Позывной – «Кобра» (Записки разведчика специального назначения)

Центр направил туда трех человек в качестве преподавателей. Мне была поставлена задача обучать афганцев в школе спецназа, расположенной на территории оперативного полка ХАДа в Пагмане.

Тратить драгоценное время, чтобы вникать в обстановку не было нужды, поскольку с большинством офицеров полка состоял в приятельских отношениях.

В 5-ом Управлении ХАДа мои прежние афганские друзья уже занимали высокие посты: Рашид стал первым замом начальника, Васэ начальником самостоятельного восьмого диверсионного отдела, Сыдык получил генерала. Рашиду я привез огромный фарфоровый чайник, «Ваське» подарил зрительную трубу, а на голову Садыка нахлобучил киргизский калпак. Ребята испытывали чувство вины передо мной за гибель разведгруппы Бадама, которую я выпестовал в предыдущей командировке. Поэтому они открыли мне двери всех оружейных складов управления, в том числе и секретных.

Огневая подготовка

Для подготовки спецназа нужно иметь множество самого разнообразного оружия и не испытывать нужды в боеприпасах. Боеприпасов, понятное дело, мне никто давать не собирался. Поэтому, осмотрев склады, я заявил афганцам, чтобы впредь все трофеи проходили через мои руки: неровен час, «духи» подсунут какую-нибудь ракету с «адской машиной». Они отнеслись к этому со всей серьезностью. Теперь каждый день я начинал работу с осмотра трофеев: пригодные к употреблению отправлял на склад, а непригодные забирал себе. Ржавые мины и снаряды курсанты оттирали керосином, чистили патроны. Опасные к употреблению трофеи тут же уничтожались. Таким образом, в школе накопилось достаточно боеприпасов. Курсанты стреляли столько, сколько хотели, причем из всех видов оружия. Более того, мы даже делились боеприпасами с другими учебными заведениями ХАДа.

В школе спецназа я выделил два помещения: в одном на огромных столах разложил все виды стрелкового оружия, какие только существовали в Афганистане. Достаточно сказать, что одних пистолетов и револьверов было собрано 11 видов. Отдельно сложены ружья и винтовки, был даже кремневый мушкетон времен Бабура. Далее шли автоматы и пулеметы, гранатометы, минометы и безоткатные орудия, тяжелые пулеметы, была даже 12-ти ствольная реактивная установка. Вдоль стен — ящики с боеприпасами. Правда после слезных просьб штаба оперативного полка, крупнокалиберные пулеметы ДШК и ПКП уступил посту безопасности, оговорив право стрелять из них, когда захочу. В другом помещении точно так же разложил все виды взрывчатых веществ, мин и прочего взрывоопасного имущества. Теперь можно было приступать к занятиям.

Если с «бомбическими» делами у меня особых затруднений не возникало, то с разнообразным «железом» возникли проблемы.

Были такие системы оружия, которые я видел первый раз в жизни. Пришлось каждый день забирать из класса по одному стволу для изучения. Вечером во дворе виллы я методом «научного тыка» пытался разобрать очередную игрушку. Обычно на это у меня уходило около двух часов. Дольше всех сопротивлялся паршивенький пистолет «Веблея» конца прошлого столетия: я его сумел разобрать только через трое суток! Оказалось, чтобы разобрать, его предварительно нужно растянуть как гармошку. Дела пошли лучше, когда на помощь ко мне пришли пилоты Представительства КГБ, проживавшие на этой же вилле. Обладая техническими знаниями, они тратили на изучение «железа» в два раза меньше времени.

Пистолеты-пулеметы мы опробывали тут же, в гараже виллы, стреляя по поленнице дров.

Завожу курсантов в класс огневой подготовки. Кратко знакомлю с образцами оружия, разложенного по столам. Предлагаю выбрать себе ствол по душе, сейчас пойдем стрелять. Курсанты разбирают оружие, кто винтовку, кто пулемет.

— Сколько патронов можно взять?

— Сколько хотите.

Нахальный курсант с винтовкой БУР-303 спрашивает:

— А можно взять мешок патронов?

— Пожалуйста.

Он, недоверчиво косясь в мою сторону, ссыпает в рюкзак пол-ящика патронов. Я молчу. Эти патроны к его винтовке не подходят. После стрельб, сопя и потея он тащит тяжелый мешок обратно под дружные подначки товарищей, топающих налегке. Впредь ни один курсант не путал боеприпасы.

