Наталья Науменко ОТЕЛЬ ПОД НАЗВАНИЕМ «БРАК»

Год назад я бы не поверила, что меня можно уговорить писать о Майке воспоминания. Дурацкое слово - «воспоминание». Я о нем и не забывала никогда.

Недавно смогла перечитать письма, свой скудный архив… Решилась. Сразу предупреждаю: мой рассказ необъективен. Но в нем нет ни слова неправды, просто здесь НЕ ВСЕ. Конечно, Майк не ангел, и наша семейная жизнь - не красивая идиллия, но плохого было гораздо меньше, и забывается оно, к счастью, быстрее.

Надеюсь, Майк простит меня за публикацию отрывков из писем, некоторые интимные подробности и нестройность изложения. С Богом!

- Это Майк,- сказал мой двоюродный брат Вячеслав, когда я открыла дверь в старой коммуналке на Васильевском. - Он играет в «Аквариуме».

Про «Аквариум» я, конечно же, была наслышана. Дело в том, что почти все мои друзья и знакомые так или иначе были связаны со славным факультетом ПМ-ПУ университета, который БГ в свое время закончил, а потом обосновался там со своей группой. «Симпатичный этот Майк,- подумала я, - и очень веселый». Они приехали обсудить со мной и моими одноклассниками перспективы поездки в Вологодскую область на предмет концертов (если повезет) или просто поиграть на танцах. Обсудили. После официальной части был скромный ужин, разговоры и, кажется, песни. Помню, что Майк умничал, рассказывал про модные выставки. Я не придала значения этому знакомству, но число почему-то запомнила: 23 июня 1979 года.

Второй раз мы встретились через месяц на свадьбе того же Вячеслава. Майк сидел рядом со мной, смешил разными историями, был очень мил. Вечером ему пришлось уехать (он тогда работал радистом в Большом Театре Кукол), а потом он вернулся. Все удивились, а я еще и обрадовалась.

«Приезжай завтра к нам на репетицию», - попросил Майк, прощаясь.

Странные были свидания. Я смотрела кукольные спектакли то из зала, то из-за кулис, знакомилась с радистами, монтировщиками и другими хорошими людьми. А потом мы шли гулять. Майк водил меня по своим любимым улицам старого города и, похоже, вообще не уставал. Я же проклинала себя за то, что опять надела туфли на высоких каблуках.

Однажды Майк рассказал о новой пластинке Дэвида Боуи, и я пожелала немедленно ее послушать. Не потому, что жить не могла без новой пластинки Боуи - просто устала очень, а мой кавалер не решался пригласить меня в какой-нибудь дом с креслом. Майк слегка удивился такой прыти, но пригласил к себе. Казалось, роман должен благополучно развиваться. Но не тут-то было.

Поездка в Вологодскую область «Капитальный ремонт + Майк» все-таки состоялась. Об этом подробно написал В.Зорин в книжке «Незамкнутый круг». Я уволилась с очень секретного ПО «Алмаз», где работала оператором разнообразных счетных машин. Причин было несколько, но главная - не давали отпуск в нужное время, чтобы ребята не оказались в чужом месте одни.

Но толку от меня им было мало, как выяснилось. Да еще Майк себя вел как-то странно: сделался чужим, словно не было никаких театров, индийских музык, анекдотов до утра.

Вернулись в Питер. Я тщетно пыталась устроиться на какую-нибудь работу. Майк же в сентябре со своим театром уехал на гастроли в Вильнюс. Когда возвратился, зашел в гости и долго рассказывал о только что прочитанной книге Р.Баха «Иллюзии». А потом пропал.

Я еще поболталась в городе без работы, но пришлось-таки на время уехать к родителям, дабы иметь в паспорте хоть какую-то прописку. Про Майка старалась забыть, и однажды это почти удалось.

Но в мае он встречал меня, как ни в чем не бывало, все в той же комнате на Васильевском.

Через несколько лет Майк объяснил свое бегство тем, что он меня просто боялся. А еще опасался испортить жизнь хорошей девочки. В Печорина играл…

Лето 80-го. Жара. Олимпиада в Москве. Снова длинные прогулки. Но Майк изменился: расслабился, начал активно водить меня в гости к одноклассникам, однокурсникам и другим друзьям-приятелям. Представлял так: «А это Наталья, большая любительница помидоров». Гостеприимные хозяева все бросали и принимались немедленно кормить меня помидорами. Да и сам Майк приносил вместо тривиальных шоколадок томаты в разных видах.


Когда мы ждали муниципальный транспорт, ехали в метро, Майкуша переводил мне стихи Гинзберга, читал Веничку Ерофеева. Скучать не приходилось.

Хорошее выдалось лето: любовь, солнце, цветы (их Майк чаще всего не покупал, а рвал на каких-то заповедных клумбах), новые знакомые, новые впечатления. Летом же Михаил Васильевич сделал мне официальное предложение. Произошло это на знаменитом (по разным причинам) балконе нашего друга Миши. «Мечтал бы поселиться с тобой в старинном замке, но могут предложить только квартиру с родителями и зарплату сторожа..».

Со свадьбой решили не торопиться, однако вопрос с жильем стоял довольно остро. Я думала-думала и пошла устраиваться в «Теплоэнерго», где желающим давали комнаты. Пришлось побороть страх перед неведомыми механизмами и учиться на кочегара (пардон: на оператора газовой котельной). Но это было попозже. А летом мы встречались то у Майка на Варшавской, то у меня на Васильевском, где кроме нас с братом обитали Володины однокурсники (между прочим очень милые люди). Заезжала я и к Майку на службу. Он уже уволился из БТК и сторожил какой-то объект на Кировском проспекте. Однажды Миша попросил нарисовать обложку к его альбому: «Сладкая N и др». Идея оформления - его, я - только исполнитель. Да и нарисовал бы Майк получше, чем я. Не знаю, зачем ему вообще это понадобилось…

Кажется, в начале осени Майк ездил в Москву с сольными концертами для не очень широкой аудитории. Приняли его там хорошо. А большой человек Олег Евгеньевич решил с БГ и Майком заняться дикцией, вокалом и другими полезными вещами. Майкуша это дело скоро забросил, хотя уверял, что Осетинский его многому научил.

