Глава 10

Корабль РКС «Джерфолкон»

Лейтенант Касия Ферради знала, что выглядит так, будто сошла с плаката, агитирующего в рекруты. Она внимательно следила за своей внешностью. Каждый волосок лежал там, где ему надлежало быть, фиалковые глаза из-под идеально изогнутых бровей светились интеллектом. Черты лица — высокие скулы, аккуратно очерченный подбородок, короткий прямой нос, красивые губы — соответствовали представлению любого человека об идеальной красоте.

Стоило в юности рискнуть и пройти процедуру биомоделирования. Она всегда хотела стать офицером Флота, а если совсем честно — капитаном. Родители рассказывали ей, что еще ребенком она представляла себя командиром космического корабля. Касия Ферради была рождена, чтобы стать героиней, чтобы доказать, что женщины Подлунных Миров тоже на что-то способны.

Первым ее несчастьем было то, что она родилась девочкой. Вторым несчастьем были лицо и фигура, столь типичные для жительниц колонии Подлунных Миров. Таких она никогда не видела среди женщин — офицеров Флота по видеоновостям. Тонкие черты лица, заостренный подбородок, покатые плечи и широкие бедра — все, что ценилось в мире, в котором она родилась, совершенно не соответствовало идеалу ее мечты.

Когда она сказала родителям, что собирается делать, они были шокированы. Но в десять лет даже девочки имели право голоса перед септом клана, не только перед родителями, особенно когда дело касалось серьезных решений, например будущего замужества. Она поведала о своих планах Тетушкиному Собранию, и ее решение отправиться покорять большой мир было полностью одобрено: не так-то легко выдать замуж девушку с развитым интеллектом. Что касается биомоделирования, то все решилось только благодаря поддержке со стороны матери ее отца.

— Если она изменит внешность, никто не догадается, откуда она родом, и тогда ее поведение, не достойное женщины нашего мира, не навлечет на нас позор.

Потом три года хирургических операций, страшные боли, которые она испытывала, привыкая к своему перекроенному телу. А потом она поехала сдавать экзамены в Академию, поступила и навсегда покинула родной дом.

Во время учебы в Академии Касия обнаружила, что окружающие считают ее новое тело женственным и сексуальным. Прямые, ровно подстриженные волосы были необычного цвета светлого меда, ни у кого в классе больше таких не было. У нее появилось много поклонников, к тому же она обнаружила, что молодые люди в классе легко попадались на небольшие хитрости, которым она научилась у своих старших сестер.

Всем учащимся Академии устанавливали стандартный контрацептивный имплантант, поэтому она беспрепятственно перешла от простой заинтересованности к практике, причем занималась ею с немалым энтузиазмом. Лекции по этике межличностных отношений не имели на нее никакого воздействия. Если все это так серьезно, то почему молодые отпрыски известных флотских семейств все время пытаются затащить ее к себе в постель и почему студенткам женского пола вживляют имплантанты? И вообще, молодые люди и девушки из самых достойных семейств никогда не скрывали своей сексуальной активности. Касия прекрасно это знала, стоило только посмотреть видеоновости.

И потому сильно рассердилась, когда обнаружила, что одноклассницы отпускают язвительные замечания по поводу ее поведения.

— Касия… о, если она увидит что-нибудь живое, тут же затащит к себе в постель, — услышала она однажды утром в душе. Но это ведь неправда, ее совсем не интересуют уроды и зануды.

— Она еще пострадает от этого, — сказала другая женщина, казалось, она искренне обеспокоена.

— Нет, с ней ничего не случится. Неужели ты думаешь, кто-нибудь обвинит ее в том, что она соблазняет этих парней?

Остальные женщины осуждали ее молча. Эсмей Суиэа, которая должна была бы стать ей настоящей подругой, ведь они были единственными представительницами своих планет в Академии, на деле оказалась бесполой лицемерной педанткой. К концу первого курса Касия поставила на Эсмей крест, у той недоставало нужных качеств, чтобы стать подругой популярной красавицы, а холодная сдержанность и серьезность Эсмей претили самой Касии.

Но после окончания Академии она немного сбавила темп, секс сам по себе уже не представлял для нее такого интереса, как вначале. Она теперь гораздо тщательнее выбирала партнеров. Происхождение научило ее получать удовольствие не только от физической близости, но и от самого романа Очень осторожно она обследовала скользкую область «личных взаимоотношений» во Флоте.

Во время службы на своем первом корабле Касия обнаружила, что, если держаться подальше от мужчин, которые считались уже «занятыми», можно действовать вполне свободно, не вызывая пересудов. Значит, вот в чем все дело! Она с презрением относилась к дурочкам, которым не приходило в голову сказать, что те мужчины, которых она выбирала, нравились им самим. Чтобы проверить, права ли она, Касия обратила свои фиалковые глаза на одинокого джига, который был счастлив, что на него обратила внимание красавица-энсин.

