Альфонсо Альварес Вильяр Телеуправляемая коррида

В роскошно обставленной приемной табачный дым стоял столбом. Дым был такой густой, что, казалось, его можно жевать, и тщедушного человечка в нем почти не было видно. Он приходил сюда ежедневно уже целую неделю. «Дон Хосе не может вас сегодня принять», — неизменно говорили ему секретарши сеньора Карраско, импрессарио знаменитого матадора Эль-Наранхито. Они уже привыкли к «малышу», а он, сидя в приемной, видел, как перед ним с утра до вечера бесконечной вереницей проходят в кабинет дона Хосе пикадоры, киноактрисы, исполнительницы фламенко и просто искатели и искательницы приключений. Но этот тип, на визитной карточке которого рядом с именем стояло подозрительное звание «доктор физических наук», дона Хосе не интересовал: для него, мультимиллионера, любой ученый был чокнутым или бездельником. Наверно, думает выпросить тысяч десять на продолжение каких-нибудь исследований.

В этот день дон Хосе пришел к себе в контору в плохом настроении. Сказочный контракт для его подопечного, Эль-Наранхито, похоже ускользал из рук: латиноамериканские импрессарио осмелились сравнить знаменитого тореро с его заклятым врагом и соперником Эль-Лимонсито! Пока ни о чем договориться не удалось, и контракт повис в воздухе. Рядом с такой неудачей любая другая неприятность казалась сущим пустяком, и поэтому дон Хосе решил принять доктора Гонсалеса.

Отхлебнув виски из стакана, который сеньор Карраско, возлежавший на шведском диване, соизволил ему предложить, доктор Гонсалес закашлялся. Этот экзотический напиток он пробовал впервые в жизни.

— Выкладывайте, что там у вас, да побыстрее — у меня много работы, — сумрачно процедил сквозь зубы сеньор Карраско, разглядывая висевшую на стене бычью голову с рогами, которая, казалось, жадно втягивала сухими ноздрями кондиционированный воздух.

— Видите ли, дон Хосе, я работал в университете электрофизиологом… — заговорил доктор Гонсалес, покраснев, как девушка, признающаяся в полицейском участке, что она занимается проституцией.

— А что это такое? — грубо перебил его импрессарио.

— Сейчас расскажу. Мы втыкаем проволочки в мозг животным и пропускаем электрический ток…

— Друг любезный, вы ошиблись адресом. Мы втыкаем быкам шпаги и бандерильи, и не в мозг, а чаще в другие места.

— Пожалуйста, наберитесь терпения, дон Хосе. Я хотел вам сказать следующее: электрический ток может заставить любое животное делать только те движения, какие мы от него хотим. Главное — надо знать, куда вживлять эти самые проволочки, которые мы называем электродами…

— К делу, к делу, в лекциях по электро… как ее?.. я не нуждаюсь! И вообще, при чем тут я?

— Сейчас поймете. Я изобрел (вот посмотрите схему) аппарат, который позволит нам буквально вить из быков веревки.

Когда сеньор Карраско это услышал, сигара длиной в километр, дымившая, как вулкан, выпала из его пальцев. Казалось, от хохота у него вот-вот лопнет брюхо. Управлять быком, вить из него веревки? Такое может лишь Эль-Наранхито, но только для Эль-Наранхито изобретения этого голодного профессора ни к чему. Он представил себе, как этот мозгляк дразнит огромного быка батарейкой карманного фонарика.

— Еще минутку, дон Хосе. Все проще, чем вы думаете. Вам придется только подкупить кого-нибудь из служителей в стойлах, чтобы тот прикрепил к голове быка крохотный приемопередатчик ультракоротких волн. Это очень легко — у приемопередатчика есть присоски, он не принесет быку никакого вреда…

— А потом вы протянете километровый кабель, да? И будете управлять быком, как мои дети игрушечной машиной, которую я подарил им в сочельник? — с хохотом перебил его сеньор Карраско. Все это теперь ужасно забавляло его, и он уже не жалел, что принял доктора Гонсалеса — изобретателя четырех четвертей.

— Вы не даете мне объяснить, дон Хосе. Слышали о телеуправляемых ракетах? Так вот, здесь кабель тоже не нужен.

Теперь сеньор Карраско расхохотался еще громче: он представил себе быка, летящего со скоростью двадцать тысяч километров в час по направлению к Марсу.