«А жениться нельзя! - громыхал Олег Евгеньевич. - Он будет знаменитым артистом! Поездки, гастроли! Семья только связывает творческого человека! Не надо Майку мешать!»… «Никто и не собирается мешать», - вздыхала я, мечтая о сыне с карими глазками. И Бог меня услышал!..

Уже начались холода, когда мне наконец-то предложили комнату. Я даже не поехала ее смотреть - сразу согласилась, так как жить было решительно негде. Женщина, распределяющая площадь, показала план квартиры: «Какую выбираете?» Я ткнула пальцем в самую середину ряда маленьких прямоугольников. Отныне это было мое жилье в Петербурге, означавшее свободу.

Майк появился на Боровой 9 декабря, в лифте сообщил о смерти Джона… Вот так невесело начиналась семейная жизнь на новом месте.

Наш дом раньше был пятиэтажным, еще два пристроили потом. Они выделялись хилым параллелепипедом на массивном основании. Узкая, продуваемая квартира, длинный коридор, упирающийся в большую кухню нелепой конфигурации, семь дверей в «пеналы». Ни телефона, ни горячей воды, разбитые стекла… Нормальная «воронья слободка». Я так и не смогла полюбить этот район: Лиговку, Разъезжую, Обводный. А Майку, наоборот, нравились места «имени тов. Достоевского». Трудней ему было привыкать к коммунальной кухне: первое время стеснялся даже чайник на плиту поставить. Тем не менее, всегда говорил, что только здесь чувствует себя дома.

Мебель наша соответствовала убогому стилю квартиры. Диван Майк купил у Леши Рыбина за пластинку (такой вот обмен). Были две большие белые табуретки (одна легко превращалась в стол, если на нее положить планшет для рисования), две маленькие, зеркало, новая стремянка (она же буфет и платяной шкаф), магнитофон, старенький проигрыватель, а еще был телевизор! Его подарил Родион, как вещь, совершенно необходимую для супружеского счастья.

Майк тут же принялся смотреть все подряд, даже программу «Время». При этом спорил с гостями на кружку пива: что раньше скажут - «100 тысяч чего-нибудь» кии «Леонид Ильич Брежнев».

Из окна нашей комнаты замечательный вид: Владимирский собор, другие знаменитые здания, крыши, небо - простор. Иностранные барышни снимали это все из окна («Это - Париж!»), а то и с крыши. Мы же с соседями дружно на этой крыше загорали, любуясь раскинувшимся внизу Петербургом.

Обживались потихоньку. Обои гнусного желтого цвета скрылись под плакатами и фотографиями хороших людей. Напротив дивана висел большой постер: Марк Болан на оранжевом фоне. У него был «живой», следящий взгляд, то лукавый, то укоризненный. Марком звался и мой будущий сын.

Я почти никуда не выбиралась по причине очень низкого давления, но Майка регулярно выпроваживала проветриться (о чем он и много лет спустя вспоминал с благодарностью).

Подружилась с девочками-соседками. Родион очень меня поддерживал и развлекал оригинальными сентенциями. Еще разные гости приходили.

Андрюша - Свин (Андрей Панов - лидер группы «Автоматические удовлетворители») неоднократно пытался эпатировать уже ко многому привыкших соседей своими панковскими штучками. А иногда был тих и разговорчив. Майка Свин звал Майваком (чтоб ничего английского!), меня соответственно Мойвой (зато не жабой).

В начале весны пришлось лечь в больницу. Невеселое там пребывание скрашивалось визитами Майкуши, Родиона и посылками от будущей свекрови. Мы еще не были знакомы, но она хитрым способом передавала в палату запрещенных жареных цыплят, цветы и трогательные записки.

Когда Майк забрал меня из больницы, было уже тепло. Он объявил, что мы немедленно едем в ЗАГС подавать заявление и вступать в законный брак. Я сопротивлялась: «Что за спешка? А как же твое отношение к семейной жизни? Разве можно любить законную жену? Ты же ненавидишь слова «навсегда» и «насовсем»! Не хочу я в таком виде! Денег нет!» Но все мои аргументы остались без внимания.

Оказывается, пока я спокойно болела, Майк резко изменился и теперь изо всех сил торопился связать себя узами супружества. «Я почему-то испугался, что могу потерять тебя, - объяснил он. - Не хочу рисковать».

К свадьбе мы вообще никак не готовились. Мои родители приехали накануне, подарили нам денег. Мы тут же купили на них мебель (в комиссионке, разумеется), которая служила нам верой и правдой еще много лет.

В свидетели я выбрала Ингу. Он был весьма импозантен с красной гвоздикой в длинных густых кудрях. Родион - свидетель Майка - тоже выглядел эффектно в строгом костюме. Зато мы были мало похожи на новобрачных.

После церемонии попрощались с родителями до послезавтра (Галина Флорентьевна пригласила на свадебный ужин для родственников) и отправились праздновать по-своему.

Для начала получили в сберкассе денежную компенсацию за кольца (огромные деньги по тем временам), купили еды и питья. Хотели отметить событие в родном «Сайгоне» - «Сайгон» закрыт. Тогда Наташа Гребенщикова пригласила всех к себе. Очень мило посидели у нее, а потом отправились к Крусановым, где и проходило это безобразие под названием «свадьба Майка».

Народу было очень много. Одни уходили, приходили другие. Друзья, приятели, малознакомые, совсем незнакомые… Все желали счастья, выпивали и закусывали. Хорошо ли, весело ли было на этом мероприятии, судить не берусь - мечтала поскорее отдохнуть. Так что, оставив гостей веселиться, мы отправились восвояси вместе с Александром Петровичем (А.П.Донских - клавишник), который в то время у нас гостил.

