Поющие пески

Нет, я не о тех песках, что поют нежно и зазывно, перемещаясь под ветрами и собственной тяжестью. Сегодня я глух к этим редким звукам пустыни, потому что услышал здесь новую песню…

Да что хорошего-то, если разобраться, в этих сыпучих песках? Вот как описывал их в конце прошлого века очевидец: «Горе путнику… Прикрыв себя всем, что только может иметь значение защиты, с шумом и песком в ушах, с болью и песком в глазах, со щекотаньем и песком в носу, с затрудненным дыханием и песком в горле и, наконец, с упованием и надеждой в сердце, ему остается только ожидать прекращения этого ада».

О какой пустыне идет речь? Гоби, Калахари, Каракумах? Нет. Возьмите атлас, найдите низовья Днепра и здесь, на его левобережной стороне, вы увидите географическое обозначение: «Алешковские пески». Да, на Украине, в этой хлебородной, яблоневой республике, есть пустыня. И не маленькая, не безобидная.

Еще в 1887 году «Лесной журнал» писал:

«Движение песков за последнее время усилилось. Движутся они по всевозможным направлениям и заносят собой не только ценные земли, но и озера, берега притоков Днепра, заносят еще сохранившиеся остатки лесов естественного происхождения и искусственно созданные плантации, разрушают дороги, поглощают усадьбы и сильно угрожают даже целым селениям: Кардашинке, Раденскому, Костогрызову. Большим Копаням и другим…»

И вот мы едем по Алешковским пескам.

Наш двухфидерный «газик» мягко плывет по дороге, если можно так назвать две глубокие борозды, заполненные рыхлым, сухим и горячим песком. Мы буксуем даже на усиленном режиме двигателя, кардан все время садится на вязкую массу, в кабине трудно дышать — от жары и бензинных паров. Впереди вздымается высокий бархан, и надо разгоняться, чтобы взять перевал. Мотор ноет, вот-вот сорвет себе сердце, машина тяжко дышит, подгребая под себя сыпучий песок, юзит на спусках, мотается из стороны в сторону. Никакой другой дороги здесь существовать не может, и мы бросили ее, поехали прямо по барханам. На одном из них остановились. Горячий воздух, желтые бугры во все концы. По наветренному склону неясные кривые письмена — следы гадюк. Редкие былинки песчаного овса, еще какие-то колючие травинки, жалкие кустики шелюги. А у волнистой линии горизонта, там, откуда течет этот обжигающий воздух, желто-серый столб — смерч. Самая настоящая пустыня…

Признаться, я всего этого не ожидал, и мне, привыкшему к влажной сибирской тайге и прохладе подмосковных лесов, было тут неуютно.

— А теперь правей надо брать, — сказал Владимир Николаевич водителю. — Во-о-н на ту вешку…

Владимир Николаевич Виноградов — здешний ученый, доктор сельскохозяйственных наук. Жарища эта ему нипочем, он оживлен, говорит интересно, увлеченно. И все о песках.

Несчетные века стремил себя сюда могучий пра-Днепр. Под влиянием вращения Земли отклонялся вправо, оставляя чистые кварцевые наносы. Семь крупных песчаных арен вместе с межаренными супесями занимают сейчас площадь в двести тысяч гектаров. На полтораста километров — от Каховки до берега Черного моря — лежит эта мертвая зона, много раз переработанная ветрами, принявшая к нашим дням безрадостный вид барханной пустыни. Трудно здесь всему живому. Поверхность песка накаляется, бывает, до семидесяти семи градусов по Цельсию. Осадков очень мало и в особо злые годы составляет менее 130 миллиметров в год. На памяти у всех лето, когда за три с половиной месяца не упало ни капли дождя…

Бросовая, гиблая земля. Что ни посади — высушит, сожжет, засыплет песком. И зачем, собственно, сажать, если вокруг этой пустыни лежат жирные земли, в которые можно вкладывать труд с хорошей отдачей? Но ведь родная земля, какой бы она ни была, всегда мила, и ее надо выручать, если она попала в беду. К тому же Алешковские пески — вечная угроза пашням, пастбищам, колодцам, селам, поймам, дорогам, плавням. Днепровскому лиману. Преобладающие здесь восточные ветры гонят пески на город Цюрупинск, бывшие Алешки… Стоп!..

