Поющие пески

ПОРАЖЕНИЯ И НЕУДАЧИ

Они шли по улицам уже не палаточного лагеря, а настоящего города. Нарядные белые домики, собранные за несколько часов, образовали несколько проспектов. Вдоль тротуаров и в палисадниках росли деревья, — их привезли вместе с почвой и посадили за одну ночь.

Начальник экспедиции Сибирцев уже два дня как переехал из своей штабной палатки в большое белое здание, предназначенное для научно–исследовательского стационара Академии наук. Шло к концу строительство радиодома. Закладывался фундамент театра. Уже высились стены многоэтажной школы. С осени сюда должны были пойти учиться дети строителей.

С площадкой, где строился комбинат, город был связан автобусным сообщением. От комбината прокладывалось новое шоссе к обжитым районам с хлопковыми полями и фруктовыми садами.

Две опытные гелиостанции обеспечивали комбинат и город электрической энергией. Одна из них походила на поле, усеянное гигантскими подсолнечниками. Сотни блестящих вогнутых зеркал диаметром каждое в несколько метров, расставленные в шахматном порядке, «смотрели» все в одну сторону — в сторону солнца, автоматически поворачиваясь вслед за ним по мере того, как оно обходило небосвод.

Другая гелиостанция представляла собой естественную котловину диаметром в несколько километров, выровненную машинами так, что она приобрела форму зеркала. Поверхность впадины была зацементирована и покрыта зеркальным слоем. Фокус у этого невиданного по размерам зеркала получался не в виде точки, а «расплывчатым» и перемещался в зависимости от положения солнца на небе. По дну впадины по рельсам ходил мощный паровой котел высокого давления; толстый пук жароупорных труб, передвигаясь вместе с фокусом, омывался все время бездымным белым пламенем, как бы перенесенным с солнца на землю. Паровая турбина и генератор располагались под землей, под «дном» зеркала, и действовали автоматически.

Солнце, щедро льющее свои лучи в пустыне, снабжало бесплатной энергией всю стройку.

Оно давало и воду. Насосные станции откачивали ее из–под земли, и она вливалась по трубам в созданное строителями водохранилище. Уровень искусственного озера поднимался с каждым днем. В том месте, где на берегу был самый лучший, самый тонкий песок, оборудовали пляж. По голубой поверхности заскользили первые яхты с белыми парусами, — они очень странно выглядели среди окружающего ландшафта пустыни.

Берега оставались еще голыми, их собирались засадить зимой. Но уже появилось здание дома–отдыха на противоположном берегу. Белое здание окружали фруктовые деревья в полном их роскошном наряде, с наливающимися плодами. Уже выписывались сюда однодневные путевки. Вокруг города и озера в дальнейшем собирались создать зеленую зону. Пока же «опытная» аллея пальм украсила прогулочную дорожку вдоль набережной.

— Скоро от Песчаной улицы, — сказала Галя, — останется только одно название. А за песком будем ходить на пляж.

И это было верно. Их улица входила в один из опытных участков, и здесь, на территории двух кварталов, создавался облик города ближайшего будущего.

Будущее!.. Оно надвигалось со всех сторон, это будущее. Оно было в каждом взмахе ковша экскаватора, в каждой струе воды, что вливалась в озеро, в каждом усилии людей, трудившихся в пустыне.

И замечательные дороги, которые прокладывал Сергей Петрович, изобретатель сухопутной «землечерпалки», вели прямо в завтра.

Но Павлик думал сейчас не только об этом. Перед ним проносились картины недавнего прошлого.

Вот они приехали в лагерь экспедиции и предстали перед начальником.

Сибирцев, худощавый человек с сухим, энергичным лицом, одетый в куртку с накладными карманами и парусиновые брюки, вправленные в легкие сапоги, сидел за столом в углу большой с окнами из пластмассы палатки.

Прохор Иванович и Павлик вдвоем осторожно взялись за мешок с привезенным песком и положили его на легкий стол, затрещавший от этого груза. Песок был доставлен со всеми предосторожностями: ему давали «отдыхать» в дороге, а по прибытии в лагерь «выдержали» несколько часов в полном покое.