В начале июня Майк уговорил меня сходить на концерт «Последнего шанса». Про Сережу Рыженко рассказывали всегда восторженно. Естественно, мне было любопытно посмотреть-послушать. Нисколько не пожалела, что выбралась: концерт был чудесный. Ничего похожего раньше видеть не приходилось. А после концерта устроили дружеский чай (или дружеский лимонад, или дружеское сухое вино - не помню), за которым музыканты Москвы и Питера приятно пообщались. С милым Рыженко наша семья подружилась скоро и надолго.

А в июле у меня родился сыночек. Под окна «Снегиревки» «поорать» приходила довольно большая компания. Поздравляли, веселились, обещали переклеить обои и устроить стерильную чистоту к нашему возвращению. Майк стал тихий, почти ни о чем не спрашивал, только смотрел и умилялся…

При выписке случились некоторые накладки (обескураживающие, надо сказать). Но все обошлось (спасибо Ирине Ермоловой), и теперь вспоминать об этом дне забавно. Просто тогда все мы были молодые дурачки…

Ребенок рос, а имени у него не было. Назвать его Марком нам сильно не посоветовали, а другого имени мы подобрать не могли. Долго мучились, а когда с регистрацией тянуть было больше нельзя, неожиданно назвали Евгением.

Скоро я увезла сына к своим родителям на свежий воздух. С Майком регулярно переписывались.

31.08.81.

«Здравствуй, Наталья! Эй, любимая жена! Ты не знаешь и не представляешь, как я соскучился! Никогда не думал, что по законной жене (даже самой любимой) можно так соскучиться за сравнительно короткое время

«Дни бегут, как скоты…

Ну и пусть, конечно же..».

Сегодня 31 августа, и через 30 минут начнется осень. Приезжал А.П.Донских. Мы проводили время в некотором пьянстве, причем довольно тупом.

Сегодня я окончательно уволился с работы. Рад безмерно. Теперь как-то нужно устраиваться в кочегары.

Ответы на вопросы:

«In A Watermelon Sugar» пока не перевожу, поскольку пиш.маш. осталась на Варшавской, а туда заявляться мне несколько неудобно.

Наши друзья и приятели пока живы. За соседей не ручаюсь. Насчет Москвы ничего не ясно. Слушал:

Iggy Pop «Party» P 1981

John & Yoke «Double Fantasy» P 1980

Rolling Stones «Tattoo» P 1981

Lou Reed «Gone At Night» P 1981

Ric Wakeman «1984» P 1981

Paul McCartney «Back To The Egg» и др. и пр.

Эй, Наталья, я совсем не прочь увидеть тебя прямо сейчас!

7.09.81. «Здравствуй, любимая жена Наталья! Примерным мальчиком с 1-го сентября я не стал: не успел оформить все документы.

Поступило несколько туманных предложений поиграть на танцах в Пушкине. Хорошо бы!

Сегодня (в крайнем случае - завтра) заплачу за квартиру и улажу дела с библиотекой. Это точно, и к этому вопросу можно больше не возвращаться.

Свин уехал в Прибалтику пить пиво. Можно подумать, что здесь его мало. Но это не так. Здесь мало «Беломора».

Погоды у нас стоят мрачные и своим стоянием давят на психику, вызывая константный даун. Веду себя хорошо.

Приветы тебе от всех, всех, всех. Целую и т.д.

Майк

14.09.81.

Здравствуй, любимая жена Наталья!

Насчет переезда: все находится в status quo, нет, пластинки не покупают. На кочегара не берут, возвращаюсь в родную охрану.

ПП смотрел и радовался. Погода премерзкая. Такое состояние атмосферы нагнетает чрезвычайную тоску, причем, не только на меня, а почти на всех. Ничего делать не хочется, руки опускаются. Всю субботу и воскресенье сидел в кресле, смотрел TV, читал что-то, на гитаре тренькал, чаи гонял.

Странно сидеть одному в квартире. Жена - думаю - пробежала бы что ли мимо, штрих бы что ли заорал. Странно.

26-го открывается рок-клуб. 9-го октября - концерт, и, как знать, может быть..».

21.09.81.

Наше существование потрясли давно не испытываемые катаклизмы: я имею в виду повышение цен… Это был тяжелый день. По просьбе трудящихся. Какое лицемерие! 17-27% - какая лживость..

Как прокомментировал это событие Иша, жить теперь стало интересней. Чувствуешь себя младенцем в джунглях: идешь в магазин и не знаешь, что там есть, и что сколько стоит. Нужно опять ко всему привыкать заново.

Послушал:

1981 George Harrison «Somewhere In England» - красиво, но скучно.

1981 Eric Clapton «Another Ticket» - наконец-то набрал английских музыкантов и записал хороший альбом.

Johnny Cash «Folsom Prison» - очень специальный альбом в стиле кантри, записанный «живьем» в тюрьме перед аудиторией в 2000 заключенных. Песни почти исключительно а 1а «это был воскресный день».

1981 White Russia «West Side Story» - англо-германские песенки. Есть замечательные.

Here in Mongolia They don't play rock'n'rollia… - Веселые ребята!

1981 Adam And Ants «Kings of Wild Frontiers» - модная английская новая волна, кот. мне не понравилась.

1980 Psichedelic Furs «Is» - не очень модная английская новая волна, которая мне… понравилась. Иногда похоже на King Crimson. Xa-xa!

Был у Ильи с Леной. Слушали привезенных мной Леннонов. Хорошо.

Люлечка ездила в Москву и привезла от Рыженко для меня какой-то подарок.

Завтра мне опять на работу. Но идти не хочется, к тому же я слегка приболел.

26.09.81.

Я сижу на работе (новая жизнь на новом посту). Здесь неплохо. Это тебе не химфармзавод. Какие-то люди время от времени ходят, но читать не мешают.

Сегодня был в шмок-клубе. Повеселился. 9-го будет концерт, посвященный одновременно 41-летию со ДР Джона Леннона и открытию зимнего стадиона. Будут играть «Пепел», «Зоопарк» и бэнд Ермолина.

На службе меня сегодня подменял Родион. Мы с ним обсудили внутренние и внешние политические события (повышение цен и положение в Польше, естественно, - это нынче самые модные темы) и пришли к полному согласию по обоим вопросам. Как, впрочем, почти всегда.

