Пояс шахида

Глава 3

Государство, над гражданами которого Бульдозер в свое время вволю поглумился, проявляло по отношению к лиходею трогательную лояльность. Схему обеспечения безопасности процесса разрабатывал отнюдь не олух: скрупулезно исследовав обстановку, Шведов обнаружил в системе охраны всего лишь одну небольшую брешь, в которую с грехом пополам можно было вставить зрачок ствола снайперской винтовки – и то ненадолго, буквально на пару секунд.

– Берегут, – желчно заметил полковник по этому поводу. – Мстителей остерегаются…

Содержали удалую четверку в отдельном корпусе стародубовского СИЗО с особым допуском: до моратория там сиживали смертники, ожидающие последнего приглашения, в настоящее время – проходившие по «пожизненным» статьям и самые отвязные ООРы (особо опасные рецидивисты).

Утречком, за полчаса до прибытия караула, к СИЗО подъезжали две служебные «Волги» с четверкой в штатском и парой саперов с собаками. Саперы «прозванивали» прилегающую территорию, штатские изгоняли лишние машины, коль скоро таковые наличествовали, и обследовали подступы на предмет затаившихся мстителей. Затем экипажи «Волг» сдавали территорию с рук на руки прибывающим силам и отправлялись к зданию облсуда, дабы произвести там ту же процедуру.

Прибывающие силы были представлены двумя гибэдэдэшными «Фордами» сопровождения; двумя БТР, на которых восседали два отделения уиновского спецназа; автозаком («ГАЗ-66» с цельнометаллическим кузовом) с нормальным конвоем «судебной» роты и микроавтобусом с усилением той же роты в бронежилетах и с пулеметами.

Автозак с открытой дверью подгоняли вплотную к зеву «приемника», по бокам становились товарищи из усиления, конвой стремительно размещал подсудимых по кузовным камерам и колонна отправлялась к зданию облсуда в следующем порядке:

– «Форд» сопровождения – БТР – автозак – микроавтобус с усилением – БТР – «Форд» сопровождения.

К моменту прибытия у здания облсуда уже скучали два отделения ОМОНа, охранявшие собственно здание посредством выставленных постов и ближние подступы – парными патрулями.

Колонна с разбегу заскакивала на задний двор, бросив один БТР с отделением уиновского спецназа у парадного входа. Снайперская пара из этого отделения поднималась на крышу, проверенную штатскими, занимала позиции у чердачных окон, расположенных по проекции над парадным и черным входами, и докладывала о готовности. После этого подсудимых по одному перемещали в камеры караульного помещения в полуподвале, которое на момент прибытия уже было обследовано людьми в штатском, во дворе и по пути следования к залу заседаний выставлялась охрана, и на том победное шествие можно было считать законченным.

Посторонних в облсуд не пускали: остальные процессы, доступные для публики, перенесли, а этот имел статус закрытого, и допускали на него лишь непосредственных участников по списку, утвержденному председателем, предварительно проверив их металлоискателем. Высотных зданий и каких-либо сооружений для оборудования снайперского гнезда, в секторе которого находились бы окна зала заседаний, поблизости не было. Мы уже говорили: окна выходили на базар, за которым через улицу располагается частный сектор.

Как видите, народные мстители могут отдыхать. Мстители же не народные, а местами профессионалы, планируя акцию, должны быть готовы к неизбежным жертвам среди охраны. Плотная очередь из пулемета через борт либо радиоуправляемый фугас на трассе – это, конечно, неплохо. Но и в том и в другом случае, сами понимаете, караулу – полноценный кирдык. А побочного ущерба такого рода наша команда всегда старалась избегать…

Упомянутую выше брешь Анатолий Петрович отыскал на крыше облсуда.

Наблюдение показало, что утренние штатские проверяют чердак, затем туда поднимается снайперская пара и торчит у окон весь день, пока идет процесс, периодически докладывая по рации командиру уиновского спецназа, заседающему в БТР у парадного входа.

Обратите внимание: собственно крышу – огромный деревянный каркас, крытый старинной черепицей, никто не проверял!

Ход мыслей, в общем-то, правильный. Чем террорист на крыше может навредить находящимся в зале суда? Разве что притащить с собой малогабаритный ядерный заряд и собственноручно подорвать его, чтоб разрушить до основания монолитную глыбу бывшей земской управы? Но это ведь фантастика, согласитесь. А спецслужебные ребятишки фантастику не любят, их профиль – реализм. Всяк, кто влезет на крышу, будет на виду у всего города. Посмотрят люди наверх, увидят гуляющего по крыше товарища и начнут это дело обсуждать. Рядышком, через улицу, базар, торговки в основном зрелые бабоньки с повышенной бдительностью: моментом сообразят, что дело неладно, и стукнут куда следует.

А ежели товарища приодеть в монтажную спецовку, да прикрыться тряпицей, по колеру практически один в один совпадающей с почерневшей от времени черепицей, и заставить лежать смирно, не гулять?

