Правила бунтаря и застенчивой девушки (ЛП)

Мне хочется убежать, вернуться обратно к Беку и позволить ему увезти к себе домой, уложить меня в его постель, и заснуть в мирном блаженстве комфорта и тишины. Но меня останавливают две вещи: Первая – это данное обещание, не полагаться так сильно на него. И вторая – я не чувствую себя спокойно, оставляя мать одну в подобном состоянии. Когда была младше, я привыкла так поступать, но сейчас я повзрослела и лучше понимаю серьезность ситуации.

Размеренно вдыхая, я протискиваюсь сквозь людей, шлепая по рукам, которые трутся о мою задницу, и направляюсь к своей матери.

– Как много ты выпила сегодня вечером?– спрашиваю ее, перекрикивая музыку.

Она прекращает вращение, пьяно раскачиваясь из стороны в сторону.

– Ох, я ничего не пила сегодня вечером.

Я обеспокоенно смотрю на нее, когда она зигзагом направляется к холодильнику.

– Тогда что ты приняла?

Она пожимает плечами, дергая за дверцу, чтобы открыть.

– Кое–что... Хотя, не беспокойся. Я чувствую себя абсолютно нормально. Вообще–то великолепно, – она улыбается мне, чтобы подтвердить свое заявление. Проблема в том, что ее заявление теряется в изможденности ее глаз и в том, как расширены ее зрачки.

– Может, нам стоит попросить всех разойтись по домам, – предлагаю я. – Серьезно, уже поздно, и соседи могут снова пожаловаться.

Она отмахивается от меня, ныряя головой в холодильник.

– Те соседи съехали, кажется, месяц назад. И на это я могу сказать, – тем лучше. Они нарушали неписанные правила этого дома.

Волосы на задней части моей шеи встают дыбом, когда кто–то становится позади меня.

– Какие правила?

– Правила держать свой рот закрытым, – она хватает пиво из упаковки с шестью банками из холодильника, что по большей части единственное, что там есть. – Куда, к чертям, подевалась вся еда? Я думала, что ты ходила в магазин?

– Да, несколько дней назад, – я продвигаюсь вперед, потому что мое личное пространство нарушают. – И там было достаточно еды, когда я уезжала на работу.

– Ну, наверно, тебе стоит сходить снова, потому что, по правде говоря, осталось не очень–то и много, – она закрывает холодильник и смотрит на меня, откручивая крышку на бутылке. – Кстати, где ты работаешь? И почему ты так одета?

– Ты имеешь в виду, как шлюха? – с горечью спрашиваю я, обвивая себя руками.

Капля раскаяния появляется в полубессознательных глазах.

– Извини за это, конфетка. Я воспользовалась моментом. Я иногда так делаю.

Когда я была моложе, то хваталась за ее извинения и те редкие моменты, когда она походила на ту мать, которой была до того, как ушел мой отец. Теперь я понимаю, что большую часть времени она пытается грубо мне льстить из–за того, что чего–то от меня хочет или сходит с ума.

– Все нормально, – вру я, пихнув локтем парня позади меня. Он ругается и называет меня не–такими–приятными именами, но, к счастью, отступает. И все равно, противостояние заставляет меня чувствовать, что я теряю контроль и не могу дышать, и не в самом лучшем смысле, как бывает, когда я смотрю Беку в глаза и чувствую, что теряю контроль. – Но я все равно считаю, что тебе стоит попросить всех уйти.

– Неа, веселье только началось, – она делает глоток пива, затем идет ко мне. – Не беспокойся. Мы, наверняка, не будем зависать здесь слишком долго. Тут предположили, что в баре на углу будет живая музыка. Наверное, мы пойдем заценим ее.

– Пожалуйста, не садись за руль, – умоляю я. – Сядь на автобус или иди пешком, ладно?

– Конечно, – ее пренебрежительная интонация заставляет меня поверить в то, что она врет. И ее уже лишили прав из–за множества случаев вождения в нетрезвом виде.

Как только она выходит из кухни, чтобы приготовить шоты в гостиной со своей подругой Дарлой, я пробираюсь в ее комнату и краду ключи из сумочки, перед тем как отправится в свою спальню. На моем пути сквозь людный коридор самодовольно ухмыляется парень и тянется ко мне.

– Посмотрите–ка, это мини–Пола, – говорит он одному из своих друзей.

Я ударяю его по руке, мое сердце – неустойчивый беспорядок.

– Я ничем не похожа на свою мать.

Затем я бросаю взгляд на свою одежду, болезненное напоминание, что я делала всего несколько часов назад.

Может, я и похожа.

Слезы заполняют мои глаза, когда я отпихиваю парня, бегу в свою комнату и закрываю дверь на замок. Затем я снимаю одежду и одеваюсь в пижаму, хотелось бы мне принять душ и смыть с себя сегодняшний день. Но последнее, что я хочу сделать, это вернуться обратно в то безумие.

Прежде чем забраться в постель, я получаю сообщение от Бека.

Бек: Просто хочу убедиться, что ты в порядке, прежде чем уеду. Кажется, что внутри довольно напряженно…

Я на цыпочках подхожу к окну и выглядываю, задаваясь вопросом – здесь ли он еще? Практически сразу я замечаю его БМВ. Он стоит там, как чирлидер в готическом клубе. Хотя, необычно то, что Мерседес припаркован позади машины Бека.

Две фантастические машины в одну ночь. Так странно.

Я бы не задумывалась об этом слишком сильно, но сейчас, я беспокоюсь, что внутри какой–то богатый наркоторговец ведет наблюдение за моим домом, потому что мать должна ему денег.

Это не первый раз, когда происходит подобное.

Страх пробегает по мне, заставляя мое сердце яростно биться в груди. Я хочу во всем признаться Беку, хочу, чтобы он зашел внутрь, перекинул меня через свое плечо, и вынес из этой адской дыры. Хочу, чтобы он спас меня. Со своей стороны, я бы сказала маме, что никогда не вернусь. И именно это я бы и имела в виду. Мне было бы плевать.

Но проблема в том, что мне не плевать на свою мать, даже если не хочу этого. И, кроме того, просить Бека спасти меня – это не то, чего я хочу. Я хочу самостоятельно спасти себя. Я хочу быть сильной личностью, которая не сломается, когда останется одна.

Ты можешь с этим справиться. Ты делала это тысячи раз.

Я: Ага, я в порядке. В моей комнате не шумно. И я заперла дверь, поэтому никто меня не побеспокоит. Спасибо, что подвез, Бек. Я, правда, благодарна за все, что ты делаешь.

Он не отвечает, и я ложусь в свою кровать, разглядывая коллекцию снежных шаров, которую мне подарил отец перед тем, как ушел. Это единственные предметы, которые я оставила, и которые связаны с ним, поскольку моя мать заложила все остальное, что он оставил после себя. Спереди в центре находится снежный шар, который подарил мне Бек, когда вернулся из Парижа. Он мой любимый, потому что достался от Бека. Бек – мой самый любимый человек в целом мире, и понимание этого пугает. Мечущейся, падающей, теряющей контроль – так я себя чувствую рядом с ним.

Мне он слишком нравится.

Я пытаюсь убедить себя, что молчание со стороны Бека – к лучшему. Может быть, он, наконец, перестанет быть моим рыцарем в сияющих доспехах. Жгучая боль в моем сердце ничего не сделает с тем фактом, что может, лишь может быть, он наконец–то двигается дальше. Мое сердце все равно скручивает.

Я тру рукой грудь, надеясь, что боль уйдет, пока лежу в кровати, борясь со сном.

Примерно через десять минут моей борьбы легкий стук сотрясает мое окно. Я не двигаюсь с места, боясь, что была права насчет наркоторговца.

Стучат неоднократно, а затем мой телефон жужжит, оповещая о входящем сообщении.

Бек: Пожалуйста, не могла бы ты просто подойти к окну? Я вижу через шторы, поэтому знаю, что ты не спишь.

Я бросаю взгляд на окно, когда выбираюсь из кровати.

Прошлепав через комнату, я отодвигаю штору и вижу Бека, улыбающегося мне, его поза напряжена.

– Что ты там делаешь? – спрашиваю я, пока медленно открываю окно.

– Делаю из тебя настоящую, живую принцессу, – шутит он, бросая взгляд через свое плечо на парковку.

– Как это делает меня настоящей, живой принцессой?

– Потому что я – твой Прекрасный Принц, пришел, чтобы тебя спасти, – он показывает рукой отодвинуться. – А сейчас отойди, чтобы я мог залезть.

Я хочу поспорить, но громкая музыка и крики заставляют меня просто отойти.

Опустив свою голову, он ныряет внутрь, затем выпрямляется, стирая чуть–чуть грязи со своего рукава.

– Это очень по–рыцарски с твоей стороны, – дразнюсь я, нервничая.

В то время, как Бек заставляет меня чувствовать себя в безопасности, он с роду не был в моей комнате, которая, наверно, такая же большая, как его шкаф, и пропахла сигаретным дымом. Как и вся квартира.

– Я просто рад, что ты живешь не на втором этаже, – он сканирует голые стены и мою не заправленную кровать. Когда его взгляд останавливается на коллекции моих снежных шаров, он улыбается. – Мой впереди.

По какой–то странной причине мои щеки вспыхивают, будто он только что открыл маленький грязный секрет или что–то в этом роде.

– Он мой любимый, – говорю я, чтобы скрыть свое смущение.

Его улыбка растет, когда он легонько стучит по моему носу.

– Хорошо. Я рад.

Я возвращаю ему улыбку, чувствуя себя слегка потерянной.

– Я не хочу, чтобы это казалось грубым, но почему ты тут?

Его улыбка исчезает.

– Потому что я не мог заставить себя уехать и оставить тебя одну в этом дерьме.

– Все в порядке, – лгу я. – Здесь нет ничего, с чем бы я не справлялась раньше.

– Но это не означает, что так правильно, – он обходит мою комнату, смотрит на закрытую дверь, а затем на мою кровать.

– Мне очень рано нужно сделать кое–что по работе, но я хочу послоняться здесь несколько часов, если ты не против. По крайней мере, пока не утихнет вечеринка.

– Я не уверена, утихнет ли она вообще. Так может быть. Иногда моя мать может продлевать ее несколько дней.

– Ну, я останусь здесь настолько, насколько смогу.

Я играю с нижней кромкой моих пижамных шорт, радуясь тому, что лампа ограничено светит.

– Ты действительно не обязан этого делать.

– Я знаю, что не обязан, но я хочу, – он плюхается на мою кровать и наклоняется, чтобы расшнуровать свои ботинки.

– Ты что делаешь? – пищу, как идиотка.

Он смотрит на меня с весельем, пляшущим в его глазах.

– Снимаю свою обувь.

Я остаюсь около открытого окна, боясь подойти чуть ближе к нему, когда воспоминание о нашем последнем разе наедине проносится в моей голове.

– Но зачем?

– Я решил, что полежу с тобой, пока ты не уснешь, – как только снимает свою обувь, он садится и тянется к краю своей рубашки с длинными рукавами.

Мое дыхание застревает в горле, пока я наблюдаю, как он снимает ее через голову. А потом я стараюсь не хмуриться от разочарования из–за футболки, которая у него под рубашкой.

Когда он замечает, что я пялюсь, сжимает вместе свои губы и бросает свою рубашку на пол. Я переживаю о том, что он прочитает по моему лицу все мои грязные мысли, поэтому поспешно отвожу взгляд от его груди.

– Все нормально, а? – спрашивает он. – Я не хочу, чтобы ты нервничала. Это отличается от моих намерений.

– Все в порядке, – решаю не быть трусихой и заставляю свои ноги двигаться вперед, направляясь к кровати. – Просто странно видеть тебя в моей кровати.

– Почему? – он отодвигается, и я сажусь рядом с ним. – Ты была в моей тысячу раз. Ты даже там спала.

– Знаю, – подкладываю руки под свои ноги. – Но мне нравится приходить к тебе. А это не то место, куда кому–то понравится приходить. Ну, кроме отстойных друзей моей матери.

Он расстегивает пряжку своего ремня.

– Я не против того, чтобы быть тут. Конечно, было бы лучше, если бы мы были у меня или где–то в другом месте, что безопаснее, но мне нравится быть с тобой. Тебе стоит уже понять это, – он вытягивает свой ремень и бросает его на пол.

Сколько еще одежды последует? Когда он остановится?

Надеюсь никогда.

Я выталкиваю эту мысль из своей головы и поспешно скатываюсь к изголовью кровати.

– Ты действительно думаешь, что сможешь уснуть на протяжении всего этого шума и криков?

– Я не собираюсь спать, – он встает и стягивает футболку, бросая ее на пол. – Я собираюсь просто лежать рядом с тобой, пока ты не заснешь.

Святые Бабочки, полностью обезумели.

Я стараюсь не глазеть, разинув рот. Правда, стараюсь. Хотя мой взгляд блуждает некоторое время по его гладкой груди и твердому прессу.

Наконец–то, мне удается сосредоточить свое внимание на чем–то еще, пока откидываю одеяло и забираюсь под него.

– Кажется, не слишком весело для тебя.

Его глаза сверкают весельем, когда он ложится рядом со мной и натягивает на нас одеяло.

– Ты даже не представляешь, насколько ты не права.

Я хочу спросить его, что он имеет в виду, но свирепость в выражении его лица удерживает мои губы закрытыми.

Я поворачиваюсь на бок, он делает то же самое, поэтому мы смотрим друг на друга.

Музыка и крики заполняют тишину между нами вместе с моим поверхностным дыханием.

– Ты нервничаешь? – неожиданно спрашивает он. – Я могу лечь на пол.

Мне хочется кивнуть, но я качаю головой. Я ни в коем случае не позволю ему лежать на полу.

– Все в порядке. Просто это из–за шума. Можно подумать, что после пятнадцати лет выслушивания этого дерьма станет проще, но этого никогда не случится.

Он что–то рассматривает, затем медленно движется ко мне, упирается своим лбом в мой и кладет ладонь на мое бедро.

– Закрывай глаза. Я сделаю так, что ты останешься в безопасности.

Я судорожно вдыхаю, но не отодвигаюсь, слушаю его и закрываю глаза. Мое сердцебиение воспаряет до скорости колибри, возбуждение закручивается. Я настолько напряжена, что не знаю, как засну. Хотя, несколько минут спустя мое сердце успокаивается, и я ускользаю в великолепные сны, наполненные такими вещами, которые я бы никогда не сделала в реальной жизни.

