Позвони, если хочешь изменить жизнь

Прикусите язык, когда Вам хочется жаловаться на свою жизнь. Вас слышат, и Вам обязательно помогут. Только слово «помощь» Вы и они понимаете по-разному. Вы желаете помощи в виде допинга. Еще денег, еще свободного времени, еще вещей, еще здоровья. А те, не знаю, кто они на самом деле, хотят показать Вам, что этого у Вас уже полно. У меня в кармане лежит бельевая прищепка. Когда меня начинают одолевать дурные мысли, и хочется поплакаться в жилетку, я достаю прищепку из кармана и цепляю ее на язык. Боль помогает вспомнить мне события недавнего прошлого.

Мои утра всегда похожи на разминирование. Не отдохнувшее сознание в пограничном состоянии между сном и явью пытается перерезать кусачками провода, ведущие к будильнику. Руки трясутся, и на лбу выступает пот, потому что меня отвлекают посторонние звуки. То жена топает между комнатами, пытаясь накормить вечно бодрствующего Ваньку, то сам Ванька начинает требовательно голосить, не понимая, что его отец занят важным и опасным делом — обезвреживанием мины-будильника.

Мина все равно каждый раз взрывается неожиданно. Добро пожаловать в новый день. Новый забег по старой трассе. Кажется, я изучил ее всю, и должен был привыкнуть к ее ежедневным и повторяющимся проблемам, пробкам, объездам, болезням своим и детей, дуракам-начальникам, авралам и дэд-лайнам. Но нет, каждый новый день готовил какую-нибудь новую подлянку в придачу к старым.

— Пап, а ты нарисовал мне аиста? — спросила дочь Юлька, еще не снявшая пижаму после сна.

— Чёрт! — ругнулся я про себя. Я обещал ей вчера нарисовать аиста к какому-то празднику в детском саду. — Тащи листок и карандаши, — произнес я вслух.

Вера, супруга, с Ванькой на руках укоризненно посмотрела на меня.

— Забыл, — пожал я плечами. — Я не помню, как вчера домой добрался, а этот аист у меня из головы совсем вылетел.

Юлька принесла лист и карандаши.

— Марш умываться! — приказал я ей. — И сразу завтракать.

Художник из меня был никудышный. Пришлось включить ноутбук и срисовать птицу с картинки. Получилось сносно, дочь осталась довольна, но времени было потеряно много. Завтракать и одеваться пришлось одновременно. Перед работой мне надо было завезти Юльку в сад. Если опоздать на пять минут, то можно было воткнуться в пробку, что выливалось в часовое опоздание на работу. А там премии и прочее, что помогало нашей семье выплачивать ипотеку и неплохо жить на оставшуюся сумму.

— Вадим, вот список, это смеси для Ваньки и подгузники. Заедешь после работы?

Можно было подумать, что это просьба.

— Заеду, только Юлек опять будет сидеть одна в саду, и ждать меня.

— Вадим, ну подожди чуть-чуть, Ванька подрастет, и мы с ним будем сами ездить.

— Эх, почему у людей дети так быстро растут? — я взял список и убрал его в карман.

Дочь уже стояла одетая у дверей и держала в руках тигренка.

— Все, мы поехали, — я поцеловал Веру в губы и сына в щеку.

Тот посмотрел на меня удивленно и что-то «гугукнул».

— Хорошего дня, — пожелала мне супруга и закрыла дверь.

Едва мы с дочерью вышли из подъезда, как зазвонил телефон. Я подумал, что это с работы. Снова какой-нибудь аврал. Звонила Вера.

— Вадим, ты мусор забыл взять.

— Давай я вечером его вынесу.

— Нет, давай сейчас, он уже завонялся.

— Ай, черт! — ругнулся я. — Юляха, посиди в машине, я быстро.

— Ага.

Эпопея с мусором отняла у меня минут десять как минимум. Бегом вернулся к дочери, ждущей меня в машине. Кто-то воткнул под щетку дворника визитку. Я осмотрел соседние машины, но визитка была только у меня. Совесть моя не позволила выбросить ее на дорогу или газон. Пробежал глазами по информации на ней. «Хочешь изменить жизнь, позвони» — гласил текст на ней. Как-то расплывчато. И телефонный номер под ним. Судя по всему — сектанты, и все разговоры будут об их боге. Я убрал кусок бесполезного картона в карман и забыл о нем.

На проспекте была ожидаемая пробка. Машины продвигались на два-три корпуса за время горения зеленого сигнала светофора. Юлька, не знающая взрослых проблем, с удовольствием пользовалась моментом, чтобы общаться с тигренком. Беседа шла у них оживленная, на разные темы. Интересно было узнать, что игрушка имела свое мнение и советовала дочери дать по шее плохому мальчику Гамлету за старую обиду.

— Ты не больно-то доверяй его советам. Обидишь мальчика, а тебя спросят, зачем ты так поступила? Ты захочешь сказать, что тигренок посоветовал, а тот возьмет и прикинется игрушкой, чтобы его не ругали, а виноватой останешься ты.

— Пап, ты чего, мы просто играемся.

— Что тебе Гамлет сделал?

— Домик развалил, который мы с Нелли строили.

— Знаешь, зачем он это сделал?

— Зачем?

— Ему кто-то из вас нравится, ты или Нелли.

— Нет, он злой.

— Нравится, тебе говорю. Сам такой был недавно. Влюблен был в девчонку в саду, а сам обижал ее.

— Зачем?

— Не знаю. Так получалось проявлять свои чувства, по-дурацки. Только не вздумай сказать этому Гамлету, что он влюблен. Станет еще хуже.

— А что нам делать?

— Скажи ему, что его сублимационно-деструктивные поступки приведут в конечном итоге к комплексу страха отношений с противоположным полом.

— Эээ, пап, я не смогу этого сказать. Я не запомнила.

— Тогда скажи, что твой папка его папке морду набьет.

— Ага, хорошо.

Я почти успевал на работу. Быстро сгрузил дочь воспитателям. По случаю разглядел того самого Гамлета и его папу. Нет, отца я не стал бы бить. Он был похож на медвежонка. Невысокий, круглый, с большими глазами.

— Здравствуйте, — сказал он мне вежливо, когда заметил, что я его рассматриваю.

— Здравствуйте. Это Гамлет? — я кивнул в сторону его сына.

— Да, мой сын, — произнес он с гордостью. — Откуда знаете?

— Дочь рассказывала.

Больше мы ним не разговаривали. Надо было бежать. Как ни странно, я почти не опаздывал. Но случай оставил для меня сюрприз. По дороге, прямо перед самым поворотом к работе, меня догнала женщина на белом кроссовере.

— Ой, извините, отвлеклась в телефон, — заохала она.

Повреждений почти не было. На ее машине совсем никаких, а у меня немного вмялся бампер. Я знал, что его можно вытянуть в обратную сторону без всяких затрат.

— Извините, я очень тороплюсь, — женщина протянула мне пять тысяч, намекая на полюбовное урегулирование конфликта.

— А, хрен с Вами! — я взял деньги и уехал с места аварии.

На выходных выпрямлю бампер самостоятельно, а деньги потрачу на еду Ваньке, и Юльке куплю чего-нибудь.

На этом сюрпризы не закончились. На работе случился аврал из-за того, что компания-партнер попалась на крупной денежной махинации, и теперь, в рамках общей проверки всех сопричастных лиц, нам грозила полная прокурорская проверка. А это значило, что нам надо перелопатить и привести к надлежащему виду тонны бумаг. Я понял, что сегодня вернусь домой поздно. Надо будет просить кого-то забрать дочь из сада и съездить в магазин за продуктами.

Хорошо, что у Веры был брат, который помог нам. Без него я не знал, как мне поступить. Вернулся домой заполночь. Возле подъезда не осталось свободного места для парковки. Я сделал два круга, но так и не нашел, куда пристроиться. Место было только на газоне. Туда я и встал передними колесами. Все равно я выезжаю почти раньше всех, и благодарные жители нашего дома не должны были заметить моего хамского поступка.

Вера встретила меня в ночной сорочке.

— Иди ужинай, и ложись.

Мне хотелось рассказать ей о проблемах на работе, но по ее виду я понял, что спать ей хочется сильнее, чем вникать в перипетии моих служебных заморочек. Интересно, весь день сидит дома, а так устает? Что она делает? Я почувствовал, как во мне закипела обида. Моя Вера эгоистичная, избалованная моим вниманием женщина. Я поужинал, принял душ, после которого почувствовал себя легче. Забрался под одеяло и понял, что моя мужская физиология желает близости. Просунул руку под сорочку и получил удар локтем в ребра.

— Спи, — зашипела, как змея, супруга. — Ты же устал?

— Устали другие части тела, а эти нет. Для нормального самочувствия мне нужен регулярный супружеский секс.

— Ты совсем охренел, я уже спала, а тебе секс понадобился? Давай без меня.

— Ты…, ты вообще в своем уме? Зачем мне надо было жениться, терпеть все эти неудобства, чтобы еще и в этом ограничивали? В этой маленькой просьбе, где от тебя требуется только лежать и ничего не делать?

Вера накрылась подушкой, чтобы не слушать меня. А мой разум уже застила обида. Сон и прочую усталость как рукой сняло. Я встал, прошел на кухню, поставил там чайник, совсем без намерения пить чай. Заходил по кухне, как маятник. Три шага в одну сторону, три шага в другую. «Вот рыба, — думал я про жену. — Имя ей Фригида, а не Вера».