– В общем-то, не холодно, – согласился Сыч. – Приодеться потеплее – часиков пять-шесть вылежать можно. Разгоняться придется чуть дольше…

Вкратце диспозиция такова. Лучшие снайпера команды, Сыч и Мо, ряженые в монтажную спецодежду, где-то перед рассветом не спеша лезут на крышу со стороны заднего двора и оборудуют там две лежки и две крепежные точки по своему усмотрению, но без особого шума. Сигнализация на стенах и крыше отсутствует, выемок, углублений, завитушек и прочих загогулин полно.

Экипировка снайперов: два малых комплекта альпинистского снаряжения со специальными фиксаторами для быстрого спуска, два «АС» «вал»[18] с боекомплектом, два бронежилета «кора-1М», два противогаза «ПМГ-2» и четыре светозвуковых гранаты «заря» – на случай осложнения ситуации.

Против жилетов никто не возражал, хотя по жизни никогда ими не пользовались. Одно дело гулять по земле и полагаться на свою личную проворность, сопряженную с обостренной интуицией, и совсем другое – зависнуть, подобно елочной игрушке, на радость всем окрестным стрелкам и не иметь при этом возможности юркнуть за угол. Согласитесь – пусть это недолго, но очень неприятно.

Группа обеспечения: Сало, Барин, Джо. Транспорт: два «КамАЗа» с фурами, микроавтобус «Газель», пулемет, два «КС-23»[19] с «черемухой», три противогаза «ПМГ-2», шесть светозвуковых гранат «заря».

Последовательность работы.

Первая фаза – самая безопасная, расчетное время – 12 секунд максимум. По сигналу Большого Уха (на день приговора – Север), отследившего перемещение парного патруля № 1 к конечной точке маршрута, верхолазы отбрасывают камуфляжные тряпицы и начинают спуск.

Когда подошвы верхолазов прикасаются ко вторым сверху поперечинам оконных переплетов зала заседаний, начинается вторая фаза – основная. В этот момент все четыре элемента боевого порядка действуют одновременно, не реагируя на телодвижения смежников.

а) Притаившийся на рынке «КамАЗ» с фурой легонько таранит загодя обработанный соответствующим образом проем бетонного забора, вываливается на непроездную пешую улочку, распростертую под окнами зала заседаний, и, проскочив тридцать пять метров, резко тормозит с заносом влево. Барин покидает кабину и торопливо возвращается на позицию прикрытия.

Ожидаемый результат: временная блокада экипажа БТР и парного патруля ОМОНа у парадного входа.

б) Из того же проема вслед за первым вываливается второй «КамАЗ» и проделывает то же самое – только в другую сторону. Сало покидает кабину и торопливо возвращается на позицию.

Ожидаемый результат: временная блокада экипажа БТР и второго парного патруля на заднем дворе у входа в караульное помещение.

в) Джо обоснуется на позиции прикрытия (справа от проема в рыночном заборе, за несколькими предварительно выпавшими из первой фуры мешками с песком) и прикрывает все подряд. Функция сугубо напугательная: ежели вдруг кто из-за перекособоченных фур все же полезет – дать смачную очередюху поверх голов. Прибывшие Сало и Барин изготавливают к бою «КС-23» и ждут неприятных отклонений от нормы.

г) Сыч с Мо производят по четыре выстрела с интервалом в секунду, спускаются и торопливо прибывают на позицию прикрытия.

Третья фаза: эвакуация. Вся компания садится в микроавтобус «Газель» и торопливо убывает с рынка через транспортные ворота. В первом же переулке пересаживаются в «таблетку» братьев Бирюков, «Газель» бросают на месте, оружие перекидывают в инвалидную «Таврию» поджидающего Мента и убывают по местам временной дислокации для отсидки.

Общее время первой и второй фаз: пятьдесят две секунды максимум. Норма: сорок плюс двенадцать – на карманные расходы.

Основной положительный фактор: внезапность, слаженность и профессионализм команды, обычной продолжительности шок противостоящей стороны.

Ожидаемые неурядицы – по степени возрастания коэффициента возможного противодействия (КВП):

1) Снайперская пара на чердаке.

Снайпера, конечно, грозная сила, но в данной ситуации КВП их не будет превышать 0,1. Огромный чердак имеет маленький оперативный недостаток – торцевые окна. Два над парадным входом, два над служебным выходом из караульного помещения. Узенькая полоска резного карниза, по которой придется перемещаться приставными шажками. Пока хлопцы сообразят, что это за шум наверху, пока догадаются выпростаться через оконца и совершить геройский рывок по карнизу – можно пешком убраться с места происшествия. Черепица старая, каленая, толщиной в полкирпича, а кирки-мотыги на чердаке не валяются. Долбить же дыру в первом сподручном месте прикладом снайпера не станут наверняка: ни один специалист в преддверии возможного боя не будет использовать в качестве кувалды такой точный инструмент, как винтовка.

2) Конвой в зале заседаний.

