Поющая раковина Одиссея

© Александрова Н.Н., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Перед лицом Марины промелькнула какая-то тень, едва не задев ее.

Марина вздрогнула и попятилась.

– Мышь, – проговорила совсем рядом Ариадна.

– Мышь? Какая мышь?

– Летучая! Сейчас их время!

Действительно, теперь, когда глаза Марины привыкли к темноте, она увидела, что вокруг то и дело стремительно проносятся маленькие крылатые существа.

– Сейчас их время! – повторила Ариадна. – Их и наше… – и она засмеялась хрустально, переливчато, словно рассыпала ворох серебряных колокольчиков.

Казалось, новая Маринина знакомая действительно ночное существо – она двигалась в темноте легко и грациозно, как кошка, появлялась то слева, то справа от тропинки. Ее воздушное платье струилось и развевалось, отсвечивая тусклым серебром в лунном свете. Иногда оно легко всплывало над землей – как будто для Ариадны не существовало силы земного тяготения.

Во всем этом было какое-то древнее ночное волшебство, и Марина даже не пыталась ему противиться, она послушно шла за своей новой знакомой…

Слева доносилось глубокое и ровное дыхание – это дышало во сне море.

Справа и впереди темнела какая-то бесформенная громада.

К ней-то они и приближались.

Ариадна снова возникла из темноты, взмахнула рукой:

– Вот туда мы и идем!

– А что это?

– Старый заброшенный отель. Назывался «Далмация»…

Теперь из темноты выступила полуразрушенная каменная стена в человеческий рост.

Впереди в этой стене были ворота, с массивными каменными столбами по сторонам. На левом столбе восседала высеченная из камня сова, правый пустовал.

Сами створки ворот были сломаны, между ними вполне можно было пройти – и Ариадна прошла, точнее проплыла, в последний момент обернувшись и взмахнув рукой, – догоняй!

Марина прошла между створками и оказалась в ночном саду.

И тут же вздрогнула: ей показалось, что по сторонам дорожки неподвижно стоят какие-то люди, неодобрительно и неприязненно смотрят на нее…

В это время луна выскользнула из облаков и залила сад своим таинственным светом. И в этом свете девушка поняла, что те, кого она приняла за обитателей ночного сада, – это всего лишь статуи, тут и там расставленные среди деревьев.

Впереди, в глубине сада, возвышалось огромное и таинственное здание, оно смотрело на Марину глазами готических окон, по углам виднелись остроконечные башни.

Тут снова прямо перед лицом Марины пролетела летучая мышь – так близко, что Марина отчетливо увидела ее злобную и уродливую мордочку.

Марина попятилась, ахнула от неожиданности…

– Что там у тебя? – раздался впереди голос Ариадны.

– Ничего… мышь…

– Не обращай внимания! Они совершенно безобидные, хотя и страшноватые на вид…

Впереди развевались лунным серебром лепестки Ариадниного платья. Ариадна шла, точнее – плыла, в бездонную темноту, к ночной громаде заброшенного дома.

Вот она вплыла на крыльцо, снова обернулась и махнула рукой – не отставай!

– Подожди… – испуганно проговорила Марина, – может быть, не надо входить внутрь?

– Надо, надо! Там – самое интересное!

Марина хотела остановиться, повернуть назад – ей не хотелось входить в этот ночной загадочный дом – но еще меньше хотелось остаться одной в этой ночи, где Ариадна чувствовала себя как дома…

Она еще мгновение колебалась – и наконец решилась – и пошла по тропинке к крыльцу отеля. По сторонам этой тропинки росла густая высокая трава, из которой доносился шорох, словно там шла своя ночная озабоченная жизнь.

Марина подошла к каменному крыльцу, поднялась по нему.

В трещины между камнями пробивалась упорная трава. Дверь отеля была полуоткрыта.

Марина проскользнула внутрь…

Сквозь высокие стрельчатые окна проникал волшебный лунный свет. Полосы этого света падали на пол, выложенный черными и белыми плитами.

– Ариадна! – окликнула Марина свою провожатую.

Та не отозвалась – точнее, вместо нее на несколько голосов отозвалось истомившееся от одиночества эхо.

И тут Марина увидела впереди женский силуэт, словно соткавшийся из серебряных нитей лунного света.

– Что же ты молчишь? – проговорила она с легкой обидой в голосе и пошла навстречу.

Она пересекла холл, подошла к силуэту…

И застыла в нескольких шагах от него.

Это была не Ариадна.

Перед Мариной была молодая женщина с удивительно знакомым лицом… Это лицо смотрело на Марину словно сквозь зеленоватую толщу воды, будто эта знакомая незнакомка лежала на дне речного омута и звала Марину к себе…

Марина испуганно попятилась, и женщина в омуте тоже отстранилась от нее…

«Господи, – спохватилась Марина, – да это же я!»

Она едва не рассмеялась.

Надо же, испугаться собственного отражения в зеркале!

Действительно, перед ней было огромное зеркало в резной позолоченной раме. Зеркало помутнело от времени, местами амальгама была повреждена, потому и казалось, что отражение выглядывает из-под воды…

Марина огляделась.

Гостиничный холл лунной ночью казался особенно большим и таинственным. И Ариадны в нем не было.

Надо же, привела ее сюда – и пропала!

В прятки она, что ли, играет? Что за детство!

Марина позвала ее – вполголоса, потому что ей как-то неловко и даже страшно было будить спящие в отеле призраки прошлого:

– Ариадна! Аня!

В ответ – ни звука.

Она позвала громче, настойчивее…

Ей снова ответило эхо, но потом послышался какой-то невнятный отклик в дальнем конце холла.

Марина пошла на этот голос, пошла по черно-белым плитам, залитым серебряными лужицами лунного света.

В конце зала была открытая дверь, за ней – коридор.

В конце коридора мелькнула тень, Марине показалось, что она увидела развевающиеся шелка Ариадны, и она устремилась вдогонку…

Марина пошла по этому коридору, настороженно всматриваясь в обманчивую, волшебную тьму, перемежающуюся текучими серебряными струями лунного света, настороженно вслушиваясь в тишину огромного пустого дома.

Впрочем, тишина эта была тоже обманчивая, кажущаяся, сквозь нее то и дело доносились какие-то невнятные шорохи, постукивания и потрескивания, и даже какой-то едва слышный таинственный шепот – словно старый отель бормотал во сне, а может быть, что-то хотел рассказать своей легкомысленной гостье.

Старый отель едва слышно звучал, как звучит огромный музыкальный инструмент в руках опытного настройщика или как звучит оркестровая яма перед началом концерта…

В какой-то момент Марина расслышала сквозь эти таинственные звуки едва различимый женский голос.

Она подумала, что ее зовет Ариадна – а кто же еще? – и пошла за этим голосом…

Она свернула в другой коридор, открыла одну дверь, другую… перед ней оказалась просторная комната, из которой на нее неодобрительно смотрело женское лицо, выхваченное из тьмы серебряным потоком лунного света.

На этот раз Марина не поддалась обману лукавой темноты.

Она внимательно вгляделась в это лицо…

Нет, это было не отражение в зеркале – лицо во тьме ничуть не было похоже на нее. Строгий взгляд, высокие скулы, четкие темные линии густых бровей, глубокая складка у переносицы…

Это лицо не было знакомо Марине.

Она подошла чуть поближе, вгляделась и поняла, что на этот раз на стене перед ней висит большой женский портрет.

Надо же, отель давно заброшен, но в нем еще остались зеркала и даже картины… И никто на них не позарился. Ну да, говорили же ей, что здесь преступности почти нет, такая уж страна.

Впрочем, этот вопрос сейчас мало занимал Марину.

Ей уже надоело блуждать по ночному отелю, Марина была сыта сегодняшними приключениями, ей хотелось вернуться в свою собственную гостиницу, в свой уютный номер, в свою постель. А Ариадна… если ей так нравятся ночные прогулки, пусть ищет себе другого попутчика или гуляет в одиночестве, вообще пусть делает что хочет.

Марина вернулась в коридор, огляделась и с удивлением поняла, что не помнит обратную дорогу.

Она пошла наугад, открыла одну за другой несколько дверей, прошла через анфиладу пустых темных комнат, вышла в очередной бесконечный коридор…

Кажется, здесь она уже проходила. Она уже видела эту нишу, по сторонам которой сохранились две колонны в продольных бороздках-канелюрах.

На стене рядом с нишей кто-то криво, неровно написал: «Сколько можно?»

Действительно, сколько можно бродить по этим безлюдным коридорам?..

Марина огляделась, толкнула очередную дверь, прошла еще одну комнату, другую, третью, повернула направо, оказалась в коридоре, затопленном лунным светом, прошла по нему…

И снова увидела ту же нишу, те же две колонны.

Марина могла бы подумать, что это еще одна такая же ниша, но всякие сомнения отпали, когда на стене рядом с нишей она прочитала знакомое:

«Сколько можно?»

Приходилось признать очевидное: она заблудилась.

Главное – не впадать в панику!

Отель не так уж велик, это не лабиринт Минотавра, выход должен найтись, если искать его спокойно и планомерно.

Марина снова пошла по коридору, стараясь внимательно запоминать свой маршрут.

И вдруг в дальнем конце этого коридора она увидела знакомый силуэт, окутанный струящимися шелками.

– Ариадна! – окликнула она, невольно приглушив голос, чтобы не потревожить спящий дом.

Ариадна ничего не ответила, но она поманила Марину плавными, призывными движениями рук, а потом беззвучно открыла дверь – и исчезла за ней…

– Да что же это такое… – пробормотала Марина, – что за странные игры…

Она все же пошла к той двери, за которой только что исчезла Ариадна, но когда до этой двери осталось всего несколько шагов, справа из-за другой, неплотно прикрытой двери донесся какой-то едва слышный голос.

В этом голосе был такой безнадежный, отчаянный призыв, что Марина отбросила всякие сомнения и шагнула навстречу этому голосу…

На этот раз она оказалась в небольшой комнате, это был какой-то салон или гостиная.

В этой комнате никого не было. Никого – и ничего. Или почти ничего.

Во всяком случае, мебели здесь почти не осталось – валялось два-три ломаных стула с гнутыми ножками, диванный валик, да стоял в углу маленький комодик с потрескавшейся крышкой, на которой лежала морская раковина. Крупная раковина с нежной и женственной перламутровой изнанкой.

И тут Марина снова услышала тот призывный, отчаянный зов. Он доносился именно оттуда, где лежала эта раковина.

Марина подошла к комоду и осторожно взяла раковину в руки.

Она вспомнила, как когда-то давно, в детстве, мамин брат дядя Толя привез с юга такую же раковину. Ну, или почти такую же…

Он сказал тогда Марине: «Поднеси раковину к уху, и ты услышишь шум моря. Он живет там, внутри»…

И сейчас она снова поднесла раковину к уху…

Конечно, она не рассчитывала услышать волшебный голос моря, голос своего давно растаявшего детства. И она не услышала его – вместо этого она услышала женский голос, который пел удивительную, волшебную песню…

Голова Марины закружилась, перед ее глазами поплыл сладковатый туман.

Усилием воли она сбросила это гипнотическое оцепенение, вышла из комнаты, сжимая раковину в руке.

Она снова была в том же коридоре, в нескольких шагах была та дверь, перед которой совсем недавно показалась ей Ариадна в своих струящихся, летящих шелках.

Показалась, чтобы поманить Марину, позвать ее за собой – и скрыться за этой дверью…

Марина шагнула к двери, потянулась, чтобы открыть ее, – и вдруг раковина в ее руке издала мучительный, тревожный стон. Стон, какой издает лопнувшая скрипичная струна.

Марина удивленно взглянула на раковину.

Ее перламутровая изнанка засветилась вдруг болезненным ярко-розовым светом.

Марина поднесла раковину к уху – и ей послышался едва различимый шепот:

– Не ходи туда!

– Не ходить? Но почему? – проговорила Марина, понимая, что выглядит глупо, разговаривая с морской раковиной. Впрочем, кто ее сейчас видит?

А из раковины снова донесся шепот:

– По крайней мере, будь осторожна!

Марина пожала плечами, но все же открыла дверь. Осторожно, как и обещала…

И неожиданно из-за двери ей в лицо ударил порыв ветра и донесся ровный, глухой гул.

Марина осторожно, как и обещала, заглянула за дверь…

И тут же невольно отпрянула.

За дверью была не очередная комната, не коридор. За дверью была пропасть.

Осторожно придерживаясь рукой за дверной косяк, Марина выглянула еще раз.

Она не ошиблась – за дверью была пропасть, на дне которой бесновались белопенные волны прибоя, дробя и расшатывая огромные камни и обломки скалы.

