Пражское солнце

14

«Шкода», взятая напрокат Рихардом Тубеком, стояла на проспекте Обранку Миру напротив бесконечной эспланады, в противоположном от цирка Буша конце. Сидя за рулем, чех вытирал пот со лба. Потел ли он от невыносимой, несмотря на приближение вечера, жары? Или это было следствием волнения перед делом? Время приближалось к намеченному сроку. Часы в машине показывали восемнадцать сорок пять. Что мог делать служитель зверинца? Рихард терял терпение, нервничал, его сердце начало биться сильнее. Народу на эспланаде было немного, представление начиналось в двадцать тридцать. Но через полчаса, через три четверти часа здесь будет толпа чехов и иностранных туристов, спешащих насладиться удивительным искусством цирка Буша. По широкому проспекту, визжа тормозами и стреляя моторами, катили грузовики, трамваи, наполненные рабочими, легковушки и мотоциклы. Нервозность Тубека усилилась, он начал стучать пальцами по рулю, но вдруг его руки застыли. Служитель, снявший свою форму, подъехал к нему на мотоцикле, описав большой круг, чтобы выехать на его сторону, и остановился возле двери «шкоды».

— Ну? — бросил Тубек, уже плохо контролируя себя.

— Сделано, — лаконично ответил немец.

— Прежде чем отдать вам остаток суммы, я хотел бы получить доказательства, — заявил Тубек, напряженно вглядываясь вдаль… туда, где был цирк, где находились невидимые для него клетки, в которых…

Служитель, смотревший в том же направлении, внезапно поднял руку:

— Вот доказательство.

Он имел в виду убегавших от цирка людей в униформе и в обычной одежде. В карих глазах чеха вспыхнул огонек. Вот это женщина! Ай да Дюк! Настоящий дьявол! Выпустить пантер, чтобы устроить панику на улицах Праги в то время, как в Лорете… Десять черных пантер, один вид которых парализует. «Наилучший способ сделать отвлекающий маневр», — уточнила англичанка своим ледяным светским тоном. Ее расчеты оправдались. Там, на бесконечной эспланаде, люди бежали, падали, поднимались, другие забирались в фургоны с написанным красной краской названием цирка.

Потом Тубек увидел и причину паники. Пантера, маленькая с такого расстояния, но от этого не менее опасная, приближалась небрежно-грациозным шагом. Потом из-за угла, образованного двумя фургонами, появилась вторая. Она передвигалась изящными прыжками, в синеватом свете вечера ее блестящая шкура казалась движущимся черным пятном. Толстый конверт перекочевал из руки Тубека в руку служителя.

— Думаю, что вы побеспокоились о путях бегства, — сказал он. — Если вас поймают…

— Спасибо, — сухо ответил служитель. — Но этот конверт — моя самая надежная защита.

Вскочив на свой мотоцикл, он выехал на проезжую часть проспекта и исчез.

Тубек, как зачарованный, не мог оторвать глаз от картины все усиливающейся паники. Он взглянул на часы. Восемнадцать пятьдесят? Скорее. Ему нельзя было терять ни минуты. Он завел машину и поехал по проспекту Обранку Миру в сторону Лореты.

Вой сирен, давивший на нервы, разорвал жаркий воздух. Несмотря на свое необыкновенное самообладание, Дюк вздрогнула и посмотрела на часы. Без пяти минут семь. Неужели сигнал тревоги звучал из-за паники, начавшейся в цирке? Или все же… Нужно было ждать. Иво Буриан, сидевший за рулем «мерседеса», тоже вздрогнул. Но он не знал о бегстве хищников. Так же, как и Майк Копполано. Одним из секретов силы Дюк было стремление говорить как можно меньше.

— Наверно, пожар, — прошептал чех.

— Может быть, — отозвалась сидевшая рядом с ним англичанка, которая была начеку. — Ну, понятно? Когда они будут там, вы спуститесь до улочки Бруницы.

— Да, да, — согласился мужчина. — Но я уверяю, вы ошибаетесь, не доверяя мне.

Леди Ритфорд улыбнулась уголками подкрашенных губ.

— Если вы искренни, это ничего не изменит. Сегодня вечером вы будете в Австрии. Свободный и богатый. Но, признайте, мы не можем позволить себе роскошь совершить ошибку.

Правой рукой, затянутой в перчатку, она открыла сумочку, чтобы достать «плэйерс», и чех сделал движение к своей дверце. В зеленых глазах англичанки вспыхнул огонек; браунинг, который она держала в левой руке, уперся в бок Иво Буриана.

— Вы ошибаетесь, недооценивая быстроту, с которой я стреляю, — предупредила она.

Он повернулся к ней и, взглянув в ее зеленые глаза, понял, что она выстрелит без колебаний. Убедившись в невозможности бежать, он снял руку с ручки дверцы и опустил ее на колено.