С учетом всех особенностей, КВП – 0,3. Представьте себе: вы стоите у клетки, жмуритесь сонно под монотонную скороговорку судьи и вдруг – шарах! Откуда-то сверху сыплется стекло (в зале огромные стрельчатые окна в два человечьих роста), в лицо вам брызжет обжигающее месиво из лопнувшего черепа вашего поднадзорного…

Как ощущения? Если вы опытный боец и бывали в переделках, ваш первый естественный порыв: укрыться и изготовить оружие к бою. «АКСУ» ваш не готов, он висит на плече стволом вниз, на предохранителе, патрон не дослан. Стоя, вы чувствуете себя как минимум небезопасно – вы же опытный боец, кроме того, вы, опытный, жопой чувствуете, что тот, кто только что вдребезги разнес башку охраняемому вами ублюдку (которого вы с превеликим удовольствием прикончили бы собственноручно!), имеет огромное огневое преимущество – он готов, ему лишь стволом повести в вашу сторону.

Если вы боец неопытный, вам вообще ничего не грозит: присядете в трансе с разинутой варежкой, профи отстреляется за десять секунд и скроется из сектора.

Да, если вы ас, у вас есть шанс правильно среагировать: молниеносно изготовиться, вскинуть вашу короткоствольную строчилку и одной точной очередью прикончить внезапно объявившегося супостата, зависшего на верхней кромке окна. Но! Напомню, времена беззаветного служения Отечеству канули в Лету, социализм кончился, и все асы давным-давно в других местах получают совершенно другие деньги. Например, трудятся себе прилежно в команде, которая как раз сейчас обслуживает по полной программе ваших поднадзорных.

Принимается во внимание возможность, что вы – идиот. Если это так, то КВП 0,3 – как раз для вас. Получив порцию горячих мозгов на личико, прятаться вы не станете, оценивать ситуацию – тоже. Издав боевой клич, вы рванете свой «АКСУ» с плеча, лихорадочными движениями доведете его до готовности и азартно приметесь палить, куда душа просит. Идиотов у нас хватает, так что такой вариант надо непременно учитывать. А особенно неприятно, что такого идиота придется в экстренном порядке валить – хотя бы ради безопасности снайпера.

3) Самый большой КВП – 0,5, отводится уиновскому спецназу, что скучает возле двух БТРов, соответственно, у парадного входа и возле караульного помещения.

Товарищи битые, ломаные, дома – проездом, имеют обыкновение жить в «горячих точках». Есть большая вероятность, что эти битые опомнятся раньше всех и могут сгоряча обгадить всю малину. Именно для них персонально заготовлены обе фуры, Джо с большим пулеметом и пара «КС-23» с хлорацетофеноном.

Собственно БТР в расчет не берутся вовсе. Сектора у них будут перекрыты, а насчет шустро поменять позицию – спросите у любого вояки, сколько времени нужно, чтобы раскочегарить зимой холодный и стронуть его с места…

И последнее:

– Точка отсчета – начало чтения приговора, – определился Шведов. – Ни секундой раньше…

Требование сие продиктовано отнюдь не патетическим настроем Анатолия Петровича. Во время приговора всем положено прекратить перемещения и встать. Таким образом получаются два дополнительных жирных плюса: адвокатессы не будут мельтешить перед клеткой, перекрывая сектор, а подсудимые встанут и превратятся из мишени «4а с кругами» в мишень «№ 8». Вероятность попадания возрастает вдвое, вероятность побочного вреда уменьшается во столько же раз. Согласитесь, это уже что-то…

– Теоретически – неплохо, – осторожно одобрил Антон стратегическую задумку Шведова. – Только вот коэффициенты…

– Сам знаю, – хмуро кивнул Шведов. Коэффициенты действительно большие – будь обстановка иная, непременно искали бы что-то попроще, а такой рисковый план отложили на крайний случай… Пока – так. Я работаю в эту сторону, посмотрим, может, что-нибудь и выйдет. Если есть соображения – я внимательно слушаю.

– Соображений нет, дядь Толь, – покачал головой Антон. – Как всегда, ваш план единственно верный в данной ситуации. Можно брать за основной вариант. Как насчет транспорта и альпинистского снаряжения?

– Со снаряжением – нет проблем, – с ходу заверил «местный» Мент. – Сейчас же еду в «Спартак» и беру.

– Через третье лицо, за скромное вознаграждение, – поправил Шведов. – Продумай мотив – почему сам не можешь. Снаряжение бросим на месте происшествия, «увязки» нам не нужны. Транспортом я займусь, можете не отвлекаться.

– Ну и славно, – порадовался Антон. – К вечеру будет снаряжение – завтра с утра приступаем к тренировкам…

К тренировкам в команде относились более чем серьезно. В качестве догмы держали два постулата, продиктованные лично полковником Шведовым: «Экспромт – родной брат несчастного случая» и «Великий героизм бойца – прямое следствие маленькой ошибки командира». А посему даже к самой простенькой акции готовились основательно, стараясь спрогнозировать все возможные осложнения, прорабатывали мельчайшие детали и не жалели времени на тактико-строевые[20] занятия.