Марина похолодела.

Она представила, что могла шагнуть туда, вперед, за эту дверь – и рухнуть в пасть пропасти, на скалы.

От нее осталось бы только кровавое месиво…

Но как же Ариадна?

Ведь она видела ее окутанный шелками силуэт перед этой дверью, видела, как, поманив ее, Ариадна шагнула за дверь…

Или она действительно умеет летать? Или Марине все это только померещилось?

Марина взглянула на раковину, словно ждала от нее ответа.

В самом деле, ведь это раковина предупредила ее об опасности!

Теперь ее изнанка больше не горела тревожным розовым светом, она, как прежде, была нежно-перламутровой.

Марина машинально поднесла раковину к уху – и снова услышала нежный и печальный женский голос, выводящий прекрасную и таинственную мелодию…

«Иди… – пел голос, – иди-и…»

Ясно, что нужно отсюда уходить, знать бы еще куда.

И вдруг в голове у Марины сам собой возник путь, который ведет к выходу из разрушенного отеля.

Держа в руках раковину, она пошла обратно по коридору, затем свернула совсем не туда, куда поворачивала раньше, потом уперлась в лестницу и пошла по ней, осторожно нащупывая ступеньки, хотя на самом деле не боялась ни упасть, ни споткнуться. И точно, все обошлось, и она оказалась у двери, которую толкнула, и та открылась и вывела Марину прямо в сад – запущенный, заросший. С этой стороны здания не было статуй и неработающих фонтанов, зато была довольно ровная тропинка, которая привела Марину к берегу моря. А там уж видны огни ее гостиницы.

Марина поднялась по широким ступеням и оказалась в холле гостиницы. Народу не было, еще бы, такой прекрасный вечер, тепло, но не жарко, море спокойное, отдыхающие все разбрелись по прибрежным барам и сидят там, притопывая в такт музыке, а кто просто гуляет вдоль берега, глядя на светящееся море.

Привычно кольнуло сердце: и она могла бы сейчас сидеть там, на берегу, и теплый ласковый ветерок обвевал бы разгоряченное тело, и музыка была тихая, сладкая, что-нибудь итальянское, они обязательно выбрали бы бар с тихой музыкой, и не было бы там шумных компаний, и девчонки не визжали, а сидели бы только пары. Влюбленные пары, те, кому хотелось побыть вдвоем. Только вдвоем.

Марина потрясла головой, чтобы отогнать грустные мысли. Сейчас у нее другие заботы.

За стойкой скучала полноватая портье. Ага, это русскоговорящая, уже хорошо. Марина могла бы с ней объясниться по-английски, но лучше так.

– Чем могу помочь? – слова были вежливые, а взгляд сонный, усталый, равнодушный.

– Скажите… – Марина помедлила, – а женщина такая… – она покрутила руками вокруг себя, что должно было означать, что платье на женщине было воздушное, струящееся. А может, и не платье, а какая-то бесформенная кисея… Марина плохо разглядела в полутьме. Если честно, то она и лицо своей новой знакомой не разглядела. Как только пыталась присмотреться, та сразу же отворачивалась или вообще уходила в сторону. То есть случайно, конечно, но все же…

Теперь во взгляде портье проступило недоумение.

– Так что вы хотели?

– Женщина из этой гостиницы, ее зовут… Ариадна! – вспомнила Марина. – Она сказала, что приехала три дня назад.

– Минутку! – портье повернула к себе монитор. – Я проверю… так… простите, но в гостинице нет женщины с таким именем. Вы ничего не путаете?

Очень не понравился Марине ее взгляд, который из удивленного перешел в подозрительный. Того и гляди спросит: «А вы сами-то кто? Документы у вас имеются?»

– Простите… – Марина сделала над собой усилие и натянуто улыбнулась, затем, вроде бы невзначай, достала из кармана ключ от номера, всегда лучше избежать неприятных вопросов. – Кажется, я все напутала. Наверно, она из другой гостиницы. Разговорились случайно, знаете, как бывает в отпуске…

– Говорите, приехала три дня назад? – портье смотрела на экран монитора. – Но три дня назад у нас вообще не было заезда. Заезд был позавчера, когда вы…

– Да я знаю, – на этот раз Марина резко ее оборвала. – Говорила уже, что мой друг задерживается, он прилетит позднее.

И поскорее ушла, чтобы не видеть понимающей улыбки портье.

В номере она уселась на кровать и еще раз перечитала сообщение Глеба.

«Прости меня, любимая, но завтра я никак не смогу прилететь, Андрюша еще очень слаб, я не могу его оставить. Свяжемся позже. Не звони, в реанимации не разрешают пользоваться мобильными телефонами».

«Вот так, – подумала Марина, – завтра он тоже не прилетит». Значит, она прилетела позавчера, он с ней не летел, позвонил накануне и сказал, что на работе нужно что-то сделать.

Это займет буквально один день, и он уже поменял билет. Так что они встретятся прямо там, на месте, она придет в себя после перелета и будет ждать его, веселая и отдохнувшая.

Она согласилась, а что было делать?

И вот вчера вместо любимого человека она получила от него сообщение, что у него заболел сын и что он должен дождаться какой-то определенности. И когда она позвонила, он ответил, запыхавшись, что везет сына в больницу и что потом перезвонит.

Не перезвонил.

Не перезвонил, а только вечером прислал сообщение, что сын очень слаб… и так далее, смотри выше.

Марина поскорее отложила телефон как можно дальше, потому что ей захотелось бросить его на пол и растоптать ногами в порошок. А потом разбить что-нибудь стеклянное, или завыть в голос, или биться головой о стену.

Она тут же усмехнулась горько: никогда она так не делала и не сделает, просто понятия не имеет, как это делать. Вот так вот вдруг устроить истерику?

И что толку? Все равно он не прилетит завтра. И кто знает, сколько еще времени его сын будет в реанимации, и вообще непонятно, что с ним такое, Глеб ничего не написал.

«Это какой-то злой рок, – подумала Марина скорбно, – это сама судьба не хочет, чтобы мы с Глебом были вместе».

Господи, как же она устала прятаться, выбирать уединенные кафе и рестораны, оставаться одной в праздники и выходные.

«Ты знала, на что шла, – говорила мать, изредка осведомляясь, как у нее дела на личном фронте (именно такое выражение она всегда употребляла). – С женатым человеком всегда так, уж я-то это хорошо понимаю».

У нее самой много лет был роман с женатым мужчиной, который не привел ни к чему.

«Любовь, – говорила мать с неистребимой ненавистью, – от такой любви одни неприятности. Из-за этой своей неземной любви я лишила тебя отца».

Марина только плечами пожимала.

Отца она не помнила, они с матерью развелись, когда ей было три года. И мать бесконечно твердила, что ее муж был полным ничтожеством и как отец – пустое место. Так что Марина потихоньку уверилась, что это наверняка так и есть, тем более что отец не делал никаких попыток с ней увидеться.

С матерью они тоже не были особо близки, мать была занята своими сложными отношениями с женатым любовником, Марина часто жила у бабушки, потом бабушка умерла, оставив ей крошечную квартирку. Полторы комнаты, как говорила бабушка.

Марина надолго запомнила радость в глазах матери, когда та узнала, что Марина окончательно переезжает. Мать неоднократно давала понять, что дочка мешает устроить ей личную жизнь.

Марина видела этого типа, не то чтобы часто, но несколько раз в детстве и в юности. Потом мать уже не показывала ему взрослую дочь, она зло щурилась, провожая Марину к бабушке.

Да не больно-то и хотелось, этот тип был Марине глубоко неприятен. Даже в подростковом возрасте она понимала, что он обманывает и мать, и свою жену, обманывает много лет и ничего не собирается менять, ему так удобно жить.

Ее матери понадобилось лет пятнадцать, чтобы до нее дошло наконец очевидное, после чего она возненавидела своего любовника и начала всячески его поносить. К счастью, Марине уже не пришлось это слушать.

Она жила своей жизнью, работала, отремонтировала квартиру, развлекалась по мере возможностей, была у нее парочка ничего не значащих романов, пока она не встретила Глеба.

Вот тут-то все и началось.

Любовь… Любовь накрыла ее очень быстро, она ничего не успела про Глеба узнать. А когда узнала, что он женат, было уже поздно, она не нашла сил от него отказаться. Тем более что Глеб уверял, что его развод – это только вопрос времени.

«Все они так говорят», – бросила мать, когда узнала про Глеба.

Ей не понадобилось много времени, чтобы определить, что он женат, Марина ничего ей не говорила.

«Женатого сразу видно, – вздохнула мать, – уж мне ли не знать. Послушай меня хоть раз, не повторяй моей ошибки, брось его! И чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше».

Они поругались, причем так здорово, что мать была в шоке. Она не ожидала от тихой и спокойной дочери таких слов. И Марине даже не было стыдно потом.

Мать позвонила сама через пару месяцев. Сказала, что выходит замуж. Не по любви, а просто нашелся приличный надежный человек, с которым можно состариться. Вдовец, и небедный, кстати. Свадьбы, естественно, не будет, поэтому Марине можно не беспокоиться насчет поздравлений и подарков.

«Что касается тебя, – добавила она, – то жизнь твоя, живи как хочешь. Только не беременей, уж это точно лишнее».

Тут мать с Глебом были вполне солидарны, он тщательно следил, чтобы не было, как он говорил, никаких неприятностей.

Они с Мариной встречались у нее, причем он никогда не оставался на ночь (а ты чего ждала?). Иногда он звонил домой, выходя на балкон, чтобы не разговаривать при ней.

Дело кончилось тем, что узнала соседка, а от нее весь дом, что Марина крутит с женатиком.

Собственно, ей было наплевать, но соседи знали еще бабушку, так что послать их подальше она не могла.

Глеб не жаловался ей на жену, просто сказал, что они совершенно разные люди и брак их давно уже дал трещину и держится только благодаря сыну. Марина знала, что ему плохо в семье, что он буквально задыхается там, и старалась держать себя в руках – не капризничать, не злиться, не дуться. Пусть он знает, что она всегда ему рада, что она примет его любого…

Но все же было тяжело без него.

И вот Глеб сам сказал, что у него могут быть две свободные недели и они смогут полететь куда-нибудь отдохнуть. Только вдвоем. На две недели к теплому морю…

В первый момент Марина не поверила своему счастью. Но это было еще не все. Потом, сказал Глеб, по возвращении, он снимет квартиру, с женой был уже предварительный разговор, она не против.

Она нашла путевки, относительно недорогие, она так готовилась к этой поездке, так мечтала, как они будут только вдвоем…

С путевками ей повезло. Она так редко куда-то ездила, что не было у нее на примете никакой хорошей турфирмы. А Глеб сказал, что он очень занят перед отпуском, столько дел нужно закончить, и чтобы она все организовала сама.

Так что она сунулась в первую попавшуюся фирму, что находилась рядом с ее офисом. Неправильно, конечно, поскольку девчонки заходили туда частенько, и у кого-то наверняка найдутся там знакомые. Узнают, что она брала две путевки, что едет с мужчиной, пойдут разговоры. То есть дело-то обычное, но не для нее, Марины.

Она тщательно скрывала Глеба от всех знакомых, да он и сам не хотел светиться, никогда не встречал ее после работы.

Они вообще редко куда-то ходили вместе, он приезжал к ней в квартиру, причем сначала и машину ставил в стороне, потом, когда весь дом узнал про то, что он женат, уже не было нужды шифроваться и тащиться пешком два квартала.

Так что Марина сунулась в соседнюю турфирму, как она считала, пока на разведку. Узнать цены на билеты и на гостиницу, прикинуть их с Глебом возможности.

Уж такую-то информацию ей дадут. А потом можно идти в другое место. Но тянуть тоже не стоит… В глубине души, как Марина сейчас понимает, она просто боялась, что Глеб не то что передумает, но что-то им помешает.

Как выяснилось буквально три дня назад, не зря она боялась, так и вышло.

А тогда она робко вошла в совершенно пустое помещение, и даже колокольчик при входе звякнул так тихо и стеснительно, что никто не отреагировал на его звон. Однако когда Марина вдоволь налюбовалась на красивые плакаты с изображением тропических островов, висевшие на стенах, и подошла к столу, на котором скучал уснувший компьютер, она услышала голоса.

Голоса были женские, и доносились они из-за занавески, что скрывала небольшую нишу, в которой, как поняла Марина, находились кофеварка, холодильник, крошечный столик и две табуретки. У них в офисе тоже была такая ниша.

Марина потянула носом. Кофе уже не пахло, стало быть, две дамы уже напились кофе и теперь просто болтают. Да, пожалуй, нужно ей уходить, ясно, что дела в этой фирме идут ни шатко ни валко и ничего путного ей не предложат.