— Посмотрим, посмотрим! — весело сказал начальник, развязывая шпагат и запуская руку внутрь мешка.

Он пересыпал рукой несколько горстей. Песок молчал.

Павлик бросился к мешку и повалил его на стол. Взявшись за уголки, он стал ожесточенно дергать их. Песок вылезал из материи тяжелой массой с глухим шорохом. Студент встряхнул изо всей силы опустевший наполовину мешок, — песок вывалился оттуда с тяжелым вздохом. Это был первый и последний звук, который он издал, если не считать обычного шелеста, производимого всяким песком вообще, когда его перебирают рукой.

— Я так и думал, — заметил Сибирцев спокойно.

Он помолчал и, оглядев загорелые лица своих слушателей, с жадным вниманием ждавших, что он скажет, пояснил:

— Это слишком тонкая штука, чтобы доставлять ее обычным способом. Ястребов рекомендует перевозить песок в стеклянных бутылках. В некоторых случаях, говорят, помогает.

— А почему в бутылках лучше? — спросил Прохор Иванович.

— Этого толком никто не знает. С поющими песками все время неожиданности разные получаются. Поэтому–то они и вызывают столько споров в науке…

Сибирцев объяснил студентам, зачем их вызвали. Им давалось ответственное поручение: изучить пески в районе месторождения селитры. Там тоже, по некоторым данным, были поющие пески. Но сейчас на их месте строительная площадка, песок перемешался, и поющий потерял свою способность звучать. Нет ли связи между поющими песками и месторождением селитры?

— Работать будете непосредственно под моим руководством, — сказал Сибирцев. — В том же составе отряда, как он сложился. У вас коллектив дружный, а главное — вы знакомы с поющими песками на практике. У нас же в экспедиции специалистов по поющим пескам нет. Хочется, чтобы к приезду Ястребова хоть какая–нибудь предварительная работа была начата. А может быть, на некоторые вопросы вы и сами дадите ответ. На вашем счету уже есть несколько удач. Ну, желаю успеха!

Павлику было стыдно вспоминать, что случилось дальше. Они искали песок без всякого метода, наугад, на счастье, как играют в карты, по выражению Гали. Конечно, во всем виноват оказался Павлик.

Вначале он работал в большой, богато оборудованной лаборатории экспедиции над минералогическим анализом привезенного им песка. Вместе с ним здесь занималось несколько лаборантов. Галю на эти дни включили в состав биологического отряда, где было много дела, а Прохора Ивановича — в дорожный отдел.

Однако кропотливый лабораторный труд, изучение проб под микроскопом, подсчет зернышек, тщательные взвешивания и отмеривания казались Павлику чересчур скучным делом для такого живого человека, как он.

«Я открыватель, — думал он. — Мое дело — путешествовать, находить, а другие пусть корпят за столом или спорят по поводу значения моих находок. Пока они изучают, за это время я сделаю еще кучу открытий».

И он упросил Сибирцева разрешить отряду поскорее приступить к непосредственным поискам поющего песка на строительной площадке. Павлик больше рассчитывал на удачу, которая до сих пор им благоприятствовала.

Но ожидаемых открытий на этот раз не последовало. Они выезжали с утра на своем «козлике» на строительную площадку, брали там пробы песка в местах, которые Павлику казались «подозрительными», и здесь же, в тени от автомашины, озвучивали их по методу, рекомендованному Сибирцевым.

Метод этот был довольно сложным. Но сметливый Прохор Иванович быстро научился проделывать технические манипуляции и помогал студентам. Галя записывала результаты каждого опыта в толстую тетрадь, — Павлик предоставлял это занятие девушке, благо та никогда ни от чего не отказывалась.

Сам же Павлик, засунув руки в карманы, ходил по пескам, изредка нагибаясь и зачерпывая пробиркой пробу.

Песок, который издали казался одинаковым, при ближайшем рассмотрении выглядел разным: то цвет чуть–чуть отличался оттенком, то зерна были не той величины, то попадались среди них какие–нибудь новые минералы. Пески здесь, в пустыне, состояли из нескольких десятков горных пород, причем они были в неодинаковой пропорции в разных местах.