Глава 6

Бек

Я установил будильник на случай, если задремлю, перед тем как лег в кровать Виллоу. Ее губы приоткрыты, ресницы трепещут несколько раз с промежутками, словно она вот–вот проснется. Мне интересно, что ей снится, хороший у нее сон или плохой, когда ее нога обвивается вокруг моего бедра, а ладонь ложится на мою голую грудь.

Я замираю, когда ее пальцы перемещаются вниз, а мышцы моего живота сжимаются. Когда ее рука достигает низа моей талии, мое сердце бьется, как отбойный молоток.

Я прикусываю свою губу, чтобы сдержать стон, представляя, как ее руки движутся ниже, прикасаясь ко мне так, как я мечтал с того чертова первого поцелуя. Интересно, позволит ли она также потрогать ее? Затем я вспоминаю, что она спит и не подозревает о том, что делает.

Хотя это практически убивает меня, я двигаю рукой, чтобы остановить ее и ее пальцы внезапно застывают.

– Бек, – шепчет она, ее веки приоткрываются.

Наши пристальные взгляды сталкиваются, а затем ее взгляд устремляется вниз. Я жду, что она дернется назад, но вместо этого, она смотрит на свои пальцы, растопыренные на моем животе, ее грудь тяжелеет от каждого затрудненного вдоха.

Хриплые звуки посылают пульсирующее желание по всему моему телу. Я не знаю, что пересиливает во мне, возможно, все сдерживаемое, сексуальное напряжение заставляет меня потерять свой чертов рассудок, но я впиваюсь своими пальцами в ее бедро и трусь об нее.

Она стонет, откидывая свою голову назад, когда ее глаза закрываются.

Проклятье, я близок к тому, чтобы нахрен взорваться.

Я собираюсь повторить это движение, когда она отдергивается назад, будто я кусаю ее, что я вроде бы как хочу.

– Мне т–так жаль, – мямлит она с широко раскрытыми глазами. – Я не знаю почему это сделала… У меня просто был этот сон… и потом я… – она замолкает, и я знаю, даже не видя ее лицо, что ее щеки горят.

Не хочу, чтобы она сожалела. Вообще. Я хочу, чтобы она положила свою ногу обратно на мое бедро так, чтобы мы могли продолжить. Но она кажется такой шокированной. Боюсь, что этот момент закончится еще одним фиаско. Если я не сглажу ситуацию.

– Все в порядке, – мой голос сильнее натянут, чем я хочу. Если бы было по–моему, то к этому времени ее одежда была бы снята, мой язык был бы у нее во рту, а мои пальцы скользили бы вверх по ее бедру. – Давай просто забудем, что это произошло. В любом случае, я уверен, что ты наверняка наполовину спала.

Она неуверенно сглатывает, прижимая свои руки к себе, словно боится, что может снова меня потрогать.

– Ты должно быть сердишься на меня, за…за то, что я так приставала к тебе, пока спала. И практически нарушила наше правило.

Я мысленно закатываю глаза. Она может приставать ко мне в любое время, когда захочет. Скажу ей, что это совсем другая история.

– Все с нами в порядке. И ты не нарушила правило. Наши губы ни разу не соприкоснулись. Теперь снова ложись спать, чтобы твои красивые глаза смогли отдохнуть.

Она обеспокоенно кивает

– Спасибо. И снова, извини.

Она закрывает глаза, но не проваливается сразу в сон, ее тело напряженно. Где–то после пятнадцати минут, ее мягкое дыхание наполняет тишину.

А я, я остаюсь напряжённым, твердым, как чертова скала. Мне, серьезно, хочется потянуться вниз и потрогать себя, чтобы успокоиться нахрен. Хотя, заниматься этим, когда она спит рядом со мной, кажется не правильным, поэтому я заставляю свои руки не шевелиться.

Приметно через полчаса я наконец–то успокаиваюсь. Проходит еще один час, и в доме становится тише. Интересно, значит ли угасающий шум, что люди уходят. Надеюсь на это, так как мне нужно скоро уходить, а от одной мысли оставить Виллоу одну в доме мне становится плохо.

Боже, я не хочу никогда ее покидать.

Мне нужно встретиться с парнем по работе в шесть часов, поэтому, когда будильник звенит в пять, я выпутываю свои руки и ноги из–под Виллоу и вытаскиваю свою задницу из кровати. Одеваю обратно свою обувь, рубашку и ремень, убеждаюсь, что двигаюсь тихо, поскольку не хочу ее разбудить. К тому времени, когда я уже одет и готов уйти, она кажется все еще спящей с рукой, лежащей под ее щечкой. Она выглядит такой спокойной, такой красивой. И я ничего не могу с собой поделать.

Я наклоняюсь над кроватью и нежно целую ее в щеку, убеждая себя, что все сделал правильно, поскольку, технически, это не контакт губ.

Ее ресницы трепещут от контакта.

– Бек, – бормочет она.

Я делаю глубокий вдох, обожая звук своего имени, покидающий ее губы.

– Засыпай снова, принцесса, – шепчу ей на ухо. – Мне надо идти, но я позже вернусь, чтобы отбуксировать твою машину.

Я даже не уверен, достаточно ли она проснулась, чтобы понять меня, но она машет головой вверх вниз.

Прежде чем уйти, я проверяю, что дверь заперта. Затем я медленно открываю окно и выбираюсь.

Прохладный, утренний воздух окутывает меня, пока я медленно закрываю окно. Следующую секунду или две я сомневаюсь, желая вернуться в ее комнату, но не могу забить на работу.

Вздыхая, я разворачиваюсь и иду по стоянке к своей машине, пока проверяю сообщения. Мой отец звонил пять раз и оставил голосовое сообщение. Мне не нужно прослушивать его, чтобы узнать то, зачем он звонил. По той же причине, по которой он названивает мне последний месяц – он хочет, чтобы я работал в его фирме. Ну, «хочет» – это не достаточно сильное слово. Больше подходит – «требует».

Я запихиваю телефон в карман, не прослушивая сообщение, здесь пусто, за исключением Мерседеса, припаркованного около моего БМВ. Когда оказываюсь около своей машины, я с интересом смотрю на мужчину, сидящего за рулем и набирающего сообщение.

Как будто замечая мой взгляд, он смотрит вверх, и его глаза расширяются.

– Что за черт? – бормочу я. – Почему, черт возьми, ты так смотришь на меня?

Его окно опущено, поэтому я знаю, что он слышит мои слова. Хотя, он не отвечает, просто заводит двигатель и срывается с места.

Почесав голову, я залезаю в свою машину и даю двигателю поработать несколько минут, чтобы разморозить окна. Я остаюсь на стоянке дольше, чем требуется, наблюдая за въездом, удостоверяясь, что Мерседес не вернется.

Может, я преувеличиваю, но этот парень смотрел на меня так, будто знал меня или знал то, что я друг Виллоу. А в таком месте не очень хорошо, когда люди тебя знают.

Глава 7

Виллоу

Солнечный свет освещает мое лицо, когда я открываю глаза и осматриваюсь, растягивая руки за своей головой. Моя кровать пуста, отчего холодная пустота проникает в мои кости. Но я чувствую себя обновлённой больше, чем за долгое время.

Затем все обрушивается на меня: мои руки на груди Бека, моя нога на его бедре, то, как он терся об меня. На небольшую, теряющую разум секунду я хотела, чтобы он снова это делал, пока я не вспомнила правило, и почему оно существует.

Технически, у меня нет правила о касании бедрами. Но это все еще не значит, что я чувствую себя лучше из–за того, что между нами произошло. Именно это я и говорю себе. Иногда мне интересно, лгу ли я себе так же много, как и остальным.

Слава Богу, что Бек сгладил инцидент. Я так ужасно себя чувствую. После того, как я передала ему правило, что мы никогда не можем целоваться, я же и приставала к нему. Поговорим о смешанных сигналах.

Он наверно думает, что я сумасшедшая. Честно говоря, наверно, так и есть. Я даже не знаю, почему это сделала. Окей, это – ложь. Я сделала это, потому что не могла выбросить из головы вид его груди.

Когда я закрываю глаза, то погружаюсь в мечту о том, как мы с Беком целуемся, мои руки повсюду на его голой груди, мои бедра трутся об него.

Тупое, предательское тело.

Боже, я попала.

Вздыхая, я перекатываюсь и концентрируюсь на том, ушла ли мать со своими друзьями. В доме тихо, за исключением собаки, гавкающей снаружи. Это был бы самый мирный способ проснуться, если бы я не спала, обернувшись вокруг своего лучшего друга. К тому же, моя спальня воняет выпивкой.

Тук. Тук. Тук.

Я смотрю на часы и кривлюсь. Шесть часов утра, и еще не все ушли.

– Эй, мини–Пола, почему ты не открываешь дверь, доставай оттуда свою милую задницу, и устрой нам небольшое шоу, – говорит парень из–за двери. – Разве не этим ты занимаешься? Танцуешь, правильно?

Я сжимаю свои губы и закрываю глаза. Уходи. Уходи. Уходи.

– Эта униформа, в которой ты была…Об этом я говорю…Ты – танцовщица в «Crazy Morelliesin’s». Как случилось так, что я никогда раньше тебя там не видел?

Потому что я не танцовщица.

Но то, что ты делаешь может быть не лучше.

– Твоя мама знает, где ты работаешь? – спрашивает он. – Могу поспорить, что да…Она сама там раньше работала, когда была моложе.

Я проглатываю постыдный комок, засоряющий мои дыхательные пути. Одновременно с тем, что я знала о ее баловстве стриптизом, я никогда не знала, что она работала в том же месте, что и я.

Я, правда, как она.

Нет! Я не такая! Я даже ни с кем не ходила на свидание и никогда ни с кем не пойду. Плюс, я собираюсь в колледж. Однажды я буду лучше нее.

Ну, это то, что я говорю себе, пока парень следующие полчаса колотит в мою дверь.

Когда он сдается, я пытаюсь снова уснуть, но мой взволнованный мозг удерживает меня в сознании, и наконец, я вытаскиваю свой зад из кровати, чтобы проверить ущерб в квартире. Прежде чем выйти в этот бардак, я приоткрываю дверь и всматриваюсь в коридор, чтобы убедиться, что дом пуст. Не вижу, чтобы кто–нибудь где–нибудь ходил, поэтому шире открываю дверь и выхожу.

Мой нос быстро морщится из–за вони травки, выпивки и пота. От затхлости воздуха мне хочется побежать в ванную и принять душ. Нуждаясь в том, чтобы сначала проверить место, я ставлю одну ступню перед другой, пока тащусь в гостиную. Диван перевернут вверх дном, кофейный столик прижат боком к покрытой пятнами стене, а в середине комнаты навалена куча пивных банок. Мой первоначальный инстинкт – как можно скорее убрать этот беспорядок, но сначала мне надо проверить мою маму.

Поворачиваясь спиной к беспорядку, я иду в сторону маминой спальни и нахожу ее пустую кровать. Я проверяю ванную, шкафы и кухню. Нигде нет никаких ее признаков. Должно быть, она не приходила обратно из бара. Мое волнение возрастает при мысли обо всех местах, где она могла бы быть: занимается проституцией на углу, ширяется в каком–нибудь захудалом отеле, или лежит мертвой где–то в канаве. Все, кроме последнего случалось.

Я сутулюсь над столом и опускаю голову в свои руки, споря о том, – должна ли выследить ее. Как правило, я это делаю, но Бек должен прийти сегодня, чтобы отбуксировать мой автомобиль. Хотя, после того, что случилось прошлой ночью, я не уверена, должна ли позволить Беку слететь с крючка и позвонить Ари, чтобы пришел мне помочь.

Возвращаясь к себе в спальню, я подбираю телефон, чтобы позвонить либо Беку, либо Ари, – я еще не решила. И тогда замечаю пропущенный вызов от Винтер. Я решаю позвонить ей, откладывая тяжелое испытание с моей машиной.

– Привет, ленивая задница, – приветствует меня Винтер после того, как я здороваюсь с ней, зевая.

– Это впервые, – я плюхаюсь на свою кровать и смотрю на потолок в пятнах от воды. – Обычно ты зовешь меня чокнутой.

– Ага, ну я решила немного замиксовать. Чтобы сделать жизнь чуть более интересной, – шутит она. – Хотя, серьезно, почему ты кажешься уставшей? Обычно ты встаешь с рассветом.

– У меня была тяжелая ночь.

– Из–за того, что сломалась твоя машина?

– Ага. И была вечеринка, а какой–то парень разбудил меня в шесть часов утра, – я не собираюсь упоминать то, что вечеринка была устроена моей матерью. Одновременно с тем, что Витнтер знает о моей не фантастической жизни дома, она не в курсе всех тех деталей, что знает Бек. Я также по разным причинам не упоминаю, что Бек оставался в моей постели, или что я терлась об него, одна из которых, – потому что Винтер увидит в этом слишком много.

– Я не знаю, почему ты все еще там живешь, – говорит она. – Было бы намного легче, если бы ты просто переехала в Фэйрс Холлоу. Ведь кажется, что тебе не нравится жить со своей мамой.

– Просто все намного сложнее этого, – бубню я, массируя свой висок, чтобы уменьшить давление в черепе.

– Почему? В смысле, тебе почти девятнадцать. Ты не обязана и дальше жить со своей мамой, если не хочешь.

– Ага. Но ей нужна помощь, чтобы платить за аренду и в других вещах, – и чтобы быть уверенной, что она не умрет во сне.

– Почему это твоя работа? Разве не должно быть наоборот?

– Не всегда.

– Все же… это не честно, – говорит она, кажется глубоко недоумевая. – Мои родители совсем не отличные, но они бы никогда не заставили меня платить за них арендную плату. И не должны. Ничьи родители не должны этого делать.

– Я это знаю, – действительно знаю. И я пыталась говорить об этом с моей мамой много–много раз, чтобы она сделала усилие и позаботилась о себе. Она всегда говорит, что так и сделает, но после нескольких лет являясь единственным источником дохода, я сдалась; она никогда не изменится.

– Ты всегда можешь поселиться со мной, – предлагает она. – В любом случае, мне понадобится соседка по комнате, когда съедет Луна.

Когда слышу повторяющийся крик снаружи, поднимаюсь с кровати и прикладываюсь к окну.

– Так, когда съезжает Луна?

– Ну, это неофициально. Но они с Греем достаточно серьезно говорили о том, чтобы съехаться.

Я отдергиваю штору и всматриваюсь в окно.

– Серьезно? – сканирую стоянку и замечаю стоящую около багажника молодую пару, живущую через три двери от нас. Они кричат друг на друга, девушка в бешенстве из–за того, что считает, будто парень ей изменил. Я вспоминаю множество раз, когда моя мать была вовлечена в подобную сцену. – Разве все не движется немного быстро? Они так молоды.