Стул скрипнул, и из-за занавески выглянула сотрудница турфирмы. Марина не была с ней знакома, но видела несколько раз в соседнем кафе и в торговом центре.

Очевидно, та тоже узнала знакомое лицо, так что спросила довольно приветливо, что, собственно, Марине нужно. А когда услышала про путевки, то едва не рассмеялась и замахала руками:

– Что вы, что вы! В сезон, а вы хотите лететь через месяц? У нас ничего нет на такие сроки, да я вам больше скажу: вы нигде ничего не найдете! Нет, есть, конечно, дорогие отели, но… – она очень выразительно посмотрела на Марину, и та подумала, что если бы у нее были деньги на дорогой отель, она бы в этот гадюшник, считающийся турфирмой, и носу не сунула. Так что совершенно незачем этой девице так на нее смотреть, да еще и улыбаться презрительно.

Однако она поскорее опустила глаза, чтобы сотрудница ничего не прочитала по ее лицу. Ее слова ничего не значат. Откуда она знает, что путевок нигде нет? Уж как в этой фирме работают, Марина прекрасно видит: она полчаса ждала, пока эта корова от кофе оторвется и вспомнит о работе.

Тут бумажная занавеска, скрывающая нишу, чуть шевельнулась, кто-то покашлял там, внутри.

– Минутку, – сказала сотрудница, – я сейчас вернусь.

И скрылась за занавеской, откуда тотчас послышался еле слышный шепот.

Марина повернулась, чтобы уйти. Крик сотрудницы настиг ее у двери.

– Постойте! – она бежала за Мариной следом. – Я, кажется, нашла для вас горящую путевку. Все именно так, как вы хотели, вот цена, и выезд через три недели.

– Но мне нужны две путевки! – напомнила Марина.

– Ах так… – сотрудница снова скрылась в нише, пошепталась там и вышла, – думаю, что смогу что-то для вас сделать… так сказать, в порядке исключения.

Марина ушла, не выкупив путевку, зачем ей одна-то?

И не успела она обратиться в другие турфирмы, как буквально на следующий день позвонила эта самая сотрудница, представилась Натальей и сообщила радостным голосом, что расстаралась для нее по-соседски и что можно выкупать две путевки, только быстрее, потому как долго придерживать она их не может. И Марина полетела в турфирму и заплатила собственной карточкой. А Глеб не смог полететь с ней и теперь вот тоже задерживается.

Марина очнулась от грустных мыслей.

– Я не стану себя жалеть! – сказала она вслух. – Ничего страшного не случилось. Глеб прилетит, обязательно прилетит, и мы еще успеем отдохнуть, у нас впереди десять дней.

Время было позднее, и она решила, что самое разумное – это лечь спать и не думать больше ни о чем. И про сегодняшний случай в заброшенном отеле тоже не думать.

Хотя как-то это все странно…

Сегодня после ужина она вышла на улицу и задержалась на пороге, перечитывая сообщение Глеба. Пришло оно, как раз когда подали горячее, так что пережаренная курица встала в горле колом, а от десерта Марина вообще отказалась.

Она вдохнула свежий морской воздух и почувствовала, что сейчас упадет вот тут, прямо на ступеньках.

– Эй, ты чего? – ее окликнула женщина в странном развевающемся платье.

Было такое впечатление, что одежда струится вокруг нее, заворачиваясь в спирали и клубясь.

Марина помотала головой, и эффект пропал. Женщина поманила ее к себе на скамейку. Дрожащими руками Марина спрятала телефон в сумочку.

Женщина откинула голову, закурила тонкую темную сигарету и протянула Марине пачку.

– Возьми, – сказала она, – помогает успокоиться.

Марина вообще-то не курила. То есть когда-то очень давно, в подростковом возрасте, а потом редко, на посиделках с подружками. И хотела сейчас отказаться, но рука сама взяла сигарету. И затяжка получилась глубокая.

Сигарета была странная, дым пахнул незнакомо. Но голова у Марины не кружилась, а только перед глазами была легкая пелена.

Они посидели немного, глядя на море, и на Марину снизошло если не спокойствие, то умиротворение. Сообщение Глеба отошло далеко на задний план. Мысли в голове шевелились слабо, медленно, как сонные рыбы в аквариуме.

– Ну, тебе лучше? – осведомилась соседка, окинув Марину долгим внимательным взглядом.

– Да вроде бы… – медленно ответила Марина.

– Тогда давай знакомиться! Я тоже тут живу, три дня назад приехала, – сообщила женщина и представилась Ариадной.

– Надо же, – слабо удивилась Марина, – какое имя…

Ариадна засмеялась грудным смехом и сказала, что можно звать ее Аней для простоты.

– А давай прогуляемся! – предложила она заговорщицким тоном. – Я такое место знаю – ты никогда такого не видела.

Марина хотела отказаться, но представила, что будет сидеть в номере и бесконечно перечитывать сообщения Глеба или же гулять вдоль моря по променаду одна, как полная дура, – и согласилась.

И вот что вышло из этой прогулки. Хотя что такого случилось? Ну, эта Ариадна, если, конечно, она на самом деле Ариадна, а не Аня или Маша, так вот она – дама экстравагантная, одни ее одеяния чего стоят. Наверно, решила приколоться над первой попавшейся дурочкой. Одинокой дурочкой, если быть честной с самой собой. Надо же, заманить в какой-то разрушенный отель…

Марина вспомнила, как открыла дверь и стояла над бездонной пропастью. Ведь она могла грохнуться туда, вниз, и тогда… Никакого «тогда» бы не было.

Снова у нее затряслись руки. Чтобы как-то их занять, она взяла раковину, которую нашла в отеле.

На этот раз в ушах не звучал ни стон, ни голос. Там было ровное дыхание моря.

Прислушавшись, Марина различила шум набегавших волн, и звук этот убаюкивал и успокаивал.

Она с трудом заставила себя раздеться и крепко заснула.

Марина проснулась оттого, что услышала чей-то голос.

– Вставай! – проговорил кто-то очень знакомый. – Вставай, уже много времени! Вставай, пора в школу.

Ага, значит, это бабушкин голос…

– Ну, еще немножко, ба, еще минутку… – жалобно забормотала Марина и тут же проснулась окончательно, вспомнив, что давно уже не ходит в школу, а бабушки уже нет на свете.

Она проснулась, но еще какое-то время не могла понять, где находится.

Комната была незнакомая, незнакомая постель…

Память возвращалась постепенно.

Марина вспомнила, что находится сейчас в приморской гостинице, что находится там одна, потому что Глеб все еще не приехал…

А потом вспомнила вчерашний вечер и странную женщину в развевающихся шелках, со странным именем Ариадна… вспомнила, как Ариадна привела ее в заброшенный отель, а сама исчезла…

Все это было так странно, так неправдоподобно, что Марина подумала: наверняка это ей приснилось. Спала так крепко, от морского воздуха такой сон напал…

Конечно, это был сон…

Удивительно подробный, реалистичный, яркий, наполненный деталями, но – сон.

В жизни такого просто не бывает…

Она приподнялась на кровати – и тут на прикроватной тумбочке увидела красивую, изящно изогнутую морскую раковину с нежной перламутровой изнанкой.

Ту самую раковину, которую она нашла в своем сне…

Значит, это был не сон. Значит, это правда, что она была в том отеле. Пошла туда вечером с незнакомым человеком, потому что была на грани отчаяния из-за того, что Глеб снова не прилетел.

Она потянулась к телефону. Ничего, кроме вчерашнего, больше никаких сообщений от Глеба.

Она перечитала еще раз. Ну да… Андрюша слаб, я не могу его оставить… Не звони.

Во всех сообщениях он просил ее не звонить. В реанимацию – нельзя, но не сидит же он все дни и ночи в реанимации?

Насколько Марина знала, туда вообще не пускают. Переживает за сына… что ж, это понятно, но…

Она все-таки позвонила. Ответил издевательский женский голос, что телефон выключен или находится вне действия сети. Выключил телефон, чтобы не ругались врачи и медсестры?

Внезапно она жутко разозлилась. Какого черта? Ведь он сам предложил ей поехать в отпуск к морю!

Ведь она и думать не смела о таком! Правда, путевки нашла она, предложили со скидкой, только нужно было выкупить как можно скорее. Она позвонила ему, изложила ситуацию. Выкупай, сказал он, я тебе потом на карточку деньги переведу.

Не перевел, тут же убедилась она, проверив свой счет в банке. До поездки все как-то ее отвлекало. Они и виделись-то гораздо реже, чем обычно, Глеб говорил, что много работы, хотел закончить проект до отпуска.

Она посчитала про себя – получалось, что виделись-то всего три раза. Когда были в турфирме с паспортами, потом зашли пообедать, и только было Марина хотела спросить насчет денег, как нате вам, пожалуйста, появилась Женька Коноплева!

«Привет, – говорит, – подружка, как поживаешь, давно не виделись!»

Точно, Марина хотела сказать, с самого окончания школы не виделись, да и в школе не больно дружили. Но неудобно стало вдруг ни с того ни с сего на человека набрасываться.

Хотя Женька всегда была девка противная. Такая вся из себя, считалась первой красавицей в школе. Куда Марине за ней, да не больно-то и хотелось.

И Женька на нее внимания не обращала. А тут вдруг сама подошла, чуть обниматься не полезла, за стол к ним подсела без приглашения. Ну, пришлось Марине ее с Глебом познакомить.

И потом стало не до разговоров, потому что Женька всю беседу на себя перевела. Оказалось, стала она блогершей, да так успешно, что больше пятидесяти тысяч подписчиков.

Марина из вежливости поинтересовалась, о чем Женька пишет в своем блоге.

«О разном всяком, – сказала Женька, смеясь, – можешь ссылку посмотреть».

«Надо больно», – подумала Марина, тщательно следя, чтобы эта мысль не отразилась на лице.

А Женька, зараза этакая, видела же, что люди сидят вдвоем и столик выбрали в стороне от других, стало быть, хотят поговорить без помех.

Вроде бы помнила по школе, что не была Женька полной дубиной, до которой такие тонкости не доходят. Глеб, однако, слушал Женьку внимательно, вопросы задавал по существу. Та вроде бы интересно рассказывала про путешествия, про то, как бывает в разных местах, и все потом в своем блоге описывает.

А когда наконец Женька отвязалась, то уже кофе принесли, а потом Глеб на работу заторопился.

Так Марине и не удалось ему про деньги напомнить.

Так что получается, что она отдыхает сейчас вдвойне за собственные деньги… Хорошо, что мать не узнает…

Мысль о матери помогла отвлечься от мыслей о Глебе.

Марина встала, приняла душ.

В голове окончательно прояснилось, но она все еще не могла определиться, что с ней случилось накануне вечером.

Перед ее глазами нет-нет и появлялся ночной сад… массивное темное здание отеля… залитые лунным светом коридоры и комнаты… силуэт Ариадны в струящихся серебристых шелках, словно сотканных из лунного света…

И – пропасть, усеянная, как зубами дракона, обломками скалы, о которые бьются безжалостные волны…

Все это было слишком ярко и реально, чтобы быть сном, – и в то же время слишком неправдоподобно, чтобы быть реальностью.

Марина оделась и спустилась к завтраку.

Свободных столиков не было, обычно она завтракала рано и теперь растерянно огляделась.

Вот кто-то махнул рукой, и она подсела к господину средних лет, с круглым приветливым лицом, с круглой блестящей лысиной, в круглых позолоченных очках.

В довершение образа на шее у этого господина красовался галстук-бабочка – красный, в крупный белый горошек.

– Садитесь, садитесь! – проговорил господин, освобождая для Марины часть стола. – Вы только вчера приехали?

– Нет, два дня назад, – ответила Марина, улыбнувшись в ответ.

– Третьего дня? – переспросил он.

Марина кивнула, подумав, что так сейчас никто не говорит. Бабушка говорила, кажется… Впрочем, такой старомодный оборот вполне подходит к образу этого господина, с его очками и бабочкой… Марина невольно улыбнулась.

– Надо же, а я вас еще и не ждал… – проговорил он вполголоса и взглянул поверх очков.

Марина взглянула недоуменно: что он хотел этим сказать? Почему вообще он мог ее ждать? Или это такой способ заигрывания?

– Мы разве знакомы? – спросила Марина недоуменно.

– Пока – нет, – проговорил господин в бабочке, затем придвинулся к ней, пригнулся, опасливо оглянулся и проговорил вполголоса:

– Лючия де Ламермур расцвела в этом году раньше, чем обычно.

Марина отшатнулась, удивленно уставилась на своего соседа и переспросила:

– Какая Лючия де Ламермур?

