Позолота вся сотрется 2

Глава девятая. Прощайте золотые нити.

Черное марево заколыхалось перед глазами, как пыльный театральный занавес. Я застонала и с трудом приподнялась. Моя голова лежала на чем то ужасно жестком и весьма неудобном. Это жесткое и неудобное пахло лекарствами, немного сладким, приторным запахом цветущих орхидей и... старостью.

Черное марево перед глазами решило уйти, растаять. Медленно, но верно, предметы приобретали четкость как под увеличительным стеклом. И первое, что я различила, это было склоненное надо мной лицо моего деда. Оно выражало тревогу. Выцветшие глаза, казалось напитались живительной влаги. Они стали черными и яркими. В остальном лицо мистера Шэнли, мало изменилось. Все те же морщины, все тот же плотно сжатый, сердитый рот. Этот рот беззвучно раскрывался, а я не слышала слов.

Мягкая и наверное такая же черная, как и марево перед моими глазами, вата, плотно и надежно заткнула мои уши. Кажется я застонала. Лицо деда, еще больше сморщилось. Под глазами мистера Шэнли выросли две огромные слезы, поползли по желтым щекам, скользнули по твердо сжатым губам и затерялись где-то в зарослях серой щетины. Он смахнул их рукой, небрежно словно пыль с ботинок и что-то сказал мне.

- Что? - спросила я, и оказалось, что звуки только этого и ждали.

Стоило мне заговорить, как они звонкой водой хлынули мне в уши.

- У нас кажется все получилось! Удивительно, Николь, но мы оказывается правильно вытянули счастливую карту!

Дед убрал свои руки и прислонил меня к мягкой спинке дивана. Я с трудом удержала равновесие, диван показался мне зыбким, качающимся островом, а мистер Шэнли вскочил с него, и бодрым шагом прошел к своему инвалидному креслу. Он по молодецки, одним махом запрыгнул на свое обычное место.

Желтая морщинистая рука нежно погладила потертую, коричневую кожу подлокотника.

- Я считаю, что мы пока не с кем, не будем делиться нашей тайной. Да, Николь? - голос деда звучал вкрадчиво.

Я потянулась к тумбочке, которая крепко стояла на гнутых как рога у барана, ножках. Взяла с ее светло-ореховой поверхности графин с водой. Узкое горлышко никак не хотело расставаться с плотно сидящей, сверкающей розовыми гранями, пробкой. Я с усилием пыталась ее вытянуть, но упрямая пробка, словно решила сыграть со мной в игру, " кто, кого перетянет."

Раздался громкий щелчок и кресло зажужжало встревоженной пчелой. Секунда и рука деда осторожно освободила из моего плена и графин с прозрачной водой, и упрямую розовую пробку. Его резкие, уверенные движения совсем не были похожи на недавние - слабые и немощные.

Пробка сверкнула гранями в солнечных лучах и звонко хлопнулась о светлую поверхность тумбочки. Дед поискал глазами второй, чистый стакан и не найдя его, просто протянул мне графин.

- Пей, Николь. Сейчас тот случай, когда совсем не важна форма, а важно содержание.

Я припала губами к узкому горлышку графина. Вода забулькала, весело побежала по моей шее, частично попадая в рот. С каждым глотком мне становилось лучше.

Дед пристально наблюдал за мной. Его взгляд был предельно серьезным. В черных глазах под нависшими, тяжелыми веками мелькали эмоции. Сожаление, нежность, вина и сострадание. Или все это мне мерещилось?

- Прости меня Николь, прости, что не смог устоять перед твоим щедрым предложением. Я рисковал тобой, но меня это не остановило. Возможно ты напрасно доверилась мне. И невозможно исправить старого негодяя и пройдоху, - он грустно усмехнулся. - Ты жалеешь?

Я молча пожала плечами. Ведь дело сделано. Прислушалась к себе.

- Странно, но я как будто не чувствую в себе никаких изменений...

Захотелось проверить, остались ли, мои нити при мне. Я вытянула руки напрягла их и... И ничего... Даже жалкой, золотой паутинки не появилось из-под моих ногтей.

Я вдохнула. Трудно сказать, что означал сейчас мой вздох. С одной стороны я была рада, что мне больше не придется убивать. А с другой, я чувствовала, что немного лукавила. Всегда жалко терять то, что принадлежало тебе по праву.

Мистер Шенли вскинул свои руки, раздался треск словно проснулась молния. Золотые канаты вырвались на свободу и заплясали по комнате. Секунда и они послушно втянулись под длинные, холеные ногти, морщинистых рук.

Дед откинул голову на спинку кресла, устало закрыл глаза.

- Действительно, получилось, - сейчас его голос звучал глухо, в нем я не услышала радости.

- Только не говори мне, что ты не рад! Давай договоримся, что не будем друг другу врать! - разолилась внезапно я.

- Не будем, - заговорил дед, монотонным, безразличным голосом. - Я рад, что опять силен. Безмерно рад, что возможно могу исправить свою жизнь. Знаешь второго шанса у меня уже не будет. Мне не хотелось бы испытывать такой же стыд и безнадежность стоя у самого края.

Он хотел сказать еще что-то, но в дверь настойчиво постучали.

- Мистер Шэнли, я вынужден прервать вашу беседу! - голос Филиппа по ту сторону двери звучал встревоженно.

- Ни слова о нашей тайне! - шепнул мне дед и приложил палец к узким губам.

- Даже ему? - я кивнула на дверь.

- Даже ему, - согласно прошептал дед, и улыбнулся.