И тут меня осенило. Я вспомнил про визитку, которая до сих пор лежала у меня в кармане брюк. Вот сейчас самый подходящий повод изменить свою жизнь. Послушать людей, у которых все разложено по полочкам. Визитка лежала на месте. Я взял ее и телефон, и вернулся в кухню. Секундное сомнение в правильности поступка сменилось уверенностью, что я ничем не рискую.

Пальцы набрали номер. Я поднес трубку к уху, и с замиранием сердца вслушивался в долгие гудки. Наконец, голос робота сообщил, что абонент не берет трубку. Ясно, рабочий день у них тоже нормированный. И тут меня обманули. Пообещали, а сами не исполнили. Моя жизнь теперь круто изменится. Я не буду никому верить. Не женитесь ради регулярного секса, и не верьте обещаниям на визитках.

Меня отпустило. Всплеск эмоций мог быть спровоцирован нервным перенапряжением на работе. После короткого всплеска бешенства, разрядившего мою нервную систему, стало легче. Конечно, секс помог бы мне гораздо лучше, чем истерика, но моя Вера — это паровоз, который хрен свернешь с рельс.

Неожиданно лежащий на прикроватной тумбочке брелок сигнализации автомобиля завибрировал. Его экран светился и показывал срабатывание датчика положения. Мне и в голову не могло придти, что с моей машиной что-то не так. Я посчитал, что всему виной не горизонтальное положение машины из-за того, что она стояла «передком» на газоне, однако решил посмотреть в окно, ради самоуспокоения. Меня как током ударило. Мой седанчик, испуганно мигающий аварийками, грузили на эвакуатор.

Я заметался по комнате. Захотел разбудить жену, но вспомнил, что нахожусь с ней в контрах. Накинул на плечи халат, схватил брелок сигнализации и выскочил в подъезд. Лифт ехал до моего этажа слишком долго. Я прыгал от нетерпения возле дверей и шипел проклятья на всю площадку. Наконец, светлое нутро лифта проглотило меня и также медленно и степенно довезло до первого этажа.

Эвакуатор уже выезжал со двора. Я нажал режим паники на брелоке сигнализации. Моя машинка заверещала, расплакалась, что ее увозят от хозяина. Но на водителя эвакуатора это не произвело ровно никакого эффекта. Он выехал на улицу и быстро скрылся из глаз.

— Кому я помешал?! — в сердцах крикнул я в тишину двора.

Мой голос несколько раз эхом отразился от безмятежных стен спящих домов и замолк. Безысходная злость владела мной безраздельно и вызвана она была пониманием несправедливости наказания, а так же собственной беспомощностью. Весь завтрашний, а скорее всего, и послезавтрашний день с их привычным распорядком были отправлены в блендер обстоятельств и перемешаны до состояния хаоса.

Ничего не оставалось, как идти домой. Я не помнил, как в сердцах пнул дорогой черный седан, пристроившийся на мое привычное место возле подъезда. Пнул я его не в колесо, а прямо в дверь, оставив приличную вмятину. Я ожидал, что сработает сигнализация, но вместо этого открылись двери машины и из нее вышли двое мужчин суровой наружности. Моя злость очень быстро испарилась. Я понял, что попал. Второй раз за последние пятнадцать минут. Захотелось сбежать, но меня парализовал страх. Мужики, которым я помял машину, выглядели, как профессиональные бойцы, участвующие в боях без правил. Бегство от них могло только поднять цену моего проступка.

— Мужики, извините, я в сердцах это сделал, — начал я оправдываться. — Видели, мою машину эвакуатор утащил? Ни за что. Нормально стояла. Я заплачу вам за ремонт.

Мужики подошли и ухмыльнулись мне. Мне эта ухмылка совсем не понравилась.

— Пойдем в машину, поговорим без свидетелей, — один из них крепко взял меня за руку.

У него была железная хватка. Мне показалось, что мою руку зажали в металлических тисках. Я хотел что-то сказать про то, что мы можем поговорить и здесь, только шепотом, но не смог произнести ни слова. Меня потянули в сторону машины, а я, как послушный щенок, плелся на ватных ногах, куда меня вели. Мужик грубо втолкнул меня в салон, на заднее сиденье и сел следом.

— Фартовый ты парень, — мужик с водительского сиденья обернулся и посмотрел на меня.

Я чувствовал, что это не комплимент, и одним ремонтом я не обойдусь.

— Почему? — отстучали мои зубы.

— Нам как раз нужен человек, выполнить одну непыльную работенку. Поможешь нам взаимозачетом?

— Это как? — отвечали только мои зубы, звонко стукающие друг о друга.

Второй, что сидел справа от меня, вынул из кармана пистолет с глушителем. Я почувствовал, как душа моя от страха попыталась покинуть тело.

— Надо убить одного плохого человека, — мне положили пистолет прямо на халат.

Ноги под ним отбивали мелкую дрожь.

— Я не могу, — голос мой против воли стал плаксивым. — Я не умею стрелять.

— Мы тебя научим. Это очень просто. Пиф-паф в упор и всё.

— Не думай, что ты делаешь зло какое-то. Ты пристрелишь негодяя, который давно этого заслуживает.

— Может, ремонт? — снова проплакал я.

— Уже не может, друг, — произнес водитель.

— У тебя семья есть? — поинтересовался второй.

— Да.

— Вот видишь, ты же не хочешь подвергать их опасности?

— Кто будет их кормить, если тебя не станет?

Я понял, что эти парни выпустят меня из машины только пред очи апостола Петра.

— Я не смогу, — попытался я еще раз.

— Сможешь, еще как сможешь! — со злостью ответил водитель. — Нам не составит труда узнать, где ты живешь. Ты готов рискнуть своей семьей?

Я не сразу ответил и получил по лицу удар ладонью.

— Приди в себя, слизняк! Готов?

— Готов, — дрожащим голосом ответил я.

Водитель приложил палец к уху и отвернулся от нас.

— Ага, ага, под аркой уже? Хорошо, у нас все готово. До связи, — водитель обернулся ко мне. — Ну, вот и пробил час стать настоящим мужчиной.

Он поднес ко мне телефон. На его экране светилась фотография человека кавказской или ближневосточной наружности.

— Ты видишь эту неприятную рожу? — произнес второй. — Он точно не может быть хорошим человеком.

Рожи тех, кто удерживал меня, были ничем не лучше.

— Запомнил?

— Да.

— Бери пистолет, снимешь с предохранителя, когда вылезешь из машины. Вот так, да, — второй показал мне, как перевести флажок предохранителя. — Прячь пистолет за спиной и иди, как ни в чем не бывало. Мы будем держать тебя на прицеле, чтобы у тебя не появилось желания сбежать. Подойдешь в упор и сразу стреляй. В тело, куда угодно. Когда упадет, подойди и выстрели прямо в голову. Понял?

Я закивал головой, не в силах разжать сведенные челюсти. Мы дождались, когда подъехал микроавтобус. Из него вышел человек и помахал тем, кто его привез. Микроавтобус уехал, а мужчина зашагал по тротуару.

— Пошел! — приказал водитель. — И помни, ты всегда на мушке.

Я не помню ничего, я был не в себе. Мне казалось, что все происходит не со мной. Я слышал только сердце, гулко отдающее в висках, и видел раскачивающийся передо мной тротуар и фигуру человека, идущую навстречу. Мы сближались. По спине тек пот. Вспотели даже пятки, которые скользили по резиновой подошве «сланцев», которые я надел второпях. Мы сблизились до трех шагов. И тут «жертва» начал подозревать, что я здесь не просто так. Он остановился. Из-за темноты я не видел его взгляда, но понял, что он испугался. Может быть, всему виной была рука с пистолетом, намеренно спрятанная за спину. Я остановился за шаг до него и замер, не в силах сделать то, чего от меня ждали. Даже угроза расправы над семьей не помогала. Мы простояли секунды три друг против друга. Глухой звук удара и брызги чего-то горячего, попавшего мне на лицо, нарушили наше противостояние. Моя жертва упала и задергалась в конвульсиях на асфальте.

Я не понял, что произошло. Мой пистолет как был за спиной, так и остался. Сзади меня хлопнули дверки. Мои «наниматели» выпрыгнули из машины и на корточках, как будто прячась от обстрела сверху, направились в мою сторону. Водитель поднял руку с пистолетом в мою сторону и выстрелил. Пуля свистнула у самого уха, ударилась позади меня в стену, и с визгом отлетела от нее. Я побежал. За мной раздались шаги погони. Пули полетели мне вслед. Они выбивали искры из асфальта, пробивали машины, но не попадали в меня. Начать отстреливаться я и подумать не мог. В тот момент я не осознавал, что вооружен. Мне надо было быстро бежать, чтобы убежать. Никаких других мыслей у меня в голове не было.

Мысль неожиданно появилась, когда я увидел, как женщина садится в свою машину. План созрел молниеносно. Я успел открыть дверку и запрыгнуть на заднее сиденье. Женщина дала по тормозам и попыталась выпрыгнуть из машины. Я схватил ее за длинные волосы, притянул к подголовнику и приставил пистолет к голове, неожиданно вспомнив, что он у меня есть.

— Гони, сука! — крикнул я ей в ухо.

