Я вас предупредил

Приговорённые к свету

На этого молодого человека в безукоризненном тёмно-синем костюме обратили внимание многие посетители ресторана «Терпсихора», принадлежащего известному в прошлом певцу Алексею Мариничу. Ресторан открылся недавно, однако быстро снискал славу одного из самых модных мест тусовок московской богемы.

Молодой человек пришёл один, в половине восьмого, когда завсегдатаи ресторана ещё только начинали подтягиваться к началу ежевечерней программы: здесь часто выступали известные певцы, актёры и танцевальные группы, а иногда пел и сам хозяин, не утративший голоса и артистического обаяния. Обычно это случалось по просьбам присутствующих в конце недели, когда Маринич отдыхал в кругу близких друзей. Нынешним вечером он также собирался расслабиться в своём ресторане и спеть несколько песен в стиле ретро, что особенно ценилось женской половиной посетителей.

Юноша в синем костюме занял столик в хрустальном гроте, поближе к оркестровой раковине, где любил сидеть хозяин ресторана, заказал минеральную воду и стал ждать, разглядывая постепенно заполняющую зал публику. Он был довольно симпатичен, высок, много курил и явно нервничал, то и дело бросая взгляд на часы. К десяти вечера его нетерпение достигло апогея, хотя глаза оставались тёмными, полусонными, если не сказать мёртвыми, но волнение выдавали руки, ни на секунду не остающиеся в покое. Молодой человек барабанил пальцами по столу, перекладывал из кармана в карман зажигалку, расчёску, бумажник, платок, разглаживал скатерть на столе, поправлял галстук, стряхивал с костюма несуществующие пылинки, пил воду и в конце концов обратил на себя внимание официанта.

– Что-нибудь не так? – подошёл к нему метрдотель. – Вы кого-то ждёте, молодой человек?

Гость посмотрел на часы, сказал отрывисто:

– Ещё бутылку воды, пожалуйста. Скажите, а Алексей Артурович скоро начнёт выступление?

Метрдотель покачал головой.

– Сегодня он, к сожалению, выступать не будет, плохо себя чувствует. Так вы его ждёте?

– Н-нет, – глухо ответил молодой человек, стекленея глазами. – Где его… можно найти? Мне с ним надо… поговорить…

– Что с вами? – обеспокоился пожилой метрдотель. – Вы побледнели. Вам плохо? Может быть, вызвать врача?

– Мне надо… встретиться с Алексеем Артуровичем Мариничем… немедленно…

– Ничем не могу помочь. – Метрдотель пошевелил пальцем, подзывая секьюрити ресторана. – Посодействуйте молодому человеку дойти до машины.

– Вы меня обманываете. Алексей Артурович должен сегодня… быть здесь… меня предупредили…

– Он заболел, – терпеливо сказал метрдотель, хмурясь. – Кто вас предупредил, что он должен выступать?

– Он всегда… в десять часов…

Метрдотель кивнул, отходя от столика.

Двое плотных парней в чёрных костюмах и бабочках подхватили юношу под руки и повели из зала, но не на улицу, а через служебный коридор на второй этаж здания, где у Маринича был кабинет и где располагались хозяйственные службы ресторана. В комнате охраны парни усадили молодого человека, порывающегося сопротивляться, на стул, и начальник охраны подошёл к нему вплотную.

– Обыскали?

– Так точно, Сергей Петрович, чист. Даже ножа нет.

– Зачем ты хочешь встретиться с Мариничем?

– Мне надо… это очень важно… его хотят…

– Ну?

– Его хотят… убить!

– Кто?

– Это я скажу ему… лично…

– Говори здесь, мы передадим.

Настенные часы в комнате тихо зазвонили, стрелки показали десять часов. В то же мгновение молодой человек вскочил, ударом ноги свалил начальника охраны, парня слева просто отшвырнул на пульт монитора телеконтроля, обнаружив недюжинную силу, сбил с ног второго охранника и выбежал в коридор. Секьюрити подхватились, бросились за ним, и тотчас же раздался взрыв.

Начальник охраны, встававший на четвереньки, успел заметить в открытую дверь, как тело беглеца вспыхнуло фиолетово-сиреневым светом и разлетелось струями огня во все стороны. Ударная волна разрушила половину коридора, часть помещений по обе его стороны, комнату охраны и снесла дверь в кабинет хозяина ресторана, но Маринич не пострадал. Он действительно чувствовал себя неважно и спускаться в зал не хотел, просто намеревался посидеть в кабинете с друзьями и предложить им, как он любил говорить, «продукты от кутюр».

Взрыв был такой силы, что вздрогнуло и зашаталось все старое семиэтажное здание сталинской постройки. К счастью, стены его были толстыми и крепкими, пострадал лишь второй этаж да рухнула часть потолочного перекрытия третьего этажа. Из четырёх охранников, дежуривших в тот злополучный вечер в спецкомнате контроля, уцелели двое, в том числе начальник службы секьюрити, который и рассказал прибывшим спецподразделениям о взорвавшем себя самоубийце, от которого остались лишь штиблеты, пуговицы да клочья костюма.

Слежку за собой Николай Александрович Зимятов, генерал-майор милиции, заместитель начальника ГУВД Москвы, заметил на другой день после взрыва в ресторане «Терпсихора». С его хозяином он был знаком давно, лет пятнадцать, они дружили семьями, ходили друг к другу в гости, встречались часто, а после того как Лёша Маринич стал бизнесменом и приобрёл ресторан, эти встречи и вовсе приобрели характер потребности, благо в ресторане встречаться было и удобно, и приятно.

В тот вечер Николай Александрович приехать к бывшему певцу на посиделки не смог, был с женой на даче, но утром, узнав о случившемся, примчался в Страстной переулок, где располагался ресторан, и застал Маринича в подавленном состоянии, уныло взиравшим на разруху в коридорах и залах своего детища, в которое вложил немалые средства.

После разговора с Алексеем Николай Александрович понял, что взрыв – не просто дело рук одной из преступных группировок, контролирующих ресторанный бизнес, а нечто другое. Маринич с мафией дела не имел, денег на ресторан ни у кого не одалживал – взял ссуду в банке, должен никому не был и собирался зарабатывать на жизнь честным путём, поэтому и ответил отказом представителям «частной охранной фирмы», предложившим «крышу». За немалые деньги, разумеется. Судя по взрыву, «охранникам» не понравилась самостоятельность новоиспечённого владельца ресторана, не повлияла на их решение и близость Маринича с генерал-майором милиции, и принадлежность публики ресторана к артистически-богемной среде, в которую входили известные артисты, певцы и музыканты. Взрыв показал, что Маринича хотели не припугнуть, а убрать, и решимость бандитов заставляла искать причины их такой уверенности и думать о наличии прикрытия группировки: эти люди (если можно было называть их людьми) никого не боялись.

И ещё один нюанс смущал Николая Александровича: характер взрыва. Если верить словам начальника охраны ресторана, исполнитель не имел при себе взрывного устройства и тем не менее взорвался! Но даже если допустить, что его просто неумело обыскали, объяснить полное исчезновение исполнителя никаким взрывчатым веществом было невозможно. От исполнителя не осталось буквально ничего! Только ботинки, пуговицы и клочья костюма!

Поговорив с удручённым Мариничем, Николай Александрович пообещал разобраться с происшествием по своим каналам, позвонил в управление и вызвал эксперта, хотя в здании уже работала следственная группа МВД. Но у генерала были свои резоны. От взрыва за версту несло спецификой эксперимента, списать его на мафиозную разборку интуиция не позволяла. Прямо из кабинета Маринича Николай Александрович соединился с ФСБ, позвал к телефону давнего приятеля полковника Щербатова и поделился своими соображениями по поводу происшествия в ресторане. После этого он попытался успокоить Маринича, а когда вышел на Сретенку, почти сразу же заметил слежку.

Вели его классно, методом «терпеливой очереди», с применением постоянной радиосвязи, однако Николай Александрович работал в милиции тридцать с лишним лет и опыт оперативной работы имел достаточный, чтобы знать все секреты службы наружного наблюдения.

Его продолжали «пасти» и дальше, несмотря на то что ездил Николай Александрович на служебной «Волге» и мог привлечь к опознанию наблюдателей оперативную службу спецназовской «наружки». До вечера он дважды выезжал по делам в разные концы города и каждый раз обнаруживал слежку, хотя машины сопровождали его «Волгу» разные. В конце концов он не вытерпел и взял с собой на встречу с приятелем-чекистом машину оперативной поддержки, собираясь передать неизвестных наблюдателей в руки профессионалов. Однако с удивлением обнаружил, что никто за ним на этот раз не едет. Наблюдатели словно знали, когда можно «пасти» генерала, а когда нет, словно их заранее предупредили о принятых мерах.