В рок-клубе записались Вовка Козлов и «Союз Любителей Музыки Рок». Я тут же основал fan club - «Союз Любителей Музыки «Союза Любителей Музыки Рок». А также Цой с Рыбой и Олегом под названием «Гарин и Гиперболоиды».

Позавчера имел презабавный experience: помогал Дюше торговать (эх, да за червонец!) арбузами (в качестве подсобного рабочего). Странное занятие, но червонец пришелся кстати. «Акавариум» выпустил новый LP «Треугольник».

Курехин с Фаготом тоже, но только в ФРГ на Polydor'Records.

«Зоопарк» собирается записывать концертник «Live At LDHS».

За сим остаюсь верным и ужасно любящим, и скучающим, и чихающим мужем. Майк.

05.10.81.

В Петербурге творится что-то, напоминающее бабье лето… В солнечные дни гулял и радовался жизни. Рок-клуб продолжает свое бесславное существование. Я хожу туда и веселюсь.

Репетируем к 9.10. Все, вообще говоря, уже готово, но еще разок-другой прогнать программу не помешает.

Сегодня написал новый номер («Ах, Любовь»). Эдакое ретро. И здесь никак не обойтись без фортепиано и кларнета. Петь желательно сладким тенором.

Я соскучился по тебе вконец, но частенько общаюсь во сне. Жду, жду, жду!

13.10.81.

Мы отыграли концертник 9-то октября. 1-м номером играли Вовка Ермолин (гит., вокал), Женька Губерман и еще 2 штриха.

Мы звучали тоже, кажется, неплохо, хотя пара-тройка накладок была. Голубчик Панкер сделал Live Recording, а Билл - фотографии. Приедешь - послушаешь и посмотришь. Из записи предполагается сделать концертный «альбом» «Зоопарка», хоть она и не очень хороша. Но драйв есть, а это немаловажно.

После концерта я освободился от суеты и репетиций и надеюсь быть свободным еще некоторое время, если, конечно, не поедем в Москву.

Продолжаю по тебе соскучиваться, но увидимся, кажется, уже скоро. Тебе передают привет все наши знакомые петербуржцы, а также березниковец А. П.Донских.

17.10.81.

Уф!.. Сумасшедший сегодня денек… Даже если я вернусь из Москвы во вторник-среду, я опять-таки не смогу на этой неделе за тобой заехать, ибо в субботу мы играем концерт в Дубках.

Наконец-то, мы стали получать от шмок-клуба свои кайфы. 13, 14, 15, 16 ноября у меня 6 концертов в ЛДМ вместе с Гребенщиковым и Володькой Леви, правда, в акустическом варианте, но зато, эх, да с афишами по всему городу. Идем в гору или куда-то еще, точно не могу понять куда. Ладно..

Я соскучился по тебе до самой последней степени. Может быть, ты все-таки приедешь в Петербург как-нибудь сама? Мне очень неловко, но, видишь ли, такие дела. Очень хочу увидеть тебя поскорее! В противном (и очень противном) случае придется тебе (и мне тоже!!!) ждать до следующей недели, а как не хочется.

Вот такие хорошие письма писал мне Майк.


Радостной встречей после разлуки закончилась прелюдия, и началась собственно семейная жизнь. Мы стали старше. Время, почуяв это, как водится, ускорило темп. Особенно выдающихся событий не происходило. Жизнь не была скучной, но года потихоньку становились похожи один на другой. И в этом нет ничего плохого. Просто я тоже чуточку меняю характер повествования.

Итак, все встало на свои места: Майк работал сторожем и писал музыку, я воспитывала ребенка и хлопотала по хозяйству.

Регулярно приходили гости.

Часто навещал Родион. Приезжал А.П.Донских, пока не перебрался в Петербург насовсем. Иша, Люда Петровские, Паша и Наташа Крусановы, Панкер, Саша Бицкий, Юлик Харитонов, Саша Старцев… Изредка забегали «господа аквариумисты». И, конечно, «Зоопарк»: басист Илья, гитарист Саша, барабанщик Андрюша Данилов.

А зимой почти поселились Рыба и Цой. Это были замечательные времена! Цой приносил свои новые песни, не отказывался исполнить старые, а то и вовсе не свои: Максима или, скажем, хит нашей квартиры «Макароны». Скоро все соседи привыкли к концертам и, смею надеяться, полюбили их. Чаще всего Леша и Витя пели в кухне, чтоб не мешать спящему Евгению.

Майку песни ребят очень нравились, и он, по мере сил и возможностей, пытался помочь юным «Гарину и Гиперболоидам». Кстати, именно Майк повел Витю домой к Борису Борисовичу.

Прекрасно помню, как мы с Марианной ждали их на скамейке у дома.

Меня удивляло всегда, с какой ловкостью Цой управлялся с Женей. Можно было подумать, что он вынянчил уже пару-тройку детишек или, по крайней мере, младшего братика. Жили мы каким-то образом на 80 рублей (так платили сторожам). Но народ был сыт, пьян и нос имел в табаке, а ребенок получал свою полноценную пишу и витамины. Конечно, родители помогали. Когда Галина Флорентьевна заходила посмотреть на внука, она всегда приносила большую сумку еды. «Зачем так много?» - лицемерно удивлялись мы «Ничего, ваши «Шурики» съедят», - резонно отвечала мама.

«Шурики» насчет еды были непритязательны, больше любили сухое вино и пообщаться. С подачи Димы Раскина и Александра Петровича вдруг все стали разговаривать стихами. Постоянно что-то сочинялось, придумывались смешные «фенечки». Женька, улыбаясь, прыгал в своей кроватке и замирал от восторга при звуках гитары…

Время, как известно, бежит вперед. Друзья играли свадьбы, обзаводились детьми. Гитарист Саша женился на нашей соседке Тасе. Теперь половина группы «Зоопарк» жила в одной квартире. Стало удобно репетировать и решать разные музыкальные вопросы.

Появился на свет магнитный альбом «55». Тогда никто и не мечтал увидеть его настоящей пластинкой.