Я не мог понять, откуда во мне родился этот дикий вопль. Никогда прежде даже в мечтах я не мог себе такого позволить. Возможно, страх смерти подтолкнул меня к действиям, когда надо дать понять человеку, что действовать в твоих интересах нужно очень быстро и без раздумий. Женщина подчинилась. Ее веселенькая машинка взвизгнула колесами и помчала нас прочь в темноту улиц. Пуля ударила в наружное зеркало заднего вида. Водительница вскрикнула и прибавила скорости. Мы быстро скрылись за домами и выскочили на пустой проспект.

— Вам куда? — спросила она испуганно.

Я завис, потому что не знал, куда мне теперь деваться. Больше всего хотелось вернуться домой, забраться под одеяло к Вере и забыть все, что произошло.

— У тебя за городом есть что-нибудь? — спросил я.

— Есть, дача.

— Давай туда. И чтоб без фокусов, — добавил я, многозначительно погрозив пистолетом.

Не понятно, откуда во мне взялось желание показать превосходство. Это совсем не мое. Видимо, виной всему стресс, вызванный пережитым страхом. Женщина покосилась на мой пистолет и покорно кивнула головой.

Дороги были пустыми. Сколько я не пытался разглядеть за нами «хвост», ничего подозрительного так и не заметил. Неожиданно, в свете фар засверкали светоотражающие полоски на форме сотрудников дорожной безопасности. Я и подумать не мог, что пост ГИБДД находится так близко от города. Я ни разу не бывал здесь ночью, только днем, когда дорога забита медленно ползущим транспортом. К счастью, нас не тронули. Инспектор махнул жезлом идущему впереди нас разбитому тарантасу без половины горящих лампочек. На всякий случай я приставил ствол к голове женщины, без всякого намерения использовать его по назначению. Скорее всего, если бы нас остановили, я бросил бы оружие и убежал в ночь.

За короткое время пришлось пережить еще один стресс. Как бы я объяснил пистолет и насилие над женщиной? Только утром меня беспокоил не нарисованный для дочери аист и пробки на дорогах, и вот я мечтаю, чтобы меня не убили и не упекли в тюрьму. Я ли это вообще? В моих ли руках этот кусок железа, сеющий смерть? Как так получилось, что я отыгрываю роль, которая мне совсем не идет?

Ответа дать было некому. В голове моей пленницы, наверняка тоже роились мысли о том, чем же она так прогневила Бога, что вляпалась в такую ситуацию.

— А ты чего так поздно катаешься? — мне вдруг стало интересно, куда она собиралась так поздно.

— Домой ехала.

— В гостях засиделась?

— Типа того.

— Это как?

— У любовника была! — ответила она резко, как будто я задел ее за живое.

— Ах, вон оно что! Теперь понятно, почему Бог послал именно вас. Прелюбодейство. Не чтите заповеди. А что же он не оставил вас ночевать?

— Мудак потому что.

— Думаю, что моя жена даже в шутку не называет меня мудаком, даже за глаза. Тянет к таким?

— Мне уже тридцать два. Замужем ни разу не была, ни детей, ни плетей. Все подруги уже с семьями, одна я, как шибанутая. Выбираю из того, что уже никому не нужно.

— Понятно. Прости, что спросил. Скоро там твоя дача?

— Уже скоро. А Вы женаты? — спросила она удивленно.

— Не похож?

— Если бы Вы не бегали по ночам с пистолетом, только в халате, то были бы очень похожи.

— Вот такой я мистер Смит.

Поворот с трассы был темным, без всякого освещения. На миг блеснула светоотражающая вывеска с названием дачного товарищества и нас обступили с двух сторон нависшие над дорогой кроны деревьев. Машину потряхивало на волнах старого асфальта. Я думал о семье и очень надеялся, что с ними все хорошо. Как меня можно было так быстро вычислить? Я вспомнил, как бандиты пригибались, и подумал, что снайпер, убивший на моих глазах человека, готов был пристрелить и их. Что там у них были за многоуровневые разборки, я не хотел знать. Главное, чтобы обо мне все скорее забыли.

Свет фар выхватил деревянный забор, из-за которого на улицу свисали ветви вишни. Женщина свернула с дороги и встала напротив двустворчатых ворот.

— Приехали? — поинтересовался я.

— Да, это наша родовая дача, так сказать. Мне можно выйти, открыть ворота?

Ее вопрос застал меня врасплох. Я вроде бы не держал ее в заложниках, так, припугнул просто, но женщина могла думать иначе.

— Вас как зовут? — спросил я, так и не дав ответа.

— Любовь. В смысле, Люба.

— Отличное имя, Люб. Давайте договоримся, чтобы у Вас не было насчет меня никаких глупых мыслей.

— Давайте.

— Я не бандит, не насильник, не убийца какой-нибудь. Сегодня вечером случилось жуткое стечение обстоятельств, в которых я стал жертвой. Я Вам ничем не угрожаю, если Вы будете вести себя адекватно. Мне бы до утра перекантоваться у Вас, а потом я вернусь домой, и все забудут, что я вообще существую. Я хочу, чтобы Вы вошли в мое положение и помогли мне. Посмотрите на меня, разве я похож на опасного человека?

Женщина обернулась и нечаянно бросила взгляд на пистолет. Моя речь сразу потеряла смысл.

— Прости, — я убрал его в карман. — А так?

— Вы знаете, я все равно напугана и не могу сейчас адекватно воспринимать Вас. Вы мне кажетесь опасным.

Я впервые в жизни услышал, что кто-то считает меня опасным. Мне даже где-то было приятно слышать это. Часть моей натуры, привыкшая к одинаковому отношению к себе со стороны устоявшегося круга общения, вдруг была поражена новым видением. Оказывается, я могу быть не только смешным, любимым, ленивым, глупым, тормознутым, жадным, но и опасным. Это лестная характеристика для мужчины. Во мне даже скакнул уровень тестостерона. Как же поступить с Любой? Оставить ее в машине и открыть ворота самому, или же отправить ее открывать ворота? Она могла сбежать при любом варианте.

— Пошли, Любовь, откроем вместе, — я решил так.

Мы вышли из машины. Я взял ее за запястье. Люба испуганно дернула рукой, но потом успокоилась и не препятствовала мне. Ворота открылись со скрипом старых, не смазанных петель.

— Отец раньше жил на даче летом, теперь не хочет. Работы много. Я иногда заскакиваю, но от меня пользы мало. Не огородница.

— Понимаю. Для меня дача — это только место, где можно сделать шашлык.

Мы вернулись в машину вместе. Люба зарулила прямо к крыльцу великолепного домика.

— Это же не дача, это дом моей мечты, — восхитился я.

— Да, хорош. Для зимы холодноват, а так можно было бы жить круглый год.

К теплой машине сразу же полетела мошкара. Пока Люба искала спрятанный в секретном месте ключ от дома, меня атаковали полчища комаров. Наконец, она открыла замок, открыла дверь и включила лампочку над крыльцом. Я быстрее забежал в дом. Люба включила свет по очереди в двух имеющихся комнатах. Первая была гостиной и кухней, вторая спальней. Оформление и дизайн остались еще от советской эпохи, или же трудных времен девяностых годов. В кухне стоял умывальник с латунным краном, в который надо было заливать воду.

— Извините, но угостить мне Вас нечем. Продукты не держим здесь.

— Спасибо, но аппетита у меня нет. Люб, давай на ты?

— Хорошо. Как тебя зовут?

Я чуть не назвал. Для меня лучше, чтобы этого никто не знал.

— Иван, — соврал я.

— Очень приятно, Иван.

— Взаимно.

— Кровать у нас тут одна. Если хочешь, я лягу в машине.

— Я вообще не уверен, что смогу сегодня уснуть.

— Иван, можно я родителям позвоню, они очень волнуются? — попросила она.

— Так ты не одна живешь?

— Нет, а зачем?

— Ну да, понятно. Звони, конечно. Потом дашь мне, я тоже своим позвоню. Жена моя, если проснулась, может беспокоиться начать, что я пропал.

— Хорошо, конечно. Если хочешь, поставь чайник. В этом шкафу найдешь все, что надо, — она показала мне на старый советский шкаф.

— Не откажусь.

Я полез искать чайник и заварку. Люба ушла в спальню.

— Алло, привет…, я поняла…, не могу говорить…

Меня напрягла последняя фраза. Я бросил искать чайник и ворвался в спальню. По глазам Любы я сразу понял, что она звонит не родителям. Выхватил из ее рук телефон, но она успела отключиться. Быстро нашел, пока телефон не заблокировался, последний исходящий звонок и набрал его повторно.

— Дежурная часть, — ответили на том конце.

Я отключился. В моих глазах бушевал огонь. Люба сжалась вся, смотрела на меня искоса, как будто ждала, что ее сейчас начнут бить. Меня взбесила её реакция и подлость.

— Мы же договорились! — крикнул я и со всего маху ударил телефоном о край стола.

Осколки пластмассы полетели в разные стороны. Люба дернулась всем телом и прикрыла лицо рукой. Ее страх спровоцировал во мне поведение, совсем не присущее моей натуре: я почувствовал, как во мне взыграл самец, вожак стаи. Я резко оттянул ее руку, прикрывающую лицо в сторону. Люба отворачивалась от меня, боясь встретиться глазами. Она думала, что моя злость испепелит ее? На самом деле, я находился в таком же неадекватном состоянии, как и она. Только знак моего заряда был противоположным. Я совсем не осознавал, что совершаю в тот момент.