Все попытки озвучивания проб песка ни к чему не привели. Отчаявшись в планомерных поисках, Павлик хватал первые попавшиеся горсти песка и нес их Гале и Прохору Ивановичу. Но они были не лучше тех, что Павлик «выбирал» по приметам, неясным для него самого.

Все взятые пробы они, по настоянию Сибирцева, изучали позже в минералогической лаборатории, где им отвели отдельный угол. Однако и здесь всю основную работу Павлик возложил на Галю, которой подсчет зернышек под микроскопом вовсе не представлялся таким каторжным трудом, как воображал это Павлик.

— Рано помощниками обзаводитесь, молодой человек, — сказал ему сегодня Сибирцев. — Черновой работы не любите? И записи, я вижу, сами не ведете! Считаете излишним? Результаты нужно записывать и в той случае, если они отрицательны. Неудачный опыт — тоже опыт.

И совершенно неожиданно предложил составить подробный отчет о проделанной работе.

— Отчет? — удивился Павлик. — О чем же? Об израсходованных химикалиях? О затраченном времени? Ведь мы еще ничего не нашли!

— Вы исследовали столько проб, — возразил начальник экспедиции. — Брали их со всей строительной площадки. Вы исследовали чуть не все пески, которые здесь встречаются. И вам нечего сказать?

Сибирцев говорил спокойно и холодно, глядя прямо в лицо Павлику.

— Составьте характеристику песков в районе стройки. Это будет интересно даже и а том случае, если мы не найдем здесь поющих. Хорошая работа никогда не пропадает. Поработайте еще немного, — сказал он уже несколько мягче, видимо поняв затруднение юноши. — Проверьте некоторые образцы еще раз. В лаборатории сейчас тесно: располагайтесь в своем домике. Оборудование выделим. Даю вам три дня на подытоживание работы. Ну, четыре. Ответственным считаю вас.

Придя домой, они уселись вокруг стола и стали, соображать, что делать.

— Уж как хотите, а отчет должны составить как следует, — сказал решительно дядя Прохор. — То, о чем в свое время не подумали, додумать, недостатки исправить. Дело чести, некоторым образом.

Он был очень огорчен. Павлику стало совестно. В конце концов пески — это уж по его части. И Сибирцев так считает. А он, Павлик, покраснел, вел себя, как мальчишка. «Еще начальником отряда хотел быть!» — вспомнил он. Павлик в эту минуту показался сам себе очень противным.

Девичья рука легла на его плечо.

— Вот, — сказала Галя, пододвигая тетрадку, — записи.

Студент машинально посмотрел на толстую тетрадь.

— Тут, может быть, не все, что нужно, — сказала девушка извиняющимся тоном, — но я старалась…

— Если потребуется, я могу съездить и еще проб привезти сколько надо, — подхватил дядя Прохор. — А лабораторию прямо здесь и оборудуем!

— А как же ты будешь выбирать места, где брать пробы? — с сомнением спросил студент.

— А чего там выбирать? Пойду по отвалу, куда песок с площадки ссыпают, и буду через каждые десять шагов зачерпывать в пробирку — и вся недолга. А в том месте, где пробу взял, ставить вешку…

Павлик опустил голову. Прохор Иванович напомнил о самой уязвимой стороне в работе их отряда: у них не было метода.

Да, пожалуй, прав был Сибирцев, предложив продумать все, что было сделано до сих пор, и попробовать прийти к каким–то обобщениям. Если они сумеют найти ответ на вопрос, как искать дальше, то и это будет уже победа!

Павлик поднял голову.

— Ну, что же, за работу! — сказал он просто.

Уж лучше показать Павлику его ошибки и недостатки, чтобы он сам их почувствовал, и нельзя было придумать, как дать такое вот задание, что поручил ему начальник экспедиции!