– Вот, два комплекта, – доложил к вечеру Мент. – Только пришлось взять в нагрузку две запасные бухты репшнура – иначе не продавали, сволочи.

– Репшнур – хорошо! – ожил обычно молчаливый Мо, сладострастно сверкнув глазами и зацокав языком от удовольствия. – Давай-ка их сюда, я приберу. Это всегда пригодится.

– В этот раз – вряд ли, – покачал головой Антон и тут же перезвонил остальным членам, для пущей конспирации квартирующим раздельно, по двойкам:

– В пять утра жду всех у старого полигона. Через круг двигаться с интервалом в десять минут, быть без опозданий. Инструмент Мент подвезет. Все, до завтра…

Тренировались на брошенном силикатном заводе, заснувшем в начале девяностых в семи километрах от Стародубовска. Причиной столь раннего времени для занятий была совокупность обстоятельств: отсутствие графика тренировок представителей силовых ведомств и необходимость продолжать активное наблюдение в период с девяти до двадцати одного часа.

Спешу напомнить, что в Стародубовске команда не проездом, знают территорию как свои пять пальцев и некоторое время назад вообще тут гнездовались. В бытность своего беспечного проживания в Стародубовске (читай – до «зачистки», произведенной людьми Ахсалтакова), наши парни регулярно навещали территорию силикатного завода, как для отработки некоторых спорных элементов силовых акций, так и просто ради плановых тренировок – чтобы, образно говоря, жиром не заплыть. Силикатный завод – полигон для всех имевшихся окрест силовых ведомств, график занятий которых в старые добрые времена можно было достать без особого труда. Подходы к объекту просматриваются на значительном расстоянии, имеются три выезда на случай экстренного убытия – выставляй наблюдателя и занимайся сколько влезет…

– По времени – полный ажур, – доложил Сыч в 10.00 следующего дня, выставив посты наблюдения по обычной схеме и прибыв в усадьбу Мента принять утреннюю порцию кофеина. – Все сходится по секундам. От оптики отказываемся – в график не влезаем, много лишних движений. Но в любом случае там расстояние нигде не превышает двадцать метров, с указками[21] – милое дело.

– Хорошо, – порадовался Шведов. – Нюансы?

– Нюансы? – Антон, отхлебнув кофе, пошевелил бровями. – В общем-то, нюансов нет, хотя…

– Что такое? – насторожился полковник.

– Да нет, ничего особенного, – небрежно отмахнулся Антон. – Надо будет узнать, как клетка стоит… Я-то держал в уме, что она как раз напротив окон – идеальная позиция. А когда сегодня с крыши административного корпуса низвергались, вдруг подумал, а почему именно – напротив? Ведь может и сбоку стоять. А если сбоку, близко к окну, да втиснута в самый угол… Ну, пусть не в самый, а достаточно близко к углу…

– Тогда мы имеем в перспективе мертвую зону, – быстро сообразил Шведов, которому на прежней службе приходилось работать не только головой. – Как говорит ваш брат военный – перекрытое пространство…

– Ну – не совсем уж мертвую… Но один из объектов может оказаться вне параметров огневой задачи. А может и парочка. Слишком близко, да и висеть мы будем – переместиться и расширить сектор не удастся…

– Минутку, – Шведов перемотал кассету в видеомагнитофоне Мента и щелкнул кнопкой «play». Он записывал на всякий случай все репортажи по процессу – теперь пригодилось.

Увы, оператор крупным планом показывал сидящих в клетке подсудимых – никаких намеков на окна или расположение источника освещения…

– Твою мать, – мрачно выразился полковник, поразмышляв всего лишь двадцать восемь секунд. – Вот это пробел!

– Да ну, какой там пробел! Если клетка напротив – все вопросы отпадают. Узнать, как стоит, – всего делов-то!

– Твою мать, – повторился ас-аналитик, не соглашаясь с легкомыслием младшего коллеги. За то и почитали Шведова эти младшие, что умел мгновенно схватывать проблему целиком, походя отмечая все сопутствующие мелочи и выделяя возможные нестыковки. – Вот это мы попали…

Действительно, кто сказал, что клетка – напротив окон? Пообщались три минуты, разбирая суть обманчивого стереотипа. Выяснили причину заблуждения. Оба люди неглупые, страдают патологической склонностью к практическому изучению прикладной психологии – каждый в своей пропорции, разумеется: Сыч на порядок выше практикующего головореза, полковник – на порядок выше Сыча.

Так вот, исходя из личного опыта и здоровой целесообразности, эти неглупые рассуждали примерно одинаково, что оборудованием зала судебных заседаний занимаются тоже отнюдь не дураки. И по идее, должны разместить участников процесса таким образом: судью – спиной к окнам, подсудимых – напротив, лицом. Процесс всегда идет в светлое время суток, окна обычно здоровенные, при таком расположении получается, что публика и подсудимые видят лишь силуэт судьи, в то время как судья, напротив, благодаря естественной подсветке может отслеживать малейшие нюансы физиолептики подсудимых и свидетелей. Это стереотип полковника.