Но джига было недостаточно. Ей нужен кто-нибудь из командирского звена. А все джиги командирского направления на борту уже обзавелись подругами, один свободный молодой лейтенант ей совсем не нравился. Майор? Сможет ли она? Касия не сомневалась в том, что сумеет обольстить его, но, по правилам Флота, он должен был избегать близких отношений с молодыми офицерами, находившимися непосредственно в его подчинении.

Однако все прекрасно знали, что те, у кого хватает мозгов, легко могут обходить любые правила. Хотя, может, это все равно не лучший вариант… Вот, например, майор технической группы. Неплохо иметь приятеля среди связистов. На следующем месте службы у нее в друзьях ходил лейтенант командирского звена, а потом и майор, хотя расстаться с лейтенантом оказалось труднее, чем она предполагала. С каждой новой связью она все больше утверждалась в своих возможностях и понимала, какие выгоды может извлечь из таких близких отношений.

Теперь Касия решила покончить с мимолетными романами. Она нашла то, что искала. Можно представить, как удивятся ее бабушки и тетушки, ведь, несмотря ни на что, она встретила уважаемого, умного, очаровательного молодого человека. Даже ее отец согласится, что это подходящая партия. Какая разница, что она лейтенант, а он всего-навсего энсин, на две ступени ниже ее по званию. Он вполне зрелый человек, и он лучше всех на свете… Серрано. Происхождение значит все, так ее учили с самого детства. Одноглазый сын вождя клана лучше внебрачного сына разбойника, пусть тот и красавец. А что может быть лучше семейства Серрано, бабушка адмирал, сколько вообще в этой семье было адмиралов — не сосчитать.

Единственным препятствием могло служить то, что, как слышала Касия, он проявлял интерес к Эсмей Суизе. Хотя разве это препятствие! Эсмей не в счет, даже если бы она и не была педанткой. Что в ней особенного, обыкновенное лицо, разлетающиеся во все стороны волосы немыслимого каштанового цвета. Просто юноша боготворит героев. Суиза непонятным образом выбилась в героини, но это не может сделать ее красивой или обаятельной. А сейчас, болтали злые языки, она вообще попала в беду из-за того, что вела себя бестактно. Вот это похоже на нее. Если у нее и появится когда-нибудь любовник, хотя это весьма сомнительно, он будет таким же невзрачным, как она сама. Таким же пустым местом, таким же невоспитанным, обреченным на прозябание.

Однако то, что Эсмей попала в беду, в данном случае Касии на руку, она беспрепятственно сможет заняться Барином Серрано. И, конечно же, бабушка Серрано не захочет, чтобы ее внук связался с лейтенантом Суизой. Касия была уверена, что ей понадобится совсем мало времени, чтобы Барин навсегда забыл Эсмей Суизу.


«Элайас Мадеро»

Ей становилось все тяжелее подниматься с пола, чтобы сходить в туалет. Брюн понимала, что теряет силы не только из-за беременности, но и из-за недостатка движения. Но что делать? Каюта мала даже для одного человека, а им приходилось ютиться здесь вчетвером, взрослая женщина, девушка и двое детей. В любое время сюда мог заглянуть кто-нибудь из пиратов. Можно себе представить, какая будет реакция, если они застанут ее за физическими упражнениями. Она пробовала ходить вперед-назад по каюте, но быстро теряла дыхание. Девушка озабоченно следила за ней, но когда Брюн улыбалась ей, сразу же отворачивалась. Брюн помогала ей с работой, девушка принимала ее помощь, но вела себя очень сдержанно.

Ночью, когда пригасили яркий свет, девушка легла спать рядом с Брюн. Она свернулась калачиком за спиной Брюн, заботливо прикрыв ее тело своим.

Брюн проснулась от того, что кто-то дышал ей в ухо. Она хотела поднять голову, но кто-то тихонько погладил ее по волосам. Девушка?

— «Элайас Мадеро», — раздался тихий голос. — Торговое судно.

Брюн пошевелилась, словно пыталась лечь поудобнее. Торговое судно…. Значит, девушка с этого корабля. Ее охватило волнение… теперь она уже кое-что знает.

— Я — Хэйзел, — выдохнула девушка. И тоже повернулась, будто во сне, а потом отодвинулась от Брюн.

Всего пять слов, а сколько радости принесли они ей! Наверное, так же чувствовала себя леди Сесилия, когда вновь смогла общаться с миром.

На смену радости пришел стыд. Леди Сесилия была парализована и несколько месяцев пролежала в коме, потом еще месяцы тяжелого лечения, боль, и ей было намного больше лет. Брюн молода, здорова… «Я не сдалась. Я просто немного задержалась на пути к победе». Она может выносить детей этим животным, может месяцами, годами оставаться их пленницей, но она всегда останется сама собой, и ничто это не изменит.

