Прайд

Как уходят львы

Мирра всё-таки сумел подняться и теперь сидел, привалившись спиной к стене. Его раны перестали истекать голубым паром, однако заживать не торопились. Скверный признак: если в ближайшее время он не поест, то может впасть в оцепенение. Далеко не самый лучший вариант, в наших обстоятельствах. Чёрт, да мне просто повезло! Этот человек, каким-то чудом уцелевший в происходящей бойне, крайне своевременно попался мне на глаза. Тем не менее, я всё сильнее ощущала пробуждающийся голод.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Торрин, возникая в проёме дверей.

— Просто великолепно, — проскрипел Мирра и показал непристойный жест, — сейчас так бы и завалил нашу прелестную кошечку.

— Ха! — мне было совсем не весело, — похоже, скорее кошечка завалит тебя. А толку?

— Зебба, — Торрин поманил меня, — есть разговор. Мирра, ты ведь без нас не умрёшь?

— Даже не надейся. Всех вас переживу.

— Вполне возможно, — гигант покачал головой, — кроме шуток.

Я поцеловала израненного хищника в холодный лоб и он, слабо улыбнувшись, погладил мою руку. В тусклых жёлтых глазах, застыла хорошо скрываемая боль. Наверное, он действительно был прав и нам стоило дать ему умереть во время последней схватки. Или ещё был какой-то шанс? Не знаю… Что-то голова совершенно перестала соображать. Это плохо. Нужно сосредоточиться. Я — единственная охотница в этой, сугубо мужской компании.

Торрин ждал меня в своём кабинете, как он называл эту комнату. Мне здесь никогда не нравилось: слишком тесно и чересчур много книг. Ненавижу читать! Или изучать все эти толстенные альбомы. Бр-р! Как можно вообще таким заниматься, да ещё и получать удовольствие? Дикое извращение.

Огромный лев откинулся на спинку кресла и медленно закрыл маленькую книжицу, лежащую перед ним. Кажется — это был его дневник. По крайней мере, так он его называл, когда мы отдыхали, после секса. Нет, трахался он просто великолепно, но вот от всех его мудрёных разговоров хотелось просто выпрыгнуть за окно!

— Ты точно уверена, что на восток не пройти? — спросил Торрин, рассеянно постукивая золотым стилусом по обложке дневника. Вид у него, при этом, был такой, словно он и не ждал моего ответа.

— Абсолютно, — я присела на край стола и потёрлась подошвой о его бедро, — чудо, как я вообще оттуда живой смогла уйти: их там столько, что не сосчитать! Сам понимаешь, почему.

— Отрезают нас от входа в тоннели, — он поджал губы, кивая головой, — не сможем охотиться, значит перестанем восполнять силы. Голодная кома хуже смерти. Всё понятно — как раз в духе этой мерзавки.

Приступ внезапной ярости сорвал меня со стола. Не в силах сдержать чувства я стукнула кулаком по стене. По крашеному камню паучком разбежались тонкие паутинки трещин.

Торрин с интересом наблюдал за моей вспышкой и это холодное отстранённое любопытство тотчас охладило бешенство. В самом деле, даже если я проломлю дыру в ничем не повинной стене — как это сможет навредить проклятой твари, поставившей целью извести всех своих сородичей? Однако, мысль навела меня на другую.

— Я кое-что придумала, — сообщила я.

— Ого! — Торрин хмыкнул, — попробуй, в таком случае, стукнуть ещё разок. Возможно, в этом случае, тебя посетит воистину гениальное озарение. Так что там?..

— Я не пойду к тоннелям, — лев лениво приподнял одну бровь, — пойду в центр Целидара, к Звёздному Порталу.

Бровь опустилась и Торрин печально покачал головой, тая в уголках рта лёгкую насмешку.

— Я ошибся, — констатировал он, — оставь стену в покое. Это — не гениальное озарение, это — безумие. Ты совсем спятила, дорогая?

Эти львы… Такие большие, такие сильные… Такие тупые, иногда! И при этом они имеют наглость называть нас глупыми кошечками! Нас, охотниц!

Я неторопливо подошла к собеседнику и нежно поцеловав в губы, одновременно выпустила когти в мощную спину. Впрочем, кот даже не поморщился.

— Нет, милый, не спятила, — он медленно убрал, сначала одну руку, потом — вторую, — я отлично знаю: гиен там намного больше, чем где бы то ни было. Только я не собираюсь прорываться, спасая свою шкуру. Главное — добраться до Портала.

Всё же Торрин гораздо умнее остальных самцов. Если бы он ещё не был настолько нудным! А, впрочем, всё верно — идеальной может быть только львица. У львов всегда можно отыскать, как минимум один серьёзный недостаток.

— Хочешь убить её? — он обнял меня за талию и бережно посадил на свои колени, — ты — умная девочка. Хорошо понимаешь, что делаешь и каковы шансы на успех?

Лучше бы мне не понимать! Да этих шансов практически нет!

И опять Торрин всё понял без слов. Он привлёк меня к себе и крепко поцеловал. Это был поцелуй без малейшего сексуального подтекста. Дружеская поддержка, как это умел только он.

Мы помолчали. Через огромное, во всю стену, окно, вливался жёлтый дневной свет и просто не хотелось верить, что где-то там, на улицах, ставшего чужим, города, мечется наша смерть. Можно было подойти и выглянуть, чтобы она тотчас обрела зримый облик. Но этого так не хотелось!

А хотелось сидеть на коленях огромного льва, прижимаясь к его мощной груди и представлять себя крошечным котёнком, которого никто не найдёт, если он продолжит неподвижно сидеть и молчать.

Но всё заканчивается. Так жаль, что всё хорошее рано или поздно заканчивается!

— Ты не хочешь ему сказать? — спросил Торрин, поглаживая мои волосы, — пока ещё не стало слишком поздно. Времени осталось не так уж много, точнее — его совсем не осталось.

— Не знаю, — я потёрлась головой о его грудь, — можешь смеяться, но мне страшно. И признаться боюсь и потерять его, тоже. Когда мне показалось, что он погиб, я чуть не рехнулась от боли. А теперь гляжу, как он медленно умирает и ничем не могу помочь. Столько лет вместе, столько охот и граней…

Я не смогла удержаться, и слезинка покатилась по щеке. Чтобы лев не заметил моей слабости, я повернулась к окну и начала разглядывать пушистые облака неторопливо ползущие по блекло-синему небу. Хорошо им, смотреть свысока на эту проклятую землю и не думать о том, что произойдёт завтра или сегодня, вечером. Может быть, когда меня не станет я тоже превращусь в такое вот облако.

— Пора, — Торрин осторожно ссадил меня и поднялся, — где там Дварра? Что он решил?

— Он пойдёт со мной, — сумрачно ответила я, — у него какие-то свои счёты с этой сукой. Когда мы, последний раз были вместе, он ни о чём другом и говорить не мог, просто ядом исходил.

— У всех нас есть, что предъявить нашей богине, — Торрин невесело усмехнулся и достал из стенного шкафа боевой тресп в ножнах. Вытащил сверкающий клинок и долго смотрел на листовидное лезвие. Потом вздохнул, — здесь бы больше подошли тяжёлые пулемёты. Кто же мог знать, что они когда-нибудь потребуются.

— Тяжёлые кто? — я не могла понять, о чём он говорит, — потребуются для чего?

— Ничего, забудь, — он махнул рукой, — говорю, у каждого есть должок, который Акка, скорее всего никогда не оплатит. Думаю, мы последние уцелевшие львы на всей грани.

Я потерянно посмотрела на него. Такая мысль мне в голову не приходила. Последние? Из тысяч?! Что происходит? Почему-то мне казалось, что это локальная заварушка в Целидаре, просто никто не может вырваться наружу. Ну нам не повезло, и ни у кого не оказалось браслета, но другие-то должны были как-то сообщить. Похоже лев прочитал нечто эдакое на моём лице.

— Зебба, милая, — сказал он и аккуратно повесил ножны на пояс, — я просто не хотел вас всех пугать, но наша грань полностью блокирована. Пока ты так легкомысленно рвалась на восток, я сделал небольшую вылазку. Стационарные порталы не работают. Вообще. А браслеты…

Он достал из шкафа золотое кольцо и небрежно швырнул на стол. Так у него он был! Всё это время! Я раздражённо зашипела и схватила браслет перехода. Торрин наблюдал за мной и на его губах цвела сардоническая ухмылка. К чёрту! Блестящий обруч взлетел в воздух, на мгновение повис неподвижно и вдруг, со звоном, отлетел обратно. Я потрясённо уставилась на обессиленное украшение, жалко съёжившееся на столе и вопросительно взглянула на Торрина.

— Угу, — проворчал он, — то самое, о чём я говорю.

— Но, может быть другие, — неуверенно протянула я, отлично понимая, как бредово выглядит это предположение.

— Милая, — Торрин неторопливо натянул на могучий торс блестящую кольчугу и теперь затягивал шнуровку, — я знал эту гадину ещё тогда, когда она была простым человеком и курировала проект: «Лев». Характер у неё, тогда, был совершенно иной, но кое-что не изменилось за все эти тысячи лет. Акка всегда достигает своей цели и ничто не способно её остановить. Ещё не появился лев, способный играть наравне с проклятой сукой. Думаю, все эти людишки, с которыми она спуталась, Лайал этот, мать бы его…В общем, всё из-за того, что никто не смог её приструнить.

— Даже ты?

— Да я лучше с треспом пересплю! — он расхохотался, — пару раз меня угораздило заняться с ней сексом; такое ощущение, будто тебе оказывают божественную милость.

— Не помешаю? — Дварра стоял на пороге, опершись плечом о стену и рассматривал выпущенные когти, покрытые золотистым лаком, — очень интересная беседа. Содержательная. Ты куда собрался?

Два льва некоторое время внимательно рассматривали друг друга. Потом Дварра криво ухмыльнулся и отвёл взгляд. Впрочем — это ничего не значило. Когда этот психопат слетал с катушек, он мог наброситься на противника значительно сильнее себя. Не люблю чокнутых котов, особенно этого засранца. Как-то он попытался ухаживать за мной. В своей, особенной, манере. Набросился сзади и попытался трахнуть. Пришлось исполосовать его морду когтями и пригрозить треспом. Это его повеселило.

— Вообще-то — это тебя не касается, — пояснил Торрин и поцеловал меня, — Зебба, мне думается, мы больше не увидимся никогда. Удачи тебе.

Он подошёл к выходу и тяжело взглянул на ухмыляющегося Дварру. Тот посторонился и сделал приглашающий жест обеими руками. Могучий лев уже было вышел, но остановился и обернувшись, пророкотал:

— Скажи ему. Иначе всё это не имеет никакого смысла. Прощай Дварра, желаю выжить.

— Угу, — кривая ухмылка стала ещё язвительнее, — тебя уж точно переживу, здоровяк.

Торрин добродушно рассмеялся и пропал из вида. Ещё некоторое время раскаты его хохота доносились до моих ушей, а потом они стихли, и я осталась одна в опустевшем кабинете, пронизанном тёплыми пыльными лучами. И вдруг я отчётливо поняла, что больше никогда не увижу этого огромного сильного кота, со всем его занудством и неизменным дневником. Всё уходило, исчезало, растворялось. Вся прошлая жизнь дрожала на грани бесконечной тьмы, где не существовало ничего и никого.

Беспощадная память подсказывала — так уже было. Безмятежный танец по упругим лепесткам ярких цветов, под переливы свирели беловолосого незнакомца, отделял одно существование от другого, отсекая прошлое и растворяя его в пелене забвения. Кое-что оставалось, но стоили ли жалкие огрызки воспоминаний человеческого детства ослепительного настоящего? Возбуждающий азарт охоты за ускользающей добычей; вздыбленные волны бушующего океана и сумасшедшая пляска в вспышках фиолетовых молний; упругие струи тёплого ливня и губы на моих губах…Всё уходило.

Я не боялась смерти. Мне было жаль все эти воспоминания, исчезающие вместе со мной. И чёртов Дварра, пристально разглядывающий меня, был частью моего прошлого и не хотелось терять даже этого мерзавца. Акка! Эта сучка вычёркивала всю мою прошлую жизнь и за одно это её стоило прикончить. Ну ладно, попробуем.

Я встряхнулась и гордо вскинула подбородок: больше никаких признаков слабости. Лев, на пороге, прищурился и спрятал когти, пропуская меня.

— Что дальше? — негромко поинтересовался он, — будешь догонять здоровяка? Или утешать подранка? Передумала навестить нашу богиню?

— Мне кажется, у тебя имеется один лишний орган, — хмыкнула я, — будь ты немым, я, пожалуй, смогла бы вытерпеть твоё присутствие. Недолго, но смогла бы. Как могло случиться, что в живых остался самый тупой лев этой грани? Конечно же я пойду к Акке и обязательно возьму тебя.

— Ну, спасибо.

— Хочу увидеть, как она тебя прикончит. Хоть одно доброе дело совершит.

Дварра начал беззвучно смеяться, а я вернулась в комнату к Мирре. Кот уже сидел на огромной кровати и сумрачно рассматривал незаживающие раны. Энергия продолжала покидать его тело, но уже не так, как прежде. Лев нуждался в пище, а я ничем не могла ему помочь. Лишь присесть рядом и обнять, поцеловав в щёку. Сейчас? Нет, чуть позже. Пусть ему станет лучше.

Мирра послал мне едва различимую мысль, и я опять поразилась: насколько он ослабел, прежде мы понимали друг друга почти без слов. Исполняя просьбу друга, я помогла ему встать на ноги и медленно отпустила. Лев покачнулся, но сумел удержаться в вертикальном положении.

— Великолепно, — пробормотал он и горький смешок сорвался с белых губ, — пожалуй, я даже сумею слегка пошевелиться, когда гиены начнут рвать меня на куски.

— Заткнись, — оборвала я его, — никогда раньше ты не ныл, не стоит начинать и сейчас. В случае чего, я сумею удержать тебя в положении, достойном льва. Скажем, если будем трахаться — всё сделаю сама и никому ничего не расскажу.

— Договорились, — кот сделал пару шагов и поморщился, — нет, действительно, всё не так плохо. Вот оттягивать наш поход не стоит.

— Это точно, — согласился Дварра, вливаясь внутрь, — похоже тебе недолго осталось, мой дырявый друг. Но, если поторопиться, ты сумеешь прикончить парочку гиен, из тех, которые послабее.

Мне хотелось разорвать говнюка, но Мирра заулыбался, и я решила обождать с решительным ответом. После, всё после.

— Зебба, — вдруг сказал Мирра, поворачиваясь, — ты помнишь этот зал? Я только сейчас сообразил… Ты специально притащила меня сюда?

Специально? Да я нашла первое подходящее помещение! Кто мог предположить, что им окажется именно наша спальная комната. Торрину здесь не нравилось, а с остальными хищниками у меня не было столь серьёзных отношений, чтобы приводить их в это алое бархатное барокко. Тогда, первый раз, сразу же после бесконечных шатаний под проливным дождём, мы ввалились во дворец через огромное окно на втором этаже и угодили прямиком сюда. Пусто, ни души, только лёгкий аромат чего-то пряного и приятное касание мягкого ворса к пяткам.

Мирра стоял посреди комнаты и его обнажённое тело светилось в лучах крошечных светильников, затерявшихся в тяжёлых портьерах. Я лежала на гладком шёлке покрывала кровати и любовалась прекрасным львом. Жаль всё же, что кот, обративший меня, не принадлежал к моему прайду. Почему так получилось — я не знаю. Говорят, Мирра сам так решил. Именно поэтому, мы очень долго не виделись, до случайной встречи под дождём. И там, под стрелами молний, под оглушающие раскаты грома, произошёл ещё один взрыв. Внутри.

Я мгновенно вспомнила это лицо, тёплый свет жёлтых глаз и таинственную полуулыбку чувственных губ. И не просто вспомнила, а навсегда оставила в памяти, чтобы касаться незримых черт и ласкать призрачный облик.

Кот неторопливо приблизился и лёг рядом, положив ладонь на мой живот. Словно мириады взбесившихся мурашек устроили забег по коже.

— Щекотно, — прошептала я и нахлынула волной, слившись губами и всем остальным телом.

— Жаль, — пробормотал Мирра, с улыбкой озираясь, — как всё уходит.

Я промолчала: слишком много было того, что хотелось сказать. Если бы времени оставалось немного больше… Впрочем, к чему лукавить? Ещё десяток дней назад, когда не начался этот ад, я была уверена в несокрушимой бесконечности нашей жизни. Впереди лежали мириады граней, лет и приключений. Мирра, прости меня, но я, по-прежнему, не знаю, как выразить свои чувства.

— Пошли, — сказал кот и опёрся о моё плечо, — вот до чего дошло: кошка помогает мне передвигаться.

— Не обольщайся, — проворчала я, с удовольствием ощущая его терпкий аромат, — вы никогда не могли обойтись без нашей помощи. Самостоятельные львы — ха! Да никто из вас, здоровенных увальней, не способен поймать даже собственное ухо.

Дварра ожидал нас в гостиной — огромном зале с массивными колоннами в форме обнажённых женщин, поддерживающих свод купола. Вся мебель оказалась изломана, а ковры изорваны в клочья: похоже гиены успели побывать и здесь. Чёртовы отродья, напоминающие оживших глиняных истуканов — ни капли энергии, только омерзительно холодные тела и смертоносные когти!

Мирра осторожно отстранил меня и подошёл к высокому: в полстены, окну, расколоченному вдребезги и выглянул в сияющий солнечный день. На его красивом лице появилось мечтательное выражение, словно он сочинял одну из своих баллад. Я обожала слушать сочинения кота, но никогда в этом не признавалась, критикуя за цветастость слога и излишнюю слюнявость. Лев не обижался, а улыбался в ответ и легонько покусывал за ухо.

Торрин часто говорил, что Мирра — особенный лев и мне очень повезло. Тогда — в горах, когда одинокий странник встретил беспечную пастушку и намного позже, спустя сотни граней. Казалось, будто лицо путника, обратившего меня, навсегда забыто, но на балу, в честь открытия Звёздного Портала, я тотчас узнала и лицо, и чуть хрипловатый голос, так волновавший прежде.

— Вроде бы тихо. — сообщил Дварра, возникая в открытых дверях, — самое время отправляться. Я тут наметил тропку, которая позволит выйти к нужному месту, почти не пересекаясь с гиенами. Твою мать, я это сказал?! Порядочный лев вынужден скрываться от какой-то пакости, точно поганый человек! Когда я доберусь до этой твари, то вырежу у неё на лбу всё, что о ней думаю!

— Вряд-ли, — Мирра продолжал безмятежно рассматривать светило, — я видел Акку, уже после начала бойни — с ней что-то не так. Думаю, она изменила себя. Весь наш поход — просто исход потерянных котят. Торрин, по крайней мере, имеет определённую цель, достижимую его силами. Если бы он верил в возможность убийства Акки, то пошёл бы с нами.