Подземная война

Перед моей второй командировкой в Афганистан «дед» Старинов показал мне югославский журнал со статьей о подземной войне во Вьетнаме. Сразу мелькнула мысль: да ведь что-то похожее существует и в Афгане! Дело в том, что еще, пожалуй, со времен Александра Македонского афганцы роют подземные туннели-водоводы — кяризы. В этой знойной, высушенной солнцем стране выжить можно только за счет грунтовых вод. И поэтому из поколения в поколение копают крестьяне колодцы, порой глубиной до 50 метров, соединяя их между собой подземными ходами. Почти каждая деревня имеет вокруг широко разветвленную сеть кяризов, по которым сочится живительная влага, сливаясь в тонкие ручейки и где-то за сотни метров выходя на поверхность, чтобы дать жизнь садам и виноградникам.

Но кяризы во все времена и при всех войнах служили надежным убежищем от более сильного врага. С самого начала боевых действий в Афганистане Советская Армия также столкнулась с проблемой подземных партизан. Правда, наши саперы не очень-то церемонились, к месту и не к месту применяя взрывчатку и бензин, оставляя после себя огромные воронки на местах взорванных колодцев. Вода, естественно, прекращала поступать на поля, а крестьяне, оставшись без пропитания, уходили к моджахедам.

По агентурным данным, душманы постоянно совершенствовали системы подземных коммуникаций. Однако в нашем распоряжении было мало конкретных схем подземных сооружений. Впрочем, иначе и быть не могло. Ведь разрозненные отряды самообороны, часто воюющие не только с нами, но и между собой, строили эти ходы и убежища кому как вздумается и строго хранили их тайну от врагов и от друзей.

Огромный яблоневый сад, где располагалась школа, был пронизан сетью неизученных кяризов. Это навело меня на мысль включить в план обучения афганского спецназа тему подземной войны.

В первом наборе у нас было всего 28 курсантов. Все они — храбрые вояки, бывшие моджахеды, со стажем боевых действий от двух до шести лет — в том числе и против Советской Армии. Но даже эти закаленные бойцы не горели желанием лезть под землю. Я и подавно, пуще всяких мин-ловушек или удара кинжалом из-за угла боялся змей и скорпионов, которыми кишмя кишит любой афганский колодец.

Наши уроки состояли из двух частей: краткой теоретической подготовки и полевых занятий с использованием боевых средств.

Начинали с инженерной разведки подходов к колодцам и с выставления двух групп прикрытия. Перед применением взрывчатки курсанты должны были громко прокричать в колодец (с соблюдением мер предосторожности, чтобы не схлопотать снизу пулю) требование выйти на поверхность всем, кто там находится. Затем следовало бросить две гранаты РГД-5. Осколочные Ф-1 под землей не так эффективны. После этого полагалось повторить приказ и предупредить, что кяриз сейчас будет подорван.

Глубина колодца определялась либо по звуку падения брошенного камня, либо с помощью солнечного «зайчика», направляемого вниз зеркалом. Если обнаруживались непросматриваемые зоны, на веревке нужной длины закидывали гранату. И лишь после этого на детонирующем шнуре опускали заряд взрывчатки.

В качестве заряда обычно использовали имевшиеся в изобилии трофейные противотранспортные итальянские мины. Как только мина достигала дна, на другом отрезке детонирующего шнура длиной 3–4 метра опускался второй заряд весом 800 граммов. Оба шнура наверху соединялись вместе, и к ним крепился запал УЗРГМ от ручной гранаты. Чтобы случайно не сорвался в колодец, его просто придавливали камнем или цепляли за вбитый колышек.

Тренированному расчету из двух человек на подготовку подрыва 20-метрового колодца требовалось около трех минут. После этого нужно было выдернуть кольцо и отпустить скобу гранатного запала и через четыре секунды раздавался взрыв. Подрывникам, которым достаточно было отскочить от заряда на 5–6 метров, оставалось лишь уворачиваться от облицовочных камней, как из жерла вулкана, вылетавших из колодца.

Хитрость такого способа подрыва заключалась в том, что верхний заряд взрывался на доли секунды раньше нижнего и плотно закупоривал газами колодец. Ударная волна нижнего заряда, отразившись от верхнего облака газов, устремлялась обратно вниз и в боковые ходы и туннели. Пространство между двумя зарядами оказывалось в зоне смертельного избыточного давления: этот прием мы назвали «стереофоническим эффектом».

Однажды мы почти на себе испытали воздействие такой «стереофонии», когда при учебном взрыве всего в десятке метров от нас взрывной волной вышибло пробку замаскированного лаза в кяриз. В обнаружившийся лаз и подорванный колодец спускаем уже два точно таких же спаренных взрывных устройства — всего четыре заряда. Соединяем поверху детонирующим шнуром и подрываем опять-таки одним гранатным запалом. Эффект фантастический — он сразу же получает наименование «квадрофонии».

