Правда полковника Абеля

ВТОРАЯ ДРЕВНЕЙШАЯ ПРОФЕССИЯ: НЕЛЕГАЛЬНЫЙ ВАРИАНТ

— Александр Сергеевич, спасибо за информацию о Фишере-Абеле, которой ваша Служба со мною относительно щедро поделилась. И все-таки, сколько многоточий… Разве секреты с годами не ветшают?

— Смотря какие.

— Ну, мне непонятно, почему столько таинственности вокруг двух первых загранкомандировок Вильяма Генриховича.

— Он уже был на нелегальном положении.

— Но в середине тридцатых!

— Это не потому, что Службе так хочется. Можно и сказать, но те поднимают архивы. Потом выходят на нас, и начинается. Бьет по нашим товарищам, которые еще там. Хорошо, по первой командировке узнаем, если возможно, расскажем.

И действительно рассказал. В феврале 1931 г. гражданин Фишер В. Г. официально обратился в Генконсульство Великобритании в Москве с просьбой о выдаче британского паспорта. Гениальной легенды выдумывать не потребовалось: общая и далекая от истины идея была подсказана собственной судьбой. Рассорился с вернувшимися в Советскую Россию родителями и мечтает возвратиться с женой и дочерью в родную Европу. Через четыре месяца паспорта-визы были получены, и где-то в мире стало на трех Фишеров больше. Плюс на одного радиста-нелегала, трудившегося под псевдонимом Франк. В какой-то европейской столице появилась небольшая радиомастерская, закрывшаяся годика через три. Это вернулся в январе 1935 года в Москву товарищ Фишер.

Однако пребывание дома не слишком затянулось. В июне 1935 г. грянула вторая заграничная командировка, и опять с семьей. Сведений о ней совсем мало. Въезд во враждебное государство прошел нормально. Только выдавал себя Вилли Генрихович уже не за радиотехника, а за художника. Неясно почему, но порисовать там Фишеру пришлось лишь до неожиданного отзыва в Москву в мае 1936 г.

Неожиданно для меня публикации «Комсомолки» о разведчике Абеле отозвались не только читательскими письмами. Меня разыскала милая и совсем не молодая дама. Ее отец работал вместе с Фишером в первой командировке. И в доказательство любезная незнакомка прислала фотографию их обоих. Пейзаж и фанзы, изображенные на стареньком любительском фото, настолько характерны, что и страна пребывания, на мой взгляд, не вызывает сомнения. Но, учитывая наш уговор, сохраню это случайно подброшенное озарение при себе.

А вот во второй раз Фишер, как мне думалось, отправился организовывать нечто вроде подполья для борьбы с фашизмом.

— Сергей Александрович, тогда Вильям Генрихович работал в Германии?

— Трудно ответить.

— Непонятно, зачем было брать с собою дочку — совсем ребенка?

— Во-первых, родственные чувства. Во-вторых, ребенок — большое подспорье. Дети оказывают помощь, о которой они сами понятия не имеют. Вдруг что-то надо, и ребенок — это очень хороший предлог кого-то отвлечь или, наоборот, завлечь. Или что-то провезти.

— А из-за чего прервали командировку?

— Только не из-за каких-то неудач. В Москве сразу последовало повышение по службе. О причинах отзыва сведений в нашем архиве нет. Тотчас по возвращении Фишеру было присвоено звание лейтенанта госбезопасности.

ЕСТЬ И ДРУГИЕ ВЕРСИИ

В ноябре 1996-го они были обнародованы газетой «Новости разведки и контрразведки». В статье, посвященной 25-летию со дня кончины Абеля, предположительно названа страна его первой, еще довоенной нелегальной загранкомандировки — Польша. Пребывание там оказалось недолгим: местная полиция отказалась продлить вид на жительство.

А дальше — сенсация. В публикации утверждается, что радист-шифровальщик Фишер был направлен в нелегальную резидентуру в Лондон. Оттуда разведчик передавал в Центр материалы, получаемые от основателей легендарной «кембриджской пятерки».

Господи, неужели Вильям Генрихович успел потрудиться чуть ли не со всеми героями нашей разведки: Кимом Филби, Моррисом и Лоной Коэнами, Гордоном Лонсдейлом-Молодым?.. Вот уж действительно человек-легенда. Но сколько же тогда было загранкомандировок у нелегала Абеля? И в какие все-таки страны его отправляли?