Установка Сыча была гораздо проще, примитивнее.

Если выбирать позицию для стрельбы и вопрос о предварительной маскировке не стоит, ощутимое преимущество будет у того, кто имеет два источника освещения сзади – по бокам, а сам при этом сретуширован темным оконным проемом. Тогда противник, заскочивший со свету в комнату, будет как на ладони, с естественной подсветкой в глаза, и ему придется поморгать, выискивая супостата.

Логично? Несомненно. Но полковник, ранее бывавший по долгу службы в некоторых залах заседаний, вдруг вспомнил два эпизода, когда эта простая целесообразность не соблюдалась и все расположение участников процессов было устроено с точностью до наоборот. И судья, кстати, жаловался – что-то неуютно в этих залах, как-то все наперекосяк идет…

– Ладно, черт с ним, с заблуждением – давай рассмотрим, что мы имеем, – обеспокоенный Шведов решил разобраться с недоразумением как можно быстрее. – Бери листок, рисуй квадраты…

– Какой листок, дядь Толь? – возмутился Антон. – Мент – бутылка водки – забегаловка – свидетель. Или так: мы с Мо смотаемся на Завокзальную, возьмем за жопу первого попавшегося ханурика, проходившего в облсуде за последние полгода, и…

– Контакт – только в крайнем случае, – уперся Шведов. – Светиться нельзя – это чревато. Бери листок, не стесняйся…

Антон хмыкнул, искоса посмотрел на старшего коллегу, как на слегка приболевшего, взял листок, карандаш и изготовился чертить. Возражать не посмел, но в круглых совиных глазах легко можно было прочитать: дядь Толь – ты совсем навернулся? Чем занимаемся, вообще?

Бесконтактных вариантов было предостаточно. Вот, по убывающей степени прямолинейности исполнения:

– подняться на второй этаж облсуда, зайти в зал да глянуть самому;

– не подыматься на второй этаж, а зайти в секретариат на первом, посмотреть схему эвакуации при пожаре – возможно, там клетки обозначены;

– найти в пределах видимости точку повыше, вскарабкаться и рассмотреть в бинокль;

– в ночное время тайно проникнуть в здание облсуда, проникнуть в зал заседаний и на ощупь определить искомый объект;

– в процессе ночного восхождения стрелков в день приговора отвлечься на десять минут и посмотреть через окно, как там поживает клетка;

– тайно проникнуть в помещения:

а) «судебной» роты;

б) управления исполнения наказаний;

в) УВД (архив – старая подотчетность);

г) управления пожарной охраны.

Во всех этих учреждениях имеются схемы залов заседаний, а в «а» и «б» наверняка обозначены не только клетки, но и маршруты конвоирования;

– поставить задачу ангажированным Шведовым хакерам – пусть заберутся по быстрому в Сети МВД – УИН и поковыряются тихонько на предмет схем. Если там ничего не будет – пусть заберутся в Сети СМИ, что освещали последние процессы – на предмет снимков…

– Вот такая беда, – в три часа пополудни сделал вывод Шведов. – А ты говорил – никаких проблем…

Действительно, все предложенные варианты оказались ущербными. Суд прекрасно охранялся, на всех окнах стояли решетки и сигнализация, двери также были оборудованы датчиками на размыкание – простенькими, но снаружи не обойти. На время проведения «бульдозерного» процесса был введен особый пропускной режим, посторонние не только в зал – в здание суда не допускались.

Желанная «точка повыше» в пределах видимости отсутствовала – коль скоро таковая точка имела бы место, можно было вообще ничего не городить, а положить там снайпера, отработать эвакуацию и все это время попивать чаек с бубликами.

Восхождение стрелков планировали осуществить через задний двор: там темно, никого нет, карнизы над каждым этажом, чердачные окна и вообще – удобно.

Стена, в которой окна зала заседаний – отвесная, выходит на хорошо освещенную пешеходную улицу, по которой даже ночью, бывает, прогуливаются парочки – зима теплая, молодежи все нипочем. При спуске с края крыши будет сыпаться черепица, и вообще, неизбежен нормальный технический шум, который ночью обязательно обратит на себя внимание. Вероятность обнаружения велика. Представьте – вы гуляете в два ночи с подружкой, а на стене висит вахлак и светит фонариком в окно. Нормально? Вы гуляете мимо вахлака, а через десять шагов минуете вестибюль, в котором дремлет пара ментят-охранников. А вы не уголовник, что патологически ненавидит всех товарищей в форме, и у вас настроение по причине гормонального прилива – игривое.

Хлопцы – у вас всегда так после полуночи?

Как – так?

Да так – по стенам спайдермены разные шарахаются, фонарями светят в окна?

Кроме того, если даже какими-то невероятными потугами и удастся отсмотреть расположение клетки в процессе восхождения и выяснится, что стоит она как раз так, как опасался Сыч, будет уже поздно: за оставшееся время изменить что-либо уже не представляется возможным. Информация нужна была именно сейчас, за два дня до приговора…

Все учреждения – хранители схем с размещением вожделенной клетки также хорошо охранялись, вдобавок, там постоянно находилась дежурная смена.