Я поднял лицо женщины за подбородок и поцеловал ее в губы. Сделал это так, как будто имел на нее полное право распоряжаться. Люба, после секундной заминки, ответила мне горячим поцелуем. Каким-то образом мы стали действовать, как два человека, которые понимали друг друга с полужеста. Мне было позволено все, а моя «пленница» будто желала это «всё» с собой. После того, как прощупал все ее тело, мгновенно ставшее горячим, я поднял ее и положил на стол. С Любой я обращался, как с игрушкой, из-за избытка тестостерона совсем не ощущая ее веса.

Ее глаза горели, и в них не осталось ничего от так называемого здравого смысла. Я думаю, что мой взгляд был таким же. Никогда еще мне не приходилось чувствовать безумный сексуальный порыв такой силы. Поставь между мной и этой женщиной препятствие, мешающее нашему соитию, я бы пробил в нем дыру и не заметил бы. Люба так натурально стонала в ответ на каждый мой толчок, и это заводило меня еще сильнее. Это было не похоже на секс, с его заранее отрабатываемыми ролями, и не дай Бог, не похоже на исполнение супружеского долга. Это был настоящий порыв страсти, когда вокруг нет ничего, кроме нас двоих, а все происходящее между нами идет не только от плоти, но больше от душевного состояния, похожего на гиперактивное возбуждение, вызванное употреблением амфетаминов.

Допинг закончился неожиданно. Одновременно у меня и у моей партнерши. Я был мокрым, как мышь, и дьявольски уставшим. Любу одолел стыд, и она скромно прикрылась сорванной в порыве страсти одеждой. Мы оба глубоко дышали.

— Я думаю, что после этого нам можно лечь спать в одну кровать?

— Хорошо, я не против. Сейчас приготовлю ее.

Я пошел искать чайник и заварку, пока Люба вытряхивала постель. Я как-то не мог принять мысль, что то, что случилось между нами, можно признать супружеской изменой. Такого неудержимого и гармоничного секса между нами с Верой не случалось даже в период бурной молодости. Мы оба готовились к супружеству, и это оставляло отпечаток на наших отношениях. Мы присматривались, притирались, оставляя достаточно много для холодного разума. Как же можно предаваться безумию с человеком, с которым собираешься дожить до старости? А вот с которым не собираешься, можно. Следовательно, бурный и гармоничный секс, лишенный продолжения, нельзя считать супружеской изменой. Это события разного порядка и смысла.

Люба вышла из спальни и помогла мне поставить чайник. Мы молчали, пока он закипал на плите. Честно, говорить и не хотелось. По телу текло блаженство от усталости. Только мысль о семье не давала мне полностью отдаться чувству неги.

Я понял, что со сном у меня не будет проблем, едва голова моя коснулась подушки. Руки по супружеской привычке скользнули под руку Любы и ухватились за ее грудь. Взрослый мужик, а с сиськой расстаться не могу.

— Эй, спящий красавец, вставай! — сквозь сон послышался грубый мужской голос с кавказским акцентом.

Я открыл глаза и резко сел. В комнате находились два человека, по виду, грузины. Один из них держал в руке мой пистолет с глушителем. Любы рядом не было.

— Вы кто? — спросил я испуганно. — Где Люба?

— Не знаем, где твоя Люба. Ты один здесь. Вставай, собирайся.

— Куда?

— Ты знаешь куда.

Я не знал, но по суровым лицам кавказцев догадался, что они не станут вдаваться в подробности. Молча встал, собрал по комнате свою одежду. Я не собирался сдаваться, и тайком высматривал возможность сбежать. У входной двери я заметил еще одного мужчину. Он стерег выход. Окна в доме были старыми, с деревянными рамами, которые просто так не открыть. Можно было пробить телом стекла, наплевав на порезы, и скрыться. Но пистолет в руке грузина ненавязчиво смотрел в мою сторону.

Едва я накинул халат, как меня грубо попросили выходить из дома. Машины перед домом не было. Только следы от колес, примявших траву. Люба сбежала. Никакой восхитительный секс не смог заставить ее полностью потерять страх. Осторожная слишком, оттого и одинокая.

Я понятия не имел, куда меня везут. Мы долго ехали вокруг города. Заехали в него только для того, чтобы пересечь реку по мосту. За мостом съехали с улицы и углубились в лес. Мне стало страшно, потому что было очевидно, что меня везут убивать. Эти люди приняли меня за кого-то другого.

— Мужики, вы меня не за того приняли. В прошлую ночь у меня эвакуатор увез машину, прямо от дома. Я выбежал остановить его, и тут случайно попал в ситуацию…

— Заткнись, — одернул меня грузин, сидевший рядом со мной. — Нам не надо это рассказывать.

— А кому надо?

— Увидишь скоро.

Перед нами появился красивый забор с будкой охраны, шлагбаумом и вывеской над ним «Дэнс энд Релакс». Машину пропустили на территорию комплекса. Я слышал что-то о нем, но не видел. По слухам, здесь тусила самая золотая часть молодежи нашего города. Здесь свободно торговали наркотой, оказывали эскорт-услуги и устраивали дорогущие вечеринки. Моей зарплаты не хватило бы и порога переступить. На душе стало немного легче. Убивать меня не станут в таком элитном месте. Поживу еще.

Я хотел попросить телефон, чтобы позвонить Вере, и тут же одернул себя. Не стоит распространяться о свое семье. Машина проехала мимо комплекса вычурных зданий. По всей территории встречались работники в одинаковой униформе. Они наводили порядок, убирая с глаз грехи ночных излишеств. Все, что находилось за забором, совсем не походило на архитектуру родного города. Можно было подумать, что я нахожусь в Швейцарии или Монако.

Машина остановилась перед зданием со стеклянным фасадом из абсолютно черного стекла. Меня грубо вытянули из машины и повели внутрь, держа за воротник халата, как нашкодившего пацана. Внутри здания было прохладно и зелено. Именно зелень придавала воздуху свежесть. Меня сразу вывели в коридор, и под свет загорающихся перед нами и тухнущих следом ламп, повели в его конец. Мы спустились по лестнице на четыре пролета, то есть на два этажа вниз. Перед нами оказалась деревянная дверь, с вычурной обработкой, словно вела она в кабинет товарища Сталина.

Один из сопровождающих меня мужчин приложил палец к темному квадрату, обозначенному красной каемкой по периметру. Каемка позеленела и дверь открылась. За дверью оказалась еще одна комната, полная роскошных вещей. Здесь сидела секретарша. Умопомрачительно красивая модель, имеющая в своей родословной массу разных национальностей. Ее воинственный макияж, подчеркивающий красоту и создающий барьер для мужчин, недостойных этой красоты, дополнял роскошь обстановки.

— Вас ждут, — промурлыкала секретарша и бросила на меня короткий взгляд.

Я, в домашнем халате, смотрелся не просто инородно, а даже оскорбительно. Меня толкнули вперед. Дверь перед нами мягко открылась, и я оказался в светлом помещении, словно сошедшем с картин советской эпохи. Передо мной стоял полированный коричневый стол букой «Т». Вокруг него стояли стулья, как поросята вокруг свиноматки. В основании стола сидел мужчина с шикарными усами, по виду тоже грузин. Перед ним стоял графин с водой и стакан рядом. Позади, на стене, висели портреты Ленина и Сталина. Я понял, что местный авторитет имел ностальгическую слабость. Авторитет махнул рукой, делая знак присаживаться. Меня, как глупого щенка, который сам не догадается, что делать, усадили за стул.

— Что, дорогой, чистосердечное признание избавит тебя от многих проблем, а нас от потерянного времени, — сиплым голосом, не вяжущимся с его внешностью, произнес авторитет.

— Это ошибка. Я пытался рассказать Вашим парням, как все получилось, но они сказали, что им это не интересно.

— А я послушаю.

— Вчера вечером, прямо перед сном, эвакуатор забрал мою машину, прямо от дома. Я выскочил на улицу, хотел успеть перехватить, но не успел. И тут какие-то люди схватили меня и стали предлагать убить человека. Я был против, но они сильно настаивали. Дали мне пистолет и сказали, что убьют меня, если я сделаю что-то не так. Я не собирался никого убивать. Хотел найти способ сбежать. Когда я подошел к тому человеку, его кто-то застрелил, прямо на моих глазах. Я побежал, а те, кто дали мне пистолет, погнались за мной. Я прыгнул в машину к доброй женщине, у которой переночевал. А дальше вы знаете.

В комнате воцарилось минутное молчание.

— Ты врешь, как подросток, которого уличили в онанизме. Гиви, скажи, ствол его пистолета пахнет свежим дымом?

— Пахнет. И в обойме не хватает патрона.

— Где они? — просипел авторитет.

— Я не знаю. Я честно говорю Вам, что в этой истории я человек совсем лишний.

— Лишний человек, мы это уже поняли. Но прежде ты расскажешь нам, кто тебя нанял.

— Поймите, я говорю правду. У вас есть полиграф, я могу Вам доказать, что я ничего не знаю и никого не убивал, — в моем голосе начали сквозить нотки истерики. Упертые мафиози, как тупые бараны, просто не хотели слышать меня.

— У нас есть кое-что получше, чем полиграф, но мы прибегаем к этому только в самом экстренном случае. Назови имя нанимателя и все.

— Что всё? Вы меня отпустите?

— Конечно. Скажи, Гиви, мы держим слово?