— Заткнись, — проворчала я, понимая, насколько кот прав, — всё равно ничего другого не остаётся — не ждать же, пока нас прикончат, как всех остальных.

— Всё верно, — Мирра улыбнулся и повернулся ко мне, — лучше умереть в бою, чем ожидать позорной смерти. Жаль только…Ладно, веди нас отважный Дварра!

Мы вышли на улицу, окунувшись в палящий жар безжалостного светила и Мирра, опёршись о моё плечо, глухо застонал. Дварра, неторопливо прошёл мимо нас и остановился посреди пустынного проспекта, всем своим видом изображая презрение к возможной опасности. Кот засунул руки в карманы и покосившись на меня, подмигнул.

А я точно провалилась в неощутимое окно, ведущее в это же место. Вот только память дорисовала толпы людей, спешащих по своим делам, яркие автомобили, степенно катящие по гладкой блестящей поверхности и одиноких львов, в окружении свиты. Мне никогда особо не нравились оживлённые улицы центра, но сейчас что-то внутри болезненно сжималось от понимания: прошлое ушло навсегда и уже никогда не вернётся.

Те грязные оборванцы, которых мы вытаскивали из подземелий, ничуть не походили на красиво одетых существ, населявших опустевший город прежде. Можно подумать, смена места жительства на смрадные тёмные норы, хоть как-то повлияла на их безопасность. Впрочем, да — теперь они дохли ещё и от эпидемий, вызванных теснотой и отсутствием солнечного света. Глупцы!

Я коснулась рукой лба и яростно потёрла его, словно пыталась стереть из памяти…Что? Вот огромная котловина стадиона и целое море разноцветных флагов, возвещающих начало ежегодной олимпиады. Молодые люди взволнованы и их глаза возбуждённо сверкают, когда кто-то из львов подходит приласкать своего фаворита.

Мой игрок — красивый загорелый мальчик с длинными чёрными волосами, заплетёнными в косу, опускается на колено, прижимаясь к моей ладони. Я поднимаю его и целую в губы, ощущая содрогание мускулистой груди. Мощное тело, блестящее от ароматических масел, прижимается ко мне, и я ощущаю возбуждение молодого человека.

После победы, мы целый месяц жили в небольшой вилле, в излучине реки, пока мальчик сам не попросил оказать ему милость. Я подарила юноше бессмертие, отдав опустевшее тело огню.

Всё разрушено. Всё пошло к чертям. Сначала исчезли люди, а затем эта долбанная сучка начала возводить проклятые купола и пропадать в Питомнике, готовя нашу погибель. Кулаки сжимались от бессильной злобы, стоило вспомнить, как легко удалось нас всех обмануть.

Акка сама предложила организовать общий сбор и судить её за убийство вожака Прайда. К тому времени сучка уже успела достать всех своими закидонами, поэтому в столицу съехались почти все львы грани. Никто не сомневался в решении Совета усыпить бешенную тварь и не ожидал каких-либо неожиданностей. Несколько непонятным, для всех, правда, был выбор места суда — на площади Аккиных куполов — сооружений непонятного назначения.

Мы стояли недалеко от центрального, самого большого, купола и Мирра заметил, что непонятные штуковины здорово уродуют центр города. Торрин промолчал, но его физиономия окаменела. Кажется, лев подозревал некий подвох и единственный, из присутствующих, имел оружие.

Стена постройки дрогнула и разошлась, выпустив на площадь странную процессию, с Аккой, во главе. Следом шли десять членов Совета, но их облик причудливо изменился, словно львы перестали быть собой. Воздух, вокруг мощных тел дрожал, а в неподвижных глазах застыла пустота.

Отступница обвела взглядом всех, собравшихся на площади и вдруг громко расхохоталась. Нечто ужасающее наполняло её хохот и потрясённые дикой пантомимой, мы пропустили тот момент, когда малые купола изрыгнули наружу своё кошмарное содержимое.

Тысячи гиен — тощих жилистых созданий, чьи клыки и когти могли полосовать наши тела, а рефлексы почти не уступали львиным. Однако даже самый слабый кот мог бы справиться с отвратительной тварью, если бы не пара нюансов.

Именно в тот день, наше главное достоинство — бесстрашие, обратилось против нас. Там, где нужно было отступить и объединиться, львы атаковали в одиночку, погибая под грудами серых тел. И второе: чёртова сука не осталась в стороне от учинённой бойни, а приняла в ней активное участие. У гадины и её свиты было оружие, а у нас — нет.

Если бы не Торрин, все мы остались бы там.

Некоторое время нам пришлось работать вместе, расследуя исчезновение людей, поэтому мы могли оценить и точность его суждений, и молниеносную реакцию. Торрин возглавил нашу группу, дав возможность вырваться из центра мясорубки и укрыться в одном из дворцов, на окраине. Тогда нас ещё было семеро, но Лааву, Соли и Калина убили во время той неудачной попытки прорваться, когда пострадал Мирра.

Я покосилась на кота, и он усмехнулся своей обычной, слегка рассеянной, улыбкой. Когда я на миг представила, что его может не стать, у меня всё внутри заледенело. Эти глаза, усмешка и нежные касания ласковых пальцев…Акка, будь ты проклята!

— Вроде всё спокойно, — буркнул Дварра, покачиваясь с пятки на носок, — у нас есть какой-нибудь определённый план или мы просто встретим ближайшую группу гиен и попросим отвести к хозяйке? Мол так и так, желаем её прикончить.

— Шутник, — хмыкнула я, — мы же уже обсуждали: есть всего два места, где она может быть — Звёздный портал и купола. Выбор невелик.

— Идём к порталу, как и собирались, — Мирра осторожно снял руку с моего плеча и сделал пару шагов, — боюсь, до куполов я не доберусь.

Дварра шагал впереди, насвистывая нечто, смутно знакомое, точно привет из прошлого. Кажется, эту мелодию я слышала, когда на здешнюю грань приезжала какая-то кошка, очень популярная в центральной оси. На открытой площадке, за городом, собралось столько львов и людей, сколько я прежде никогда не видела. Однако тишина стояла полная, словно все разом затаили дыхание. И в этом безмолвии нежный голос львицы лился в небеса, подобно звону серебряных капель водопада. Аккомпанемент настолько сливался с пением, что казался всего лишь его частью.

Картина полыхнула перед глазами, и я попыталась её удержать, остановить прошлое, сгинувшее в темноте и холоде. Тщетно. Фигуры, лица и голоса легко ускользнули сквозь пальцы, ушли в плиты дороги, развеялись порывами жаркого ветра. Похоже, Мирра уловил часть пропавших образов и легко коснулся пальцами моей ладони. На осунувшейся физиономии появилась ободряющая усмешка.

— Всё ещё будет хорошо, — тихо сказал он, сильно припадая на раненую ногу, — ты будешь счастлива и вновь ощутишь краски жизни. Когда всё закончится, я нарисую ещё один портрет. Думаю, получится намного лучше.

Я посмотрела на него и наши взгляды встретились, по-прежнему вызывая ощущение тёплого взрыва внутри. Невысказанные слова, как обычно, жгли язык, и я опять ощутила неуверенность, пополам с нервозностью. Почему это так сложно?

Невысокие дворцы окраин начали сменяться человеческими постройками, давным-давно заброшенными своими бывшими обитателями. Какие-то пакеты и ящики, явно собранные в дикой спешке, продолжали лежать у распахнутых настежь дверей, превращаясь в неразборчивые груды мусора. Люди бежали под землю, позабыв подготовленную утварь, да и саму прежнюю жизнь тоже. Как можно было променять солнце и ветер на душные смрадные переходы? Люди…

Дварра замер у огромного куполообразного куста, поросшего небольшими жёлтыми цветами и поднял вверх сжатый кулак, подавая нам знак. Но я уже и сама могла слышать топот множества ног, доносящийся откуда-то из лабиринта, сообщающихся двориков. Знакомый звук. Под его аккомпанемент я отступала к нашему укрытию, так и не сумев отыскать ни единой возможности вырваться из города, обратившегося в мышеловку.

Кот, замерший у куста, внезапно отступил на шаг назад и повернул голову в сторону каменного моста, переброшенного через канал. Точно, и оттуда тоже. Проклятые твари, да откуда же вас столько?!

— Ты действительно веришь, что нам удастся хотя бы подобраться к ней? — негромко поинтересовался Мирра, опёршись о стену здания, — Зебба, послушай милая, мы не сможем убить Акку. И проблема вовсе не в полчищах гиен. С ней что-то не так.

— Ты уже говорил, — похоже, мой любимый кот совсем сдал, — да я и сама не слепая.

— Нет, не то, — он тихо рассмеялся, — дело не в том, что она сотворила с собственным телом, дело в самой кошке. Прежней Акки больше нет. Та, которая осталась — кто угодно, но не Акка.

— Ты — бредишь, — я продолжала прислушиваться, наблюдая за поведением Дварры, — и кто же она?

— Не знаю. А прежняя Акка…Мы были близки очень долгое время. Сначала я ассистировал ей в проекте «Лев» и сотрудничал с её мужем по проекту «Волк».

Я изумлённо уставилась на кота, позабыв про топот гиен и грозящую нам опасность. Этот его рассказ…Это же было ещё в Сердце Льва, нашем прамире! Лев невесело улыбнулся.

— Да, милая, я, действительно, настолько стар. Так вот, я хорошо помню все изменения, которые происходили с кошкой. Ещё бы не помнить, — он покачал головой, — сначала пытался склеить разрушенный союз с Веередом — её мужем, но вместо этого сам сблизился с ней. Тогда мы ещё были обычными людьми…Ну, не морщись, дорогая. Знаю, как неприятна эта тема, для тебя. Мы были любовниками до обращения и очень долгое время, после.

Кажется, Дварра прислушивался уже не столько к шагам гиен, сколько к рассказу Мирры. На его лице читалось недоверие, пополам с сомнением.

— Когда я встретил Акку на этой грани, то оказался несколько удивлён. Такое ощущение, будто кошка пережила очень сильное потрясение, но спрятала его глубоко внутри. Она даже не стала беседовать со мной, а лишь предупредила: никакие прежние связи её не интересуют.

— Ну да, — подал голос Дварра, — к тому времени сучку окружали только людишки.

— В том то и дело, она словно пыталась найти в них нечто: надежду, уверенность, веру, которые утратила в своём родном племени. А после смерти Лайала, похоже, даже эта надежда исчезла. Я видел её незадолго до нападения, когда она всерьёз восприняла собственную божественность. Внутри кошки осталась лишь серая муть, которой я прежде никогда не видел. Словно липкая грязь, способная испачкать тебя даже при лёгком касании.

— Хватит болтовни, — Дварра встрепенулся, — кажется, свободно.

Лев решительно двинулся вперёд и мне пришлось поддерживать Мирру, который явно не смог бы выдержать заданный темп. Наш путь пролегал вдоль одного из каналов, рассекавших человеческий район на жилые кварталы и зону старых, заброшенных дворцов. Мы не стали восстанавливать большинство древних построек, оставив их во власти безжалостного времени и лишь несколько, самых величественных зданий отреставрировали. Тот дворец, где мы скрывались, Мирра специально обустроил для наших встреч.

Прозрачная вода канала лениво, словно нехотя, отражала редкие облака высокого неба и ослепительный шар неподвижного светила. Изредка в журчащем потоке возникали круги от любопытствующих рыбок и казалось, будто вся эта идиллия сохраняется повсюду. Если бы! Целидар превратился в смертоносную ловушку, прикрытую пасторалью солнечного дня.

— Сюда, — Дварра свернул на узкий деревянный мостик без перилл, — пройдём по развалинам, а там — ещё один мост и практически логово гадины. Думаю, этот путь выдержит даже твой ковыляющий друг.

— Заткнись! — рявкнула я и повернулась к Мирре, — ты как?

Кот пожал плечами. Кажется, ему удалось зарастить большую часть ран, но кожа оставалась холодной, точно снег, а походка выдавала неуверенность. Где же эти чёртовы люди, когда они так нужны?!Отвлечься, нужно отвлечься…

— Скажи, — я опустила руку, обняв льва за поясницу. Так не слишком бросается в глаза его немощь, — почему ты бесконечно долго избегал встреч со мной? Неужели у тебя не было желания заиметь в прайде такую очаровательную кошку?

Колючие кусты, с жёлтыми гроздьями соцветий, испускающими одуряющий аромат, расступились и мы оказались у портальной колоннады огромного дворца, до того облизанного временем, что он стал напоминать замшелый холм. Статуи у входа, поддерживающие каменный блок с неразборчивой надписью и вовсе походили на куски древних скал. Те самые развалины, которые упоминал Дварра.

— Трудно объяснить, — Мирра осторожно пожал плечами, — когда я первый раз увидел тебя, у меня внутри словно появилось нечто горячее и живое. Я не смог расстаться с той плясуньей, которую встретил на солнечной горной лужайке и подарил ей самое дорогое, что у меня было — возможность стать львицей. Но Зебба, — он замер, вглядываясь в моё лицо, точно впитывал его черты, — есть определённая связь между нами, которую не способна разорвать даже смерть. Уходит один, а следом — другой. Я не могу позволить себе умереть, зная, что обрекаю свою любимую на неминуемую гибель. Но есть способы уничтожить или ослабить узы.

— И ты…

— Я сделал всё, что было в моих силах.

— Но я не боюсь смерти!

— Знаю. Никто из нас не боится, однако я не позволю тебе уйти следом за мной. Ты будешь жить.

— Вы идёте? — Дварра откатил глыбу, преграждавшую путь и раздражённо оскалился, — ваша бесполезная болтовня успела стать притчей во языцех и навязла на зубах!

Я провела пальцами по бледному лицу Мирры. Мой милый лев! Как сказать тебе о моих чувствах? Все эти потерянные годы, когда мы могли быть вместе. Связь…Мы читали мысли друг друга и секс с любимым не походил ни на что, испытанное с остальными хищниками. Смогу ли я жить, если его не станет? Захочу ли?..

— Пошли, — мягко произнёс лев и коснулся моих губ своими, обжигая холодом приближающейся зимы.

Внутри развалины ещё больше напоминали заброшенную пещеру, странными зелёными верёвками, опускающимися из дыр в потолке и шевелящимся мхом на стенах, пожравшим ошмётки былого декора. Под ногами хрустели сгнившие в труху доски пола и какие-то шустрые насекомые норовили удрать в тёмные углы. Колонны, некогда поддерживавшие свод, покосились, а некоторые и вовсе рухнули, погрузившись в остатки деревянного покрытия.

Дварра лёгкой тенью скользил в изумрудном полумраке, наполнявшем развалин, временами останавливаясь, чтобы прислушаться. Зря он это. Нет тут никого. Гиены окружали Целидар или бессмысленно блуждали по центру столицы, словно воля, управлявшая ими, на время, перестала действовать. Может быть Акки здесь нет, и мы понапрасну рискуем, пытаясь добраться до мерзкой твари?

Кто может дать ответ на этот вопрос?

Мы выскользнули наружу через узкую щель в стене дворца, отмахиваясь от бледной вязкой паутины, напоминающей забытые кем-то дырявые кружева. Пришлось прыгать с осыпающегося уступа на пологий склон, который ржавым металлическим мостиком соединялся с каменной набережной противоположного берега. Здешние человеческие постройки выглядели получше остальных — элита аборигенов, люди, прислуживавшие нашим. Вечная человеческая глупость — деление ни какие-то нелепые классы и группы, со своими законами, привилегиями и прочей, совершенно непонятной, ерундой. Никогда не могла понять этого: одни пресмыкаются перед другими из-за некоего высокого статуса. С нашим приходом ситуация сильно изменилась, но до конца изжить старые правила мы так и не смогли. Что теперь творится в обществе этих тупых закомплексованных животных боюсь даже предположить. По слухам, они создали некий орган управления, подобный нашему совету, но лично мне кажется — рано или поздно сильный лидер подомнёт под себя все подземные норы.

Дварра уже успел перебраться на противоположный берег и там внимательно изучал двухэтажные особняки, обнесённые высокой оградой. Вроде бы тихо. Под тихое журчание воды, бурлящей среди коричневых ферм опор, мы преодолели канал. Дварра казался встревоженным, точно некая мысль не давала ему покоя.

— О чём задумался? — спросила я, — собираешь разбежавшихся тараканов?

— Здесь — самое удобное место для засады, — кот потянул носом, — нет места для манёвра и некуда бежать. Ещё прошлый раз об этом подумал.

— Так в чём дело? — меня разобрал смех, — давай побыстрее уйдём в местечко, не так похожее на ловушку. Вечно вы коты ударяетесь в рефлексию, когда нужно действовать. Вот помню…

— Запах, — оборвал меня лев и выпустил когти.

Дерьмо! Я слишком поздно отделила знакомую вонь от аромата цветущих деревьев. То ли успела принюхаться, то ли просто отвлеклась.

В ту же секунду всё и произошло. Не было ни воплей, ни рычания, лишь топот босых ног со всех сторон. Я обернулась: серые тени, одна за другой, покидали развалины дворца и мутным бурлящим потоком неслись по мосту. Другие выпрыгивали из окон человеческих особняков, мелькая между белых, от цвета, деревьев. Много, очень много.

— Не уйти, — коротко сказал Мирра и выпустил когти.

— Посмотрим! — Дварра оскалился, — вперёд.

Скорее всего, он и сам не верил в успех: похоже западню готовили загодя, стараясь учесть все варианты, уж больно слаженно действовали гиены. Тем не менее, ещё не один лев не сдавался, даже перед заведомо превосходящими силами противника.

Мы промчались по крошечной узенькой улочке, превращённой в тоннель вьющимися растениями, облюбовавшими ограды домов и металлические арки над головами. Какая то гиена попыталась свалиться на нас сверху, но Дварра, даже не останавливаясь, презрительно отшвырнул мерзкую тварь, проделав дыру в старом дереве ограды. Мы не замедлились, но я отлично понимала: бежать в таком темпе Мирра долго не сможет.

И точно. Вот чёрт! Лев остановился и махнул рукой: мол, продолжайте без меня. Ну конечно, так я и послушалась! Видимо осознав наше отсутствие, Дварра замедлил шаг и оглянулся. Ему хватило одного взгляда, для осознания, происходящего: переулок наполнялся серой нечистью, бурлящей, точно грязный поток стаявшего снега.

Дварра метнулся назад и в ту же секунду волна смердящих жилистых тел захлестнула нас с головой. Гиены почти не отличались от деревянных манекенов отсутствием энергии и вязкой хренью, вместо обычного мяса. Однако, в отличие от безжизненных чучел, эти гады пытались нас прикончить.

Клыки и когти со знакомым блеском смертоносного треспа — вот и всё, что я успевала заметить, полосуя омерзительную плоть нападающих и ощущая дикую боль в тех местах, где врагам удалось достать меня. Мирра был где-то рядом, слева от меня, но я не могла видеть его, а лишь ощущала глухие удары в толпе скалящихся гиен. Второй кот орудовал далеко впереди и звуки ожесточённого сражения исходили именно оттуда.