Затем в каждый колодец летит обычная дымовая шашка. Вентиляция в кяризах хорошая, и как только рассеивается дым, который теплее остального воздуха, это становится сигналом, что внизу уже можно дышать без респираторов.

Спускаются в кяриз по трое или четверо. Двое идут на разведку впереди, один или двое прикрывают от возможного удара в спину. К ноге первого разведчика привязывалась длинная прочная веревка для вытаскивания трофеев или самого разведчика, если его вдруг ранят или убьют. Вооружалась поисковая группа ножами, лопатками, ручными гранатами, пистолетами и автоматами. К цевью автомата приматывали фонарик. Патроны брались с трассирующими пулями. Кроме того, мы начали использовать в замкнутых помещениях и под землей сигнальные мины. Их можно было бросать как ручные гранаты, просто выдернув чеку. Но наиболее потрясающий эффект достигался, когда 3–6 сигнальных мин связывали в один пучок и потом «стреляли» из них, держа в руке перед собой. Яркий сноп огня, жуткий вой в течение девяти секунд, а потом еще девять секунд — фонтан трассеров, летящих на 15–20 метров и беспорядочно отскакивающих от стен. Я не припомню случая, чтобы такое «психическое оружие» выдерживали даже обученные бойцы. Как правило, все валились ничком и инстинктивно закрывали голову руками, хотя трассеры опасны, если только попадут в глаз или за шиворот.

Курсантам школы спецназа довольно скоро пришлось на практике применить полученные знания. Случилось так, что колонна советских автомашин, возивших гравий для строительства, поздно вечером угодила в засаду в самом центре провинции Пагман. 19 безоружных солдат и один прапорщик, имевший при себе только пистолет с двумя обоймами, пропали без вести. Горящую колонну зафиксировали вертолетчики, возвращавшиеся с боевых. Ночью десантники 103-й дивизии высадились с вертолетов на вершины гор и заблокировали район. Утром началась операция по прочесыванию местности. Командующий 40-й армией заявил: «Кто найдет их живыми или мертвыми — получит Героя!»

Почуяв добычу, резво умчалась в поиск на своих бронеходах советская рота спецназа, до того три дня дремавшая в нашем саду. Однако изувеченные и закопанные трупы солдат через несколько часов обнаружили «зеленые», то есть афганцы оперативного полка.

Сами же моджахеды как сквозь землю провалились. Поступила команда взрывать кяризы. Советник афганского полка Стас поднял в ружье моих курсантов. Они забрали для операции почти все учебные пособия, имевшиеся в школе. Через полчаса в Пагмане загрохотали взрывы. Саперы 40-й Армии действовали по своей схеме, закладывая в колодцы тротил ящиками. Мои курсанты — так, как накануне.

По агентурным данным и опросам местных жителей, почти месяц потом расчищавших кяризы, более 250 афганцев нашли смерть под землей в ходе той операции в Пагмане. К сожалению, среди них были не только моджахеды, но и мирные жители.

Борьба с бронетехникой

Демонстрирую афганцам эффективность кумулятивных гранат. Мишенью служит подбитый танк Т-55. Сначала на лобовую броню ставлю итальянскую противотанковую мину. Подрываем ее: страшный удар, отлетает каток! На броне отпечатались рубцы, но серьезных повреждений нет. Теперь прикрепляем боевую часть кумулятивной гранаты РКГ-3М. Хлопок взрыва. В отверстие просовываем автоматный шомпол, он проваливается внутрь. Курсанты удивленно изучают толщину брони, однако похоже, что не всем все понятно. Тогда подрываем ручной противотанковой гранатой огромный валун. Он раскалывается на части. Хорошо виден след, оставленный кумулятивным зарядом: пест вошел вглубь примерно на 60 см. Объясняю, что точно так граната действует и по броне танка. Затем подрываем кумулятивные заряды под днищем танка, расстреливаем его из гранатометов под разными углами в борта и в корму.

Между прочим, вскоре в Пакистане вспыхнуло восстание пуштунских племен. Против них были брошены танки и тогда афганское руководство вспомнило о курсантах Пагманской школы, умеющих воевать с бронетехникой. Полученные ими знания пригодились: братья-пуштуны получили хороших инструкторов!

А вскоре командир оперативного полка начинает пользоваться нашими услугами на добыче строительного камня: теперь каждый день по очереди отправляю на карьер по два курсанта с кумулятивными головками от РПГ-2: трофеев китайского производства у нас предостаточно. И полку выгодно, и курсантам полезно поработать самостоятельно.