Майк писал новые песни. Иногда они сочинялись быстро (в трамвае, в поезде), иногда - долго.

Я слушала все песни еще «тепленькими». Часто Майк давал мне старые черновики, просил придумать рифму, ждал оценки.

Как правило, я просила его еще поработать над текстом. Но Майкуша уверял, что с музыкой все будет звучать занимательно, и редко возвращался к уже написанному.

Еще меня несколько обескураживала присущая произведениям «Зоопарка» прямолинейность, иногда граничащая с банальностью. Наверное, не понимала чего-то.

В 91-м году Майк с удивлением заметил, что его тексты становятся пророческими… Послушайте эти песни из сегодня - он все про себя знал…

А тогда я была зануда. Знала, конечно, что рок-н-ролл - специфичен, что у него своя поэтика и особые приемы. Но творчество Боба Дилана изучают в университетах, Леонард Кохэн издает сборники стихов, и Саша Башлачев - поэт, а не текстовик. Не правда ли, есть, о чем задуматься?..

Многие спрашивали: «Сладкая N - это Наталья?» «Нет! - отвечал Майк. - На такой девушке я бы ни за что не женился». Могу добавить, что обо мне не написано ни одной песни. Самые лучшие баллады о любви Майк сочинил до моего появления в его жизни.

Зато мне он писал стихи: мало серьезных, много шуточных. Был, например, целый цикл четверостиший, каждое из которых начиналось словами «Сидит Пуся..» (это мое домашнее имя, придуманное Майком). Такие милые глупости. На бумаге осталась лишь маленькая часть стишков, остальные не сохранились. На то они и экспромты: развеселят и забудутся…

Сидит Пуся у окна.

Перед Пусей вся страна.

Видит Пуся в том окне,

Что страна-то вся в говне.

Сидит Пуся у двери, А в

двери Экзюпери. Молвил

Пусе Антуан:" Зачитать

тебе Коран?"

Сидит Пуся под столом,

Размышляет о былом.

Думы Пусины отважны,

Сны ее многоэтажны.

Сидит Пуся на заборе,

Вся подобная "Авроре".

Пуся, Пуся, не стреляй!

Не получишь каравай!

Сидит Пуся, где не надо, С

пузырем от лимонада. Каждый

знай, в ком рост вершок -В

пузыре том портвешок.

Сидит Пуся на трясолях,

Вспоминая о Де Голлях.

Пуся очень смелая,

Жаль спина вся белая.

Сидит Пуся на трубе, Вся

покорная судьбе. "А"

упало, "Б" пропало, Ну а

Пуся? Ей все мало!

Сидит Пуся во саду, Дует

Пуся во дуду. Вот уж

ночь, а Пуся дует. Мент

за то ее штрафует.

Сидит Пуся на антенне,

Вслух мечтая о варенье.

Телезрители: "Помехи!

Не видать Эдиты Пьехи!"

Сидит Пуся на шкафу. Дети!

Скажем Пусе "Фу!"

Пуся, ты слезай со шкафа,

Ты, ведь, Пуся - не жирафа.

Сидит Пуся на часах.

Кукушка: "Ку!", а Пуся :" Ах!"

Пуся, Пуся, не пугайся, Мы

портвейну принесли!

Сидит Пуся на скамейке -Не

похожа на еврейку, Держит

Пуся пятки к небу. Не

опаздывай к обеду!

Сидит Пуся во лугах В бусах,

шмусах и цветах. Пуся!

Хиппи - это плохо! Хиппи

хуже скомороха!

Сидит Пуся на тропинке, С

аппетитом жуя льдинки.

Несварение желудка Это,

Пуся, право жутко!

Сидит Пуся на балконе В

очень новом синем доме.

Пусе той-то неизвестно, Что

балкон Пусям не место.

Сидит Пуся на кладбище, На

кладбище нищий свищет.

Нищего гони ты в зад –

Слушай лучше "Зоосад"!

Сидит Пуся во креслах,

разодета так, что "Ах!" У нее

дивертисмент. Скажем Пусе

комплимент!

Сидит Пуся на полу, Говорит:

"Курлы-курлу". Пуся! Что ты

говоришь! ? Ты не голубь и

не шиш.

Сидит Пуся в именинах. Из

себя, как на картинах. Пуся

пальчик отставляет И

портвейну выпивает.

Сидит Пуся в Филармоньи: Не

причесана, спросонья. Пуся!

Пуся! Как так можно?! Выпей

кофе, съешь пирожное.

Сидит Пуся в Божьем храме,

Пуся дрыгает ногами. Браво,

Пуся! Бога нет! Некому

давать ответ!

Сидит Пуся в автобусе Рядом

с ней стоит бабуся. Место ей

не уступай! Лучше в жопу

посылай.

Когда я услышала впервые «Отель Под Названием «Брак» и «Песню Простого Человека», сильно обиделась: вранье и гнусная клевета на всю страну! За что?

- Это же не про нас! - оправдывался Майк. - Лирический герой рассказывает.

- Я-то знаю, но все, кто услышит тебя, будут жалеть не лирического героя, я бедного Майка и ругать истеричную супругу, устраивающую ему разнообразные пакости?

- Ладно, я перед каждым концертом буду объявлять, что у меня лучшая в мире жена, - пообещал Майк, улыбаясь.

Нет, не была наша жизнь похожа на жизнь героев «Отеля..»? Тем для разговоров хватало вполне. Гости тоже не переводились. Иногда (к примеру, в День Рождения Майкуши) в нашу комнату набивалось столько народу, что просто непонятно, как все размещались.

Барабанщик Андрюша закончил институт и уехал в Петрозаводск. Через некоторое время его с успехом заменил Валера Кириллов.

Стали приходить ребята из «Секрета». Всегда веселые, дружные, симпатичные. Пели свои песенки, называли Майка папой. Помню, что Майкуша настойчиво рекомендовал им написать песни про девушек «Лидия» и «Изабелла».

Появились Паша Краев, Наиль, которого по его просьбе мы тоже «усыновили». Майк мечтал о том, чтоб «Почта» стала знаменитой группой, очень переживал за ребят.