Встречу ему полковник Щербатов назначил в кафе «Тихий омут» на Бережковской набережной, представлявшем собой нечто вроде катрана – места встреч высокопоставленных сотрудников спецслужб. Кафе принадлежало военной контрразведке и обслуживалось по высшему разряду, здесь можно было поговорить о делах и приятно провести время, поэтому оно никогда не пустовало.

Николай Александрович прогулялся вдоль узорчатой чугунной решётки парапета набережной, поглядывая на заходящее за рекой солнце, выслушал доклад старшего группы сопровождения, что всё чисто и спокойно, признаков «чужого внимания» не наблюдается, и отпустил машину. Затем увидел выходящего из такой же чёрной «Волги» на стоянке возле кафе полковника Щербатова с двумя телохранителями и направился через дорогу к нему. Дальнейшие события произошли в течение нескольких секунд.

Вышедший в это время из кафе пожилой мужчина в хорошем светлом костюме достал сигарету, двинулся через дорогу к набережной и, встретившись на полпути с Николаем Александровичем, попросил огоньку. Машин по данному участку набережной ходило мало, но всё же прикуривать посреди улицы было бы по крайней мере неосторожно, и генерал, задержавшись на мгновение, зашагал через дорогу дальше, не собираясь забирать зажигалку, и в тот же момент человек, попросивший огоньку, взорвался!

Взрыв был такой силы, что тело Николая Александровича взрывная волна отшвырнула на три десятка метров, вплющив в стену кафе. Чугунный парапет снесло в реку, две близстоящие машины перевернуло, а во всех домах, окружающих кафе, выбило стёкла.

Генерал скончался, не приходя в сознание, на руках у полковника Щербатова, тоже изрядно помятого и поцарапанного. От самоубийцы, взорвавшего себя на глазах двух десятков свидетелей, не осталось ничего.

Очередная бутылка из-под пива со звоном грохнулась на крышу подъезда, и Потапов наконец осерчал настолько, что решил тут же разобраться с любителями выпивать и выбрасывать бутылки из окна вниз ради забавы.

В этот шестнадцатиэтажный дом на улице Рогова он переехал недавно, полгода назад, когда умер отец, доктор химических наук, бывший завлаб Курчатовского института, и квартира досталась Потапову в наследство. С отцом он особенно дружен не был, заезжал изредка, раз в два месяца, да встречался с ним иногда на его же даче в Горках, но мама такие встречи не одобряла, и Потапов сократил встречи с отцом до минимума, о чём сейчас жалел. Отец, по сути, был добрым человеком, а с матерью не ужился по причине увлечённости работой, отдавая ей (работе) все свободное время. Маме же хотелось, чтобы известный учёный-химик хотя бы изредка переставал быть исследовательской машиной и обращал бы на неё внимание чаще чем два раза в год – в день рождения и на Восьмое марта. Прожив с мужем двенадцать лет, она ушла от него и забрала сына, и Потапов вырос в Бибиреве, в однокомнатной квартирке на улице Плещеева. Он не удивился, когда после похорон отца их с мамой нашёл судебный исполнитель и прочитал завещание Потапова-старшего о передаче трёхкомнатной квартиры в Щукино в собственность сыну. Вскоре Потапов переехал на новое место жительства, разобрал старьё, которым была под завязку забита квартира отца, починил старую, но добротную, времён русского ренессанса, мебель, переставил все по-своему и впервые в жизни почувствовал себя человеком, не зависящим от квартирных условий.

Но ненадолго.

Сначала по вечерам в квартире над ним стали собираться молодые люди в возрасте от девятнадцати до двадцати двух лет, включая на полную мощь аудиоаппаратуру и не давая Потапову, да и соседям, естественно, отдыхать после трудового дня и спокойно спать. Длилось это безобразие с месяц, Потапов терпел, он и сам любил посидеть в компании друзей, хотя не так громко и скандально, потом в очередной загул компании в два часа ночи поднялся на третий этаж (сам он жил на втором) и мирно попытался объяснить молодым людям, что ведут они себя неправильно. Его слушать, разумеется, не стали, пообещали «набить морду», если он ещё раз «посягнёт на священное право человека отдыхать, как ему хочется», – парни, судя по всему, были начитанными, хотя и предельно инфантильными, – и Потапов рассвирепел. Драться, правда, с ними он не стал, хотя мог бы уложить всю компанию в течение нескольких секунд, а просто позвонил дежурному в управление, обрисовал ситуацию, и через полчаса к дому подкатил джип отдела с нарядом оперативников. Ребята были в чёрных спецкомбинезонах, с масками на головах, увешаны оружием, и глядеть на них было приятно. Ещё через несколько минут компания веселящихся «хозяев жизни» – пятеро парней и две девушки – сидела в машине и икала от страха, не понимая, что происходит, а Потапов пошёл спать. Потом ему рассказали, что девушек высадили возле отделения милиции, а парней отвезли за город и оставили в лесу, пригрозив в следующий раз всех «утопить в реке». С тех пор пьянки по ночам в квартире этажом выше прекратились. Зато кто-то начал регулярно сбрасывать на крышу подъезда пустые бутылки, банки, пластиковые пакеты и объедки, что в конце концов довело Потапова до белого каления, так как два окна квартиры выходили аккурат на крышу подъезда и осколки бутылок изредка залетали на кухню в открытое окно. Вдобавок ко всему мусор вонял, и запахи летом бродили по квартире ещё те.

Вскоре он выяснил, что бросали бутылки с двенадцатого этажа снявшие там квартиру не то армяне, не то азербайджанцы. Связываться с ними не хотелось, но поскольку вызванный участковый сделать ничего не смог под предлогом, «не пойман – не вор», Потапов решил действовать сам, и как только тихим майским вечером раздался звон, поднялся на двенадцатый этаж.

Мише Потапову исполнилось недавно двадцать девять лет. Работал он в оперативном управлении антитеррора Федеральной службы безопасности под командованием полковника Щербатова. Служил в армии в десантных войсках, окончил юрфак МГУ, с малых лет занимался рукопашным боем, много читал, увлёкся эзотерикой и даже женился – в двадцать один год, но прожил с молодой женой всего четыре месяца, после чего она погибла – утонула при невыясненных обстоятельствах в Киргизии, на озере Иссык-Куль, куда поехала отдыхать с подругой. Потапов тогда поехать с ней не мог из-за экзаменов, он сдавал летнюю сессию. С тех пор жил один, лишь изредка позволяя себе короткие знакомства и расставания без сожалений. Второй такой женщины, как Даша, он пока не встретил.

Нажимая кнопку звонка, Потапов вспомнил приговорку отца, которую тот любил повторять: одинаково опасно и безумному вручать меч, и бесчестному власть[5], – подумал, что папа, безусловно, смотрел в корень, но меч всё же надо хотя бы изредка вынимать из ножен, чтобы лечить кое-какие социальные болезни, требующие хирургического вмешательства, и сказал в приоткрывшуюся дверь, в щель которой выглянуло мрачное смуглое усатое лицо «кавказской национальности»:

– Будьте так любезны, позовите хозяина.

– Я хазаин, – с акцентом ответило лицо.

– В таком случае прошу вас или ваших гостей больше бутылки вниз не бросать. Во избежание неприятностей.

– А ты кто? – поинтересовалось лицо, даже не озаботившись опровержением сказанного.

– Я живу на втором этаже, и мне очень не хочется, чтобы крыша подъезда превращалась в мусорку.

– Тогда иды к сэбэ, – буркнуло лицо, закрывая дверь, но Потапов сунул в щель носок туфли и постарался приятно улыбнуться.

– Не доходит? Или ваш ответ следует считать обещанием жить как люди, а не как свиньи?

Усатый посмотрел на ногу Потапова, позвал кого-то, дверь распахнулась шире, и на пороге вырос ещё один абориген, в спортивном трико, но уже не кавказской, а вполне славянской организации, которую обычно называют одним словом: бугай.

– Тебе чего, мужик?

Потапов снова попытался объяснить ситуацию, прислушиваясь к доносившимся из квартиры голосам: судя по всему, здесь обитала целая компания людей определённого склада, но достучаться до сознания бугая не смог, – для этого, очевидно, нужна была кувалда.

– Хошь жить – мотай отседа, и шоб боле не видал, – косноязычно сказал бугай с украинским акцентом. – Не покушайся. Хочем – бросаем, не хочем – не бросаем. Понял? – Он сделал ударение на последнем слоге. – Хошь, иди в милицию, тока потом не жалуйся.

– А без милиции никак нельзя обойтись? – скучным голосом проговорил Потапов, начиная тихо сатанеть. – Есть правила человеческого общежития, их надо соблюдать, вы не в пустыне и не в горах Кавказа живёте, кругом люди, и надо к ним относиться по…

– Пашел ты на…, законник! – махнул рукой бугай… и, охнув, согнулся пополам, держась руками за живот.

Потапов толкнул его в лоб, бугай осел громадным задом на разбросанную по всей прихожей обувь. Смуглолицый сожитель бугая резво отскочил назад, заорал, вынимая из штанов складной нож:

– Степан, Гейдар, сюда!