Хакеры залезли куда просили без проблем, за считанные минуты. На серверах учреждений обнаружить искомую схему не представилось возможным, кроме того, время нелегального пребывания в качестве клиента было ограниченным.

Из Сети СМИ качнули массу фото с последних процессов, где клетка была представлена во всей своей красе. Но! Все операторы, как сговорившись, снимали крупным планом подсудимых. Остальные участники процесса в объектив не попадали, так же как и детали интерьера. Определить расположение источника естественного освещения (то бишь окон) в ярких вспышках блицев не представлялось возможным.

Все, бесконтактные формы получения информации, доступные в данной ситуации, исчерпаны. А информацию нужно раздобыть во что бы то ни стало: из-за такой на первый взгляд незначительной мелочи может сорваться вся операция.

– Контакт – это очень нехорошо, – закручинился Шведов. – Это чревато. Увы – ничего другого не остается…

Вообще, контакт – это базовая форма оперативной работы. Основной массив информации добывается не посредством использования технических средств, а путем общения с нужными людьми. В данном случае вопрос очень простой, яйца выеденного не стоит. Это ведь информашку из серии «кто убил кассира?» добыть сложно: есть убийца, пара соучастников и пара-тройка эвентуальных свидетелей. Поди, отыщи их, прежде чем опросить. Да и запираться они будут – убийца и соучастники по вполне понятным причинам, а свидетели крепко подумают, стоит ли давать показания.

А в суде за последнее время перебывали сотни людей: как блюстители закона и правоохранительных органов, так и противоположная сторона. Бери любого и опрашивай сколько влезет. Только любого ли?

– Исследуем этот вопрос, – уныло сказал Шведов – он от нечего делать недавно перечитал всех имевшихся в его библиотеке латинян и теперь порой произвольно съезжал в изящные дебри архаики. – Наиболее перспективный объектус в данном случае у нас – кто?

Да кто угодно, дядя Толя! Любой сержант из роты охраны, секретарька судебная, уборщица и так далее – из мелочи, в общем. Не хватать же за лацканы председательствующего – а ну, конь педальный, где у тебя клетка стоит? Средства: Мент инвалидный, слезоточивая история о служении в органах, бутылка, коробка конфет. Возможна, вообще, лобовая атака: дать денег и опросить…

Да, но весь вопрос в том, что после такой беседы опрошенного обязательно придется временно изолировать. Потому как есть большая вероятность, что опрошенный заподозрит неладное и намекнет кому следует: тут тип один был, интересовался расположением клетки. Зачем, спрашивается, ему это?

– Черт, какой идиотизм! Кому расскажешь – смеяться будут. Глупо, из-за такой мелочи ставить операцию под угрозу срыва, – расстроился Шведов. – Рассмотрим противоположную сторону…

Противоположная сторона: уголовники, проходившие по процессам в последнее время (ежели в давешнее – есть риск, что клетки переставили). Тут примерно та же история: водка, ханка, деньги – вопрос. Нюансы: публика крайне недоверчивая, чуткая, специфическая. Требуется убедительная легенда. Риск тоже имеется: неправильно себя поведешь, можешь тут же, на месте, угодить в разборку. Или опрошенный сдаст твои странные «базары» курирующему оперу. Ты ему – никто, от опера – плюс…

– Это тоже нехорошо, но – терпимо, – неожиданно чуть посветлел ликом Шведов. – Пока с опером законтачит, пока тот правильно оценит информацию, если оценит вовсе… Но прежде чем заниматься уголовниками, сделаем-ка мы вот что…

И, вызвонив Барина с поста наблюдения, заставил его экстренно бриться и приводить себя в порядок.

Оказалось, что Анатолий Петрович, в свое время скрупулезно изучавший различные учреждения Стародубовска на предмет перспективности в плане оперативного использования, вспомнил про инженерный архив. В списке по перспективности этот архив был последним, пользоваться им не приходилось – вот и запамятовал.

– До исхода рабочего дня должен успеть, – напутствовал Барина Шведов. – Если придется – настаивай, никаких «завтра». Смотри – завтра будет поздно…

В инженерных чертежах, разумеется, клетки отсутствуют – когда управу строили, никто и предположить не мог, что в просторных залах будут размещаться подсудимые и наоборот. Зато наверняка в чертежах присутствуют точные размеры – в том числе расстояния от оконных проемов до стен, по которым можно высчитать вероятность расположения мертвой зоны.

Барин – Андрей Игнатов, самый представительный член команды. Высокий, осанистый, симпатичный, румяный, с ленивым взглядом сибарита, бархатным, хорошо поставленным голосом завсегдатая светских салонов и вельможными манерами. Барчук, одним словом. Думаете, в команде просто так клички дают? Табличку с красным шрифтом: «Мастер-подрывник, лучше всех в команде бегает, в две секунды удавит самого крутого „быка“ любым подручным шнурком или колготами» – Барин на груди не носит, потому публика воспринимает его исключительно как во всех отношениях положительного типа. Барин умеет нравиться всем: чиновникам, интеллигентам, барышням и дамам, от которых команде что-то нужно. В связи с этим он осуществляет практически все светские контакты – Шведов использует обаятельного коллегу на полную катушку.