– Ага, но они встречаются больше года, поэтому не думаю, что это так странно. Кроме того, они довольно много жили вместе, либо у нас, либо у Грея. По крайней мере, когда они переедут в свое собственное место, то смогут быть наедине. И я не войду снова, когда они делают кое–что на диване.

Я фыркаю от смеха.

– Святое дерьмо. Ты зашла и наткнулась на них?

– Ага. Я рассказывала тебе об этом?

– Нет.

– О мой Бог, это было так ужасно. И еще я думаю, что Луна была смущена больше всех.

– Ее достаточно легко смутить, не правда ли?

– Так же, как и тебя, – обвиняет она. – Фактически, иногда ты хуже нее.

Мой пульс ускоряется, когда пара начинает друг друга толкать.

– Не правда. Я редко смущаюсь.

– В обычных вещах да. Но когда упоминается или подразумевается что–то сексуальное, ты начинаешь полностью краснеть.

– В тебе так много дерьма.

Я размышляю, выходить ли мне и разнимать драку. Прямо сейчас они просто толкают друг друга, но именно так обычно начинаются драки, и все может быстро усугубиться, – я видела это тысячу раз.

Прежде чем я успеваю принять решение, они внезапно прекращают друг друга толкать, и их губы сталкиваются в глубоком страстном поцелуе.

Да, такое я тоже раньше видела.

Когда парень отстраняется, чтобы снять рубашку девушки, прямо там, на середине стоянки, я отвожу взгляд, а мои щеки нагреваются.

Окей, может Винтер права насчет меня. Может, я смущаюсь из–за сексуальных вещей. В смысле, посмотрите–ка, как я вела себя вчера вечером. Как я управляюсь там, где работаю – это выше моего понимания. И потом, я знаю, какой будет альтернатива, если не буду этого делать.

– Хотя, все нормально, – говорит Винтер со смешком. – Однажды, когда ты начнешь заниматься сексом, уверена, что ты легко это перерастешь.

– Ох, да как хочешь, – возражаю я. – Не веди себя так.

– Как?

– Словно у тебя был секс.

– Я подошла к этому ближе, чем ты.

– Ну и что? Это не делает тебя более взрослой, чем меня, – я отодвигаюсь, позволяя шторе упасть, затем останавливаюсь, когда фигура, стоящая перед заброшенным мотелем через дорогу, привлекает мое внимание.

Сначала я предполагаю, что это – случайный наркоман, ждет, чтобы купить наркотики, поскольку именно этим мотель печально известен, но человек одет во все черное, с толстовкой, надвинутой на голову и спортивные ботинки, которые выглядят слишком дорого для того, что может себе позволить наркоман. По крайней мере, те, что живут здесь. К тому же, позади него припаркован сверкающий Мерседес, похожий на машину, которую я видела прошлой ночью, и кажущийся абсолютно не к месту.

Неприятное ощущение появляется в моем животе, когда я замечаю внимательный взгляд этого человека, направленный на входную дверь в мою квартиру.

Дерьмо, мама, что ты натворила на этот раз? Продаешь наркотики? Занимаешься проституцией? Обманываешь какого–нибудь богатого парня?

Внезапно человек поворачивается к моему окну, и я инстинктивно приседаю. Может я переигрываю, но за годы, как мать попадала в затруднительное положение, выводя из себя не того человека. Я не могу сосчитать, сколько раз она предупреждала меня на некоторое время скрыться с глаз и не открывать дверь.

Мне хочется ей позвонить и выяснить, не имеет ли это ничего общего с ней, но после того, как она потеряла три телефона меньше чем за месяц, я не могу, да и не хочу, на самом деле, покупать ей еще один.

– Ох, Виллоу, – протягивает Винтер в динамик. – О чем ты думаешь?

Я подношу телефон к уху:

– Об экзаменах, – вру я.

– Правда? – веселье расцветает в ее интонации. – Потому что мне подумалось, что ты думала о сексе.

Я сажусь на пол и скрещиваю ноги.

– Зачем бы тебе об этом думать? Особенно после того, как ты подразумевала, что я стесняюсь всего, что касается секса, ну знаешь, потому что я девственница и все такое.

Она хихикает.

– Ну и что с того, что ты смущаешься? Это не значит, что ты никогда не думала заниматься сексом. Я знаю, что ты думала об этом.

– Может несколько раз, – замечаю я, отказываясь вдаваться в детали.

– И бьюсь об заклад, я могу угадать, о ком были те несколько раз, – ее вкрадчивый тон заставляет меня хмуриться.

– В частности, не о ком конкретно, – я откидываюсь к стене и скрещиваю ноги. Но, пожалуйста, все равно, объясни кто, как ты думаешь, делает меня такой разгоряченной и взволнованной, потому что я на девяносто девять процентов уверена, что это тот, на кого ты намекаешь.

– Ну, он высокий, со спутанными светлыми волосами, любит футбол и временами весь такой бунтарь, когда хочет им быть, по крайней мере, для своих родителей и учителей, и говорит мужику, чтобы тот отъеб*лся. Он предпочитает кайфовать от вечеринок, вместо того, чтобы нажираться, но он не тупица, просто любитель расслабиться. Он любит играть в героя, также он никогда этого не признает, по крайней мере, для определенной девушки, которую знает с начальной школы. Обо всех других он заботится меньше. Также он иногда может быть занозой в заднице, но ты никогда со мной не согласишься, – она делает длинную паузу. – Хмм…что еще я забываю? Ох, да, и его имя рифмуется со Шмеккет.

– Это не смешно, – я вздрагиваю от неловкости, когда на меня накатывают образы прошлой ночи, а всю кожу покалывает. – Бек не заставляет меня думать о сексе.

– Да, точно. Ты – такая врунишка, – весело заявляет она. – Я это вижу в твоих глазах каждый раз, когда мы находимся рядом с ним, ну, по крайней мере, так было последний год или около того. Но ты никогда этого не признаешь, поэтому не знаю, зачем вообще заговорила об этом.

Я тереблю рукав своей рубашки.

– Бек просто мой друг, мой лучший друг. Без обид.

– Никто не обиделся. В любом случае, он намного, намного лучший друг, чем я.

– Что это должно означать?

– Это означает, что он сделает для тебя что угодно, что в точности он делает всякий раз, когда ты ему даешь шанс, – всплеск горечи прокрадывается в ее голос и заставляет меня подвергнуть сомнению основную причину, по которой мы завели этот разговор.

Нравится ли Винтер Бек, и ревнует ли она из–за наших отношений? Это не первый раз, когда эта мысль приходит мне в голову, и Ари однажды предположил, что он думает, будто Бек и Винтер все время препираются из–за сексуального напряжения. Если они сойдутся, это будет иметь смысл. Они оба выходят из богатых, уважаемых семей, и у них много общих интересов, они очень компанейские, и не проводят свои ночи, тряся своими задницами, чтобы заработать дополнительные наличные деньги.

Да, идеальные вместе.

И я должна быть рада за них, но мой желудок обжигает тошнота, или, может быть, это ревность.

– Потому что он хороший друг, – я заставляю нежелательные мысли убраться из моей головы. – И если бы ты тоже им была, то не говорила бы об этом.

– Ну, я думаю, что мы уже установили, что я не была лучшим другом, поэтому я собираюсь продолжить и сказать, что повторяла последние несколько месяцев, – веселье исчезает из ее голоса, сменяясь серьёзностью. – Я думаю, что Бек…

– Винтер, – предупреждаю я.

– Влюблен в тебя! – кричит она на меня.

Я хочу открыть окно и швырнуть телефон наружу, чтобы избежать этого разговора. Но я не могу позволить себе заменить телефон.

– Он не влюблен в меня. По крайней мере, не так, – а если влюблен? Хочу ли я этого?

Я качаю головой. Что, черт возьми, не так со мной?

– Что ты имеешь в виду, а как? – веселье вернулась. Она полностью наслаждается моим дискомфортом.

– Как... как любовь... – я отталкиваюсь ногами и расхаживаю по небольшому пространству моей комнаты.

Любовь? Я даже не знаю, что такое любовь ...Правда же?

Лицо Бека появляется в моей голове: его улыбка, как он касается моего носа, чтобы заставить улыбнуться, то, как я обычно улыбаюсь рядом с ним.

Безопасность.

– Мы с Беком – просто друзья, – глупо заявляю я, понимая, что мой очень шаткий аргумент никогда не победит сумасшедшие навыки Винтер. Серьезно, эта девушка может сделать все по–своему, щёлкнув пальцами.

– Если это именно то, что ты говоришь себе, тогда продолжай. Но в один прекрасный день, это дойдет до тебя.

– Дойдет до меня? Как может что–то подобное дойти до меня? – я притворяюсь раздраженной, хотя на самом деле, взволнованна.

Может быть, это уже повлияло на нас. С того поцелуя наша дружба была неровной, шаткой и пылающей жаром. Продолжают происходить неловкие моменты, как например, прошлой ночью он слегка задевал костяшками мое бедро, или каждый раз, когда я тупо пялилась на его губы. Или когда мы вместе лежим в постели, дразня друг друга ...

– Ты действительно хочешь услышать мою теорию? – осторожный тон Винтер должен напугать меня, так как обычно ей плевать на то, что она говорит.

– Э–э... я не знаю... – я кусаю свой ноготь на большом пальце, не зная, как ответить.

– Ну, в любом случае я собираюсь тебе рассказать, – она делает еще одну продолжительную паузу, либо для драматического эффекта, либо чтобы предоставить мне шанс для отступления. – Я думаю, что на днях сексуального напряжения станет слишком много, и вы, ребята, закончите тем, что проведете вместе бурную ночь.

Я останавливаюсь у подножия своей кровати и опускаюсь на матрас.

– Поверь мне, этого никогда не случится.

– Если ты так говоришь.

– У меня есть самоконтроль, ты знаешь.

– Ха! Намекая, что у тебя есть самоконтроль, ты имеешь в виду, что думала об этом.

– Я этого не говорила, – жалуюсь я. – Так что перестать нести это дерьмо.

– Обманщица.

– Королева драмы.

– Девушка, которая хочет, переспать с Беком.

– Винтер…

– О, Боже мой, думаю, я собираюсь проколоть пупок, – она кричит сквозь смех.

Закатываю глаза.

– Ты так не сделаешь. Тебе просто не хочется больше спорить со мной.

– Может быть, а может и нет, – дразнит она. – Может быть, я собираюсь изменить свой имидж выпускницы и стать тобой. Я даже сделаю татуировку.

– Что ты подразумеваешь под тем, что будешь как я? У меня нет никаких татуировок.

– Но у тебя много пирсинга.

Я очерчиваю своим пальцем множество серег, тянущихся вдоль моего уха.

– Только в ушах.

– И в пупке.

– Да, только из–за тебя.

– Эй, ты бы не осмелилась, – она тычет в это. – И ты могла бы ее вытащить.

– На самом деле, я не хотела, – признаю я, поднимая нижнюю часть своей рубашки, чтобы взглянуть на бриллиантик, сверкающий выше моего пупка. – После того, как прошла через всю эту боль.

Она смеется с издевкой.

– Так это не единственная причина, по которой ты ее не снимаешь.

– На что ты намекаешь? Я уверена, что ты на что–то намекаешь, – опускаю свою рубашку, затем откидываюсь на локтях. – Ты всегда так делаешь.

– Конечно. В чем смысл жизни, если ты не можешь ни на что намекнуть? – спрашивает она с казалось бы неуместным вздохом. – Но, во всяком случае, все, что я предполагаю, может быть, как и у нашего дорогого, милого Бека, у тебя есть немного мятежной стороны.

– У меня нет ее, – протестую я, вероятно показавшись более оскорбленной, чем должна. – Я никогда не делала ничего мятежного во всей своей жизни, – опять же, мою мать никогда не заботило то, что я делала, поэтому, как я могу быть вообще бунтаркой?

– Может быть, у тебя есть тайная темная сторона, и пирсинг – это лишь тонкий способ показать это.

Беспокойство шевелится в моей груди, как спящий зверь, готовый проснуться и напасть на меня. Бек сказал вчера вечером нечто подобное о переходе на темную сторону. Я настолько очевидна? Если это так, я волнуюсь из–за того, что еще они заметили во мне за последнее время.

– Так, быстрый вопрос. Когда ты возвращаешься из Нью–Йорка?

– Зачем спрашиваешь? Планируешь сделать для меня приветственную вечеринку? – шутит она. – Или ты просто так сильно по мне скучаешь?

– Конечно, я скучаю по тебе, – говорю я, расслабляясь из–за того, что она не сказала ничего по поводу очень заметного изменения темы. – Даже если ты заноза в заднице.

– Ой, я тоже люблю тебя, Виллс, – отвечает она сухо. – И для информации, ты тоже заноза в заднице, поэтому мы такие хорошие друзья.

– Да, может быть ... А если серьезно, когда ты возвращаешься?

– Я лечу обратно в субботу днем. Почему ты спрашиваешь? Что произошло?

– Ничего, – я громко выдыхаю. – Просто у Бека вечеринка в пятницу, и он заставляет меня идти. И мне ненавистна идея, что я иду одна.

– Ну, ты не будешь одна. Бек будет там, – и снова, намек на горечь появляется в ее интонации. – И Ари с Луной, и, возможно, Грей с тех пор, как эти двое прикреплены бедрами двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

– Они вернутся из своей поездки к этому времени? – я напрягаюсь, когда я слышу стук в дверь.

– Должны, – говорит она. – Ты всегда можешь позвонить и узнать.

– Окей, я могла бы это сделать, – я поднимаюсь со своей кровати, когда стук становится громче, и на цыпочках иду из моей комнаты к входной двери.

– Или ты можешь просто пойти одна, – продолжает она. – Чтобы вы с Беком наконец–то смогли переспать.

Нервный выдох трепещет на моих губах, когда я наклоняюсь, чтобы заглянуть в глазок.

– Не начинай снова, – облегченный вздох вырывается из меня при виде Бека, стоящего снаружи. – Эй, я должна идти. Только что появился Бек.

– Конечно же, он это сделал, – говорит она. – Он едва ли может держаться вдалеке от тебя больше, чем один день.

– Он здесь, чтобы просто помочь мне.

– О, бьюсь об заклад, что так и есть. Просто убедитесь в том, что позвонишь мне после того, как это произойдет.