Я написал «гонят», хотя пора этот глагол употребить в прошедшем времени. Подошел срок погромче сказать о необыкновенном подвиге обыкновенных наших героев — лесоводов Херсонщины.

…«Газик» качает, как ладью, с носа на корму, кренит на борта, и вот совсем нельзя ехать — барханы с подветренной стороны круто обрываются вниз. Спустились к «сагам» — понижениям меж бугров, в которых держится влага. По откосам не поедешь, того и гляди колесо зароется в сырую мочагу. Двигатель перегрелся, жара стала невыносимой. Аким Алексеевич Крыжевский, начальник областного управления лесхоззага, подбадривает себя и меня, приговаривает:

— Сейчас, сейчас, вот за этой грядой…

Взяли еще несколько песчаных бугров, вышли из машины, поднялись на командную высоту, и я увидел мираж этой пустыни — необозримо, насколько хватал глаз, расстилался молодой лес! Те же пески, те же барханы, только рельеф был чудесным образом смягчен, простор облагорожен зеленью, сосняк манил густой тенью и, не поверите, тонким грибным ароматом. Этот красивый майский лес был весь освещен светло-зелеными свечечками — деревья гнали себя в рост, выглядели красиво и празднично. Крыжевский заметил мое волнение, сам заволновался:

— Слышите — грибами пахнет! Маслюков тут сейчас богато, в Херсоне уже на базаре кошелками. А главное, остановили…

Да, пески остановлены, закреплены, обезврежены. Сообщив, читателю этот «голый» факт, я почувствовал, что обеднил жизнь и не сказал почти ничего. Для многих из нас, к сожалению, важен лишь итог, конечный результат, а все остальное — мелочи. Подробности события пригашиваются еще больше, когда проходит десять — пятнадцать лет, и поэтому я обязан хотя бы коротко сказать о мелочах и подробностях великого дела, сотворенного на Алешковских песках…

Люди знали, что, кроме леса нет в природе другой силы, способной укротить эту пустыню. Но может ли вообще здесь расти лес?

Древние книги и документы утвердительно отвечали на этот вопрос. Эти леса, состоявшие, как ныне установили ученые, из сосны, дуба, ольхи, березы, были полностью уничтожены человеком. Правда, в русских летописях не раз упоминается левобережье нижнего Днепра под именем «Олешья», а в остатках этих лесов располагались аванпосты запорожцев. Алешковские пески окончательно сдвинулись в прошлом веке из-за бесконтрольных рубок последних куртин леса, из-за хищнической эксплуатации пастбищ капиталистами-скотовладельцами, которым ничего не было дорого на этой земле. Шутка сказать, только у одного Фальц-Вейна паслось тут около миллиона овец…

Еще тогда передовые русские ученые пытались спасти от гибели некогда богатый и плодородный край. В 1888 году на Алешковских песках работал один из основателей отечественного почвоведения П. А. Костычев. В 1899 году знаменитый наш лесовод Ф. К. Арнольд возглавил комиссию, составившую проект создания здесь охранных — лесных полос. Не раз бывал на песках крупнейший знаток наших степей академик Г. Н. Высоцкий. Четверть века проработал тут известный лесовод И. А. Борткевич. В пески было вложено немало трудов, но лесные посадки, как правило, гибли. К Великой Октябрьской социалистической революции в районе сохранилось их всего две с половиной тысячи гектаров, причем на песчаных аренах прижилась лишь четвертая часть посадок. Этим леском нельзя было остановить пустыню, как нельзя зубной щеткой остановить сквозняк в открытом окне.

В первые годы Советской власти крестьянские товарищества и колхозы тоже пытались сажать леса, но для серьезной борьбы с пустыней не хватало средств, сил, машин, опыта, знаний. Зона сыпучих песков расширялась ежегодно примерно на пятьсот гектаров. Даже деньги и механизмы, появившиеся в 1949 году, не решили проблемы — огромные площади посадок вскоре погибли. Нужно было пересматривать некоторые догмы, искать новую агротехнику, ставить дело на научную основу.