Взяв бутылку коньяка и коробку конфет, Барин убыл в архив, «заряженный» простенькой легендой: он столичный инженер, исследующий здания и конструкции дореволюционной постройки. Облсуд – земская управа, гармонично вписывался в рамки легенды. На вынос, разумеется, документы не дадут, но посмотреть да пару раз щелкнуть фотоаппаратом – при соответствующем расположении архивариуса, наверное, особой проблемы не составит.

– Куда-то пропала, – упавшим голосом сообщила молоденькая очкастая секретарька с «хвостиком» – единственная живая душа, оказавшаяся в архиве в этот час. Секретарька десять минут пообщалась с посетителем, приятно запунцовела личиком, с оговорками приняв конфеты, и обещала тотчас отыскать пожелтевшую папку с планами земской управы, благо картотека в порядке, архивариус у них педант.

– В ячейке нету… Я сейчас посмотрю – может, лежит где-то…

Увы, в огромном помещении хранилища ничего просто так не валялось: все лежало и стояло на своих местах.

– Знаете что? – выпала из задумчивого оцепенения барышня с «хвостиком». – Без Павла Дмитриевича тут не разобраться. Вы приходите завтра к обеду – возможно, он появится…

Кто таков Павел Дмитриевич?

Да архивариус же! Тридцать лет здесь работает, с закрытыми глазами любую бумажку найдет. Он иногда документы домой берет – диссертацию пишет. Четвертый день гриппует, на работу не выходит.

Адрес и телефон? Нет проблем. Жаль, прямо отсюда связаться нельзя – телефон за неуплату еще в прошлом году сняли. Хотите, я сама из дома позвоню, насчет этой папочки выясню?

– Ну что вы, не стоит беспокоиться, – Барин записал координаты и спешно покинул хвостатую барышню, проигнорировав слабую попытку вернуть конфеты.

Телефон архивариуса молчал, как Серега Лазо на допросе. По адресу заболевшего не оказалось: на верещанье дверного звонка никто не реагировал, а после пятого раза на площадке возникла престарелая бдительная соседка в разноцветных резиновых бигуди и, не заметив, видимо из-за близорукости, какой импозантный мужчина тут названивает, нелицеприятно прокаркала:

– Чего трезвонишь? Не видишь – нету никого?

– Человек болеет – мало ли…

– Ни фига он не болеет! Нету его. Опять, наверно, в деревню к сыну уехали с женой. Болеет… Симулянт! В старые времена за такое давно бы уже – к стенке. А то очки понацепляют, лысину отрастят – и морду воротят. Интеллигенция, мать их так…

С грехом пополам удалось выяснить, что сын архивариуса – моральный урод. По папиным стопам не пошел, пытается фермерствовать, но не пьет, поэтому – сволочь, как и все их интеллигентское отродье.

Попытка получить адрес непьющего сына потерпела фиаско – не удалось узнать даже название деревни, где он обосновался.

– Да и ладно, – небрежно бросил Антон, когда в половине седьмого вечера Барин доложил о невыполненном задании. – Все равно на том плане клеток не было…

– Видите, как все плохо, – не согласился Шведов. – Смотри-ка ты – одно к одному… Давно у нас такого не было!

Правильнее было сказать: вот именно такого не было никогда. За годы функционирования команда провела не один десяток достаточно громоздких акций, каждая деталь которых требовала особого подхода, но ни разу не случалось, чтобы такая смешная и нелепая мелочь, как расположение какой-то паршивой лавки, забранной в решетчатую «рубашку», явилось камнем преткновения.

В подавляющем большинстве случаев такие камни – это люди. Вот это камни так камни!

А расположение клетки… Это, извините, даже не смешно. Мелочь, что и говорить – не камень, а камешек – крохотный такой, малюсенький, которым в обычных условиях можно смело пренебречь. Если рассмотреть соотношение такой дрянной мелочи с хорошо продуманной и могучей машиной всей акции, можно брать в следующей примерно пропорции: опытный и прекрасно подготовленный спецназовец в засаде, за минуту до подхода вражьего каравана, и… махонький гранитный камешек в четверть спичечной головки.

Разве можно противопоставить камешек спецназовцу, спросите вы? Как каменная крошка может повлиять на решимость бойца сокрушить супостатов?

Противопоставлять и вправду – трудно. Если вы были когда-то в роли такого бойца, то прекрасно знаете: коль скоро приспичит, так завалитесь спать прямо на землю и не будете чувствовать под собой хоть сотню таких камешков – эти самые спецназовцы зачастую так устают, что, когда у них есть возможность отдохнуть, готовы спать на раскаленных углях или торчащих гвоздях – как эти, как их там… ну, которые хатхаебой и прочими мудизмами страдают.

