Поздняк на Новый год

Глава 9

Я плелась по тщательно убранной дорожке вдоль корпуса городской больницы, стараясь не наступать на многострадальную ногу. Ручки пакета врезались в ладонь, причиняя дополнительные неудобства.

Это не считая общего разбитого состояния, вернее несчастного. Я шла и думала о Егоре, о том, какую он на самом деле подложил мне свинью. Вы только подумайте. Подумайте!

К Родиону у меня таких претензий не было. Что он, по сути, сделал? Начал изменять мне через семь лет совместной жизни, зачем-то сделал предложения, зная заранее, что продолжит ходить к любовнице, и через несколько месяцев после свадьбы мы и вовсе расстались?

Что из этого является чем-то неожиданным, эксклюзивным, тем, чего никак нельзя ожидать от мужчины? Когда это мужская измена стала чем-то внезапным, тем, что встречается раз в столетие? Естественно, для каждой обманутой это удар, но неожиданность ли? Это же не снег в тропиках, в конце концов, а всего лишь очередной мужчинка, который не удержал своего дружка, заправил чужой тёте. Ай-ай-ай, нехороший!

Каким мужем был Родион? Скажем прямо – никаким, мужчиной тоже. И это являлось благом для меня. Я смело ушла, точно зная, что уж что-то подобное я точно найду. Одна не останусь.

На шейха из Саудовской Аравии я не рассчитывала, на самом деле и не мечтала никогда, если только в страшном сне, где меня назначали сто пятой женой господина, которому я ночью откручивала его шейховское достоинство во имя освобождения женщин всей земли от гендерного неравенства.

На представителя списка Форбс тоже, даже на мало-мальски приличного нефтяного магната не покушалась, а вот в менеджера среднего звена на горизонте жизни верила.

Абстрактный менеджер, потенциально верный, оставляющий крошки из-под чипсов и исполняющий супружеский долг два раза в неделю – если нет аврала на работе, – утешал меня долгими вечерами, когда я пялилась в лакированную поверхность чешкой стенки и на обвисшие обои.

А сейчас-то, что мне делать? Что? Как жить дальше?

Родион всеми десятью годами совместной жизни доказал, что уж такого-то мужчину я найду в любой момент, когда захочу. Вот так сразу, без перерыва на отдых, никого искать я не собиралась, но перспектива на будущее была очерчена внятными границами: менеджер среднего звена, со средней зарплатой и средним темпераментом.

Егор же Вячеславович лишил меня веры в мужскую половину человечества навсегда, потому что второго такого я больше не встречу, а на меньшее уже не соглашусь.

Он попросту взял и закрыл для меня мир других мужчин, вычеркнул их из моей вселенной, обрёк на одиночество. Уверена, я даже кота не смогу завести, ведь в случае с Родионом я знала наверняка – кот лучше, а с Егором даже такой уверенности не оставалось!

Как дальше жить? Ка-а-а-ак?! Мне хотелось визжать от отчаяния, но я упорно шла к своей цели – к выходу с территории городской больницы и стоянке такси.

Сзади услышала шелест шин, на всякий случай посторонилась, остановилась. Мне хотелось снова увидеть своего Егора, но не ценой попадания под колёса автомобиля, в крайнем случае, я всегда могла проткнуть себе палец штопором и вызвать скорую помощь.

Большой белый автомобиль, насколько я могла судить, неприлично дорогой – примерно, как вся моя квартира, вместе со стенкой, мною и не купленным котом, – остановился рядом со мной. Я заворожённо смотрела, как опускается стекло водительского сидения, и там появляется… Егор Вячеславович.

– Добрый день, – сияя улыбкой, которую можно снимать для рекламы стоматологического кабинета, сказал он.

Через секунду выскочил из машины, подошёл ко мне, лихо забрал пакет, подхватил под руку и осторожно повёл в сторону пассажирского сидения. От неожиданности я забыла, что надо поздороваться.

– Нога болит? – поинтересовался Егор, когда я устроилась в пассажирском кресле.

– Да, – кивнула я.

– Обувь другая нужна, – ответил он, покосившись на мои ботинки.

– Дома есть, – отчиталась я. – Угги.

– Не лучший вариант, – он поморщился. – Ну что, Изюмова Елена Константиновна, пригласите меня на чашечку кофе?

– У меня там стенка! – выкрикнула я, в панике хватаясь то за ремень безопасности, то за рычаг переключения передач.

– Ты же говорила – рассталась с мужем? – нахмурился Егор, посмотрев на меня исподлобья.

– Чешская стенка, – пришлось признаваться. – Лакированная.

– А-а-а, – улыбнулся Егор. – Стенка – это хорошо.

– Спорно, – вслух усомнилась я.

Щелчок болтающегося выключателя осветил небольшую прихожую моих хором. Сверху на нас с Егором немым укором глядела лампочка Ильича, свисая на перекрученном проводе. Норовящий упасть кусок обоев я сразу после переезда подпёрла банкеткой и потому надеялась, что хотя бы этого срама будет не видно.

Егор никак не прокомментировал моё жилище, помог мне снять ботинки, устроил пуховик и куртку на вешалку, прошёл в кухню, где тоже ничего не сказал, несмотря на то, что кухонный гарнитур времён советского союза, примерно ровесник чешской стенки, с перекошенными ручками, явно заслуживал пары слов.

Лично я не удержалась, когда увидела его, вернувшись из тихой гавани семейной жизни, хотя до этого настолько витиевато не материлась никогда в жизни.

После мы пили отвратительный растворимый кофе, купленный мною по акции, и заедали остатками печенья. Большего не нашлось…

Надо сказать, что я совершенно искренне любила домашних хлопоты, мне нравилось готовить, создавать уют, но вернувшись в свою неустроенную квартиру, я впала в такое уныние, что мысль о приготовлении чего-то или лишней уборки вызывали у меня единственное желание – уйти из квартиры.

Ах, если бы в моём распоряжении была просторная кухня в загородной доме, но я была гордой владелицей мебели середины двадцатого века, так что мой удел – отвратный кофе и остатки печенья.

А Егор оказался крепким орешком, он не только стоически проигнорировал подпёртые банкеткой обои и текущий кран в ванной комнате, он невозмутимо разобрал то, что называлось диван-книжка, и…

В общем, диван тоже оказался крепким орехом. Громко скрипел, как потёртое седло, впивался пружинами, шатался во все стороны, но устоял, не развалился под натиском страсти Егора.

Чего не скажешь обо мне. Я вырубилась сразу, как только испытала четвёртый оргазм за вечер.