— Посмотрите на этот аппарат, — и физик вытащил из футляра предмет, похожий на обыкновенный транзистор. — С его помощью я могу посылать сигналы приемопередатчику, укрепленному на голове у быка, а тот в свою очередь посылает ультракороткие волны нервным центрам. Я работал над этим изобретением больше десяти лет.

Каким же дураком надо быть, чтобы потратить десять лет па такую глупость, когда есть занятия, которые позволяют месяцев за шесть обзавестись великолепной квартирой и автомобилем новейшей марки! Но доктор Гонсалес невозмутимо продолжал:

— Короче говоря: если вы или ваш человек пришлепнете эти аппаратики на головы быкам, с которыми будет драться Эль-Лимонсито, я все устрою так, что Эль-Лимонсито провалится, и тогда ваш подопечный станет первым на Национальной Фиесте.

Дон Хосе утратил дар речи — последняя фраза попала в самую точку. На что бы он ни пошел, только бы ненавистный Лимонсито потерпел крах! Обратился бы даже за помощью к колдуньям — если бы те еще жили в Испании. Возможно, даже вероятней всего, что предложение этого жалкого маньяка — чистое надувательство, но в такой ситуации, как сейчас, схватишься и за соломинку. Будучи, однако, деловым человеком, сеньор Карраско знал, что в любом деле, прежде чем решать, важно выяснить, сколько это будет стоить. Поэтому он спросил:

— А сколько вы хотите за это изобретение?

— Миллион песет, — ответил с неожиданной твердостью человечек.

Черт возьми! Откуда этот книжный червь знает, что такие суммы вообще существуют? Дон Хосе опрокинул в глотку стакан виски и задумался. Но что толку думать о химерических затеях? Ведь это все равно, как если бы человеку предложили северное полушарие Луны.

— Хорошо. Но деньги вы получите, только когда станут известны результаты. Как раз в воскресенье в корриде выступает этот сукин сын Лимонсито и мой тореро. Приходите завтра, и мы все обсудим.

На другое утро, и на следующее, до самой субботы, доктора Гонсалеса принимали первым. Разношерстная публика, ожидавшая в приемной, иронизировала и обменивалась злыми шутками. Бульварные листки заговорили про «малыша-физика», прочили его в бандерильеро при Эль-Нарапхито, а какой-то сотрудник телевидения попытался даже взять у доктора интервью.

И вот наконец наступило воскресенье. Вся Испания уже целый месяц только и говорила о предстоящей корриде. Люди шли на все, чтобы раздобыть билет, и после корриды немало перекупщиков приобрели на «заработанное» новые машины. К четырем часам на скамьях яблоку негде было упасть, и еще десять миллионов испанцев смотрели на арену, сидя перед экранами своих телевизоров.

По арене продефилировали квадрильи, и опять, в несчетный раз, повторились традиционные ритуалы испанской тавромахии. Ритм пасодобле зажигал в душах огонь. Пропела труба, и на середину арены, словно брошенный из пращи камень, вылетел громадный бык. Здесь он остановился как вкопанный, Эль-Лимонсито стал прямо перед ним, но бык не двинулся с места. Он не двинулся бы, даже если бы в него вонзали горящие бандерильи: его двигательные центры парализовал четырехвольтовый ток. Матадор подступал к быку вплотную, осыпал его бранью (к счастью, не услышанной микрофонами телевидения), но все было напрасно.

Публика начала терять терпение, послышались свистки, но тут бык сорвался с места, и застигнутого врасплох Эль-Лимонсито спас только отчаянный прыжок в сторону. В быка словно вселился дьявол: он бодал воздух то направо, то налево, но не обращал ровным счетом никакого внимания ни на матадора, ни на членов его квадрильи, когда те пытались продемонстрировать блестящую работу плащом.

Верхом на лошади появился пикадор, этот броненосец тавромахического флота. Бык доверчиво подошел к пикадору, словно подставляя себя под копье, но едва острие вонзилось ему в крестец, как бык, подпрыгнув на невероятную высоту, выбил из рук пикадора копье, и оно, пролетев изрядное расстояние, пробило соломенную шляпу фотографа, намеревавшегося увековечить эту сцену. Пикадор подобрал копье и снова ринулся в бой, но бык словно взбесился: он поддел лошадь рогами, и пикадор всей тяжестью своих ста двадцати килограммов плюхнулся на бычий загривок. Каким-то чудом ему удалось ухватиться за рога, и так он продержался несколько секунд, в то время как бык скакал и брыкался, словно одержимый. Нормальное течение корриды было нарушено, однако правила есть правила, и квадрнлья Эль-Лимонсито перешла к третьему этапу боя.