А теперь представьте себе, что вы, опытный и подготовленный, в этот раз отчего-то расслабились. Целлофан на компенсатор не надели, ползали где-то по кустам и перед боем оружие не проверили. И вот вам нате: этот дрянной камешек вкупе с крохотным комочком вязкой красной глины, угодил в ствол автомата и прочно прилип где-нибудь между дульным срезом и патронником.

Если вы знакомы с военным делом, дальше продолжать не надо.

Если не знакомы, продолжаю: когда в пяти метрах от бойца окажется враг и он (боец) нажмет на спусковой крючок, ствол его оружия превратится в «бутон» или «тюльпан» (раздутие, либо разрыв – соответственно).

Есть вариант, что вы при этом не пострадаете, останетесь в боеспособном состоянии и даже успеете правильно среагировать на изменение обстановки – коль скоро тупой враг подарит вам вагон времени (пару секунд). Тогда вы лихорадочно рванете с лодыжки свой боевой нож, либо просто щучкой броситесь вперед, дабы сократить дистанцию и поразить врага голыми руками. Согласитесь, что нож или руки – это нештатная ситуация, контрфорс: вы ведь только что были уверены на сто процентов, что поразите врага первой очередью!

Однако это все не так страшно. Главное ведь – результат. Вы врага завалите, попереживаете самую малость по поводу своей технической оплошности и на будущее сделаете выводы.

Но есть ведь еще вариант, что враг – не тупой и подарков не будет. А если покопаться в вашей боевой практике, то выяснится, что соотношение между первым – благоприятным, и вторым – нехорошим вариантами развития событий, увы, просто удручающее. Примерно девяносто пять к пяти. Не зря же боевой брат Сыча – Джо, ас войсковой разведки, с постоянным занудством талдычит:

– Слабых врагов – нет. Считай любого врага равным себе, пока не убедишься, что он мертв…

Вот такие дела, дорогой вы наш опытный боец, позволивший себе слегка расслабиться. Подарки в вашем деле – большая редкость. В результате такой расслабухи, скорее всего, у ваших боевых братьев будет шанс по истечении трех суток отпробовать блинчиков и постной рисовой кашки с изюмом…

– Сдается мне, вы, как всегда, перестраховываетесь, – беспечно заметил Барин, не желая вникать в хитросплетения умонастроений шефа. – Это же не самоходку[22] укатить с объединенных складов!

– Вот именно, – подхватил Антон. – Я сразу сказал – чем проще…

– Минутку, – Шведов сделал знак, чтобы все заткнулись, и принялся разгуливать по залу, морща лоб и глядя под ноги.

Джинн думает. Все притихли, боясь помешать работе мозгового центра команды. Мент, на правах хозяина, шепнул, что поставит чай, и на цыпочках удалился.

Перестраховщиком полковник не был – это Барин по недомыслию ляпнул. Просчет всех деталей и максимально точное прогнозирование возможных отклонений – это не перестраховка, а принцип, которого ты обязан жестко придерживаться, когда развлекаешься такими рисковыми забавами и желаешь пожить чуть-чуть подольше, чем те, кто тебе противостоит.

Трудности и нестыковки Шведова никогда не страшили. Напротив, как это ни странно будет звучать, он довольно потирал руки, столкнувшись при разработке очередной операции с какими-то проблемами.

Если ты уперся в проблему на стадии подготовки, честь тебе и хвала: значит, вовремя заметил препятствие и принял меры, чтобы устранить его либо обойти. Хуже, если подготовка прошла как по маслу, а уже непосредственно в процессе самой операции эти препятствия неожиданно всплыли подобно загулявшему в теплых водах айсбергу. Вспомните приснопамятный «Титаник». Подготовка и спуск корабля прошли без сучка и задоринки. И что мы имеем в результате?

Полковника настораживало наложение двух «впервые». Впервые за все время функционирования команды операцию готовят не ради денег либо каких-то стратегических интересов, а ввиду нездорового всплеска энтузиазма. И впервые же такая мелочь, как расположение какой-то паскудной скамейки, стало серьезной проблемой на конечном этапе подготовки.

Уточним: автором всплеска является лично полковник. В случае неудачи вина целиком и полностью ложится на его плечи. И расположение клетки просмотрел именно он – как основной и единственный разработчик плана. Теперь вопрос: вот это наложение двух «впервые» – не знак ли это свыше? А может, ну его в задницу? Может, пока не поздно…

– Поздно уже, – рискнул нарушить молчание Антон, которому вся эта свистопляска с клеткой изрядно надоела. – Давайте мы с Мо по-быстрому смотаемся на Завокзальную и через часок привезем вам результат.

Полковник перестал ходить и колюче уставился на младшего коллегу. Нехорошо цыкнул зубом – оценил деликатность Сыча, который не стал напоминать: день убит зазря по твоей инициативе, дорогой шеф, я с самого начал предлагал все сделать просто и без затей.

– Поезжайте, – махнул рукой полковник. – Только я тебя прошу – очень аккуратно. Напоминаю: «левые» «двухсотые» в канун операции – плохая примета. Ну очень плохая…