В прихожую выскочили в одних трусах и майках ещё двое мужиков, молодой и постарше, один русый, другой черноволосый, но оба с заросшими щетиной лицами и потому похожие друг на друга, как братья.

– Стоп, мужики! – поднял руки перед собой Потапов. – Я не драться пришёл, а ради справедливости. Вы не у себя дома, насколько я знаю, и шум вам ни к чему. Пообещайте жить тихо, как и все, не гадить в подъезде и на лестничной площадке, не кидать вниз бутылки и прочий мусор, и я мирно уйду.

– Мы сичас тэбэ морду набием, – пообещал усатый, с беспокойством поглядывая на бугая, который всё ещё не мог отдышаться. – Или зарэжэм.

– Это, конечно, печальный вариант, но, боюсь, неосуществимый. Я законопослушный гражданин, а вы тут, судя по запаху, квартиранты. Стоит мне позвонить куда следует, и через два часа вас здесь не будет. Ну так как, граждане хорошие, устраивает вас такой расклад?

Мужики переглянулись, явно не зная, что делать дальше. Видимо, главарём у них был млеющий на полу бугай.

– Харашо, – мрачно сказал усатый, – иды к сэбэ, мы нэ будэм.

Потапов усмехнулся, оценив детский лепет кавказца.

– Спасибо на добром слове, орлы. Будьте здоровы. Надеюсь, мы больше не встретимся.

Он повернулся, чтобы спуститься к себе на второй этаж, и в это время бугай с криком: «Убью, курва!» – бросился на него.

Потапов, не оборачиваясь, выставил назад локоть, дождался вопля: здоровяк нарвался на выпад, – крутанулся вокруг оси и ребром ладони нашёл толстую шею противника, так что тот отлетел назад в прихожую, упал и успокоился.

– Извините, я нечаянно, – сказал Потапов хладнокровно, кинув взгляд на остальных членов компании. – Руки иногда, знаете ли, чешутся, вот и приходится их… чесать.

Притихшая компания молча смотрела то на своего командира, то на Потапова, почувствовав его уверенность и силу.

Дома Михаила ждал сюрприз: звонок шефа.

Через полчаса он был в управлении, где уже собрались следопыты и охотники группы антитеррора «Антей», и полковник Щербатов хмуро сообщил всем о возникшей проблеме, связанной со взрывом в ресторане «Терпсихора» и убийством генерал-майора милиции Зимятова.

Проблема оказалась сложней, чем полагало руководство управления. За три дня расследования не удалось выйти ни на исполнителей терактов, ни тем более на заказчиков. Мало того, в связи с тем, что на местах взрывов не нашлось ни малейших следов взрывчатки, проблема неожиданно сдвинулась в другую область – научно-техническую, и ею занялись научные консультанты и эксперты управления, усмотревшие во взрывах в ресторане «Терпсихора» и возле кафе «Тихий омут» физические процессы с «нелинейными характеристиками».

Во вторник Потапов, назначенный командиром оперативно-разыскной группы, встретился с руководителем экспертной бригады, доктором физико-математических наук полковником Трубецким в его кабинете, и тот поделился с ним своими соображениями.

– Взрывы подобного рода можно отнести к так называемым реакциям фотонного самораспада. Мы и раньше сталкивались со случаями самовозгорания людей, по разным причинам превращавшихся в объекты с нестабильной энергетикой из-за потерь биоэнергии и электромагнитных излучений, но в тех случаях люди просто сгорали дотла, реакция протекала быстро, но не как цепная, со взрывом. Нынешние случаи – это уже новый тип подобных реакций. Кто-то научился инициировать биоэнергетические вспышки и использовать людей в качестве живых мин.

– Кто, по-вашему, это мог сделать?

Трубецкой, маленький, седой, подвижный, вечно занятый какими-то вычислениями, снял очки и близоруко посмотрел на собеседника.

– Если бы я знал, давно сообщил бы. Знаю только, что наши лаборатории такими вещами не занимаются, другого хватает. Но эган – очень интересная проблема, у меня у самого руки зачесались, я когда-то пытался делать расчёты энергопотоков с вакуумным возбуждением.

– Что такое эган?

– Эгоаннигиляция, сокращённо – эган. Обычно этим термином пользуются психологи, но к нашим случаям он тоже подходит.

– Значит, вы считаете, какая-то криминальная структура научилась использовать людей в качестве аннигилирующих взрывных устройств?

– Не обязательно криминальная, но очень мощная, имеющая соответствующую научно-техническую базу.

– Оборонка? А не может быть другого решения? Скажем, новый тип взрывчатки, не оставляющей следов…

– Молодой человек, – Трубецкой протёр и водрузил очки на нос, – никакой тип взрывчатки принципиально не может уничтожить объект таким образом, что от него не остаётся ничего! Даже пыли! Люди исчезли, понимаете? Испарились, аннигилировали. И в связи с этим возникает ещё одна интересная сопутствующая загадка – проблема зомбирования. В обоих случаях люди были запрограммированы на самоуничтожение. Господину Мариничу повезло, что он остался жив. Видимо, тот, кто посылал к нему смертника-камикадзе, был на сто процентов уверен, что Маринич будет в тот вечер выступать. Ищите наводчика или же самого заказчика среди друзей певца.

– Спасибо за совет, Вадим Сергеевич, – поблагодарил эксперта Потапов. – Наверное, вы правы. Но меня смущает ещё одно обстоятельство: демонстративность терактов. Организатор не побоялся раскрыть свои карты, наоборот, как бы заявил о себе: смотрите, чем я владею! Почему? Зачем ему огласка?

– Не имею понятия, – покачал головой Трубецкой. – Может быть, он собирается шантажировать силовые структуры, или правительство, или ещё кого-нибудь. Но уверяю вас, так государственные конторы не поступают, они экспериментируют тихо, тайно и свидетелей не оставляют.

– Это я знаю, – задумчиво кивнул Потапов.

До конца дня удалось выйти на след частной охранной фирмы «Аргус», представители которой приходили к Мариничу перед появлением «живой мины», Потапов наметил план действий, доложил Щербатову о проделанной работе и вечером отправился в ресторан «Терпсихора», чтобы поговорить с владельцем о его связях с генералом Зимятовым, а также о друзьях и приятелях певца. Версия Трубецкого о том, что заказчик или в крайнем случае наводчик террористов находится среди них, имела право на разработку.

Ресторан уже работал по полной программе. Оба его зала, хрустальный и бархатный, к десяти часам вечера были заполнены почти до отказа, и Потапову пришлось ждать, пока ему найдут место за столиком в хрустальном зале, за тонкой стеклянной колонной, изображавшей пальму. Здесь уже сидел какой-то небрежно одетый в фиолетовый, в полоску, немодный костюм, зелёную рубашку с расстёгнутым воротом, съехавший набок бордовый галстук времён Брежнева, седой старик и цедил пиво. На приветствие Потапова он не ответил, только посмотрел вскользь и отвернулся. Потапов проследил за его взглядом и увидел за столиком у стены пару: молодого человека боксёрского вида с неприятным лицом рэкетира и бандита и красивую девушку-брюнетку, слушавшую своего соседа со сдвинутыми бровями и пылающим лицом. Короткое чёрное платье приподнялось и очень сильно открыло её красивые стройные ноги, но девушка ничего не замечала, видимо, занятая ссорой, и всё время порывалась уйти, но собеседник останавливал её и продолжал что-то доказывать.

Посидев с полчаса, но так и не дождавшись развязки этой беседы, Потапов поднялся на второй этаж здания, коридор которого был уже отремонтирован, показал охраннику удостоверение и вошёл в кабинет хозяина ресторана.

Беседа с Мариничем не заняла много времени. Приятелей у бывшего певца было невероятное количество, особенно в артистической среде и шоу-бизнесе, а вот друзьями он считал немногих. Потапов записал разговор на плёнку, втайне от собеседника, разумеется, отметил три фамилии, за которые зацепилось внимание, и распрощался с Мариничем, всё ещё чувствующим себя не в своей тарелке. Проходя через зал, он отметил отсутствие красивой незнакомки и её неприятного кавалера, посочувствовал старикану в фиолетовом костюме, на которого она произвела, судя по всему, неизгладимое впечатление, и вышел на улицу. А садясь в свою машину, заметил не совсем обычную сцену, в которой участвовала та самая брюнетка из ресторана в коротком чёрном платье.

Очевидно, это был уже финал ссоры, начавшейся в зале ресторана. Девушка сбросила с плеча руку молодого человека с повадками и внешностью гангстера, быстро пошла со стоянки на улицу, но тот догнал её, схватил за руку, дёрнул к себе. Девушка снова вырвала руку, но парень вцепился в неё, заломил ей руку за спину так, что она вскрикнула, потащил к белому «Мерседесу», где сидели ещё двое молодых людей. Дверца открылась, парень начал заталкивать девушку в кабину, она снова вскрикнула, отбиваясь, и Потапов решил вмешаться.