Капуцинская улица, на которой они находились, вообще малопосещаемая, была пуста. Она проходила под окнами монастыря, поворачивала от крытой галереи, которая, перекрывая ее, соединяла монастырь с музеем. Галерея, образовавшая таким образом мост над улицей, поворачивала так, что улицу из Лореты не было видно. Невозможно было найти лучшего места для ожидания. Дюк взглянула на часы. Сирены не только не затихли, но визжали пронзительно резко, вызывая зубовный скрежет. Девятнадцать часов без двух минут. Там, наверху, в музее… Прямо за «мерседесом», из заднего окна которого были видны медные купола в стиле барокко… там, где было «Пражское солнце», с его шестью тысячами двумястами двадцатью двумя алмазами… В конце улицы на секунду появилась «шкода» Рихарда Тубека. Тот махнул рукой через стекло и исчез.

Итак, ему удалось! Отвлекающий маневр получился, потому-то и визжали сирены. Перед «плэйерс» леди Ритфорд сухо щелкнула платиновая зажигалка.

Внутренние галереи монастыря, окружавшие часовню Черной Богоматери, были пусты. Толстая дама в синей блузе, сидевшая на стуле в северной галерее, следившая за развешанными по стенам картинами, поправила Очки, оставила сиденье и направилась в зал музея, где несколько задержавшихся посетителей стояли, не в силах оторваться от созерцания «Пражского солнца». Чарли, стоявший в галерее, делая вид, что разглядывает портрет дарительницы этого чуда, графини Колловраф, в натуральную величину, мельком улыбнулся толстой даме, которая, показав на часы, дала понять, что пора уходить. Потом, видя, что она направляется в зал, он пошел за ней, надевая на ходу маску. Все было очень просто! Обыкновенные очки с приделанным крупным, покрытым прыщами красным носом пьяницы. У женщины, обернувшейся на шум его шагов, округлились глаза, она открыла рот, чтобы закричать, но при виде «скорпиона», которым размахивал английский гангстер, слова застряли у нее в горле.

— Идите, — приказал он, подталкивая ее вперед, перед собой.

Когда они вошли в первый зал, Чарли, прикрываясь женщиной, крикнул по-английски:

— Всем оставаться на местах! Лечь на пол! Руки на затылок! Или стреляю.

Затем, видя, что шесть туристов, среди которых были три женщины, не подчинились приказу, он на всякий случай повторил по-немецки. Тут же, как по волшебству, все повиновались, а у одной из женщин, бросившейся на пол, виднелись розовые трусики. Охранник в штатском, похожий на мелкого служащего как по внешнему облику, так и по костюму, вдруг понял, что происходит, и сунул руку под пиджак, где был его пистолет. Одетый в голубую блузу Майк, выдававший себя за туриста, бросился на охранника, надев такую же маску, как у Чарли.

— Без нервов, — посоветовал он по-английски, вытаскивая табельный пистолет из оттопыренного кармана. — На живот, как и все.

В правом углу зала Питер, делавший вид, что рассматривает жемчужную дароносицу, резко обернулся. Он тоже замаскировался с невероятной быстротой. Вместо оружия достал молоток и сложенную черную сумку. Маска не закрывала ни щетины на щеках, ни длинных волос в стиле хиппи, свисавших до воротника его полотняной бельгийской куртки с черной отделкой. На нем были темные шевиотовые брюки и черные мокасины. Не обращая внимания на других, он бросился к витрине, за которой искрились тысячи бриллиантов «Пражского солнца». Хотя в зале установилась напряженная атмосфера, он оставался спокойным, пойти равнодушным. Чарли остановил на нем свой выбор потому, что, несмотря на свои «хипповые» волосы, этот парень был профессионалом, доказавшим, на что он способен, участием в трех громких ограблениях в свои двадцать шесть лет. Подбежав к ослепительной витрине, он поднял свой молоток и опустил его точно в намеченные места. Сначала в верхний левый угол, затем — в правый нижний. Еще одним ударом, точно в центр, он расколол стекло. Со звуком разбитого стекла смешался резкий, настойчивый, угрожающий сигнал тревоги. До появления легавых оставалось пять минут! Достаточно для подготовленных людей, каждое движение которых было четко и тщательно рассчитано по секундам. Быстрым взглядом Майк оглядел происходящее, потом шагом человека, знающего, куда он идет и что должен делать, прикрываемый Чарли, покинул зал, дошел до восточной галереи и встал на колени у окна, прорезанного у самого пола. Оно было широким, небольшим, в форме полумесяца, и выходило на часовню, казавшуюся заброшенной. Проникавшее сквозь другое отверстие солнце освещало золотые предметы и распятье в стиле барокко, еще стоявшее в ней.

Приглушенный звук закрывающихся тяжелых дверей разнесся по монастырю, дошел и до коленопреклоненного Майка. Это продавщицы билетов внизу, услышав сигнал тревоги, закрыли, согласно инструкции, даже не подозревая, что происходит, дверные створки, перекрыв тем самым путь бегства на улицу Лореты. Наконец, испуганные этим режущим слух и давящим на нервы сигналом, они, опрокинув столик с брошюрами и фотографиями монастыря для туристов, скрылись в свою комнатку.

Майк, нервы которого тоже страдали от этого шума, в котором вой сирены смешивался со звонком тревоги, распахнул окно с цветными витражами. Затем, расстегнув «молнию» на куртке, достал пассатижи, висевшие на ленте, и перекусил прутья решетки на окне.