Из камня местные дехкане сооружают стену на КПП оперативного полка. Я обратил внимание, как они готовят связующий раствор из песка, гашеной извести и глины. Действительно, никакого цемента в прошлом не было, все крепости и даже Великая китайская стена построены с использованием извести. Появилась идея использовать штатные боеприпасы для ее добычи. Сначала взрывом кумулятивного заряда следует сделать углубление в известняковой или мраморной скале, заполнить ее термитным порошком и поджечь. Термит может гореть без доступа воздуха и развивает температуру 3000 градусов. Затем с безопасного расстояния следует полить это место водой из шланга. Произойдет гашение обожженной извести с взрывообразным эффектом и выделением дополнительного количества тепла. Отверстие значительно увеличится. Нужно опять заполнить ее термитом и поджечь. И так до бесконечности. Никаких печей для обжига известняка с расходом дорогостоящего топлива не требуется. А термит — это смесь аллюминиевого порошка с железной окалиной. Этого бесплатного добра везде навалом. Остается откачать насосами образовавшуюся гашенную известь сметанообразной консистенции и использовать для строительных нужд, а маленькое сначала отверстие в скале постепенно превратится в штольню. Используя эту технологию, можно строить целые подземные города сложной конфигурации.

…Мои боевые приемы, разработанные в Союзе на бумаге, в действительности оказались не очень эффективными: половину пришлось забраковать. А некоторые видоизменились. Осталось десятка-полтора приемов, но с ними тоже возникли проблемы. Когда руководство прознало, что я отрабатываю с афганцами тактику борьбы с бронетехникой и вертолетами, началась тихая паника:

— Пока в Афганистане будет находиться хоть один советский солдат, не смей учить курсантов своим штучкам-дрючкам. Сам посуди, откуда у «духов» может быть бронетехника?

Откуда руководству знать, что я пережил безоружный, в Хосте в 1983 году, ожидая танковой атаки моджахедов?

Наперегонки со смертью

Проводим занятия на тему: «Использование ручных осколочных гранат в качестве противопехотных мин». С курсантами сегодня работает афганский преподаватель-стажер. Я дал ему четыре гранаты РГД-5, а сам уехал на дальний полигон, чтобы уничтожить взрывоопасные предметы, которых скопилось несколько сот килограммов. На сопке ржавеет одинокий остов БТР-60. Метрах в тридцати впереди него глубокая воронка от авиабомбы. В эту яму мы укладываем подпорченные снаряды к «Шилке», сверху обкладываем противотанковыми минами, связываем все детонирующим шнуром. Поджигаю короткий огнепроводный шнур и прячемся в подбитый БТР. Черт возьми! Ржавые бронеплиты окон и люки не закрываются! Ведь достаточно одного паршивого снаряда внутрь и мы все превратимся в фарш! Даю команду покинуть машину и лезем под корму. Мощный взрыв! В воздухе сплошной треск взрывающихся снарядов, часть из них падает и рвется вокруг нас. Мы лежим под днищем бронетранспортера, обхватив головы руками.

Злые как черти возвращаемся обратно. Мои курсанты уже закончили занятия. Стажер бойко докладывает об этом. Я замечаю у него в карманах гранаты и свирепею:

— Что это?

— Мы провели занятия, так сказать, теоретически, — лепечет стажер.

Вбиваю два колышка в землю на расстоянии 5 метров друг от друга, прикручиваю к ним гранаты. К чеке одной из них привязываю прочный шпагат. На другом конце делаю петлю и накидываю на спусковой рычаг второй гранаты и выдергиваю ее кольцо. Объясняю курсантам, что если зацепить ногой шпагат — чека первой гранаты выскочит, одновременно освободится спусковой рычаг второй. Обе гранаты взорвутся. Если перерезать шпагат — освободится спусковой рычаг второй гранаты и она взорвется одна. Это своеобразная ловушка.

— Всем ясно?

— Ну, теперь посмотрим их в действии.

Курсанты отходят метров на 40–50. Я не спеша, начинаю движение в их сторону и цепляю ногой натянутый шпагат: щелчок, второй! Стартую с места и на максимальной скорости несусь вперед. Сзади взрыв, другой! Останавливаюсь возле строя курсантов. Они, сукины дети, аплодируют!

— Кто из вас умеет быстро бегать?

Двое поднимают руки. Одного длинноногого я отвожу к месту минирования.

— Подними ногу!

Выдергиваю кольцо гранаты, приказываю курсанту наступить на нее. Не спеша ухожу от него.