Подойдя к молодому человеку сзади, он тронул его за шею особым образом, и у того сразу онемела рука, выкручивающая локоть подруги. Девушка вырвалась, отскочила, но её перехватил вылезший из «Мерседеса» крутоплечий отрок с короткой стрижкой, точнее, почти наголо обритый, с небольшим чубчиком над узким и невысоким лбом. Парень, заталкивающий девушку в машину, оглянулся, глаза у него были светлые, бешеные, с еле заметными точками зрачков. Такие глаза обычно бывают у наркоманов, принявших дозу.

– Тебе чего, козёл?

Потапов глянул на девушку.

– Извините, что вмешиваюсь, но они ведут себя не очень прилично. Если хотите, я отвезу вас домой.

Девушка, закусив пунцовую губу, кивнула. С румянцем на щеках, с большими чуть раскосыми глазами, в которых стояли слёзы, она была необычайно хороша, и Потапов даже позавидовал тем, кто с ней был знаком.

– Вали отсюда, козёл, пока жив! – опомнился «гангстер», сунул левую руку под полу пиджака, и Потапов ткнул его большим пальцем в шею, не желая начинать «показательные выступления по рукопашному бою». Затем, не останавливаясь, ударил ногой по дверце «Мерседеса», отбрасывая на сиденье начавшего вылезать водителя, хлопнул по ушам спортсмена с чубчиком, нанёс ему мгновенный, незаметный со стороны удар сгибом указательного пальца в ямку за ухом – так называемый кокэн, и поддержал девушку под локоть.

– Пойдёмте, вон моя машина стоит.

Девушка расширенными глазами глянула на своих приятелей, один из которых сполз на асфальт, держась за уши, а второй уже сидел у машины спиной к колесу, перевела взгляд на Потапова и, вырвав руку, торопливо пошла прочь.

Михаил пожал плечами, уже жалея, что ввязался в эту историю, побрёл к своему «Лексусу», глядя на исчезающую за углом стройную фигурку, оглянулся, услышав щелчок дверцы: это вылез шофёр «Мерседеса», такой же накачанный, как и его приятели, с цепью на шее и массивными перстнями на пальцах обеих рук.

– Эй ты, придурок! – прошипел он, держа руку под мышкой, где у него, судя по всему, был спрятан в кобуре пистолет. – Ты на кого наехал? Мы же тебя в грязь превратим, смерть лёгкой покажется…

Лёгкая смерть – это ещё одна маленькая радость жизни, вспомнил Потапов чей-то афоризм, молча метнул в парня расчёску и, пока тот уклонялся и вынимал оружие, в прыжке достал его ногой. Водитель перелетел через капот «Мерседеса», роняя пистолет, исчез в кустах под решёткой забора. Потапов сел в машину и выехал со стоянки рядом с рестораном. Он не заметил, что, кроме прохожих, свидетелей короткой потасовки, его проводила пара внимательных глаз, принадлежавших старику в фиолетовом костюме и зелёной рубашке, с бордовым галстуком, повязанным нарочито небрежно и сдвинутым набок.

Девушку в чёрном платье, которую Михаил освободил от компании крутых парней, Потапов увидел стоящей на следующем перекрёстке. Подъехал, открыл дверцу:

– Боюсь показаться назойливым, но вам всё-таки стоит побыстрей уехать отсюда, ваши знакомые сейчас очухаются. Садитесь и не бойтесь, я не из их компании.

Девушка оглянулась, прикусила губу, затем тряхнула головой и села в кабину «Лексуса» рядом с Михаилом.

– Улица Рогова, если можно. Знаете, где это? Район Щукино.

Потапов невольно присвистнул.

– В чём дело? – повернула она к нему красивую головку с короткой, но очень оригинальной причёской.

– Мы с вами соседи, я тоже обитаю на Рогова.

Девушка пожала плечами, забилась в уголок сиденья и притихла, глядя перед собой остановившимися глазами. Она всё ещё переживала свой конфликт с молодыми людьми, показавшими себя далеко не с лучшей стороны.

– Как вас зовут?

– Дарья, – безучастно ответила она.

– А меня Михаил. – Потапов внутренне поёжился. Дарьей когда-то звали его жену. Желание разговорить спутницу, как-то утешить прошло. Но всё же он не мог не предложить свои услуги в качестве телохранителя, чтобы не показаться невежливым. – Чего они от вас хотели? Я заметил вас ещё в ресторане, вы сидели неподалёку…

– Это личное, – тем же тоном отозвалась Дарья.

– Может быть, нужна помощь? Я бы мог поговорить с ними…

– Спасибо, не стоит. – Девушка очнулась, в глазах её зажглись иронические огоньки. – Вы очень любезны. Высадите меня здесь, пожалуйста.

– Но мы ещё не доехали.

– Я выйду.

Потапов остановил машину на площади Курчатова, девушка открыла дверцу и выскользнула из кабины.

– Возьмите мой телефон на всякий случай, – протянул он ей клочок бумаги с номером. – Может быть, пригодится.

Дарья молча захлопнула дверцу, двинулась прочь по тротуару, но потом вдруг вернулась и взяла записку.

– Извините, вы ни в чём не виноваты. Я позвоню… если понадобится ваша помощь.

Повернувшись, она быстро пошла по направлению к метро. Потапов, обрадованный таким поворотом событий, проводил её взглядом и тронул «Лексус» с места. Через пять минут он был дома. Размышляя о превратностях судьбы, о своих отношениях со слабым полом, о невезении вообще и о случайных знакомствах в частности, принял душ, заварил чай и уселся в гостиной перед телевизором, но покайфовать не успел: раздался телефонный звонок.

Звонил Боря Липягин, старлей, старший розыскник команды.

– Мы тут потянули ниточку, Петрович. Охранная фирма «Аргус» связана с какой-то крутой конторой под вывеской «Агропромышленная компания «Восток», расположенной на территории Тимирязевской сельхозакадемии. Мы пробовали подойти поближе, но не смогли: серьёзная охрана, фейс-контроль, телекамеры, собаки. Однако самое интересное, что компания с таким названием нигде не зарегистрирована.

– Действительно, интересный факт, – согласился Потапов. – Не светитесь там, спугнуть можете, если это те, кто нам нужен. Я покопаюсь в комп-сетях, может, отыщу что, тогда и возьмёмся за «Восток».

– Я сам могу погулять по серверам силовиков.

– Добро, начинай, утром поговорим.

Липягин повесил трубку.

Потапов снова уселся перед телевизором, вспоминая облик новой знакомой по имени Дарья, пожалел, что не взял номер её телефона, попытался представить причину её конфликта с коротко стриженными мордоворотами, похожими не то на рэкетиров, не то на телохранителей какого-то крутого «нового русского», и в это время снова зазвонил телефон.

– Быстро на Пятницкую, дом десять, квартира двадцать два, майор! – прогундосил в трубке голос Щербатова. – Одна нога здесь, другая там.

– Что случилось? – подобрался Михаил.

– Только что в отделение милиции позвонил депутат Госдумы Ноздренко, утверждает, что два дня назад его захватили какие-то люди, продержали в подвале, потом пропустили через какую-то установку наподобие рентгеновской, отчего ночью у него стали светиться ногти, затем под гипнозом внушили явиться на утреннее заседание и поздороваться за руку со спикером Думы. Но он сбежал и теперь прячется у знакомого на Пятницкой. Улавливаешь?

– С какого боку присоединить к нашему расследованию депутата Ноздренко? – осторожно спросил Потапов.

– Ты разговаривал с Трубецким?

– Понял, – после недолгого молчания сказал Потапов. – Вы считаете, это новый заминированный? Как же ему удалось сбежать из столь мощной организации, имеющей аппаратуру гипноза и обработки?

– Не знаю, может, у него «белая» реакция на внушение: человек подчиняется гипнозу, но помнит при этом всё, что ему внушили. Я уже послал туда оперов Богданца, выезжай.

Потапов за минуту переоделся, сунул в наплечную кобуру пистолет и выскочил из дома. Через полчаса он был на Пятницкой. Но, как выяснилось, опоздал.

В арке дома номер десять толпился народ, оттесняемый парнями в камуфляже, тут же стояли две милицейские и пожарная машины. А в узеньком треугольном дворике, носящем явные следы взрыва: два автомобиля смяты в лепёшку боковым ударом, в двух других не уцелело ни одного стекла, в окнах невысоких двухэтажных домиков, образующих со стеной арки треугольный дворик, также повылетали все стёкла, – урчала мотором машина «Скорой помощи», в чрево которой люди в белых халатах грузили носилки с лежащим на них окровавленным мужчиной.

– Кто это? – подошёл Потапов к хмурому капитану милиции, командующему следственной бригадой.

– А вас кто сюда пропустил? – буркнул тот.