Он, хотя и был возбужден, действовал быстро и уверенно. И если так напряжены были нервы, заострено внимание, то лишь оттого, что за всю свою бурную жизнь никогда не попадал в подобную ситуацию. Если дело провалится и их возьмут, он сядет. Помилования не будет. Он ничего не сможет объяснить своим чешским коллегам, оказавшись в положении разоблаченного шпиона, от которого отречется его страна. Иначе говоря, жизнь будет искалечена навсегда. Жажда мести за лучшего друга, ненависть к его убийце отгоняли предчувствия неудачи и поддерживали его. Он быстро распустил катушку с нейлоновым шнуром темного цвета, на конце которого был крюк, и ловко забросил его. Крюк зацепился за решетку, защищавшую то самое окно, через которое проникало солнце. Затем установил возвратную каретку и, держась за шнур, перескочил через подоконник шириной в десять сантиметров и добрался до второго окна. Так же быстро, теми же уверенными движениями, он покончил с решеткой и вышиб стекла, закрывавшие вход в неизвестную посетителям часть монастыря, своего рода мощеный дворик. Вовремя. За его спиной слышалось порывистое дыхание и быстрый бег Чарли и Питера, а также крики:

— Стой! Стой!

Сквозь витражи и решетки Майк увидел врывающегося в галерею мужчину. По виду он напоминал первого гида. Такой же бесцветный, так же одетый. Но это был не тот, которого обезоружил Майк. Нет, тот был сейчас заперт с беспомощными туристами в зале, перед стальной дверью, которую Чарли закрыл за собой на засов.

— Стой! — опять крикнул охранник, добежавший До своего коллеги, чтобы поднять его.

Чарли повернулся, сжимая в руке доставленный Иво «скорпион». Охранник опередил его и выстрелил. Пуля разбила голову милого ангелочка на дверной балке.

«Господи, — подумал Майк. — Только бы Чарли не убил его».

Его молитва, должно быть, была услышана, так как пуля, выпущенная английским гангстером в ответ, так же не достигла цели. Никакой, даже головы ангелочка. Англичанин выругался и бросился на пол, а охранник, в рывке, выстрелил в него почти в упор. Чарли вновь поднял «скорпион» и прицелился в живот противнику.

«Проклятие», — выругался он, видя, что тот не падает. К счастью, богатство и легкая жизнь не замедлили реакции Чарли, иначе он не смог бы увернуться от третьей пули невзрачного охранника, не отдававшего отчета в собственной смелости, которую Майк оценил как специалист. Встревоженный свистом пуль Питер прервал свой бег, прижался к стене и, видя, что охранник, поглощенный желанием покончить с Чарли, не замечает его, выстрелил в него из своего «скорпиона». Ничего. Выстрел прозвучал, но человек не был задет. Питер тоже удивился, но быстро опомнился. Он не задавал себе вопросов. У него не было на это времени. Если он не будет действовать решительно, то этот чертов охранник, все еще державший в руках жалкий портфель, в котором лежал его ужин, возьмет их, хотя бы одним своим безумным упрямством. Бросив черный мешок с тяжелым «Пражским солнцем», он бросился на полицейского и ударил его рукояткой пистолета в висок. Наконец-то маленький смелый охранник был побежден, он рухнул лицом вниз, выронив портфель и пистолет, стукнувшийся об пол.

— Уф, — вздохнул Чарли, приходя в себя и бросив недоверчивый взгляд на свой «скорпион». — Я уж думал…

Затем, не теряя времени, он и Питер, схвативший черный мешок, бросились к выходу, сделанному Майком. Один за другим, держась за устройство, установленное американцем, они достигли другого окна, где лже-Жюрассьен ждал их, стоя на подоконнике. Он помог им спрыгнуть во дворик, снял с запястья нейлоновый шнур и догнал их. Затем четко выверенным движением бросил крюк, чтобы зацепить его за стену монастыря, и, ловко подтянувшись, уселся наверху. Он опять помог подняться двум англичанам, а затем сбросил шнур на другую сторону стены, где в семи метрах ниже их ждал «мерседес». Небо над ними разрывал резкий вой сирен, к которому, кроме звона сигнала тревоги, присоединились повелительные сигналы полицейских машин. Трое мужчин спрыгнули на землю. Майк смотал шнур и вскочил в «мерседес», где уже сидели англичане. Не успел он захлопнуть дверцу, как Иво, подчиняясь приказу Дюк, рванул машину с места. «Бандиты, — думал чех, — сволочи чертовы! Сумели все-таки. По крайней мере, наполовину. Но что о нем подумает комиссар Давид, который ждал, что операция состоится на следующий день? Он удивится, что не был предупрежден об изменении даты! Он заподозрит Иво. А если полицейский еще додумается дойти до вертолета, где засада должна была…» Иво Буриан сдержал ругательство, вспомнив, что вертолет стоял теперь в другом месте. Как же сильны были бандиты! Особенно эта женщина. Эту стерву, кажется, радовал вой сирен, разрывавший воздух. Он понял причину ее радости мгновение спустя, когда задохнувшийся Чарли сказал:

— Ваша идея прекрасна, Маргарет! Эти пантеры на улицах Праги серьезно займут легавых! Просто гениально.