— Ко мне, бегом!

Курсант мчится к нам. Щелчок, через четыре секунды взрыв! Все довольны.

Вытаскиваю из толпы курсанта-раздолбая. Хилый, с водянистыми, равнодушными глазами, он часто демонстративно зевал на занятиях, обнажая щербатую пасть с гнилыми зубами.

Демонстративно выдергиваю перед строем кольцо последней гранаты и вывожу свою жертву. Метрах в сорока поворачиваю его лицом к курсантам, рывком сажаю на гранату! Тут же срываюсь с места! Опешивший было боец, непостижимым образом взвивается в воздух! Щелчок! Когда граната взорвалась, он опережал меня в беге на несколько метров! Народ укатывается. Я про себя сожалею, что ему кое-что не оторвало. Обоим героям я ставлю сразу по две пятерки, за минно-подрывную подготовку, и за рекорды по бегу. Раздолбай с тех пор перестал зевать, а потом признался, что недавно вернулся из Пакистана, где закончил шестимесячные курсы военной подготовки под руководством западных (как он сказал, английских) инструкторов! Наши занятия ему понравились больше.

Разведчик Мухаммед

Один из курсантов-узбеков передает мне привет от какого-то Мухаммеда и загадочно улыбается.

— Какого Мухаммеда? — морщу лоб.

— Того самого, которому вы помогли в 1984 году.

— Не помню.

— Написали рекомендательную записку.

Я схватил собеседника за плечо:

— Как он, жив-здоров?

Дело в том, что в 1984 году у молодого бойца разведгруппы умер отец. Родом Мухаммед был откуда-то из северных провинций. Воевал он уже более двух лет, и за это время ни разу не видел родственников. Он попросил меня походатайствовать перед командиром полка, чтобы дали десятидневный отпуск. Отпуск он получил, но опять стоит передо мной, мнется.

— В чем дело?

— Помогите пожалуйста улететь в Мазари-Шариф советским самолетом. Потому что афганские летчики дерут большие деньги, а у меня их нет.

Помогаю через Олега, получивший прозвище «полковник „Шарп“» за то, что вгрохал все свои деньги в японскую стереосистему. Завтра в 8.00 Мухаммед улетит советским бортом.

— Что еще?

— Не могли бы написать записку, что я ваш разведчик? Моджахедов я не боюсь, там все свои. А вот если меня в национальной одежде поймают советские солдаты, будет худо.

Я пишу записку на дикой смеси старославянского и блатного, который понятен любому русскому, но который никогда не сможет подделать афганец. Указываю свои координаты и срок действия записки — один месяц.

Потом я уехал в Союз и след парнишки затерялся. Я даже позабыл об этом эпизоде. И вот теперь привет от него! Оказалось, что с моей запиской он прибыл в Управление ХАДа в Мазари-Шарифе, однако ни один афганский опер не смог толком ее перевести. Обратились к советникам, те долго ржали, а потом объяснили, что, дескать, товарищ Бек головой ручается за этого парнишку.

Не желая терять столь ценного бойца, его оставили на службе в Управлении. Теперь он дослужился до командира роты!

— Мы, узбеки, помним твое добро, — загадочно щурится курсант. Приятно, черт возьми! Однако я также не забыл, как группа узбеков-дезертиров чуть было не уволокла меня к «духам». Спасло то, что они были безоружны.

Взрыв склада боеприпасов

Снится сон, будто еду в поезде. Вагон грохочет и мерно покачивает на стыках рельсов, в купе мерцают всполохи фонарей, пролетающих за окном. Просыпаюсь. Что за черт? Комната действительно озаряется вспышками, раздается отдаленный грохот. Койка напротив пуста. Шарю пистолет, приподнимаюсь. Сосед Александр Иванович стоит у окна. Не оборачиваясь, поясняет:

— Ну, ты и спишь! Уже полчаса рвется крупный склад в расположении афганской 8-й пехотной дивизии.

Взору открылась страшное и удивительно красивое зрелище, сравнимое одновременно с извержением вулкана и праздничным московским фейерверком. Зарево на полнеба, высоко взлетают и взрываются цинки с трассирующими снарядами.

Склад горел и рвался до утра. На следующий день по ящику показали репортаж тележурналиста Михаила Лещинского. Правда, он принял этот фейерверк за ночной бой с душманами, хотя на самом деле в склад случайно угодила вражеская ракета «земля-земля».

Оперативный полк был брошен на оцепление и прочесывание местности. В радиусе нескольких километров от центра взрыва солдаты насобирали целую гору помятых цинков со снарядами от «Шилки». Мне прибавилось хлопот потом их уничтожать.