Михаил показал ему удостоверение, увидел входящих во двор оперативников Щербатова во главе с майором Богданцом, подозвал их движением руки.

– Сворачивайте свою службу, это дело переходит в нашу компетенцию.

– Я попросил бы вас не… – начал капитан, но Потапов уже отошёл, кивнув Богданцу, чтобы тот начинал процедуру приёма дела, приблизился к следователю, допрашивающему свидетелей.

– Спасибо за помощь, вы свободны.

Следователь, пожилой, невысокого роста, с бледным одутловатым лицом, поглядел на своего командира, пожал плечами и спрятал в карман блокнот. Потапов оглядел свидетелей: двух девушек и пожилого толстяка в шляпе, – попросил их повторить, что они рассказывали следователю, и понял, что приехал сюда не зря. Судя по всему, здесь только что произошло самоуничтожение «фотонного» человека.

Со слов свидетелей, картина получалась следующая.

Двое мужчин, один из которых, судя по описанию, и был депутатом Ноздренко, стояли во дворе дома возле мусорного бака и курили. Потом к ним подошёл молодой человек в светлом плаще, что-то сказал и бросился бежать. А через несколько секунд раздался взрыв.

От мужчины, похожего по описанию на Ноздренко, не осталось ровным счётом ничего, а его собеседника ударная волна перенесла через весь двор и впечатала в дверь двухэтажного особняка с десятком разных контор, работающих в дневное время.

Взрыв, по словам свидетелей, сопровождался яркой, словно от электросварки, вспышкой. Девушек, пересекавших дворик, спасло то, что они в этот момент находились в тени высокого джипа, а старик-свидетель, вероятнее всего бомж, нагнулся за пустой бутылкой у стены арки и отделался шишкой на голове, когда его швырнуло к стене.

Подъехавший спустя четверть часа Щербатов выслушал Потапова, обошёл дворик и уехал, озабоченный и чем-то расстроенный. Обсуждать случившееся он не стал, сказал только, что ждёт майора с докладом к обеду следующего дня.

Потапов дождался появления Липягина, они поговорили со следопытами Богданца, полюбовались на туфли и клочки серой материи – всё, что осталось от депутата, и разъехались по домам. Спать Михаил лёг лишь в третьем часу ночи.

Следующий день выдался чрезвычайно хлопотливым.

Потапов встретился с двумя десятками людей, в том числе с Трубецким и ещё одним специалистом-физиком, занимающимся биоэнергетикой и теорией полевых взаимодействий, а также со всеми, кто мог бы хоть в малой степени быть полезным в розыске «фотонных террористов», как их стали называть сотрудники управления. Кроме того, Михаил провёл информационный поиск по секретным компьютерным сетям спецслужб, ещё раз допросил начальника охраны Маринича и вместе с группой Липягина побывал в парке Тимирязевской сельхозакадемии, полюбовался издали на трёхэтажное здание агропромышленной компании «Восток», располагавшейся на берегу пруда, в конце улицы Пасечной. И хотя особых находок этот день не принёс, всё же Потапову удалось выделить несколько интересных моментов.

Момент первый: в недрах оборонки существовал ряд закрытых лабораторий, тематика которых касалась всех аспектов человеческого бытия, в том числе аспектов психотропного влияния на людей, кодирования, управления психикой и интеллектом, а также создания оружия на основе новейших научных достижений, таких, как теория спин-торсионного поля или теория энергоинформационного обмена.

Момент второй: неожиданное появление «фотонных» людей, запрограммированных на самоуничтожение вблизи специально выбранных объектов, больше смахивало на экспериментальную проверку «живых мин», а не на выполнение неведомыми террористами плана по уничтожению конкурентов или опасных свидетелей их деятельности. Вряд ли такой технологией могли завладеть обыкновенные бандиты.

Об этом Потапов и доложил вечером полковнику, когда его вызвали в управление. Щербатов думал примерно так же, но гипотез, по обыкновению, не строил, говорил мало, был хмур и озабочен. На вопрос Михаила, не заболел ли, часом, Владимир Васильевич, он ответил мрачной шуткой:

– Не бойся, майор, моя болезнь не заразная, старость называется.

Потапов внимательно посмотрел на полковника, которому недавно исполнилось пятьдесят два года, и покачал головой.

– До старости ещё дожить надо, товарищ полковник. Что случилось всё-таки?

– Пока ничего. Но если мы будем продолжать копать дело в прежнем темпе, что-нибудь непременно случится. Короче, наверху, – Щербатов поднял глаза к потолку, – мне дали понять, что расследование надо спустить на тормозах. Улавливаешь?

– Значит, моя догадка верна, – хмыкнул Потапов. – Это не мафия, это забавляется какая-то государственная контора, секретная до такой степени, что даже в нашей базе данных её нет.

– Похоже, что так.

– Значит, мне надо сворачивать поиск?

Щербатов поморщился, достал из сейфа плоскую металлическую флягу, налил в колпачок, выпил.

– Хочешь глоток? Коньяк.

Михаил молча покачал головой.

– Тогда иди и работай.

– А как же…

– Работай, я сказал! Терпеть не могу, когда экспериментируют на людях! Пусть даже с благими намерениями «защиты Отечества». Мы призваны защищать народ от террористов, вот и будем защищать… по полной программе. Господь дал руки человеку не для того, чтобы тот создавал орудия убийства себе подобных, а для создания красоты неповторимой. Это мне ещё мой отец говорил, обыкновенный крестьянин.

– Самое неповторимое, что создали руки человека, – пробормотал Потапов, – это отпечатки пальцев.

Полковник хмуро улыбнулся, подал ему руку.

– Иди и будь осторожен. Чем быстрее выйдешь на разработчиков «живых мин», тем больше шансов уцелеть. – Он подумал и добавил: – Генерала Зимятова убрали, потому что он кое о чём догадался, а он был моим другом. Улавливаешь?

Потапов вышел из кабинета в смятении чувств, унося в душе тоскливый взгляд Щербатова, понимавшего, чем он рискует. Поужинал в столовой управления, ещё раз встретился с Липягиным и поехал домой.

Вечер провёл в каком-то возбуждённом состоянии, не понимая, чего хочет душа, пока наконец не сообразил – общения с женщиной. Вспомнил вчерашнюю брюнетку с раскосыми глазами – Дарью, и как только он о ней подумал, зазвонил телефон.

– Михаил? Извините, я не поздно? Вы меня вчера подвозили…

– Дарья?! – не поверил ушам Потапов. – А я только что о вас думал! Где вы?

– Дома. Не хочется проводить вечер в одиночестве. Не желаете погулять?

– Приходите ко мне, дом номер восемнадцать…

– Лучше давайте пройдёмся по парку, на реку посмотрим, весна всё-таки, давно я не гуляла по вечерам.

– Давайте, – легко согласился Потапов. – Где вас ждать?

– Возле продуктового магазина, на Рогова он один.

Потапов несколько секунд вслушивался в зачастившие в трубке гудки, не веря столь откровенной удаче, потом опомнился и помчался переодеваться. Через несколько минут он уже стоял у газетного киоска возле магазина, а ещё через минуту появилась Дарья в белом плащике и туфлях на высоком каблуке.

Настроение у неё действительно оказалось минорным, хотя она и пыталась бодриться, и Потапов, поощрённый улыбкой фортуны, постарался его улучшить, превзойдя себя по части шуток и весёлых историй, половину из которых он выдумал на ходу. В конце концов его усилия не пропали даром, Дарья развеселилась, и вечер прошёл весьма мило, почти как в юности, когда молодому Потапову очень хотелось произвести впечатление на одноклассницу, влюблённую, как было известно, в другого парня.

Они гуляли по парку, спустились к реке, посидели в новом кафе на Живописной, потанцевали и снова гуляли по тихим и немноголюдным в это время улицам Щукино, найдя массу тем для разговора, к которым оба относились почти одинаково. В час ночи простились у дома номер четырнадцать по улице Рогова, то есть совсем недалеко от дома Потапова. Михаил поцеловал даме ручку и подождал, пока она войдёт в подъезд, капельку разочарованный, что его не пригласили в гости. Спохватившись, что снова не взял номера телефона девушки, кинулся в подъезд, вспомнив цифры кода домофона, которые набирала Дарья, и остановился, словно наткнувшись грудью на стену.

Она уже входила в лифт, где стоял молодой человек в светлом плаще, тот самый, с которым она была в ресторане. Дверь лифта закрылась, он поехал наверх. Оглушённый новостью, Потапов повернулся к выходу из подъезда и наткнулся на двух парней в плащах, бесшумно спустившихся с лестницы за спиной. Один из них, с чубчиком, был Михаилу знаком, прошлым вечером он помогал кавалеру Дарьи запихивать её в машину.

– Тебя разве не учили в школе, козёл, не гулять с чужими девками? – осведомился второй «плащ», низкорослый, но широкий, почти квадратный, с таким же квадратным лицом, на котором лежала печать инфантильности; короткая стрижка и квадратная челюсть превращали его в стандартного криминального мальчика, в «шестёрку» на побегушках у босса.