Она с трудом перевернулась и сквозь полусомкнутые веки посмотрела на девушку… на Хэйзел. Она и раньше восхищалась терпеливостью этой девушки, тем, как она была постоянно нежна с маленькими девочками, как она бесконечно придумывала тихие игры и занятия, чтобы отвлечь и развлечь их. Но она и не надеялась уже на общение, ведь прошло так много дней, а девушка была так запугана. Теперь Брюн восхищалась еще и мужеством этой худенькой, забитой, слишком много работавшей девочки-девушки: она сама еще была почти ребенком, но заботилась о двух малышках и о самой Брюн. И осмелилась, несмотря на все угрозы, заговорить с ней, чтобы хоть немного успокоить. Она потеряла все, что имела, скорее всего даже родителей. Брюн не знала, кем приходятся ей эти маленькие девочки.

Может, они даже не родственники. Но кто бы мог сделать для малышек больше?

Брюн с трудом поднялась на ноги, чтобы пойти в туалет. На обратном пути она заметила, что Хэйзел снова перекатилась ближе к тому месту, где обычно спала она. Брюн легла на пол и притворилась, что спит, а сама осторожно протянула руку и дотронулась до Хэйзел. Очень аккуратно она написала пальцем на руке Хэйзел свое имя, потом убрала руку и отвернулась.

Хэйзел перевернулась и тихо, из-под упавших на лицо волос прошептала:

— Брюн?

Брюн кивнула. Ее снова охватило волнение, в животе зашевелился ребенок, словно он почувствовал ее состояние. Теперь не только пираты знают ее имя, у нее появился товарищ. Они общались — немного, конечно, но достаточно, чтобы глубоко внутри затеплилась надежда, впервые за много дней.

На следующий день Брюн снова потихоньку наблюдала за Хэйзел. Девушка вела себя так же, как всегда: все время занята, спокойна, терпелива, ласкова с детьми и сдержанна с Брюн. Когда Брэнди раскапризничалась, Хэйзел успокоила ее. Брюн невольно пришло на ум сравнение с норовистой молодой кобылой и опытным наездником. Теперь она немного понимала, что помогает держаться самой Хэйзел. Она знала, что она нужна детям, она отвечала за них и потому могла сама оставаться спокойной, могла выполнять бессмысленные требования.

А за кого отвечает Брюн? Она вспомнила слова капитан-лейтенанта Улиса. Если бы она была офицером Регулярной Космической службы, она бы точно знала, что обязана сделать. Бежать из плена или, если это невозможно, выжить, собирать информацию и ждать удобного момента. Но она не офицер РКС. А даже если бы и была, если бы представила, что таковой является, разве это помогло бы ей выжить в таких вот условиях? А что если возможности сбежать никогда не представится?

Ребенок снова зашевелился, казалось, он кувыркается. Трудно представить, чтобы один ребенок так много двигался. Кое-кто сказал бы, что вот за кого она в ответе, но она ничего не чувствовала по отношению к этому существу, которого зачала в плену. Она не чувствовала, что ребенок этот ее. Мужчины называли ее «мерзостью», она то же самое испытывала к этому ребенку.

Может, она отвечает за самое себя? Этого недостаточно, чтобы выжить в качестве рабыни этих людей. Она уже много часов обдумывала все возможности побега и способы покончить с жизнью, если побег окажется невозможным. Стоит им только ослабить надзор. А это когда-нибудь случится.

Но если существует шанс, пусть совсем небольшой, уберечь Хэйзел и девочек от такой же судьбы? Она была уверена, что отец ищет ее. Флот тоже. Возможно, пройдут годы, много лет, а возможно, и нет. Хэйэел терпеливо сносит все не только потому, что боится, она надеется — надеется, что придет помощь. Если бы она не надеялась, она бы никогда не осмелилась сообщить Брюн свое имя и название корабля. Значит, она сама, Шарлотта Брунгильда Мигер, может взять на себя ответственность за жизнь Хэйзел и маленьких девочек, она должна спасти их.

Она не стала думать о том, насколько это реально. Вместо этого она попробовала представить, что ей необходимо знать и как добыть эту информацию. Она больше не пыталась встретиться взглядом с Хэйзел, не пробовала общаться с ней. Она совсем не хотела навлечь новые неприятности на голову девушки.

Через несколько дней за ними пришли мужчины. Брюн вначале запаниковала. Неужели они поняли, что Хэйзел разговаривала с ней? А она написала свое имя на руке Хэйзел? Но на сей раз их вели и вели по коридорам, так далеко Брюн никогда не водили. Босые ноги болели, она с трудом переносила располневшее тело через пороги люков. К ее удивлению, мужчины не торопили ее, напротив, терпеливо ждали, пока она медленно одолевала порог за порогом, даже помогли ей спуститься по наклонному коридору. И вот они вошли в какое-то просторное помещение. Она с удивлением озиралась кругом, после стольких месяцев в замкнутом пространстве каюты она отвыкла от таких расстояний. Док прибытия орбитальной станции, скорее всего. Вокруг одни мужчины, только мужчины… Они с Хэйзел и девочками были единственными представительницами женского пола. Мужчины аккуратно подвели ее к коляске на воздушной подушке. Хэйзел шла рядом, мужчины подталкивали коляску с Брюн. Так они прошли довольно долго, через еще один док в шаттл. Теперь их окружало всего пять мужчин. По их приказу Хэйзел пристегнула девочек к сиденьям, потом пристегнулась сама. Мужчины закрепили коляску Брюн.