Иво выжал все из мощного «мерседеса». Неужели правда? Эта ужасная женщина выпустила знаменитых черных пантер цирка Буша? Ах! Если бы сбежать от них хоть на минутку… предупредить комиссара Давида… Да, но Дюк трудно обмануть. А теперь, когда в машине сидели остальные налетчики, он мог только вести машину и подчиняться им, а в бок ему упирался ствол револьвера. Ни одного из «скорпионов», заряженных холостыми? Черти! Должно быть, им было не трудно провезти свое оружие через границу. Правда, людей, приезжающих в страну провести отпуск и приносящих туда валюту, обыскивают очень редко, к тому же в машине нетрудно оборудовать тайник. Доказательством этого довода стало то, что Чарли за его спиной встал на колени.

— Поднимите ноги!

Майк и Питер подчинились. Чарли поднял коврик и, поддев пол лезвием ножа, открыл тайник, в который были аккуратно уложены дымовые шашки, потом откинул маленький люк, через который выходил воздух, свистевший под колесами. Методически, одну за другой, он выбросил в него гранаты. Майк обернулся и посмотрел в заднее стекло. На улице дома уже исчезали в черном, очень плотном дыму, который, поднимаясь от земли, доходил до стен монастыря, заволакивая и их серым туманом, становившимся тоньше с высотой. Чарли бросил последнюю шашку и положил на место коврик. Теперь за их спиной, перед возможными преследователями, возникло широкое и высокое препятствие. Пока не обойдут его…

Через пять минут гонки по Брунице Иво, которому Дюк по-прежнему скрыто угрожала оружием, въехал в переулок, где их ждал Рихард Тубек, сидевший в форме шофера за рулем черного «дэ-эс» с дипломатическим номером и французским флажком на крыле. Без слов, под угрожающие звуки сирен, все покинули «мерседес», который они бросили. Мешок с «Пражским солнцем» был уложен под заднее сиденье «дэ-эс», специально оборудованное для этого. Дюк и Чарли, одевший строгий пиджак дипломата с цветком в петлице, сели на знаменитую драгоценность, тотчас Рихард помчался по направлению к Карлштейну. Иво, за которым следил Питер, сел рядом с Майком, занявшим, как и было предусмотрено, место в «шкоде» Тубека, и эта машина тоже отъехала.

На улицах, по которым проезжали два автомобиля, стояли лишь группу любопытных, желавших узнать, что происходит. Многие останавливались, слезали с мотоциклов и велосипедов и расспрашивали тех, кто знал не больше их. Но по мере того, как «дэ-эс» и «шкода» углублялись в окраинные кварталы, люди все чаще перекликались с разных сторон улицы, прилипнув к транзисторам. Ограбление и бегство пантер, должно быть, уже стали известны. В своем возбуждении они не обратили внимания на черный «дэ-эс» и «шкоду». Полицейские, очевидно вызванные на подмогу, направлялись одни к Лорете, другие — к цирку Буша в вое сирен своих радиофицированных машин. Сидя в «шкоде», Майк как знаток оценил работу Дюк. Как мало нужно, чтобы посеять панику в современном городе! Дюк это знала. Что может быть страшнее черных пантер, внезапно попавших на улицы? Великолепные животные, которыми все пражане восхищались, увидев хотя бы раз их со знаменитым дрессировщиком Ханно Кольдманом, получившим за этот номер Гран-При социалистических стран.

Майк Копполано не упускал из виду «дэ-эс» с французским флажком. Он изучил местность и не мог сбиться с пути, но, согласно общему договору, они должны были оставаться в пределах видимости друг друга. Выехав на Берункскую дорогу, они ехали прямо, вой сирен за ними затихал. Через тридцать километров они пересекли Берунку, воды которой казались темными в спускавшейся темноте вечера, затем, въехав на дорогу, идущую по берегу реки, затормозили. Чарли вышел из «дэ-эс» и подошел к «шкоде».

— Держи, — сказал он, протягивая Питеру револьвер 32-го калибра. Потом обратился к Иво Буриану, показывая разобранные патроны на своей ладони:

— Вы можете объяснить, как получилось, что ваши знаменитые «скорпионы» оказались заряжены холостыми? Ты проследишь за ним, Питер. Не давай ему ни с кем говорить по-чешски.

Наконец, когда темнота еще более сгустилась, обе машины двинулись к замку Карлштейн, возвышавшемуся черной массой на фоне ночного неба, и приблизились к деревне, мигавшей огоньками. Водители остановились на маленькой площадке, и Майк вышел из невидимой за деревьями «шкоды». Подняв голову, он пытался разглядеть контуры Карлштейнского замка, когда к нему подошли Дюк и Чарли.

— В форме? — осведомилась вежливым тоном англичанка.

— В форме, — ответил американский агент.

— Не задерживайтесь. Сейчас на небе тучи, и можно действовать немедленно. Идите.

Взяв под руку Чарли, достойно игравшего роль дипломата, она повела их по мощеной дорожке к подъемному мосту замка. Однако далеко от моста Дюк остановилась у первой крепостной стены, зубцы которой вырисовывались в темноте. Прижимаясь к огромной стене, она вытянула из наручных часов тонкую антенну и нажала на кнопку. Восхищенный Майк не сводил глаз с затянутой в перчатку руки англичанки, манипулировавшей встроенным в часы передатчиком с радиусом действия до пятисот метров. После едва слышного щелчка она приблизила запястье к губам и прошептала:

— Брюнетка — блондинке. Брюнетка — блондинке. Блондинка, слышите меня?