Павлик понимал, что насчет метода Сибирцев подсказать им ничего не мог: слишком противоречивы были все сведения в науке о поющих песках, а сбивать напрасно студентов с толку он не хотел. Он надеялся, видимо, что они, может быть, сами нащупают какой–то след.

Домик на Песчаной улице преобразился.

В столовой на круглом столе стояли лабораторные весы в стеклянном футляре. Микроскоп, похожий на зенитную пушку, сверкал отполированными частями. На электрической плите в кухне нагревались колбы с растворами. Толстые банки с притертыми пробками заполнили шкаф для посуды.

Руководил всей работой Павлик. Галя и Прохор Иванович беспрекословно выполняли все его требования. Случалось, что по тому или другому поводу и они высказывали свои мнения и Павлик принимал их или отвергал. Но споры, которые велись за столом, — а этих споров было немало, — касались исключительно вопросов исследовательских. Все личное, мелкое, все то, что иной раз путается, как колючая ежевика, под ногами, было отброшено, — словно косарь прошел и взмахнул косой, — и работалось удивительно легко.

В Галиных записях оказался обильный материал.

Перелистывая тетрадь, они почти не нашли таких проб, у которых абсолютно все свойства совпадали бы. Самое любопытное было то, что ни одна проба в точности не соответствовала взятому для сравнения образцу поющих песков. Многие признаки сходились, но в чем–нибудь обязательно обнаруживалось и отличие.

— Значит, — попробовала сделать первый вывод Галя, — среди этих совпадающих признаков нет главного, самого существенного, от которого и зависит звучание песков.

— Или, — возразил Павлик, — для звучания песков необходимо сочетание нескольких качеств. И если хотя бы одного качества недостает, песок не звучит.

По ходу дела пришлось снова обратиться к песку, мешок которого Павлик привез с собой в лагерь. Начали изучать его вторично — на этот раз не вообще, а ища ответы на определенные вопросы.

Оказалось, что и в мешке песок тоже не одинаковый, а разные его порции несколько отличаются друг от друга.

— Так и должно быть, — сказал Павлик. — Если строго подходить к делу, то тут и двух песчинок совершенно одинаковых не найдешь, в этом мешке.

Но если каждая пригоршня песка здесь, в пустыне, в чем–то своеобразна, то как тут вообще в них разбираться?!

— Выход один, — сказал после раздумья Павлик: — нужно учитывать только существенные признаки. Но вот какие признаки считать существенными?

— Этого я не знаю, — лукаво усмехнулся Прохор Иванович. — Это уж ты специалист. А вот какие несущественные — это я могу сказать.

— Какие? — воскликнули Галя и Павлик одновременно.

— Да все те, которыми различаются пробы из мешка. — Прохор Иванович показал на мешок с поющими песками. — Ведь сюда Павлик отбирал какие пески? Поющие. Да еще какие! Самые громкие. Павлик их по горсточке собирал. Все они пели. Значит, в рассуждении нашей задачи — отыскания признаков поющего песка — весь этот песок одинаковый.

Студенты посмотрели друг на друга, потом на дядю Прохора. Галя бросилась его обнимать. Павлик тоже потряс руку дяди Прохора.

Как никак он дал им дельный совет.

То, что песок, взятый из разных мест бархана, оказался неодинаковым, объяснялось просто. Ветер сортирует пески. На гребне, обдуваемом ветром, песчинки крупнее. У подошвы, наоборот, песчинки мельче, в них больше блесток легкой слюды. Они отличаются даже по цвету. Павлик лазил по всему бархану и поэтому набрал разного песку.

Но эти различия сейчас не играли никакой роли. Более того, они облегчали задачу: искатели секрета поющего песка теперь знали, что с этими различиями можно не считаться.

С удвоенной энергией принялись они за работу.

Но их ожидало новое разочарование.

Когда они, произведя взвешивания, просеивания, определения водопроницаемости, минералогический анализ и прочие испытания, отбросили все мелкие различия, а зафиксировали только самые общие признаки поющего песка, оказалось, что перечень даже этих общих признаков занял целый лист бумаги.