«Ураганы»

У меня на складе лежат четыре длиннющие ракеты. Я даже пошутил однажды:

— Давайте привяжем их к заднице какого-нибудь душмана и запустим в космос!

Эти ракеты системы «Ураган» с вакуумными боеголовками. Мы обнаружили их в душманском складе. Трофеи нужно уничтожить.

Солдаты нагрузили ГАЗ-66 вровень с бортами, рессоры прогнулись в обратную сторону. На первой скорости, потихоньку уезжаем до самого дальнего поста безопасности. Находим старую воронку от авиабомбы, и укладываем в штабеля ракеты системы «Ураган», сверху — «Град». Засыпаем их всякой мелочевкой. Со всех сторон обкладываем противотанковыми минами, связываем взрывную сеть из детонирующего шнура. Инициирование должно происходить сверху, чтобы не разбросало снаряды. Уничтожение ракет имеет свои особенности: надо добиться того, чтобы пороховая топливная начинка также сдетонировала. Иначе беда! Не дай бог, эта многометровая дура улетит в Кабул! Недельку назад, отрабатывая с курсантами стрельбу китайскими ракетами, нечаянно отправили одну из них в город: ракета без взрывателя ударила в склон горы, отрикошетировала и пролетела над головой часового советской сторожевой заставы. Солдатик лишь варежку разинул. Со мной на полигоне был коллега из КГБ. Проводив задумчивым взглядом ракету, он повернулся ко мне:

— Я никому об этом не расскажу!

Более заковыристый случай, связанный с ракетами, произошел с преподавателем-стажером КУОСа Анатолием Алексеевичем через год в Мазари Шарифе. На складе оперативного батальона ХАДа он обнаружил три ракеты «Ураган,» и запустил одну из них в сторону гор. Совершенно случайно она влетела в окно дома, где проходило какое-то крупное душманское совещание. На следующий день в координационной группе афганцы похвастались:

— Вчера ракетным ударом системы «Ураган» нами уничтожено столько-то полевых командиров.

Представители 40-й Армии переполошились:

— Откуда у партнеров «Ураганы»? Мы им эти системы не передавали!

В тот же день на территорию опербатальона, на глазах опешивших афганцев и советников, высадился вертолетный десант. Десантура, совровождаемая угрюмыми офицерами, вынесла из склада две оставшиеся ракеты со сверхсекретными боеголовками, погрузила в вертолеты и растворилась в воздухе…

Пока мы возимся со штабелем ракет и мин, подходят любопытные бойцы поста безопасности. Объясняем, что сейчас будет громкий «Ба-бах!» Они должны спрятаться поглубже и не высовываться еще целую минуту после взрыва, иначе на голову может упасть какая-нибудь железяка. Их лачуга находится от места подрыва метрах в трехстах. Общий вес снарядов и мин более двух тонн. Я сужу по грузоподъемности ГАЗ-66-го. Возились мы долго, солнце на закате. Наконец, все готово. Солдаты и курсанты — в машине с заведенным двигателем. Я поджигаю спаренный огнепроводный шнур, запрыгиваю в кузов. Мчимся до другого поста безопасности, расположенного в 800–900 метрах. Загоняю всех в ДОТ, через амбразуры которого наблюдаем за обстановкой. Услышав шум мотора нашей машины, из землянки вылезает заспанный офицер. Солдаты кричат ему, чтобы он спрятался, сейчас будет взрыв! Офицер спрашивает, насколько далеко? Получив ответ, лишь улыбается и, расстегнув ширинку, демонстративно мочится. Взрыв! Сперва бесшумно возник багровый огненный шар, затем образовался «атомный» гриб высотой более ста метров. Дрогнула земля. Хорошо видно, как в нашу сторону, вздымая пыль, стремительно приближается ударная волна: тяжелый грохот! Стены дота ходят ходуном. Из пыли и дыма под углом примерно 60 градусов в небо медленно стартует ракета! Ну прямо-таки «Восток» Юрия Лексеича! Видимо, топливная часть одного из «Ураганов». Описав пологую дугу, ракета падает на рисовое поле. Курсанты кинулись было на улицу, но я загородил им дорогу: нужно подождать минутку. И правильно сделал. Раздался тихий шелест. Перед офицером с расстегнутой ширинкой на землю шлепается здоровенный кусок железа!