Короткая пауза. Потом далекий, но различимый голос Ирэн, запертой в замке со вчерашнего дня, со времени последней разрешенной до прибытия королевских сокровищ экскурсии, ответил:

— Блондинка слышит вас, Брюнетка.

— О’кей, — ответила Дюк. — Приготовьтесь. Мы идем. Спускайте.

— Вас поняла, — ответил голос Ирэн. — Спускаю.

Дюк убрала маленькую антенну в часы и указала наверх Майку, смазывавшему лицо и руки черной мазью, которую дал ему Чарли.

— Вас ждут.

Майк кивнул головой, размотал нейлоновый шнур и точным жестом забросил крюк на стену. Затем поднялся, упираясь ногами в стену, подбадриваемый шепотом Чарли: «Удачи, Жюрассьен». Подъем занял немного времени, так как Дюк выбрала место, где стена, построенная на скале, была ниже. Когда он был уже наверху, Чарли предупредил:

— Быстрее. Легавые.

Майк спустился с другой стороны, лег на траву и напряг слух. Из замка шли люди, эхо доносило разговор по-чешски. Уткнувшись носом в траву, Майк затаил дыхание и понял, что шаги прекратились. Наконец, один из чехов что-то спросил, ему по-французски ответил Чарли:

— Сожалею, месье, но мадам — супруга посла очень плохо понимает ваш язык… Я сам…

— О! Простите, — извинился тот же голос на довольно приличном французском.

Он, должно быть, осветил Дюк и Чарли лучом фонарика, потому что Майк увидел между зубцами луч света.

— Мы пришли накануне назначенного на завтра фестиваля, на который мадам — супруга посла приглашена, — заявил Чарли. — Ее Превосходительство обожает смотреть на Карлштейн и его старые камни ночью. Она находит это место самым поэтичным в Чехии.

— Мы прекрасно понимаем Ее Превосходительство мадам — супругу посла, — произнес польщенный полицейский. — Всего доброго. Располагайте своим временем.

Шаги удалились, и Чарли успокоил:

— О’кей, Жюрассьен.

Майк взял крюк, намотал шнур на руку и с такой же точностью преодолел вторую стену и оказался у подножья большой башни замка. Вокруг него все было тихо и темно. Почтенные камни, дневное тепло которых он ощущал ладонями, еще более усиливали его чувство одиночества. Специальный агент оказался точно под люком, находившимся в двадцати четырех метрах над ним, и стал ждать, когда опустят трос.

Закончив разговор, Ирэн убрала антенну в часы. Она, любившая риск и опасность, была восхищена. Ночь и день на этом чердаке… с летучими мышами… с неясными шумами… в тоскливой тишине в остальное время… а под ее ногами в полотняных туфлях — легавые, тремя этажами ниже… Быть во власти возможного патруля… неожиданного появления хранительницы… хотя в помещениях было много уголков, где можно было спрятаться. Но Дюк все предусмотрела. Охрана, стерегшая королевские сокровища, была в самом низу, в зале, где не было недостатка ни в еде, ни в пиве. Кроме того, если и была угроза нападения, то исходить она должна была снизу, от ворот, но уж никак не сверху. Двадцать четыре метра… Даже птица… И потом, они так уверены в эффективности своей полиции… своих методах, а главное, в своей стране, где ничего не может произойти. По крайней мере до этого дня, потому что они тоже слушали радио… о похищении «Пражского»… о начавшемся расследовании… о панике, возникшей из-за бегства пантер из цирка… Тем не менее они не потеряли уверенности в себе и не могли предположить, что нападение произойдет — и не снизу. Вообще, почему оно должно произойти? Кому придет в голову атаковать укрепленный замок? Во всяком случае, они и представить себе не могли, что в двадцати метрах над ними…

С лебедки, которую Ирэн тщательно смазала накануне, продолжал разматываться трос, стукавшийся о камни башни. Ирэн не пришлось затрачивать никаких усилий — трос раскручивался сам под тяжестью собственного веса. Изредка лебедка все-таки поскрипывала. Девушку восхитила возможность занять место Дюк в этом безумном предприятии. Стать первой в мире женщиной, прикоснувшейся к короне Богемских королей, при этой мысли она начинала дрожать от возбуждения, доходила до спазм. Она не спала. Пол был завален мышиным пометом… Однако она чувствовала себя в форме. Она вся состояла из нервов, риска, безумия. Сдерживая тяжелую рукоятку, она наклонилась над люком, следя за спуском троса. Какая ночь! Какое приключение! И какие перспективы!.. Хватит продавать себя в той или иной форме самцам! Она сможет выбирать сама. Богатство было в ее нервных руках, державших рукоятку, которой касались ладони рабочих и каменщиков…

Целое состояние! Его ей предложила Дюк за то, что она заменит ее. Троса на барабане лебедки оставалось все меньше, затем последний скрип, и трос размотался полностью. Там, внизу, этот французский бандит Жюрассьен, кстати, красивый парень, в ее вкусе, должно быть, кипел от нетерпения. Она положила свою руку в перчатке на трос и почувствовала, что он натянулся. Значит, он поднимается. Она отступила, коротким лучом маленького фонарика осветила спортивную сумку, куда сложила «термо», сэндвичи, свечи и сигареты, и закурила одну из них. Она наслаждалась первой затяжкой, когда тихое потрескивание раздалось на ее запястье. Она быстро вытащила из часов антенну и послушала.