Версия о работе в Англии видится исключительно правдоподобной. Она косвенно, однако, объясняет, почему и эта командировка закончилась неожиданным отзывом Фишера и внезапным увольнением из органов. В 1938 г., как пишет газета «Новости разведки и контрразведки», с «кембриджской пятеркой» работал резидент НКВД Орлов. Опасаясь сталинских репрессий, настигших в Москве многих его товарищей-нелегалов и руководителей резидентур, Орлов исчез. Его письмо Сталину, переданное в советское посольство во Франции, звучало грозным ультиматумом. Или НКВД оставляет Орлова в покое, или последует волна таких разоблачений… И Сталин смирился. Но это потом, десятилетия спустя, выяснилось, что перебравшийся в США Орлов сдержал слово. Практически никого не выдал и мирно скончался в 1973-м, будучи уже гражданином Соединенных Штатов. Тогда же все, с Орловым связанные, были взяты под подозрение: вдруг и они последуют за предателем? Или Орлов нарушит обет молчания и сдаст своих бывших сотоварищей?

Увольнение Абеля из органов, грянувшее 31 декабря 1938 г., становится хоть каким-то образом если не оправданным, то объяснимым.

Но уж если не доверяли Фишеру, то кому же тогда оставалось доверять? Как всегда бывает в этой жизни, под подозрение попадали абсолютно не те…

— Иван Сергеевич, легко догадываюсь, что у вас в отделе сложнейший отбор, бесконечные проверки. Но как же тогда в разведчики попадают такие, как Вик Хейханен? Ведь выдал Абеля, по существу, он — алкаш-неудачник. Не верю, что запил ваш майор только в Штатах.

— Но, скорее всего, — только в Штатах. Могло случиться при постоянном нервном напряжении. Особенно, когда неудачно складывается и не идет задание, которое предстоит выполнить. А у Вика не шло. Нервы, транс… Ну что здесь, кажется, такого: провести тайниковую операцию? Но это же требует определенного напряжения, на каком бы положении ты ни находился, а если на нелегальном, то напряжение колоссальное. Прежде чем выйти на операцию, человек все время проверяется, есть наблюдение — нет. Это же надо пережить. И какая ответственность! Ведь можно просто потерять информацию, как Вик потерял однажды полую монету с тайником. Малейшая оплошность — и провал не только твой. Любая операция наносит разведчику большой моральный и, я бы сказал, физический ущерб. И Абель, и Вик были не так молоды. Когда Вильяма Генриховича арестовали, ему исполнилось уже 54. Тут бывают срывы. У Хейханена они поехали один за другим. Денег из-за выпивок не хватало, начались скандалы. Человек был, скажем так, морально не готов к выполнению задачи.

— Почему же тогда за все эти неудачи Вику было присвоено звание подполковника?

— Искали, как его вывезти. И присвоили перед вывозом из США: хотели успокоить. Обычная практика.

— Но вскоре Вика успокоили навеки. Он погиб через года четыре после суда над Абелем. И смерть странная: непонятная автокатастрофа. Это случайно не вы?

— Нет. Может, американцы сами решили избавиться от такой ноши? Они его всего высосали. А человека пьющего надо содержать, кормить. Скорее всего, это сделали их спецслужбы. Думаю, в то время они похожее практиковали.

— А сейчас нравы более гуманные?

— Черт его знает. Там все-таки законы суровые — обычно не церемонятся.

— Сергей Иванович, но и вы, мне почему-то кажется, тоже не очень церемонитесь. Чем их угрозы, подкупы отличаются от отечественных?

— Такие методы, возможно, использовались контрразведкой. И работала она менее деликатно. У нее, действующей в собственной стране, свои подходы. Вы не путайте две Службы. Во внешней разведке запрещены шантаж, спаивание. У нас это наказуемо. Всегда — или почти всегда — только убеждения.

— Извнннте, не верю.

— Говорю вам, никогда никакого шантажа.

— Так уж никогда?

— Только в период Отечественной. Было. Применяли недозволенною методы: дрались не на жизнь, а на смерть.

— И вы не платили за поставленную информацию?

— Многие источники, кстати, никогда нe брали. У Абеля, например, группа «Волонтеры» принципиально работала без всякого вознаграждения. И вообще подавляющее большинство сотрудничало с нами по идеологическим соображениям.

— Сегодня идеологии нет. Остались ли источники?

— Тем не менее есть. А тогда были сильные цели, и некоторые такие источники, что сами могли бы полностью содержать нашу разведку.

— И на чем же строились отношения?

— Главное — на личной симпатии. Это первая завязка. И на общности взглядов. Иногда с людьми из своих помощников бывает очень жалко расставаться, до слез обидно. И им тоже. Привязываешься.

— Но на Западе народец порациональнее нашего.

