинуть явно не могли… Кроме того, принц обвинял именно его, говорил о том, что поразил Кантону в сердце. А ведь этот подозрительный шрам был у лже-Кантоны именно в районе сердца!

Тогда-то я и подумал: если кровь и обрубок стрелы — звенья одной цепи, то причина и следствие здесь странным образом перепутаны, перемещены во времени…

И как только слово «время» пришло мне на ум, я уже не мог от него отвязаться. В результате и родилась эта гипотеза…

— Хорошо, но как ты дошел до способа, которым Лионель обеспечил себе алиби? Я до сих пор не понимаю, как он меня провел, — сказал я. — Я-то думал, что убийца — Вилан. Ведь именно он должен был позвать гуляющих с площади, а сделал это слуга… Следовательно, у Вилана было достаточно времени…

— У него не было времени. Вилан отсутствовал в Голубом зале лишь несколько секунд — отдал приказ слугам и вернулся… Лионель же позаботился об алиби заранее.

Из подвала должен быть ход в Белый зал. Трикс вышел с гуляющими на площадь, а затем незаметно отделился от них и ждал вас в подвале… Он ведь хороший звукоподражатель. Помнишь, как в первый день он приветствовал нас голосом Андрэ?

— Точно! То-то мне потом голос принца показался знакомым!

— Поэтому, пока Лионель отлучался в Белый зал, с тобой разговаривал шут.

— Действительно, все просто, — сказал Хорхе. — Но ведь догадаться было нелегко?

— Напротив. Как только Дон рассказал, что он видел в подвале…

— Да ничего я там такого не видел!

— Ну уж нет! Я специально дал тебе только полтаблетки спорамина, чтобы ты не очень возбуждался… Ты был усталым…

— Я и сейчас еще не отдохнул…

— Повторяю, ты устал и не слишком контролировал свои воспоминания. Поэтому и рассказал то, что мне нужно было… Ты видел, что Лионель нес бутылки в ОБЕИХ руках. Их было много… Но кто тогда нес за ним факел? Ведь световые блики на потолке, по твоим же словам, двигались!

Ты слышал, как Лионель оставил факел на стене. Но перед этим он должен был поставить бутылки на пол, чтобы вставить факел в эту большую настенную железную гильзу, не знаю, как она называется… А слышал ты звон поставленных на каменный пол бутылок? Нет? То-то! Явно в подвале кроме Лионеля был кто-то еще…

Вот и все. Наверное, мы нашли не самый лучший выход из ситуации, в которую попали… Но мы нашли его быстро. А это главное. И мы ничего не испортили… Здесь, на этой планете, мы скорее врачи, чем дипломаты. А основной девиз любого врача, если не ошибаюсь: «Не навреди!»

Мы помолчали.

— А про твое дворянство, Дон, я говорил не зря… Ты ведь знаешь, что наследник престола может жениться только на дворянке…

— Ну и что?

— А то, что это правило, полагаю, распространяется и на наследниц. Мужем принцессы может быть только рыцарь.

— Какой принцессы?

— Принцессы Амелии, племянницы и наследницы герцога. Ты что, совсем не думал об этом?

Я медленно открыл рот…