— Брюнетка — Блондинке. Брюнетка — Блондинке, — шептала Дюк в ста метрах от нее.

— Блондинка вас слышит, — ответила Ирэн. — Все о’кей. Прием.

— Возвращаемся через тридцать минут, — прозвучал голос англичанки. — Сразу же идем к машинам. Конец.

Указательным пальцем Ирэн убрала антенну в часы, села рядом с люком, вслушиваясь в тишину. Черные джинсы и льняная сорочка того же цвета защищали ее от прохлады, проникавшей через раскрытые отверстия.

Трос коснулся подбородка Майка Копполано, и он почувствовал запах старой пеньки, в которую за столетия набилась пыль. Он еще раз проверил, хорошо ли сидят перчатки: специальные, укрепленные на ладонях, с железными шипами, чтобы легче было цепляться за трос. Потом напряг свое тело атлета и начал подъем. Он лез медленно, не спеша, экономя силы, его черный силуэт в черном берете сливался с темной громадой башни. Прошло десять минут, прежде чем он достиг первого рубежа на своем подъеме: десятисантиметрового выступа, опоясывавшего прямоугольную башню. Крепко держась за трос, он сумел прижаться телом к стене, расставив ступни в стороны, устоять на этом выступе. Медленно, чтобы не потерять самообладания, он дышал, стараясь не смотреть вниз. Не потому что он опасался головокружения, просто не стоило отвлекать мысли от значительного усилия, предстоявшего ему. Наконец, он возобновил подъем, напрягая мускулы, вся его энергия ушла в руки и ноги. Вдруг налетевший порыв ветра качнул его, он ударился локтем об стену и непроизвольно заметил вдалеке внизу, полускрытый, огонек в окне зала замка, где находилась охрана. Еще несколько минут, и он, сначала коленом, а затем ступней, нащупал второй цементный выступ и оперся на него. Мысленно он поздравил Дюк за гениальную организацию. Это она обратила внимание на декоративные выступы на башне и сочла, что они могут стать пунктами передышки при восхождении. После новой паузы специальный агент покинул свой «перевалочный пункт» и возобновил подъем, сосредоточившись мыслями на открытом люке, где Ирэн, любовница Рихарда Тубека… Мысли об убийстве старого друга в такой момент принесли ему облегчение. Несомненно, он его получит, этого подонка! Он привезет его в Лондон, где его осудят. Продолжая свои усилия, слегка откинув назад голову, чтобы смотреть вверх, он стряхнул тяжесть с рук, означавшую усталость, под впечатлением чувства, что он поднимается к мести и долгу дружбы. Он еще дважды отдыхал на цементных выступах перед последним рывком. Еще пятнадцать метров… В этот момент он машинально повернул голову и увидел в дали, показавшейся ему головокружительной, обозначенную огоньками деревню. Он встряхнулся, чтобы не дать страху завладеть собой, и продолжил свой подъем, стиснув зубы, чувствуя боль в мышцах.

— Браво! — подбодрила его сверху Ирэн. — Еще несколько метров и…

Он заметил в темноте люка блеск ее возбужденных глаз. Желая ему помочь, она протянула руки, но так неловко, что коснулась только его берета.

— Нет, — отказался он.

В последнем рывке, последним усилием воли, вцепившись в трос, он достиг люка, пролез в него и бессильно опустился на пол. Она взяла его за плечи, и он позволил себе лечь на бок, чтобы прийти в себя. Она подошла к сумке, взяла бутылку и принесла ему стакан.

— Выпейте. Это вам поможет.

Он взял стакан, немного подождал, пока восстановится дыхание, и медленно выпил, глядя на нее.

— Все. Теперь за работу.

Он поднялся, достал из-под куртки нейлоновый шнур с возвратным устройством, прикрепил его к старому пеньковому канату и предупредил:

— Когда будете спускаться, воспользуйтесь этим, как и договаривались. Так будет быстрее, вы не устанете и будете в безопасности. Вы помните мои объяснения?

Она в темноте прижалась к нему своим бюстом.

— Вы не спрашиваете, как я провела ночь?

— Полагаю, в одиночестве, — сухо отозвался он. — Ну, за работу.

Он не был расположен шутить. Она — была, даже очень.

— Не волнуйтесь. Возьмем мы эту корону.

Он почувствовал, как ее пальцы в перчатках в возбуждающей тишине ласкают низ его живота. Он без церемоний отодвинулся.

— Нет, вы просто чокнутая!