Переехал на Пушкинскую Коля Васин, что, конечно же, прибавило гостей (заглядывающих на огонек от нас) и хлопот Николаю Ивановичу.

С Костей Гребенкиным Майк менялся пластинками и пленками со старой (50-60 гг.) музыкой, вел содержательные музыкальные разговоры. А то и пулечку расписывали.

Не часто, но захаживали Юра Ильченко, Костя Кинчев, Юра Шевчук, Рикошет, Дюша Михайлов, Дядя Федор, Глеб… Всех я, конечно, не в силах упомнить (уж простите!).

Если перечислить тех, кто приезжал издалека - список получится очень длинным. Ограничусь названиями городов, особенно дорогих для нас с Майком по причине проживающих там замечательных людей: Екатеринбург, Челябинск, Новосибирск, Казань, Великие Луки, Калининград, Нижний Новгород, Харьков, Верблюдогорка (это такое место на Северном Кавказе), Владивосток и, ясное дело, Москва. Спасибо всем! Ваши письма и визиты были настоящей радостью…

Путешествовал и «Зоопарк». Майк завел карту, на которой отмечал места, где они побывали на гастролях. Из поездок возвращались «усталые, но довольные». «Товарищ руководитель» рассказывал забавные истории про дороги и концерты, привозил всякие подарочки и новые слова, надолго входившие в лексикон группы.

Иногда они всей компанией вместе с Севой Грачом и Ильей Маркеловым (аппаратчиком) прямо с вокзала наезжали к нам. Отмечали возвращение, отдыхали, разъезжались. Майк радовался, что в «Зоопарке» такие отличные ребята. Никогда не устают от долгого и тесного общения - и это здорово! Интервью у Майка брали довольно часто. Он к ним относился нормально. Особенно, если журналист «подготовился к интервьюшечке» и не задавал идиотских вопросов. «Почему ваша группа так называется?», «Что Вы раньше пишете - слова или музыку?», «Каковы Ваши творческие планы?».

Музыкантов всегда спрашивают про поклонниц. У «Зоопарка» на этот счет была поговорка: «У всех за кулисами красивые девушки, а у нас - одни мужики с бухлом». Письма Майку приходили тоже, в основном, от мужчин. Они благодарили за песни, рассказывали о жизни, присылали стихи на рецензию. Однажды пришло трогательное письмо от человека беспомощного, очевидно, инвалида. Писал, что песни Майка - единственное, что связывает его с жизнью, и что он под впечатлением сам стал сочинять. Миша должен был вынести приговор: если стихи плохие - жить этому человеку больше незачем. Вот так, ни больше, ни меньше!.. Нас эта категоричность просто потрясла. Майк ужасно мучился под бременем ответственности. Стихи слабые, а врать нельзя - рано или поздно правда откроется… Так ничего и не смог написать - рука не поднялась.

Майк, человек сентиментальный (хоть и скрывал это, по возможности), категорически отказывался участвовать в благотворительных концертах в фонд чего-нибудь. Не доверял этим фондам. Не раз говорил, что будь у него возможность передать деньги из рук в руки конкретному, скажем, детдому, «Зоопарк» отработал бы сколько надо и с удовольствием. А дарить деньги наживающимся на чужом несчастье чиновникам что-то не хочется.

«Любой труд должен быть оплачен», - считал Майк и отличался в этом щепетильностью. Но рок-н-ролл был для него чем-то намного большим, чем способ зарабатывать деньги. Помню, долго удивлялся: «Я занимаюсь любимым делом, а мне еще и платят за это!»

Конечно, мечтал об аппаратуре для группы, о хорошей гитаре, о записях в студии, о съемках. Казалось, что еще чуть-чуть - и все будет. Но чуда не случалось. Деньги появлялись и исчезали, добрый дядя не показывался на горизонте, а как умудряются иметь хороший аппарат другие музыканты, Майк понимал с трудом.

«Я не люблю деньги, но я нуждаюсь в них». Порой нужда была острой. Но даже и тогда Майк оставался верен себе. Помню момент, когда стали приходить письма из ВААПа. В них содержались настоятельные просьбы принести тексты и клавиры таких-то песен. Миня эти письма просто откладывал (правду написал в какой-то песне, что боится учреждений и очередей). Очень долго уговаривали его сходить туда, дабы потом спокойно получать авторские гонорары (отнюдь не лишние). Наконец Александр Петрович сам расписал клавиры и чуть ли не за руку отвел Майка в ВААЛ. Деньги же охотнее всего тратились на пластинки, книги, темные очки, пиво и встречи друзей.

К еде Майк был абсолютно равнодушен, а с соевым соусом мог съесть, наверное, любую гадость. Была у него странная привязанность к болгарским консервам, фасоли, бобам и котлетам за 12 копеек. «Сытость располагает к лени и нездоровому гуманизму», - цитата из Майка. Еще говорил, что его вполне бы устроили специальные таблетки: проглотил - и не надо отвлекаться на еду.

- Что подарить тебе на день рождения? - спрашивал Миня.

- Подари себе новые джинсы, и ты меня осчастливишь, - отвечала я и ни капельки не лукавила.

Редко случался такой праздник: Майк под нажимом семьи и общественности купил себе обновку! Долго привыкал к новой вещи, но старые не выбрасывал - в них чувствовал себя уютнее.

Даже ссорились. Я зудела, что пора бы обзавестись приличным концертным (хотя бы!) костюмом. Майк невозмутимо отвечал, что у «Зоопарка» имидж дворовой группы, и он ему вполне соответствует.

Украшений, колец не надевал никогда. С удовольствием носил только часы-напульсник - подарок любимого Демы.

И все-таки Майку временами хотелось походить во фраке, в чем-то этаком черно-бархатном. Вальяжность ему к лицу, и в обстановку утонченной роскоши он прекрасно бы вписался.