Когда люк шаттла открылся, Брюн уловила запахи настоящей планеты. Чистый воздух… растения-животные… В ней снова ожила надежда, здесь она найдет способ сбежать, спрячется, а потом вырвется на волю. Но тут она чуть не потеряла сознание от жары и непривычной силы тяжести.

Мужчины откатили коляску в сторону от шаттла, они прошли сквозь здание с низкими потолками, по форме напоминавшее коробку, зашли в большую машину, тоже похожую на коробку, здесь коляску опять крепко прикрепили к полу. В задней части машины окон не было, только спереди, но вскоре подняли перегородку, отделившую заднюю часть от передней, и она уже ничего не видела. Снова паника: ее оставили одну, совсем одну в этом заднем отсеке. Хэйзел, единственный близкий человек, неизвестно где. Хэйзел тоже не будет знать, куда ее отвезли, никто не будет знать. Она пропала навеки.


Сквозь полуопущенные веки Хэйзел наблюдала за тем, как увозили в машине беременную. Она не могла быть уверена, точно ли поняла имя женщины. Неужели правда «Брюн»? Что это за имя такое?

Скорее всего, прозвище или сокращение, но толком поговорить им не удалось. Золотистые волосы женщины так светились под лучами солнца.

— Я забираю детей, — сказал один из мужчин. Остальные кивнули и отошли.

— Пошли, девчонка, — это уже ей. Хэйзел пошла за ним. С непривычки она даже начала задыхаться, да еще жара такая. Брэнди держала ее за одну руку, Стасси за другую. Интересно, где сейчас мальчики, она их так давно не видела. И о Стинки она ничего не знает. Но об этом думать нельзя.

Мужчина провел их сквозь ворота и дальше по мостовой. Было так жарко, что они еле ступали по раскаленным камням. Малышки начали хныкать. Мужчина обернулся.

— Давай, — сказал он. — Я возьму их на руки. Он поднял девочек, те напряглись, обернулись к Хэйзел, но ничего не сказали.

— Еще немного, — успокоил их мужчина. Хэйзел старалась ступать как можно осторожнее.

Наконец мужчина остановился у вереницы машин. На мостовой у машин лежала какая-то мягкая ткань.

— Встань сюда, — сказал он Хэйзел. Та послушно подошла. Как приятно, когда под ногами такая прохлада. Она с шумом вздохнула. Мужчина опустил девочек, и те сразу же схватили Хэйзел за руки.

Мужчина нажал на какие-то кнопки на небольшом столбике, и двери одной из машин распахнулись. Мужчина сел в машину, нажал на кнопки внутри на панели управления, потом высунул голову наружу.

— Все садитесь на заднее сиденье, — сказал он им. Хэйзел посадила девочек. Внутри было уютно и прохладно, работала вентиляция. Потом она села сама, дверь закрылась автоматически. Она обратила внимание на то, что с внутренней стороны у дверей не было ручек.

— Сейчас едем домой, — сказал мужчина, и машина поехала.

Хэйзел пыталась посмотреть, где они едут, но стекла были матовые, и ничего не было видно. А между передними и задними сиденьями поднялась темная перегородка. Машина ехала плавно, без тряски. Через некоторое время она остановилась, и мужчина открыл дверь снаружи.

— Выходите, — сказал он. — Смотрите, ведите себя хорошо.

Они вышли на широкую мостовую. С обеих сторон возвышались каменные двухэтажные здания, дальше по улице было нечто вроде парка. Хэйзел заметила, что там посажены какие-то красивые яркие цветы, но рассматривать ничего не решалась. Она прошла вслед за мужчиной по выложенной камнем дорожке к ближайшему дому. Тяжелую резную дверь открыл мужчина небольшого роста в белых брюках и белой же рубашке.

Привезший их мужчина провел девочек в дом. Они прошли через холл, зашли в большую комнату с огромными окнами, открывавшимися в сад.

— Подождите здесь, — велел он Хэйзел и указал на место рядом с дверью. Она прижала к себе малышек. Мужчина прошел на другой конец зала и сел в кресло, обращенное к двери. В комнату быстро вошла девочка примерно того же возраста, что и Хэйзел, одетая в простое коричневое платье. В руках у нее был поднос, на котором стояли кувшин и высокая кружка. Хэйзел обратила внимание, что девочка даже не поднимала глаз, и двигалась короткими быстрыми шагами. Хэйзел не осмелилась посмотреть, как девочка подошла к креслу, на котором сидел мужчина, но услышала звук наливаемой жидкости, звон ложки о стенки кружки. Потом девочка ушла так же быстро, как и появилась. Интересно, посмотрела ли она на Хэйзел, когда проходила мимо? Малышки неотрывно наблюдали за девочкой. Хэйзел сжала их плечи.