Лесные хозяйства Алешковских песков и научно-исследовательская станция УкрНИИЛХа отказались от шелюги и осокоря — эти породы плохо приживались, совсем не закрепляли пески, скорее наоборот: образовывали сыпучие бугры. И. А. Борткевич всю жизнь сажал тут белую акацию на погребенных почвах и супесях, однако барханы ее не принимали. Пришлось забраковать и все остальные лиственные породы. Оставалась единственная надежда-сосна, хотя она и сильно повреждается ветровой эрозией, плохо растет в первые годы.

И как ее сажать? Попробовали так называемый торфяно-гнездовой способ, но посадки не смыкались, не становились лесом, сильно зарастали травой, заселялись вредителями, гибли в засушливые годы.

П. А. Костычев думал, что подготовка здешней почвы — дело безнадежное, однако лесоводы насчитали тут около трехсот отличных друг от друга почвенных участков, и глубокая обработка многих из них была просто необходимой. Это рекомендовали многие лесные ученые, а Д. И. Менделеев в свое время прямо указывал, что песчаные почвы следует пахать как можно глубже.

Но как пахать? Культуры, созданные по сплошной вспашке в 1949–1951 годы, выдувались ветрами, засыпались и засекались песком, полностью погибали. Ветровая эрозия была бессильна против посадок в борозды, однако остававшаяся в междурядьях трава быстро проникала корнями в полосу ухода, иссушала почву и губила молодые деревца. И может быть, вообще не нужно пахать?

Попробовали поглубже рыхлить песок полосами и потом, когда деревца укоренялись и ветровая эрозия им становилась не страшна, обрабатывали задернившиеся межполосья. Новый метод принес желанный результат — посадки прекрасно приживались, стали дешевыми, надежно закрепляли пески.

Конечно, дело не так скоро делалось, как тут рассказывается. Нужно было время, чтобы проверить опыты, которые у лесоводов растягиваются на годы. Довелось испытать и горечь разочарований и счастье побед. Расскажу об одной такой победе, в значительной степени обеспечившей успех всего дела.

Лесничий Алексей Мозговой приехал на Алешковские пески пятнадцать лет назад. Территория лесничества представляла собой сплошные барханные пески без единого зеленого вкрапления. Мозговой решил начать с исходного рубежа всякого лесовода — с древесного семени. Раньше сеянцы сосны привозили сюда с севера Украины. По пути они подсыхали, сильно болели в сухих песках, умирали миллионами. Молодой лесовод решил создать местный питомник. У одной из «саг» он распахал склон и посеял первые пять гектаров. Но вскоре песчаная буря засыпала и выдула семена. Сохранилось лишь несколько островков. Мозговой все лето поливал из озерца всходы и к осени получил первые местные сеянцы. Они были слабыми с виду, но очень жизнеспособными на поверку. На другой год лесничий перегородил площадь питомника двухметровыми заборами из тростника — от песчаных бурь, внес в почву двести тонн навоза-сыпца и минеральные удобрения, завез на «сагу» мотопомпу, разработал свой метод выкопки и посадки сеянцев, принятый позже на всех питомниках Нижнеднепровья. Ныне питомник Мозгового дает по нескольку миллионов стандартных саженцев с каждого из десяти гектаров. Лесничества теперь не узнать — пески покрыты сосновыми культурами на площади в две тысячи гектаров, часть посадок уже сомкнулась и передана в государственный лесной фонд.

И все же рамки этого очерка не позволят мне рассказать о том, как было дело. Здешние лесоводы вспоминают те уже далекие годы и сами поражаются необычным трудностям, которые были преодолены. Эти мертвые пространства, например, долгие годы таили в себе страшную угрозу, с какой лесоводу обычно не приходится сталкиваться. При глубоком рыхлении песков, которые во что бы то ни стало надо было облесить, стали рваться снаряды и мины, хорошо сохранившиеся в сухой среде со времен войны. Пустили специальный танк, однако это не помогло — слишком много ему оказалось работы. Первая рота саперов, приглашенная лесоводами, с площадки меньше чем в тысячу гектаров собрала и уничтожила девять с половиной тысяч, как говорится в одном документе тех лет, «взрывоопасных предметов». Но глубокое рыхление все равно было невозможно. Новая воинская часть обнаружила на этой же площади еще четырнадцать тысяч мин и снарядов! Научно-исследовательская станция до сего дня держит в штате сапера…