– Во–первых, я никогда не позвоню тебе сразу после того, как в первый раз у меня будет секс, – я оборачиваю пальцы вокруг дверной ручки. – И во–вторых, мы с Беком никогда не будем заниматься сексом. Поверь мне; он даже не хочет заниматься со мной сексом.

Голос в глубине моего сознания хохочет от смеха.

– Что если он хочет? Ты это сделаешь?

– Нет.

– Ты абсолютно точно сомневаешься.

– Нет, я не сомневаюсь, – ведь правда? – А почему ты так одержима этим?

– Это не так. Я просто веселюсь.

– Ну, пожалуйста, мы можем, оставить это?

– Хорошо, – сдается она. – Я дам тебе сорваться с крючка... на данный момент.

– Ну и дела, спасибо. Ты очень добра.

– Всегда пожалуйста, – язвительно замечает она. – Поговорим с тобой позже.

– Пока, – я вешаю трубку и открываю дверь с улыбкой на губах. Хотя мое облегчение мгновенно сменяется замешательством, когда Бек обхватывает рукой свой рот, пытаясь скрыть усмешку. – Из–за чего вся эта улыбка?

Он высовывает свой язык.

– Почему это странно? Я улыбаюсь все время. На самом деле, это своего рода мое отличительное качество.

– Это правда, но все–таки... – я смотрю на него с опаской. – Ты думаешь, что что–то смешно, но я не могу понять, что.

– Да, может быть, но поверь мне; вероятно лучше, чтобы ты не знала, – он сильно прикусывает губу и запихивает руки в задние карманы. – Итак, ты готова к тому, чтобы отбуксировать твою машину обратно? – его взгляд блуждает по клетчатым пижамным шортам и верху с длинными рукавами, в которые я одета, оставляя теплый след на моей коже, который согревает каждую часть моего тела. – Ты все еще одета в пижаму.

– Да, я ленилась этим утром, вероятно потому, что кто–то испортил мне прошлую ночь, и заставил спать так хорошо, – я прикусываю губу. Может быть, мне не следовало этого говорить.

Довольная улыбка освещает его лицо.

– Хорошо. Я рад, что смог помочь. И ты должна делать это чаще.

– Быть ленивой? – я вдруг резко начинаю отдавать себе отчет в том, насколько разгромлено это место, и что он, вероятно, может видеть весь беспорядок.

Он кивает головой, окидывая меня тем взглядом, который я совсем не могу понять.

– Тебе нужно больше отдыхать, принцесса. Ты всегда такая уставшая, потому что перегружаешь себя.

– Я в порядке, – лгу я. – Нет ничего, с чем я бы раньше не справлялась.

Его взгляд прикрепляется к моему.

– Именно этого я и боюсь. А когда–нибудь, когда ты слишком много будешь справляться, то, в конечном итоге, сломаешься.

Я знаю о какой поломке он говорит: в мой последний год у меня был нервный срыв, когда я пыталась жонглировать тремя работами, школьными заданиями, заботой о наркоманке–матери, все это же время подавая документы в колледжи.

– Я в порядке. Обещаю, – я бросаю взгляд через улицу, не зная, стоит ли быть расслабленной или встревоженной, ведь того человека там больше нет.

Бек стоит в дюймах от меня и наклоняется, понизив голос.

– Нет, это не так, – он указывает на разгромленную гостиную позади меня. – Ты не должна разбираться с этим. Тебе никогда не стоило разбираться с этим.

От него так хорошо пахнет одеколоном и мылом, и всем, что успокаивает меня, и я практически наклоняюсь к нему, хватаю за рубашку, цепляюсь за жизнь, и никогда не позволяю уйти...

– Я знаю, – говорю я, заставляя себя оставаться на месте. – Но не так много я могу с этим поделать.

Он с решимостью смотрит на меня сверху–вниз.

– За исключением того, чтобы уйти.

Я вожусь с краем моих шорт.

– Я не могу просто уйти от нее... Можешь себе представить, что случится, если я это сделаю? Она едва выжила после ухода отца.

Он цепляет пальцем мой подбородок, заставляя смотреть на него.

– Я знаю, что ты переживаешь за свою мать, но ты не можешь провести остаток своей жизни заботясь о ней и позволяя ей разрушать себя. Должен настать момент, когда достаточно просто произнести «достаточно» или она разрушит твою жизнь.

– Я буду в порядке, – не так ли?

Иногда, мне интересно, насколько хорошо мне будет через три года... если я окончу колледж, как планирую, или что–то появится и разрушит этот план. Это единственное, что я узнала, пока росла в такой нестабильной жизни дома: все может случиться в мгновение ока и произвести удар по стабильной сфере, как случилось тогда, когда мой папа ушел, или когда год тому назад моя мать решила попробовать героин в первый раз. Она никогда не была прежней с тех пор, и в нашей жизни возросло хаотичное безумие.

Может быть, Бек прав. Может быть, пришло время сказать: хватит.

И что потом? Я уйду от своей матери, и буду надеяться, что она справится самостоятельно? В конце концов, после всего того, какая она дрянная, мама – единственная семья, которая у меня осталась. И я единственный человек, который у нее есть, кто достаточно волнуется и беспокоиться о ней.

Глава8

Бек

После того, как провел утро, беспокоясь о Виллоу, я был рад снова оказаться у нее дома, даже если это просто касалось буксировки ее машины.

Пока я стою у ее входной двери, беспокойно постукиваю пальцами по бокам своих ног. Этот район всегда тревожил меня: здесь люди всегда продают наркотики, а иногда и свои тела, и парочка орала друг на друга у переднего крыльца их квартиры... По крайней мере, я думаю, что это была их квартира.

Однако мои нервишки сгорали от нетерпения, когда я за дверью услышал разговор Виллоу с кем–то, как она пару раз произнесла мое имя и слово «секс». Я не был точно уверен, что обсуждалось, но слушая, как Виллоу говорит обо мне и сексе, от этого я улыбался, как придурок.

Когда она открыла дверь, я попытался скрыть свое ликование и эпически провалился. Честно говоря, мне действительно было плевать. В конце концов, Виллоу говорила обо мне и сексе. О сексе и обо мне.

Когда я думал о прошлой ночи, то не мог прекратить по–идиотски ухмыляться.

Потом я заметил беспорядок в гостиной, и мое хорошее настроение испарилось, когда мне болезненно напомнили, что я еще должен сделать сегодня: поговорить с ней.

Примерно через час Ари должен встретить нас на шоссе, что оставляет мне около тридцати минут, чтобы убедить ее уйти из этой чертовой дыры в центре города, и не просто уйти, а уйти со мной. Зная Виллоу, она не очень хорошо воспримет то, что я собираюсь сказать. Она будет упрямой, попытается отказаться. Я достаточно часто разговаривал об этом с ней, чтобы выяснить. Но я не готов сдаваться.

Мне снятся кошмары о том, что здесь происходит, о том, что шепчет Виллоу, когда она действительно напугана. Я знаю, что она утаивает все детали ... постоянно.

– Так, что на этот раз случилось с твоей мамой, раз она ушла? – спрашиваю я после того, как Виллоу показывает мне жестом проходить внутрь. Я поворачиваюсь вокруг на кухне, стекло хрустит под моими ботинками. Потом я поднимаю вверх голову и хмуро смотрю на разбитую лампу. – Кто–то разбил твою лампу.

– Я знаю, – она делает вес–всего–мира–на–моих–плечах вздох перед тем, как пересечь кухню и открыть холодильник. – И я не уверена в том, что заставило ее уйти. Я думаю, что она просто восстанавливается.

Я иду прямо позади нее, когда она опускает голову и всматривается внутрь пустого холодильника.

– Кто–нибудь беспокоил тебя после того, как я ушел? Дом казался пустым.

– Парень постучал в мою комнату, и это все.

– И это все? Ты говоришь, словно это не имеет значения.

– Это не так. На самом деле, нет. И, по крайней мере, он не вошел в мою комнату.

Я глубоко вдыхаю, когда мое разочарование возрастает, и напоминаю себе о том, что собираюсь поговорить с ней об этом, чтобы вызволить ее отсюда.

Она протягивает руку к пустой верхней полке, проскальзывает за нее пальцами и вытаскивает небольшую коробку заранее приготовленного бекона.

– Ты что–то там прятала? – я прислоняюсь к стене рядом с холодильником, наблюдая за ней: за тем как пряди ее длинных каштановых волосы нависают над ее большими глазами; за изгибом ее спины; за тем, как ее попка выпирает под низом пижамы...Если бы я подошел к ней сзади – была бы идеальная позиция ...

– Да, – она делает шаг назад и закрывает холодильник, выталкивая меня из моих грязных мыслей. – Мне приходится, потому что обычно друзья моей мамы съедают все, когда приходят... – она замолкает, когда смотрит на меня, склонив голову. – Что это за выражение на твоем лице?

– Какое выражение?– выражение, когда я думаю о том, чтобы трахнуть тебя сзади? Должен ли я ждать этого?

– Ты просто выглядишь... Я не знаю, – она чешет заднюю часть своей шеи. – Задумчивым или что–то в этом роде.

– Задумчивым, хм? – я подавляю смех. Хм, так вот как выглядит мое лицо, когда у меня грязные мысли о ней. – Интересный выбор слова.

– Ну, это то, как ты выглядишь, – она разрывает коробку бекона. – Но вопрос, почему? – она направляется к микроволновке, затем поворачивается назад с удивленным выражением на лице. – Я думаю, что ты либо под кайфом, либо у тебя что–то было этим утром.

– Ты знаешь, что я не сажусь за руль, когда под кайфом, – делаю паузу, оценивая ее реакцию. – А что касается того, что у меня что–то было этим утром, я, на самом деле, не занимался этим в течение довольно длительного времени.

– Насколько длительного? – ее зубы впиваются в нижнюю губу, ее взгляд вспыхивает на моих губах. – Неважно. Это не мое дело.

– Почему нет? – я выгибаю бровь. – Я рассказал тебе, когда потерял свою девственность.

Она снова чешет свою шею.

– Да, и я чувствовала себя довольно неудобно, когда ты рассказывал.

Я должен отпустить это, но не могу. Она ведет себя так изворотливо, и я хочу знать из–за чего, и имеет ли это что–то общее со мной.

– Почему?

Она ковыряет угол коробки бекона.

– Что почему?

Я выпрямляюсь у стены и пересекаю крошечную кухню, сокращая расстояние между нами.

– Почему тебя беспокоит, когда я говорю о сексе?

Она изучает меня, затем хмурится.

– Ты говорил с Винтер?

Хорошо, не то, что я ожидал, но я определенно заинтригован.

– Нет… Почему ты спрашиваешь?

– Просто так, – она поспешно отворачивается от меня и смотрит на микроволновку.

Я перехватываю ее за бедра, разворачиваю, и прислоняю к столу, отчего ее губы приоткрываются от шока.

– Ни за что. Ты не можешь просто спросить что–то подобное и не объяснять, – кладу ладони по бокам от нее, заковывая ее между своих рук, а затем наклоняюсь, пока наши тела не вспыхивают.

Ее грудь вздымается напротив моей, когда она панически вдыхает. Я жду, что она оттолкнет меня, но она поднимает свой подбородок, поддерживая зрительный контакт, ее нижняя губа дрожит.

– Почему странно, что я спрашиваю, разговаривал ли ты с Винтер? Вы двое постоянно говорите.

– Да, но ясно, что у вас двоих был разговор, – я опускаю свою голову ближе к ней, наши губы находятся в дюймах друг от друга. Так. Чертовски. Близко. – Я предполагаю, что она была обо мне и о сексе.

Ее щеки краснеют, и это, наверное, самое восхитительное, что я когда–либо видел.

– Почему мы должны говорить о твоей сексуальной жизни?

– Это то, что мне интересно, – я отклоняюсь немного назад, чтобы найти ее глаза. – Там, правда, не так уж много, что можно обсудить.

Она отводит от меня свой взгляд.

– Хотя, есть кое–что.

Я наклоняюсь вбок, вынуждая ее посмотреть на меня.

– Что это должно означать?

– Ничего, – ее румянец усиливается. – Пожалуйста, можем мы прекратить говорить об этом? Винтер уже заставила меня сегодня говорить с ней на очень неудобную тему.

– О сексе? – я делаю паузу, напряжение разрывает мое тело, когда кое–что приходит мне на ум. – Подожди. Возможно, у тебя... был с кем–то секс?

– Я так не могу разговаривать об этом, – она кладет руку мне на грудь и нежно отталкивает, но я перехватываю ее руку и удерживаю прямо над своим сердцем.

Тот факт, что она не дает мне прямой ответ, заставляет мой пульс зашкаливать от нервозной энергии, которую, я уверен, она может чувствовать. Мне не все равно. Я немного паникую. Я имею в виду, конечно, у меня раньше был секс, но не в последнее время, и не после того, как понял, что она мне сильно нравится. Насколько я знаю, Виллоу до сих пор девственница. Если это изменилось, то случилось недавно.

Она кого–то встретила?

– Почему ты не можешь поговорить со мной об этом? – я стараюсь, чтобы мой голос казался ровным. – Мы говорили раньше о такого рода вещах.

Она качает головой.

– Мы этого не делали.

Я поднимаю палец.

– В прошлом году, после того, как мы играли в пиво–понг на одной из моих вечеринок, мы пошли в спальню, и ты призналась мне, что все еще девственница. А я признался тебе, что спал с двумя девушками.

– Тебе не нужно мне об этом напоминать. Я очень хорошо это запомнила, – ее щеки загораются ярко–красным пламенем, и она отстраняет свою руку от моей груди. – Я также помню, что не могла смотреть тебе в глаза, примерно две недели, потому что ты... – она смотрит на все, кроме меня. – Но если тебе действительно нужно знать, то ответ – нет. У меня не было... с кем–то секса.

Прямо сейчас есть миллион вещей, которые я хочу сказать ей, большинство из них включает в себя слова «секс», «прикосновение» и «поцелуй», но я отстраняюсь, вспоминая последний раз, когда ее поцеловал. После этого наша дружба была похожа на шаткий канат, пока она не создала из этого правило не целоваться. Именно тогда я понял, насколько она хрупкая, как легко я могу ее потерять.

Я не хочу потерять ее.

Также я не знаю, сколько еще времени смогу следовать правилу – не целоваться... особенно после прошлой ночи.

– Ну все, прекращаем эту неловкость, – я вырываю коробку бекона из ее рук и бросаю на стол. – Иди, одевай свою хорошенькую попку, чтобы мы могли отбуксировать машину домой, а затем добудем тебе что–то приличное поесть.

Она благодарно мне улыбается.