В комнате было тихо, и поэтому она слышала, как пьет мужчина. Потом раздались торопливые шаги. Короткие, легкие, потом более тяжелые, и вот кто-то пробежал… мимо нее, обнаженные до колен ноги, обутые в сандалии. Мальчик.

— Папа! — Звонкий детский голосок, сколько радости. — Ты дома-а-а!

— Пард! — Впервые Хэйзел услышала мягкие нотки в голосе, который до этого только отдавал приказы. — Ты был хорошим мальчиком? Ты заботился о своей маме?

— Да, сэр.

— Молодчина.

Теперь мимо прошли и другие. Маленькие босые ножки трех девочек, крохотные юбочки, и вот — от неожиданности она чуть не подняла глаза — женские ноги в туфлях на высоком каблуке под широкой шелестящей при ходьбе юбкой.

Девочки промчались бегом. Женщина шла медленно, каблуки постукивали о пол. Хэйзел украдкой посмотрела, как к мужчине бросилась сначала маленькая девочка, ровесница Брэнди. Она уселась ему на колени и захихикала.

— Папочка! — тихо и нежно сказала она. Потом к мужчине подошла девочка постарше, встала сбоку от отца, глаз она не поднимала. Третья, самая старшая, встала с другого бока.

Мужчина поцеловал каждую и тихо прошептал им что-то таким голосом, что Хэйзел чуть не разрыдалась. Ее отец тоже разговаривал с ней таким голосом, а она обычно сидела, прижавшись и положив голову ему на плечо. Горло сдавил комок, она заставила себя успокоиться и опустила глаза. Она чувствовала, как дрожат малышки, им тоже хотелось ласки, вот-вот они вырвутся. Хэйзел покрепче прижала их к себе.

— Я кое-что привез вам, — сказал мужчина. — Посмотрите-ка. — Хэйзел почувствовала, как дети перевели взгляды на них, словно засиял луч солнца. — Нашли их на торговом судне, которое мы захватили. Девчонка немного большевата, но послушна. С ней не было никаких проблем. И две малышки, одна из них слишком много болтает, правда. Посмотрим. Заберите их и устройте. Девчонка девственница, все в порядке. Док проверил.

Стук женских каблуков все ближе, ближе. Вот широкая юбка… Твердая рука взяла ее за плечо и подтолкнула. Она повиновалась, пошла впереди женщины и повела за собой малышек. Она понятия не имела, что их ожидает, но…

— Ты можешь смотреть на меня, — сказала ей женщина. — Здесь. — Хэйзел подняла глаза. У женщины было широкое, спокойное лицо, которое обрамляли каштановые с сединой волосы, уложенные косой вокруг головы. Большие широкие руки и такое же большое широкое тело. — Покажись мне, милая… Такого страшного платья я никогда еще не видела.

Хэйзел ничего не ответила. Она старалась не навлекать на себя беду.

— Разве тебя не учили шить? — спросила ее женщина.

Хэйзел отрицательно покачала головой.

— И говорить ты тоже можешь. Только тихо. Не кричи.

— Я… не умею шить, — тихо сказала Хэйзел. Она с трудом узнала свой голос. Впервые за все это время она сказала целое предложение.

— Что ж, придется научиться. Не можешь же ты ходить такой страшилой. По крайней мере в нашем доме.

Хэйзел кивнула. Брэнди потянула ее за рукав.

— Кушать, — сказала она.

Женщина посмотрела на малышек. Хэйзел не могла понять, что отразилось на ее лице.

— Твои? — спросила женщина. — Сестры?

— Нет, — ответила Хэйзел.

— Нет, мэм, — резко поправила ее женщина. — И манерам тебя тоже не учили?

— Нет… мэм.

— Ладно, я за это возьмусь. Дай-ка подумать. Вaм, малышки, подойдут вещи Мэрилу и Сэлли-энн, а вот тебе, девчонка… да и имя тебе подыскать надо.

— Меня зовут Хэйзел.

— С этим покончено раз и навсегда, — ответила женщина. — Твоя прежняя жизнь осталась в прошлом, а с ней и старое имя. Забудь происки дьявола и дьявольское имя. Ты получишь имя от Бога. Когда настанет время.

В течение нескольких недель Хэйзел привыкала к новой жизни, совершенно не похожей на жизнь на пиратском корабле. Она спала в комнате с десятью другими девушками, все в возрасте половой зрелости, но незамужние. Приют девственниц. Дверь их комнаты выходила в небольшой дворик, отделенный от большого сада каменной перегородкой. С двух других сторон поднимались каменные стены. На противоположной стороне комнаты была вторая дверь, она вела в длинный коридор без дверей, по которому можно было пройти в дом.