Можно было попытаться выскользнуть наружу, меняя тактику на серии внезапных атак, но для этого пришлось бы оставить Мирру одного. Нет! Держись, милый! Боль множества укусов и порезов пыталась укачать меня в лодке беспамятства, но я сумела удержать плывущее сознание, пока первая волна гиен не отхлынула назад.

Отгоняя дымку, застилающую зрение, я проводила взглядом убегающих тварей и огляделась. Не меньше трёх десятков неподвижных серых тел, и Мирра замерший, опёршись на колено. Голова льва была низко опущена, а пальцы сжаты в кулаки. Кот попытался встать, однако ноги предали его, едва не опрокинув на трупы поверженных врагов. Я подхватила любимого и подоспевший Дварра помог поднять его на ноги.

На физиономии Дварры впервые отсутствовала, так раздражавшая меня, ехидная ухмылка и проступало нечто, подобное сочувствию.

— Как ты? — спросила я Мирру, но он лишь покачал головой. Из полуоткрытых губ вырывались облачка синего дыма. Такие же, только плотнее, окружали глубокие раны на теле кота.

— Уводи его, — приказал Дварра и расправил плечи, поглядывая через моё плечо, — у вас осталось не так уж много времени, пока…

Он замолчал и в уголках тонких губ внезапно пролегла резкая складка. Казалось, мой спутник внезапно постарел на несколько тысяч лет. Только сейчас я заметила широкую рану в его груди. Синий туман бурлил в разрезе, словно мне открылась бездонная пропасть. У всех нас истекали последние мгновения.

Я обернулась: гиены продолжали нерешительно топтаться в паре десятков шагов от нас, яростно сверкая голодными глазами. Казалось, твари чего-то ждут. Точно: из-за деревьев донеслись повизгивающие вопли — к нашим врагам спешило подкрепление.

— Идите, — повторил Дварра и широко ухмыльнулся, — когда я убью их всех, обязательно вернусь и непременно трахну тебя!

— Буду ждать, — совершенно серьёзно ответила я и поцеловала хищника в засос, — попробуй только обмануть.

Кот расхохотался и выпустив когти, неторопливо направился в сторону гиен, переминающихся с ноги на ногу. Кажется, твари начали медленно пятиться. Я ощутила боль внутри: ещё один лев уходил и уходил навсегда. Больше никогда мне не слышать его дурацких шуток, наглого хохота и не обрывать назойливого ухаживания. Всё плохое исчезнет, растворится. Останется лишь хищник, бесстрашно шагающий навстречу смерти.

— Пошли, милый, — я почти несла Мирру, опирающегося на моё плечо. Голова кота безвольно раскачивалась из стороны в сторону и синий дым продолжал сочиться сквозь губы. Так мы далеко не уйдём. Нужно отыскать место, где я смогу спрятать любимого. Что дальше? Я не знала и сама. Наше время, действительно, заканчивалось.

Скрипнула дверца в ограде, безвольно покачиваясь на ветру, и я почти вбежала во двор белый, от осыпающегося цвета. Лепестки летели в прозрачном воздухе, падая на волосы и лицо, а запах зрелой весны пронизывал всё вокруг. Жаль, что нам здесь не оставалось места.

Ударом ноги я выломала резную деревянную дверь двухэтажного особняка и втащила Мирру внутрь. Когда я посадила льва у стены, он сумел открыть глаза и мутным взглядом нащупал моё лицо. Белые, точно горный снег, губы приоткрылись, но вместо слов наружу вырвался только бледный клуб голубого дыма. Судороги внутри мешали говорить, и я лишь опустилась на колени, пытаясь согреть ледяные ладони в своих.

Где-то за стенами нашего убежища оглушительно взвыли десятки глоток и грозное рычание Дварры громом раскатилось вокруг. Однако боевой клич льва становился всё глуше, пока и вовсе не умолк. Всё, наш товарищ навсегда покинул нас и теперь лишь смерть оставалась снаружи, терпеливо ожидая того момента, когда она сможет собрать последнюю жатву.

— Зебба, — тихо сказал Мирра, лаская моё лицо прояснившимся взором, — я всё время возвращаюсь к тому моменту, когда первый раз увидел тебя. В моей жизни было много ярких событий, но такого — никогда. Не помню уже, как я оказался в тех горах и почему свернул на ту тропу. Но именно там я услышал голос молодой девушки так самозабвенно поющей песню о весне и возрождении. А потом — горный луг, цветы, небо и солнце…Словно небывалый, фантастический фон для танца прелестной танцовщицы, больше похожей на видение из сказки. Трудно было удержаться и не поучаствовать в чудесном представлении. Девушка не удивилась и не испугалась, когда незнакомец начал играть на флейте, а её танец стал ещё прекраснее. Когда он завершился, я понял одно: незнакомка заслуживает самого большого подарка из тех, которые я мог ей дать. И ещё, — он замолчал, а я замерла, не в силах вымолвить ни слова, — со мной случилась вещь, о которой я, до этого момента, лишь слышал. Я полюбил. Полюбил навсегда. Я люблю тебя, Зебба.

Рыдания перехватили моё горло. Я прижалась щекой к его ледяным пальцам. Что я могу сделать для своего любимого? Как я могу уберечь его от неминуемой гибели?

— Мирра, — глухо сказала я, — милый. Я тоже…

И вдруг, меня словно пронзила огненная игла: та струна, которая постоянно дрожала внутри, то раздражая, то принося немыслимое удовольствие, разорвалась. Исчезла связь, соединявшая нас. Умерла часть меня, и тьма заполняла то место, где прежде сиял тёплый свет близости.

Я испуганно подняла голову: Мирра продолжал сидеть, привалившись к стене и глядя на меня, но свет навсегда покинул его красивые глаза, а бледное лицо окаменело, превратившись в безжизненную маску.

Не-ет! Нет, нет, нет…Не может быть!

Мой любимый, мой единственный…

Мирра умер.

И я умерла вместе с ним, ощущая, как ледяная стужа вползает внутрь, уничтожая всё, некогда бывшее Зеббой, превращая её в манекен, лишённый души. Только боль продолжала пульсировать внутри, словно всё мироздание стало этой болью и вошло в меня. Я глухо завыла, прижимаясь к неподвижной груди льва. Больше не оставалось ни единой причины оставаться в живых, продолжать никчемное существование, лишённое всякого смысла.

Или нет?

Возможно я должна была сделать одну вещь, перед тем, как отправиться следом за любимым?

Акка.

Попытаться добраться до мерзкой суки или умереть в бою, как и подобает льву.

Слёзы, сплошным потоком, катились по щекам, когда я коснулась холодной щеки и тихо прошептала:

— Мирра, мой любимый, прости глупую кошку. Я так долго тянула с признанием. Я опоздала. Но позволь я скажу это, хотя бы сейчас: я люблю тебя, мой милый…

Тело льва ослепительно вспыхнуло, но я не стала закрывать глаза, как это обычно делают во время погребального ритуала. Мне хотелось до последнего мига видеть лицо любимого, навсегда запечатлев его черты в памяти. Так мне будет легче умереть…

Медальон кота я поцеловала и повесила рядом со своим. Хоть так, но мы продолжали оставаться вместе. Ноги дрожали, отказываясь повиноваться, а поток слёз не уменьшался, словно где-то, внутри меня, начался бесконечный дождь, падающий в чёрную бездну из мрачных туч, закрывших небосвод моего будущего.

Да его и не было. Оставалась лишь Акка, которую я должна была убить, отомстив за всех наших. Убить, или умереть.

Сломанная дверь хрустнула под каблуками, когда я вышла на высокое крыльцо, залитое безжалостным светом равнодушного светила. Почему вселенной наплевать на моего любимого? Почему продолжает светить солнце, дуть ветер, а весна, как и раньше срывает лепестки с ветвей? Почему продолжается жизнь, если мой единственный покинул этот мир?

Вытерев слёзы, я изменила одежду: теперь на мне был блестящий белый брючный костюм, туфли на высоком каблуке и длинный серый шарф, развевающийся на ветру. Когда львица идёт на смерть, она должна выглядеть идеально.

Они были здесь. Ждали меня. Двор, перед входом в дом, сад цветущих деревьев и пространство за оградой — всё просто кишело этой мерзостью. Однако никто из отвратительных тварей не решался пересечь некоего рубежа, точно вокруг меня вдруг возникла непроницаемая, но прозрачная стена.

Тем не менее, меня это совсем не заботило, да и на гиен я почти не обращала внимания. Я не могла оторвать взгляда от высокой фигуры в светлых свободных одеждах, замершей там, где скопление серой гадости было самым плотным. Белые волосы заплетены в толстую косу, переброшенную через плечо, а идеальное лицо несёт печать космического равнодушия и превосходства.

Гадина, безжалостно опустошившая эту грань. Предавшая свою расу. Погубившая моего Мирру!

Акка.

В пределах моего прыжка.

Но я не стану полагаться лишь на прямой контакт. Перед смертью нужно обязательно забрать дрянь с собой.

Рукоять треспа удобно расположилась в ладони. Вообще-то это — оружие ближнего боя, но Торрин научил меня, как правильно метнуть клинок, чтобы поразить цель на расстоянии. Лев, посмеиваясь, упомянул навыки, оставшиеся ещё с тех давних времён, когда он был спецназовцем, уж не знаю, что это означает.

Торрин! Сердце сжалось, и я метнула тресп, одновременно швырнув тело вперёд. Время замедлилось и пролетая над беснующимися гиенами, я хорошо видела, как оружие приближается к груди неподвижно замершей кошки и…Пролетает сквозь неё! Однако, удивление продлилось не очень долго: в следующий миг ослепительный разряд, с громоподобным треском, прервал мой полёт, обрушив в толпу расступившихся гиен.

Секундного ошеломления оказалось вполне достаточно, и мерзкие твари облепили меня со всех сторон, прижимая руки и ноги к пыльным плитам двора. Всё было кончено, я так и не смогла отомстить за павших братьев и сестёр. Простите меня, я сделала всё, что могла. Простите и прощайте.

Но смерть не очень торопилась принимать проигравшую кошку в свои объятия. Гиены, окружившие меня плотной шевелящейся зловонной толпой, точно ожидали чего-то, возможно, приказа. Потом по их стаду прошла волна и твари начали спешно отступать, освобождая проход. Остались только те, которые удерживали мои руки и ноги.

В образовавшееся свободное пространство неспешно ступила Акка. И тут до меня дошло: сучка намеревалась собственноручно прикончить последнего выжившего льва. Криво ухмыляясь, я посмотрела в её странно затуманенные глаза. Одного у этой гадины не отнимешь: как была, так и осталась самой красивой львицей из тех, кто мне встречался.

Кошка остановилась в двух шагах.

— Чего ждёшь? — поинтересовалась я, — давай уже, заканчивай…

— Торрин сумел добраться до Питомника, — отстранённо, словно разговаривала сама с собой, произнесла Акка, — и нашёл, как запустить блок предохранителей. Очень скоро все мы, и я, и дети, отправимся в купола и ляжем спать, а эта грань закроется. Навсегда.

— Что с Торрином? — я попыталась вырваться, но мерзкие твари крепко удерживали руки и ноги.

— Торрин погиб, — глухой рык сам по себе прорвался из моих сжатых губ, — мне очень жаль.

— Жаль? — я скрипнула зубами, — может быть тебе жаль и остальных? Всех тех, кого убила ты и твои уроды? Ты ещё поплачь! Поплачь над моим Миррой, гадина! Не велика ли цена, за одного долбанного человечка?

— Лайал, — лицо Акки странно потемнело, — это был хороший, очень чистый мальчик. Последнее, удерживавшее меня от падения. Когда мальчик понял, что со мной происходит нечто неладное, то сразу отправился к моему вожаку и всё ему рассказал. Вместе они наведались в Питомник, а потом пришли ко мне, за ответами, — львица медленно провела ладонью по лицу, — и я убила…Убила обоих.

— Так это ты убила своего Лайала? — я не могла поверить.

— Не я. Нечто внутри стремилось уничтожить последний барьер, который сохранял меня львицей. А потом тьма заполонила всё и остались лишь голоса, голоса…Та Акка, которой я была прежде, исчезла, ушла навсегда. Я могу лишь иногда ощущать её гнев, бешенство и сожаление об убитых собратьях. И ей очень жаль твоего Мирру. Прости.

Теперь я это видела очень хорошо: изменилась даже манера говорить, а голос прыгал так, словно со мной вела беседу не одна, а сразу несколько кошек.

— Что случилось с тобой? — почти прошептала я, — что случилось с той Аккой, которую я знала прежде?

Кошка прямо посмотрела мне в глаза и только сейчас я заметила одну странную штуку: в глубине её зрачков притаилась странная чернота, как тёмная тварь, скрывающая уродливое тело в ослепительных лучах светила. Словно некий монстр прятался, натянув на себя тело львицы.

— Это было давно, — очень медленно сказала Акка, — дошли слухи, дескать в центральной оси происходит нечто неладное и мы, с Шар, решили проверить. Неладное? — кошка саркастически хмыкнула, — хаос, вот как это нужно называть. А уцелевшие львы так и окрестили ту бойню: Война Хаоса. Я ещё застала последнюю схватку у стен Гордены, когда люди и львы, обезумев, рвали друг друга на части. В дыму и пламени энергетические орудия, я вообще не знала, что они уцелели, полосовали стены лучами. А потом пришёл зелёный туман, и я могла лишь порадоваться расстоянию, разделявшему нас. Дьявольская штука поглотила всех, и живых, и мёртвых и лишь вертолёты один за другим рушились в глубины облака, пока не осталось совсем ничего.

— Кто воевал и с кем? — я даже забыла о своём положении, — и почему никто никогда не рассказывал об этом ужасе?

— Кто воевал? Все против всех. Львы против львов, против людей, против всего живого. Но настоящий кошмар явился мне позже. Мы с Шариот проникли в башню портала и смотрели, как живых людей бросают в бездну Врат Крови, а львов рубят на куски и скармливают Горделям — какой-то генетически выведенной пакости. Самое страшное, я вдруг поняла, что мне начинает нравиться этот хаос и очень хочется стать его частью. Шар, тихая милая Шар, восторженно следила за казнью Земмы и смеялась, когда ещё живую кошку швырнули в пасть Горделя. Я постаралась удрать, пока безумие не успело полностью поглотить мой разум, а Шариот осталась. Больше я её никогда не видела.

Акка прервала рассказ и потёрла гладкий лоб. Потом посмотрела на меня так, словно пыталась вспомнить, кто я такая. Гиены оживились и начали подступать ближе, скаля клыки-треспы.

— Назад! — львица яростно помотала головой, — нужно торопиться, пока оно вновь не поглотило меня. Воспоминания о хаосе центральной оси преследовали меня едва не каждый день, и я начала бояться. Бояться соплеменников и того, на что они способны. И в один момент меня вдруг осенило: если львов не станет, кошмар не сможет повториться, — она глухо рассмеялась, — оказывается, всё это время, хаос и кошмар таились во мне самой. Когда я поняла это, то попыталась сопротивляться. Тогда появились провалы в памяти, во время которых я вообще не понимала, что делаю. В конце, когда дети уже были рождены, стало совсем плохо. Я успела создать систему контроля и тут же напрочь забыла про неё, пыталась отвести детей от вашей группы, но, вместо этого, устроила засаду. Акка уходит, Зебба, уходит точно так же, как ушли остальные львы этой грани. Но она может сделать ещё одну вещь. Последнюю.

Львица прижала сжатые кулаки к груди и её тело окуталось тёмно-фиолетовыми разрядами. В ушах зазвенело, и я ощутила расходящиеся створки граней. Гиены завыли и попятились, пытаясь удрать от светящегося обруча, повисшего в воздухе. Портал, открытый без помощи браслета! Нет, всё же сучка умела многое, недоступное остальным.

Меня подняли с земли и силой подвели к пространственной дыре. Внутри мерно покачивались высокие деревья и наступал вечер. Продолговатый скрученный листик медленно вылетел наружу, обосновавшись на моём плече.

— Пусть хотя бы один лев сумеет уйти живым, — глухо сказала Акка за моей спиной, — прощай, Зебба и ещё раз: попробуй простить ту Акку, которой я была. Она ни в чём не виновата.

— Это не помешает мне прикончить ту Акку, которой ты стала, — я попыталась обернуться и тут же мощный толчок отправил меня на другую сторону перехода.

Портал, вспыхнув, погас и я осталась одна в тихой прохладе вечернего леса. Единственная уцелевшая из всех львов грани. Заслуживала ли я этого? Не знаю. Я подняла голову к мерцающим звёздам в тёмном небе. Мирра, Торрин и многие другие, ушедшие навсегда, я запомню вас. Придёт время, и я отомщу Акке, кем бы она там не стала.

Сквозь глухой шум волнующейся листвы, я пошла в сторону восходящей луны.

Голоса во мраке

Я пошевелилась и мне показалось, будто окружающий мрак пошевелился вместе со мной. Жалобно звякнула цепь, обозначив прикосновение холодного металла к лодыжке. Проклятье! Голова всё так же заполнена серым упругим туманом; стоит на мгновение отвлечься от чего-то и тотчас напрочь забываешь о его существовании.

Пальцы пробежались по грубому металлу, окольцевавшему ногу и дальше: по короткой цепи, закреплённой толстым кольцом в ледяную стену, истекающую холодной влагой. Рука прошлась по шершавым камням, плотно пригнанным один к другому. Кажется, я пыталась расшатать кладку в том месте, где было кольцо…Не помню.

Я не помнила, как попала в эту обитель мрака и холода; не помнила, за какие прегрешения меня сюда поместили, но не это пугало больше всего.

Самый важный вопрос звучал так: кто я такая, вообще? Серый туман в голове напрочь отражал все попытки проникнуть даже в самый крайний слой памяти. Никаких болезненных ощущений — просто упругая подушка, равнодушно пружинящая под моими вопросами.

Кто я?

Как меня зовут?

Почему я здесь?

Кажется, какие-то люди уже заходили сюда. Из серого тумана прорастали неуклюжие фигуры в чёрных одеждах. Мы говорили? О чём?

Дьявол! Как я, хотя бы, выгляжу?! Красива или уродлива? Смешной вопрос, в данных обстоятельствах, но он, почему-то, интересовал едва ли не больше всех остальных.

Я осторожно провела пальцами по бёдрам, опускаясь всё ниже. Ого! У меня такие длинные стройные ноги и приятная, на ощупь, гладкая кожа. В подушечках пальцев возникло лёгкое покалывание, а я принялась за торс. Плоский живот, узкая талия и…У меня очень большая и упругая грудь! Хм, похоже с телом всё в порядке.

Кроме того — длинные шелковистые волосы, аккуратный прямой носик, маленькие ушки и пухлые губки. Судя по всему, я — настоящая красотка.

Внутри возникло приятное чувство: пусть я заперта в холодной непроглядной тьме и не могу вспомнить своего имени, но я — красивая женщина, полная сил!