Мчимся к центру взрыва. Чем ближе, тем больше осколков, усеявших землю. А вблизи воронки земля черна от железа. Спрыгиваем с кузова. Почва, обычно твердая как камень, взрыхлена до такой степени, что ноги проваливаются по щиколотку. Образовалась огромная яма, глубиной около семи метров. На дне воронки — странный белый налет. Растираю этот порошок в пальцах: боже мой, мрамор! Видимо, мы нечаянно разрушили какое-то древнее сооружение. К нам подходят обалдевшие солдаты поста безопасности. Взрыв был так силен, что их лачуга покосилась, оштукатуренные и побеленные стены дома иссечены осколками. Слава Аллаху, все живы! Пока закуриваем и делимся впечатлениями, раздается глухой удар, затем второй. Афганцы непроизвольно приседают. Через несколько секунд в горном ущелье Пагмана километрах в десяти поднимаются два чудовищных по размерам пыльных гриба. Опять двойной звуковой удар и еще два гриба! До нас доходят тяжелые раскаты взрывов. Это 40-я Армия бьет вакуумными ракетами «Ураган». Четыре такие ракеты мы только что уничтожили.

Солнце уже ушло за горы. Мы заезжаем в штаб полка. Навстречу растерянный дежурный офицер. В штабе выбиты все стекла, хотя дистанция до места ликвидации боеприпасов около полутора километров! Решив, что по штабу оперативного полка моджахедами был нанесен удар какой-то сверхмощной ракетой, дежурный сообщил об этом в Кабул. Доблестная «сороковая», не раздумывая, ответила по «духам» четырьмя вакуумными.

Ликвидация Карима

Помимо работы в Пагманской школе спецназа, я продолжаю встречаться со старыми друзьями-афганцами 5-го управления ХАДа. По-прежнему ко мне за советами обращается диверсионный командир Васэ.

Как-то особист 180-го аушевского полка Николай пожаловался:

— Вчера в районе Баграма бандглаварь Карим опять спалил нашу колонну.

— Какой Карим, случайно не из Карабага? — поинтересовался я.

Особист кивнул:

— Мы за ним давно охотимся, но никак не можем поймать, — сокрушался он.

— Карим мой старый кореш, — ошарашил я Николая — поставишь пузырь, и я его достану!

Дело в том, что разведгруппа Бадама, с которой я работал в 1983-84 годах, почти вся была родом из этого села. Карима даже приводили на переговоры в штаб оперативного батальона. Невысокий, тщедушный, густо обросший, он вошел в комнату синий от страха. Все время держался за живот. Оказалось, что прятал за поясом пистолет. На всякий случай, я сел на диван рядом с ним. Серега «Кровавый» с Дин Мамадом расположились напротив. Пили чай, ползали по топокарте и планшету с аэрофотосъемкой, долго говорили, но разошлись каждый при своем мнении. Карима поразили карты и аэрофотоснимки. Прощаясь, он сказал:

— Знаете, я все время терялся в догадках, каким образом шурави так хорошо осведомлены о нас. Постоянно выискивал в отряде вашу агентуру. Оказывается, все изображено на картах.

За два прошедших года он значительно окреп и начал сильно действовать на нервы Советской Армии.

Через недельку ХАДовцы привели агента, хорошо знающего Карима. С ним пару часов отрабатывали способ закладки управляемого по проводам фугаса. Старший советник оперативного полка Махарбек исподтишка фотографировал процесс обучения: на тот случай, если агент переметнется к противнику. А еще через несколько дней злосчастного Карима и еще десяток «духов» разнесло на мелкие атомы четырнадцатикилограммовым зарядом пластита. Ответственность за его ликвидацию взяли на себя несколько подразделений Советской Армии: оказывается, советская сторожевая застава накрыла его из миномета калибра 120 мм, проходящая войсковая колонна всадила в него снаряд из танка, вертолетчики уронили на него авиабомбу. На могиле Карима его брат Барьялай поклялся жестоко отомстить, и спалил еще пару армейских колонн, пока его самого не разбомбили вертолетчики.

Выпускные экзамены

Из-за того, что мы со старшим советником оперативного полка Махарбеком окончательно рассорились, он грозится лично присутствовать на экзаменах, чтобы доказать мою никчемность. С раннего утра, курсанты толпятся у дверей. За столом восседает солидная комиссия: советник полка Махарбек, командир и начальник штаба полка, начальник разведки. Никаких экзаменационных билетов я не составлял, потому что считаю, что спецназовцу нечего готовится, он должен отвечать на любой вопрос не задумываясь. Но самое главное в том, что половина курсантов неграмотны, не умеют ни читать, ни писать.

Заходит первый курсант. Щелкнув каблуками громко представляется.

Я задаю ему вопрос.

— Посмотри на разложенное оружие и ответь, из каких систем приходилось стрелять?