— Так мы в безопасности, — объяснила ей одна девушка в первый же вечер. Она помогла Хэйзел развернуть матрац на деревянной кровати и застелить его простыней. Оказалось, что все эти девушки — дочери мужчины, привезшего ее сюда, от четырех жен. Эти же жены произвели на свет и всех остальных детей. В большой зал допускались только дети первой жены, да и то лишь тогда, когда он сам звал их. Когда он хотел повидать других детей, они приходили в другой зал.

— До вас в нашем доме чужаков не было, — сказала другая девушка.

— Нельзя впускать в дом чужаков, по крайней мере до тех пор, пока не появятся собственные дети, чтобы противостоять их языческим нравам, — сказала третья.

— А мы научим тебя отличать хорошее от дурного, — изрекла четвертая.

Хэйзел нашли такую же простую юбку и кофту с длинными рукавами, какие носили остальные девушки. Она научилась передвигаться быстрыми маленькими шажками, ориентироваться в бесконечных коридорах и комнатах большого дома. Научилась отступать в сторону, когда мимо пробегали мальчики, и опускать подбородок так, чтобы не встретиться взглядом даже с маленьким мальчиком.

Раз в день, если она успевала сделать всю работу, ей разрешали посидеть с Брэнди и Стасси. Вначале девочки бегом бежали ей навстречу и с плачем тыкались в ноги. Но со временем они привыкли к своей новой жизни. Они с трудом отвечали на ее вопросы… Ничего удивительного: когда пираты напали на корабль, девочки едва научились разговаривать, а с тех пор столько всего произошло. Они говорили ей какие-то пустяки о том, что ели медовые пирожные или что получили новые платья, больше ничего. По крайней мере они не голодали и не бедствовали. Им даже разрешалось немного поиграть в саду. Она видела, как вместе с другими маленькими девочками они подбрасывали в воздух разноцветные ленты с грузиками.

У Хэйзел было много работы. Все ее ровесницы уже были прекрасными портнихами, они шили ровными, красивыми стежками. Умели кроить одежду, учились вышивать, плести кружева и прочее. Хэйзел пришлось осваивать вязание на спицах и крючком. Она часами просиживала, подшивая края простыней и огромных полотенец. Кроме рукоделия, ее учили готовить пищу. К ужасу взрослых женщин, оказалось, что она даже не умеет чистить картофель и резать морковку.

— Представьте только себе! — восклицала Секунда, вторая жена хозяина. — Чтобы девочка ничего не умела делать. Что же от тебя ждали в будущем, дитя? Что ты выйдешь замуж за распущенного богача, который позволит слугам выполнять за тебя всю работу?

— У нас была техника, — ответила Хэйзел.

— Ах, техника, — подхватила Прима и погрозила ей пальцем, — Забудь о технике, девочка. Это все происки дьявола, это он высвобождает руки женщины и вкладывает ей в голову мысли. Здесь нет никакой техники. Вместо этого честные порядочные женщины делают женскую работу так, как и должно быть.

— Прима, попробуй этот соус. — Терция с поклоном протянула ей ложку.

— Ага. Немного приправы, дорогая, а так вполне неплохо.

Хэйзел потянула воздух носом. Надо признать, запахи на этой кухне были куда более соблазнительными, чем на корабельных камбузах, на которых ей приходилось бывать. Каждый день в больших кирпичных печах выпекали свежий хлеб, еду готовили из того, что росло в огороде. Ей нравилось резать морковку, даже лук. Намного лучше, чем шитье. Как она устала от этих бесконечных швов! Здесь, на кухне, бывали только женщины, они даже позволяли себе смеяться, хотя и тихо. Они никогда не смеялись при мужчинах. Здесь никто из женщин не позволял себе шутить с мужчинами. Она думала спросить их, почему так, вообще у нее накопилась тысяча разных вопросов, миллион. Но она уже заметила, что девочки здесь не задают вопросов, только если им что-то непонятно относительно их прямых обязанностей, как сделать то или это. Но даже на такие вопросы им иногда не отвечали, а говорили, что нужно быть внимательнее.

Она старалась изо всех сил, зарабатывая возможность каждый день видеться с Брэнди и Стасси. Женщины поправляли ее ошибки, но она чувствовала, что они настроены к ней вполне дружелюбно. Они относились к ней, как относились бы к любой чужестранке, попавшей в их замкнутый коллектив.


Закрытая машина проехала достаточно большое расстояние, Брюн даже начало подташнивать. Кто-то открыл дверь снаружи, и она увидела высокую женщину, первую женщину в этом мире. Женщина протянула руку и схватила Брюн за локоть.

— Выходи, — сказала она. Брюн уже привыкла к их странному акценту. — Да поживей.

Брюн с трудом вылезла из машины. Женщина ей только мешала. На улице она огляделась. Машина была похожа на те, что она видела в старинных книгах отца, большая, высокая, похожая на ящик. Приехали они по широкой, мощенной кирпичом улице, по краям которой стояли низкие, не выше трех этажей, здания из камня и кирпича. Женщина дернула ее за руку, и Брюн покачнулась.