Можно расслабиться. Я медленно опёрлась спиной о липкие камни, ощущая нешуточное раздражение: как они могли запереть такую красавицу в проклятой дыре?! Я кого-то убила? Странно, но мысль об убийстве не вызвала ни малейшего отторжения. Похоже, я действительно убивала, прежде чем, хм…

Что-то оглушительно лязгнуло и во мраке вспыхнул аккуратный прямоугольник, заполненный плывущими тенями. Я заслонилась ладонью от слепящего света, успев оценить свои аккуратные ноготки.

Два огромных неуклюжих мужлана ввалились в моё узилище и остановились в паре шагов. В руках одного был короткий изогнутый меч, расширяющийся к острию, а второй держал плоское деревянное блюдо, исходящее зловонным паром. Одутловатые физиономии, с торчащими во все стороны редкими волосками, казались странно женоподобными. На головах омерзительных гермафродитов белели высокие колпаки с кисточками, на верхушках.

Распутница! — проскрипел один из жиртрестов и поставил вонючее блюдо на пол, — даже подобные тебе имеют право на еду. Милосердие Шахиншаха не имеет границ.

— Что я сделала? — короткая цепь тотчас сбросила меня на пол, стоило сделать попытку встать, — почему вы держите меня здесь?

— Скажи спасибо, развратница, — толстяк криво оскалился и хлопнул пухлой ладошкой о ляжку, — что тебя не бросили в сырой зиндан, полный крыс! Милость правителя не имеет пределов.

Оба, выпучив глаза, некоторое время бессмысленно топтались на месте, а затем просочились в дверной проём и захлопнули дверь. Глухо лязгнуло и я вновь осталась во мраке и одиночестве. Не много же я получила ответов на свои вопросы. Правда получила целую прорву полезной информации: милосердие местного правителя не имеет пределов; я — распутница и развратница, а моя камера — ещё не самое худшее место. Прелестно!

Кроме этих, необходимых вещей, я узнала ещё кое-что, не столь важное. Кожа моего тела имела цвет чистого алебастра и была лишена каких-либо изъянов: ни родинок, ни прыщей, ни малейшей царапинки или волоска — ровная гладкая поверхность, такая приятная, на ощупь. Мои длинные волосы оказались абсолютно белого цвета, напоминая великолепный шёлк.

В общем, я несомненно отличалась от жирных уродов с их угреватой шкурой землистого окраса. Получается, я — не местная, а прибыла сюда…Откуда? Упругая серая масса, занявшая место моей памяти и не думала поддаваться. Я ткнула пальцем в лоб: ну же! Давай, вспоминай! Хоть, что-нибудь! Бесполезно.

После нескольких хлопков по влажным камням пола, пальцы коснулись края деревянного блюда. Да, похоже заключение продолжается весьма длительный срок: внутри образовалась неприятная пустота, которую вполне можно назвать голодом. Действительно, когда последний раз у меня во рту была пища? Поразительно, но идея засунуть еду в рот наполнила мысли беспокойством, пополам с отвращением. Какого дьявола? Все должны питаться.

На блюде лежали куски чего-то твёрдого и неприятно тёплого. Ни о чём не говорит. Просто возьмём одну из этих штуковин и попробуем…

Ф-фу! Вонь оказалась настолько отвратной, что я отшвырнула мерзко пахнущий кусок и пнула блюдо ногой. Оно прогрохотало по полу и упокоилось у противоположной стенки. Содрогаясь от отвращения, я отёрла осквернённые пальцы о влажные камни. Какой ужас! Лучше сдохнуть, чем питаться подобной дрянью.

— У меня появились соседи?

Голос, рядом с ухом, звучал так громко и отчётливо, словно говорящий находился рядом. В то же время, я могла поклясться — в камере никого, кроме меня не было. Тем не менее, страха не было и в помине. Только любопытство.

— А соседи, похоже, попались молчаливые. — в голосе промелькнула лёгкая насмешка, — или боятся разговаривать с незнакомцами в тёмном месте?

Я не удержалась и хихикнула. Мне понравился голос, звучащий в темноте: чувствовалось, его обладатель — сильный и уверенный, в себе, мужчина. Думаю, прежде мне очень нравились такие. Точнее, о своих прежних предпочтениях, я пока сказать не могла.

— Всё может быть, — только бы не рассмеяться, — место очень тёмное, а незнакомец — очень незнакомый.

— Итак, у меня — соседка, — оживился неизвестный, — и судя по голосу, очень даже симпатичная. Как зовут красотку с таким очаровательным голосом?

Хм, просто сыплет комплиментами. Понятия не имела, что у меня такой приятный голос. Тем не менее, ответить пока нечего. Самой бы кто сказал.

— С этим связана одна небольшая проблема, — пробормотала я, ощущая как затягивается молчание, — Я, вроде как, не помню своего имени. И ещё целой кучи других вещей. Честно говоря, моя память напоминает чистый лист. Я даже не могу объяснить, почему меня держат здесь и как я вообще сюда попала.

— Занятно, — пробормотал невидимый собеседник и надолго умолк.

Некоторое время я ожидала каких-то комментариев или вопросов, но он просто молчал. Потом, мало-помалу, до меня начало доходить. А если он принял собеседницу за психопатку? Или так оно и есть? Ведь неизвестно, сколько я торчу в этой непроглядной ледяной тьме. Долгое заключение в темноте вполне способно довести до безумия кого угодно. А пропавшая память — всего-навсего один из синдромов. Защита несчастного рассудка. От подобных рассуждений становилось жутко.

Сбрасывая цепенящие путы страха, я заставила себя встать. Потом, повинуясь неясному подозрению, начала ощупывать холодные бока камней на уровне головы. Где-то здесь исчезнувший голос слышался громче всего.

Ага, есть! Пальцы нащупали отверстие, такое крошечное, что и мизинец не всунуть. Но для голоса это — не преграда.

— Эй, — несмело окликнула я, опасаясь того, что и голос окажется всего-навсего порождением мрака и подступающего безумия, — ты ещё там?

— Вроде бы, — он хмыкнул, — ты прости меня за молчание. Просто думал кое о чём.

— Поделись. Давай думать вместе.

Он ещё раз хмыкнул, а потом я услышала тонкий звон. Знакомый звук. Точно такой же звон издавала моя цепь, стоило мне пошевелиться. Похоже мой новый знакомый тоже сидит на цепи.

— Видишь ли: я тоже не помню своего имени, — невесёлый смешок, — всё то же самое. Ну, почти. Я хоть помню, почему меня засунули в эту дыру.

— Ну и?..

— Ситуация не совсем понятная самому. Знаешь, сначала как серый туман, а потом — хлоп и я стою посреди красивого сада на мраморной площадке рядом фонтаном. Птички поют, цветы пахнут, и музыка тихая играет. А на ковре, передо мной, сидят три очаровательные девушки. Я, кстати, почему-то, абсолютно голый.

— А ты — красивый? — ну, не удержалась.

— Трудно самому судить. Наверное, всё-таки, да.

— Это хорошо. Люблю красивых мужчин. И голос у тебя приятный.

— Спасибо. Ну так вот: девушки увидели меня и начали верещать, что есть силы. И лица, зачем-то, закрыли. Музыка сразу умолкла, а со всех сторон повалили эти дуболомы-стражники с копьями. Даже не понял, как, но я их всех в бассейн побросал. И ушёл бы, но они на меня сетку набросили, притащили сюда и на цепь посадили. Такие дела.

— А со стражниками ты не пытался говорить?

— Я? Нет. Это они со мной беседы вели — пытались выбить признание, как меня занесло в тайный сад отдохновений их милосердного шахиншаха. Никто не видел, как я перелез через стену, а ворота под неусыпной охраной. В общем — непонятно. Дошло до того, что меня назвали оборотнем, которого принёс дэв. Для совращения жён повелителя. Нет, я бы конечно их совратил, если бы эти дуры не начали верещать. И дэв мой куда-то удрал. Стало быть, сожгут меня, как это и полагается делать с нечистой силой.

— О, чёрт! — вырвалось у меня, — когда?

— Ну, если на любезного правителя не снизойдёт приступ маразматического милосердия, то — завтрашним утром. Говорят, добрейший шахиншах обожает с утра пораньше любоваться зрелищем горящего на огне ифрита или джиннии.

— Это ещё кто?

Мой сосед тихо хихикнул. Похоже перспектива грядущего сожжения его не очень пугала. Странно. Впрочем…У меня самой, внутри, присутствовало удивительное ощущение собственной неуязвимости. Видимо заключение во мраке одинаково лишало рассудка.

— Наверное какие-то местные черти. Охранники не очень любят пояснять свои слова и выражения, но просто обожают отвечать пинками и ударами на любой лишний, с их точки зрения, вопрос.

Я вспомнила двух жирных големов и ощутила дрожь омерзения. Эти люди…Они были просто отвратительны!

— Какие-то они одинаково недоделанные, — неуверенно пробормотала я, — словно кто-то лепил из глины и у него никак не получалось.

Мой сосед оглушительно расхохотался и его смех оказался настолько заразительным, что я не удержалась, присоединившись к нему. Поразительно: мы были прикованы к стене в сырых холодных камерах, где отсутствовал даже самый ничтожный источник света, одного из нас ожидала ужасная казнь, а мы хохотали, будто ничего этого не было. Словно вот-вот стены рухнут, и мы окажемся посреди залитого солнцем сада, где прозрачный водоём отразит лучи светила, а Торрин потянется через моё обнажённое тело и возьмёт в руки неизменный блокнот…Какого?!

— Что-то случилось? — встревоженно спросил сосед, когда я резко прервала смех.

— Кажется, начала вспоминать, — неуверенно пробормотала я и потрясла головой, — какой-то сад, с бассейном и Торрин. Большой, мускулистый, с длинными белыми волосами. Мы, вроде бы, только закончили заниматься любовью.

— Это хорошо, — в голосе соседа мелькнула искренняя радость, — значит воспоминания начинают возвращаться. У меня — тоже, но это — настолько фантастично. В общем я не уверен: воспоминания ли — это вообще.

Пока он говорил, в голове, точно вспышка, появилось…Ух ты! Кто-то, не тот, кого звали Торрином, но тоже очень красивый, обнимал меня. Мы стояли под упругими струями тёплого дождя, и наша одежда промокла насквозь. Да я её вообще не ощущала, словно её и не было. Наши волосы перемешались, а руки непрерывно скользили по телу, словно маленькие зверюшки искали укрытие от ливня.

— Я давно хотел тебе сказать, — губы были так близко, — ты не представляешь, как давно…

— Не нужно, — я прервала его поцелуем, — я и так всё знаю.

Воспоминание прервалось.

— Попробуй рассказать о своей фантастике, — голова шла кругом и нужно было собрать мысли воедино и осознать увиденное. Воспоминания приходили такими, ослепительными картинками, что я словно проваливалась в них. После этого, возвращаться в холодный мрак становилось просто физически больно.

— Это — огромный город, с гигантскими зданиями и в каждом десятки этажей. Но выше всех — исполинские башни в центре города. Они такие высокие, что их верхушки спрятались в облаках. Вокруг странные штуковины, напоминающие стеклянные яйца. Кажется, раньше они могли перевозить пассажиров, внутри я вижу удобные кресла. Но сейчас они лежат на земле, разбитые, а некоторые горят и взрываются. Дома тоже охвачены пламенем, а улицы завалены обломками построек, мусором и неподвижными телами. Трупов очень много, некоторые из них почти не тронуты, а от других остались жалкие ошмётки.

Нарисованная картина казалась такой реальной, и я даже вздрогнула. Хоть… Мне тоже приходилось видеть нечто подобное. Какой-то старинный город, огромные красивые дворцы и отвратительная вонь, подступающая со всех сторон. Серые тени мелькают между колоннами. Их очень много и нас окружают со всех сторон.

— Не прорваться, — шепнул в ухо знакомый голос.

Я сбросила наваждение и прислушалась к рассказу соседа.

— Кажется со мной есть кто-то, — он задумался, видимо пытаясь вспомнить, — это — женщина. Очень красивая и очень злобная. А я влюблён в неё и выполняю все её приказы. Почти всегда. Мы прячемся за одной из разбитых машин. Кажется — это непривычно для нас: прятаться от опасности. Но чуть дальше, по улице шагают странные существа: они напоминают куски мяса, небрежно слепленные и поставленные на мускулистые лапы. На лапах блестящие когти, а из пасти торчат длинные клыки, из того же материала. Откуда-то мне известно: встреча с подобной тварью — верная смерть.

Чудовища неспешно ступают, одно за другим и их очень много. Твари непрерывно вертят головами, время от времени выбрасывая из пасти длинный язык, напоминающий слизистую верёвку.

— Жуть! — не выдержала я, — а та, которая была с тобой. Она осталась жива? Не помнишь?

Он молчал очень долго, и я уже подумала, что ответа не будет.

— Помню, — голос стал глухим и в нём прорезалась боль, — но лучше бы не вспоминал. Теперь я могу её видеть: она прекрасна! Великолепное тело, длинные, ослепительно белые волосы и лицо…Какое у неё лицо! Обычно она хмурит тонкие брови и надувает пухлые губки, но не сейчас. Сейчас она спокойна. Мертва. Я сам убил её странным клинком в форме древесного листа. Я…

Его голос прервался. О чёрт! Оказывается, воспоминания — это не всегда хорошо. Пытаясь пробудить память, можно нечаянно вызвать жутких демонов, притаившихся в её глубинах.

Вот и я встретилась с одним…Тот, с которым я целовалась под дождём, сидит у старой потрескавшейся стены. Тело его покрывают кошмарные раны, но это не я их нанесла. Смерть таится за стеной, ожидая моего выхода. И тогда я уйду, следом за остальными. Но мне не страшно. Мысли только об умирающем…Друге? Любовнике? Любимом? Слёзы катятся по щекам, и я сжимаю в ладони холодеющие пальцы, словно это может помочь.

— Я до сих пор помню, — вдруг тихо произносит мой друг и делает попытку улыбнуться, — как встретил тебя первый раз. Ты была так молода и красива. Полна весенней свежести, словно цветок. Ты танцевала на горном лугу и казалось солнце светит лишь на тебя. Когда я начал играть на свирели, ты не удивилась и не испугалась, просто постаралась соединить музыку и танец воедино. Прости, я так долго откладывал, что едва не упустил последний шанс. Я люблю тебя, Зебба. Я…

И он умирает. Рыдания душат меня, и я почти не в силах терпеть эту боль.

— Ты плачешь? — голос из-за стены тихий, едва различимый, — тебе больно?

— Это совсем другая боль, — я стряхнула набежавшие слёзы, — просто вспомнила своё имя. Меня зовут — Зебба.

— Значит, пришло время для знакомства. У меня тоже имеется пара воспоминаний и…

Дверь, с грохотом, распахнулась и давешние толстяки ввалились внутрь. Один выглядел изрядно помятым: похоже, его оторвали ото сна и выражение обиды на сморщенной физиономии смотрелось забавно. Второй, который раньше приносил блюдо с пищей, теперь сжимал лист бумаги, свёрнутый в рулон.

— Опять не ела, — констатировал сонный страж и подобрал грязное блюдо, — уже третий день. И ещё, кажется она не спит. Может — джинния?

— Предлагаешь доложить? — с сомнением поинтересовался второй, а потом развернул лист и осмотрел его, — судья очень не любит менять своё решение. А писцы меня поколотят, если им придётся переписывать всё, по новой.

-. Ладно, — сонный зевнул и махнул рукой, — давай, читай по-быстрому. А то уже поздно.

— Какое хоть время суток? — я осторожно убрала волосы с лица и вдруг осознала, что полностью обнажена, — а почему на мне нет одежды?

Охранники переглянулись и рассмеялись тонкими противными голосами. Их трясущиеся женоподобные тела показались мне омерзительной гадостью, заслуживающей лишь смерти. Да, я хотела наброситься на них и прикончить! Но, как-то по-особенному. Чувство голода, в этот момент, усилилось стократ.

— Значит, как гулять голышом по парку правителя, оскверняя взор визиря и его наложниц — одежда нам не нужна! — пропищал сонный, — а здесь, где твоя позорная нагота никому не интересна, вдруг вспомнила о приличиях? Хоть бы волосами лицо прикрыла, бесстыдница!

— А тебе не кажется, — вдруг пробормотал его напарник и начал оживлённо шептать в ухо, напоминающее рваный лист какого-то растения. До меня доносились только отдельные слова, — за стеной, волосы, оба. Иностранцы.

Впрочем, мне и этого хватило. Не дура же я, в конце концов. Похоже мой, не назвавшийся пока собеседник, напоминал меня. Ну а своё отличие от этих уродцев я могла оценить самостоятельно. Но, вот остальное? Голышом по парку правителя? Вот так ерунда! Стоп. Мой сосед тоже появился здесь полностью обнажённым. В голове звенело так, словно там поселилось семейство бешеных колокольчиков. Вот, вот…

— Всё это неважно, — чёртов стражник вмешался в тот момент, когда я почти вспомнила, — судья вынес приговор, и правитель одобрил его высочайшей подписью.

— Итак: приговор высочайшего беспутной и безнравственной женщине, осмелившейся, в нарушении всех норм, приличий и законов, указанных в святом Писании, появиться в людном месте, с непокрытым лицом. Второе преступление не столь значимое, посему милостивый шахиншах соблаговолил простить ту, которая появилась в его личном саду, без приглашения. Стало быть, наказание последует лишь за разврат и несоблюдение Святого Писания.

Они умолкли и переглянулись. Ну-ну, какое же тут наказание за развратное поведение?

— Распутница приговаривается к публичному побитию камнями. Милосердный правитель соблаговолил выдать преступнице одежду, которой она прикроет свой позор, на время казни. Также, в своей бесконечной милости, шахиншах разрешил не выставлять тело, после казни, на позорной стене и оно будет погребено в безымянной могиле для преступников.

Они это серьёзно?

— Ну, спасибо, — пробормотала я, — так много милосердия к такой опасной преступнице.

Иронии они не поняли. Жирдяй, со свитком, важно кивнул и свернул мой приговор. Второй, прижимая блюдо к животу, строго сказал, покачивая указательным пальцем:

— Сейчас вечер, распутная и у тебя имеется целая ночь. Возноси молитвы всевышнему. Проси его о величайшей милости. Возможно он смилостивится и согласится принять заблудшую душу в пресветлый чертог.

— Ну, если ваш всевышний столь же милосерден, как и шахиншах, — пробормотала я, пытаясь собраться с мыслями, — целая ночь…

Весёлая парочка, пихая друг друга животами, выкатилась в коридор, оставив меня во мраке и одиночестве. Я повернулась лицом к стене и прижалась лбом к холодным камням. В голове не укладывалось: неужели завтрашним утром меня не станет? А я ведь так ничего и не вспомнила. Лишь имя.

Имя! Мой сосед собирался назвать своё. Как ни странно, но это казалось неимоверно важным.

— Эй! — позвала я, — ты ещё здесь? Меня тоже казнят завтра! Забьют камнями, представляешь? За открытое лицо. Какое-то безумие!