— Не весь. Зависит от национальности. И многие на прощание говорят: будем работать, если снова приедешь ты. Здесь действует и личное обаяние.

— И знание языков тоже многое значит?

— Языком надо владеть очень хорошо. Первое, что отталкивает, это корявость, паршивая грамматика. Ну, не отталкивает, а сдерживает общение. Второе: проявлять высокомерие недопустимо. И третье — надо искренне уделять внимание.

— А подкуп — это уже четвертое?

— Какой подкуп? Оплата. А почему нет? Сделал дело — пожалуйста, плати. Некоторые знают мало, располагают сведениями только на данный период. Если разовая информация, то и оплата разовая.

— Даже так?

— Бывают иногда такие случаи.

— Но обычно какими-то важными сведениями располагают, как я понимаю, люди, сидящие где-то наверху?

— Не всегда. Информация ведь может даваться не постоянно или раз в жизни.

— А уж если она последовала, то за первым разом идет и второй.

— Отнюдь нет.

— Вы же нажимаете, прихватываете…

— Не наш метод. К тому же обоюдоострый. Что значит прихватить? Сначала ты его, а потом он тебя. И подстава тут может быть. Так часто случается. Подкидывают тебе фиктивный источник.

— Сейчас почти любое государственное учреждение напоминает мне лошадок, выгуливаемых на подножном корму. МИД живет в основном за счет консульских сборов. Иногда в посольствах зарплату не получают месяцами. ВПК на голодном пайке. А как у вас? Затраты у нелегалов, должно быть, немалые?

— Затраты эти сильно преувеличены. Каждый выезжающий, как и везде, имеет средства на свою зарплату. Знает точно: получаю столько-то. И тратит свои деньги на еду, одежду. Хочет — экономит. Не хочет — не экономит. Это личное дело. Есть и другие средства — только на работу. Абель и в этом отношении был образцом. Отчитывался точней-ше.

— Интересно бы посмотреть, какая тут может быть отчетность.

— Финансовая. И строжайшая. У него все было до копейки, если в этом случае позволительно так сказать, рассчитано. В оперативные средства никогда не залезал.

— А родным такого человека, от дома оторванного, вы помо-гаете?

— Полагается. И медицинское обслуживание, и отдых. Жена Вильяма Генриховича все 14 лет получала его зарплату.

— Сергей Сергеевич, в документах, вашими коллегами любезно предоставленными, наткнулся на любопытные сведения. За те девять лет, что Абель нелегально работал в США, он несколько раз побывал в отпуске. В последний раз, в 1955 году, задержался дома на девять месяцев. Как такое возможно?

— Очень сложный вопрос. Иногда во время операции мы их выводим в отпуск.

— Но каким образом? Разве можно взять и извлечь человека из жизни на долгий срок?

— На девять месяцев — это, конечно, необычно. Придумываются всякие хитрости, я бы сказал, выдумывается целая жизнь.

— А без этого нельзя? Или от дикого напряжения человек ломается?

— Через два-три года разрядка необходима. Без этого очень сложно. Разрабатываются легенды, которые бы оправдали столь долгое отсутствие.

— И все-таки на десятый год нелегальной работы даже такого гениального разведчика, как Абель, арестовали. Была ли необходимость рисковать его жизнью, держать там Марка так долго?

— Трудное дело.

— Он не чувствовал, что вокруг него сгущается?

— Нет. Все было благополучно. Если бы не Вик, он бы, конечно, трудился и дальше. Но нелегалы работают только с полного своего согласия. Устал, иссякла энергия, нет активности, возникли домашние проблемы, иные доводы — прерывай командировку. В первую очередь во внимание принимаются интересы лица, выехавшего на работу. И еще главный закон разведки: если тебе что-то грозит, выезжай. Бросаешь все, ни на что не обращаешь внимания. Ничего важнее соображений безопасности разведчика нет. И последняя заповедь: в какую бы беду ни попал, будет сделано все, чтобы тебя выручить.

— Почему же при этом благоговейном отношении к разведчикам среди них не было Героев Советского Союза? Даже Абелю такого звания не присвоили.

— В то время среди нелегалов Героев не было. В 30-е — 60-е годы разведчик мог получить орден — максимум. Даже медали юбилейные хватали редко. Это больше стали давать в 70-е. А сейчас Герои есть.

— Живые люди?

— Вполне.

— И давно получили?

— Уже сейчас.

— Тогда позвольте спросить: каково место Абеля в этом ряду?

— Каждый выполняет то, что нужно. Однако Вильям Генрихович, наверное, один из самых сильных.

— Если «один из», следовательно, есть и были такого же ранга?