— Нечего тут пялиться по сторонам, — сказала женщина. — Ты здесь не для этого. Заходи в дом, как приличная женщина.

Брюн шла медленно, быстрее она не могла, хотя ее и поддерживал один из сопровождавших мужчин. У нее был такой большой живот, что она с трудом двигалась, да еще камни мостовой больно кололи ноги. Она посмотрела на здание, к которому они шли, и чуть не упала, споткнувшись о ступеньку, пытаясь его рассмотреть. Оно было построено из больших каменных глыб. На фасаде, выходившем на улицу, не было ни одного окна, а сбоку от тяжелой двери стоял высокий грузный мужчина. Сразу было понятно, что это охранник. Что же это такое, тюрьма?

Когда они зашли в дом и матрона начала резким голосом перечислять ей правила поведения, Брюн подумала, что, может, в тюрьме было бы и легче. Здесь она будет находиться до рождения ребенка и несколько недель после родов. Она будет жить с другими потаскухами, незамужними беременными женщинами. Будет готовить, шить, убирать. Будет молчать, как и все остальные. Ей должно слушать, не говорить. Если матрона заметит, что она шепчется с другими женщинами или пытается говорить губами, она проведет день взаперти в своей комнате. С этими словами матрона подтолкнула ее в узенькую комнату, в которой из мебели были только кровать и маленькая тумбочка у изголовья. Матрона захлопнула дверь.

Брюн тяжело опустилась на кровать.

— И в рабочее время никаких посиделок на кровати! — с шумом распахнув дверь, прорычала матрона. — Лентяек мы не терпим. Доставай корзинку с шитьем и принимайся за работу. — Матрона указала на тумбочку.

Брюн тяжело поднялась, подошла к тумбочке, открыла ее. Внутри стояла круглая корзинка, рядом лежала аккуратно сложенная материя.

— В первую очередь сошьешь себе приличную одежду. А теперь иди за мной.

Она прошла вперед по коридору с каменным полом и вошла в комнату, которая вела во внутренний садик. В комнате сидели пять беременных женщин, все они занимались рукоделием. Никто даже не поднял голову, когда вошли матрона и Брюн. Брюн разглядела их лица, только когда сама села. У одной женщины лицо было искажено, словно стянуто на правую сторону. Шрамов видно не было, и Брюн не могла понять, что произошло с женщиной. Но матрона пальцем постучала ей по голове.

— За работу. Поменьше глазей по сторонам, побольше работай.


— Что вы сделали? — вскричал Пит Робертсон.

«Теперь капитан рейнджеров еще больше похож на больного индюка», — подумал Митч.

— Мы легко захватили торговца, капитан и экипаж обманули нас, а все женщины погрязли у них в мерзости, поэтому мы убили их всех. На борту оказалось пятеро детей: три девочки и двое мальчиков. Их мы привезли с собой. Сейчас они в моем доме. Когда мы все еще были в той же системе, приспосабливались к панели управления корабля, чтобы безошибочно ввести его в скоростной коридор, прямо на нас вышла эта маленькая яхта…

— И вы не могли их пропустить…

— Но они замедлили ход и пытались шпионить. Они бы считали наши опознавательные сигналы. Могли вычислить, откуда мы прибыли. Поэтому мы захватили и ее. На борту оказалась очень важная персона, так по крайней мере она о себе думала. — И Митч улыбнулся, вспомнив, как самоуверенно вела себя Брюн.

— Мерзость какая! — прошипел Сэм Дюбуа.

— Такая же баба, как остальные, — сказал Митч. — Я засунул ей в рот кляп, так и не дав выговориться, чтобы свою заразу она оставила при себе. Врач сказал, кровь у нее чистая, потом вытащил этот имплантант и сделал ее нормальной женщиной…

— Она из этих зарегистрированных эмбрионов, — перебил Сэм. — И это ты называешь чистой кровью?

— Смешение генов нескольких человек, так она может быть и незаконнорожденной… — продолжал Пит. — Ты же знаешь, что о них говорят пасторы.

— Она сильная, здоровая, молодая, сейчас она носит двойню, — твердо возразил Митч. — Она немая, в данный момент она в родильном доме для немых. Ничего плохого она не сделает. И поверь мне, я с ней был тверд, теперь она послушная и покорная.

— Но почему ты отправил назад яхту? — спросил Пит.

Они уже задают вопросы, никто не кричит, значит, все в порядке.

— Пора, чтобы нас начали немного уважать. А то болтают, будто мы обыкновенные пираты, как и все остальные. Преступники. Об этом пишет и Гернеси в своих газетенках, они тоже врут. А мы дадим им понять, что больше не потерпим такой лжи. Теперь они не посмеют делать вид, что нас не существует. Такие, как они, не могут помешать Божьему Промыслу. Кроме того, если они начали разыскивать эту бабу, а ее обязательно будут искать, ведь ее папаша еще та шишка, они кое-что найдут.