Сосед, кажется, тоже удивился ее словам.

Он отстранился, оглядел Марину, поправил бабочку и проговорил смущенно:

– А вы разве не… ох, извините, я, кажется, ошибся!

– Видимо, да…

Марина увидела, что освободился стол в углу зала, извинилась, взяла свою тарелку и пересела туда, напоследок бросив взгляд на господина с бабочкой.

Тот что-то озабоченно читал в своем телефоне. Марина пожала плечами и занялась завтраком. Потом, ожидая кофе, снова взглянула на дисплей телефона.

Ничего. Она отстучала сообщение, буквально дергая себя за руку, чтобы оно не получилось сердитым. У него ребенок болен, он переживает, это понятно, но ей-то что делать?

«Дорогой, прошу тебя, напиши подробно, что с твоим сыном и какие у тебя планы. Я волнуюсь и скучаю».

Перечитала, вздохнула и нажала кнопку, чтобы отправить. Тут же мобильник пискнул, оповещая, что пришло сообщение.

Марина дрожащими руками схватила телефон, который так прыгал в ее руке, что не сразу удалось прочитать.

Сообщение было от матери.

«Как отдыхается? Погода хорошая?»

Марина только по приезде сообщила ей, что все нормально, гостиница хорошая, море теплое. И теперь вот мать интересуется. Ее можно понять.

Вместо ответа Марина послала ей фотографию куста, что цвел возле входа в гостиницу, писать что-то не было желания. Куст был хорош: большой, усыпанный неизвестными белыми цветами, в общем, производил впечатление.

После завтрака она вышла на крыльцо. Солнце светило вовсю. Мимо пробегали торопившиеся на пляж отдыхающие, кричали дети, смеялись взрослые. Все радовались морю, солнцу, никому не было никакого дела до Марины.

«Что ж, – невольно подумала она, – в этом есть положительный момент». Что ей делать сейчас? Пойти на пляж? Но там столько народу, лучше потом, когда хотя бы мамаши с детьми уйдут.

Она пошла по тропинке через сад гостиницы. Тут везде были сады, что-то такое прочитала Марина в проспекте, что в этом месте удивительный климат, мягкий и влажный, что очень хорошо для растений. И верно, сейчас, поздней весной, все вокруг цвело.

Марина снова горестно вздохнула, но тут же одернула себя. Нет, она не станет поддаваться плохим мыслям.

Ночью сад при гостинице казался огромным и таинственным, казалось, что его населяли какие-то сказочные создания. Сейчас это был самый обычный парк, развесистые деревья тянулись к свету, вдоль дорожки цвели яркие цикламены и петунии, стойкими солдатиками выстроились столбики львиного зева – красные, белые, розовые.

Тропинка стала понижаться, она вывела Марину за ограду парка, и впереди распахнулось море – огромное, усеянное белыми кудрявыми барашками волн.

Тропинка стала крутой, она сбегала по каменистому склону к узкой полоске пляжа.

Марина спустилась по ней, осторожно ступая, и пошла вдоль моря по плотному сероватому песку, между облизанных волнами валунов и обломков скалы, похожих на выпавшие зубы престарелого дракона.

Невольно она пошла вправо – туда, где над морем нависал обрыв, на краю которого стояло трехэтажное здание, по углам украшенное островерхими башенками.

В самом облике этого здания ощущалось запустение, медленное, но неуклонное умирание…

Ну да, это ведь тот самый заброшенный отель, в который минувшей ночью Марину привела странная женщина в развевающихся шелках, с необычным именем… правда, ночью, в волшебном лунном свете, это здание казалось величественнее и загадочнее…

Марина предпочитала не думать о том, что было ночью, старалась уверить себя, что это был всего лишь сон… но ноги сами привели ее к этому отелю… Она смотрела на него снизу, приходилось задирать голову, чтобы разглядеть само здание.

Впереди, под самым обрывом, суетились какие-то люди.

Когда Марина оказалась достаточно близко к ним, она увидела, что они что-то укладывают на носилки.

Тут навстречу Марине шагнул мужчина в форме охранника отеля, с узкой полосочкой рыжеватых усов под унылым носом, выставил вперед руки в испуганном и в то же время запрещающем жесте, проговорил озабоченно:

– Не ходите туда, нельзя!

– Почему? – спросила Марина. – Что случилось?

– Ничего особенного… – Он отвел глаза.

– Тогда почему нельзя?

Мужчина не успел ответить, потому что в это самое время его окликнула властная, рослая женщина лет пятидесяти, с тщательно уложенными платиновыми волосами, которые не смог растрепать даже порывистый морской ветер:

– Феликс, подойди, помоги! Ты видишь…

Она не договорила, но мужчина уже метнулся к носилкам.

И Марина сделала несколько шагов в том же направлении.

Теперь она смогла разглядеть всю сцену.

Двое рослых парней в голубой медицинской униформе укладывали на носилки что-то безжизненное и бесформенное, тщательно укутанное мятым белым полотнищем, может быть, всего лишь простыней. Феликс помог им, они взялись за ручки, подняли носилки и понесли в ту сторону, где стояла Марина.

Феликс семенил рядом с носилками, то и дело поправляя сбившуюся простыню.

Когда они поравнялись с Мариной, он быстро и недовольно взглянул на нее и проговорил сквозь зубы:

– Я же просил вас… говорил, что сюда нельзя…

Марина нерешительно попятилась, чтобы не стоять на пути санитаров с носилками.

В это время один из них споткнулся на скользком камне, чертыхнулся, стараясь сохранить равновесие. Носилки накренились, Феликс подскочил к ним, чтобы поддержать.

Край простыни сполз, и Марина увидела лицо.

Это было женское лицо, которое показалось ей знакомым, – высокие скулы, четкие темные линии густых бровей, глубокая складка у переносицы…

Ну да, эта женщина была удивительно похожа на портрет, который Марина видела ночью в отеле…

Только у женщины на портрете был строгий, пристальный, внимательный взгляд – а широко открытые глаза покойницы смотрели в небо с ужасом и удивлением, как будто перед смертью она увидела что-то неожиданное и невероятное.

Носилки выправились.

Феликс поправил простыню, закрыв мертвое лицо, покосился на Марину и прошипел:

– Я же просил… уходите же отсюда! А впрочем, что уж теперь… – и он махнул рукой, засеменил дальше рядом с носилками.

Женщина с властным голосом и платиновыми волосами прошла мимо, делая вид, что Марину не замечает, хотя едва не коснулась ее рукавом светлого пиджака. А может, и правда не заметила, что ей какая-то одинокая отдыхающая, у нее заботы поважнее.

Марина огляделась.

Все люди, которые только что суетились вокруг мертвого тела, как-то незаметно разошлись, теперь она была одна на берегу, только море горестно вздыхало, и волны одна за другой набегали на песок и тут же отступали, возвращались в родную стихию.

Марина хотела тоже уйти, но ноги сами принесли ее на то место, где только что лежал труп. Песок на этом месте был истоптан множеством ног, рядом валялись каменные обломки с острыми краями, на одном из них Марина разглядела темное расплывшееся пятно и невольно зябко поежилась.

Несомненно, это была кровь…

Что она здесь делает? Зачем она сюда пришла? Но какая-то сила не давала ей бежать от этого места без оглядки.

Она запрокинула голову и увидела прямо над собой, очень высоко, островерхую башенку… одну из тех башенок, что украшали фасад старого отеля.

В той стене башни, которая смотрела на море, был узкий проем…

Марина вспомнила, как ночью подошла к двери, откликнувшись на зов своей странной, загадочной спутницы, и только в последний момент остановилась.

Не просто остановилась, вспомнила она, ее предупредил голос из раковины.

Если бы не это, именно ее, Марину, несли бы сейчас на носилках два равнодушных санитара.

Марина вспомнила, как осторожно выглянула – и увидела за этой дверью разверзшуюся пропасть, бушующее море и оскалившиеся каменные обломки на берегу…

Выходит, та женщина, которую только что унесли на носилках, открыла ту дверь и шагнула вперед.

И рухнула на скалы…

Марина побледнела.

Она поняла, что могла бы быть на ее месте.

Она еще раз оглядела берег…

И вдруг ей показалось, что рядом, среди камней, что-то неясно блеснуло.

Она подошла, наклонилась…

Среди обычных камешков был один особенный. На первый взгляд невзрачный, матово-белесый, он привлек Марину каким-то особенным молочным свечением.

Сама не зная зачем, Марина сунула его в свою сумку и пошла наконец прочь от этого несчастливого места.

Марина неторопливо шла по приморскому променаду, думая о странных и пугающих событиях минувшей удивительной ночи и сегодняшнего утра.

Тут требовалось поразмыслить обо всем спокойно, разложить все по полочкам, как говорила в свое время бабушка.

Она купила у парня в ларьке стаканчик мороженого и села на скамейке под пальмой.

Итак, что она знает теперь точно? То, что ее приключения вчерашней ночью ей не приснились. Потому что вот оно – доказательство, в морге лежит. Ясно, что та женщина выпала из окна разрушенного отеля. Именно с того места, где стояла Марина. Зачем она это сделала, точнее почему? Ответа на этот вопрос у Марины пока нет. Равно как и на другие вопросы, а именно:

Для чего к ней привязалась эта Ариадна?

Кто она вообще такая, если не живет в гостинице?

Что за дрянь находилась в той самой темной длинной сигарете, после двух затяжек из которой Марина настолько обалдела, что поперлась с совершенно незнакомой бабой черт-те куда?

И последний, но не менее важный вопрос: почему выбросившаяся из отеля женщина так похожа на портрет, который Марина видела в том же отеле вчера?

Были, конечно, и еще вопросы, но Марина решила пока остановиться на этих.

Эти рассуждения не то что помогли, но малость упорядочили ее мысли.

В какой-то момент она осознала, что уже давно не думает о Глебе, о его странном и двусмысленном поведении, как будто немного притупилась вызванная им боль…

Ну, хоть какой-то положительный момент есть у всего этого!

Тут она заметила стеклянный киоск с большой буквой «Т» – туристический офис.

Она зашла в киоск, взяла со столика, где лежала стопка глянцевых буклетов, бесплатную карту городка.

Девушка-дежурная спросила, чем может ей помочь.

В первый момент Марина хотела вежливо отказаться от помощи, но потом спохватилась и спросила, что ей могут рассказать об отеле «Далмация».

– «Далмация»? – недоуменно переспросила девушка, растерянно хлопая глазами.

– Ну, это тот большой заброшенный отель на берегу моря, – Марина показала глазами в ту сторону, где, по ее представлению, находился тот самый отель.

– Ах, вы знаете, я тут работаю недавно, – затараторила девица. – Я еще не все знаю… а этот отель – он, наверное, не входит в число достопримечательностей…

– Странно, – проговорила Марина. – Он такой интересный… необычный…

Тут она заметила на одном из глянцевых рекламных буклетов знакомый силуэт внушительного здания с островерхими башенками по углам и взяла его.

Кивнув на прощание дежурной, она вышла из киоска.

Тут же рядом с ней возник сутулый мужчина с длинными сальными волосами, с неопрятной щетиной на щеках, в поношенной клетчатой рубашке.

– Извините, – проговорил он негромко, заискивающе глядя Марине в глаза, – я случайно услышал, что вы интересуетесь старым отелем «Далмация»…

Марина отступила в сторону, оглядела незнакомца.

Наверняка обычный курортный попрошайка… Она для таких, что называется, лакомый кусочек, то есть одинокая глупая отдыхающая.

Она хотела отшить назойливого попрошайку, но тут он проговорил вполголоса:

– Ваше счастье, что вы не шагнули в ту дверь…

– Что?! – Марина изумленно уставилась на него. – Что вы такое говорите?

«Откуда он знает?»

– Я говорю – ваше счастье, что вы столкнулись со мной! – произнес мужчина самодовольно. – Никто не знает об этом отеле и о его хозяевах больше меня! И я вам охотно все расскажу!

В его монологе возникла выразительная пауза, и Марина догадалась, что сейчас этот попрошайка непременно выставит какие-то условия. Так и оказалось.

– Я вам все охотно расскажу, только… – он опять замялся, скромно потупив глаза.

– Только – что?

– Ну, вы же понимаете, разговаривать на улице неудобно… может быть, мы продолжим нашу беседу в каком-нибудь более подходящем месте… например, вот в этом кафе… – он выразительным жестом показал на обычное уличное кафе – десяток столиков, бармен за стойкой, проворный официант.

За одним столиком несколько усатых стариков играли в карты, пригубливая кофе из крошечных чашечек.