– Звучит хорошо. Но тебе не нужно меня кормить. Я могу съесть бекон, – она ступает к столу, чтобы взять коробку, но я обхожу ее сбоку, блокируя путь.

– Тебе стоит съесть больше, чем это, – я следую своими костяшками вниз по ее боку, сдерживая стон, когда она вздрагивает. Боже, черт побери, я люблю, когда она так делает. Почему мы просто не можем делать это постоянно? – Ты уже слишком худая, – потому что ее чертова мать позволяет своим друзьям съедать всю пищу.

– Бек, ты, правда, не должен заботиться обо мне, – настаивает она, но вижу, как надламывается ее сила воли.

Я просто хочу, чтобы она полностью ослабила ее, полностью впустила меня. Прекратила бороться с совершенством.

– Знаю, что не должен, но я хочу, – говорю ей. – И прошлым вечером мы оба согласились, что должны позволить мне делать то, что я хочу.

– Мы никогда с этим не соглашались.

– Ну, тогда нам стоит это сделать, потому что это звучит, как очень хорошее согласие.

Она борется с улыбкой.

– Для тебя.

– Ни в коем случае, – я прижимаю руку к своей груди. – Ты однозначно извлечешь выгоду из этого соглашения.

Она поднимает брови.

– Как ты себе это представляешь?

Я ухмыляюсь.

– Потому что все, что я хочу делать, касается тебя.

Она затихает, глядя на меня с беспокойством, чувством вины, и немного со стыдом. Я ненавижу то, что она чувствует стыд за то, что принимает мою помощь. Я ненавижу, что она думает, будто сама должна заботиться о своих проблемах. Я ненавижу, что ее мать трахает ее голову.

Боже, я ненавижу ее гребаную мать. Единственная хорошая вещь, которую она когда–либо совершала – принесла в этот мир Виллоу.

– Хорошо, я пойду оденусь, – смягчается она. – И тогда мы сможем остановиться по дороге в каком–нибудь месте, где я куплю себе гамбургер. И я хочу, возместить тебе бензин за то, что ты два раза ездил отсюда.

– Звучит хорошо, – Нет. Если она попытается дать мне денег, я украдкой верну их обратно в ее сумочку, когда она не будет смотреть, как я поступал и раньше.

– Я именно это и имею в виду, – она пятится, направляя на меня свой палец. – Однажды, я отплачу тебе за все, что ты сделал.

– Окей, – я не говорю то, что она уже заплатила мне, впуская меня в свою жизнь...всегда говорит мне, какой я великолепный…никогда не дает мне сломаться из–за негатива моего отца…постоянно находится рядом со мной...дает себя обнимать...обманывает, чтобы всегда вызволить меня из беды.

За ... все.

После того, как Виллоу выходит из комнаты, я хватаю мешок для мусора из выдвижного ящика и начинаю собирать, казалось бы, бесконечное количество мусора. В действительности я никогда раньше не убирался, так как у меня есть горничная, это то, за что я очень благодарен, когда нахожу использованный презерватив и старую пару нижнего белья зажатую между стеной и холодильником.

Блять, гадость. Мне действительно нужно убедить ее покинуть эту дыру.

Как только большинство пивных бутылок и окурков убраны, я направляюсь в гостиную, чтобы поставить мебель в вертикальное положение, но меняю направление в сторону двери, так как кто–то стучится.

Я смотрю в глазок, чтобы узнать, кто это, но прихожу в замешательство.

– Что за черт? – я открываю дверь и выхожу на пустое крыльцо. – Я знаю, что слышал стук, – мой внимательный взгляд скользит по машинам на стоянке, группа людей слоняется у ржавой мебели для патио через несколько дверей в сторону, а затем попадает на мотель через дорогу, где припаркован Мерседес. Тот же, который я видел прошлой ночью.

Что, черт возьми, происходит?

– Что ты делаешь? – озабоченный голос Виллоу слышится за моим плечом.

Я разворачиваюсь и осматриваю ее. Она переоделась в обтягивающие джинсы и узкую черную рубашку, которая выставляет кусочек кожи, и большие сапоги, которые зашнурованы до колен. Ее волосы влажные, кожа чистая и безупречная, а блестящие губы умоляют, чтобы их облизали.

Я отрываю взгляд от ее рта и сосредотачиваюсь на глазах.

– Мне показалось, что я услышал, как кто–то стучит, но полагаю, что схожу с ума или что–то в этом роде, потому что здесь никого не было, – когда ее плечи опускаются, у меня сразу же начинает возрастать беспокойство. – Что не так?

– Ничего, – она накручивает на палец прядь волос, покусывая нижнюю губу.

– Очевидно, тебя что–то беспокоит, – я медленно двигаюсь к ней и легонько стучу по ее носу. – Иначе ты бы не выглядела такой взволнованной.

– Ты слишком хорошо меня знаешь, – она распутывает волосы со своего пальца. – Прямо перед тем, как ты появился, я заметила этого человека, стоящего через дорогу, и казалось, что он смотрел на мой дом.

Напряжение растекается по моим венам.

– Ты знаешь, кто это был?

– У него на голове была толстовка, поэтому я не разглядела, как он выглядел, – она наклоняется к дверному проему, выпуская напряженный вдох. – Возможно, я просто принимаю слишком близко к сердцу... Я просто была так расстроена, когда моя мать устроила вечеринку и приняла так много, – она понижает свой голос до смущенного шепота, – наркотиков...От них она совершает много поверхностного дерьма и выводит многих людей из себя, – ее глаза вспыхивают страхом, когда она тяжело сглатывает. – Иногда не тех людей.

– Раньше что–то случалось, да? – спрашиваю я. – Я могу сказать это по выражению в твоих глазах.

Она трет пальцами под глазами, будто пытается стереть этот взгляд.

– Пару раз случалось, когда она обманывала некоторых торговцев наркотиками, и они приходили и стучали в дверь, требуя денег.

– Что! – слишком громко восклицаю я, привлекая внимание со стороны соседей. Чтоб их. Это не их дело. Дело касается того, что Виллоу подвергает себя опасности, находясь здесь. – Почему ты не сказала мне об этом?

Она вдруг глубоко поглощена проверкой своих ногтей.

– Потому что знала, что ты будешь беспокоиться, а я не люблю тебя беспокоить... Это даже не твоя проблема. Ты не должен находиться здесь, убирая мой дом, и быть моим таксистом... Ты ведь даже ничего не получаешь взамен, – она опускает руку на бок, но удерживает свой взгляд, приклеенным к земле. – Это не правильно. И мне действительно следует прекратить так много полагаться на тебя.

Я кладу свой палец под ее подбородок и подниаю ее голову.

– Прежде всего, я делаю все это, потому что хочу, потому что ты – мой лучший друг. Не потому, что я должен. И во–вторых, я получаю кое–что от этого.

Ее брови сходятся, снова доказывая, какой невежественной она иногда может быть.

– Что ты получаешь?

– Тебя, – говорю я смело. Прежде, чем она может отреагировать, я говорю: – И как твой лучший друг, я не могу позволить тебе здесь больше оставаться. Не тогда, когда я узнал, что рядом с вами ошиваются разозленные торговцы наркотиками. Это не безопасно, Виллс.

– Больше ничто не будет в безопасности в моей жизни, – бормочет она, пялясь вниз на свои ступни.

– Тогда пришло время исправить это. Переезжай ко мне.

Она хлопает широко раскрытыми глазами и быстро качает головой.

– Я не могу этого сделать... Это слишком.

– Для меня или для тебя?

– Для... для нас обоих.

– Не включай меня в нас, потому что я очень доволен этой идеей. На самом деле, она мне очень нравится.

– Это ты сейчас так говоришь, – бормочет она. – Но, в конце концов, ты устанешь от меня.

– Это не правда, и думаю, что ты это знаешь, – говорю я, смягчая свою интонацию. – Я думаю, что есть другая причина, которую ты мне не говоришь.

– Я просто не хочу быть убогой, – ее голос надламывается.

– Ты – не убогая. Ты – мой друг...друг, который должен выбраться к чертям из этой жизни, которая тащит тебя вниз.

– Переезд в твой дом не спасет меня от этого.

– Это только начало.

Она поджимает свои губы, всматриваясь в меня своими грустными глазами. Я могу сказать, что она хочет согласиться поехать со мной, но над желанием господствует страх.

Чего ты так боишься? Уехать? Меня? Или это что–то другое?

– Пообещай мне просто, что подумаешь об этом? – прошу я умоляющим тоном. – Даже если ты не переедешь ко мне... Может быть, ты смогла бы переехать к Винтер.

Она обдумывает это, кусая свой ноготь.

– Может быть, я смогла бы это сделать... Она сказала, что ей, возможно, потребуется соседка... – ее плечи слегка расслабляются, а мое сердце немного умирает.

Так, это из–за меня.

– Хотя, не думаю, что смогу позволить себе половину ее арендной платы, – добавляет она. – Не тогда, когда я плачу арендную плату за это место.

Изумленно смотрю на нее.

– Тогда перестань платить арендную плату за это гребанное место. Платить за квартиру своей матери – это не твоя работа.

– Да, это так, – чувство вины наполняет ее глаза. – Если я не буду этого делать, то моя мать окажется на улице.

Я обхватываю ее щеку своей ладонью и вытираю своим большим пальцем слезы.

– Я знаю, что ты, может, не захочешь это услышать, но это может стать неплохим обстоятельством. Твоя помощь ... позволяет ей расслабиться.

Она хлюпает носом, затем удивляет меня, когда слабый смешок выскальзывает из ее губ.

– Откуда, черт возьми, ты узнал об этом?

– Курс психологии, – признаюсь я. – Это немного затрагивалось, когда мы обсуждали наркозависимость. Я услышал достаточно, чтобы знать, что это – правда.

– Это так, – говорит она. Когда я одариваю ее вопросительным взглядом, она добавляет: – Мне нужно было пару раз поговорить с врачом после того, как у меня было то расстройство во время нашего последнего года в старшей школе, – она вздрагивает от воспоминаний о том времени, когда сломалась на уроке английского из–за того, что получила «четверку» по домашнему заданию.

Хотя, на самом деле, паническая атака не была вызвана оценкой. Она едва спала, изнуряя себя двумя работами, учебой, заполнением заявок в колледжи и заботой о своей матери. Никто ничего о ней не знал, и начали насмехаться над ней из–за того, что она сошла с ума из–за оценки. К тому же хорошей оценки. Хотя, я знал. Я все знал и ненавидел себя за это, потому что чувствовал себя таким беспомощным.

– Но, в любом случае, – она переносит свой вес. – Я позволила ускользнуть некоторым подробностям своей жизни дома, в частности, подробностям о своей маме, принимающей наркотики, и обо мне, заботящейся о ней, и терапевт сказал, что иногда, помогая наркозависимому тем, что даешь ему деньги или оплачиваешь счета, на самом деле, причиняешь больше вреда, чем пользы.

– Тогда тебе обязательно стоит уйти, да? – пожалуйста, ради любви к Богу, просто скажи «да».

– Я не знаю, смогу ли... просто оставить ее таким образом. Я имею в виду, что произойдет, если однажды ночью она действительно сильно напьется, и никого здесь не будет, чтобы отвезти ее в больницу и промыть желудок?

Я напрягаю свой мозг для достаточно убедительного ответа.

– Может быть, ты могла бы приезжать каждый день, чтобы проверить ее. Ты можешь приезжать сюда до или после работы.

Ее кожа бледнеет.

–Ага, возможно…

–Также, ты могла бы брать на время мою машину, – игнорируя ее хмурое лицо, я добавляю: – Так было бы безопаснее, что–то типа причины того, чтобы тебе отсюда выбраться.

Она стучит пальцами по бокам своих ног.

– Может быть, я смогла бы одолжить машину Винтер или сесть на автобус.

Моя челюсть сжимается.

– Почему ты спокойно относишься к тому, чтобы заимствовать машину Винтер, но не мою?

– Я не отношусь спокойно к тому, чтобы брать что–либо на время, но с Винтер… – ее взгляд сталкивается с моим, и океан страха выливается из ее глаз. – Это просто не так сложно.

Мое сердце немного покалывает, и я массирую свою грудь.

– Про Винтер можно сказать что угодно, но не «не так сложно», – говорю я ей, стараясь не быть похожим на оскорбленную киску, но у меня получается лишь немного. – Но если это то, что заставит тебя убраться из этого дома, тогда все в порядке.

Она кивает, но я все еще не позволяю себе дышать. Нет, я не смогу снова свободно дышать, пока она не окажется далеко, далеко от своей матери и жизни, которая никогда не была для нее достаточно хороша.

Пересмотр списка ....

Глава 9

Виллоу

Следующие несколько дней проходят обыденно: поездки на работу, возвращение в пустой дом, и множество часов учебы. Работа. Учеба. Одиночество. Работа. Учеба. Одиночество. Этот шаблон начинает сводить меня с ума. Еще не могу расслабиться, когда накапливаются счета, и я по локти погружаюсь в груду домашних заданий. Я еще не узнала, куда сорвалась моя мать, от чего очень нервничаю, – в последний раз, когда я ее видела, она была в ужасном состоянии. К тому же из–за человека, которого видела через дорогу, я вся на иголках.

Пока никто открыто не стучал в дверь и не требовал денег, прошлой ночью я заметила кого–то, затаившегося около моей машины. Я не знаю, в чем было их соглашение, был ли это один и тот же человек, но у меня ощущение, что я играю в позиции выжидания и, в конечном счете, проиграю.

Мне действительно нужно поговорить со своей матерью и выяснить должна ли она кому–то денег.

Я искала ее в местных барах и клубах и выследила некоторых из ее друзей, которые не являлись самыми надежными источниками. Единственный реальный след, который у меня есть – от владельца бара, который сообщил мне, что моя мать была здесь в понедельник вечером, флиртовала с парнем, и они болтали о поездке в Вегас, чтобы сбежать. Так что теперь, мне не только придется беспокоиться о том, что моя мама собирается напиться, но и о том, что, возможно, она будет напиваться со своим новым муженьком, которого я раньше никогда не встречала.

Излишне говорить, что к вечеру пятницы, я могла бы реально воспользоваться перерывом от отвратительной маленькой штучки под названием «напряженная жизнь».

Бек раздражал меня тем, что настаивал на посещении своей вечеринки, а поскольку я не была такой уж большой тусовщицей, то решила пойти и расслабиться на несколько часов.