По стольким признакам искать песок было так же трудно, как найти в мешке горошину, удовлетворяющую двум десяткам требований. Это можно делать, только испытав каждую горошину, то–есть рассматривая их все подряд.

— Не дается проклятый песок, — сказал Павлик, отшвыривая лист.

— А ты думал, — возразил спокойно дядя Прохор, — что если ученые в разных странах не разгрызли этот орешек, то раздавишь его одним махом?

— Надо попробовать решить задачу с обратного конца, — предложил Павлик.

— Каким образом?

— Взять этот список, — он взял в руки лист с перечнем свойств звучащего песка, — и посмотреть, все ли эти признаки встречаются в тех пробах, что мы брали на строительной площадке.

— Для чего?

— Чтобы узнать, чего этим пескам не хватало. Какого свойства им недоставало, чтобы звучать!

Прохор Иванович и Галя оживились.

— Ну, вот видишь, — сказал Прохор Иванович. — Всегда можно найти выход из положения.

Они снова взялись за изучение тетради. На отдельном листе бумаги Галя аккуратно выписывала те свойства, которых не оказывалось в пробах по сравнению со «стандартным минимумом». Так назвал Павлик перечень свойств поющих песков.

С нетерпением ожидали они результатов этого сравнения.

В одной пробе не сходились в точности одни признаки, в другой — иные. Когда Галя огласила, наконец, полный перечень расхождений, выяснилось, что он охватывает все абсолютно признаки поющих песков. Оба списка — и «стандартный минимум» и новый, только что составленный Галей, — фактически совпадали. Было от чего упасть духом.

— Но, может быть, есть одно расхождение, которое встречается во всех пробах? — сказал с надеждой Павлик. — Тогда этот признак и будет самым важным.

Снова как будто забрезжил свет в темноте. Исследователи устремились по новому следу. Но, внимательно просмотрев тетрадь, Галя объявила, что какого–нибудь общего для всех проб отступления от эталона нет.

— Остается сделать вывод, — мрачно сказал Павлик, — что для того, чтобы пески были звучащими, требуется полное совпадение абсолютно всех этих признаков.

Он поднял со стола бумажку со «стандартным минимумом» и помахал ею в воздухе.

— Что ж поделаешь, — сказала рассудительно Галя. — Природа постаралась усложнить нашу задачу. На зато уж теперь мы будем искать поющие пески более целеустремленно. Этого нам до сих пор, в сущности, и не хватало!

— Завтра же, — сказал дядя Прохор, — я привезу вам новые пробы из разных мест. А вы будете работать здесь. Сейчас все решает лаборатория.

Прохор Иванович сдержал свое слово: он завалил Павлика и Галю образцами песков со всей округи. Студенты ушли с головой в их изучение. Но странным образом, — это казалось уже каким–то издевательством со стороны случая, — не оказывалось ни одной пробы, в точности соответствующей всем требуемым условиям.

На третий день утомительной работы даже у терпеливой Гали опустились руки.

— Ничего удивительного, — заметил дядя Прохор. — Поющие пески — очень редкое явление.

Наступило молчание. За окном лежала пустыня, загадочная, вся в песках, хранящих свою тайну. Желтая, под цвет песка, муха билась головой в стекло в тщетных поисках выхода.

— Эх, мы! — воскликнул вдруг Павлик. Он постучал себя по лбу. — Вот голова!.. Есть ведь замечательный выход!

И студент торжествующе засвистел.

— Какой?

Галя и Прохор Иванович с надеждой посмотрели на Павлика.

— Очень простой: составить песок искусственно!

— Искусственно? — удивился Прохор Иванович.

— Конечно. Вот по этому самому рецепту. — Павлик взял в руки лист с перечнем свойств поющих песков. — Что же мы будем ждать, когда природа случайно создаст требуемое сочетание свойств, — мы изготовим поющий песок в лаборатории!

— Ловко! — восхитился дядя Прохор.

— Но это не решает главной задачи — связи поющих песков с месторождением, — нерешительно возразила Галя.

— Подумаешь!.. Может быть, ее и нет, этой связи. Зато мы впервые в науке искусственно создадим поющий песок. Каково открытие!