– И если вы закажете мне что-нибудь… к примеру, какой-нибудь бутерброд, это весьма освежит мою память. Видите ли, какой пассаж – я сегодня не успел позавтракать…

– Ну ладно, договорились… – Марина шагнула к столику, но попрошайка продолжил:

– Только я не один… со мной мой друг…

– Друг? – Марина удивленно огляделась. – Какой друг? Где он? Я никого не вижу.

– Он – вот! – попрошайка негромко свистнул, и на дорожке рядом с ним появился большой белый пес с умными блестящими глазами. Непонятно, где он до этого момента прятался…

– А ему можно в кафе? – с сомнением проговорила Марина.

– Можно, можно! – заверил ее мужчина. – Он очень воспитанный! И его здесь хорошо знают!

Действительно, пес выглядел очень послушным. Кроме того, в отличие от своего хозяина, он был очень чистым, белоснежная шерсть лоснилась и блестела.

– Ну, если так… – Марина села за свободный столик, попрошайка устроился рядом, пес аккуратно улегся у его ног, деликатно положив голову на лапы.

– Позвольте представиться, – проговорил попрошайка, приосанившись. – Милорад… а моего друга зовут Боно.

Пес приподнял голову и выразительно взглянул на Марину, как будто подтверждая знакомство.

К столику подошел официант, рослый представительный брюнет с ухоженными усами.

Он поздоровался с Милорадом как со старым знакомым.

Марина ничего не успела сказать, как ее спутник проговорил:

– Мне – как обычно…

– А вам, мадам?

– А мне – просто кофе.

– Капучино, латте, американо?

– Двойной эспрессо.

Официант удалился. Милорад чинно сложил руки на столе и проговорил:

– Итак, вас интересует отель «Далмация»… тогда в первую очередь я должен рассказать вам о семействе Одиссич.

– О каком семействе? – переспросила Марина.

– Одиссич. Это очень, очень старинный далматинский дворянский род, они ведут свое происхождение от Одиссея…

– От кого?! – Марина подумала, что ослышалась.

– Одиссей… это греческий царь, участник Троянской войны, описанной Гомером…

– Да знаю я, кто такой Одиссей. Только не пойму, какое отношение он имеет к «Далмации». Одиссей – он ведь грек!

– Ну, вот Греция, вот Далмация, – Милорад щепотью развел пальцы одной руки. – Здесь все близко… потом, когда кончилась Троянская война, Одиссей… он очень долго добирался до дома и где только не побывал… это очень, очень печальная история! – Милорад выразительно поднял глаза к небу и вздохнул.

– Да уж… надеюсь, вы не собираетесь пересказывать мне «Одиссею»?

– Нет, хотя… если вы захотите… никто не знает эту историю лучше меня! Это очень, очень интересная история… чего стоит один список кораблей… хотя это, кажется, другая история.

В это время к столу подошел официант с подносом, на котором стояла тарелка с грудой всевозможных колбасок и сосисок и еще одна – с огромной порцией жареной картошки. В углу подноса скромно притулилась чашечка кофе для Марины.

– Как всегда! – торжественно произнес официант, поставив тарелки перед Милорадом.

Пес под столом оживился, облизнулся, но по-прежнему вел себя сдержанно и благопристойно.

Едва официант отошел, Милорад бросил под стол самую большую колбасу. Боно громко клацнул зубами – и колбаса исчезла на лету, как и не бывало.

– Итак, – продолжил Милорад, насадив очередную колбаску на вилку и жестикулируя ею, – мы начали говорить о семействе Одиссич. Это семейство прославилось, к нему принадлежало много выдающихся личностей. Например, знаменитый граф Дракула…

– Вы ничего не путаете? – переспросила Марина. – Кажется, Дракула жил в Трансильвании…

– Ну, вот Трансильвания, а вот Далмация… – Милорад снова сделал пальцы щепотью. – Здесь все близко… если хотите, я могу рассказать вам о Дракуле, никто не знает эту историю лучше меня!

– Но вы обещали рассказать мне об отеле «Далмация»! – почти прокричала Марина, испугавшись, что сейчас этот болтун свернет разговор на Дракулу.

– Да, конечно, и я вам все расскажу! Я никогда не нарушаю обещаний! – Милорад бросил под стол очередную колбаску, которая, как и первая, исчезла на лету, и продолжил: – Итак, мы говорили о семействе Одиссич… это было весьма известное семейство, среди них были и дипломаты, и военные. Но к началу двадцатого века Одиссичи обеднели, от прошлых владений сохранился только один дом – тот самый, на берегу моря. Этот дом принадлежал дочери последнего графа, Ариадне Одиссич…

– Ариадне? – переспросила Марина, вспомнив свою таинственную ночную знакомую.

– Да, Ариадне. Ариадна… после смерти отца она осталась почти без средств, и тогда она заложила фамильные драгоценности и на последние деньги отремонтировала этот дом и превратила его в отель. Какое-то время отель процветал. Сами видите, место хорошее, на берегу моря, по тем временам там было шикарно. То есть отель процветал, но недолго… вообще, у Ариадны была печальная судьба, она была помолвлена с блестящим молодым офицером, свадьба была назначена на осень тысяча девятьсот четырнадцатого года, но в июле началась Мировая война, и ее жених ушел на фронт… и в то же время отель опустел, постояльцы перестали приезжать – сами понимаете, война, – Милорад выразительно развел руками, и пес встрепенулся было, но тут же разочарованно улегся обратно на пол, заметив, что руки хозяина совершенно пусты. – Ариадна какое-то время пыталась поддерживать отель, – продолжал Милорад, – но дела шли все хуже и хуже, а потом…

Милорад сделал выразительную паузу, бросил Боно очередную сосиску и произнес трагическим тоном:

– А потом Ариадна получила известие о смерти своего жениха.

Он замолчал.

Марина ждала продолжения и наконец не выдержала:

– И что же дальше?

– Дальше… этот отель… это здание расположено прямо над морем. И там есть такое окно… или дверь… которая выходит прямо на обрыв, под которым – обломки скал и море…

– Да, обломки скал и море… – пробормотала Марина, вспомнив ту странную, таинственную ночь, когда она оказалась в отеле и когда чудом спаслась, едва не шагнула в то самое окно, в ту самую дверь в никуда, в смерть…

Ей стало холодно, несмотря на то что день сегодня был жаркий и солнце после прохладного утра пекло уже немилосердно.

– И вот одной бурной, штормовой ночью, – продолжил Милорад загробным голосом, – одной бурной, безлунной ночью Ариадна Одиссич вышла в это окно… или в эту дверь. И наутро на берегу нашли ее изуродованный труп.

– Изуродованный труп… – как эхо, повторила Марина, обхватив себя руками.

Теперь она вспомнила труп женщины, найденный на берегу…

Труп женщины, похожей на женский портрет в отеле.

– Никто не знает, что это было, – продолжал Милорад, – несчастный случай или самоубийство. Родственники Ариадны настаивали на том, что это несчастная случайность. Потому что самоубийство – это смертный грех, единственный грех, который нельзя искупить. Но все остальные склонялись к тому, что Ариадна все же покончила с собой. Ведь она как раз накануне получила сообщение о смерти своего жениха. Кроме того, она была практически разорена…

Пес под столом негромко заскулил и выразительно взглянул на хозяина. Милорад перехватил его взгляд и проговорил извиняющимся тоном:

– Прости, я немного увлекся и забыл о тебе…

Он бросил в пасть Боно котлету, тот мгновенно проглотил ее и успокоился.

Милорад продолжил:

– С тех пор прошло много лет, но утверждают, что до сих пор по ночам Ариадна ходит по своему отелю. Кое-кто встречал ее там…

– Встречал… – как эхо, повторила Марина, вспомнив свою спутницу в развевающихся шелках. – И вы ее видели? – спросила она Милорада.

– Нет, не видел, – признался тот. – Я и хотел бы сказать, что видел, но я честный человек и никогда не говорю то, чего не было. Даже если это в моих интересах.

За разговором они с Боно опустошили тарелку.

Собрав остатки соуса хлебом, Милорад с деловым видом взглянул на часы и озабоченно проговорил:

– Мне было весьма приятно поговорить с вами, мадам, но через полчаса у нас с Боно важная деловая встреча, так что я должен проститься с вами. Впрочем, если вы захотите еще что-то узнать о местных достопримечательностях, вы всегда можете найти меня на этом месте… ну, то есть почти всегда.

– Да, вот еще… – спохватилась Марина. – Пока вы не ушли… на стене в отеле висит женский портрет. Это, наверное, портрет той самой женщины – Ариадны Одиссич?

– Портрет? – переспросил Милорад. – Боюсь, вы ошибаетесь. В отеле не осталось никаких картин, никаких портретов. Все это вывезли уже много лет назад.

– Но как же… – пробормотала Марина, – я видела этот портрет своими глазами…

Но Милорад уже удалялся по променаду, и Боно шел рядом, преданно заглядывая в глаза хозяину.

Марина допила остывший кофе и полезла в сумочку за деньгами. Там ей попалась какая-то глянцевая листовка.

Она развернула ее и прочла яркий заголовок:

«Отель «Далмация» – потускневшая жемчужина нашего прекрасного побережья».

Дальше было помещено несколько удачных фотографий дома с башенками по углам, возвышающегося над морем.

Там же была небольшая статья:

«Ныне пустующее здание на берегу моря, в котором когда-то размещался отель «Далмация», некогда принадлежало знатной и влиятельной дворянской семье Одиссич.

Члены этой семьи возводили свою родословную к древнегреческому царю Одиссею, который, по легенде, после окончания Троянской войны поселился в Далмации.

Неизвестно, правда ли это, но и помимо Одиссея в семействе Одиссич было немало известных исторических личностей. Так, к боковой ветви этого семейства принадлежал знаменитый граф Дракула…»

Ага, подумала Марина, вот откуда этот Милорад почерпнул все свои познания!

«Никто не знает эту историю лучше меня…» – передразнила она своего нового знакомого. Самый настоящий жулик, которых полно на побережье. Обманывают доверчивых отдыхающих. Этот вот пообедал за ее счет и собаку накормил. Ну, песик-то и правда симпатичный, этого у него не отнимешь…

Что касается настоящей Ариадны Одиссич, то, возможно, она и бросилась из окна отеля. Но это было больше ста лет назад. И вряд ли ходит теперь по отелю ее призрак. Во всяком случае, она, Марина, видела и разговаривала все же с настоящей, живой женщиной, из плоти и крови. Несмотря на романтически развевающиеся одежды. И встретила Марина ее не в здании отеля, а возле гостиницы.

Так что дама была настоящая, из плоти и крови. Зачем ей только Марина понадобилась?..

Явился официант, принес счет.

Марина потянулась за кошельком, и тут глаза ее полезли на лоб.

– Сколько? – спросила она в изумлении. – Такая сумма за порцию мяса и картошки?

Официант пробормотал что-то про то, что блюдо это особенное, специальное, что для него заранее нужно покупать пять сортов мяса и заказывать за два дня…

– Ты за кого меня держишь? – очень тихо спросила Марина по-русски. – За полную дуру?

Официант моргнул и отвел глаза, но Марина все-таки поняла, что именно за такую они все ее и держат тут.

Она глубоко вдохнула, а потом медленно выпустила воздух через сжатые зубы. Официант переступил с ноги на ногу, потом поглядел ей в глаза и понял, надо думать, что номер не пройдет.

– Ах, извините, – засуетился он, – это я случайно чек перепутал. Вот ваш.

Сумма была вполовину меньше.

«Все равно много, но черт с ними», – подумала Марина.

Руки ее дрожали от злости, поэтому, убирая кошелек, она слишком сильно дернула застежку, сумка выскочила у нее из рук, и ее содержимое высыпалось на каменные плиты пола.

Официант, сообразивший, что чаевых не дождется, уже ушел, Марина присела на корточки, чтобы собрать мелочь, и едва не столкнулась лбами с мужчиной.

– Простите! – они сказали это хором, и она узнала того типа, с которым виделась утром на берегу, когда там нашли труп женщины, упавшей из окна отеля.

Тогда он был в форме охранника гостиницы, сейчас же на нем были шорты и светлая рубашка с короткими рукавами, однако эти рыжеватые усы щеточкой и уныло провисший нос запомнились ей. Кажется, его звали Феликс. У нее всегда была хорошая память на имена.

Феликс подал ей мобильник, помаду и пачку салфеток, Марина в это время подняла раковину, которую нашла в старом отеле и всегда носила с собой.

Что еще? Кошелек, косметичка, пилка для ногтей… детская розовая заколка, которую она купила, чтобы закалывать волосы перед купанием. А вот там еще…

Феликс потянулся за небольшим камушком, который откатился под соседний столик, но Марина коршуном метнулась вперед и успела схватить камень раньше него, не отдавая себе отчета, зачем она это сделала. Просто Феликс, или как там его зовут, еще утром ей не понравился, и ей не хотелось, чтобы он прикасался к ее вещам.