— Да, мы тебя обязательно отпустим, друг.

Я глянул на Гиви и по иронии в его глазах понял, что меня отсюда выпустят только ногами вперед. Что бы я ни сказал, выход меня ждет только один.

— Хорошо, я расскажу всё, что знаю, только учтите, что не все Вам может понравиться.

— Мы не невесту сватаем, говори как есть.

Я откашлялся.

— Я. Ничего. Не знаю, — сказал я раздельно.

Это не было никакой смелостью. Обыкновенное отчаянье и маленькая надежда, что мне поверят. Авторитет встал, подошел к красному знамени с надписью «ВЦСПС», потеребил его кончик и резко развернулся ко мне.

— Я не знаю, что за игру ты ведешь, и зачем проявляешь упрямство, достойное барана, но только мы все рано вычислим, кто за тобой стоит. Уведите его, — отдал он команду своим нукерам. — Вечером устроим ему гладиаторский бой с медведем.

Меня снова сгребли за воротник халата и потянули из комнаты. Секретарша попалась нам навстречу.

— Михаил Амвросиевич, там пожарники приехали, — услышал я через не успевшую закрыться дверь.

— Дура, еще раз назовешь меня при посторонних, саму медведю отдам, — раздалось сиплое ругательство.

Я со своим кортежем еще не успел покинуть комнату, когда в коридоре послышался шум. Мои «телохранители» замерли. Дверь открылась, и в комнату залетели две гранаты. Охрана тут же упала на пол. А я «щучкой» прыгнул за стол секретарши. Яркая вспышка и сильный взрыв сотрясли комнату. У меня зашумело в ушах. Картинка перед глазами поплыла.

— Работаем! — раздался крик. — Это ОМОН, никому не двигаться!

Я стоял на карачках за столом секретарши, и мне ничего не было видно. Белый дым из второй гранаты скрывал картину происходящего. Я почувствовал, как мне в подол халата подуло прохладным ветерком, обернулся и увидел большой люк вентиляции, прямо за креслом секретарши. Я подполз к люку, снял решетку, и, пятясь в него задом, забрался в тоннель. Решетку успел поставить прежде, чем рядом появилась фигура в черной форме. Надеюсь, эти «чахохбили» из грузинского клана не станут визжать, что меня не хватает?

Тоннели вывели меня к источнику прохлады — громко работающему внешнему кондиционеру. Ледяной ветер, идущий от него, серьезно подморозил меня. Зубы громко и часто стучали друг о друга, и мне казалось, что снаружи отбиваемую зубами чечетку хорошо слышно. Мне надо было понять, где я нахожусь. Под руку попала заслонка. Я сдвинул ее в сторону. Темное пространство тоннеля осветил солнечный зайчик. Тоннель вентиляции находился на улице. По тому, что удалось рассмотреть, я понял, что нахожусь на крыше. В отверстие был виден внутренний двор, на котором стояли несколько «автозаков». С десяток солдат в черной форме помогали людям грузиться в них.

Несмотря на ледяной ветер, идущий по тоннелю вентиляции, я не стал покидать хорошее место для наблюдения. Дождался, когда машины покинули территорию комплекса, и установилась полная тишина, чтобы попытаться выбраться наружу. Нащупал стык между коробами, уперся спиной и руками, чтобы разъединить их. Металл заскрежетал, но поддался моим усилиям. Я выбрался наружу. Как приятно было ощущать тепло после могильного холода и тьмы!

Меня никто не потревожил, пока я шел от зданий к забору. Работники бросали на меня равнодушный взгляд. Они, наверное, приняли меня за загулявшегося посетителя, которому повезло избежать ареста. Я перебрался через забор, взял «сланцы» в руки и что было сил побежал в сторону города.

Денег на такси не было, чтобы в домашнем виде пересечь город. Мне срочно нужна было одежда, чтобы воспользоваться общественным транспортом. Пришлось злодейски пробраться во двор дома из частного сектора и украсть с бельевой веревки сохнущие майку и трикотажные штаны серого цвета. Теперь я походил на человека, недавно вышедшего из запоя. Мятая майка и штаны со следами прищепок усиливали сходство. Ничего, после того, как меня хотели убить несколько раз за последнее время, на такую мелочь я не стану обращать внимание.

В автобусе на меня не обратили никакого внимания. Я даже заметил, что мужчины, пользующиеся общественным транспортом, часто неряшливы, и имеют довольно неблагополучный вид. На их фоне я выглядел сносно. Когда подъезжал к родной остановке, сердце забилось. Что меня ждет? Семья, наверное, в панике. Меня нет, машины нет, телефон дома. Верочка моя подумает, что я загулял в отместку за ее холодность. Поверит ли она моим россказням, или посчитает, что я выдумываю всякую дурь, чтобы оправдаться? Или обрадуется, что я вернулся живой и здоровый?

Я выскочил из автобуса и отбежал подальше, чтобы водитель не погнался за мной. Денег на проезд у меня не было. На душе было противно, что я вынужден вести себя, как последний проходимец, но объяснять каждому, что со мной случилось, я не собирался. Кто захочет этому верить? Я ведь всегда проходил мимо людей, пытающихся объяснить мне, что они попали в сложную ситуацию. Что я думал о них? Алкоголики и попрошайки, у которых только одна проблема — отсутствие денег на выпивку. Теперь я один из них. Такой же мятый и несчастный.

Я помнил во дворе все машины. Мне сразу бросился в глаза серебристый джип, стоящий недалеко от моего подъезда. Я замер. Интуиция подсказала, что эта машина стоит неспроста, и, скорее всего, по мою душу. Идти дальше было опасно. Я решил понаблюдать за подозрительной машиной. Присел на скамейке за кустами декоративной вишни и стал ждать. Живот подводило от голода. Мимо прошла девочка с булкой хлеба. Я с трудом удержался, чтобы не попросить у нее отщипнуть кусочек.

Мое ожидание было вознаграждено. Из джипа вылез лысый мужик с огромной мускулатурой, подчеркнутой обтягивающей майкой. Сомнения все отпали: меня здесь точно ждали. У меня не было ключа от домофона, чтобы быстро пробежать и спрятаться в подъезде. Да и легкомысленно было искать защиту у себя в квартире, подставляя жену и детей. Я ушел со двора. Куда мне податься, я не знал. Я ничего не хотел и даже не мог размышлять. Мне на глаза попались два бомжа, забирающиеся в люк теплотрассы.

— Эй, мужики, можно я вами?

В моих глазах, наверное, светилась такая надежда, что они не смогли отказать.

— Ага, давай, — прохрипел один из них.

Я забрался последним, и закрыл за собой люк. В темноте пахло сыростью, мочой и еще Бог знает чем. По трубам журчала вода, и где-то была слышна капель. Мне было плевать на неудобства. Все, что мне хотелось, так это не испытывать страха.

— Это, мужик, будешь? — спросил второй хриплый голос.

Я не мог различить, что они мне предлагают. Глаза еще не адаптировались к темноте.

— Чего?

— Водку, чего же еще?

Водка не поможет с голодом, наоборот, только усилит его. Но мне хотелось принять хоть какого-нибудь антидепрессанта, чтобы полегчало.

— Одну рюмку, за знакомство, выпью, — ответил я.

— Рюмок нет, извини, только стаканчик.

Я услышал характерные бульканья, а потом мне протянули стаканчик. Взял его в руки.

— Ну, за знакомство.

Водка уместилась в два глотка. Желудок зажгло, и в голову сразу ударило. Я не ел весь день. Мне стало хорошо. Я расстелил свой халат, который не стал выбрасывать, лег на него и тут же уснул.

Проснулся от того, что рядом журчало, а мне становилось мокро. Открыл глаза и увидел силуэт человека, нависшего надо мной. Он мочился прямо на меня.

— Ты, придурок, ты что делаешь? — вскочил я, заорав.

— Извини, — ответил голос, еле ворочающий языком. — Я забыл про тебя.

Мне было гадко и мерзко. Я стоял мокрый и вонючий. В голову лезли самые невеселые мысли о том, что я навсегда останусь на этом дне. Что я чем-то прогневил Бога и теперь получаю по заслугам. Как можно было еще объяснить нелепую череду происшествий, случившихся со мной менее, чем за сутки.

— Там это, там краны есть. Сполосни, а потом посуши на трубе с горячей водой, — прохрипел бомж.

— Спасибо, зассанец.

В ответ на мою язвительную благодарность раздался храп.

До кранов можно было добраться только на карачках. Я полз по туннелю и матерился, пока не уперся в краны. Я разделся, сполоснул под водой одежду, кое-как помылся сам. Одежда высохла очень быстро. Я оделся и вернулся к своим громко храпящим товарищам. Через крышку люка свет уже не пробивался. Я поднялся по лестнице, приподнял крышку, чтобы убедиться в том, что на дворе наступила ночь. Так и было.

Я выбрался наружу. В окнах домов горел свет. Я подумал, что и у меня горит свет и что мне очень хочется посмотреть, что там происходит. Мое желание реализовалось в идею. Я жил на пятом этаже. Напротив моего дома стояла старая пятиэтажка с чердачной крышей. Я нередко наблюдал, как из дверей чердака выглядывают пацаны. Что мне стоило забраться туда самому и посмотреть оттуда в окна своей квартиры? Нет ничего проще.

