Едва солнечные лучи позолотили верхушки пальм и первые крики диких фламинго разорвали предрассветную тишину, как зоопсихолог Гудвин был уже на ногах и прикладывался к бутылочке "Гордонс Драй". Просыпались потихоньку и другие участники бивуака.
Любознательный Драган, выгнав из вертолета Сирила и Катрин, легко орудовал гаечным ключом, пытаясь постичь хитроумное устройство двигателя корпорации "Виккерс".
Злой невыспавшийся Сирил, у которого ничего не получилось накануне, удалился в кусты, а Катрин виновато улыбалась Дику, показывая глазами: "Между нами ничего не было".
Дик, строя из себя рассерженного мужа, с напускным спокойствием вскрывал портативным лазером банки с венгерским колбасным фаршем.
Ширли, разложив на ящике из-под джина косметику, подводила глаза, одновременно следя в зеркало за Диком.
Старик Хэнк пытался нацарапать очередную запись в бортовом журнале, а лорд Ковердейл сидел на корточках и тупо разглядывал какое-то насекомое, сидевшее у него на ладони. Последним проснулся лейтенант Харрисон, который, обхватив голову руками, стал раскачиваться из стороны в сторону, приговаривая:
– Что я наделал?.. Трибунал… Капитан, я не хотел этого… О боже, моя присяга…
Это продолжалось до тех пор, пока взгляд его не сфокусировался на Драгане, который усердно разбирал вертолет.
– Эй, сволочь! – вскричал Харрисон. – Не смей трогать казенное!
Он схватил пустую бутылку, первое, что попалось под руку, и бросился на Драгана, крича:
– Мне же никогда не собрать это обратно!
– Брось, лейтенант, – сказал Гудвин, когда Харрисон уже лежал на земле. – Невелика потеря. Это же не последний вертолет Британских ВМС. Тем более, что тебя все равно расстреляют. Если вернешься к своим.
После завтрака лорд Ковердейл пригласил всех к себе в гости. Вертолет решили бросить, тем более что и горючее кончилось, а до виллы лорда, по его словам, было не более часа пути.
Все присутствовавшие выстроились в цепочку и углубились в джунгли. Впереди шел Драган и острым мачете прокладывал дорогу сквозь буйную тропическую растительность. Замыкал шествие Гудвин, который все время чертыхался и уже на десятой минуте пути начал требовать привала.
– Может, бросим его? – холодно предложил Сирил. – Все равно он ничего не несет.
– Не надо, он такой милый, – взмолилась Катрин, повиснув на плече у Сирила. Она, как и многие другие женщины, не понимала доброго мужского юмора.
Компания достигла цели только к вечеру, – с одной стороны, благодаря Гудвину, который все время то отставал, то проваливался в какие-то ямы, а с другой стороны, благодаря Ковердейлу, который постоянно сбивался с пути.
Когда чаща наконец-то расступилась, взглядам путешественников открылся огромный дом, построенный в стиле ампир с элементами позднего конструктивизма и дополненный такими чисто местными деталями, как соломенная крыша и бамбуковые стены. Гудвин даже присвистнул:
– Вот это эклектика! Хороша фазенда!
– Ты не в Латинской Америке, Арнольд. – сказал Ковердейл. – Ты в Африке, и здесь это называется "дача".
При слове «дача» Сирил вспомнил уютный загородный дом своих родителей в благоустроенном совминовском поселке Жуковка и на секунду тень прошлого омрачила его чело. Слетав мыслями на родину, Сирил сосредоточился на Африке и увидел выставленный в одно из окон местной дачи крупнокалиберный пулемет израильского производства.
На огороженной частоколом территории было разбросано еще несколько зданий, возле которых находились какие-то люди. Одни играли в кости, другие чистили автоматы и минометы, третьи просто кемарили в тени. Огромный негр копался в моторе полуразбитого джипа, а неподалеку несколько свирепого вида псов вяло грызлись из-за кости.
– Идемте в дом, – предложил Ковердейл. – Я покажу вам свою коллекцию.
– Это все ваши люди? – спросил Сирил.
– Да, мы вместе делаем наш маленький бизнес.
Когда все вошли в дом, первым, что бросилось в глаза, был плакат с фотографиями Ковердейла анфас и в профиль и подписью: "100 тысяч долларов за живого или мертвого". А лорд, не заметивший некоторого замешательства, уже раскладывал перед своими новыми друзьями красочную коллекцию и давал необходимые пояснения.