— Были. И это были нелегалы. Я вам о конспирации рассказывать не стану — и так понятно. До тех пор, пока человек работает, и хорошо, — он абсолютно неизвестен. И имя Вильяма Генриховича Фишера говорило бы что-либо лишь горсточке сотоварищей.

— Но ведь другой нелегал — Коной Лонсдейл-Молодый все же был относительно известен.

— Тоже оставался бы в полной тени, если бы не провал. Поймали с колес, на Западе вышла книга. И все равно об этом великом разведчике и сегодня многого говорить нельзя. Да, наблюдается в этой работе определенный парадокс. Вот ушел из жизни Абель, и ничего о нем не осталось: ни одной кинопленки, кроме кадров из художественного фильма. Действительно было нельзя. Но все равно жалко.

— Мне кажется, что я здесь с вами именно для того, чтоб хоть как-то этот пробел восполнить. И уж если вы сами затронули закрытую тему, то позволю себе спросить: а есть сейчас у вас люди уровня Абеля или Лонсдейла? Ну, которые работают так же, как эти двое?

— В ЦРУ вам ответили бы: «Ноу коммент».

— Как, наверное, и подобает старшему офицеру Службы, вы высокого мнения о коллегах. Но не будете же отрицать — и Абель, и Лонсдейл провалены своими. В те годы предательство было небывалой чрезвычайностью. А сегодня к кому только ваши сотрудники ни перебегали.

— Ну, допустим, не совсем наши. Хотя проблема серьезнейшая. Обратите внимание, когда уходят: 20-е годы, потом 56-й, 57-й при Хрущеве тоже несколько человек соскочило, и вот сегодня, при резкой перемене политической ситуации. Я ненавижу изменников, урон они наносят чувствительный. Но представить, какое психологическое давление уехавший туда испытывает, могу. Раньше нам говорили: «Вы едете к противнику». А теперь человек теряется: что, на кого, как? Нервного срыва не исключаю.

Но на полковника Гордиевского, кажется, не давил никто. Тем не менее сбежал в Лондон.

— Предал и сознает, что приходят и берут твоих. Страшно быть предателем. И как бы ни описывал себя Гордиевский в своих книгах, я уверен, что до конца жизни кошки будут скрести.

— Слышал по какому-то «голосу», будто ему все-таки разрешат вернуться.

— Ерунда. Сам не приедет, если даже разрешат.

— Но жена-то к нему уехала?

— Вот и слава Богу. Правда, теперь они официально развелись.

— Согласитесь, люди теперь сто два раза подумают, стоит ли оказывать вам помощь, если в Службе попадаются такие, как Гордиевский.

— Нам сегодня нелегко. Морально давит. Особенно там. И вы, журналисты, на нас нападаете. Ну, скажите, было такое в США, в Англии? Взяли и огульно записали нас в НКВД.

— А вы не поспешили объяснить разницу между НКВД и Службой внешней разведки?

— Теперь объяснили. Но по-прежнему все говорят о репрессиях НКВД и КГБ, но никто не упоминает о репрессиях против разведчиков. Вы знаете о судьбе резидентов, которые были отозваны в Москву перед войной? Почти все погибли. А что было после смерти Сталина, когда в 1953 г. Берия решил вывезти всех руководителей разведки из-за границы? Трагическая судьба — лагеря, тторьмы. Или возьмите 38-й, когда всех увольняли…

— Вот профессия и теряет престиж. Раньше был ореол, даже слишком яркий. Сегодня нет ничего.

— Вы это зря. Все равно остался если не идеалистический ореол, то пример служения, преданности. Например, само существование разведчика класса Абеля вызывает уважение. И не только у людей, которые пошли по его стопам.

— Но поставьте даже Абеля в теперешние условия, и работать ему…

— Ему было бы тяжелее жить. Вильям Генрихович был человек абсолюта.

— Александр Сергеевич, и под занавес последний вопрос: сейчас в мире все же потеплело. Долго ли осталось вашей профессии?

— Потеплело — и прекрасно. А профессий древнейших в мире две. Какую из них поставить на первое место, сказать не решаюсь, и обе до сих пор в цене. Не знаю, как насчет девичьей, а наша не исчезнет до тех пор, пока будут существовать государства — хотя бы с единым строем. Чего греха таить: требуется научно-техническая информация. Англичане интересуются французами, те — американцами. Разведки не работают против народов чужих стран. Они трудятся ради интересов собственной державы и, значит, наших с вами. Не то что скоропостижной, а вообще кончины разведслужб не предвижу. Древнейшей профессии суждено таковой и остаться.