— Ты решил обрушить на нас гнев Династий, — прошипел Сэм. — Самой крупной и сильной державы в нашей части галактики, которую ты вздумал подразнить…

— Я не боюсь никого, кроме всемогущего Бога, — ответил Митч. — Так мы все клянемся перед тем, как стать рейнджерами. Бояться Бога, но не бояться человека — вот они, наши слова. Или ты уже забыл, Сэм? — Он чувствовал прилив сил. Новые дети хорошо привыкают к дому. А золотовласая потаскушка вынашивает близнецов. Конечно же, Бог на его стороне.

— И все-таки не стоило навлекать на нас беду, — сказал Пит.

— А я и не навлекал, — ответил Митч. — Да, я сделал так, что они узнают, что все это дело рук Милиции, но какой — это уже вопрос. Мы не оставили никаких следов. А к тому времени, когда они догадаются — если вообще догадаются, — мы поднимем такой шум по всей галактике Династий, что им будет уже не до нас. Хоть пальцем в нашу сторону пошевелят, взорвем парочку их станций, они и успокоятся. Я написал им это. Никто не начинает войну из-за одной бабы.

Брюн не находила себе места в стенах родильного дома. Ей разрешалось выходить в окруженный высокими стенами садик, и она ковыляла по выложенным кирпичом дорожкам на распухших, больных ногах. Ей на самом деле нужно было каждый день делать пять кругов вокруг садика. Ей разрешалось ходить из своей комнаты на кухню, в столовую, ванную, туалет и рабочую комнату. Но единственная входная дверь была заперта. И не просто заперта, у двери всегда стоял охранник, мужчина на голову выше ее. Остальные пять женщин тоже были немыми, как и она. Женщина, командовавшая ими (Брюн даже не представляла, как можно ее называть), напротив, говорила слишком много. Она раздавала приказы беременным, словно была тюремным надсмотрщиком. А может, так оно и было, Брюн все время чувствовала, что она здесь как в тюрьме. Ей приходилось каждый день проводить много времени за шитьем: она шила вещи для себя, для будущего ребенка, вещи, которые будет носить после родов. Кроме этого, она помогала на кухне. Убиралась в помещениях, с трудом волочила по полу мокрую тряпку, чистила унитазы, раковины и душевые кабины.

Ее поддерживала мысль о Хэйзел. Где она теперь, вместе со своими малышками? Что с ней произошло? Ничего хорошего. Брюн обещала Хэйзел, обещала самой себе, что она освободит Хэйзел из этого ада, правда, еще непонятно, каким образом.

Ее осматривали каждый день. Когда подошло время рожать, в ней появился новый страх. Однажды женщина, резавшая морковку на кухне рядом с ней, неожиданно согнулась и схватилась рукой за живот. Раскрыла рот в безмолвном крике. Брюн видела, как она вся напряглась.

— Иди-ка сюда, ты, — сказала надсмотрщица, сурово глядя на Брюн. — Помоги ей. — Брюн подхватила женщину под руку и помогла ей пройти по коридору. Надсмотрщица, державшая женщину с другой стороны, провела их в комнаты, которые Брюн до сих пор ни разу не видела… Выложенный плиткой пол… узкая кровать, слишком узкая, чтобы на ней можно было лежать… Роженица с трудом опустилась на это подобие кровати, и Брюн поняла, что это такое — тут женщины рожают. И она будет рожать здесь. Женщина вся извивалась, из нее струей вылилась жидкость, на кровать, на пол.

— Принеси тазы, ты! — крикнула надсмотрщица Брюн.

Брюн повиновалась. Когда же она позовет врача? Сестер?

Не было никакого врача, никаких сестер. Роды принимала надсмотрщица, ей помогали сами женщины. Ясно было, что некоторые из них уже сами рожали. Брюн не разрешили уйти, она стояла у стены, ее то подташнивало, то казалось, что она теряет сознание. Когда она начала было сползать по стене вниз, одна женщина шлепнула ее по щеке влажной тряпкой, и Брюн снова поднялась.

Она с детства знала, откуда берутся дети: читала об этом в книгах, смотрела учебные кубы. И знала, что никто, у кого есть возможность рожать детей современными способами, не делает этого по старинке. И, конечно же, ни одна женщина во всей цивилизованной вселенной не рожала детей без медицинской помощи, в присутствии мрачной старухи и других беременных, в комнате с окнами без занавесей, где воды и кровь лились прямо на голый пол, на босые ноги несчастных женщин. За лошадьми ее отца и то лучше ухаживали, собаки и то рожали детенышей в более чистых конурах.

Она старалась не смотреть на то, что происходит, но ее схватили и заставили смотреть, как выходит головка ребенка, все больше и больше… Она сама извивалась и напрягалась, как роженица.

Первый крик младенца выразил всю ее ярость, гнев и страх.

Она не сможет так. Она умрет.

Нет, она не может умереть, ей нужно жить… ради Хэйзел. Ради того, чтобы Хэйзел никогда этого не видела, ради этого она, Брюн, будет жить.


Загрузка...