— У людей много труднообъяснимых вещей, — отозвался сосед, странно отделив себя от всех остальных, — но вообще-то это не имеет ни малейшего значения.

— Ну да, — хмыкнула я, — ещё ночь и нам будет всё равно. Ненавижу, проклятых уродов!

— Погоди, — в голосе звучала странная сосредоточенность, как перед трудной схваткой, — понимаю, сейчас тебе будет очень сложно отвлечься, но попытайся вспомнить, как ты попала в парк правителя. Поверь — это очень важно!

Я присела на корточки, прижимая пальцы к вискам. Важно? Важнее завтрашней казни? Проклятье! Соберись, Зебба!

Перед глазами полыхали ослепительные зарницы: жаркий солнечный день, аккуратная тропка между ухоженными цветочными клумбами и громкий топот стражников. А вот и они, их много и все с обнажёнными саблями.

Ещё одна вспышка: какие-то фигуры, с головы до пят в чёрной мешкообразной одежде, удирают от меня с оглушительным визгом. Серый туман в голове рвался в клочья и всё больше слепящих взрывов открывали моё прошлое.

Вот и то, что нужно. Я замерла перед пылающим кольцом, внутри которого виден пышный сад и делаю шаг вперёд. В следующее мгновение невидимая плеть хлещет по глазам, а голова разлетается на куски.

— Точно! — в голосе собеседника звучало явное облегчение, — теперь понятно…Это же надо, такое совпадение! Один шанс на миллиард, и он выпал именно нам! Пересечение порталов в одной точке. Надеюсь, никто больше не пострадал.

— Ты это о чём? — я ни черта не могла понять, — какие порталы? Какой шанс? Что произошло?

— Мы, с тобой, попыталась выйти в одном месте здешней грани и сработал какой-то защитный механизм, вызвавший временную потерю памяти и почти всех возможностей. Немного подожди.

Он умолк. Я позвала, но никто не откликнулся. Я осталась совсем одна. Дерьмо! Полученные ответы оказались хуже вопросов. Ну и да, он так и не представился.

Что-то затрещало и до моих ушей донеслись отдалённые крики. Сначала одинокие, а затем превратившиеся в настоящий хор диких воплей. Кто-то пробежал совсем рядом и взвизгнув, упал. За стеной происходило нечто непонятное.

Внезапно дверь в камеру хрустнула и улетела наружу. На пороге стоял красивый беловолосый парень в свободной чёрной рубашке и тёмных брюках, заправленных в сапоги, на шнуровке. На шее незнакомца висел блестящий медальон с головой льва.

Вот дьявол!

Я провела рукой по груди. И как я могла не обращать внимание? Словно помрачение нашло! У меня тоже было такое украшение, но с головой львицы.

— Кошка, — кивнул парень, — так я и думал.

— Мне не нравится, как это звучит, — проворчала я, поднимаясь.

— Хорошо, львица Зебба, — он отвесил мне короткий поклон, — позволь мне, в конце концов, представиться: лев Серра. Ты, кстати, не желаешь избавиться от ненужных украшений?

Львица! Как я могла забыть? Я раздражённо сорвала металлическое кольцо с лодыжки и восстановила любимую одежду: блузу, с треугольным вырезом до пупка и облегающие штаны. Туфли? Пусть будут открытые, на высоком каблуке.

— Очаровательно, — одобрил Серра, — проголодалась?

— А ты как думаешь? Надеюсь, ты оставил мне парочку?

Как я могла, даже на мгновение, принять себя за одну из этих?.. Отвратительно!

На выходе я обернулась и окинула взглядом место своего заточения. Тёмная сырая камера, с оборванной цепью, уходящей в стену. Но, именно здесь, я вновь стала львицей.

— О чём думаешь? — от Серра приятно пахло океанской свежестью.

— О том, какой у тебя хороший голос, — я поцеловала его в щёку, — словно мост, через мрак.

Мы смотрели в глаза друг другу.

Этот мост, проложенный через тьму, он никуда не делся. Мы, по-прежнему ощущали установленную связь.

И да прибудет она вовеки.

Снежный Ангел

— Интересно, тебе хоть немного знаком человеческий фольклор?

Серра просто обожает вычурно выражаться. Эта привычка осталась у него ещё с тех времён, когда он странствовал с кошкой, имя которой никогда не произносит. Кроме тех случаев, когда тихо беседует с её медальоном.

— Ты это о чём? — я помотала головой, стряхнув порядочный сугроб, успевший оседлать макушку, — какой, к чёртовой матери, человеческий фольклор? И почему я должна интересоваться всякой ерундой?

Его смех скорее ощущался, чем слышался. Лев всегда смеялся абсолютно беззвучно. Вот и сейчас мощная грудь содрогалась под тонкой материей лёгкой куртки. Мой кот замер около заиндевевшего валуна, похожего на спящего медведя и жёлтые глаза лучились весельем. Снежный ветер заставлял белоснежные волосы кружиться в безумном танце, время от времени закрывая ими красивое лицо.

— Стало быть, человеческий фольклор — всякая ерунда и порядочная львица не станет опускаться до презренных людишек?

Ну вот, опять. В такие моменты очень хочется исцарапать его смазливую мордашку. Ну зачем Серра постоянно пытается напомнить о нашей человеческой сущности? Не самое приятное напоминание.

Я громко фыркнула, а после несколько раз демонстративно втянула — выпустила когти. Кот, с интересом, наблюдал за этими манипуляциями. Кажется, они его весьма забавляли.

— Ладно, — буркнула я, когда бешенство слегка поутихло, — теперь можешь переходить к тому, о чём хотел поговорить. Только давай, без этих твоих прелюдий! Они хороши только в сексе.

— Ну уж нет, — он покачал пальцем, — совсем не получится. Знаешь, что такое: снежный ангел?

В памяти вертелось нечто смутное, но у меня не было ни единого желания ворошить старые воспоминания. Поэтому я лишь сморщила нос. Серра отлично выучил все мои жесты и гримасы. Известна ему была и эта.

— Если лежать на снегу и шевелить руками и ногами, получится отпечаток странного существа, похожего то ли на бабочку; то ли на рыбу. Люди называют этот оттиск снежным ангелом. Не спрашивай — почему, я не знаю.

Я привстала на том колючем обломке скалы, где сидела и осмотрелась: камни, снег, ещё камни, обледеневший кустарник, низкое тёмное небо и стремительно летящие облака. Ничего подобного. Серра опять беззвучно смеялся.

— Да нет же, Зебба, — он посерьёзнел, и я заметила тень мечтательности в его глазах, — тут скорее само понятие… Взгляни на неё, разве она не похожа на прекрасного снежного ангела?

Я послушно посмотрела вниз.

Да, Серра был прав. Деревушка действительно выглядела вымершей. Не лаяли вездесущие собаки — наглые лохматые твари с обрубленными хвостами, не мычала, запертая в стойлах, скотина и не было слышно обычной человеческой ругани. В общем, отсутствовали обычные звуки присущие всем поселениям, которые мы посетили до этого.

— Можно не маскироваться, — рассеянно бросил Серра, рыская взглядом по сторонам, — если там кто-то и остался, он тяжело болен либо умирает.

А я уж было начала менять цвет волос. Даже немного обидно: выбор между рыжим и русым дался ого-го как нелегко! Маскировка, в общем-то, идея моего компаньона. Мне, лично, без разницы — заметят наше появление или нет. Вопли: «Белые демоны! Белые демоны!» даже немного забавляют. А ловля, перепуганных до полусмерти, людишек, веселит намного сильнее.

— Хорошо, — согласилась я и начала медленный спуск с невысокого холма, откуда мы изучали деревеньку. — как думаешь, куда исчезли люди? Ушли?

— Не похоже, — кот следовал за мной так тихо, как это умел только он, — здания в очень хорошем состоянии, нет никакого смысла их покидать, да ещё и в такой лютый мороз.

— Мороз, да, — как я могла забыть? — какие ещё идеи?

— Возможно — эпидемия. Хотя нет, вряд ли, на погосте не заметно свежих захоронений.

Проклятье, как он умудряется замечать всё это? Для меня, домики, замеченные с горки, ничем не отличались от других таких же: обычное селение на берегу замёрзшей реки, в окружении невысоких деревьев, напоминающих белые скелеты.

— Ворота, — глубокомысленно заметил лев и указал пальцем, куда нужно смотреть, — не заперты.

И верно, массивные бревенчатые ворота, позволяющие проникнуть за высокий частокол, глухо поскрипывая, пошатывались под порывами снежного ветра. Между полуоткрытыми створками вьюга успела набросать небольшой сугроб. Ну и что?

— Если там никого нет, зачем мы вообще идём, чёрт побери? — осведомилась я, — во имя твоего неутолённого любопытство?

— Ага, — ехидно согласился кот и тенью нырнул внутрь.

— А я ведь даже не голодна! — в сердцах воскликнула я, направляясь за ним, — ну на кой чёрт мне это нужно? Шли бы себе спокойно, никого не трогали, так нет, нужно непременно заползти в какие-нибудь вонючие человеческие норы и узнать, куда исчезли все эти крысы!

— Не ворчи, — Серра внимательно изучал тушку перерубленной пополам собаки, — смотри: она бежала вдоль ограды, а не к воротам. Значит нападавшие проникли внутрь без боя.

— Нападавшие? Я что-то пропустила?

— Угу.

Даже не потрудившись пояснить свои слова, кот беззвучно скользнул между приземистыми тёмно-коричневыми домиками, медленно погружающимися в растущие сугробы. Повсюду глаз натыкался на человеческие следы, уже успевшие основательно порасти колючими кристалликами. Не так уж давно, здесь топталась большая человеческая толпа.

Скрипнула, отворяясь дверь одного из домиков, и я не удержалась, заглянула внутрь. Темно. Пришлось включить ночное зрение. Ничего другого я и не ожидала: маленькая комнатушка с низким закопченным потолком. Большую часть пространства занимает огромная печь. Похоже, на ней не только готовили, но и спали.

Какая-то жалкая утварь в беспорядке лежала на полу, трёхногий стол бессильно задрал ножки к потолку, а воздух пропитал густой запах человеческой крови. А вот и она: полосой прошлась по стене, каплями стекая вниз по щетинистым брёвнам. Ещё больше этой гадости расплескалось в самом тёмном углу. Очаровательно! А трупов — нет.

Кровь, — сообщила я коту, который, в некоторой задумчивости, замер на перекрёстке двух крошечных переулков, — там, в доме. Но тел не видно. Похоже, ты был прав, когда упоминал нападавших.

— Кровь? — он удивлённо покосился на меня, — да в проклятущем поселении всё буквально провоняло этой мерзостью. Поэтому я и говорил о нападении. Кроме того, мне попались ещё две собаки. Кто-то истребил всех сторожевых псов, прежде чем приниматься за людей.

— Может быть я столь невнимательна, потому как меня это ни капли не волнует? — язвительно осведомилась я, пиная носком сапога, влекомую ветром чашку, с отбитой ручкой, — пусть твои разлюбезные люди хоть и вовсе друг-дружку поубивают. Они же обожают это занятие.

— Чем же ты тогда будешь питаться? — тонкая бровь Серра саркастически надломилась, — иногда ты просто неотличима от… Впрочем, не важно, судя по каплям крови, нам нужно в тот сарай.

Его палец указал на приземистую постройку, лишённую всяких признаков окон. Похоже, обычно там держали скот, используемый людьми в пищу. Пища для пищи! Не удержавшись, я хихикнула, заработав ещё один укоризненный взгляд от компаньона.

Теперь, когда я была намного внимательнее, от моего взора не укрылся небольшой холмик собачьих тушек, за плетёной оградой одного из домов. Кажется, рубленые трупики, в спешке бросали туда, не потрудившись найти скрытое место. Всё-таки любопытно…Нет, ни капли не любопытно. Попытка вызвать интерес к произошедшему в деревушке, с треском провалилась.

Ворота сарая оказались подпёрты толстой рогатиной и щеголяли свежими подпалинами, словно кто-то пытался поджечь здание. Однако, отсыревшее промёрзшее дерево — не самый удачный материал, для быстрого пожара.

Серра пнул ногой бревно, подпиравшее дверь и переломил его пополам. Потом кот решительно рванул створку на себя и пропал из виду. Пожав плечами, я последовала за ним.

Внутри было приблизительно так, как я и ожидала: смрад и мрак. Даже луч света, проникающий через полуоткрытую дверь не рассеивал зловонной темноты. Не беда: ночное зрение ещё не подводило ни одного льва.

— Обычный случай человеческого идиотизма, — заметила я, обращаясь к неподвижной спине Серра, — животных-то они на кой чёрт порезали? В раж вошли? Полюбуйся, вот они, твои любимые зверьки со своими любимыми развлечениями: кровь и горы трупов.

Я нисколько не преувеличила: перед нами темнели две груды тел каких-то рогатых тварей, с огромными плоскими копытами, напоминающими лепёшки. От рогачей мерзко воняло навозом и прелой травой. От третьей кучи несло чуть меньше, но также противно. Неудивительно, ибо там лежали мёртвые люди. Их сначала раздели догола, а затем истыкали чем-то острым.

— Ну что, доволен? — осведомилась я, зажимая нос двумя пальцами, — пошли уже отсюда.

— Здесь есть кто-то живой, — сообщил кот и сделал шаг вперёд, — я чувствую его ауру…

И всё же кошки — лучшие охотники, чем эти бестолковые красавчики, способные на одни глупости. Выжившего заметила именно я. Старик, обернувшийся грубой тряпкой, насквозь пропитанной кровью из огромной раны в боку. Человек, поросший седым косматым волосом, оказался на последнем издыхании и пергаментно-жёлтые веки мелко вздрагивали, словно крылья раненой бабочки.

Видимо он ощутил наше присутствие и его глаза широко распахнулись. Человек уставился на Серра и попытался говорить, но из чёрного провала рта вырвалось только сдавленное сипение. Заперхав, старик перевернулся на живот и судорожно приподнялся. Тотчас кровь хлынула из огромной раны на пол, где этого добра и так хватало.

— Дети, — прохрипел человек, протягивая руку к Серра, — Дети!..

Я изумлённо склонилась над телом.

Она, действительно, была прекрасна.

Волосы широким ореолом рассыпались вокруг бледного лица, где бездонными провалами чернели огромные глаза, незряче глядящие в снежное небо. Изморозь превратила каждую волосинку в драгоценною нить, лежащую на белоснежном покрывале. На длинной гладкой шее едва заметно пульсировал крошечный сосудик, а пухлые губы, мало-помалу, прекращали испускать облачка полупрозрачного пара.

Она уже не пыталась согреться и худые руки, бессильно разбросанные в стороны, напоминали крылья птицы, лишённые перьев. Тонкие пальцы были чуть согнуты, и я могла видеть, по-детски обкусанные ногти. Идеальные формы, подобающие будущему художнику или музыканту. Тому, кем она уже никогда не станет.

Остатки жалкой одежды не могли скрыть тощего тела, имеющего все предпосылки для совершенной красоты. Впрочем, вьюга уже обеспечила девочку лучшим облачением, нежели те жалкие остатки, которые остервенело трепал ветер. Снежная туника, прикрывающая едва появившуюся грудь и длинные ноги, казалась, по-настоящему, царским одеянием.

Ну, или — ангельским.

— Что скажешь? — поинтересовался Серра.

— Я тебя ненавижу, — сообщила я, — сначала, дурацкая деревушка с горами мертвецов, а теперь ещё и эта, никому не нужная погоня.

— Расслабься, — Серра ухмыльнулся и подмигнул, — лучше посмотри, какая красота вокруг! Подумай сама: разве не прекрасно бежать вперёд и не думать ни о чём? В том числе и о смысле самого бега?

Я только пожала плечами. Коты, они иногда такие странные. Хоть, должна признать — в чём-то он был прав. Мы быстро бежали по белому покрывалу заснеженной равнины и встречный ветер не скупился бросать нам навстречу огромные лохматые хлопья. Справа, смутными тенями, поднимались в едва различимое небо, острые верхушки гор, напоминающие клыки какого-то исполинского хищника, распахнувшего пасть в медленном зевке. Мы были там, несколько дней назад — ничего интересного: одни голые скалы и скудный кустарник. А отсюда смотрелось просто восхитительно.

Слева тянулись пологие холмы, поросшие низкорослыми деревьями. Там водились шустрые забавные зверьки с длинными ушками, которые трусливо прятались в норы, стоило приблизиться. Похоже, люди охотились на симпатичных ушастиков, потому как я заметила странные приспособления, из палок и верёвок, скрытые под снегом.

— И всё-таки, — Серра не отставал, — после того, как ты назвала нашу затею глупостью, я не услышал ни единого слова.

— Очевидно, потому как я не вижу, что тут можно ещё добавить! — отозвалась я, перепрыгивая высокий сугроб, барьером вставший на нашем пути, — зачем вмешиваться в человеческие дела? Хорошо, какие-то, как ты их назвал, работорговцы, захватили деревушку, перебили всех взрослых и увели детей. Да пусть они их хоть сожрут! Кстати, детская энергия самая чистая и приятная на вкус.

Похоже, моя шпилька достигла цели: кот, на некоторое время, замолчал. Он молчал очень долго, прежде чем вновь открыть рот. Да и то: способ нашего передвижения не располагает к длительным беседам. Чтобы скорость была выше, при беге по песку или глубокому снегу нужно по-особенному опускать ступни и постоянно посылать в ноги небольшие дозы энергии. Казалось бы — чепуха, но, рано или поздно, начинаешь ощущать определённую усталость.

— Сделаем вид, будто я этого не слышал, — лев поморщился, — или сошлёмся на твоё раздражение. Помнится, одна моя знакомая, точно так же любила рассказывать об употреблении детей, когда мы с ней ссорились. Даже не хочу знать — правда это была, или нет.

— Видимо, она состояла из одних недостатков, — я становлюсь очень ядовитой, если меня вывести из себя.

Разозлить Серра так и не получилось, он лишь погрустнел и покачал головой.

— Возможно, — кот поднял голову к небу, осыпающему нас мириадами драгоценностей, — к сожалению, мы не выбираем тех, кого любим. Прощаем им практически всё. Даже то, чего не позволяем себе. Просто, есть вещи непозволительные никому, даже самым любимым.

О, дьявол! Похоже, я ударила по его незаживающей ране. Прости, Серра, я не хотела! Но, проклятое любопытство не давало остановиться. Тем более, кот впервые стал настолько разговорчивым.

— Она…перешла грань?

— Да, — коротко бросил он, — и давай, остановимся на этом. Возможно, я когда-нибудь дозрею до подробного рассказа, но пока я не готов.

Равнина, совершенно неожиданно, превратилась в пологий склон, ведущий к блестящей змее, скованной ледяным панцирем реки. Под ногами промелькнул и захрустел слежавшийся снег, несущий следы санных полозьев. Судя по свежести отпечатков, здесь проехали те, кого преследовал Серра.

