На все село ни одного квалифицированного врача, и только бывшая сестра районной больницы — Валентина Григорьевна несет службу по спасению человеческих жизней. Осмотрела, перевязала, сделала укол и развела руками — мол, все, что могу. Из вариантов ждать "скорую" или позвонить отцу Константин выбрал последний.
До города восемнадцать километров, еще два до больницы. Никогда раньше это расстояние не казалось ему непреодолимым! Сейчас, да!
Время к вечеру. На носу час-пик, и на дорогах уже собираются пробки. Каждый перекресток — минус пять минут драгоценного времени. Хорошо хоть старенькая "копейка" дяди Толи рычит, но едет: старик за машиной следил.
Тася притихла на заднем сидении. Уже не плачет, всхлипывает и дышит поверхностно, часто. Смотреть на нее едва переносимо, но Константин оглядывается при каждом удобном случае. Из детской груди торчит щепка, фиксирующие валики насквозь пропитались кровью и словно его обнаженная совесть алеют на фоне белоснежных бинтов. Страшно!
Владислав встретил у проходной. Воспользовался пропуском, чтобы открыть въезд на территорию больницы. Возле корпуса их ожидал медперсонал.
На каталке Тася ожила, расплакалась, закричала "мама, мама". Пришлось силой удерживать Зою, чтобы не позволить войти в лифт, попутно отвечая на вопросы отца: что, как, почему. А у самого руки трясутся, будто у заядлого алкоголика поутру, и в груди ломит, не то от страха, не то от боли — не разберешь.
— Ждите здесь, — велел отец, указав на больничную кушетку. — И приведи ее в чувство. Группа крови, резус, наследственные болезни, аллергия — я должен знать.
Лишившись возможности видеть дочь, Зоя затихла. Смотрит, но не видит. Ушла в себя.
Константин опустился на колени. Сжал липкие от крови пальцы. Спросил:
— Ты должна собраться сейчас, слышишь? Помочь Тасе. Ответить на вопросы врача, — делая акцент на каждом слове. Добился ответного рукопожатия и некой осмысленности в глазах. Стало легче.
Когда сестра с медкартой в руках пытала Зою, Константин стоял рядом и сожалел, что дядя Толя не поехал с ними. Вот кто умел приводить в чувство бьющихся в истерике матерей! Именно его громогласное "Зоя!" помогло женщине придти в себя немногим ранее. Оно же оборвало поток слез и причитаний, крайне ненужных в тот момент.
— Операция прошла хорошо. Несовместимых с жизнью повреждений нет. Утром переведут в палату…
Слушая отчет отца, Константин буквально ощущал, как на него накатывает облегчение. Зарождается где-то в животе и накрывает жаром — миновало! Впору расплакаться, но мужчины не плачут. Он не плачет!
— Я могу ее увидеть?
Голос Зои дрожит от пережитого: на глазах слезы, во взгляде надежда. Яровой разочаровывает:
— Утром. Все утром, когда в палату переведут. А сейчас домой. Соберитесь, отдохните, переоденьтесь. Дочь не должна видеть вас такой!
Зоя кивает, соглашаясь, но Константин чувствует, что слова отца не услышаны, прошли мило, словно грозовой фронт над городом, и вновь берет ситуацию в свои руки.
— Утром когда? Мы что-нибудь должны?
— С ума сошел! Ничего! — возмутился Владислав, заставив сына почувствовать себя неловко. — Документы девочки возьмите: свидетельство, полис. Я должен оформить, как полагается, — смягчившись.
— Хорошо. — Константину реально стыдно. — Наберу перед тем, как ехать? — не зная, куда деть руки. Засунул в карманы.
— Кончено. Если сразу не возьму — перезвоню.
Чтобы увести Зою из больницы пришлось проявить твердость. Ее "не могу", "подожду", "мне некуда идти" Константин несколько раз противопоставил "подумай о дочери". Помогло.
Уже из машины позвонил Роману, но у того занято. Набрал Алену.
— Не отвлекаю?
— Нет. Только уложила, — ответила невестка, по-своему истолковав его вопрос.
— Пустите переночевать?
В подробности вдаваться не стал. Не по телефону.
— Конечно, что спрашиваешь? Приезжай.
— Я не один.
— Эм… — Алена растерялась, но после короткой паузы добавила: — Ждем.
— Приготовь, пожалуйста, комплект женской одежды. Мы скоро.
Благодарить не стал, разорвал связь и вдавил первую передачу. "Жигуленок" протестующее взвизгнул, прежде чем тронуться с места. Добираться минут двадцать.
— Ну и… рассказывай, кто она? Что все это значит? — накинулся на брата Роман, когда с предложенными Аленой вещами Зоя скрылась за дверью ванной комнаты.
— Зоя? Никто. Случайная знакомая. Соседка по участку, — пожал плечами Константин.
Вдаваться в подробности их знакомства не хотелось, но от Романа так просто не отделаешься.
— Знакомая, говоришь? — многозначительно хмыкнул младший, всем видом выражая недоверие. — И потому она цепляется за тебя, как за последний оплот во всем мире? Странно… нет?
Старший иронично вскинул брови, намекая на неудачную параллель брата, но и это не сбило Ромку с намеченной траектории.
— И чем, скажи на милость, вы занимались с этой знакомой? Выглядите весьма помято. Да и… — начал было Роман, но тут мужа перебила Алена.
— Это ведь кровь? Верно? — вперив взгляд в темное пятно на футболке деверя.
Константин кивнул и, встав со стула, повернулся спиной к хозяевам. Сочувствующие взгляды ему не к чему.