Потапов молча пошёл прямо на парней, озадаченных таким его поведением, парень с чубчиком даже отступил в сторону, и Михаил, воспользовавшись их замешательством, уложил квадратного ударом торцом ладони снизу вверх в нос, а «чубчику» вывернул руку с ножом, так что тот взвыл и согнулся, поскуливая.

– Кто вы такие?

– Отпусти!.. Больно!.. Мы тебя… изувечим!..

– Это я уже слышал. – Потапов нажал на предплечье парня сильнее, тот упал на колени, снова взвыл. – Спрашиваю ещё раз: кто вы? Почему преследуете Дарью? Кто тот белобрысый, что ждал её в лифте?

– Дарьин… телохранитель… мы тоже… отпусти! Мы работаем в охране… тебе хана, если будешь пялить на неё глаза! Босс из тебя…

– Кого вы охраняете?

– Отпусти руку, с-сука!

Потапов хладнокровно качнул парня вперёд, тот врезался головой в стену, ойкнул, снова заскулил.

– Мы из охранного агентства «Аргус». Ты не представляешь, на кого наехал, болван. Дарья – девушка босса, он тебя живого в бетон зальёт…

Потапов присвистнул в душе, отпустил руку парня, повертел в руках его нож, глядя, как тот постепенно оживает, кидая на врага косые яростные взгляды.

– «Аргус», говоришь? Что-то не слышал я ничего о таком агентстве. Впрочем, неважно. Передай боссу привет и скажи ему, что девушка сама должна решать, с кем ей быть и где гулять. Если он будет и дальше контролировать каждый её шаг, я его найду и успокою.

– Да ты на кого ноздрю поднимаешь, фраер?! – взвился «чубчик», картинно выхватывая из-под полы плаща пистолет. – Лечь! На пол!

Потапов перешёл в темп, изящно вывернул пистолет из руки мордоворота, вошёл в спираль выкручивания и всадил ему локоть в солнечное сплетение. Посмотрел на скорчившееся под батареей почтовых ящиков тело второго мордоворота, сунул пистолет в карман и вышел.

На улице было темно, накрапывал дождик, фонарь в двадцати метрах в ореоле туманных капель не рассеивал мрак в глубине двора, но Потапов сразу почуял человека за будкой ремонтников теплотрассы. Двинулся прочь, не намереваясь выяснять отношения ещё с одним представителем охранного агентства «Аргус», но человек сам догнал его и оказался оперативником Липягина.

– Я обалдел, когда вас увидел, товарищ майор, – прошептал он, пряча под куртку бинокль. – Мы тут пасём охранников «Аргуса», в этом доме живёт…

– Девушка их босса.

– Нет, директор той самой агропромышленной компании «Восток», которую вам показывал старлей. Давайте отойдём отсюда подальше, чтобы нас ненароком не засекли. Перед вами в подъезд зашли трое бугаёв из «Аргуса», не встретили?

– Нет, – буркнул Потапов. – Фамилию директора помнишь?

– Калашников.

Потапов ещё раз присвистнул про себя. Фамилия Дарьи тоже была – Калашникова.

– Ладно, работай. Ты не один?

– С Пашей Ножкиным. А кого это вы провожали, товарищ майор? Красивая девушка.

Не ответив, Потапов нырнул за кусты шиповника, разросшиеся у забора, обошёл стоявшие напротив шестнадцатого дома машины и вышел к своему дому, встретив выгуливающего собаку старика. Но он так задумался над поступившей с совершенно неожиданной стороны информацией, что не придал этому значения, хотя время для выгула собак было уже слишком позднее – два часа ночи.

Наутро Потапов собрал совещание группы, чтобы поделиться своими соображениями по поводу взаимодействия охранной фирмы «Аргус» и агропромышленной компании «Восток». Раздав задания на день, сам Потапов решил заняться господином Калашниковым и первым делом вывел на экран компьютера данные по директору компании «Восток». Однако сведений в базе данных кадровых компьютеров службы о Калашникове Н. Н., кроме двух строк: «Совершенно секретно. Доступ к информации запрещён» не нашёл. Господин директор несуществующей компании был засекречен, а это, в свою очередь, говорило о том, что он не тот, за кого себя выдаёт. Гриф «Сов. секретно» на материалах досье в таких конторах, как Федеральная служба безопасности, ставился только на данные работников службы. Или на учёных, так или иначе связанных с особо важными исследованиями. Калашников Н. Н., очевидно, был одним из таких учёных. Теперь надо было попытаться определить круг его интересов, чтобы или отбросить версию о причастности компании «Восток» к терактам с использованием «живых мин», или принять её за базовый вариант.

Щербатова на месте не оказалось, посоветоваться было не с кем, и Потапов продолжал заниматься по плану, утверждённому полковником ещё вчера. Михаил тоже не любил циников, кричащих с высоких трибун о «правах человека», о «спасении нации любой ценой» и тут же хладнокровно подмахивающих распоряжения о финансировании «перспективных научных разработок», предполагающих испытание на людях новейших видов оружия.

К вечеру хакер из отдела компьютерных технологий, приятель Потапова Владимир Тушкан по прозвищу Вовчик Тушканчик, взломал секретные файлы Минобороны, и у Михаила появилось досье на доктора физико-математических наук Калашникова Николая Наумовича, отца Дарьи. В частности, в документе была указана его последняя официальная работа, выполненная в тысяча девятьсот девяносто шестом году в Московском энергетическом институте, которая называлась: «Проблемы холодного термоядерного распада». Темы других его работ, выполненных в лабораториях Тимирязевской сельскохозяйственной академии, в данном документе приведены не были.

– Всё это лажа, – сказал старлей Липягин, которому Потапов сообщил о своих находках. – Я имею в виду сельхозакадемию. Это объект оборонки. И работает господин Калашников именно по нужной нам теме, лепит «живые мины». Выйти бы на него, а? У тебя нет соображений?

Соображения у Потапова были, но делиться он ими со старшим лейтенантом не стал. Для этого надо было рассказывать о дочери Калашникова Дарье, чего душа вовсе не жаждала. Душа жаждала встречи с этой умной и красивой девушкой, каким-то непонятным образом попавшей в зависимость от босса телохранителей папаши, президента частной охранной фирмы «Аргус». Вечером Потапов надеялся услышать её звонок, договориться о встрече и попытаться выяснить, чем занимается её отец на самом деле. На дальнейшее его фантазии не хватало, в благополучное завершение своего «служебного романа» он не верил. Занозой в памяти торчало видение закрывающейся двери лифта, и всё чаще душу тревожило странное ощущение забытой вещи, каким-то образом связанное с Дарьей. Лишь вечером, очистив себя с помощью медитативной техники сам-май от шелухи эмоций и переживаний, Михаил поймал-таки причину срабатывания «ложной памяти», она была проста и незатейлива, как дыра в кармане: Дарья так и не сказала ни слова о причинах конфликта со своими телохранителями в ресторане, хотя Потапов спрашивал её об этом дважды. Вероятно, она не хотела встречаться с боссом «Аргуса» и её пытались уговорить. Так, во всяком случае, представил себе эту картину Потапов, но сама она ничего рассказывать не стала, сделала вид, что не расслышала вопроса.

Телефон зазвонил после девяти часов вечера. В трубке раздался игривый голос Дарьи:

– Привет работникам пера и топора. Шутка. Ты чем занят, Михаил Петрович?

– Ничем, – ответил Потапов честно, с одной стороны – обрадованный звонком, с другой – чувствуя себя виноватым.

– Тогда заходи в гости. Сегодня я одна, предки уехали на дачу.

Михаил хотел было спросить: а как же телохранители, где их босс? – но вовремя прикусил язык.

– Мчусь, говори адрес.

Дарья продиктовала номер квартиры, и Потапов кинулся переодеваться, сдерживая нетерпение, странное волнение и дрожь в коленях. Очень не хотелось ударить лицом в грязь, показать себя наивным пацаном, очень не хотелось ошибиться в своих чувствах, но ещё больше не хотелось играть на чувствах девушки ради получения информации об её отце.

Он надел все белое – брюки, рубашку, туфли, захватил коробку конфет, купленную по случаю ещё вчера (как в воду смотрел, что пригодится), и поспешил к дому номер четырнадцать, привычно отмечая глазом любое движение вокруг. Нервная система, специально тренированная для специфических нагрузок мастера перехвата, давно научилась прислушиваться к подсказкам подсознания, что не раз спасало жизнь Михаилу в моменты захвата террористов, сработала она и в этот вечер, хотя Потапов не сразу понял, в чём дело, голова была занята предстоящей встречей. Лишь пройдя два десятка шагов, он очнулся.

Старика с собакой, встретившегося у подъезда, он уже видел! И не один раз.