– Спасибо вам! – сказала она, запихнув сумку под мышку.

Феликс посмотрел на нее как-то странно, вдруг развернулся и пошел из кафе, бросив на стол деньги за недопитую чашку кофе. Марина пожала плечами и тоже пошла в гостиницу.

Корабль проскрипел днищем по песку и остановился, немного накренившись.

Одиссей спрыгнул в воду, погрузился по пояс, пошел к берегу.

От его ног в прозрачно-зеленой воде прыснула стайка мелких серебристых рыбешек.

Одиссей прошел по прибрежной песчаной отмели, вышел на берег и огляделся.

Перед ним была широкая полоса выглаженного прибоем песка, за которой начинались заросли темно-зеленого кустарника, расцвеченного крупными пунцовыми цветами. Чуть правее того места, где он вышел на берег, журчал ручей, впадающий в море.

Одиссей почувствовал невыносимую жажду и поспешил к этому ручью.

В какой-то момент ему показалось, что из прибрежных кустов кто-то на него смотрит. Он остановился, прищурился, ладонью заслонив глаза от солнца, вгляделся в заросли, но никого не увидел.

Тогда он обернулся на свой корабль.

Его спутники сворачивали парус, двое уже спрыгнули в воду и брели к берегу по мелководью.

Одиссей подошел к ручью, опустился на колени, зачерпнул ладонями прозрачную, холодную воду и жадно выпил ее.

От ледяной воды заломило зубы.

Вода…

Как давно он не пил холодной, чистой родниковой воды! С тех пор прошло много, много дней…

Уже больше года как кончилась Троянская война, и победители греки отправились по домам.

Многие уже вернулись и предавались мирному труду и семейным радостям, а Одиссей и его спутники никак не могли доплыть до родной Итаки…

Бог моря Посейдон разгневался на Одиссея, и вызванный им бурный ветер разбросал их корабли и унес в незнакомые места, далеко от прекрасной Эллады. Далеко от знакомых, изученных мест.

Корабль, на котором находился сам Одиссей, уже месяц плыл вдали от обитаемых берегов, запасы еды кончились, остатки пресной воды в последнем бочонке испортились на солнце, и люди страдали от мучительной жажды.

И вот наконец они увидели этот остров…

Одиссей утолил жажду, выпрямился.

Что-то его беспокоило…

Он все время чувствовал на себе чей-то пристальный, неотступный взгляд.

Словно сам остров внимательно, настороженно и недоверчиво наблюдал за ним.

Одиссей снова вгляделся в заросли – и ему показалось, что он увидел там чьи-то глаза…

Нужно набрать свежей воды, найти какой-нибудь еды и плыть дальше, нужно вернуться наконец к знакомым берегам, вернуться на свою милую Итаку…

То ли от этих мыслей, то ли от тихого ласкового ветерка, то ли от усталости Одиссея внезапно сморил сон.

Он опустил голову на песок, смежил глаза… и увидел, как из леса выходит юная зеленоглазая дева со светлыми кудрями. Она подошла к нему и проговорила нежным певучим голосом:

– Здравствуй, Одиссей! Я давно ждала тебя!

– Кто ты и откуда знаешь мое имя?

– Я Нимфея, дочь морского бога Посейдона. Так, по крайней мере, вы называете его. На самом деле и мой отец, и я принадлежим к древнему великому племени атлантов, населявшему землю много веков назад. Наше время прошло, лишь немногие из нашего племени уцелели, и вы называете этих уцелевших атлантов богами. Ты разгневал моего отца, за это он сбил твои корабли с курса, чтобы ты долго не мог вернуться на свою родную Итаку. Я же полюбила тебя и хотела помешать отцовской мести. В наказание за это отец заключил меня в раковину, и волны выбросили на этот остров…

– Заключил в раковину? – переспросил Одиссей удивленно.

– Да, вот в эту раковину! – и дева показала Одиссею морскую раковину с нежной перламутровой изнанкой.

– Но ты же не заключена в раковину… ты стоишь передо мной, свободная и прекрасная!

– Ты спишь, Одиссей, и потому видишь меня свободной. И я в твоем сне пришла к тебе, чтобы предупредить о грозящей тебе и твоим спутникам опасности.

– О какой опасности ты говоришь?

– Этим островом владеет злая волшебница Цирцея. Всех, кто попадает на этот остров, она превращает в свиней. Если ты не будешь осторожен, она околдует и тебя, и твоих спутников.

– Что же мне делать?

– Делай, что я скажу тебе, – и я постараюсь тебе помочь…

Одиссей хотел еще что-то спросить у морской девы, но та уже исчезла. Он окликнул ее… и проснулся.

«Какой странный сон мне приснился! – подумал он. – Но это только сон…»

И тут он увидел на песке, рядом с тем местом, где лежал, красивую раковину. Розоватую морскую раковину с нежной перламутровой изнанкой. Точно такую же, как та, которую он видел во сне.

Одиссей поднял эту раковину, поднес ее к уху – и услышал доносящийся оттуда шум моря. Такой, какой можно услышать в любой раковине.

Но вдруг этот шум прервался, сменившись нежным, таинственным пением на незнакомом языке.

Он узнал этот голос – голос Нимфеи, морской девы, дочери Посейдона, которую он видел во сне.

И, едва он узнал этот голос, Нимфея проговорила отчетливо те же слова, что во сне:

– Делай, что я скажу тебе, и я постараюсь тебе помочь. И береги эту раковину как зеницу ока.

Одиссей спрятал раковину в складки своей одежды, поднялся, оглядел берег.

В номере работал кондиционер, было свежо и чисто. Марина постояла под прохладным душем, чтобы смыть жар и пот. И это вместо того, чтобы плавать в море.

Настроение упало до нуля. Снова она задавала себе вопрос: что она делает тут, одна как перст, за что ей это все?

Как была, в полотенце, она упала на кровать и уставилась в экран мобильника. От Глеба по-прежнему ничего. Да что там случилось-то, в конце концов, можно же выкроить пять минут, чтобы написать сообщение! А что, если… если позвонить ему на работу? Может, там что-то знают, куда он подевался?

Естественно, Марина не собирается представляться собственным именем и блеять, что Глеб срочно нужен ей по личному делу. Она никогда не звонила ему на работу, это Глеб запретил ей с самого начала.

– Ни домой, ни на работу! На все есть мобильник! – тогда он даже повысил голос, так что Марина даже обиделась – уж не дура она, все понимает.

Однако номер его отдела она знает, подсмотрела как-то в его мобильнике, когда он принимал душ. Это вышло случайно, она не хотела, но так получилось. Его телефон был почему-то разблокирован, и она просмотрела список контактов и даже успела записать домашний и рабочий номера.

Она вовсе не собиралась ему звонить, и хватило ума не признаться потом, что трогала его телефон. И вообще было стыдно. Она же решила с самого начала их романа, что не будет портить ему жизнь недоверием. Они же договорились, что будут доверять друг другу.

Он честно признался, что женат, она это приняла как неизбежное, однако ждала, что он решит свои проблемы. Не то чтобы ей так хотелось замуж, нет, ей хотелось, чтобы Глеб был только ее мужчиной, чтобы не приходилось ни с кем его делить.

И вот, когда судьба, как она думала, подарила ей две недели, когда они будут только вдвоем и не придется делить его ни с кем, та же судьба делает все, чтобы снова его отнять!

Нет уж, Марина не может больше переносить эту неизвестность, надо что-то делать.

Значит, позвонить Глебу в офис.

Она поскорее набрала номер, боясь передумать. Ответил женский молодой голос, ясно, это Ирка, менеджер, Глеб про нее рассказывал – толстая такая деваха, вечно что-то ест, жуткая пофигистка, но невредная и добродушная.

– Фирма «Солярис», – невнятно проговорила Ирка, не иначе и теперь что-то жует.

– Мне, пожалуйста, Глеба Сазонова! – Марина постаралась, чтобы голос ее звучал ровно.

– Глеба-а? – протянула менеджер. – А по какому вопросу?

– Это из фирмы «Престиж» говорят, – про эту фирму Марина опять-таки знала от Глеба, точнее, он звонил туда пару раз, а она слышала разговоры, ей все было интересно про него.

– Из «Престижа»? – менеджер наконец прожевала и заговорила отчетливее. – Ты, что ли, Алка? Веретенникова?

– Веретенникова в отпуске, – соврала Марина, – а я новенькая. Тут с последним договором заказа какие-то непонятки.

– А Глеб сейчас в отпуске, только восемнадцатого мая будет, в понедельник.

– Восемнадцатого? – притворно ахнула Марина.

– Ага, с четвертого ушел, накануне в пятницу проставился, и мы его больше не видели. Так что ты уж подожди…

– А что делать? – вздохнула Марина и отсоединилась.

Ну что ж, все верно, подумала она, он и собирался в отпуск. Билеты у них были на третье мая, она прилетела, а он сказал, что нужно кое-что доделать на работе. Да, но на работе его точно не было, менеджер врать не стала бы. Ей это просто ни к чему. Значит, соврал ей Глеб. А если… если и потом он ей соврал? Насчет болезни ребенка?

«Не может быть, – тут же одернула себя Марина, – какой нормальный родитель станет такое наговаривать на собственного ребенка? Бабушка говорила, что это очень плохая примета и такое обязательно сбудется рано или поздно».

С другой стороны, та же бабушка говорила, что «единожды солгав, кто тебе поверит?». Марина помнит это выражение.

Так что она имеет полное право позвонить Глебу домой. Если ответит жена, сказать, что с работы. А вдруг та Марину узнает? Вдруг она так же подсмотрела у Глеба в мобильнике номер ее телефона?

Правда, Марина там записана как мастер по ремонту холодильников по фамилии Марков, но если приложить немного соображения, то догадаться можно. Ведь они с Глебом встречаются почти год, не может женщина не знать, что у мужа кто-то есть…

Это мать так всегда говорила, пересказывая разговор, который состоялся как-то у нее с женой ее любовника. Та вроде бы и ругаться не стала, спокойно так объяснила, что любовниц у мужчины может быть, ну, не много, а несколько, а жена одна. И с каждой новой любовницей он убеждается, что с женой ему лучше, комфортнее.

Мать говорила, что тогда была молодая, глупая и самоуверенная, опять же любила того типа до умопомрачения, так что готова была горы свернуть.

Горы остались на прежнем месте, а он все тянул да отговаривался, а в конце концов остался с женой, то есть все так и вышло, как жена говорила…

«Не повторяй моих ошибок, – твердила мать, – вот как поймаешь его на вранье, сразу его бросай, или хоть крепко задумайся», – но Марина только отмахивалась.

А теперь вот решила позвонить Глебу домой.

Ну, догадается жена, узнает ее номер, пошлет подальше, так не убьет же.

Марина взяла себя в руки и набрала номер квартиры Глеба.

Долго никто не брал трубку, потом ответил детский голос:

– Я слушаю…

– А кто это – я? – спросила Марина. – Это Андрюша?

– Ага, а ты кто?

– А я – тетя Ира с папиной работы, – брякнула Марина первое, что пришло в голову, в надежде, что на толстую Ирку жена Глеба не станет кричать. – А где твои родители?

– Никого нет дома, – отрапортовал ребенок, – мама пошла в магазин, а папа в командировке.

«Очень удобно, – подумала Марина, – на работе говорит, что в отпуске, а дома – что в командировке. Прямо по старому анекдоту».

Значит, дома он не сказал, что едет с ней в отпуск. Ну, разумеется, не сказал. А Марине он сказал, что поговорил обо всем с женой откровенно. И тут наврал.

– А ты почему не в садике? – спросила она. – Ты не заболел?

– Нет, просто горло болит, мама сказала, что дома нужно посидеть пару дней.

«Еще одно вранье, но хоть ребенок не так болен…»

– Тебе скучно, да… – она прикидывала, как бы половчее закончить разговор.

Ясно только, что в городе Глеба нет, он в отъезде. А вот где, если тут, с Мариной, его тоже нету?

– Да, есть немножко, но папа сказал, что, если я буду хорошо себя вести, он привезет мне козлотура.

– Кого? – удивилась Марина.

– Козлотура, это такое животное… Только папа не живого привезет, потому что живой очень большой, а его копию игрушечную, вот! Ой, мама пришла…

Марина поскорее нажала кнопку отключения. Она и так чувствовала себя не слишком хорошо, потому что обманом пыталась что-то выведать у ребенка.