Михаил Васильевич всерьез жалел, что сейчас не принято почтительное обращение на «вы» к членам семьи. Крошечного сына звал Евгением Михайловичем, передавал церемонные поклоны. Маму свою за глаза называл маменькой или матушкой, Таню - любезной сестрицей или по отчеству. Это все было очень органично. Тем более, родителей он искренне любил. А свою бабушку вспоминал с особенной нежностью…

Пока «Зоопарк» гастролировал, я принимала у себя подруг.

Они предпочитали заходить в отсутствие супруга. Не то чтобы Майк был слишком суров, но ему была заметно милее мужская компания, нежели дамское щебетание.

К некоторым моим знакомым девушкам Майк привыкал годами, только потом отношения налаживались. Я сердилась и обзывала Миню женоненавистником. Это зря - он просто не был дамским угодником. Мог стать идеальным другом, с которым легко говорить и которому легко плакаться в жилетку. Умел слушать, пытался помочь, вздыхал часто: «Бедные вы, бабы!» Старых боевых подруг уважал и братски любил «сестренок Оленек». Неправильно его обвиняли в цинизме. Вспомните песни «Мария», «Горький Ангел», «В Этот День», «Да Святится Имя Твое». В них поклонение Женщине и такая нежность!

Я знаю, что больше любят цитировать «Дрянь», «Прощай, Детка». Но ведь женщины бывают разные.

Еще важная деталь: Майк терпеть не мог, если подвыпившие мужички начинали сплетничать о дамах. Такие разговоры пресекались немедленно и в резкой форме.

Довольно своеобразно Майк относился к иностранцам. Словно боялся, что его могут заподозрить в корыстных интересах, и на всякий случай становился в позу.

Однажды наш приятель привел в гости барышень из Голландии. Майк читал, полеживая под одеялом. «Ты бы встал, дамы все-таки», - попросила я. «Пусть думают, что такие наши русские обычаи», - отвечал вредный Миня. Так и общался, и пиво из банок пил лежа. Только потому, что иностранки!..

Другой случай. В наш «пенал» приехал американец - брать у Майка интервью. Разговор шел на английском, довольно долгий и, видимо, интересный. Но, прощаясь, корреспондент подарил Майку пачку дорогих сигарет. «Спасибо, я курю только «Беломор», - вежливо отказался Миша. Но в лице сильно изменился и долго возмущался тем, как его унизил, казалось бы, приятный человек.

Подобных историй много. Я не могу представить, чтоб Майк попросил привезти из-за границы гитару, «примочку» для гитары или какой-нибудь пустячок. Такая вот «у советских собственная гордость». Вернее, нормальное чувство собственного достоинства.

Зато Майкуша от души пообщался с первым менеджером «Beatles» и Сидом Шоу, председателем фан-клуба Элвиса Пресли. Поговорить им было о чем. Майк хорошо знал западную культуру и особенно музыку. Регулярно читал англоязычную музыкальную прессу и запоминал массу информации. Особо интересные статьи переводил для друзей.

Очень давно, когда в нашем доме появилась пишущая машинка, Майк с азартом взялся переводить и печатать всевозможные материалы о Марке Болане. Потом красиво оформлял это на больших листах, наклеивал иллюстрации - мечтал сделать книгу, где было бы все о Марке. Но машинка сломалась (или ее забрал хозяин), и глобальный труд остался незавершенным.

Аккуратным человеком Мишу назвать нельзя, но во всем, что касается музыки, у него был полный порядок. Коробочки с пленками и кассеты любовно оформлялись, данные с пластинок вносились в специальные большие тетради (их накопилось штук 11).

Причем, записывал он тем же шрифтом, какой был в оформлении пластинки. Я уверена, что Майк мог бы стать неплохим художником (рука твердая, идеи интересные, хороший вкус), дизайнером или режиссером рекламных роликов (его всегда поражала бездарность создателей рекламы). Даже его сны были похожи на фильмы: то с лихо закрученным сюжетом, то лирические и даже сказочные.

Еще несколько лет прошло. Женя подрос, и меня потянуло работать в д/сад, к маленьким. Майк был сильно недоволен, но смирился.

В нашей комнате сменилась некоторая мебель, даже завели небольшой холодильник.

«Зоопарк» продолжал концертную деятельность. Майкуша начал уставать от гастролей. Поседел, отяжелел. Я его поругивала за лень, но супруг заявлял невозмутимо: «Лень - прекрасное качество. Из-за нее я не совершил массу плохих поступков». Может быть, он и прав…

Домашний стал Майк. Все норовил подольше поваляться на диване, TV посмотреть, кроссворд-другой разгадать, пивком оттянуться. Ну, и почитать, конечно.

В 83 году он составил мне специальную бумажку «Любимые поэты Майка: 1 - И.Бродский, 2 – А.Гинзберг, 3 - Б.Ахмадулина». Еще ему нравились Саша Соколов, Н.Алейников, В.Степанцов, Б.Гребенщиков, Киплинг, Б.Дилан. Любимые писатели: Тургенев, Чехов, Шергин, Булгаков, Вен.Ерофеев, Хармс, Довлатов, Оруэл, Кен Кизи, Хемингуэй, Ремарк, Кортасар, Гашек, Джером. В оригинале перечитывал постоянно Р.Баха, Керуака, Кенета Грэма.

К этим достойным именам могу добавить имена авторов хорошей фантастики и плохих детективов. Майк даже собирал самые тупые отечественные детективы 50-60 гг., где все стиляги - гады, а комсомольцы, как один красивые и смелые. Ему и из других городов присылали бандероли с потрепанными книжками Адамова и ему подобных.

Фильмы Майк тоже любил «с пальбой и погонями», еще - комедии, старые картины (все это смотрелось с соответствующими комментариями). На самом деле, в кино он прекрасно разбирался, просто ненавидел салонные разговоры «ах, Феллини! ах, Антониони!»

Спорт интересовал крайне мало. Разве что гонки «Формулы-1» - это святое. «Большой приз» смотрел раз десять.