Потапов напряг память, сосредоточился, но смог вспомнить только ночную встречу: этот старик уже выгуливал свою дворнягу – в два часа ночи. Теперь вот сегодня. Но где-то они пересекались с Потаповым ещё раз, Михаил был уверен в этом, хотя и не помнил, где именно.

Ругнувшись в душе, он отложил поиск знакомства на более удобное время, обошёл дом Дарьи, убедился, что никто за ним не следит, и набрал код домофона. Поднялся в лифте на восьмой этаж, где располагалась квартира Калашниковых, унял поднявшееся волнение, чтобы выглядеть уверенным и спокойным, и, уже нажимая кнопку звонка, вспомнил наконец, где он видел старика: в ресторане Маринича! Этот гнусного вида старикан сидел за его столиком в фиолетовом пиджаке, зелёной рубахе с бордовым галстуком (вкус – жуть!) и смотрел на Дарью! А таких случайностей, как известно, не бывает.

Потапов шагнул было назад, но дверь уже открылась, и ему ничего не оставалось делать, как войти. И тотчас же сработала сторожевая система организма, уловившая дуновение опасности.

Дарья в халате стояла в глубине гостиной с закушенной губой и смотрела на гостя исподлобья, с ясно читаемым испугом в глазах. Она не могла открыть дверь сама, это сделал кто-то другой, но отступать было уже поздно, и Михаил метнулся вперёд, перекувыркнулся через голову, оглядываясь в падении и видя две мужских фигуры – за дверью прихожей и за спиной Дарьи, вскочил… и всё поплыло у него перед глазами от страшного и странного, мягкого, но массивного удара по голове, вернее, по всему телу, удара, нанесённого не столько извне, сколько изнутри. Проваливаясь в беспамятство, Потапов услышал крик девушки:

– Миша, они заставили! Я не хотела! Не бейте его!..

И потерял сознание окончательно.

Туман был густым и белым, как молоко, таким густым и белым, что казалось, его можно пить. Потапов попытался облизнуть губы, не чувствуя их, так ему захотелось пить, хотел позвать кого-нибудь на помощь, чтобы ему принесли стакан молока, но обнаружил, что не в состоянии.

Попробовал пошевелиться – с тем же результатом. Зато стал рассеиваться туман перед глазами, в нём протаял розоватый светящийся овал, приблизился и превратился в размытое человеческое лицо с чёрными глазами, в которых вспыхивали злые огни силы и воли.

– Кто… вы? – вяло спросил Потапов, не слыша своего голоса.

– Гляди-ка, очнулся майор, – донёсся как сквозь вату чей-то тихий голос. – Сильный мужик нам попался, всего три часа и провалялся. Другие на его месте спали бы сутки.

– Укол!

Потапов почувствовал боль где-то в области сердца, и сразу все вокруг переменилось, туман рассеялся, появилась обстановка помещения со стерильно белыми кафельными стенами, белым потолком с системой металлических концентрических кругов и бестеневым светильником. Михаил стал слышать все звуки и голоса, увидел аппаратные стойки, экраны, непонятное оборудование и двух мужчин в халатах у высокого операционного стола, на котором он и лежал, пристёгнутый к столу за руки и ноги специальными манжетами.

Один из мужчин наклонился над ним. Он был смуглолиц, с заметной сединой в чёрных волосах, со слегка раскосыми чёрными глазами и походил на Дарью. Потапов понял, что это и есть отец девушки, засекреченный учёный, работающий на одну из лабораторий стратегической системы специсследований.

– Здравствуйте, Михаил Петрович. Как вы себя чувствуете?

– Добрый день, Николай Наумович, – усмехнулся Потапов онемевшими губами.

Мужчины переглянулись. Более молодой, но выглядевший каким-то рыхлым и болезненным, покачал головой.

– Кажется, он знает больше, чем мы думали, шеф.

– Вам крупно не повезло, Михаил Петрович, – сказал Калашников, – что именно вы занялись расследованием так называемых терактов. К тому же, как оказалось, вы слишком умны и догадливы. Ведь вы уже догадались, что созданием «фотонных» людей занимается моя лаборатория?

– «Восток», – против воли пробормотал Потапов, начиная приводить себя в боевое состояние.

Мужчины снова переглянулись.

– Вот видите, вы становитесь опасным, Михаил Петрович. Дарья вас правильно оценила.

– Она… с вами?

– В каком смысле? Она моя дочь, но, конечно же, к моей работе отношения не имеет. Хотя кое-что знает. К сожалению, в последнее время она совершенно отбилась от рук, не слушается, самовольничает, знакомится с кем попало и так же, как и вы, становится непредсказуемо опасным свидетелем. Мне, очевидно, к глубокому прискорбию, придётся её урезонивать, то есть кодировать.

– Как тех двух несчастных, сыгравших роль «живых мин»?

– Вы были правы, Кирсан Вольфович, – посмотрел на одутловатого коллегу Калашников. – Он значительно опаснее, чем я думал. Начинайте процедуру программирования, к утру он должен быть готов… – короткий смешок, – к акту самопожертвования. – Отец Дарьи повернул голову к Потапову, развёл руками. – Извините, майор, что не могу уделить вам много времени, пора и отдохнуть от трудов праведных. А с вами мы уже больше не увидимся. Утром вы, как и всегда, пойдёте на работу, встретитесь с полковником Щербатовым и пожмёте ему руку. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. На этом расследование, затеянное неугомонным полковником, будет закрыто, а программа испытаний «фотонных» людей завершена.

Калашников наклонил красивую голову, прощаясь, и вышел из помещения, напоминающего хирургический кабинет. Потапов напрягся, пытаясь разорвать манжеты, в глазах поплыли красные круги, но ремни выдержали.

– Не дёргайтесь, майор, – хмыкнул наблюдавший за ним собеседник Калашникова, названный им Кирсаном Вольфовичем. – Эти ремешочки рассчитаны на буйнопомешанных, слона выдержат, а вот вы себе только ручки-ножки повредите. Сейчас я вам сделаю укольчик, и вы поплывёте, поплывёте, лёгкий и радостный, и очнётесь уже дома в постельке. Хлумов!

В помещение вошёл могучий молодой парень в халате с неподвижным сонным лицом.

– Приступим.

Потапов ещё раз попытался освободиться от пут, не смог и понял, что надо начинать внутренний бой, бой с химией и гипнотическим воздействием, с помощью которого его хотели запрограммировать. Закрыл глаза, сосредоточился и, будто ныряя с берега в омут, вошёл в состояние «железной рубашки», которому его научил тренер, мастер цигун.

Укола в плечо он уже не почувствовал.

Часы прозвонили семь утра.

Потапов проснулся, чувствуя себя совершенно разбитым, поплёлся в душ, пытаясь вспомнить что-то важное, случившееся с ним вчерашним вечером. Но не вспомнил, даже простояв несколько минут под ледяными струями. Продолжая размышлять над своей разбитостью и полным отсутствием тонуса, начал бриться и вдруг увидел на левом плече три маленькие красные точки. Болото памяти колыхнулось из-за всплывающего пузыря воспоминания, однако тут же успокоилось. Потапов побрился, прикидывая, где он мог получить точечки – явные следы уколов, и вспомнил, что вроде бы проходил в управлении медицинское освидетельствование, где ему заодно сделали какую-то новейшую комплексную прививку. Слегка успокоился, пошёл пить чай, отбиваясь от привязавшейся, как слепень, мысли: надо встретиться с полковником, пожать ему руку… надо встретиться с полковником… надо встретиться…

– Чёрт! – с досадой проговорил он. – Отстань, приставала. Сам знаю, что надо встретиться с Щербатовым… – Он осёкся на полуслове, внезапно осознавая, что такого с ним ещё не было. Подсознание диктовало ему, что надлежит делать!

Потапов встал перед зеркалом, оглядел себя со всех сторон, заметил кроме следов уколов бледно-синеватые перетяжки на запястьях рук и на лодыжках, напрягся, насилуя память, и чуть не потерял сознание от приступа слабости. Память сопротивлялась, она была заблокирована!

– Ах ты, зараза! – вслух выговорил он, сунув голову под кран. – Что это со мной?

Успокоив немного расходившиеся нервы, он достал пузырёк с настойкой эспарцета полевого, известного под названием «одолень-трава», развёл в кипячёной воде столовую ложку и выпил. Подождал, пока прояснится голова, а мышцы наполнятся упругой силой, уселся на диване в позу лотоса и начал настраивать организм для ментального «просеивания». Он не был уверен, что это поможет прояснить ситуацию, но более верного способа снять гипноблокаду не было. Этому его тоже научил тренер, когда Михаил ещё только начинал увлекаться эзотерикой и боевыми искусствами.