На работе я считала часы до отъезда, пытаясь решить, что надеть, так как Бек настаивал, что у вечеринки был строгий дресс–код в черных платьях. Я пошутила, когда он мне об этом напомнил, сказала ему, что буду рада увидеть, какое платье он собирается надеть. Бек, будучи дурачком, ответил: «Просто подожди. Оно очень сексуальное. Возможно даже сексуальнее, чем твое». Я смеялась, уже чувствуя себя лучше и еще больше стремясь удрать из опустошающей душу квартиры.

Мое стремление резко снижается, когда Вэн, мой тридцатилетний менеджер, сообщает, что ему нужно поговорить.

– Зайди на секунду в мой кабинет, Виллоу, – говорит он мне, когда я прохожу мимо бара, неся пустой поднос. Он стоит за стойкой с закатанными длинными рукавами рубашки, с засунутой за ухо сигаретой и задумчивым взглядом на своем лице.

– Окей, – я ставлю поднос на столешницу и снова борюсь со беспокойством.

Уверена, что это не имеет значения. Ты не сделала ничего плохого.

Часть меня мечтает о том, что я облажалась, и он уволит меня или заставит самой сделать это. Но это единственная работа, которую я смогла получить за последние шесть месяцев, и с помощью которой могут оплатить все счета, мое обучение и обеспечение матери.

Я следую за Вэном за сцену, неоновые розовые огни мерцают, когда переключаются песни и выходит новая группа танцовщиц. Группа парней освистывает и показывает неприличные жесты, пока размахивает в воздухе деньгами. Девушки на сцене не кажутся слишком обеспокоенными. Я? Мой желудок сужается до такой степени, что становится плохо. По факту, за последний месяц работы здесь у меня была постоянная боль в желудке либо из–за окружающей обстановки, либо из–за моей вины.

Когда мы с Вэном добираемся до конца коридора, он показывает жестом следовать за ним в его офис. Затем закрывает дверь.

– Садись, – говорит он, плюхаясь в кресло за своим заваленным бумагами столом.

Сажусь, подавляя желание потянуть за край своих шортов, когда его глаза сканируют меня. Он молчит, пока зажигает сигарету и делает глубокую затяжку.

– Итак, – начинает он, облако дыма вырывается из его рта. – Тебе, вероятно, интересно, почему я попросил тебя зайти.

Я нервно киваю.

– Я не сделала ничего плохого, не так ли?

Он стряхивает пепел с сигареты в темно–зеленую пепельницу, от чего хлопья пепла кружат в задымленном воздухе.

– Нет, совсем нет. Ты выполняешь большую работу, милая.

Я съеживаюсь от обращения «милая», затем задерживаю дыхание, чувствуя, что следует «но».

– Но я бы очень хотел, переместить тебя на сцену. Ты – красивая девушка, – его глаза всматриваются в мой вырез. – Это такая потеря, что ты внизу. Ты заслуживаешь того, чтобы быть в центре внимания.

Заслуживаю. Как будто это – награда.

– Я не уверена, что буду очень хороша, – я вытираю влажные ладони об верх своих ног. Оставайся спокойной, Виллоу. – Я даже не знаю, как танцевать.

Он делает еще одну длинную затяжку сигареты.

– На самом деле, это не о танцах. Все, что тебе нужно сделать, – это показать чуть–чуть кожи и низко нагибаться. Я могу заставить девушек научить тебя нескольким движениям, если от этого ты почувствуешь себя комфортнее.

Комфортнее? Ага, как будто это когда–нибудь произойдет.

– Я благодарна за предложение, Вэн, – я хочу, чтобы мой голос был стабильным. – Но я бы действительно предпочла бы просто оставаться официанткой.

Он смотрит на свой большой палец и конец сигареты.

– Ты, наверняка, будешь зарабатывать в три раза больше, чем сейчас.

На безумно глупый момент, я рассматриваю его предложение. В три раза больше, чем зарабатываю? Этого было бы достаточно, чтобы платить аренду за мою мать и снять свое собственное жилье. Затем я представляю, как поднимаюсь на сцену, одетая практически ни во что, и тошнота обжигает заднюю часть моего горла.

Я скрещиваю руки и ноги, чувствуя себя очень обнаженной.

– Думаю, что просто останусь официанткой, если это нормально.

Он гасит сигарету и наклоняется вперед.

– Послушай, Виллоу, ты, кажешься милой девушкой, поэтому я думаю, что ты бы здорово смотрелась на сцене. Парни любят все такое невинное, мучительное поведение, которого ты придерживаешься.

Так вот как он меня видит?

– Но, когда я нанимаю официанток, – продолжает он, сцепляя свои руки на столе. – Это испытание, чтобы увидеть, как они впишутся в окружающую обстановку. Если справляешься хорошо, то переходишь на сцену.

Мое сердце колотится.

– Итак, вы говорите, что я либо должна выйти на сцену, либо уволена?

– Не столько уволена, сколько отпущена, – он ерзает на месте вперед и назад. – Хотя, не волнуйся. Я дам тебе пару недель, чтобы привыкнуть к мысли, прежде чем выпущу туда.

Он ведет себя так, словно я уже согласилась, и мне интересно, говорил ли ему когда–нибудь кто–нибудь «нет». Возможно нет, учитывая, что работа в таком месте требует определенного рода отчаяния, отчаяния с которым я слишком хорошо знакома.

Кивая, я покидаю офис со странным чувством онемения. Когда вхожу в зону столиков, мое внимание переключается к сцене, где две девушки примерно моего возраста танцуют на шестах, на них ничего нет, кроме трусиков.

Желчь обжигает заднюю часть моего горла. Я не могу пойти туда. Начнем с того, что мне не стоило работать в этом месте.

Две недели, Виллоу. У тебя есть две недели, чтобы что–нибудь придумать.

***

Оставшаяся часть моей смены проходит в тумане раздачи напитков, игнорирования грубых замечаний и отклонения предложений. К тому времени, как выхожу из клуба и направляюсь к своей машине, небо черное, воздух холодный, и я не имею ни малейшего понятия, как решить свои проблемы.

Ты всегда можешь просто принять предложение Бека.

Я качаю головой. Нет, ты уже позволила ему сделать слишком много на этой неделе, и не только отбуксировать машину домой, но и купить деталь, чтобы он и Ари могли исправить термостат.

Гравий хрустит под сапогами, когда я обхожу автомобили, направляясь к своей машине. Музыка плывет по воздуху, и несколько парней курят рядом с автопогрузчиком. Когда их взгляды бросаются ко мне, я застегиваю куртку, чувствуя себя обнаженной в своих джинсах и клетчатой ​​рубашке.

Мои ноги трясутся, пока я умоляю свои шаги ускориться, переставляя одну ногу перед другой. Обнимаю себя руками, держу низко голову, стараясь стать невидимой. Я все еще чувствовую их взгляды на мне, отслеживающие каждое движение. Их внимание так меня отвлекает, что не замечаю Мустанг, припаркованный рядом с моей машиной, пока не оказываюсь всего в нескольких шагах от него.

Я сразу же останавливаюсь, неприятный холод скользит по моему позвоночнику, когда дверь со стороны водителя медленно открывается.

Выскакивает Дэйн с огромной улыбкой на лице, словно мы давно потерянные лучшие друзья.

– Эй, это девушка с улицы, – он огибает переднюю часть машины, направляясь ко мне. – Я надеялся, что снова встречусь с тобой.

Я заставляю успокоиться свои нервы – самое лучшее, что могу.

– Зачем?

– Потому что ты произвела на меня неизгладимое впечатление, – он останавливается передо мной, его взгляд медленно скользит вверх и вниз по моему телу. – Хотя, ты выглядела намного лучше в униформе, – он сосредотачивает свои темные глаза на моих. – Ты только что закончила работу?

– Я ухожу, – двигаюсь, чтобы обойти его, но его движения соответствуют моим, преграждая мне дорогу.

– Почему бы тебе не остаться на некоторое время? – он снижает свой голос, и приближает лицо до расстояния в несколько дюймов от моего. Его дыхание воняет пивом, а от терпкого одеколона хочется блевать. – Садись в мою машину. Давай повеселимся, – он хватает меня за бедра, впиваясь своими пальцами в кожу, когда резко дергает меня ближе. – Я обещаю, что ты не пожалеешь, если согласишься.

Мое сердце колотится, когда я поднимаю ногу, собираясь ударить коленом по его шарам и сбежать, как безумная. Затем слышатся шаги позади меня, отчего я замираю.

– Этот парень вас беспокоит? – один из тех, кто курил возле автопогрузчика, стоит рядом со мной. Он выглядит примерно моего возраста с песочно–каштановыми волосами и добрыми глазами, которые кажутся странно неуместными в этом месте.

– Она в порядке, – Дэйн смотрит на меня с угрозой в глазах. – Мы просто разговариваем. На самом деле, мы старые друзья.

Незнакомец поворачивается ко мне.

– Это правда?

Я тяжело сглатываю, и качаю головой.

– Нет. Я даже его не знаю.

Внимательный взгляд незнакомца останавливается на Дэйне.

– У тебя есть три секунды, чтобы уйти.

Дэйн ухмыляется, поворачиваясь к незнакомцу.

– И что потом? Ты собираешься избить меня?

Незнакомец скрещивает сильно татуированные руки на твердой груди.

– Да, и довольно сильно, – просто отвечает он.

Глаза Дэйна быстро расширяются, после чего он поспешно сам заминает ссору.

– Пофиг, мужик. Ты не выглядишь таким уж крутым, но в любом случае я собираюсь уйти, потому что у меня есть кое–какое дерьмо, которым стоит заняться, – Дэйн стреляет в меня неприятным взглядом, который вызывает оглушительный страх, выстреливающий по моему позвоночнику. Затем он направляется к глухим входным дверям клуба.

Как только он уходит, незнакомец поворачивается ко мне.

– Ты в порядке?

Я киваю, нервно вдыхая.

– Думаю, да.

– Тебе действительно не стоит выходить к своей машине в одиночку. Это небезопасно. Тебе стоит выходить с одной из других девушек.

– Я буду делать так с этого момента, – заверяю его я. – И спасибо за это. Большинство людей не вмешались бы.

– Это было не трудно. Этот парень – просто богатый сопляк, которого было необходимо поставить на свое место, – его лоб морщится, когда пара фар освещает нас, представляя мне лучший обзор на его лицо. – Эй, думаю, что я знаю, откуда ты.

– Я так не думаю, – говорю я, отступая от него.

Он указывает на меня пальцем.

– Я думаю, что мы вместе ходим на химию. У профессора Брэлифингтон, по пятницам, правильно?

Внутри все закипает, когда я начинаю болезненно осознавать, что мы ходим в один и тот же университет.

Его зовут Эверет. У нас несколько занятий вместе. Учитывая, что я не очень хорошо его знаю, он может легко рассказать не тому человеку грязный маленький секрет о моей работе. Люди в университете любят сплетни. Что если об этом станет известно моим друзьям? Что если это станет известно Беку?

Почему я никогда не думала об этом раньше?

– Я должна идти, – я разворачиваюсь и бегу трусцой к своей машине.

– Подожди, – кричит он.

Я не останавливаюсь, запрыгивая на порванное сиденье, и резко срываюсь со стоянки. Беспокойство душит меня, когда я отъезжаю от клуба, желая никогда не возвращаться.

Найди способ исправить это, Виллоу. Ты хороша в решении проблем. Пришло время для того, чтобы выяснить это.

Глава 10

Виллоу

Вместо того, чтобы поехать домой, я еду к Луне и Винтер, чтобы собраться. Пока роюсь в гардробе Винтер вместе с Луной в поисках платья, я размышляю о том, чтобы рассказать ей о своей работе, признаться во всем до того, как этот парень, Эверет, разболтает мой грязный секрет, и тот распространится, как лесной пожар.

Могу ли я сделать это? Поймет ли она?

– Все в порядке?– спрашивает Луна, протискиваясь через модные дизайнерские рубашки, платья и юбки Винтер. Ее каштановые волосы стянуты в беспорядочный пучок, на ней штаны для йоги и простая майка. Как и у меня, у нее не много одежды, поэтому мы обе ищем наряд на сегодня.

Я открываю рот, чтобы излить ей всю правду, но слова застревают в горле. Как я могу ей сказать? Луне, которая никогда не влезала в неприятности? Она милая и добрая и невинная, и думает, что я такая же.

– Да, я в порядке, – трушу я. – Я просто застряла в своих мыслях сегодня.

– Несколько шотов текилы и чертовски много танцев должны вылечить это, – ее парень, Грей, появляется в дверях, одетый в черную рубашку с длинными рукавами, которые закатаны, джинсы и кроссовки.

– Ты нарушаешь дресс–код. – дразнюсь я. – Где твое красивое, маленькое платье?

– Парни должны быть одеты в черную рубашку, – объясняет Грей, проверяя задницу Луны, когда она наклоняется, чтобы поднять с пола пару туфель на каблуках.

– Ну, это просто по–сексистски, – отвечаю я, цепляясь взглядом за короткое приталенное платье, висящее передо мной. – Может мне стоит надеть костюм в знак протеста?

– Ты могла бы, – Грей обхватывает своими руками дверной проем. – Но думаю, ты можешь разбить сердце бедного Бека, если так сделаешь.

– Сомневаюсь, что сердце Бека будет разбито, если я не надену платье, – говорю я, размышляя, доводить ли до конца мою угрозу насчет костюма.

Он закатывает глаза.

– Да правильно. Все, что ты делаешь разбивает его сердце, и тем не менее, он продолжает возвращаться. Серьезно, он – мазохист.

Это привлекает внимание Луны, и она говорит одними губами «Заткнись».

– Что происходит? – я смотрю туда и обратно на них двоих. – Что ты подразумеваешь под этим?

Грей опирается спиной на шкаф, выставляя вперед руки.

– Просто игнорируй меня. Я думаю, что это говорит текила, – затем уходит, будто парень, которому практически надрала задницу его подружка.

Я смотрю на Луну, уперев руки в бедра.

– Хорошо, выкладывай.

Она отводит от меня свой взгляд и фокусируется на юбке–карандаш длиной до колена.

– Она мило выглядит. Думаю, что выберу ее.

– Луна... – предупреждаю я.

Она со всех ног мчится из гардероба, и я преследую ее, когда она пробегает мимо кровати и направляется прямиком в ванную.

– Ну же, просто скажи мне, что он имел в виду.

Она ныряет в ванную комнату и хлопает дверью.

– Он ничего не имел в виду. Думаю, что он просто пьян.

Я проверяю дверную ручку. Закрыто. Конечно же.

Я прислоняюсь лбом к двери.

– Я знаю, что он что–то имел в виду, или не поднял бы этот вопрос, а потом бы просто сбежал. И я знаю, что Грей и Бек – друзья, и они разговаривают... Беку больно... когда я прошу его об одолжениях? Он чувствует себя обязанным?