Первый бандерильеро вонзил в круп быка две пары бандерилий; третья пара упала на арену, потому что бык побежал, делая зигзаги; другого бандерильеро он догнал, свалил и покатил по арене как мяч. Зрители закатывались хохотом и не могли остановиться — такого не было еще ни на одной корриде; но настоящие любители возмущенно требовали, чтобы им вернули деньги за билеты. А невзрачный человек за камерами кинохроники лихорадочно вертел в это время переключатели чего-то похожего на транзистор.

Началась завершающая часть боя — злополучней всех, описанных доном Хосе Мария Коссио в его фундаментальном труде «История корриды». Острие шпаги все время соскальзывало с боков животного, и в какой-то миг она по самую рукоять врезалась в землю. Эль-Лимонсито застыл в странной позе, словно выполняя трудное гимнастическое упражнение. И тут произошло самое комическое событие этой незабываемой корриды: коварно взмахнув рогами, бык сдернул с Эль-Лимонсито одежду, и тот остался в одном нижнем белье, а потом, когда тореадор бросился бежать, бык сорвал с пего и то малое, что на нем еще оставалось. Смеялись мужчины, иностранки хихикали, а скромные испанки прятали лица за веерами. Эль-Лимопсито бежал с арены, сопровождаемый градом подушечек для плетения кружев и нелестных замечаний по адресу его родословной. Для Эль-Лимонсито это был конец. Теперь он мог рассчитывать только на место клоуна в цирке, с ним уже никто не подписал бы контракта.

Настал черед Эль-Наранхито. Если бы внимание зрителей не было поглощено тем, что происходило на арене, они, возможно, заметили бы все того же человечка. Только на этот раз он не отрывал глаз от листка бумаги — на нем был записан план, разработанный до мельчайших подробностей сеньором Карраско, тореадором и, разумеется, им самим.

Если Элъ-Лимонсито потерпел позорный провал, то работа его соперника, напротив, была великолепной. Бык шел туда, куда ему надлежало идти. Десять миллионов испанцев, затаив дыхание, смотрели, как он мирно обнюхал лицо Эль-Наранхито и стал перед ним на колени. Все бандерильи вонзились куда полагается, на взмахи плаща бык отвечал так, как от него ожидали, и наконец после одного-единственного виртуозного укола шпагой он упал как подкошенный. Никто не знал, что смертоносный электромагнитный импульс разрушил большую часть его подкорковых центров, а произвести вскрытие никому не пришло в голову.

Не стоит рассказывать, что произошло с остальными быками. Эль-Лимонсито был так деморализован, что доктору Гонсалесу почти не пришлось пускать в ход свой передатчик: из рук вон плохая работа окончательно погубила репутацию доселе знаменитого матадора. А Эль-Наранхито одержал блестящую победу над своими тремя быками и получил всего шесть ушей и три хвоста только потому, что у этих быков больше не было ни хвостов, ни ушей. Его осыпали дождем цветов и любовных записок, и, когда он уходил с арены, полиции пришлось спасать его от почитателей.

Тем временем странная личность с транзистором подошла к сеньору Карраско. Они обменялись несколькими фразами, а потом человечек, сжимая в руке сложенный банковский чек, стал проталкиваться к выходу. Выбравшись наконец из толпы, он осторожно разогнул чек, взглянул па него — и его лицо вспыхнуло: в проставленной сумме было на два нуля меньше, чем они условливались! Лицо человечка исказила зловещая гримаса.

Импрессарио в эту минуту уже пробивался наружу, в окружении поклонников, наперебой поздравлявших его о успехом Эль-Наранхито. Вдруг кто то закричал: «Бык, бык вырвался!», и началась паника. Почувствовав, что толпа вот-вот подомнет его под себя, сеньор Карраско попытался перепрыгнуть через загородку, но его сбили с ног. И как ни больно его топтали, он был в полном сознании в тот момент, когда ощутил на затылке обжигающее дыхание быка. Потом словно два ледяных стержня вошли в его спину — и больше он не чувствовал ничего, потому что бык пригвоздил его, как высушенную бабочку, к дощатой стене прохода.

Загрузка...