— Из всех!

— Что это такое? — показываю на автоматическую винтовку.

— М-16 американского производства!

— Разбери его!

Курсант мгновенно проводит неполную разборку.

— Покажи патроны к этому оружию.

Из множества патронов, разложенных на столе он выбирает один: все верно.

Члены комиссии начинают его гонять по другим системам. Ответы четкие. Вопросов больше не возникает.

Я вручаю ему учебную гранату Ф-1:

— Ты уходишь из помещения, заминируй дверь.

Курсант берет со стола газету, складывает ее в узкую полоску, оборачивает ей гранату, выдергивает чеку и выходит из класса, аккуратно прищемив обернутую газетой Ф-1 между створками двери.

Уважаемая комиссия переглядывается. Ставим ему пятерку. Входит другой курсант, предварительно «разминировав» дверь. Он собирает М-16 и разбирает западногерманский G-3. Отвечает на все вопросы и уходит, заминировав гранатой ящик стола. Третий курсант собирает G-3. Разминирует стол, разбирает немецкий пулемет МG-42 и, уходя, минирует кресло и т. д.

Комиссия ставит всем без исключения курсантам пятерки по огневой подготовке. На следующий день экзамены по минно-подрывной подготовке: опять одни пятерки! На третий день курсанты сдают специальную тактику. Командование полка потрясено результатами экзаменов. Начштаба шепчет мне, что за три дня он, опытный боевой офицер, узнал столько нового у простых солдат! Махарбек надувает щеки: командир полка жмет ему руку за отличную подготовку курсантов.

Закончились трехмесячные курсы.

Курсанты сложили деньги, оторвав от своих скромных денежных довольствий и покупают мне в подарок рубашку. Мы стали друзьями.

Гудеж с артистами

В Кабул приехали артисты из Киргизии. Я нахожу их в гостинице, знакомлюсь с директором, прошу выступить перед бойцами оперативного полка. Оказалось, артисты уже сидят на чемоданах. Однако хотя реквизит упакован, готовы дать небольшой концерт в актовом зале гостиницы. Привозим туда пятьдесят бойцов, отличившихся в боях. После двухчасового прекрасного концерта отпускаем бойцов, а с командованием оперативного полка перебираемся в номера.

Джигиты сдвигают столы. Размещаемся на койках вокруг. Комполка подмаргивает тыловику, и тот бочком выскальзывает из комнаты. Через 15 минут солдаты заносят шашлыки, зелень, фрукты и, естественно, гирлянды бутылок.

Артисты поют задушевные песни. Я ностальгирую, зажатый между двух симпатичных землячек в национальных платьях. Потом начинаются танцы под аккомпанимент аккордеона с комузом. Офицеры и советники полка становятся в круг на боевой танец «Атан». От грохота кованных ботинок сотрясаются стены. В наш потный круг белыми лебедями вплывают девчата. Подаю пример и приглашаю землячку на вальс. Советник Виталька в затруднении: на него положили глаз сразу двое русских девчат.

Начштаба Хошаль пускает слюни, впившись взором в роскошную блондинку. Заметив его состояние, блондинка втаскивает его за руку в круг. Я успеваю намекнуть ей, что Хошаль из знатного княжеского рода. Не приученный прилюдно обниматься с женщиной, афганец сперва держится скованно, но довольно скоро его длинный нос погружается в глубокое декольте а руки хищно мнут пышные ягодицы. Дама шлепает князя по рукам. Становится совсем весело.

Через некоторое время замечаю в комнате тщедушного афганца, в строгом, хотя и потертом костюме, скромно сидящего в уголке. Танцы вызывают у него приступы искреннего веселья. Голодный взгляд непроизвольно шарит по столу. Это парень не наш. Наверное из местной контрразведки. Приглашаю за стол. Он не заставляет себя долго упрашивать и после двух граненых стаканов мягко отключается.

Потом мы уходим. Возбужденный напитками и блондинкой, Хошаль бессильно рыдает на руках своих офицеров. Он хочет остаться. У него любовь. Но его уносят. Артисты провожают нас до машин, наяривая на музыкальных инструментах. Хорошо-то как, черт возьми! Какие-то западные корреспонденты с балконов таращатся на наш «интернационализм в действии».

На следующий день командование полка кто с головной, кто с сердечной болью вспоминает замечательный вечер. А солдаты лишились трехдневного мясного рациона, пропитого нами с артистами.

Через несколько лет в Бишкеке я случайно оказался в одной компании с директором театра. С каким удовольствием он рассказывал окружающим о той незабываемой встрече в Кабуле!