А какими словами рассказать о героинях-девчатах, работающих на барханах? В страшную жару они едут по бездорожью за двадцать пять километров в чрево пустыни и устают еще до начала смены. На вершину бугра не поднимается ни трактор, ни автомобиль. Все работы тут выполняются вручную — рыхление, посадка, уход. А ямы еще надо опудривать дустом, корни сеянца смачивать специальной химической жижей — от личинок хруща и прочей дряни. К полудню песок раскаляется до пятидесяти градусов и, гонимый ветром, сечет кожу, а тут даже тени не сыщешь. И посадка — только начало. На многие километры тянутся по крутым барханам рядки сосенок, и все их надо пройти с мотыгой не менее пяти раз! Только через пять лет после этих тяжких трудов жди леса.

Лесоводы Алешковских песков стали сажать ежегодно по восемь тысяч гектаров сосны.

Как на войне, наступали по фронту, укрепляли фланги, брали сыпучие пески в «котлы», и теперь твердо могут сказать — пустыня побеждена. Все левобережное Нижнеднепровье отбито от песков мощной зелёной полосой.

Шестьдесят тысяч гектаров лесных посадок не только остановили пески, защитили плодородные земли, деревни и сады, но и сами начали продуцировать — за счет рубок ухода здесь получены первые сотни кубометров древесины, драгоценной в этом безлесном краю.

Хочу поделиться с читателем еще одним необычным впечатлением, вывезенным с Алешковских песков. Мы ехали по границе укрощенной пустыни — она была там, за молодым весенним лесом, а тут по сторонам тянулись ровные площадки, окаймленные теми же зелеными раменами, и я не верил своим глазам. На просторных полях переливались волнами какие-то злаки, росли ровными рядами фруктовые деревья, несметное число виноградных кустов.

— Здесь тоже были песчаные бугры, — пояснил Владимир Николаевич Виноградов, когда мы сошли на обочину. — Мы разровняли их бульдозерами, пробили до грунтовых вод скважины, и вот видите…

— А рожь здесь зачем?

— Для первичного закрепления песка. На будущий год заложим сад. Вы знаете, сколько дает этот виноградник на погребенных почвах? До ста сорока центнеров с гектара. А сорта у нас какие, если бы знали!

Подвиг алешковских лесоводов, остановивших эту единственную в Европе пустыню, нашел свое продолжение в интенсивном сельскохозяйственном использовании здешней природы. Вегетационный период в районе песков длится с средины апреля до средины ноября, а среднесуточная температура в пятнадцать градусов и выше держится здесь почти сто пятьдесят дней. Тепла достаточно, чтобы выращивать виноград, персики, абрикосы, арбузы, дыни. Этот особый тепловой режим обеспечивает созревание всех культур на две недели раньше, чем в Крыму. Правда, тут очень сухо и трудно с водой, но это не стало препятствием — оказывается, Алешковские пески, получая мизерное количество влаги, способны хорошо удерживать ее в нижних слоях и постепенно отдавать растениям, а погребенные, то есть засыпанные песками почвы достаточно богаты, чтобы снабжать корни культурных растений всеми необходимыми питательными веществами. И что самое главное — природа нижнеднепровских песков придает плодам садоводства и огородничества высшие, элитные качества.

Все эти особенности местных условий были замечены давно. Еще в 1911 году энтузиаст освоения Алешковских песков лесничий И. А. Борткевич писал: «На песках трудно создать ту или иную культуру, но если это удастся, получим здесь все в лучшем виде, лучшего качества: виноград во всех отношениях хорош, вино из него лучшее; нежнее фруктов трудно найти; персики, например, являются феноменальным явлением по своей красоте, величине плода и нежности вкуса».

К сожалению, все плодовые и виноградные плантации, заложенные еще в конце прошлого века, к двадцатым годам погибли — в основе их возделывания лежала неверная агротехника. А сейчас виноградники на Алешковских песках занимают тысячи гектаров. Этим прибыльным делом занимаются и колхозы, и специализированные совхозы, и лесные хозяйства, и сама Нижнеднепровская научно-исследовательская станция, гостем которой я был. На станции разрабатывается агротехника подготовки почвы, система внесения удобрений, методы хранения виноградной лозы. Мне показали коллекционный питомник станции, в котором воспитывается, испытывается, изучается больше тысячи различных сортов винограда, а также обширную новую площадку чистых песков, где скоро возникнет еще один опытный участок, располагающий двумя с половиной тысячами отечественных и зарубежных сортов винограда.