Любовь детства - авиация. Про самолеты он знал все. Мог рассказывать о них часами. Собирал книги, склеивал модели. Иногда всю ночь делал какой-нибудь сложный самолет и утром будил меня совершенно счастливый…

А еще мы любили гулять. Правда, удавалось это не так часто, как хотелось бы. В конце концов осталась традиционная прогулка раз в году. Когда в Питере расцветала сирень, мы отправлялись на Марсово поле - по Фонтанке от мостика Ломоносова. Шли медленно, говорили мало, любовались себе летним вечером и окнами домов на набережной.

Майк очень любил Петербург, хорошо его знал, показывал мне красивые дворики, занятные парадные. Фонтанка была ему особенно дорога, поэтому наш маршрут не менялся.

Надышавшись сиренью на целый год, возвращались тоже пешком, но уже коротким путем - по Невскому. Возле дома заходили в маленькое кафе выпить чашечку кофе, а то и шампанского.

О своем городе Майк говорил с такой нежностью, с какой о редких людях мог отозваться. Видел, конечно, и грязь, и жуткую разруху, и бронхитом болел из-за климата - но всегда любовался и гордился. «Петербург построен на болоте и засасывает, как болото. Только я отсюда выбираться не хочу».

К Москве ревновал, говорил о ней с легким презрением (что свойственно многим ленинградцам). (Для справки, «Bluess de Moscou» написан очень давно и по поводу конкретной обломнои поездки). Это странно, ведь в столице к нему относились очень тепло, как родного принимали (я и сама имела возможность убедиться в этом в 83-м году).

Москвичей Майк привечал, некоторых очень любил, но сам был типичным петербуржцем - таким немножечко cool…

Однажды, оборвав свой монолог, Майкуша неожиданно спросил:

- Ты никогда не воспринимала меня как звезду? Я, сильно удивившись такому повороту разговора, пожала плечами:

- Нет, никогда.

Как-то даже в голову не приходило. Может быть, для кого-то и звезда. А для меня, для своих друзей - талантливый, интересный, но просто Майк.

Честно говоря, я и на концерты его мало ходила. По двум причинам. Во-первых, меня, барышню абсолютно не светскую, музыкальные тусовки утомили довольно быстро. Во-вторых, всегда очень волновалась за «Зоопарк». Казалось, что без меня ребята отыграют лучше. Переживала дома - готовила ужин и с нетерпением ждала своего артиста.

Ну, не было в Майке высокомерия и вообще ничего такого звездного. Друзья остались прежние (Саша Самороднецкий - еще со школы). За 12 лет, что я знакома с Майком, он изменил отношение только к двум людям. И вовсе не потому, что сам стал другим.

Он ценил дружбу, пожалуй, больше, чем любовь. В отношениях был довольно сложен, но порядочен. Очень редко кого-то осуждал, справедливо считал, что каждый волен в своих поступках. Неприятные вещи предпочитал сказать в лицо, но отсутствующего человека перед другими за то же самое — оправдывал. В душе Майка совершенно отсутствовали мелочность, мстительность, злорадство. Разочаровывался - страдая. Прощал быстро и охотно. Всегда радовался успехам братков-музыкантов: «Мы занимаемся одним делом, нам нечего делить».

В семье Майку было сложнее. У меня - свои друзья (кроме наших общих), работа, какие-никакие интересы. Вкусы у нас не всегда совпадали, да и по жизни мы люди разные. Но взрослого человека на свой лад переделывать бесполезно. Да и какое право имеешь?..

Короче говоря, у нас обоих хватало ума уважать взгляды друг друга и не учить жить.

Но без ссор все-таки не обходилось. В старинном русском гороскопе про Овна сказано: «скорогневлив, но быстро отходчив». После каждого такого несправедливого гнева я намеревалась обижаться и злиться очень долго. Но Майк бурно выпускал пар - и почти сразу же начинались извинения, искреннее раскаянье, букеты и оправдания типа «что поделаешь: кого больше любишь, того и обижаешь чаще!» Вот и сердись на него после этого!

К тому же я сама не ангел - много было таких заскоков, что и вспоминать противно. Но вместо того, чтоб отругать как следует глупую жену, в угол поставить (и за дело), Майк неожиданно проявлял исключительное великодушие и благородство.

А еще он никогда не пытался представить себя лучше, чем есть. Честность - в словах, поступках, песнях - одно из самых главных достоинств Майка.

«Зовите меня, как вам угодно –

Я все равно останусь собой.

Самим собой - это сложно..»

У Майка получилось.

Изменилось все. Его друзья принимали новые правила игры, прекрасно вписывались в иную жизнь. А он посиживал на белой полосе и смотрел, как «каждый спешит по делам, все что-то продают, все что-то покупают, постоянно споря по пустякам…»

И только грустил иногда о других временах, о том, как все было 10 лет назад. Большой ребенок с чистой душой, но все о себе давно понявший, мудрый Майк.

БГ в воспоминаниях о Цое написал: «Мне хотелось бы избежать всего этого и не рассказывать о том, какие штаны он любил надевать с утра, и какой портвейн он предпочитал, потому что ничего к его песням не добавляет, это убавляет». Борис прав. Но песни Майка пусть анализируют Артем и Саша Старцев, рассуждает о важной функции в культуре еще кто-то, поумней меня. Я же хорошо помню, как приезжали из далеких городов, вообще неизвестно откуда (и к Боре, не сомневаюсь, тоже) просто посмотреть, как живет Майк. Значит, и про штаны нужно…

Все, что я рассказала - просто лирическая зарисовка на тему семейных отношений; одна сторона жизни хорошего человека Миши Науменко. Без (упаси, Боже!) психологических углублений и самокопаний. Все самое важное я оставила при себе - это только наше с Майком.

Мы не знали, что видимся в последний раз. Просто я уезжала надолго, вернее, насовсем.

В пустом купе обнялись, расцеловались, посмотрели друг другу в глаза.

- Прости меня, Майк. Спасибо тебе за все!

- Что ты! Все давно прощено. И тебе тоже спасибо!

- Ты все сделала правильно и честно. Главное, чтоб у тебя все было хорошо. Звонить будешь?

- Обязательно!

- Ну, побежал - Липницкий ждет…


Загрузка...