Бежать стало намного легче, и я тут же ускорила темп. О-ох, напрасно! Снежный пласт содрогнулся, увлекая меня за собой. Некоторое время я надеялась устоять на ногах, но лавина охватила тело колючими щупальцами и перевернув вниз головой, завертела в бушующем потоке низвергающегося снега.

Пока я кувыркалась в белоснежной царапающейся мгле, перед глазами внезапно вспыхнула яркая картинка, напоминающая дивное сновидение: я, в коротком платье, танцую посреди цветастой лужайки, между двух приземистых скал, поросших мохнатым коричневым мхом. Цветы, под ногами, напоминают ковёр: их так много, и они так пахнут, что от единения цвета и аромата, голова идёт кругом. Светловолосый незнакомец, играющий на свирели, напоминает…

Сильная рука выловила меня из снежного плена и бережно поставила на сверкающую поверхность реки.

— Развлеклась? — поинтересовался ухмыляющийся Серра.

— Ну, если это можно так назвать, — я позволила ему очистить голову от снежной шапки и лишь после этого привела в порядок одежду. От моего шикарного полушубка не осталось и следа, поэтому пришлось создать его заново, сменив белую опушку на бледно-розовую. Особенно Серра повеселило отсутствие второго полусапожка.

— Будешь смеяться — исцарапаю, — пообещала я, но не удержавшись, расхохоталась, вместе с ним, — или закопаю в следующей лавине. Погляжу, как ты покувыркаешься.

— Зебба, — внезапно лев стал абсолютно серьёзен, — откровенность за откровенность: мы уже не первую грань вместе, но я, по-прежнему, словно натыкаюсь на невидимую стену, когда пытаюсь приблизиться к тебе. Почему ты не позволяешь нам стать ближе?

— Да сколько угодно! — я развела руками, пытаясь свести беседу к шуточной пикировке, — хочешь приблизиться? Вперёд! Обожаю секс на мягкой прохладной перине.

— Ну вот, опять, — лев взял мою ладонь и легко коснулся губами пальцев, — я отлично понимаю — мы никогда не полюбим друг друга: это происходит или сразу; или — никогда. Но почему бы нам не стать немного ближе, раз уж мы странствуем в одном прайде?

— Серра, — я пристально вгляделась в его глаза цвета жидкого золота, — ты не желаешь никого пускать в тёмные уголки своих воспоминаний, потому что это причиняет тебе боль, а я вообще не хочу иметь такие уголки. Понимаешь?

Он прищурился.

— Не хочешь вообще? Или добавлять к прежним?

Я чертыхнулась вполголоса и зашипев, отвернулась. Будет продолжать в том же духе — сбегу с другим прайдом. Не впервой.

Кот мягко, но решительно повернул меня к себе и нежно поцеловал в губы. Потом, ещё раз. И ещё. Пока я не ощутила приятное тепло.

— Извини, я больше не буду. Наверное, глупо искать чего-то большего, если и так всё хорошо. А про ту кошку я тебе расскажу. Немного позже.

— Не очень то и хотелось, — я притворно фыркнула, но не удержалась, — она была красивее меня?

— Конечно — нет, — он смеялся, — а будь даже так, я же не сумасшедший, признаться в подобном.

— Сволочь!

— Ещё и какая! Ладно, побежали. И так сколько времени потеряли.

Мы перемахнули замёрзшую реку, задержавшись чтобы полюбоваться, как несколько сонных рыбин медленно шевелят плавниками около успевшей затянуться льдом свежей проруби. Судя по тонкой плёнке льда, работорговцы прошли здесь совсем недавно: или вчерашним вечером, или сегодняшним утром. Тем лучше: чем быстрее догоним караван, тем быстрее успокоится мой спутник.

Миновав реку, мы устремились вверх по склону. Подъём оказался заметно круче того, где я так весело кувыркалась. Пару раз мы едва не угодили в коварные снежные ловушки, но теперь я была настороже и ускользала в сторону, стоило ощутить содрогания под ногами.

На вершине, за высоким плоским камнем, напоминающим полуразрушенную стену, обнаружились следы стоянки: несколько холодных кострищ, следы установленных палаток, груды нечистот и три трупа. Все- детские. Следов насилия я не заметила, похоже, малыши просто замёрзли.

— Очень небрежные работорговцы, — Серра склонился над маленькими синими телами, — или — пьяные, что в общем-то, одно и то же. Не позаботились об одежде, а мороз начал усиливаться. Так они и вовсе без товара останутся.

— У тебя какой-то пунктик, связанный с человеческими детёнышами? — осведомилась я, — или это — старый кодекс, о котором ты желаешь мне поведать?

Кот только пожал плечами, но в потемневших глазах плеснулась древняя печаль. Иногда я просто забываю, как давно путешествует по граням этот пралев. Он ещё помнит Сердце и тот, прежний, мир, от которого остались жалкие обломки, рассыпанные по граням.

— Скорее рефлексы и от них почти невозможно избавиться. Ещё до Войны Тени я был кем-то, вроде воспитателя. Не все люди способны вырастить потомство, поэтому мы отбирали детёнышей, воспитывая их самостоятельно. Только самые психованные питались малышами. Ты, в общем-то права: некий неписанный кодекс у нас был. До сих пор иногда тянет подобрать беспризорного ребёнка и отвести в ясли.

— Эк тебя сегодня прорвало на откровения, — пробормотала я, — глядишь, скоро сознаешься в том, что ты, на самом деле, переодетый львом человек. Стоп, стоп! — я взмахнула руками, стоило ему открыть рот, — знаю — знаю, когда-то все мы были людьми. Не надо, хорошо? Просто, пойдём дальше.

— Нет, не буду. Пошли.

Время успело перевалить через полдень и начало скатываться к вечеру. Однообразная скучная равнина внезапно закончилась, и мы ворвались в маленький лесок, почти целиком состоящий из приземистых деревьев, расставивших широкие лохматые лапы на нашем пути. Мягкие зелёные колючки поросли пушистыми белыми кристалликами и нам пришлось уменьшить скорость, потому как любое неосторожное движение обрушивало на голову снежные потоки. Хм, ну не так же часто!

Краем глаза я успела заметить, как кот специально трусит очередную пушистую ветку за моей спиной и тут же, громко шипя, повалила наглеца в глубокий сугроб. Он, правда, совсем не сопротивлялся, громко фыркая и успевая покусывать мои ушки. Вот нахал! Однако мне это понравилось. Я даже, незаметно для самой себя, возбудилась и наша возня тут же превратилась в сексуальную игру, которые Серра просто обожал.

Сколько времени мы кувыркались в сугробе, я не знаю, но когда мы оба, оказались более-менее удовлетворены, над нами уже нависал чёрный купол неба, слегка багровый, от застилающих его снежных туч.

— Будешь продолжать в том же духе, наша погоня никогда не закончится, — заметила я, возвращая одежду на место, — просто поразительно, откуда у такого древнего льва, столько глупостей в голове. Видала я молодых людей, намного умнее тебя.

— Пусть их, — отмахнулся Серра и облачился в белоснежный костюм: свободные брюки и тонкая облегающая рубашка, — люди есть люди. Они и стареют то в самом раннем возрасте.

Я хотела пустить очередную шпильку, но лев вдруг ударил кулаком по стволу ближайшего дерева, уронив на мою несчастную голову целый сугроб. Когда я выбралась наружу и очистила запорошенные глаза, его уже и след простыл. Остался только лёгкий свежий аромат, какой бывает на море, в грозу.

Выкрикивая угрозы (естественно не всерьёз) я помчалась следом, не обращая внимание на непроглядный снежный туман, остающийся за спиной.

Лесок оборвался совершенно внезапно, словно его кто-то укоротил, обрезав края острым ножом. Впереди распахнулось свободное пространство, поросшее почти одинаковыми округлыми холмами. На верхушке одного из них, далеко впереди, я различила высокую фигуру, с развевающимися, на ветру, белыми волосами. Серра стоял абсолютно неподвижно и как мне показалось, изучал нечто у подножия холма. Что он ещё задумал?

Потребовалось совсем немного времени, и я преодолела разделяющее нас расстояние. Птицей взлетев по заснеженному склону я сильно приложила льва кулаком между лопаток.

— Негодяй! Я тебе ещё устрою!

Вместо ответа он указал пальцем вниз. Там, в ложбине, между соседствующими сопками, кто-то из людей устроил своеобразную защиту от ветра; установил несколько огромных камней на ребро, подперев мощными деревянными брусьями. Похоже, укрытием пользовались достаточно часто: погасший очаг выглядел так, словно его разжигали не один десяток раз. Последний, по виду углей, совсем недавно.

Впрочем, не это привлекло внимание Серра, да и моё.

Дети.

Чуть больше двадцати маленьких тел прижимались друг к другу в попытке спастись от мороза и смерти. Тщетная была попытка.

— Они избавились от самых маленьких, — пояснил Серра и начал медленно спускаться вниз, — обуза, много за них, в здешних местах, не выручишь: работники никакие, а сексуальные девианты, по большей части, встречаются в крупных городах. Такую дорогу им бы не вынести, в любом случае.

— Интересно, — язвительно заметила я, — люди называют нас демонами, а сами способны выставить собственных детёнышей на мороз.

— Это правда, — согласился кот, — самые главные демоны таятся внутри них самих. Возможно, если бы они поняли это и начали бороться с источником зла, истинным источником, их жизнь могла бы стать намного лучше.

— Иди работать к ним проповедником, — хохотнула я, — объяснишь, что им нужно делать для улучшения жизни.

— Ха, — он внезапно замер, — вот это да! Там остался кто-то живой!

Точнее — живая.

Мы нашли её не в общей куче окоченевших тел, а поодаль, словно присутствие недавних товарищей, обратившихся в мертвецов, мешало ей оставаться в живых. Девочка, по человеческим меркам лет двенадцати — тринадцати, проползла сквозь высокий сугроб, набросанный безжалостным ветром и замерла между двух огромных валунов, точно надеялась на их помощь.

— Какая воля к жизни, — задумчиво сказал Серра, запрыгивая на один из камней, — остальные давным-давно мертвы, а она до сих пор держится за жизнь.

— И что? — поинтересовалась я, мельком взглянув на тщедушное тело, усыпанное снегом.

— Мне кажется, она заслуживает вознаграждения. Достойной награды за такое упрямство.

Как мне показалось, я поняла его мысль.

Действительно, чем принимать мучительную смерть от холода, испытывая ноющую боль во всём теле, словно наполняющимся колотым льдом (мне казалось — это должно напоминать наши муки голода), уж не лучше ли истечь энергией за считанные мгновения. Я уж постараюсь сделать это безболезненно.

Волна веселья, исходящая от Серра оказалась настолько сильной, что я даже нахмурилась. Да он смеётся надо мной! Сам же сказал…

— Да нет же! Эх, Зебба, Зебба…

Кот подошёл к лежащей девчушке и склонился над маленьким телом. А потом поднял голову и задал свой идиотский вопрос о человеческом фольклоре. Всё время этой дурацкой беседы, меня обуревало двойственное чувство. С одной стороны, хотелось, как следует, отругать кота, с его безумными затеями, а с другой…Почему-то бледное лицо, с широко распахнутыми глазами, притягивало взор, словно магнит. Тянуло взять эти маленькие ладони в свои и попытаться…Согреть? Нелепая, неосуществимая затея. В моих силах было лишь прекратить мучения умирающей девочки.

Но у Серра созрел совсем иной план.

Немного странный, но мне пришёлся по вкусу.

— Ты уверен? — с некоторым колебанием, поинтересовалась я, — одно дело — объяснить и совсем другое — спустить её на этих говнюков. К тому же, она ещё слишком слаба.

— Заодно и покормится, — посмеиваясь, заявил лев, — да и не смогут они ничего с ней сделать.

Рейя не торопилась избавляться от своего странного наряда: длинной, до земли, шубой с высоким воротником-капюшоном, охватывающим голову и лохматой муфтой, скрывающей длинные тонкие пальцы. Полы шубы разлетались под порывами ураганного ветра и солнечные лучи сверкали на длинных белых волосах, пляшущих в морозном воздухе.

Когда я спросила сестру: почему она выбрала именно такую одежду, ну не мёрзнет же она, в самом деле; кошка, несколько смущаясь, пояснила, что именно так выглядит Леди Зима, из историй, которые родители рассказывали ей в детстве. Сверхъестественное существо, живущее в пурге и забирающее души заблудившихся людей.

Мы с Серра переглянулись и лев погрузился в глубокую задумчивость. А ведь я предупреждала о возможном риске. Однако уже ничего не вернуть; что сделано, то сделано. Тем более, у всех львиц имеются свои тараканы в голове, здесь, даже я, спорить не стану. Остаётся надеяться на скорейшее преображение всего человеческого.

— Смотри, — сказал кот, — а она — очень красивая.

Я согласно кивнула. Странно, но никакой зависти не было. Да, новая сестра оказалась гораздо красивее меня, и я просто радовалась этому факту. Кошка казалась прелестной, словно совершенная игрушка и столь же крохотной.

Маленькая фигурка медленно шагала навстречу небольшому каравану, тяжело пробирающемуся среди снежных заносов. Огромные угрюмые псы тащили пять саней, гружёные грязными мешками, а следом медленно плелись понурые лохматые звери с ветвистыми рогами на продолговатых головах, запряжённые в три уродливых фургона, небрежно обшитые драными шкурами.

На мешках, вповалку, лежали здоровенные люди в тяжёлых шубах и косматых шапках, скрывающих немытые физиономии, поросшие торчащим волосом. Некоторые ездоки спали, некоторые — лениво стегали ездовых собак, а большинство горланило грубыми хриплыми голосами какую-то немелодичную чушь.

Люди. Истребившие целое селение и бросившие малышей умирать на морозе. Везущие выживших детей в рабство, где они будут надрываться на тяжёлой работе или станут сексуальными игрушками извращенцев.

Три десятка огромных звероподобных мужчин, вооружённых топорами, обоюдоострыми ножами и длинными копьями.

И крохотная, почти игрушечная, кошечка медленно, но решительно шагающая им навстречу.

Исход предопределён.

Нам, с вершины высокого холма, возвышающегося над долиной, было хорошо видно, как управляющий головными санями косматый исполин, привстал и оглушительно свистнул. Потом отбросил меховой капюшон с грязной головы и удивлённо уставился на замершую фигурку кошки. Понятно, какой вопрос засел в голове ошеломлённого человека: кто это?

Караван остановился. Горланившие песни, понемногу утихли и начали неуклюже выбираться наружу из низких саней. Кто брал с собой оружие, кто — нет, но ни один не обратил внимание на поведение ездовых собак. А стоило бы. Животные, жалобно поскуливая, пятились назад и шерсть на их загривках стояла дыбом. Обычная реакция на встречу со львом. А ведь именно им ничего не угрожало.

В наступившей тишине, сквозь посвистывание ветра, стал хорошо различим протяжный плач, доносящийся из фургонов.

— Эй, Хунар! — завопил один из работорговцев, тяжело ковыляя по глубокому снегу, — смотри, какая красотка! Ты же не собираешься трахать её сам?

— На всех её не хватит! — рявкнул тот, кого назвали Хунаром, — а мне, одному — в самый раз. Как думаешь, Сильфи, откуда здесь взялась такая киса?

— Здесь, недалеко, санный путь из Швеедома. Наверное, что-то случилось и теперь красотка ищет, кто её согреет. Не будь жадиной, тут на всех хватит.

Хунар отмахнулся и легко, невзирая на габариты, прыгнул в снег. В руке человек держал короткое копьё с длинным зазубренным наконечником. Он был опытен, этот убийца и подозревал неладное. Только это ему не помогло.

Рейя внезапно раскинула руки в стороны, словно была птицей, намеревающейся взлететь. На мгновение мне показалось будто за спиной кошки вспыхнули два белых крыла, а в следующий момент она набросилась на лохматого великана и вцепилась когтями в его горло.

Обычно мы стараемся уберечь пищу от боли. Однако, если не стараться или делать это неумело, человек начинает истошно вопить от жутких страданий.

Рейя не старалась.

Совсем.

Перед смертью бородач вопил так, что его товарищи в испуге замерли на месте, ошарашенно наблюдая, как их предводителя выпивают досуха. И лишь после того, как верзила перестал орать и рухнул в снег, работорговцы схватились за оружие и набросились на львицу.

То есть, это им, вначале так показалось.

Опытных бойцов видно сразу: эти люди привыкли участвовать в сражениях и оружие, для каждого, было продолжением руки. Ни одного лишнего движения: чётко выверенные выпады и мгновенные уходы в защиту. Никто не путался у соратника под ногами и не попадал под удар дружественного меча. Толстые шкуры, мешавшие передвигаться, отлетели в сторону и на мощных, слегка обрюзгших телах, сверкнули крепкие кольчуги.

Рейя дралась неумело, да и когда она могла научиться? Кошке был день, от роду! Никакого оружия, кроме коготков и никакой защиты, кроме иллюзии одежды на маленьком совершенном теле. Но жёлтые глаза пылали, словно две звезды, а оскаленные клыки сверкали, ярче снега.

И она убивала людей, одного за другим.

Кого — выпивала, а кого и просто полосовала когтями, превращая прочные доспехи в лохмотья из прорубленного металла. Рослые умелые воины раз за разом промахивались, истошно вопили, выкрикивали непристойные ругательства, отпрыгивали назад…

И умирали, умирали, умирали.

— Очаровательно, — сказала я Серра и облизнулась, — она мне нравится! Смотри, как она этого толстяка, а?

— Она же их искренне ненавидит, — без всякого энтузиазма, заметил кот, — чисто по-человечески, ненавидит. Ну, да ладно. Пришло и наше время. Пора принимать участие, пока некоторые участники представления не успели покинуть сцену.

Кое-кто, из людей, поумнее остальных, вовремя сообразил, каким будет исход схватки и решил дать дёру. Пятеро красных, словно зимнее светило, исходящих зловонным паром, работорговцев погрузились в сани и жёстко стегая визжащих собак, пытались дать дёру. Сани неуклюже поворачивали, и эта их медлительность, помноженная на вопли гибнущих товарищей, доводила седоков до умопомрачения.

Стоило Серра закончить фразу, и я мгновенно сорвалась с места, устремившись к той повозке, где разместились трое, орущих друг на друга, ублюдков. Я мчалась так быстро, что животные увидели меня лишь тогда, когда их компания увеличилась на одну великолепную кошку.

— Привет, мальчики, — надо же быть вежливой, — кто там хотел поразвлечься?

И свернула шею приземистому коротышке, мечтавшему трахнуть нашу кошечку. Похожий на кусок неотёсанного дерева великан, у которого волосы, похоже, не росли только на глазах, попытался нанизать меня на длинный нож. Я тотчас вернула оружие владельцу — прямо в распахнутую вонючую пасть. Последний попытался удрать, и я позволила ему это. Выпила досуха.

Серра, как я заметила, не стал играть с пищей и методично употребил обоих одного за другим. Потом бросил трупы собакам. О, а я и не подумала о бедных голодных тварюшках!