На чердаке пахло голубиным пометом. Сами птицы в темноте сидели тихо и переговаривались, только когда я начинал шуметь. Я выбрал чердачное окно, которое смотрело на мой дом. Открыл его и сразу увидел освещенные окна своей квартиры. Моя Вера сидела на диване с телефоном. Я знал ее очень хорошо и понимал, что она взволнована. Юляха катала коляску с Ванькой и смотрела на мать. Я представил, каково ей понимать, что ее папка пропал неизвестно куда. На глаза навернулись слезы. Мне так хотелось сообщить им о том, что я жив и здоров, и только ищу способ вернуться домой.

Скрипнул люк, ведущий на чердак из подъезда. Я прикрыл окно и увидел полоску света. Кто-то собирался забраться сюда. Я спрятался за кирпичную кладку вентиляции. И вовремя это сделал. Луч фонаря пробежался по чердаку. Неужели кто-то видел, как я сюда забрался? Сердце забилось, как у загнанного кролика. Я пошарил рукой в поисках тяжелого предмета и нащупал кусок кирпича. Я готов был убить ради своей свободы.

Раздались мягкие шаги. Потом звук открываемого чемодана. Я набрался смелости и выглянул из-за укрытия. Едва различимая тень, как мне показалось, собирала оружие. Я замер. Все было очень серьезно. Скрипнула дверь чердачного окна и мне стало видно, как человек выставил винтовку с оптическим прицелом в окно. Как раз напротив окон моей квартиры. Самые жуткие предположения полезли мне в голову. Я был уверен, что мою семью хотят убить. Нельзя было медлить ни секунды. Я перехватил кусок кирпича удобнее и бесшумно направился к снайперу.

— Я на позиции, — произнес женский голос. — Наблюдаю объект.

Так это была женщина? Легче будет справиться. Я не собирался делать гендерную скидку. Залеплю кирпичом в голову с той же силой, что и мужику. Ее пули не убивают мягче и нежнее? Я навис над ней, готовясь нанести удар. Снайперша, каким-то шестым чувством поняла, что я собираюсь сделать. Вывернулась из-под удара, вскочила и ударила меня коленкой в живот. Я задохнулся. Женщина вывернула мне руку и взяла шею в захват. Я ничего не мог сделать. Ни вздохнуть, ни шевельнуться.

— Ты что за урод? Наркоман? — спросила она жестко, усилив захват шеи.

— Нееет, — прошипел я. — Не убивайте мою семью.

— В смысле? — она отпустила мою руку и осветила мне лицо. — Эй, да ты же тот самый маньяк, порешивший половину города?

— Я никого не порешил. Это все ошибка. А вы разве не за мной охотились? — я вдруг понял, что моего появления они не ждали.

— Нет, не за тобой. Скорее за теми, кто охотится за тобой. Уже сутки город на ушах. Все кого-то ищут. А с чего ты взял, что я собираюсь убить твою семью?

— Да так, втемяшилось в голову. Я не понимаю, что происходит вокруг, вот и думаю, что все против меня, и желают меня убить и мою семью.

— Грека ты грохнул? — снайперша посветила мне в лицо фонарем.

— Какого Грека? Я вообще никого не убивал.

— Того, в этом дворе прошлой ночью.

— Нет, не я.

Я поведал ей, как все было на самом деле.

— Ты либо очень складно врешь, либо нет. Знаешь, вон те парни внизу, за которыми я наблюдаю, ждут именно тебя, потому что уверены, что ты пришил их человека. Они плохие люди и в случае чего я с удовольствием пристрелю их, если придет такой приказ. Только я знаю, что он не придет, и поэтому твоя жизнь не стоит ничего, пока эти парни ждут тебя.

— Что мне делать?

— По-хорошему, сдаться властям. Там тебе будет хоть какая-то гарантия жизни. Либо скитаться. Но у тебя семья, и рано или поздно через нее тебя найдут, и ты сам приползешь и сдашься своим убийцам.

— Я не готов сдаться никому, ни вам, ни им. Я ничего не совершал и надеюсь, скоро это станет всем известно.

— Я тебе верю. Даже если ты пришил Грека, я не буду тебя задерживать. У меня были к нему личные счеты, и тот, кто пришил его, мой друг.

— Я не пришивал его. Я даже пистолет в руках никогда в жизни ни держал. Вернее, держал, но не стрелял.

— Вернее, стрелял, но не убивал, или еще вернее, убивал, но не насмерть, — пошутила надо мной женщина-снайпер.

— Не стрелял я, — в моем голосе раздались плаксивые нотки. Я взял себя в руки. — Что мне делать?

— Короче, ты мне мешаешь работать. Давай приходи завтра по адресу Кузнецкая сорок шесть после шести часов. Я буду после смены. К тому времени я кое-что порешаю, и придумаю для тебя подходящий вариант.

— А сейчас?

— Уходи, и на глаза не лезь. Пережди где-нибудь, где ментов и шпаны всякой нет. Вот тебе тысяча, дойди до хостела «Питомник», там без паспорта можно переночевать, — снайперша протянула мне деньги. — Всё, время пошло.

Хостел был на любителя. Он и вправду был оформлен в стиле собачьего питомника. Двери и окна забраны мелкоячеистыми решетками. В оформлении стен те же мотивы и предупреждающие надписи кругом: «После двенадцати не лаять». Но место здесь, надо признаться, было тихим. Меня никто не рассматривал, и я особо не лез на глаза. Наконец сходил в душ, еще раз постирал свою одежду, и, довольный, лег в нормальную постель в комнате на восемь человек. После бомжовского жилища хостел показался мне концентрацией роскоши и удобств.

Уснуть удалось не сразу. Голод напоминал о себе регулярными подвываниями в животе, мешая соседям по комнате насладиться сном. Я и встал раньше всех по причине голода. Прошел на кухню, и от души напился общего чая с чьими-то печеньями. Хотел съесть еще что-нибудь, но удержался. Скандал мне был не нужен. Я собирался провести время в хостеле до вечера. Включил телевизор на кухне и сделал вид, что поглощен просмотром телепередач.

Люди менялись, заходили-уходили, а я все сидел и ждал, когда наступит вечер. У меня не было никакого плана, потому что я ощущал себя беспомощным составить его. Я ничего не контролировал. Обстоятельства забавлялись мной, как морские волны утлым суденышком. План был дождаться вечера и пойти по указанному адресу. Что меня ждет там, я не представлял и не догадывался. Мне обещали помочь. Те киллеры тоже говорили, что у меня везучий день.

Больше всего хотелось узнать, как дела у моей семьи. Звонить с городского телефона я не решился. Мое местонахождение могли сразу определить. Ничего другого, более умного и безопасного, я не придумал. Покорно ждал вечер и тырил потихоньку еду, чтобы незаметно было. Невольно я сравнил себя до этих событий и настоящего. Спал и пил вместе с бомжами, не заплатил в автобусе, воровал чужую еду. Как быстро с меня слезла вся социальная штукатурка, которую я считал моим стержнем, бетонным основанием. Да чтоб я украл? Да чтоб я с бомжами пил? Вот, пожалуйста, не прошло и двух дней. Я ворую и не считаю это зазорным. Я хочу есть, но не имею средств купить еду. Что мне остается? Господи, верни все назад. Я буду всем помогать, и не буду смотреть свысока на тех, кто просит. Я буду счастлив каждый момент своей жизни.

За пятнадцать минут до выхода я зашел в общий санузел и воспользовался чьим-то дезодорантом. Меня до сих пор преследовало ощущение, что от меня дурно несет. Доложил дежурному по хостелу, что покидаю их, и вышел на улицу. Город был разогрет летним зноем. Горячий асфальт, стены зданий, автомобили отдавали аккумулировавшийся жар, создавая вокруг себя эффект духовки. На дорогах, ведущих от центра к периферии, набирались пробки. Народ разъезжался с работы.

Я видел лица нервничающих водителей, беззвучно шлепающих губами с выражением недовольства и даже злости на лице. Господи, я все бы отдал, чтобы поторчать в пробке в обмен на ту ситуацию, в которой оказался. Я вспомнил свою Юляху, для которой пробка была лишним поводом предаться разговорам с тигренком. Ее не тяготила мысль, что она опаздывает. Это, конечно, инфантильный подход — вести себя, как пятилетний ребенок, но с другой стороны, когда у тебя нет способа повлиять на обстоятельства, к чему вообще думать о них? Только нервы портить. У детей есть чему поучиться.

В маршрутке было полно народа и душно. Моя спина сразу взмокла. По телу потекли капли пота. Как же люди пользуются ими каждый день? Мне несколько раз наступили на ногу, один раз нахамил мужик с жутким перегаром, и кто-то попытался забраться в карман, в котором было совершенно пусто. Будь у меня хорошее настроение, я бы не придал испытанию общественным транспортом такого значения. Но когда впереди маячили самые не радужные перспективы, любое неудовольствие выливалось в молчаливую истерику, которую можно было распознать, только заглянув в мои глаза.

После автобуса даже вечерняя жара воспринималась, как прохлада. Я погулял рядом с домом снайперши, чтобы моя майка подсохла. Не хотелось появляться перед женщиной в таком неопрятном виде. Мне всюду мерещились засады и наблюдения. Каждый водитель или пассажир смотрели на меня подозрительно. У меня начиналась мания преследования.

— Кто? — спросил знакомый голос из динамика домофона.

— Это я, которому Вы назначили, — я специально ответил так расплывчато.

— А, проходи. Шестой этаж.