Щелкает замок, и я отодвигаюсь назад, когда открывается дверь. Луна появляется в дверном проёме, выражение ее лица замаскировано под скуку.

– Помощь тебе не причиняет ему боль, – говорит она. – А вот когда ты не позволяешь ему помогать, – вот это причиняет ему боль.

Я тру грудь. Мое сердце болит. Я никогда не хотела обидеть Бека.

– Это Бек тебе сказал об этом?

– Не мне, но он сказал что–то Грею, – она прислоняется к дверному проему, прикрываясь руками. – Отдавая ему должное, я думаю, что они оба были навеселе, когда был этот разговор, так что не уверена, что Бек на самом деле хотел рассказать ему некоторые вещи.

– Что еще он ему сказал?

– Не очень много. Только то, что иногда ему больно, когда он не может помочь тебе.

– Но он часто мне помогает. Вероятно, даже слишком часто.

Она колеблется.

– Я уверена, если кто–то помогает кому–то, то они любят их очень сильно.

Мое сердце хаотично стучит в сумасшедшем безумии.

– Любит?

Любит.

Любит.

Любит.

Так же, как и сказала Винтер.

– Как друг, – бормочет она. Затем фальшивый смех срывается с ее губ. – Знаешь что? Пожалуйста, забудь все, что я только что сказала. Грей уговорил меня выпить стаканчик после обеда, и ты знаешь, какой я становлюсь, когда пью. Я говорю до того, как подумаю. Я определенно считаю, что пора протрезветь, – с этими словами, она несется обратно в ванную и закрывает дверь.

Я стою там, ошеломленная и неуверенная, что мне делать.

Неуверена. Неуверена. Неуверена. Когда моя жизнь стала настолько полной неопределенностей?

Мне нужно вернуться на правильный путь, придерживаться своего плана и исправить проблемы в своей жизни, начиная с Бека и моей дружбы. Я должна быть уверена, что мы находимся на одной и той же странице – на странице дружбы. На странице, на которой я, может, и не хочу быть, но должна.

Захочет ли он остаться на этой же странице, когда узнает правду обо мне?

Глава 11

Бек

Я не видел Виллоу с того раза, когда отбуксировал ее машину обратно к дому, и этот промежуток времени сводил меня с ума. Мы оба были так заняты, и у нас не было времени увидеть друг друга. Это изменится сегодня, потому что она согласилась прийти на мою вечеринку, и понадобилось на удивление очень мало уговоров. И, если я правильно разыграю свои карты, я смогу убедить ее переночевать сегодня у меня, и на некоторое время вытащу ее подальше из того дома.

Я несколько раз разговаривал с ней по телефону, и она упоминала о том, что ее мамы не было дома в эти дни. Я не знаю, что хуже: ее мать и сомнительные задницы–друзья, которые находятся в квартире, или она одна, находящаяся в этом ужасном месте.

Я пару раз спросил, приняла ли она решение съехать с квартиры, но она по–прежнему казалась довольно нерешительной. Сегодня вечером, моя миссия заключается в том, чтобы переубедить ее. Я все еще не знаю как, но разберусь с этим.

– Почему, черт возьми, ты мне не перезвонил?– ревущий голос моего отца пробивается через мои мысли о Виллоу.

Я отворачиваюсь от своего комода, когда он врывается в мою спальню.

– Кто разрешил тебе войти?

Буря вспыхивает в его глазах, когда он останавливается передо мной.

– Разрешил мне войти? Не забывай, кто заплатил за этот дом.

Мышцы моей челюсти сводит спазмом, когда я закрываю выдвижной ящик комода.

– Ты платишь около десяти процентов, а не все. И я думал, что он должен был стать моим подарком на выпускной, а не каким–то дополнительным обеспечением, которое ты можешь повесить над моей головой.

– Это был подарок, но мое имя все еще находится на документах вместе с твоим, – говорит он с мое–дерьмо–не–воняет ухмылкой. – Что означает, я могу забрать часть дома, если захочу.

Я мысленно закатываю глаза от образа, как он режет дом на куски и утаскивает часть.

– Извини, – удается мне произнести. – Я просто в растерянности из–за того, что ты здесь. Я думал, ты в Вейле вместе с мамой.

– Мне пришлось остаться из–за работы, из–за того, о чем ты явно ничего не знаешь, – он ослабляет галстук на шее.

Я поднимаю часы с кожаным ремешком со своего комода и застегиваю их вокруг запястья.

– Так ты снова просто позволил маме уехать одной.

– Она не обязана была ехать, – огрызается он, вена на его шее пульсирует. – Но захотела.

Я не виню ее. Смысл ей оставаться здесь и променять горы, снег и лыжные склоны на пустой дом и сварливый характер моего отца?

Я проверяю время. Дерьмо. Вечеринка начнется менее, чем через час. Он должен уйти.

– Ты направляешься на работу или с работы?

– Я просто взял перерыв, чтобы поужинать, и подумал, что загляну и проверю тебя, так как ты мне так и не перезвонил, даже после того, как я оставил тебе бесчисленное количество сообщений, – он осуждающе смотрит на меня. – Я думал, может это из–за того, что ты был слишком занят в школе, но мне стоило бы догадаться, что это из вечеринки. Как и всегда.

Во–первых, я растерян из–за того, откуда он узнал о вечеринке. Затем я вспоминаю о еде и бутылках с алкоголем, оставленных на кухне.

– Это первая вечеринка за месяц, – я беру чистую рубашку с длинными рукавами из комода и накидываю ее на футболку. – И это по поводу Дня благодарения.

– День благодарения был вчера, – говорит он, словно доказывает свою точку зрения. – Тебе следует сделать что–то получше со своей жизнью, чем устраивать бессмысленные вечеринки.

– Я не только устраиваю вечеринки, – я стараюсь придерживаться нейтральной интонации, но в нее прокрадывается раздражение. – У меня есть работа, я хожу в школу, играю в футбол, – ты бы знал это, если бы хоть что–то знал обо мне.

– Работа? – он пренебрежительно смеется. – Давать деньги в заем и торговать вещами – это не работа, конечно если ты не планируешь работать в ломбарде до конца своей жизни.

Я не знаю, почему он не может быть счастлив из–за того, кем я являюсь. Конечно, я занимаюсь некоторыми вещами, с которыми он не согласен, как то, что устраиваю вечеринки, но я получаю приличные оценки, не делаю ничего слишком сумасшедшего, чтобы оказаться в тюрьме, и пока он не слишком много об этом думает, я занимаюсь собственным делом. Я помогаю людям, которые срочно нуждаются в наличных деньгах, позволяю им обменивать ценные вещи на деньги, а затем продаю их вещи онлайн, чтобы получить прибыль. Это превосходит работу в душном офисе с моим отцом.

– Может быть, я хочу работать в ломбарде, – говорю ему, хотя, на самом деле, не хочу. – Это достойная работа с доходом.

Его лицо краснеет.

– Тебе стоит прекратить бездельничать и сосредоточиться на своей карьере.

– На своей карьере? – категорично спрашиваю я. – Или на той, которую ты запланировал для меня?

– Юриспруденция – это хорошая карьера. Тебе повезло, что у тебя есть возможность работать со мной, – он медленно подходит ко мне – движение, которое он обычно делал, когда я был моложе, чтобы запугать меня. Сейчас я на пять дюймов выше него, поэтому эффект потерян. – Ты знаешь, как много интернов подает заявление для работы в моей фирме... бесплатно?

– Тогда, наверно, тебе следует нанять их и сэкономить деньги, чтобы не платить мне.

Если я думал, что его лицо не может стать еще краснее, то был неправ.

– Посмотри, как ты со мной разговариваешь. Возможно, сейчас ты живешь самостоятельно, но не забывай, что мое имя также стоит на документах, – предупреждает он. – И если я захочу, то смогу продать этот дом.

Я впиваюсь ногтями в ладони.

– Я уверен, что это работает именно так, учитывая, что на документах стоят оба наших имени.

– Отведи меня в суд и узнаешь, – жуткая ухмылка расплывается на его лице. Он знает, что получит меня там, где хочет, чтобы я находился. – Сейчас я хочу, чтобы ты в понедельник заглянул в мой офис, таким образом, мы сможем поговорить о часах, на которые ты претендуешь и какие у тебя планы для поступления на юридический факультет.

Я открываю рот, чтобы сказать ему идти к черту, но его угрозы раздаются эхом в моей голове. Мой отец – один из самых высокооплачиваемых адвокатов в стране не просто так. Если он отведет меня в суд, то выиграет в мгновение ока, как он побеждает во всех своих делах.

Он самодовольно усмехается.

– Увидимся в понедельник. Повеселись на своей вечеринке. Она будет твоей последней, – кричит он через плечо, прежде чем уходит.

Я не двигаюсь, пока не слышу, как закрывается входная дверь. Тогда я отклеиваю свои ноги от пола и направляюсь вниз, чтобы выпить столь необходимый напиток.

Я опрокидываю стопку «Bacardi», когда раздается звонок в дверь. Вытирая свои губы тыльной стороной ладони, я иду в прихожую и распахиваю входную дверь.

И после этого я чувствую себя в двадцать раз лучше.

Грей и Луна стоят на моем крыльце, держась за руки. Хотя это не то, что успокаивает неугомонное покалывание внутри меня.

Виллс стоит прямо позади них, в кожаной куртке, громоздких красных сапогах, и приталенном черном платье, которое демонстрирует ее чертовски сексуальное тело. Ее каштановые волосы спадают на плечи, на ней нет ни капли косметики, и она жует свои блестящие губы, пока ее взгляд блуждает по мне.

Боже, она выглядит чертовски красиво. Мне просто хочется взять ее в свою комнату и удерживать ее там всегда... То, что я буду с ней делать... снова и снова и снова ...

– Мы привезли подарок, – говорит Грей, и на глупую секунду, я думаю, что он говорит о Виллоу. Затем мне удается вытащить голову из своих похотливых мыслей, и я понимаю, что он держит бутылку виски.

– Спасибо, мужик, – я беру бутылку, делаю шаг назад и показываю жестом проходить внутрь.

Когда проходит Луна, она стреляет в меня взволнованным взглядом, прежде чем Грей хватает ее за руку и тащит в сторону кухни.

Какого черта это было?

Вытесняя беспокойство из своей головы, я поворачиваюсь к Виллоу, мои губы дергаются в ухмылке.

– Привет, принцесса. Давно не виделись.

Она улыбается без особых усилий, заставая меня врасплох.

– Я знаю. Нам нужно прекратить это делать.

– Делать что? – спрашиваю я, растерянный ее радостью. Я имею в виду, не поймите меня неправильно. Я рад, что она выглядит счастливой, а не нервной, но мне интересно, почему.

Может быть, она решила выехать из дома.

Эта мысль заставляет мою улыбку вернуться.

– У тебя, кажется, хорошее настроение, – говорю я, когда она проходит мимо меня в прихожую.

– На самом деле, нет, – она пытается снять с себя куртку и швыряет ее на вешалку, но промахивается примерно на десять футов. – Или его не было примерно час назад.

– Что произошло час назад? – как только слова покидают мой рот, свет от люстры над нами проливается на ее лицо, выделяя ее остекленевшие глаза. – Ты пьяна.

Она держит свой указательный и большой палец в дюйме друг от друга.

– Может быть, чуть–чуть.

Виллоу пьет не много и определенно не заранее, так почему она начала сегодня вечером?

– Все в порядке?– я наклоняю голову ближе к ней и понижаю свой голос. – Ты обычно не пьешь.

– Я знаю. Но у меня был ужасный вечер, и практически была паническая атака, так что, когда Грей принес эту бутылку виски, я... – она лениво поднимает и опускает плечи. – Я думаю, что я – пьяница. Но я не так удивлена этим. В смысле, что уже натворила кучу плохих вещей, во всяком случае, так же, как и моя мать, так что может значить еще одна?

– Во–первых, ты ничем не похожа на свою мать, – говорю я, желая, чтобы она прекратила говорить подобное. – И во–вторых, почему у тебя была паническая атака?

Она приподнимает плечо, ее взгляд выворачивает душу.

– Из–за многих вещей... Я не могу рассказать о них, или же ты будешь разочарован во мне.

– Принцесса, – я убираю волосы с ее глаз. – Я никогда не смогу разочароваться в тебе. Никто бы не смог.

– Ты сейчас так говоришь, но только потому, что не знаешь всего.

– Тогда расскажи мне все.

Она неуклюже качает головой, выпячивая свою губу.

– Я не могу.

Я оставляю свою руку лежать на ее щеке.

– Но я думал, что мы рассказываем друг другу все.

– Не все, – она прижимается к моему прикосновению, ее ресницы трепещут.

Боже, убей меня сейчас, и я умру счастливым человеком.

– И я знаю, что тебя это тоже касается, – шепчет она. – Я знаю, что ты говорил с Греем о вещах, которые не рассказывал мне.

Мое внимание мечется на кухню, и я хмурюсь на Грея.

– Что ты ей сказал? – произношу беззвучно, уже зная ответ.

Где–то месяц назад, когда мы с Греем не были близки, мы отрывались вместе, и я решил разболтать о своих проблемах с Виллоу, прожужжав этим ему все уши.

Грей замирает на середине наливания напитка.

– Прости. Я был пьян, – затем он хватает Луну за руку и вылетает через заднюю дверь, расплескивая свой напиток по пути.

Фыркнув, я возвращаю свое внимание к Виллоу.

– Что он тебе рассказал?

Она косит глазами, раздумывая.

– Я, правда, не помню...может, что–то касательно разбивания твоего сердца? – смятение в ее глазах дает мне надежду, что она не будет ничего из этого помнить утром.

Я начинаю расслабляться, когда она резко обвивает меня своими руками и прижимается ко мне своей грудью.

– Мы можем сделать что–нибудь сегодня вечером? – спрашивает она, глядя на меня сквозь свои ресницы.

– Мы можем сделать все, что ты захочешь.– Особенно, когда ты так смотришь на меня. – Просто назови это, и оно твое.

Она довольно улыбается.

– Я хочу расслабиться и повеселиться с тобой.

– Тебе повезло, потому что так случилось, что расслабление и веселье – моя специальность.

Улыбаясь, она целует меня в щеку.

– Спасибо, Бек. Ты – лучший. А если тебе хоть что–нибудь понадобится, я буду тоже здесь для тебя.