Значит, Глеб врал всем, а не только ей. Не то чтобы это радовало, но Марине почему-то стало легче. Пора перестать зарывать голову в песок и посмотреть правде в глаза. Он врет, придумывает отговорки, похоже, что она, Марина, совсем ему не нужна.

Вряд ли он к ней прилетит, а если и прилетит, то не завтра и не послезавтра. Так что ей нужно взять себя в руки и использовать это время для того, чтобы отдохнуть. Но сначала избавиться от этого слова, которое назойливо вертится в голове: козлотур, козлотур…

Она подумала, что ребенок придумал это странное слово или же Глеб придумал его для сына.

Но нет, определенно, она слышала его раньше…

Нет, так можно рехнуться, если сидеть в номере. Как раз обед, можно выйти.

Марина заставила себя переодеться, расчесала волосы и даже нанесла легкий макияж.

Народу за обедом было много – на пляже слишком жарко, все спрятались в помещении под кондиционер. Она заставила себя съесть что-то легкое и выпила два стакана сока.

Люди вокруг шумели, смеялись, оживленно разговаривали, ели много и с аппетитом. На Марину никто не смотрел, она сама увидела себя в зеркале – одинокая унылая фигура, и на лице такое мрачное выражение, как будто у нее украли все деньги или… или бросил любовник. Да, пожалуй, что так и есть.

Она скрипнула зубами. Нет, так жить нельзя. Нужно отвлечься. Но куда пойти? Ага, она знает, она пойдет в тот самый отель, посмотрит на него при свете дня. В парке тенисто, прохладно…

Марина прошла через гостиничный парк, вышла на знакомую тропинку, выложенную гравием.

По сторонам тропинки росли густые кусты, усыпанные крупными темно-красными цветами. В памяти Марины всплыло название этих цветов – гибискус. Ну да, гибискус, его еще прежде называли, кажется, китайской розой…

У бабушки рос такой цветок в большом горшке, бабушка называла его «аленький цветочек». Только он раз в полгода выдавал один большой махровый цветок, а тут их много.

В кустах монотонно щебетала какая-то птица, словно раз за разом повторяла по-английски – «ай лав ю», «ай лав ю»…

Марина шла, задумавшись, – и вдруг увидела перед собой полуразрушенную каменную стену, а за ней – высокое здание с башенками по углам.

Ну да, это же отель «Далмация»!

Тот самый заброшенный отель, куда она забрела ночью. И сейчас ноги сами привели ее сюда…

Марина вспомнила дверь, распахнутую в пустоту, и бушующее внизу море… раскиданные по берегу обломки скал, похожие на зубы дракона… вспомнила мертвую женщину на носилках…

При этом воспоминании ее невольно охватил озноб. Может, зря она сюда пришла?

Но ноги сами несли ее через пролом в стене, несли в сторону отеля…

Она поняла, что должна взглянуть на этот отель при свете дня, должна убедиться, что ночные приключения не привиделись ей.

Сейчас, при свете, отель не выглядел такой внушительной таинственной громадой.

Это было обычное трехэтажное кирпичное здание с обшарпанными стенами и выбитыми окнами, вокруг него был заросший сорняками запущенный сад.

Марина подошла к крыльцу, поднялась на него, хотела открыть дверь…

Но дверь отеля была заперта.

Как же так? Ведь ночью она без проблем вошла сюда! Или у Ариадны, или как ее там, был ключ?

Марина не помнит, она была как в тумане. Но вообще-то дверь была только прикрыта, Ариадна не возилась с замком.

Тут ей послышался какой-то звук в сумочке.

Марина подумала, что это телефон сообщает ей о пришедшем сообщении, и торопливо открыла сумочку. Вдруг это Глеб… Хоть она и не ждет ничего, но все же…

Телефон молчал, никаких сообщений не было.

Но тот же странный звук повторился – и на этот раз Марина поняла, что он доносится из морской раковины. Той раковины, которую она нашла ночью в отеле и до сих пор носила в сумочке.

Она машинально взяла раковину, поднесла ее к уху…

Из раковины неслось тихое, едва слышное пение.

И это был не бессвязный, убаюкивающий шум прибоя. Женский голос, нежный и звонкий, пел на незнакомом языке, таинственном и волнующем.

И хотя Марина не понимала ни слова, каким-то непостижимым образом она поняла, или скорее почувствовала, что этот голос говорит ей: «Иди за мной!»

За тобой? Но куда это?

Но ее тело, ее ноги каким-то непостижимым образом поняли слова, и Марина пошла туда, куда сами ноги понесли ее.

Спустилась с крыльца, прошла вдоль фасада отеля до угла, завернула за этот угол…

Перед ней была кирпичная стена, сплошь увитая густым темно-зеленым вьюнком.

Она остановилась перед этой стеной, снова поднесла поющую раковину к уху.

Голос в раковине пел – и под это пение рука Марины отвела в сторону часть вьюнка, как зеленый занавес…

За этим занавесом она увидела небольшую дверцу.

И эта дверца не была заперта.

Марина открыла дверцу, вошла внутрь, для чего ей пришлось нагнуться, и оказалась у основания металлической винтовой лестницы. Перила были ржавые, а ступеньки вполне крепкие.

Марина без труда поднялась по этой лестнице на два пролета.

Лестница скоро кончилась, и Марина оказалась в длинном полутемном коридоре.

Пол в этом коридоре был выложен черно-белой керамической плиткой, местами расколотой или потрескавшейся, стены обшиты деревянными панелями, кое-где вспучившимися и покоробившимися, кое-где вовсе отодранными.

Тут по полу коридора стремительно скользнула какая-то маленькая серая тень.

Марина вздрогнула, попятилась…

Она разглядела длинный голый хвост, маленькие, злобно горящие глазки…

Крыса юркнула в отверстие в стене.

Марина перевела дыхание, немного успокоилась.

Ну, крыса. Давно заброшенный отель. Удивительно было бы, если бы их здесь не было!

Марина относилась к тем редким женщинам, которые не боятся ни мышей, ни крыс.

То есть вряд ли ей приятно было на них смотреть, однако при виде серого зверька с противным длинным хвостом она не орала, не визжала и не собиралась падать в обморок.

«Это у нас семейное», – смеялась мать, сама она не боялась даже змей.

Так что Марина быстро взяла себя в руки, пошла по коридору и очень скоро узнала его.

Она уже была здесь – была ночью, когда этот коридор был залит тусклым серебром лунного света.

Конечно, тогда, ночью, не было видно всех этих трещин и выбоин, лунный свет сглаживал и приукрашивал коридор, но его можно было узнать – по общим очертаниям и по царящему здесь запаху старости и запустения, запаху увядших цветов.

В конце коридора была неплотно прикрытая дверь – та самая, за которой пропасть, пустота, обрыв. Та, в которую ночью едва не вышла Марина. Та, в которую потом выпала незнакомка…

А вот за этой дверью Марина увидела женский портрет…

Она толкнула дверь, вошла в комнату…

Портрета на стене не было – но он точно когда-то здесь висел, на стене на его месте было большое прямоугольное пятно, такие пятна всегда остаются после картин и зеркал.

Марина удивленно рассматривала стену.

Ведь она точно видела на этом самом месте портрет женщины… Высокие скулы, хорошо очерченные темные брови, большие глаза, в которых виднелась печаль… Надо думать, это и была та самая Ариадна Одиссич, хозяйка отеля.

Сейчас портрета не было, и вообще не было никаких картин на стенах, и мебели не было, а раньше вроде бы она видела диван – старый, конечно, но не ломаный, и кресла, и стол… Впрочем, было темно, и она, Марина, была немного одурманена чертовой сигаретой.

Марина повернулась, чтобы выйти, и тут услышала в коридоре приближающиеся шаги.

Кто это может быть? Ей стало страшно.

Казалось бы, она не делала здесь ничего плохого, ничего предосудительного, но ей очень не хотелось, чтобы кто-то увидел ее в этом заброшенном отеле…

Здесь, конечно, спокойно, ничего ни с кем не случается, об этом говорили ей по приезде. Можно женщине гулять одной до позднего вечера, никто не пристанет, не обидит. Но все же здесь, в заброшенном здании, кого-то встретить… Нет, не стоит провоцировать судьбу.

А может, это Ариадна? Или кто там она на самом деле…

Шаги приближались…

Вот они остановились перед дверью…

Марина испуганно огляделась – и увидела в углу стенной шкаф.

Она метнулась к этому шкафу, юркнула внутрь и торопливо закрыла за собой дверцу.

В то же мгновение дверь комнаты скрипнула, и кто-то вошел.

Дверца стенного шкафа рассохлась, в ней были трещины.

Марина прильнула к одной из трещин, выглянула.

В комнате стояла высокая женщина средних лет, с властным лицом и тщательно уложенными платиновыми волосами.

Та самая женщина, которую Марина видела возле трупа на морском берегу, очевидно, какое-то гостиничное начальство. Крупное начальство, может, даже и директор.

Женщина взглянула на часы, нетерпеливо закусила губу.

Затем достала пачку ментоловых сигарет, закурила, небрежно сбрасывая пепел.

Несколько минут она молча курила, потом затушила сигарету, бросила ее на пол и снова взглянула на часы.

Тут в коридоре снова послышались приближающиеся шаги – торопливые, неровные.

Дверь открылась, и в комнату вошел Феликс – гостиничный охранник с тонкой ниточкой рыжеватых усов под унылым носом, Марина видела его сегодня утром. Только теперь он был в униформе, видно, заступил на дежурство.

– Опаздываешь! – процедила женщина.

Феликс что-то ответил – тихо, почти шепотом, но по интонации и по выражению лица Марина поняла, что он оправдывается.

Женщина тоже понизила голос, так что теперь Марина не могла различить слов, поняла только по интонации, что она о чем-то расспрашивает Феликса.

Он отвечал и от возбуждения немного повысил голос, так что Марина смогла разобрать несколько слов:

– Да, у нее был… но только один… я попытался, конечно, но не хотел, чтобы она насторожилась… да, я уверен, я не мог ошибиться… это точно он, не может быть никаких сомнений, я видел его близко, почти держал в руках…

– Почти! – женщина тоже повысила голос. – Лучше бы ты… хотя… нам нужно узнать точное место, где они все, так что… Ладно, я этим займусь в самое ближайшее время…

В это время Марина почувствовала какое-то движение возле самых своих ног.

Она скосила глаза…

И увидела на полу большую темно-серую крысу. Ту самую, которую она встретила в коридоре, или ее приятельницу.

Так она, конечно, в этом смысле девушка сдержанная, но крыса так близко – это уже перебор, никакие нервы не выдержат.

Она закусила губы, чтобы не завизжать, отступила, как могла, к задней стенке шкафа.

Крыса смотрела на нее с интересом, потом маленькими шажками двинулась вперед…

Еще немного – и она заберется на ногу…

Марина не выдержала и пнула крысу, хоть было ужасно противно к ней прикасаться голыми незащищенными пальцами. А что делать, если она в босоножках.

Большого вреда ее пинок крысе не принес, она возмущенно пискнула, но все же отступила, неприязненно оглянулась на Марину и выбралась из шкафа.

Марина облегченно вздохнула.

– Что это там за шум? – насторожилась женщина с платиновыми волосами.

– Крысы! – отозвался Феликс. – Вон одна, видите? Их здесь полно!

– Мерзость какая! – проговорила женщина с отвращением. – Я пойду… ты не иди сразу за мной! Подожди какое-то время.

Дверь скрипнула, открывшись и закрывшись.

Марина снова выглянула в щелку.

Теперь в комнате остался один Феликс, он нервно расхаживал по комнате из конца в конец, то и дело посматривая на часы. Вдруг он остановился и настороженно взглянул на стенной шкаф.

Марина замерла, стараясь даже не дышать.

Наконец Феликс успокоился и вышел из комнаты.

Марина сидела в шкафу так долго, что крыса снова вышла из укрытия и спокойно села посреди комнаты. Потом подняла лапки и пошевелила усами, понюхала зачем-то окурок, брошенный женщиной, и тут Марина решилась выйти из шкафа. Крыса посмотрела на нее осуждающе: мол, я к тебе по-хорошему, а ты пинаешься, после чего потеряла к ней интерес. И на том спасибо…

Делать в отеле ей было больше нечего, да это и опасно. Она удачно избежала одной встречи, вряд ли ей повезет во второй раз. Нужно уходить, и как можно скорее.

На этот раз она сама нашла дорогу назад, не обращаясь к заветной раковине. Осторожно высунув голову из густого плюща, который скрывал потайную дверцу, Марина увидела только черно-белую кошку, которая сидела на каменных ступенях. Было так тихо, что слышалось только, как жужжит шмель.