Полмиллиона растений высадят здесь лесоводы!

Не сказал я еще об одной чрезвычайно интересной особенности Алешковских песков.

Кто не слышал о филлоксере — злейшем враге виноградарей всего мира? Это крохотное зелено-желтое насекомое паразитирует только на винограде, главным образом на его корневой системе. Любая лоза, ставшая жертвой филлоксеры, начинает болеть, чахнуть и вскоре погибает. Не раз за историю виноградарства филлоксера разоряла целые районы, пускала по миру виноградарей Америки, Франции, Италии и других стран.

А вот на Алешковских песках филлоксера не живет. То ли в здешних песчаных почвах, состоящих на 98 процентов из кварцевых зерен, ей ползать трудно, то ли острые песчинки смертельно ранят ее, но известен очевидный факт — в Алешковский карантинный питомник, заложенный еще в 1897 году, можно завозить лозу из любого района мира и она выходит отсюда обезвреженной.

Кроме винограда, на здешних землях-песках культивируется абрикос, персик, яблоня, айва, черешня, грецкий орех, груша, слива, вишня.

Высока урожайность плодовых и косточковых.

Абрикоса, например, снимают здесь до 120 центнеров с гектара, сливы до 80. Найдены также способы возделывания ранней земляники, дающей более двухсот центнеров с гектара.

Особенности теплового режима Алешковских песков раскрывают большие перспективы и перед овощеводами. Здесь не только можно выращивать ранние и сверхранние овощи, но и снимать с одной и той же площади по два-три урожая в год. Опытники станции уже получали с гектара: 294,2 центнера ранней капусты и 473,3 центнера поздней при повторном использовании той же площади, 295 центнеров огурцов и 212 центнеров капусты, 277 центнеров раннего картофеля и 398 центнеров поздних огурцов. Станция передала сельскому хозяйству миллионы саженцев винограда, земляники, древесных пород, тысячи центнеров семян кормового арбуза, африканского проса, чумизы. И все это сделали скромные, жадные до работы мои друзья-лесники.

У алешковских лесоводов впереди много дел.

Надо отвоевать у пустыни последний плацдарм, чтоб географы исправили на своих картах название этой местности. Недавно поступил срочный заказ посадить две тысячи гектаров леса в Аскании-Нова, озеленить морское побережье в районе Скадовска. И люди идут дальше — думают, изучают, ищут, пробуют. Механик Цюрупинского лесхоззага В. Н. Кича изобретает новые и новые приспособления к лесокультурным орудиям. Работник станции кандидат биологических наук И. М. Тарасенко усовершенствует способы борьбы с вредителями молодого леса, освирепевшими в здешних благоприятных условиях. Начальник Херсонского областного управления лесхоззага А. А. Крыжевский вынашивает интереснейшую идею. Он думает увлажнить Алешковские пески, изменить здесь микроклимат — надо разрыть экскаваторами «саги», превратить их в озера с вечной водой…

Есть у лесоводов и свои большие нужды.

Необходим малогабаритный и выносливый грузовой вездеход — подымающиеся леса нельзя сохранить и вырастить, передвигаясь «на своих двоих», вытаскивая на руках из глубины барханов сучья и деревца, которые с каждым годом все тяжелеют. Подвижники, сажающие леса и сады на Алешковских песках, мечтают о том, чтобы учитывались особенности их работы в «горячем» цехе — бюджетные ассигнования не ставят лесоводов в равные материальные условия с тружениками смежных районов.

И последнее. На Алешковские пески давно уже идут запросы из многих зарубежных организаций. Люди просят поделиться опытом, интересуются материалами исследований, печатными работами сотрудников станции и лесничих. Это правильно, что отказа они не получают. Однако драгоценный опыт алешковских лесоводов мы должны взять на вооружение прежде всего сами, потому что в других районах страны пески пока наступают на нас широким фронтом. Только на Украине их еще около полумиллиона гектаров. Доходит черед до Чирских, Терско-Кумских, Астраханских, Закавказских, Среднеазиатских песков. Они могут и должны быть остановлены!