Она засмеялась. Ее смех затих под запыленными сводами, обсаженными летучими мышами. Он быстро извинился за свой жест. В конце концов, мог бы и сообразить, что она совершила! Дать закрыть себя в этом замке было смелым шагом. Тем более, покушаться на самое дорогое сокровище чехов! Ему бы следовало восхищаться ею, потому что от этого отказались бы многие мужчины. Может быть, она была немного не в себе, как, кстати, и все авантюристки. Также возможно, что риск, опасность возбудили ее сексуальность. Он знал, что многое реагируют таким образом.

— У вас есть отмычка? — спросил он.

— У меня есть все, что может пожелать мужчина, — сострила она в темноте, прорезанной лучом фонарика. — Идите за мной.

Они направились к лестнице, бесшумно спустились по ней и подошли к железной двери, запиравшей чердак большой башни.

— Я проверила сегодня утром, как она действует, — объяснила Ирэн, вставляя в замок отмычку, изготовленную Тубеком.

Щелчок замочной задвижки неожиданно прозвучал в тишине. Молодая женщина толкнула тяжелую дверь и, сопровождаемая Майком, подошла к первой металлической двери, закрывавшей вход в часовню Святого Креста. При наличии королевского окошка эта дверь и еще две, дополнявшие систему безопасности, становились бесполезными. Они поднялись на пять ступенек, ведущих к окошку, возле которого садилась на маленькое возвышение королева, и Ирэн осветила узкое окно с цветными витражами, изображавшими Богородицу с младенцем.

— Пошли, — произнес Майк, открывая окно, петли которого скрипнули.

Тотчас в окно пошел спертый воздух из темного помещения, освещенного фонариком Ирэн.

— О! — воскликнула она, обезумев от восхищения.

Свет открыл им часть потолка в готическом стиле, где сдержанно блестело золото.

— Я думал, что вы видели это на экскурсии! — шепнул Майк, чья щека была вымазана помадой Ирэн.

Но она не слушала, не желая объяснить ему, что ее глаза никогда не уставали смотреть на золото, драгоценности, камни, на все то, что означало для нее роскошь и стабильность. Лучом фонарика она искала королевское сокровище, сумев его поймать сквозь решетку.

— Ах! — воскликнула она. — Боже мой!

Майк быстро зажал ей рот ладонью, чтобы предотвратить новые восклицания. Он посмотрел в свою очередь. Там, в глубине, внизу за решетками, величественная и почти нереальная на парчовой подушке, с которой спускались кисточки ее шнуров, искрилась королевская корона Богемии. Ее огромные рубины, бесценные изумруды разбрасывали в темноте алтаря красные и зеленые искры. Справа, чуть ниже, на подставке из голубого бархата лежала держава, увенчанная золотым крестом, инкрустированным огромными жемчужинами. Золотое яблоко державы было по диаметру украшено алмазами редкой воды. Слева, тоже на голубом бархате, лежал на боку, свисая с подушки, массивный королевский скипетр из золота, в котором искрились огнями рубины, жемчуга и сапфиры. В этом помещении без окон, за исключением королевского окошка, с золотым потолком со старинными картинами, изображавшими давно умерших королей, князей церкви, и иконами им открылось великолепное, феерическое зрелище, от которого перехватывало дух, зрелище, внушавшее почтение и страх.

«Мне кажется, что я совершаю святотатство», — подумал Майк, воспитанный в католической вере. Но девушка, прижимавшаяся к нему, не считала это святотатством.

— Помогите мне, — возбужденно бросила она. — Я должна это потрогать! Ах! Эта корона!

Майк сделал то, что она просила. Не для того он с таким риском попал сюда, чтобы предаваться сантиментам. Он пришел по делу. Он размотал обмотанный вокруг пояса нейлоновый шнур с «кошкой» на конце и спустил его противоположной стороной. Потом помог Ирэн пролезть в королевское окошко. К счастью, она была тонкой и ловкой. Повиснув на шнуре, она соскользнула на пол, сжимая в руках фонарик. Через десять секунд она нашла выключатель, и тотчас часовня засверкала во всем своем величии во всем великолепии.

— Какая красота! — восхитился Майк, просунув голову в отверстие, чтобы лучше видеть. — Какое великолепие!

Золото, старинные картины, епископские кресты, митры, гербовые щиты, украшенные орлами с зубчатыми башнями, ризы, тиары — все смешивалось.

Золотая обмазка стен, потускневшая за века, но еще сверкающая, живые пастельные краски, сохранившие первоначальную свежесть, — все это предстало перед глазами американского агента единой грандиозной картиной, куда его почтительное воображение поместило короля, вельмож и князей церкви, стоящих на коленях перед мраморным алтарем, на котором в дароносице покоилась корона.

Скрип петель разделительной решетки вывел его из мечтаний. Под ним по освещенным ступеням шла девушка, дерзко вставшая на алтарь и открывшая створки дарохранительницы над королевской короной. Тут она замешкалась. Но ненадолго. Когда она обернулась к Майку, лицо которого, вымазанное черной краской, виднелось в королевском окошке, она держала в руках корону Карла IV. Она подняла ее, протягивая ему как дар, и со смехом водрузила на свои светлые волосы.

— Черт побери! — выругался Майк.

Золото и драгоценности окружали девушку языческим ореолом.