Марина решила, что эти двое ушли, во всяком случае, та властная женщина, она явно торопилась. Если же Феликс замешкался, то Марина сумеет заморочить ему голову. Один на один она с этим тюфяком как-нибудь справится.

Она сама удивилась своим мыслям. С чего это она решила, что Феликс может причинить ей вред? Но этот подслушанный разговор… эти двое говорили о ней, это точно.

Она осознала себя идущей по приморскому променаду, оглядываясь по сторонам и обдумывая последние события.

Кто были эти двое? Персонал гостиницы, это ясно, у бабы такой вид начальственный. Но чем они занимаются, кроме этого? Очевидно, это какой-то криминал, раз даже для того, чтобы просто поговорить, они уединились в старом отеле. И какой криминал? Наркотики?

Марина поежилась. Вот только этого ей не хватало! Но эти двое употребляли местоимение «он», то есть они говорили, скорее всего, о том самом камешке, который Марина нашла на берегу возле мертвой женщины. Почему их так интересует этот камень?

По сторонам от променада были бесчисленные магазинчики и лавочки – сувениры, одежда, косметика…

Среди прочих она увидела вывеску ювелира – «Продажа и ремонт украшений из золота и серебра».

Под влиянием неожиданного импульса Марина толкнула дверь и вошла внутрь, в кондиционированную прохладу лавочки.

Звякнул дверной колокольчик.

За прилавком сидел пожилой мужчина с густыми бровями, с венчиком седых волос вокруг загорелой лысины.

– Чем я могу порадовать очаровательную барышню? – осведомился галантный ювелир. – Барышня желает кольцо или, может быть, кулон? Или браслет? Могу сделать на заказ вещь с вашим именем или с вашим знаком зодиака…

– Нет, – проговорила Марина смущенно, – я только хотела бы показать вам один камень…

– Камень? – переспросил ювелир, немного приподняв брови. – Какой камень?

– Вот этот… – Марина достала из сумочки тускло отсвечивающий молочно-белый камешек, положила его на прилавок.

Ювелир неторопливо выдвинул ящик, достал из него круглую лупу, вставил в глаз, взял камешек пинцетом и начал его поворачивать разными сторонами.

Марина разозлилась на себя.

Зачем она пришла в эту лавку? Зачем показала ювелиру этот дурацкий камешек, который подобрала на пляже, среди миллионов таких же камешков, и который уже целый день носит с собой? Да, но те двое…

Ювелир осторожно положил камешек на прилавок, поднял глаза на Марину.

«Наверняка это самый обычный камешек, обточенный морем, и ювелир сейчас поднимет меня на смех».

В это время за спиной Марины снова приветливо звякнул дверной колокольчик.

В зеркале за прилавком отразилась женщина лет шестидесяти, с пышной прической из огненно-рыжих волос, обвешанная украшениями, как новогодняя ель. Она свысока взглянула на Марину, повернулась к ювелиру и проговорила низким, словно простуженным голосом:

– Покажите мне вон тот браслет. Тот, что с агатами…

– Мадам, – ответил ей ювелир, – извините, но мастерская закрыта на обед.

– Закрыта? – женщина возмущенно фыркнула, попятилась и задом вышла из лавки.

Ювелир встал, вышел из-за прилавка и перевернул вывеску на двери словом «Закрыто» наружу, затем повернулся к Марине:

– И что барышня желает сделать с этим камнем? Если вы желаете огранить его – вам придется обратиться в крупную фирму… если желаете продать его…

Он раздумчиво замолчал.

– Продать? – переспросила Марина. – А он дорого стоит?

– Ну, конечно… он как минимум десять карат, правда, после огранки станет немного меньше, но все же… алмазы такого размера и такого качества очень высоко ценятся. Так вы все же хотите его продать?

– Алмазы? – как эхо, повторила Марина.

– Ну да, это очень хороший неограненный алмаз.

Марина взяла камешек двумя пальцами, повернула его к свету.

«Неограненный алмаз… вот оно что…»

– Так что желает барышня? – настойчиво повторял ювелир.

Он старался выглядеть спокойным и безразличным, но голос старика чуть заметно дрожал, а в его глазах проступил тусклый свет, похожий на туманный отблеск неограненного алмаза.

«Ну да, – поняла Марина, – в этом камне он увидел мечту всей своей жизни… Годами он сидел в этой лавочке, починяя для стареющих курортниц сломанные сережки и браслеты и в лучшем случае делая для них серебряные колечки с аметистами. И вдруг перед ним появился настоящий драгоценный камень…»

Она сама не осознала, что ей помогло понять старика, но точно знала его мысли.

– Я подумаю, – проговорила Марина и направилась к выходу.

– Думайте, барышня, думайте! – проворковал ювелир, выскочив из-за прилавка и провожая ее. – Но если надумаете – приходите ко мне, я вас сведу с нужными людьми! Меня зовут Стоян, Стоян… – он пробормотал фамилию, но Марина не стала больше слушать.

– Непременно… – пробормотала она, вышла из лавочки и пошла вперед, думая о том, что только что узнала.

Впрочем, она поняла, что подозревала нечто подобное, потому и подобрала этот камень, потому и носила его в сумочке…

Значит, это крупный, дорогой алмаз.

И этот алмаз лежал на песке рядом с мертвым телом той женщины, которая разбилась, шагнув в окно…

То есть этот алмаз явно имеет к мертвой самое прямое отношение, потому что не может такой камень просто так валяться на пляже.

Сразу же возникли новые вопросы.

Откуда у покойной такой алмаз?

И был ли он один, или… Скорее всего, он был не один, потому что та женщина с властным голосом что-то такое говорила, что ей нужно выяснить, где «они»… то есть остальные алмазы. Вот поэтому Феликс так и всполошился. Но Марина ведь понятия не имеет, что это за алмазы, она нашла камень совершенно случайно.

Случайно ли?..

Марина подняла глаза, огляделась.

За своими мыслями она ушла довольно далеко.

Оживленный променад, окруженный лавочками и ресторанчиками, закончился, под ногами вместо узорной плитки был крупный гравий, на пустынном берегу валялся мусор, среди которого расхаживали большие жадные чайки.

Марина развернулась, чтобы вернуться, – и тут из-за какой-то бетонной будки появились двое мужчин – один наголо выбритый, другой с длинными, до плеч, черными волосами. Оба были в драных джинсах и выцветших футболках.

– Какая симпатичная девушка! – проговорил бритый, заступая Марине дорогу.

– И одна, без спутника! – подхватил его длинноволосый.

– Это непорядок! – глумливо ухмыльнулся бритый.

– Но мы поможем девушке!

– Непременно поможем!

– Пойдем с нами, мы знаем хорошее местечко, где подают отличную сливовицу!

– Спасибо, но я спешу! – проговорила Марина, стараясь не раздражаться, и попробовала обойти парочку. Но они прочно преградили ей дорогу.

– Куда это ты спешишь? – процедил бритый.

– К кому это ты спешишь? – добавил длинноволосый.

– К мужу, – поспешно ответила Марина, снова пытаясь проскочить. – Меня ждет муж, вон там! – и она показала в ту сторону, откуда пришла, – в ту сторону, где прогуливались жизнерадостные люди и кипела курортная жизнь.

Ей стало вдруг страшно.

Марина почувствовала себя беспомощной, беззащитной. И удивительно одинокой.

Она ощутила неустойчивость и ненадежность мира – как будто оказалась на тонком льду, который начал трещать и ломаться у нее под ногами.

– К мужу? – переспросил бритый и нагло, по-хозяйски взял ее за руку. – А по-моему, ты врешь. Где у тебя кольцо?

– Нет кольца, значит, и мужа нет! – радостно подхватил длинноволосый.

– Ребята, не нужно! – Марина выдернула руку, попятилась. – Вы ведь не хотите неприятностей…

Она сама не поверила себе. Голос звучал жалким, растерянным блеянием. Какими неприятностями она грозит этим двум уродам? Что она может им сделать?

– Каких неприятностей? – длинноволосый хохотнул, будто прочитав ее мысли. – От кого неприятностей?

– Да хотя бы от меня! – позади наглой парочки появился высокий мужчина в белой хлопковой рубашке, с маленькой черной бородкой. – А ну, пошли прочь!

– Да ладно, что ты так сердишься! – бритоголовый попятился, поднял руки в шутливом и беспомощном жесте. – Мы же не знали, что это твоя девушка…

Тут же оба приставалы исчезли там, откуда появились.

А новый персонаж сочувственно взглянул на Марину:

– Они вас не очень напугали?

– Да нет, ерунда! – Марина изобразила бесстрашную улыбку, что, надо сказать, не слишком хорошо у нее получилось. – Чего здесь бояться? Какая-то мелкая шпана…

– Вы смелая, – мужчина улыбнулся ласково, как ребенку. – Давайте я провожу вас. Куда вам нужно?

– Да что вы, не стоит… – Марина смутилась. – Мне совсем недалеко, а вы, наверное, заняты…

Тут она увидела, что из-за бетонной коробки выглядывает тот же бритоголовый наглец, ждет, когда она останется одна. И передумала:

– Ну, хотя проводите, если вам не трудно и не жалко времени… Можно не до самой гостиницы, а вот туда, где людей побольше…

– Конечно, мне будет только приятно! – и мужчина церемонно поклонился:

– Марин. Меня так зовут.

– Марин? Надо же, а я – Марина!

– Какое совпадение! – мужчина широко улыбнулся. Улыбка у него была очень приятная.

– А я и не знала, что бывает такое мужское имя!

Они пошли обратно – к людям, к теплой суете бесконечного утомительного праздника.

Рядом с Мариной шел ее новый знакомый – такой надежный, такой спокойный… Надо же, только пару слов сказал тем двоим, и они сразу же отступили, почувствовав силу.

Она тайком разглядывала его – широкие плечи, приятное лицо, ровный бронзовый загар… Вот повезло, наверное, той женщине, которая находится с ним рядом. «Такие мужчины одинокими не бывают, – сказала бы мать, – бабы на них в очередь стоят».

Да, но пока-то он рядом с ней, Мариной. Она выпрямила спину и улыбнулась своему новому знакомому.

Когда по сторонам от дороги появились магазинчики и кафе, Марин проговорил со странной неуверенной улыбкой, необычной для такого красивого и сильного человека:

– Вы не позволите угостить вас чашкой кофе?

– А почему бы и нет? – Марина улыбнулась еще шире.

Действительно, почему не выпить кофе с красивым и вежливым мужчиной?

– Здесь есть очень хорошее кафе, о котором знают только местные! – Марин свернул с дороги, подошел к проходу между двумя домами, в котором двоим было бы не разойтись.

Он углубился в этот проход, Марина решительно пошла за ним. Мужчина озабоченно оглянулся, убедился, что она не отстает, и прибавил шагу.

Проход оказался неожиданно длинным, но он наконец кончился, превратившись в каменную лестницу, выщербленные ступени которой вели в темный подвальчик.

Внутри подвальчика было полутемно.

Несколько бочек заменяли здесь столы, вокруг них стояли высокие табуреты. Впрочем, посетителей не было.

За стойкой стоял рослый толстяк с черно-красной пиратской повязкой на голове.

Марин поздоровался с ним, толстяк ответил ему, подмигнул сразу двумя глазами, плотоядно ухмыльнулся.

Марине здесь не понравилось, уж слишком нагло смотрелся хозяин кафе, с другой стороны, она же не одна, с ней Марин, который защитит ее. На миг мелькнула в голове мысль, что зря она сюда пришла, но она отогнала эту мысль и села на табурет.

– Сделай нам свой фирменный кофе! – попросил Марин пирата. – Ты знаешь, о чем я говорю!

Пират снова подмигнул, захлопотал с кофеваркой и через минуту принес две чашечки с дымящимся напитком.

– Вы только попробуйте! – проговорил Марин, пригубливая свой кофе. – Вы такого кофе нигде больше не найдете!

И улыбнулся так, что сердце у Марины ворохнулось в груди, как маленький глупый воробушек.

Марина сделала глоток.

Кофе и правда был удивительно ароматным – кроме приятно-горьковатого вкуса свежей арабики в нем чувствовалась теплая нота корицы, аромат гвоздики и еще какой-то незнакомой пряности, терпкой и волнующей.

Марина сделала еще глоток и еще…

Полутемная комната закачалась, как корабельная каюта, поплыла по кругу. Все предметы, все лица странно отдалились, а потом, наоборот, приблизились, увеличились, словно Марина смотрела на них сквозь увеличительное стекло, сквозь ювелирную лупу.

Она видела все удивительно четко, явственно, отчетливо. Разглядела крошечный прыщик на носу Марина, волоски у него в ноздрях. Это было так смешно, что она прыснула, смущенно прикрыв рот ладонью, как школьница.