Когда мы вернулись к каравану, Рейа почти закончила. Везде в живописных позах лежали убитые ею работорговцы. В живых оставался лишь один: высохший, словно щепка, с бородой, напоминающей куски рыжего мха. Он стоял на коленях перед маленькой сестрой и умолял сохранить его жизнь. Просил, клялся всеми богами, придуманными на этой грани, рассказывал о множестве детей, ожидающих папашу.

Мы остановились, наблюдая.

Момент истины.

Внезапно, Рейя, застывшая перед коленопреклонённым человеком, начала громко кричать. Совершенно безумный вопль, не похожий ни на что, слышанное мной прежде. Продолжая издавать этот, сводящий с ума звук, кошка положила обе ладони на голову человека.

От мощного взрыва сани, стоявшие рядом, опрокинулись на бок, а я едва не повалилась в снег. От работорговца не осталось ничего. Только вытаявшая проплешина в снежном покрывале.

— Ого! — ошеломлённо выдохнула я и повернулась к Серра, — и что это было?

— Скажем, я знаю, как такое сделать, — он покачал головой, — но сам никогда не пробовал. На это уходит целая прорва энергии. Видимо оно того стоило.

Рейя перестала кричать и некоторое время стояла молча, опустив голову и бессильно уронив руки вдоль тела. Потом, не поднимая головы, медленно зашагала вперёд. Кошка прошла между нами, не взглянув ни на меня, ни на Серра. Куда она направлялась, не было и тени сомнения. Поэтому, услышав звук ломающихся запоров, я ничуть не удивилась.

— Как поступим с пленниками? — поинтересовалась я, наблюдая за чумазыми истощёнными подростками, выбирающимися наружу.

— Странный вопрос, — кот ухмыльнулся, — мне кажется, всё давно решили и без нас.

— Уверен? — я недоверчиво покосилась на него, — это, даже как-то смешно!

— Абсолютно, — он склонился над лежащей девчушкой и бережно убрал снег с её лица, — люди часто бывают глупы и жестоки, выбрасывая то, что им кажется бесполезным и ненужным.

Я подошла ближе: очень красивый ребёнок. Кажется, чувства не до конца покинули её: тёмные глаза пытались сфокусироваться на лице льва. В общем-то я уже приняла его решение и согласилась с ним. Однако я не позволю считать себя белой и пушистой кошечкой.

— Это не значит, что нужно подбирать весь их мусор, — проворчала я, отворачиваясь. Коту совсем ни к чему видеть выражение моего лица.

— Разве она похожа на мусор? Она прекрасна, как цветок! — я не выдержала и повинуясь его интонации, повернулась к лежащей девочке, — думаю, из неё получится очаровательная кошка.

— Ещё никто не обращал детей, — признаться, по-настоящему меня беспокоило лишь это. Я присела на камень, — скажи честно, тебе просто хочется немного поэкспериментировать.

Ухмыляясь, лев достал свой заветный медальон и распутав цепочку, осторожно приподнял голову лежащего ребёнка. Снег осыпался с распущенных волос и повис в воздухе, словно нимб вокруг бледного лица. В этот момент девочка, как никогда, напоминала того ангела, о котором говорил Серра. Как люди могли убить подобную красоту? Животные, что с них взять!

— Может быть, а может и нет. Уже не имеет значения, — кот бережно одел украшение на тонкую шею и медальон коснулся обнажённой груди, — дело сделано.

Девочка изогнулась дугой и закричала, вцепившись пальцами в блестящий пятак, с изображением львицы. Потом вскочила на ноги и её незрячие глаза начали наполняться бледным пламенем. Я вопросительно взглянула на Серра: так и должно быть? Уж такой старикан должен знать, как происходит обращение. Кот выглядел сбитым с толку.

Он нахмурился, подошёл к вновь обращённой и взял её на руки. Потом растерянно уставился на меня:

— Слишком быстро, — пробормотал он и слегка вздрогнул, когда тонкие руки обняли его за плечи, — такими темпами, к утру она уже превратится в полноценную львицу. Забавно…

— Забавно? Тебе забавно?! — я медленно закипала, — а ты не подумал, долбанный экспериментатор, о голоде, который будет её терзать? К утру, кошка начнёт умирать от жажды! А вокруг нет ни единого селения!

Маленькая кошечка, на руках Серра, потянулась и сладко плямкнула губами. Потом приподнялась и положила голову на плечо льва. Воздух, вокруг её тела, дрожал.

— Странный сон, — прошептала она, — но такой приятный. Нейя…

— Так тебя зовут? — мягко спросила я и приласкала девочку.

— Рейя, меня зовут Рейя, — она приоткрыла один глаз и посмотрела на меня, хмуря тонкие бровки, — а вы кто? Ангелы?

— Ангел здесь только один, — я улыбнулась, — это — ты.

— С едой проблем не будет, — Серра оправдывается? Передо мной?! — догоним караван. Людей там будет много.

Не то слово.

Досчитав до восьмого десятка, я сбилась со счёта и бросила дурацкое занятие. Рейа просто сломала все засовы на дверях и теперь подростки, один за другим, выбирались наружу, щурясь от яркого света. Одни чуть старше тех, замёрзших; другие — почти взрослые. Все одеты в жалкие лохмотья, избиты и испуганны, до смерти.

Дети нервно косились на трупы своих похитителей, стараясь сбиться в одну тесную толпу, как это заведено у всех стадных животных. На нас они глядели со смесью страха и восхищения. Приблизиться и заговорить или поблагодарить, никто не решался.

Чуть в стороне стояли двое: наша маленькая кошечка и девушка, неуловимо напоминающая её. Нетрудно было догадаться, что это — сестра Рейи, из её прошлой жизни. Они держали друг друга за руки и заливались слезами. Так, по-человечески.

— Слишком быстро, — виновато сказал лев, наблюдая за ними, — обращение прошло чересчур быстро. Тело успело трансформироваться, а сознание — лишь частично. Осталось очень много человеческого.

— Умничаешь? — проворчала я, — не человек, не лев. Ну и как же её теперь называть?

— Ангел, — Серра печально улыбнулся, — снежный ангел.

Человек на коленях

— Есть возможность развлечься, — сообщила Зебба, впорхнув через распахнутое окно и развалившись на пушистом покрывале софы.

Серра приоткрыл один глаз и посмотрел на неё, продолжая почёсывать у меня за ушком. Не знаю, почему, но я просто обожала, когда он делал так и готова была целую вечность ощущать прикосновение его нежных пальцев. Это нисколько не отвлекало, напротив, я ощущала вдохновение, когда лев ласкал меня.

Сегодня я пыталась изобразить сестру в самый разгар охоты. От первоначальной задумки с красками, я отказалась, остановившись на пастели, угле и чёрном карандаше. Искусство Зеббы скрываться в тенях требовало лишь два цвета: чёрный и белый.

С самого начала Серра саркастически хмыкал и пытался давать советы. Подождав немного, я больно укусила его за мочку уха и пригрозила совсем отгрызть второе. Только после этого кот успокоился и позволил мне опереться на его мускулистую грудь. Я же положила планшет на колени и принялась за дело. В голову, при этом, лезла совершенная ерунда про странствующее семейство мышей и кошку, следящую за ними. Эта чепуха очень даже здорово ложилась на музыку и лев смог героически вытерпеть полсотни куплетов, прежде чем жалобно взмолился о пощаде. По его словам, злополучные мыши начали ему мерещиться в каждом углу.

К тому времени я уже успела набросать изящный силуэт, проступающий из ползущих пятен тени. Зебба выходила, как живая. Особенно здорово получился её пронзительный взгляд, словно рассекающий морок и тьму. Довольная ходом работы, я забросила ногу за ногу и потёрлась затылком о грудь льва. Так приятно было ощущать рядом его мощное тело, словно я пряталась за несокрушимой стеной, способной удержать любые неприятности. Впрочем, так оно и было.

— И кто тебя надоумил соорудить этот кошмар? — невинно поинтересовался кот, кивая на мои тапочки, — похожи их сшили мыши, из твоей песенки. Или, из них.

— Мне — удобно, — отрезала я и придала объём развевающимся волосам сестры на рисунке, — я же тебя не кусаю из-за твоей привязанности к этим странным белым плащам. Кстати, почему ты предпочитаешь именно эти неудобные штуки?

— Это уже привычка, — задумчиво пробормотал лев, — просто старая привычка. Раньше, давным-давно, я очень нравился кое-кому именно в белых плащах.

— А, эта твоя кошка, о которой ты никак не желаешь рассказывать? — я почти закончила с Зеббой и оставалось лишь поработать над тенями, чтобы они хоть немного напоминали тот волшебный морок, создаваемый сестрой.

— Ты не просила — я не рассказывал, — Серра пожал плечами и вытянул шею, — ух-ты, как живая! Пожалуй, я заберу его себе.

Я озадаченно уставилась на него, временно позабыв о незаконченном рисунке. Лев перехватил мой взгляд и улыбнулся, согревая меня теплом своих ласковых глаз.

— Хорошо, я не просила. Но ведь сестра постоянно надоедает тебе с просьбой рассказать о твоей бывшей подруге, а ты ей обещаешь сделать это чуть позже. Мне кажется…

— Правильно тебе кажется, — кот щёлкнул по моему носу и крепко прижал к себе, — девочка ты умная и понимаешь всё. Я никогда не стану рассказывать Зеббе о Шариот, потому как на то имеются очень важные причины.

— Например? — я перевернулась на живот и медленно растворила одежду, ощущая, как соски касаются кожи моего брата. Это возбуждало.

— Как думаешь, сестре было бы приятно узнать, что она очень напоминает одну безжалостную кровожадную стерву, которую я сам и убил?

— Внешне? — о-ох, соски затвердели, а в животе поселилась медленно ползущая вниз огненная змея.

— Не только. Да, лицом Зебба очень напоминает Шар, но это — далеко не главное. Характер, склад ума и даже некоторые привычки. Когда я первый раз увидел нашу сестру, то, честное слово, даже испугался. Но, мёртвые не возвращаются. Ах ты, развратная киска! Чего удумала?

Я остановила его поползновения.

— Рассказывай дальше. Развлечения потом.

— Нет, отличия, естественно есть. У Зеббы имеется какой-никакой контроль за своими поступками, и она не столь кровожадна, как Шариот. Шар… Не знаю, где она потеряла свой прайд, но она не признавала никакого верховенства, напротив — весьма обожала повелевать. И я, с радостью, подчинялся, пока в один миг не пришёл в себя. Это, как посмотреть в зеркало и увидеть одержимого убийством хищника, бредущего по граням и оставляющего, за спиной горы трупов. Страшно, пусто и холодно внутри.

— Ужасно, — тихо сказала я и поцеловала льва в щёку, — бедненький.

Он вернул мне поцелуй, потом я ему, потом он и нам, всё-таки пришлось, на некоторое время, прервать сеанс воспоминаний. У меня были и другие любовники, кроме Серра и все они пытались доставить мне максимум удовольствия. Но такого, как он, не мог никто. Кот был так нежен, когда ласкал моё тело, словно я была игрушкой из тончайшего стекла. Его касания напоминали хлопки крыльев бабочки, а поцелуи — столь мимолётны, словно порывы тёплого ветерка. Когда я пыталась вернуть ласку, кот нежно останавливал меня и продолжал, доводя до настоящего безумия. А потом весь мир взрывался, и я летела в грохочущую бездну, полную блаженства.

Даже странно было обнаружить себя на том же месте, рядом с ухмыляющимся братом. Серра успел соорудить кисточку из моих волос и теперь щекотал ею мой живот.

— Хух, — сказала я, — продолжай.

Лев расхохотался и протянул мне листок с незаконченным рисунком.

— Ты — тоже. В общем, когда я попытался объяснить Шар, насколько всё это неправильно, кошка словно взбесилась. И только тут до меня дошло: она же считала меня своей собственностью! Странно, правда? Но у неё были и другие странности, я же рассказывал, — Серра вдруг задумался, — хм, львица упоминала, как она едва ускользнула от порчи… А если, не совсем? Не важно. В общем, мы повздорили, и она попыталась меня убить. Знаешь, котёнок, я бы позволил ей это сделать: любовь — страшная штука. Чистая случайность, в самый последний момент я перехватил её руку и попытался объясниться. А Шар заорала, будто я убиваю её своим безразличием и бросилась на тресп.

— Но, ты же не виноват!

— Виноват, не меньше, чем если бы сам проткнул её. И довольно. Она ушла, я — остался.

— Это хорошо, — удовлетворённо кивнула я и поцеловала его грудь, — уж лучше она, чем такой великолепный экземпляр.

— Возможно, — он невесело усмехнулся, — настоящий перст судьбы. Именно поэтому Зебба никогда ничего не узнает о Шар.

Рассказ он закончил крайне вовремя. Стоило брату последний раз упомянуть погибшую львицу, как моя сестра уже успела возникнуть на подоконнике, с обычной своей ехидной ухмылкой. Она разглядывала нас и на её красивом лице вдруг появилось странное выражение.

Львица соскользнула на пушистую софу и мурлыкнула.

— Есть возможность поразвлечься, — сообщила сестра и подмигнула коту.

— Зебба, — со вздохом, ответил тот, — развлечение — это прыжки со скалы в водопад, бег от лавины или катание на наших четвероногих тёзках. Спроси, например, Рейю, как она понимает развлечения.

— Ну, это — танцы, — не задумываясь ответила я, нанося последние штрихи, — песни, секс.

Зебба громко фыркнула и подняла ноги к потолку, демонстрируя совершенство линий. Ну и что, у меня хоть и не такие длинные, но формы ещё лучше. Серра так говорит, и сестра сама признаёт.

— Вот о чём я и говорю. Трудно назвать развлечением визит в резиденцию охотников, в облике жены местного мэра и её сестры, — мы переглянулись и оглушительно зафыркали, — хорошо, ты как следует, повеселилась, гоняя этих засранцев с дурацкими приказами. Но, объясни, на кой чёрт вам потребовалось снимать маскировку в тот момент, когда они организовали общий сбор, по случаю визита важной дамы?

Тут я уже не выдержала и расхохоталась: эти лица! А как они вопили!

— Смешно? — Серра осуждающе покачал головой, — а когда полсотни людей, вооружённых боевыми треспами, гнались за вами, едва не истыкав, было уже не так забавно?

— Ну-у, — сестра рассеянно поболтала ногами в воздухе, — признаюсь, это волновало намного больше, чем догоняющая лавина. Но, всё закончилось хорошо.

— Да? А чем бы всё закончилось, если бы я не сломал ворота? У тебя, вроде бы, не получилось?

Кошка замурлыкала, перетекла к нам и потёрлась головой о плечо кота. В её жёлто-зелёных глазах прыгали и танцевали чёртики. Один из них прыгнул в сторону завершённого рисунка, и сестра тотчас протянула руку. Серра хлопнул её по пальцам.

— Моё, — строго сказал он, — ты тут намного лучше, чем в жизни. Послушнее. Спокойнее.

— Так что там, насчёт развлечения? — поинтересовалась я и Зебба даже прищурилась от удовольствия.

— Охотники, — протяжно прошипела она и лев застонал, взявшись за голову, — да всё нормально — всего один взвод: пятеро или шестеро. Совсем рядом. Кто-то пустил слух о прайде, и теперь доблестные воины обшаривают окрестности. Правда, командир считает слухи досужими выдумками, поэтому проверяет лишь местных девок и крепость пива деревенского трактира.

— Ну и какие планы? — поинтересовался Серра, без малейшего проблеска любопытства.

Зебба вскочила на ноги и запрыгала по комнате, хлопая в ладоши. Внезапно она остановилась и повернулась к нам, выставив перед собой пальцы, с изготовленными к бою, когтями. Глаза львицы сверкали ярче солнца.

— Поохотимся, — зловеще прошептала она и сделала шаг вперёд, — погоняем охотников. Я знаю, какой дорогой они пойдут, там есть совершенно очаровательное местечко: путь выходит из леса и начинаются скалы. Целая куча огромных кусков камня — настоящий лабиринт. О, там можно долго бегать, скрываясь от злобных львов.

— С чего это ты взяла, что они станут удирать? — я нахмурилась, — они же приехали охотиться? Значит постараются нас убить. Тем более, у них есть оружие и численное преимущество.

Серра, как-то снисходительно, потрепал меня по голове, словно я была маленькой девочкой, не понимающей самых простых вещей.

— Это же — люди! — в голосе сестры прорезалось торжество, — лю-ди. Они боятся, болезней, ран, а больше всего — смерти. Да они вообще всего боятся. Большинство этих животных способны напасть на льва, если он окажется один, а их будет не меньше пары десятков.

— Конечно, есть и исключения, — Серра осторожно поставил меня на пол, — но они встречаются настолько редко…

— Ну? — львица подпрыгивала, от нетерпения, — идём?

— Хорошо, — лев просто излучал недовольство, — погоняешь ты их по скалам, а дальше?

— Убью, — не задумываясь, выдохнула Зебба, — одного, за другим. Это же, человеческое отродье. Причём, самые худшие, из них.

— Человеческое, угу, — лев саркастически кивнул. Время от времени, он напоминал нам, кем все мы были, в прошлой жизни. Меня это совсем не беспокоило, а вот сестра приходила в настоящее исступление. Людей она ненавидела лютой ненавистью хоть, если подумать, у меня, для этого, было гораздо больше оснований.

Не потрудившись ответить на шпильку, Зебба подошла к стене, увешанной моими работами. Как обычно, её внимание привлёк мой автопортрет. Почему-то эта картина нравилась кошке больше всех остальных, и она часто рассматривала её, касаясь коготками гладких мазков, будто пыталась ощутить живое тепло.

Странное дело, всякий раз, мне начинало казаться, будто Зебба пытается передать портрету нечто, невыразимое словами. Пусть. Я и так знала, какие бездны нежности и любви скрываются, под внешней грубостью. Прошлое, про которое она не желала рассказывать, вынуждало кошку скрывать истинные чувства. И ещё, мне казалось, её отношение к Серра чуточку отличалось от наших, с ней, взаимоотношений.

— Снежный ангел, — загадочно пробормотала Зебба и выразительно взглянула на кота.

Всё время, пока мы сидели в кроне огромного, заросшего змеями лиан, дерева, Серра рассказывал истории давних времён, когда империя львов охватывала тысячи граней, связывая их настоящей сетью стационарных порталов. Рассказ оказался крайне интересным, ведь кот не очень часто делился подобным воспоминаниями, но в некоторые вещи верилось с огромным трудом, а некоторые и вовсе казались сказкой.

Нет, ну мыслимо ли это: летать в каких-то прозрачных повозках по небу и даже выше, там, где и воздуха совсем нет? Нам, конечно воздух не нужен, но по словам льва, туда брали и людей. На какие-то безжизненные шарики, куда невозможно проложить портал.

— Если я правильно понимаю, порталы соединяют лишь те грани, где существует жизнь? — задумчиво осведомилась Зебба, покачиваясь на лиане.