— У Зои дочь сильно поранилась. Пришлось везти в больницу. К Владиславу, — зачем-то уточнил он, прежде чем признаться: — Это моя вина, что так вышло. Сшиб ее, когда падал. Не смог предотвратить…
— Не говорите так… Это неправда! Вы очень нам помогли! — Надломленный женский голос раздался за его спиной, вынудив мужчину обернуться.
За разговором никто из них не обратил внимания на то, что вода в ванной так и не зашумела, никто не слышал, как открылась межкомнатная дверь, и сейчас все трое чувствовали себя неуютно, неловко, будто их застали за чем-то неправильным, нехорошим. Особенно Константин.
— Зоя, я…
Она оборвала его. Не позволила договорить.
— Вы не виноваты. На той табуретке могла быть я или дядя Толя… И это я дала ее вам. И сломанный черенок у крыльца оставила тоже я. Так что если и есть смысл винить кого-то в случившемся, то только меня. Я плохая мать, — сказала женщина и смахнула со щеки одинокую слезинку. — Я не смогла уберечь ее…
Ошеломленные они наблюдали за тем, как возвращается в ванную расстроенная мать, как закрывается дверь, будто ставит точку, слушали, как включается вода. Во взгляде Алены смесь жалости и сочувствия, Романа — недоумение, Костик же смотрит с неверием — неверием в то, что подобное вообще возможно. И хочется спросить у кого-то "она это серьезно?", но мужчина оглушено молчит.
Той ночью к Константину Власову вернулась бессонница.
— Ты пойми, девочка стабильна. Ее жизни ничто не угрожает. Я не могу держать ее здесь. Должен перевести в детскую областную. И условия там будут получше для вас. Можно оставаться с девочкой, дежурить, приглядывать…
— Да понимаю я, правда. Вчера просто возможности не было. Сейчас Ромка освободится, и мы смотаемся. К вечеру привезу, — оправдывался Константин, совершенно забывший о наказе Ярового привезти документы Таси.
Они разговаривали в больничном коридоре, в то время как Зоя вошла в палату проведать дочь. Костику также не терпелось увидеть девочку, но он решил женщине не мешать. В конце концов, кто он такой, чтобы быть там? Чужой, неуклюжий дядя?
— До вечера же терпит? — спросил у отца, ощущая вину за собственную рассеянность. — У тебя неприятностей не будет?
Владислав в отрицании мотнул головой.
— До вечера ждет. Я подойду позже, — пообещал, увидев кого-то за спиной сына. — Постарайтесь не утомлять ее. Девочке нужен отдых.
Когда Константин появился в палате с розовым зайцем в руках — Алена всучила перед выходом — Тася слабо заулыбалась.
— А мне дядя доктор песенку пел про зайцев, — поделилась впечатлениями.
— Про этого? — передавая игрушку, спросил у девочки и глянул на Зою. Та качнула головой, словно бы говоря, понятия не имею, о чем речь.
Тася тем временем свободной рукой прижала подарок к груди. Другой она крепко стискивала материнские пальцы.
— Не знаю. Там было много зайцев, — ответила девочка и широко зевнула.
— Поспи, дорогая. Поспи. Хочешь, я тебе песенку спою? Какую хочешь? — предложила Зоя.
— Про зайцев?
— Могу и про зайцев, — улыбнулась женщина.
Девочка задумалась на мгновенье, а затем покачала головой:
— Нет. Спой про медвежонка, — попросила она, в процессе смежив веки. — Люблю про медвежонка.
Склонившись еще ближе к дочери, Зоя начала напевать, но тут Тася с испуганным возгласом распахнула глаза:
— А ты не уйдешь?!
— Нет, родная. Я никуда не уйду, — развеяв страхи ребенка, пообещала Зоя и поцеловала дочь во вздернутый носик. — Спи, мой маленький рыжий котенок. Спи, выздоравливай.
Пятнадцать минут спустя женщина появилась в больничном коридоре и присела рядом с Константином на кушетку.
— Уснула?
— Да, — с тяжелым вздохом сказала она.
— Вам тоже следует отдохнуть, — поделился соображениями Константин, только сейчас заметив, насколько она измождена. Под глазами залегли тени. Видимо, не только ему не спалось этой ночью.
— Нет. Я останусь с дочерью, — тряхнула головой женщина и добавила: — Спасибо вам.
— Было бы за что.
Он уже собирался выйти из палаты, но, вспомнив о разговоре с отцом, остановился.
— Нам нужно съездить в село. Отогнать машину и привезти документы Таси, — в глубине души сомневаясь, что сможет оторвать мать от ребенка. — Если что, я могу один. Только скажите, где взять. Анатолий Борисович знает?
— Нет, — женщина покачала головой.
— Тогда вместе. За час-полтора должны обернуться. Роман обратно привезет, — продолжил искать варианты он, не услышав обреченного вздоха собеседницы. — Если повезет, Тася не успеет проснуться. А если даже успеет, я попрошу Владислава, чтобы с ней кто-нибудь посидел, — попытался ободрить.
Зоя поднялась. Сделав несколько шагов к окну, остановилась. Еще мгновенье спустя повернулась к Константину лицом.
— Вы не поняли… Неверно поняли, — поправилась женщина и закусила губу, точно собираясь с духом. — У меня нет документов Таси. У нас вообще нет документов, ни у нее, ни у меня. Никаких… Мы все оставили, когда… когда убегали!
Закончила быстро, с нажимом, чтобы не дать себе передумать, понял Константин. Понял и разозлился.