Я вошел в прохладный подъезд. Отвернулся от консьержа, чтобы он не запомнил мое лицо. Но тот был поглощен футболом по телевизору, и не обратил на меня внимания. Женщина ждала меня в открытой двери. Я видел ее при свете первый раз. Должен признаться, она была настоящим спецназовцем. Тело ее, одетое в облегающий тренировочный костюм, выглядело как с картинки журнала про фитнесс. Крутые бедра переходили в точеную попку и дальше в тонкую талию, поддерживающую на себе, как на стебле, соцветие грудей. Груди были средними, «тройкой» максимум, но их форма была такой же спортивной, как и остальное тело. Вот только лицо женщины оказалось немного грубоватым. Каким-то мужским. Возможно, дело было в препаратах каких-нибудь для увеличения силы и роста мышечной массы. Лицо-то и успокоило мой разволновавшийся организм.

— Проходи! — снайперша закрыла за мной дверь.

На ее лице и открытых плечах сверкали бисеринки пота.

— Я отвлек Вас?

— Ничего, я уже заканчивала. Сделаю один подход на становую тягу и в душ. Ты пока проходи на кухню. Есть, наверное, хочешь?

— Ну что Вы. В хостеле были печеньки.

— Ладно, не прибедняйся. Возьми пиццу в холодильнике и поставь в микроволновку. Я скоро.

— Хорошо, — на самом деле я был очень голоден, и обрадовался возможности перекусить.

Снайперша ушла. До меня донеслись звуки работающего «железа» и вдохи-выдохи. Через минуту женщина вошла и отвлекла меня от поедания пиццы.

— Совсем забыла. Вот препарат, который выдают нам, чтобы снимать стресс на работе. Выпей одну таблетку, тебе это нужно.

— Разве?

— Без доктора видно.

Я не удивился этому. Наверняка там, где она служила, расстройства психики, вызванные регулярными стрессами, были обычным делом. Любая таблетка, пусть даже это плацебо, могла снизить напряженность нервной системы. Мне это было необходимо сейчас без всяких консультаций у психолога.

— Спасибо, — я взял таблетку и принял из ее рук стакан с водой. — Для меня непривычно находится в такой ситуации.

— Не за что, поправляйся. Я сейчас схожу в душ, а потом мы обсудим некоторые детали.

— Хорошо.

Мне показалось, что ее глаза как-то влажно смотрели на меня. Не может такого быть, чтобы я, весь такой напуганный и забитый обстоятельствами, вдруг произвел на такую женщину впечатление. На кухне висело зеркало. Я посмотрелся в него и отшатнулся. Как сильно я изменился. Особенно взгляд. Он не был похож на мой прежний. Я вспомнил, что такой взгляд часто бывает у людей, которые встречаются где-то на улицах. Просяще-жалостливо-обреченный. Нет-нет, я не такой. Я смогу, я выберусь, еще чуть-чуть, и впереди забрезжит определенность. Я здесь, чтобы изменить ситуацию в лучшую сторону.

Я не заметил, как за мотивирующими мыслями, мой организм, оставшийся без управления, громко поглощает пиццу.

— Ммм, да ты зверь! — раздался за спиной ироничный возглас, который вывел меня из состояния неконтролируемой мотивации.

Снайперша стояла в проходе, в коротком халатике, и вытирала полотенцем волосы. Мышцы на руках и бедрах играли в такт ее движениям.

— Прости, задумался.

— Иди, тоже сходи в душ. От тебя немного разит потом. Там увидишь махровый халат. Одень его после, а я пока приготовлю чай.

Я хотел возразить, но не посмел. В ее руках было мое будущее. Покорно поплелся в душ. Там принюхался к себе, но не учуял запаха пота. Может быть, я достаточно опустился, чтобы не различать его? Забрался под теплую струю и намылился ароматным гелем. Непонятно с какой стати, у меня началась эрекция. Я не чувствовал в организме никакого возбуждения, но мой инструмент упрямо набирал твердости. У меня так в шестнадцать лет не было.

Я вошел на кухню. Снайперша стояла ко мне спиной и укладывала на блюдо красивые куски пирога. У нее как бы невзначай упал нож на пол. Она нагнулась за ним так глубоко, что ее короткий халат приоткрыл передо мной все ее тайны. Мне стало неловко, и я сделал вид, что интересуюсь совсем другим. А в голове щелкнула догадка, связывающая между собой подозрительную таблетку и неприкрытый халатом флирт.

Снайперша снова прошлась по мне влажным взглядом. Я физически ощутил ее неприкрытое желание к соитию. Мне стало абсолютно ясно, что от секса не отвертеться.

— Пока настаивается чай, я хочу показать тебе мою тренировочную комнату, предмет моей гордости.

Меня кольнуло предположение, что одним просмотром мы не ограничимся.

— Хорошо, очень интересно. Фигура у тебя загляденье.

Снайперша приняла комплимент с легкой улыбкой. Взяла меня за руку и потянула за собой. У нее была трехкомнатная квартира. Зал был оборудован в тренировочную комнату. В центре стояли несколько тренажеров. Стены и потолок были полностью зеркальными.

— Красиво. Можно любоваться собой.

— Да, в этом есть некая часть нарциссизма. Когда ты видишь себя, добившуюся прекрасных результатов, это возбуждает, — последнее слово она произнесла очень томно.

Снайперша взяла меня за руку и подтянула к вертикальной скамейке. Я чувствовал, сколько физической силы в этой женщине, и что мне, мужчине, случись сопротивляться, не останется никаких шансов. Она рывком толкнула меня на скамейку. Я приложился к ней спиной. Женщина проворно обошла меня сзади и завела мои руки за скамью. Я почувствовал, как на моих запястьях защелкнулись наручники. Мне стало страшно.

— Эй, мы так не договаривались, — в моем голосе был явный испуг. — Я буду кричать.

— Не будешь, и мы с тобой ни о чем не договаривались.

Она уронила скамью в горизонтальное положение. Застегнула наручниками мои ноги между собой. Я не мог ничего сделать, и был полностью в ее власти. Она развязала халат на мне, и тот скользнул вниз. Я лежал голый перед женщиной и чувствовал себя, как жертва готовящегося изнасилования. Снайперша открыла перед моими глазами презерватив.

— Анестезирующий, для того, чтобы ты быстро не отстрелялся.

Следующие два часа я подвергался унижениям, с мужской точки зрения. Я не мог и подумать, что женщины способны на такое. Мною пользовались, шептали на ухо непристойности, кричали и угрожали. Психика у этой снайперши явно была не такой сильной, как тело, и остро нуждалась в помощи. Женщина как будто находилась в состоянии транса, устраивая шаманские пляски на мне. Ее глаза светились безумием, а рот выкрикивал несвязанные фразы. Я боялся, что танец завершится ритуальным убийством, и про себя назвал ее самкой богомола. И все это ритуальное действо проходило на моих глазах в нескольких отражениях на потолке и стенах комнаты.

Наконец, она устала. Завалилась на меня, тяжело дыша, и пролежала так минут пять, пока не отдышалась. Потом ее начал раздирать смех. И мне снова показалось, что она не в себе.

— Вот это тренировочка, — произнесла снайперша с удовлетворением. — Тебе понравилось?

— Я почти ничего не чувствовал. А сейчас у меня все болит, как будто я ловил мяч членом.

— Не ной. Я компенсирую тебе.

Она отстегнула меня от скамьи. Оглядела меня голого, с торчащим до сих пор членом, с ухмылкой. Мне было ужасно неловко. Я чувствовал себя не мужиком, а какой-то несчастной жертвой, над которой можно издеваться всем, кому не лень. Быстрее запахнулся в халат.

— Прошу тебя, только не плачь, — снайперша вытянула губы, будто разговаривала с ребенком.

— Хватит. Я пришел к тебе за помощью. Натрахалась, теперь говори, что собиралась предложить?

— Иди на кухню, ставь чайник, я сейчас приду.

Снайперша принесла старый кнопочный телефон и немного денег.

— Это старая модель телефона с незарегистрированной сим-картой и без джи-пи-эс. Отследить тебя будет труднее, если ты допустишь промашку. А это деньги, чтобы ты мог купить себе еды и одежды на первое время. Компенсация, так сказать, за причиненный ущерб.

— Я думал, что у тебя есть план, как мне выбраться из этой нелепой ситуации, — признаться, я ждал более профессиональной помощи.

— Прости, но я не враг самой себе. За связь с тобой меня могут и наказать. Радуйся, что я не сдала тебя сразу.

— Спасибо. Но все же, что мне делать? Бесконечно я не смогу бегать.

— Уезжай из страны. Переходи казахстанскую границу, оттуда в Китай попробуй, хотя могут и завернуть. Или в Узбекистан и потом в Афганистан. Оттуда уже весь мир открыт. Главное, не попади в рабство или глупую историю, наподобие этой.

— Нет! Какой Афганистан? Тут моя семья, жена, дети. Я никуда не уеду. Я ни в чем не виноват!

— Как знаешь. Чай будешь?

Меня раздирала злость. Снайперше было все равно, что со мной будет. А я так рассчитывал на нее!

— Буду!

— Ммм, тигр, рррр, — она все глумилась надо мной.

Я напился чаю и съел пирогов столько, сколько в меня влезло, и немного больше. Неизвестно, что ждало меня впереди, и надо было использовать любой шанс. Как звали снайпершу, я так и не узнал. Она выпроводила меня из дома и наказала забыть ее и место, где она живет, пригрозив тем, что она никогда не промахивается.