Я закрываю глаза и делаю успокойся–твою–мать вздох. В последний раз, когда она была так нежна со мной, я попытался ее поцеловать. Я не могу снова это сделать. Я не могу потерять контроль. Мне нужно, оставаться трезвым и держать свои руки при себе, пока я не могу добраться до того, что ее беспокоит.

Ну, именно в этом я пытаюсь убедить себя.

Когда она сплетает наши пальцы и тянет меня на кухню, чтобы выпить, я с легкостью следую за ней, задаваясь вопросом – возможно, я потерял контроль очень давно?

Глава12

Виллоу

Раньше я верила, что у меня аллергия на вечеринки. Каждый раз, когда я туда шла, мое тело реагировало физически. Мои мышцы подтягивались, желудок сводило, а кровяное давление подскакивало, словно миллион раз натягивало тетиву.

Окей, возможно я, на самом деле, не верила, что у меня была аллергия. Шумные толпы, громкие звуки и пьяные глупости просто делали меня напряженной. Хотя, сегодня вечером, я превратилась в лицемерку. Сегодня вечером я на вечеринке у Бека и достаточно выпила, чтобы громкая музыка не была ужасной, пьяные глупости скорее смешные, чем раздражающие, а толпа... Ну, все люди ютятся в просторной гостиной и вроде как подавляют, но не достаточно, чтобы мне захотелось уйти.

Я виню в расслабленном состоянии своего мозга виски, который выпила перед тем, как уехала от Луны. Я не планировала пить, но раз тяжесть жизни начала раскалывать мою грудь на части, я решила, что мне нужно успокоиться. Поэтому я выпила два напитка, или три, или четыре, или десять, а потом направилась в свое самое любимое место в мире – к Беку.

Бек прилип ко мне на всю ночь, добавив в мое расслабленное состояние эйфории.

Бек и виски в равной степени способствовали забыть о дерьмовых решениях.

Бек и Бек – такая же счастливая пьяная Виллоу.

Бек. И Бек. И Бек. Он скользит в мои мысли, словно любимая песня, застывшая на повторе.

Дерьмо, я так пьяна.

Время от времени к моей пьяной глупости подкрадывается беспокойство, предупреждая меня, что я играю с огнем и скоро могу сгореть. Прямо сейчас, вероятно, это звучит более привлекательно, чем должно.

– Расслабься, принцесса, – Бек вдыхает мне в ухо, пока басы песни пульсируют в моей груди. Он двигается прямо позади меня, прислоняя свою грудь к моей спине, держа пальцы на моих бедрах. – Танцы должны быть веселыми, – улыбается мне из–за моего плеча, его бедра прижимаются к моей заднице.

Трезвая, я могла бы сильно запаниковать из–за интимных движений. Пьяная...? Ну, это чувствуется вроде как приятно.

Хорошо, очень, очень приятно.

– Я веселюсь, – объявляю я, что частично является правдой. Я не имею в виду, что дерьмово провожу время или что–то в этом роде. Просто, все время слишком много людей вмешиваются в мои дела, у меня присутствуют обратные вспышки воспоминаний, словно я на работе или в квартире во время одной из вечеринок своей матери.

– Нет, это не так. Ты вся нервная, – он обхватывает своими ладонями мои бедра, и я резко падаю на его грудь, откидывая голову назад.

– Перестань так много беспокоиться о том, что делают все остальные, и танцуй со мной, – он притягивает меня еще ближе, если это возможно, и проскальзывает рукой вокруг моей талии, расставляя свои пальцы на моем животе.

Трезвость пытается протолкнуться через мой онемевший мозг, и мой голос разума пытается грандиозно появиться. Мы слишком близко. Очень–очень, я–могу–все–чувствовать близко. Бек меня трогает. Бек трется о мою задницу. Бек слишком наслаждается этой вещью с танцами. Я слишком наслаждаюсь этим грязным танцем. Помнишь, что случилось в прошлый раз, когда мы оба слишком наслаждались танцами.

Мне, вероятно, следует остановить это, правильно? Внезапно голос моего разума тоже звучит пьяно.

Я украдкой смотрю на Ари, Луну, и Грея, чтобы увидеть, что они думают об этом грязном танце, происходящем между нами с Беком.

Ари слишком отвлечен, совершением внезапных диско–движений, а Луна слишком занята, внимательно смотря с вожделением в глаза своего бойфренда. Если бы Винтер была здесь, она бы точно заметила, что сейчас происходит в–одном–шаге–от–порно–шоу танец. Винтер ничего не пропускает.

Даже при том, что, похоже, только мы с Беком осведомлены о том, как много касаемся друг с друга, я все еще чувствую себя так, словно тайно делаю что–то гадкое. Если бы я была трезвой, то свалила бы прямо сейчас. Но я не трезвая. Я пьяная, одурманенная и смущенная тем, что хочу, и тем, что не хочу. Кем Я являюсь, а кем – нет. Чему я принадлежу, а чему – нет.

Еще пару месяцев назад, я была планирующей–все, играющей–строго–по–правилам девушкой, даже если мои решения не всегда были лучшими. Поэтому этот безрассудный танец со смущающим фактором – чуждая, дикая, сумасшедшая, неподконтрольная территория.

Чего, черт возьми, я хочу? Прекратить танцевать с Беком? Чтобы он прекратил трогать меня?

Я несколько раз качаю головой, чтобы прояснить туман в сознании. Все это заставляет вращаться комнату.

– Прекращай много думать, – игриво ругает Бек, мягко ущипнув мое бедро. Когда я замираю, он вздыхает. – Ты сказала, что хочешь повеселиться сегодня вечером, помнишь?

Я машу своей головой вверх и вниз.

– Ну, для того, чтобы повеселиться, ты должна расслабиться. Поверьте мне, я знаю. Я само веселье, – он массирует мои бедра кончиками своих пальцев. – Ты слишком напряжена. Тебе нужно дать себе послабление. И не только сегодня, а каждый проклятый день. Я думаю, что собираюсь сделать это своей целью... каждый день заставлять тебя расслабляться.

Я хихикаю, потому что он – пьян, болтает, и это смешно.

– О, правда?

– Да, – он приставляет свои губы к моему уху, задевая зубами мочку. – Ты, должно быть, действительно пьяна, учитывая, что не споришь со мной.

Я дрожу самым наилучшим когда–либо возможным образом.

– Я, наверно, должна... Ты слишком хорош для меня.

– Не правда. Я недостаточно хорош. Никогда не буду, пока не найду способ, чтобы ты жила жизнью свободной от стрессов.

– Я не знаю, возможно ли это... Я всегда напряжена. Жизнь – напряженная. Если бы она не была напряженной, тогда, возможно, я смогла бы расслабиться. Не думаю, что когда–либо смогу сделать это, – бормочу я, откидываясь назад, чтобы пробежать своими пальцами по его волосам. Я даже не знаю, почему это делаю, разве что полностью потеряла контроль над своей навязчивой потребностью обуздать чувства.

Моя ладонь и пальцы обладают своим собственным разумом, нуждаются в том, чтобы почувствовать насколько мягкие у него волосы, и об этом я думала раз или два на протяжении многих лет, если быть абсолютно честной с самой собой.

– Я была такой с того дня, как ты меня встретил, так что тебе не стоит быть таким удивленным.

Он тихо хихикает в мое ухо.

– Это совсем не так.

– Так.

– Не так.

– Так.

–Тсс... – горячо шепчет он напротив моего уха. – Меньше споров, больше сексуальных танцев.

Я снова хихикаю, наверное, в сотый раз. Затем мы начинаем двигаться под ритм, мягкий, страстный ритм. Медленно, я расслабляюсь, без особых усилий соответствуя его ритму. Когда песня ускоряется, мы тремся быстрее, наши тела движутся синхронно. Его руки изучающе движутся вверх и вниз по моим бокам, вокруг изгибов моих бедер, вдоль моей руки, над моей грудью. Мурашки появляются на моей плоти с каждым трением его пальцев.

Я неудачно пытаюсь сопротивляться еще одному вздрагиванию. Честно говоря, мне все равно.

Чем больше проходит времени, тем больше людей втискивается в гостиную, чтобы тереться друг о друга. В определенный момент, Луна, Грей, и Ари затерялись. Я едва ли это замечаю, потерявшись в танцах, расслаблении, и забытьи.

По мере того, как музыка становится более оживленной, энергичной песней, Бек обхватывает своими пальцами мои запястья, затем перемещает мои руки над головой, заставляя меня делать эту дурацкую вещь с хлопками. Я фыркаю, как свинья, и он посмеивается перед тем, как запечатлеть поцелуй на моем виске.

Мои ноги дрожат, и я практически падаю на землю, но он ловит меня своими руками и прижимает ближе. Я улыбаюсь, чувствуя себя такой довольной. После дерьмовой ночи на работе, я не думала, что смогу достичь хорошего настроения. Но, похоже, Бек всегда знает, как превратить меня из переутомленной, истощенной Виллоу в глупую, хихикающую девушку.

– Видишь? Весело, а? – спрашивает он, все еще удерживая мои руки над головой.

Я дрожу, словно мне холодно, хотя моя кожа влажная от пота, а его пальцы напряжены вокруг моего запястья.

– Ты в порядке?– спрашивает он, будто испытывая боль.

Я киваю головой, но мое тело предает меня, еще раз вздрагивая.

Иисус, возьми себя в руки. Он просто шептал тебе на ухо. В этом нет ничего сексуального. Я практически смеюсь над своей мыслью. Да, будто я смогу когда–нибудь распознать сексуальный момент, даже если он подойдет ко мне и будет тереться о мою задницу.

Прямо, как Бек.

– Что смешного? – спрашивает Бек, когда еще одно хихиканье соскальзывает с моих губ.

– Ничего, – закрываю глаза, когда музыка и тепло впитываются в меня. – Ты был прав... Это очень весело. Я чувствую себя так расслабленно, что возможно могла бы заснуть.

– Ну, не делай этого. Я хочу провести с тобой больше времени. Мне кажется, что я неделями не видел тебя.

– Ты ведь видел меня пару дней назад. Мне бы хотелось, чтобы мы могли больше тусоваться, но из–за работы, школы и моей мамы... – я замолкаю, при упоминании моей мамы настроение начинает ухудшаться.

– Ты что–нибудь от нее слышала? – напряжённо спрашивает он.

Я качаю головой.

– Нет. Последнее, что я слышала: она отправилась в Вегас, чтобы оторваться.

– Ты действительно думаешь, что она это сделала?

– Да. И я нервничаю, ведь, когда она вернется из Вегаса, то будет пытаться разрешить своему новому бойфренду переехать ... если он так долго будет слоняться поблизости.

Его грудь раздувается от глубокого дыхания.

– Я хочу, чтобы ты в эту ночь осталась со мной и передохнула от того дома.

Я не знаю, что сказать. Я бы медлила ночь назад, но прямо сейчас, я правда, правда хочу. Что произойдет, если я снова попытаюсь сделать с ним грязные вещи, пока буду спать? Или что хуже, если спать не буду?

Он остается тихим в хоре голосов.

– Ты еще думала о переезде к Винтер?

– Я немного думала об этом, – признаюсь. – Я действительно хочу поговорить с Винтер, прежде чем принять какое–либо решение. Я уверена, что она не будет возражать, если я перееду... но мне нужно выяснить, какая арендная плата, и могу ли я ее себе позволить, – и мне нужно найти новую работу, и выяснить, какой должна быть моя зарплата.

– Ты всегда просто можешь переехать ко мне, – он нежно целует меня в шею, в результате чего мои глаза закатываются, а спина выгибается. Он испускает очень слабый стон. – Позволь мне позаботиться о тебе.

Я открываю рот, чтобы возразить, напомнить ему, что мы слишком близки к тому, чтобы нарушить правило, но в итоге я зеваю.

Подожди. О чем мы говорим?

– Я устала. Думаю, что готова ко сну.

– Не засыпай пока, – он снова трется своими губами по моей шее, прямо по бьющемуся пульсу. – Я хочу провести с тобой чуть–чуть времени и немного поговорить.

Обычно я бы спорила, но он кажется таким отчаявшимся.

– Я постараюсь бодрствовать чуть дольше, и позависать некоторое время. Хотя мне может понадобиться немного кофе.

Он опускает мои руки к бокам, возвращая свои ладони к моей талии.

– Что если мы сделаем перерыв и выйдем на улицу? Подышать чуть–чуть свежим воздухом? Посмотрим на звезды? Я думаю, что сегодня вечером должно быть затмение.

Я киваю, еще раз зевая. Свежий воздух. Снаружи. Вдали от людей. Звучит здорово.

– Давай это сделаем.

Толпа людей расступается, когда Бек сплетает свои пальцы с моими, и покидает вечеринку, уводя меня за собой. Я готова выйти на улицу, но когда мы достигаем большой, недавно перестроенной кухни, двое парней и девушка останавливаются, чтобы пообщаться с Беком, жалуясь на школу, на то, что происходит в местных клубах, и рассказать о последней сплетне, которая обсуждается на восточной стороне Риджфилда, так же известной, как шикарная, тусовочная сторона города. Бек продолжает одаривать меня косыми взглядами и закатывает глаза, и мне приходится прикусывать губу, чтобы не рассмеяться.

Чем дольше мы там стоим, тем ближе ко мне подкрадывается трезвость, и тем больше я вспоминаю, кто я и откуда родом.

– Я слышал, что ты подумывал обменять свою машину на Бентли, – говорит Беку чувак с вьющимися, светлыми волосами и толстой шеей.

– Первый раз слышу, – Бек делает глоток своего напитка. – На самом деле, Бентли не в моем стиле. Мне нравятся вещи, не так сильно бросающиеся в глаза.

Брови толстошеего хмурятся, а блондинка, которая стоит рядом с ним, со слишком большим количеством теней на веках и в слишком маленьком платье, закатывает глаза.

– О, Беккет, ты живешь, отрицая очевидное, – она кусает свои губы, наматывая на палец прядь волос. – Ты богатый, избалованный ребенок так же, как и все мы, кому нравятся дорогие, кричащие вещи. Ты можешь с таким же успехом просто владеть ими.

Я морщу свой нос при использовании его полного имени. Бек ненавидит, когда люди обращаются к нему, используя имя «Беккет», потому что именно так называет его отец. Эти люди не относятся к нашей группе друзей. Они – его друзья, и странно стоять здесь, наблюдая за разницей. В смысле, я знала, что у Бека есть другие друзья за пределами нашей группы, но не представляла себе их, как богатых снобов.

Я не живу, отрицая очевидное, – настаивает Бек. – Я просто обращал внимание на то, что мне не нужны дорогие, кричащие вещи. Это все. Так что расслабьтесь.