— Черт побери! — повторил он, видя, как она, взяв державу и скипетр, спускается по ступеням. Потом медленно она приблизилась к нему, залитая золотым светом, идущим с потолка, улыбающаяся, держа скипетр в левой руке, а тяжелую державу — в правой. Тело ее было напряжено, голова чуть откинута назад, чтобы легче держать корону чешских королей. Майк затаил дыхание. Если бы не джинсы и льняная рубашка… Шлюха! В ней была порода, какое-то благородство в крови. Если бы она появилась не в современных джинсах, а в придворном платье… Если бы родилась не авантюристкой, а у подножья трона…

Выйдя за разделительную решетку, она остановилась. Майк, почувствовав что-то странное, удивился и обратился к ней, сдерживая тон:

— Быстрее. Нельзя терять времени.

Но она не слушала. Священное место… знаменитая корона… золото на потолке… суровые лики епископов… священная тишина веков… запыленные готические колонны… огромный кожаный молитвенник… Крупные полудрагоценные камни в украшениях как бы подмигивали ей… Все, о чем она не могла и мечтать!

Какая женщина до нее переживала подобный миг? Какая чувствовала на голове груз веков и былого величия? Медленно, чтобы ее лучше было видно, или для себя самой, Майк не знал, такой изменившейся она ему показалась, она повернулась.

— Быстрее, господи боже! — Он начал терять терпение. — Какого черта вы возитесь?

Но она по-прежнему не слышала его. Ею овладело какое-то безумие. Вместо того чтобы вернуться к нему, она положила атрибуты королевской власти на пол и с застывшим лицом разделась, чтобы показаться голой среди золота.

— Да вы сбесились! — крикнул Майк, уже не контролируя себя. — Вы…

Он не закончил. Она опять надела корону, взяла державу и скипетр и пошла к нему, чуть покачиваясь.

— А, черт! — в ужасе прошептал он. — Она действительно не в себе.

Но он ошибался. Или, по крайней мере, в безумии Ирэн оставалась частица здравого смысла. Остановившись перед ним, она подняла к нему голову и развела руками, как бы предлагая себя и корону.

— Кончайте, господи! — Майк обозвал ее: — Идиотка!

Она засмеялась, глаза ее засверкали:

— Я хочу заняться любовью, — сказала она. — Слабо?

— Торопитесь и не болтайте глупостей! — заворчал он. — Ну, кладите это в мешок.

Он бросил ей такой же мешок, как и тот, в котором уже лежало «Пражское солнце». Продолжая смеяться, она засунула туда сокровища и подобрала свои вещи. Через пять секунд она стояла рядом с Майком, забыв выключить в часовне свет.

— Я вернусь, — решила она.

— Не надо, — резко ответил он. — Никто его не увидит. Уходим.

Но вместо того, чтобы послушать его, она попыталась прижаться к нему в темноте.

— Слабо? — повторила она, все сильнее прижимаясь к нему.

Он схватил ее за руку и без церемоний потащил, а она, все смеясь, размахивала фонариком.

— Хватит валять дурака, идиотка! — закричал он, нервничая из-за напряжения и этого выставленного напоказ тела.

Они поднялись на чердак, и, когда он, закрепив мешок на спине, подошел к люку, она бесстыдно бросилась на него.

— Трус, — выдохнула она ему в лицо. — Импотент, убирайся.

Он хотел освободиться от нее, но она вцепилась в его куртку и с дикой силой вонзила зубы ему в губу.

— Идиотка! — выругался он, пытаясь отступить.

Она снова бросилась на него. Ее рука в перчатке искала его половой орган. Он опять попытался оттолкнуть ее, но она во власти безумия больше не контролировала себя. Ей нужно было удовлетворение, и она терлась о низ его живота. Он выругался и сильно оттолкнул ее. Удар был таким мощным, что он пожалел о нем. Потеряв равновесие, молодая женщина без единого звука упала и ударилась головой о рукоятку лебедки. Потом так же беззвучно сползла на пол, выронив свой фонарик, луч которого осветил ее лицо.

— Эй! — шепнул Майк, наклоняясь над ней. — Эй! Не падайте в обморок!

Но ее взгляд ничего не выражал. Он еще ниже наклонился над ней, потрогал ее бледное лицо и встал на колени в тревожном предчувствии. Он встряхнул ее. Сначала легко. Затем изо всех сил. Она не реагировала. Она осталась неподвижной. Он поднял ее голову, и у него сжалось сердце и во рту пересохло. Его пальцы были в крови. Он коснулся ее груди у сердца, той самой груди, которую она так гордо выпячивала еще пять минут назад. Он привык к насилию и смерти и не стал больше ничего делать. Она никогда не осуществит свои мечты. Она умерла. Глупо, от идиотского удара, самого непредвиденного. Потом он вспомнил легенду, связанную с короной… Эту историю с эсэсовцем Гейдрихом… Неужели… Он содрогнулся. Все могло случиться в этом странном мире. Но времени на философствования у него не было. А уж о том, чтобы взвалить на себя мертвое тело… Да и зачем? Он потерял много времени. Прежде чем исчезнуть в люке, он закрыл ей глаза. Навсегда. Потом с мешком с королевскими сокровищами на спине он взялся за пеньковый канат и исчез в пустоте.