Большим надеждам на разрешение ситуации не суждено было сбыться. Хорошо, что у меня были деньги и телефон. Я набрал номер жены. Вера взяла трубку сразу.

— Верочка, это я! Я попал в трудную ситуацию и никак не могу выпутаться из нее. Ты только не расстраивайся, я выпутаюсь. Очень по вам соскучился, но домой попасть никак не могу. Как только все закончится, я тебе все объясню, — я говорил быстро, чтобы не дать супруге времени закидать меня вопросами.

— Мы тоже по тебе соскучились, мужик. Приходи, иначе твоей семье придется худо, — ответил в трубку грубый мужской голос.

Меня словно окатили ледяной водой. Я до сих пор думал, что мою семью не станут трогать. Что бандиты, или кто они там, проявят хоть какое-то благородство и не станут прибегать к мерзким приемам. Хотя, какое у них благородство.

— Вадим! Вадимушка! Приходи скорее. Они обещали, что не тронут тебя и нас. Им нужно только поговорить с тобой, — Вера захлебывалась слезами.

Ей ничего не оставалось, как верить бандитам, потому как другого выхода у нее не было. За семью было страшно. За Юльку, для которой это происшествие может поломать психику на всю жизнь. За Веру, которая живет в этом страхе за детей и себя. За Ваньку я переживал меньше всех. Он не понимал, что происходит.

Мне ничего не оставалось, как вернуться домой и сдаться на милость криминальных негодяев. Я не представлял, какие пути отхода мне оставить, если они не выполнят своих обещаний, или как их заставить поступить так, как они обещают. У меня не было ничего, никакой дополнительной поддержки извне, никаких связей, никаких талантов красноречия. Я чувствовал себя полным «НИЧЕМ».

— Скажи им, что я иду, — ответил я в трубку и отключился.

Вот и конец моей короткой криминальной карьере. Нелепая случайность, начавшаяся с эвакуатора, запустила цепочку невероятных событий, приведших к стечению обстоятельств, достойных неудачника тысячелетия. Да, начиная с того вечера я магнитил все нелепости, какие только можно было примагнитить. У меня даже зародилось подозрение, что финишем этой нелепой полосы в моей жизни станет смерть. Так явно моя жизнь разогналась под уклон, что никакое позитивное изменение рельефа не остановит мое скоростное скатывание.

Я остановил такси. К чему мне теперь деньги? Домой ехал с чувством торжественной обреченности. Таксисту дал большие чаевые. Пусть поминает добрым словом хорошего человека. Набрал на домофоне номер квартиры. Позади меня хлопнули двери джипа. Я не стал оборачиваться, но понял, что сейчас ко мне подойдут. Дверь открылась без вопросов. Меня взяли за руки двое мужчин, как будто я не приехал сюда добровольно, и повели к лифту.

— Я не убегу, — пообещал я им.

— Мы знаем. Но глупость выкинуть можешь.

Я был полностью с ними согласен. Именно глупость я мог выкинуть. Ничего разумного в моей голове не пыталось зародиться.

Дверь в мою квартиру заранее открыл такой же громила, как и те, что держали меня. Я зашел к себе и вдохнул знакомый аромат дома. Вера сидела на кровати с Ванькой на руках. Юлька держала ее за руку и жалась к ней. У нас у всех сразу навернулись на глаза слезы. Я кинулся к своей семье и обнял их. Юлька засопела мне в ухо.

— Папка, кто они? — шептала она.

— Вадим, что делать-то? — шептала Вера.

— Ну всё, время для общения закончилось, — прогудел громила. — Иди на разговор.

Я встал и прошел в зал. На моем любимом месте перед телевизором сидел пожилой мужчина в костюме, этакий крестный отец мафии. У него были умные глаза, которые я чуть не принял за добрые. Первая же фраза обнажила всю его хладнокровную сущность.

— Натворил делов, мудила, что не перекрыть их никакими взаиморасчетами. Да и взять-то с тебя нечем. Ты сам-то понимаешь, что ты натворил?

Авторитет одарил меня таким ледяным взглядом, что меня полностью парализовало. Теперь я не был уверен, что мое возвращение спасет семью.

— Извините, но я ничего не совершал. Если вам интересно послушать, я могу рассказать, как все было. Какие-то люди…

— Избавь меня от своих фантазий. Ты не представляешь, как в нашем мире решаются дела. Все заинтересованные люди в городе уже обсудили эту тему, и все сошлось на тебе, офисный мститель. Да, так тебя назвали.

— Я не… — мой взгляд на полуслове упал на визитку, реклама на которой обещала изменить мою жизнь.

Стоп.

Моя память отмоталась до того момента, когда я взял ее в руки и набрал номер, написанный на ней. Я набрал номер, и буквально через минуту все и понеслось. Это могло быть простым совпадением. Скорее всего, это и было совпадение. Но сейчас мне хотелось изменить свою жизнь сильнее, чем когда-либо.

— Чего заткнулся, мститель? — усмехнулся авторитет.

— Можно, я позвоню по одному номеру, даже разговаривать не буду? — попросил я.

— Зачем это?

— Я хотел бы отдать последний долг. понимаете… — я понизил голос до шепота. — Это игра. Если со мной что-то случится, она прервется. Я наберу номер, и даже не стану ничего говорить.

Авторитет осмотрел меня скептически.

— Мутный ты тип, мститель, отсюда и проблемы у тебя все. Я разрешу тебе позвонить, только если буду знать, куда этот звонок.

Я поднял визитку, валявшуюся на журнальном столике, и протянул авторитету. Тот небрежно повертел ее в руках.

— На, проверь, что за номер.

Крупный громила, стоявший позади меня по левую руку, взял визитку. Эмоции не даны были ему от природы. С абсолютно нейтральной физиономией лица он набрал номер и включил громкую связь, чтобы все слышали. Пошли гудки, а потом женский голос предупредил, что абонент не берет трубку.

— Что за херню ты пытаешься сотворить? — спросил меня авторитет. — К чему эти глупости? От страха совсем башку сорвало?

— Разрешите мне набрать и всё, больше мне ничего не нужно. Хотите, я тоже включу громкую связь.

Авторитет что-то покумекал у себя в мозгах. Видимо, не нашел ничего опасного для себя.

— Отдай ему, пусть побалуется напоследок.

Последнее слово застучало у меня в ушах. Визитка была моим последним шансом. Почти нулевым. Руки мои затряслись, когда начал набирать номер на клавиатуре. С третьей попытки мне удалось набрать его. Я нажал кнопку отправки звонка и замер. Замерли все.

— Абонент временно не доступен, — произнес динамик женским голосом.

Авторитет смотрел на меня, как на распоследнего идиота, воспользовавшегося самым неудачным способом спасти себя и свою семью. Почему, как, но именно идиотом я себя и ощущал. Ничего не произошло и не поменялось. Как я мог подумать, что у этой дурацкой рекламы может быть такая сказочная сила? Эта фирма разорилась раньше, чем успела раздать свои визитки.

— Семью пожалейте. Они не при чем, — произнес я умоляюще.

Авторитет усмехнулся улыбкой, не обещающей ничего хорошего. В кармане верзилы, который звонил на номер визитки, завибрировал телефон. Он вынул его и приложил к уху. Я следил за ним краем глаза, потому что каждую секунду ждал, что кто-нибудь за спиной вынет пистолет и выстрелит мне в затылок. Верзила молча выслушал и убрал телефон назад. Мне показалось, что он слишком долго копошился, убирая его в карман. Так и вышло. Верзила вынул пистолет с глушителем и направил его в мою сторону. Все, я почувствовал, как за дверью стоит старуха с косой и ждет меня. Тело мое сжалось, голова вошла в плечи.

— Тук, тук, тук, — раздались три лязгающих выстрела, ослабленных глушителем. Я не чувствовал, как пули проникли в тело. Может быть, так и есть, что смерть приходит к нам безболезненно. Я открыл глаза, чтобы убедиться, как передо мной открываются райские кущи. Вместо этого я увидел дергающееся на моем диване тело авторитета. Из дыры во лбу на лицо пульсациями текла кровь. Умирающий человек беспорядочно сучил ногами и руками, пачкая мой диван в своей крови.

— Извините, ошибочка вышла, — пробубнил верзила.

Я обернулся. Мужчина убирал пистолет в кобуру.

— Побудьте с семьей в спальне. Сейчас приедет команда чистильщиков, и мы все уберем. Извините еще раз, что так получилось.

— Ничего, — страх меня еще не покинул. — Мы можем и сами убрать, к тому же диван старый был, не жалко.

— Нет, пройдите в спальню, и не выходите, пока мы скажем.

Меня не стали слушать, взяли под руку и помогли зайти в спальню. Мои ноги были ватными и переставлялись с трудом. Дверь за мной закрылась. Вера смотрела на меня во все глаза.

— Вадим, что происходит?

— Успокойтесь, кажется, все обошлось.

Можно ли в это поверить? Моя Вера до сих пор считает меня вруном, который что-то скрывает. Спустя много лет после этих событий я и сам считаю, что все произошедшее было нелепой случайностью. Разве можно поверить, что простой звонок в никуда может так завернуть твою жизнь, что ты навсегда изменишь отношение к ней. Я люблю жизнь, что бы она не преподносила мне. А визитку я сжег. На всякий случай.