Казалось, он стал падать в бездну и растворяться – в воздухе, в стенах комнаты, в зданиях вокруг, в земле и деревьях, в космосе… в глазах потемнело, тело исчезло, все ощущения растаяли… чёрное Ничто обступило его со всех сторон, словно он умер… и длилось это состояние невероятно долго, целую вечность, хотя время текло не внутри него, а снаружи и мимо, обтекая мыслесферу, не затрагивая ни чувств, ни мыслей… Наконец он достиг дна бездны, усеянного острыми шипами и лезвиями, раскалёнными до багрового свечения, обнаружил светящийся в каменном ложе люк, охраняемый гигантским змеем с огнедышащей пастью, и понял, что ему надо нырнуть в этот люк: там его ждала свобода…

Потапов начал раздуваться, увеличивать свою массу, вырастил огромную мускулистую руку и схватил змея за глотку, а когда тот начал биться, вырываться, свиваться в кольца и пускать пламя, «отделил» от тела-носителя разведаппарат второго «Я» и нырнул в колодец заблокированной памяти, попадая в ясный солнечный день личной свободы.

Он стоял в огромной библиотеке со множеством стеллажей под открытым небом, на которых лежали тысячи светящихся книг, – библиотеке своей памяти и мог беспрепятственно вытащить любую «книгу» и прочитать её от корки до корки. Легко скользя над светящимся полом, Потапов двинулся вдоль «стеллажей» с «книгами», выбрал нужный «том» и раскрыл на первой странице. Через несколько мгновений он вспомнил все…

Подъём из бездны памяти проходил неспокойно, словно он поднимался со дна моря сквозь косяк пираний, норовивших укусить его или уколоть плавником. Самое интересное, что Потапов понимал процесс: организм находился в состоянии ментального озарения и сопротивлялся заложенной в глубинах психики чужой программе, но ему это плохо удавалось. Всё-таки те, кто кодировал Потапова, использовали слишком мощную аппаратуру подавления воли и встроили, помимо целевого приказа, ещё и дополнительные защитные пси-контуры типа программы самоликвидации, срабатывающей при попытке внешнего воздействия на мозг заминированного. Потапова никто не допрашивал, по сути, он «допросил себя сам», но от этого легче не становилось. Программа самоликвидации была на грани срабатывания, и удерживать её было невероятно трудно. Зато теперь Михаил знал всё.

Николай Наумович Калашников действительно работал над созданием «фотонных» объектов, в том числе живых – кошек, собак, людей, птиц, то есть объектов с нестабильной энергетикой, превращавшихся в излучение от малейшего толчка. Таким толчком мог быть и внушённый приказ включить себя «на извержение», что уже продемонстрировали взрывы в ресторане «Терпсихора» и у кафе «Тихий омут».

Агропромышленная компания «Восток» действительно представляла собой секретную лабораторию по разработке «фотонных» мин и бомб, где Калашников работал уже четыре года, добившись значительных успехов.

Дарья была не виновата в захвате Потапова секьюрити отца, к тому же сама она тоже была запрограммирована на самоликвидацию, а приказ мог поступить в любой момент. Жить ей осталось, судя по всему, всего несколько дней. Или часов. В зависимости от поведения. Но жить с президентом «Аргуса» она не хотела, как её ни заставляли. В Потапове она увидела крохотную надежду на освобождение от смертельно надоевшей опеки, и в том, что Потаповым заинтересовалась служба безопасности лаборатории, её вины не было.

И наконец Потапов узнал, что стал живой «фотонной» миной и должен уничтожить Щербатова, встретившись с ним в управлении, а заодно и все материалы дела.

Посидев на диване, оглушённый свалившейся на голову бедой, борясь с желанием сунуть в рот ствол пистолета и спустить курок, Потапов потащился на кухню, машинально вскипятил чайник, выпил чашку чая, не ощущая ни вкуса, ни запаха, ни температуры, тщательно вымыл посуду, оделся и принял решение. Время работало против него, в десять часов должна была активизироваться программа «извержения», и до этого момента ему предстояло успеть сделать то, что задумал.

Конечно, за ним следили.

Он вычислил наблюдателей сразу, как только вышел из подъезда походкой занятого своими мыслями человека, направился к машине, стоящей во дворе дома, открыл капот и сделал вид, что занят ремонтом.

Во-первых, на глаза попался старик, по-прежнему делавший вид, что выгуливает собаку. Во-вторых, в серой «девятке» у соседнего подъезда сидели двое крепких ребят и якобы слушали музыку. Потапов закрыл капот и подошёл к ним, вытирая руки тряпкой. Наклонился и, когда водитель опустил боковое стекло, подчиняясь правилам вежливости, с улыбкой воткнул палец ему в сонную артерию. Соседа водителя он успокоил по-другому, ударив его в кадык костяшками пальцев.

Затем Потапов догнал за углом старика-филёра и без жалости вырубил ударом ребра ладони по бугорку на затылке. После этого спокойно поднялся к дому Дарьи, вошёл в подъезд и дождался появления охраны Калашникова: двое парней влетели в подъезд, обалдевшие от неожиданного появления «объекта», и налетели на Михаила, действующего жёстко и надёжно, не отвлекаясь на сострадание к бедным «шестёркам».

Дверь в квартиру Калашниковых открыл белобрысый знакомец Потапова, с которым Дарья ссорилась в ресторане. Он успел лишь округлить глаза и открыть рот, чтобы задать вопрос, и отлетел в глубь прихожей от удара в лоб. Второго телохранителя взять на приём не удалось, он выхватил пистолет и готов был открыть стрельбу, поэтому Потапов выстрелил первым.

Дарья спала, судя по тому, что она выскочила в гостиную в одной ночной рубашке от звука выстрела. Больше в квартире никого не оказалось; если Калашников и собирался отдыхать, как он обещал, то не дома. Дарья перевела затуманенный взгляд с телохранителя на Потапова, глаза её расширились, она хотела закричать, и Михаил зажал ей рот рукой.

– Тихо! Это я. Собирайся.

– За-зачем?! К-куда?

– Собирайся, если хочешь мне помочь.

– Что происходит? Почему ты здесь?! Ты же должен…

– Они меня отпустили. Всадили программу и отпустили. Быстрее, у нас мало времени.

Дарья глянула на лицо Потапова и повиновалась, проглотив возражения. Через несколько минут она появилась, одетая в свой белый плащ, взяла сумочку, косясь на не подающих признаков жизни телохранителей, влезла в туфли, и они с Михаилом покинули квартиру, тихо закрыв за собой дверь.

В машине Потапов рассказал Дарье всё, что знал сам, и погнал «Лексус» по Алабяна, через Ленинградское шоссе и улицу Волкова, по Большой Академической по направлению к Тимирязевской сельхозакадемии. Дарья выслушала его признание молча, и, глядя на её застывшее лицо, Потапов пожалел, что втянул её в эту историю. Но отступать не хотелось, времени до «часа ноль» оставалось всё меньше и меньше, а ему ещё надо было пройти на территорию академии, найти лабораторию «Восток» и…

– Ты хочешь… взорвать собой лабораторию?! – подала наконец голос девушка, повернув к нему бледное лицо с привычно прикушенной губой.

– Да, – сказал он почти спокойно, стиснув зубы. – И ты должна мне помочь пройти туда, тебя там знают.

– А если там сейчас… отец?

– Он сказал, что пойдёт отдыхать. Тебе его жаль? А вот он тебя не пожалел, приговорил «к свету», как и меня.

– Я не верю…

Потапов угрюмо усмехнулся.

– Это уже ничего не изменит. Но уж очень ты строптива, как он выразился, да и свидетель опасный.

– А если я откажусь тебе помогать?

– Тогда я справлюсь без тебя.

– Не справишься, тебя не подпустят к лаборатории и на километр. А если мы пройдём туда и заставим Кирсана разрядить тебя?

– Это возможно?

– Не знаю.

– И я не знаю.

– Но я не хочу! – закричала вдруг она, заплакав. – Не хочу, чтобы ты взрывался! Не хочу, чтобы так всё закончилось! Неужели нет другого способа остановить их?

– Не знаю, – помедлив, сказал Потапов. – Я позвонил своему начальнику, если он отважится бросить группу антитеррора на захват лаборатории, то ещё есть возможность что-либо изменить. Если же нет… я должен пройти туда, внутрь, понимаешь?

Зажмурившись, Дарья прижалась к его плечу головой, и Потапов поцеловал её в мокрую от слёз щёку, с тоской подумав, что очень хочется жить. Надежда на то, что он уцелеет, всё же оставалась, но очень и очень слабая, один шанс из миллиона…

Но если он вдруг выживет… Господи, на всё Твоя воля!

Если он выживет, то будет жить и эта девочка, вынужденная страдать за грехи отца. И никогда не будет плакать!

Машина объехала Садовый пруд, свернула на Тимирязевскую улицу, потом на Пасечную и остановилась у ворот, за которыми виднелось трёхэтажное здание агропромышленной компании «Восток». Потапов поцеловал Дарью в губы и вышел из машины…

Край света ^{Цикл «Олег Северцев»}