Павлик уже загорелся и не слушал никаких возражений.

В тот же вечер они отправились к Сибирцеву и изложили ему свой план. Начальник экспедиции заинтересовался идеей Павлика и дал свое согласие на продолжение работ.

Теперь даже буфет в столовой был занят под опыты. На всех его полках лежали горстки песка, рассортированного по цвету, размеру зерен, удельному весу и так далее.

Павлик составлял идеальную смесь, которая должна была сочетать все два десятка признаков поющих песков.

Однако задача оказалась гораздо труднее, чем это представляли себе молодые исследователи в первую минуту. Свойства не существовали отдельно. Их нельзя было взять, как из банки, и в определенной дозировке перемешать друг с другом. Существовал конкретный песок. А с ним иметь дело оказывалось гораздо труднее. Требовалось, например, добиться определенной водопроницаемости — той самой, которая была типична для поющих песков. Это была сравнительно легкая задача. Водопроницаемость песка зависит от размера песчинок и степени их однородности. Одну и ту же водопроницаемость можно получить, составляя самые различные смеси. Но уже труднее оказывалось подобрать смесь, у которой при заданной водопроницаемости и цвет отвечал бы контрольному эталону. А когда удавалось добиться и этого, выяснялось, что удельный вес получился не тот или форма песчинок не сходится и еще, по крайней мере, полдесятка свойств не совпадает. Свойств было много, и когда доходила очередь до самого последнего из них, в первых что–нибудь оказывалось уже нарушенным.

— Кажется, все–таки легче перерыть всю пустыню и найти требуемые пески в готовом виде, чем составить их искусственно, — сознался однажды Павлик.

Но он упрямо сгибался снова над пробами песка, которые были разложены вокруг него в тарелочках, на блюдечках и просто на листах бумаги.

Галя и Прохор Иванович неустанно подготавливали эти пробы для Павлика. А тот, со страстным желанием добиться своего, комбинировал их, как средневековый алхимик.

— Ну хоть бы приблизительно! — мечтал он. — Хотя бы чуть–чуть зазвучали!

Но все смеси оказывались беззвучными.

— Природа, — сказал поучительно Прохор Иванович, — сколько сотен или там тысяч лет поработала тут в пустыне. И песка в ее распоряжении было побольше, чем у нас на столе. И всего–навсего только в одном месте пока поющие–то у нее получились. А ты хочешь, чтобы за несколько дней — раз–раз, и готово! Не бывает так…

Это было очень правильно, но малоутешительно.

Ответ на загадку пришел самым неожиданным образом.

Изучая как–то одну из порций свежего песка, доставленную Прохором Ивановичем, для того чтобы решить, к какой категории ее отнести и на какое блюдечко положить, Галя вдруг обнаружила, что эта порция отвечает всем признакам поющих песков.

Немедленно были отставлены все дела. Воодушевленные надеждой, исследователи принялись срочно озвучивать привезенный Прохором Ивановичем песок.

Быстро были проделаны все манипуляции, и вот Павлик, дрожащей рукой взяв щепоть, стал сыпать обработанный песок на пустой деревянный ящичек.

— Для резонанса, — пояснил он.

Все замерли.

Наступила такая тишина, что слышно было, как скрипнула песчинка, попавшая под сапог нетерпеливо двинувшего ногой дяди Прохора. И в этой тишине с тупым равнодушием глухо лилась струйка песка.

Брякнулась последняя песчинка, как хлебная крошка, отскочила в сторону.

— Все!

Все тяжело вздохнули. Павлик подошел к окну и распахнул его. Ворвавшийся ветер опрокидывал бумажки с песком, смешивал никому теперь не нужные пробы, гнал песчинки по столу.

— Или, — сказал Павлик твердо, тем тоном, каким говорят мужественные люди при постигшем их большом несчастье, — неверен способ озвучивания песков, который предложил нам Сибирцев по совету Ястребова, или… — он обвел глазами товарищей, — в составленном нами перечне признаков поющих песков нет самого главного. Того признака, который и делает их поющими.