— Ну, или там, где она возможна, — уточнил кот, почёсывая мою спинку, — а ну, иди ко мне. Не спрашивай, почему, я не знаю. И никто не знает. Какой-то странный побочный эффект. Когда создали браслеты перехода и построили первые стационарные порталы, выяснилось — они ведут в миры, где возможна жизнь. Нам это оказалось лишь на руку.

Над головами оглушительно громыхнуло и бурые лепёшки туч, всё утро беременные дождём, наконец-то разрешились от бремени. Огромные капли звонко зашлёпали по широким мясистым листьям, раскачивая их из стороны в сторону. Шелест становился единственным звуком, раздающимся со всех сторон. Лишь иногда, трескуче громыхал гром и сине-зелёная сеть молний вспарывала болото неба.

Прищурившись, я разглядывала небосвод, размышляя, какой техникой воспользоваться, отражая всё это великолепие. Было так уютно сидеть на тёплом Серра и щуриться от мокрых брызг, отлетающих в лицо.

— Хм, пять-шесть, говоришь? — пробормотал Серра, — вот уж не предполагал, насколько у моих кошек плохо, со счётом.

— Ну, может быть, я слегка и обсчиталась, — Зебба изящно спрыгнула со своей лианы и потянулась, — но ведь так — намного интереснее.

По мощёной старыми каменными плитами дороге, змейкой, истекающей из леса, медленно выбиралась группа людей в мокрых плащах. Капюшоны опущены, плечи сгорблены: сразу видно — никто не рад начинающемуся дождю. И да, Серра прав, их было ровно полтора десятка.

Никакой организации, просто небольшие, по два-три человека, группки. Самый высокий и плотный, шагал впереди, изредка останавливаясь и подгоняя отстающих резкими возгласами. Сразу видно командира.

— Давайте начнём, хм, развлечение, — Серра, определённо не радовался предстоящей охоте, — Зебба, я тебя умоляю, не увлекайся, присматривай за Рейей.

— Ну, конечно, — сестричка обняла меня и ласково поцеловала в макушку, — надо же её придержать. А не то, наша великая охотница сама переловит всю добычу.

Я стукнула её локтём в бок: могла б и не напоминать, насколько я никудышный ловчий. Я не могу переломить себя и заставить радоваться процессу охоты больше, чем забавному узору на камне или изящному силуэту вечерних облаков. Зебба — совсем другое дело: когда она охотится, кошку охватывает настоящее исступление. Уследить за гибкой фигуркой почти невозможно, а создаваемые облака тени, так и хочется тотчас запечатлеть на бумаге или холсте.

А после охоты, львице требуется немедленный горячий секс и горе её партнёру, если он — не лев: его запросто затрахают до смерти. Вот такая она, моя старшая сестричка — самое близкое мне существо.

— Вперёд! — мяукнула она и соскользнула с дерева, тотчас, пропав из виду.

— Рейя, — Серра внимательно посмотрел мне в глаза и поцеловал, — постарайся не отвлекаться, как обычно. Эти люди могут быть опасны. Береги себя.

Коротко кивнув, я кувыркнулась вниз, по пути успев оттолкнуться от толстой, пружинящей лианы. Гибкая поросль подбросила меня вверх и на мгновения я ощутила себя птицей, в свободном полёте. Серра, как-то рассказывал полумифическую историю о летающих львах. Выдумки, должно быть. Но сейчас, я парила над мокрой травой, над верхушками низких деревьев и сшибала капли воды, разлетающиеся драгоценными брызгами.

— Впечатляюще, — одобрительно кивнула Зебба, когда я опустилась за её спиной, — обязательно попробую сама. Эй, люди! Вы не заблудились? Может кого-то ищете?

Сестра уже шагала вперёд, туда, где ошарашенные охотники, начинали сбрасывать капюшоны и вертеть головами. Никто и не подумал выхватывать оружие. Поверить в столь вопиющую наглость люди просто не могли.

А кошка совсем не шутила. За её спиной уже начал формироваться шлейф мрака, который чуть позже, рассыплется на множество ползущих теней, укроющих львицу. В этот момент Зебба казалось царственно прекрасной, и я тотчас захотела изобразить её ещё раз. Для себя. Да, скорее всего, при переходе на следующую грань, все мои картины и рисунки останутся здесь, но их отпечатки в памяти не сотрутся никогда.

— Лю-уди, — почти пропела Зебба и когти сверкнули на её пальцах, — такие беззащитные, такие глупые, такие…Вкусные!

В этот момент она прыгнула. Но понять, куда именно, оказалось совершенно невозможно: десятки чёрных отражений плясали повсюду и даже я, не успевала следить за их безумным танцем. Охотники сумели сообразить, какие именно гости к ним пожаловали и теперь лихорадочно выдёргивали треспы из-под мокрой одежды. Слишком поздно. Львица ворвалась в их нестройные ряды и начала раздавать несильные оплеухи.

Целью Зеббы, как она и говорила, было исключительно развлечение, поэтому все кричащие охотники оставались живыми. Но вопили и размахивали оружием они, будь здоров! Однако, вряд ли это может помочь поймать неуловимую тень, порхающую между ними.

— Ну и на кой чёрт мы ей вообще нужны? — хихикнул Серра, незаметно подкравшийся сзади, — полюбоваться?

— Почему бы и нет? — я пожала плечами, — разве это не красиво?

Несколько охотников, то ли самых умных, то ли самых трусливых, выскользнули из безумного хоровода и со всех ног бросились бежать в сторону нагромождения невысоких скал. Тот самый каменный лабиринт, который упоминала сестра.

— Нельзя их отсюда выпускать, — Серра перестал смеяться и тяжело вздохнул, — развлечение закончилось — начинается работа. Пошли, моя девочка.

Мне тоже очень не хотелось превращать несколько затянувшуюся шутку в бойню, но брат был, как всегда, прав. Если хоть один из беглецов сумеет добраться до гарнизона, вполне вероятно, следующей охоты мы не переживём. И ещё, люди, торопливо удиравшие под защиту камней, не первый день охотились на братьев и сестёр, сделав это своей работой. Возможно, кое-кто, из них уже успел совершить убийство и теперь гордо щеголял красной нашивкой на лацкане куртки — я уже видела такие.

Последний раз полюбоваться сестрой: её танец стал хаотичным, словно бешеное стрекотание крыльев осы и несколько охотников, утомлённых пляской, неподвижно лежали на дороге, не подавая признаков жизни. С такого расстояния я не могла точно сказать: живы они ещё или уже нет. Вообще-то Зебба убивает людей без рассуждений и проволочек.

Камни оказались намного ближе, чем виделось из леса. Справа, от меня, лев одним длинным прыжком оседлал глыбу, напоминающую вздыбленную волну и махнул рукой, указывая направление. Понятно. Я нырнула между двумя поникшими кустами колючего кустарника, расцвеченного звёздочками жёлтых ягод и скользнула в узкую щель, чернеющую в щербатой, тёмной от влаги, поверхности скалы.

Мокрая земля, скользящая под ногами, сменилась светло-коричневым песком, с вкраплением синих камней. Казалось, я бегу по лицу щербатого исполина, пристально следящего за мной мириадами равнодушных глаз. Я было остановилась, пытаясь представить, как же может выглядеть великан целиком, но вспомнила наставление Серра и с тяжёлым вздохом, продолжила охоту. Но потом, всё-таки, нужно будет вернуться сюда и познакомиться с гигантом поближе.

Узкая тропинка, петлявшая между холодными скалами, вывела на утоптанную площадку, с грустным деревцом и следами, смытых дождями, кострищ. Похоже на заброшенное логово каких-то бродяг, может — разбойников.

Открытое пространство разбегалось ручейками тропок в добрый десяток проходов. Около одного топталась грузная фигура с обнажённым треспом. Увидев меня, человек коротко всхлипнул и пропал за поворотом. Где-то, в глубине лабиринта, раздался истошный вопль и тут же умолк: похоже, Серра не терял времени даром. Проклятье, ну почему я даже не голодна? Был бы хоть какой-то стимул! Азарта охоты, о котором так любила рассказывать сестра не было и в помине. Какая же я, после этого, львица?

Я лениво затрусила по дорожке, куда убежал охотник и тут же услышала чьи-то нетвёрдые шаги. Нет — это не тот, кого я видела: намного моложе и легче. На мгновение, я задумалась, а потом решила подождать.

Дождь припустил ещё сильнее и видимо поэтому, парень, вынырнувший из каменной арки слева не сразу сообразил, с кем его угораздило встретиться. Он устало отбросил со лба длинную чёлку и потёр глаза, силясь разглядеть, кто перед ним. Оружия у него не было вовсе, а длинный плащ превратился в лохмотья, словно его владельца волокли по острым камням.

— Лервод? — он сделал пару шагов вперёд и всё понял, — проклятье…

— Мне очень жаль, но я не могу тебя отпустить, — я уже была рядом и смотрела в его, полные отчаяния, чёрные глаза, — но я обещаю: боли не будет. Зажмурься, так будет легче.

Охотник послушно закрыл глаза, и я легко коснулась его шеи кончиками пальцев, ощущая, как парня сотрясают судороги ужаса. Однако он не кричал и не молил о пощаде, как это обычно делают люди. Это мне понравилось. В качестве вознаграждения, я послала в руку особый импульс. Брат и сестра никогда такого не делали, считая напрасной тратой энергии, но я иногда жалела добычу и пыталась доставить ей удовольствие, пока питалась. Вот и сейчас, молодой охотник запрокинул голову и застонал, от удовольствия. Потом его ноги подломились, и он рухнул на тёмный песок.

Неподвижное тело на светло-коричневом фоне и тысячи синих глаз, равнодушно взирающих на усопшего. Я засмотрелась, и лишь несильная оплеуха вывела меня из задумчивости. Серра только головой покачал.

— Приди в себя, — лев показал мне три тёмно-красных шеврона, с болтающимися нитками, — среди них есть опытные убийцы, а ты, в своём репертуаре: поймала мелочь и уже вся в задумчивости. Зебба закончила свои игры и загнала уцелевших в лабиринт. Может, мне остаться с тобой?

— Не стоит, — я легкомысленно отмахнулась и кот тяжело вздохнул, — нет, ну правда, Серра, миленький, это — самый последний раз! Я уже собралась, честное слово.

Мой брат скорчил недоверчивую гримасу. Естественно, он не поверил ни единому моему слову. Ну и ладно. Я показала ему язык и запрыгнула на верхушку округлого гладкого камня, перепорхнув оттуда на соседний, топорщившийся, словно гребень дракона. Теперь мне стало хорошо видно, насколько сильно это сборище валунов, напоминает настоящий лабиринт. И в этих запутанных переходах, торопливо перебирали ногами семеро уцелевших охотников.

Над головой громыхнуло, и бледно-фиолетовая ветвь сорвалась с тёмных туч. Казалось её бесчисленные отростки, словно щупальца неведомой твари тянутся к земле. Воздух насытился кипящей энергией и стал ароматен и свеж. Я громко мяукнула и спрыгнула вниз. Вновь загрохотал гром, и я увидела, как молния вонзилась в самый высокий камень, расщепив его верхушку на две половины. В ослепительной вспышке, посвистывая, разлетелись осколки. Красиво! Хотелось петь и танцевать какой-нибудь, совершенно безумный танец. И пусть вокруг рушатся бледные факела молний, а воздух звенит подобно мириадам серебристых струн.

Из пляшущих теней вынырнула гибкая фигурка и Зебба, с довольной мордочкой, чмокнула меня в щёку. Потом, не говоря ни слова, потащила за собой. В волосах сестры застряла колючая ветка с мокрыми шариками ягод и рассмеявшись, я сняла её, отбросив прочь.

— Нравится? — спросила сестра, когда мы перепрыгнули тело толстого бородача, распростёртое поперёк тропинки, — может мне ещё удастся превратить мою сестрёнку в настоящую охотницу?

— Вряд ли, — она скорчила недовольную гримаску и я поцеловала её руку, — но всё равно, спасибо. Тут так красиво! И ты, такая красивая!

— Кто бы говорил, — но Зебба не могла скрыть удовольствия, — так, смотри, они пытаются выбраться наружу и некоторые почти добрались до края лабиринта.

— Это им поможет?

— Не-а, — она рассмеялась, — просто, здесь всё было намного веселее. Когда я выпрыгивала, они даже на задницы падали, а один и вовсе обмочился. Ладно, гляди: вон там — бегут двое, а там — ещё один. Он — твой. Давай, сестрёнка, погоняй этот мешок с дерьмом.

Мгновение назад кошка была рядом и вот тени уже поглотили её, превратив в смутное пятно, исчезнувшее в тонком пунктире дождя. При вспышке очередной молнии я успела заметить изящный силуэт, скользнувший за камень.

Ну ладно, пойдём гонять мешки.

Сестра, как обычно, оказалась права: несколько десятков шагов, пара крутых поворотов между колючими мшистыми глыбами и перед глазами открылось чистое, без единого деревца, поле. Далеко, в стороне, виднелась тусклая полоска дороги, а совсем рядом петлял неглубокий овраг, по дну которого, судя по звуку, мчался бурный поток.

Прямо, передо мной, стоял худой человек в рубашке без рукава и кожаных штанах, состоящих, казалось, из одной большой прорехи. В костистой ладони мужчина сжимал короткий тресп, а второй — опирался о колено. Охотник тяжело дышал и пытался ловить тонкогубым ртом капли дождя.

Казалось отчаяние выбившегося из сил человека смешивалось с унынием пейзажа превращаясь в олицетворение вселенской тоски. Охотник, по-прежнему, не замечал меня, пытаясь восстановить рваное дыхание.

— Проклятые твари, — пробормотал он и выпрямился, — отряхивая капли с лица, — ну ничего, мы с Грасти и не в такие переделки попадали. Мы ещё покажем…

Пронзительный вопль, слившийся с раскатом грома, прервал его монолог и вынудил вертеть головой. Увидев меня, охотник как-то боком отпрыгнул в сторону, но поскользнувшись на мокрой траве, шлёпнулся в грязь, обронив своё оружие. Как ни странно, но выражение его лица было скорее торжествующим.

Я сделала шаг вперёд и тощий человек заорал, выпучив бесцветные глаза:

— Грасти, бей! Убей, проклятую сучку!

И тут я поняла. Моя рассеяность вновь сыграла со мной скверную шутку: я не обратила внимание на гнетущее чувство присутствия постороннего, за спиной, а шум дождя с громыханием грома скрыли звук шагов. Теперь то я ощущала тяжёлое дыхание и чувствовала напряжение изготовившегося к удару убийцы. Страха не было, хоть я и понимала, что живу последние мгновения. Было просто жаль расставаться с этим низким дождливым небом, мокрой травой и унылой равниной. Брат и сестра, прощайте!

— Грасти! Ну что же ты! Грасти…

Я обернулась: огромный, крепко сложенный, мужчина, с одутловатым бесстрастным лицом, стоял рядом, занеся тресп для удара. Однако, смотрел он не на меня. Шагах в десяти, от нас из каменного лабиринта выбрались Зебба и Серра. Кот был испуган и встревожен, а львица — взбешена до крайней степени. Помешать удару они бы не успели: наши силы не безграничны, однако, убийца был обречён.

— Грасти!!

И под этот отчаянный вопль, охотник отбросил тресп и медленно опустился на колени. Его мокрое, то ли от дождя, то ли от пота лицо, было бледным, словно меньшая луна этой грани и теперь выражало патологический ужас.

Кто-то врезался в меня, крепко прижав к себе. Зебба. Кошка облегчённо вздохнула и вдруг изо всех сил стукнула меня по затылку. Я не обиделась ни капли: оплеуха честно заработана.

Осуждающе покачивая головой, Серра прошёл мимо и спокойно свернул шею лежащему в луже охотнику. Кажется, тот плакал. После этого, лев нежно поцеловал меня и потрепал по голове.

Мы собрались вокруг нашего нечаянного трофея. Тот стоял на коленях, низко опустив голову и старательно прятал глаза. На добротной кожаной куртке, с обвисшим меховым воротником — семь красных нашивок. Зебба подняла брошенный тресп и показала нам семь жёлтых точек на рукояти. Похоже, наш улов так гордился своими преступлениями, что ставил упоминания о них везде, где только можно.

По лицам брата и сестры можно было легко прочитать приговор убийце, и он это чувствовал: по широкому лбу коленопреклонённого человека скользили мутные капли и шлёпались на поникшие стебельки травинок. Я же была в растерянности: с одной стороны, это был охотник — убийца моих сородичей, с другой — он только что сохранил мою жизнь.

— Назови хоть одну причину, по которой нам стоит пощадить тебя? — поинтересовалась Зебба и приложила лезвие оружия к горлу вздрогнувшего мужчины, — ведь ты так гордишься убитыми львами. Стоит ли принимать милость из лап хищников?

— Я пощадил одну из вас, — прохрипел человек, пытаясь убрать шею подальше от листовидного клинка, — а мог и убить.

— Вот только точечку поставить уже бы не успел, — ухмыльнулась львица и подмигнула мне.

— Только не говори о своём милосердии, — Серра посмотрел в низкое небо и отбросил прядь белых волос, упавшую на глаза, — думаю, ты просто струсил.

— Да, я хочу жить! — человек поднял белые, от ужаса, глаза, — и думаю это — вполне справедливый размен. Я не стал забирать жизнь, и вы должны оставить мне мою, а-а!

Зебба ткнула его когтём в щёку и по бледной коже побежал алый ручеёк.

— Да ты никак спятила, обезьянка? Мы тебе ничего не должны. Отпустить тебя и дальше убивать наших братьев и сестёр? Думаешь мне не попадались такие ублюдки, как ты? Окажись кто-то из наших, в подобной ситуации, ты бы и на мгновение не задумался.

— Вот только львы не молят о пощаде и не стоят на коленях, — тихо добавил Серра.

Человек, прищурившись, посмотрел на него, словно пытался запомнить эти слова. Смешной, честное слово. Не думаю, что когда-нибудь мне придётся оказаться в такой ситуации, но мой брат прав: просить человека о пощаде никто не станет.

Зебба хлестнула охотника ладонью по физиономии, и он рухнул в грязную лужу, закрываясь руками. В этот момент он был нелеп и жалок, и я не могла ненавидеть человека, даже зная, какие преступления он совершил.

— Убить его? — спросила Зебба, поигрывая треспом, — по-моему, всё и так ясно.

Серра выглядел задумчивым. Он посмотрел на человека, который тяжело выбрался из лужи и вновь стал на колени, а потом перевёл взгляд на меня и покачал головой.

— Его жизнь — в твоих руках, сестрёнка, — сказал он и взъерошил мои волосы, — чем бы он не руководствовался, но ты — жива и теперь вольна решать его судьбу.

Я задумалась, глядя на жалкую фигурку измазанного грязью человека. Потом обернулась: дождь почти прекратился и молнии перестали разрывать тёмное небо. Неподвижное тело распростёрлось среди блестящей травы, чуть поодаль, на края оврага лежат ещё двое; когда это брат с сестрой успели? Трупы, трупы… Развлечение перестало быть таковым, превратившись в мрачный и напряжённый фарс. Я же не бог и не могу решать, кто достоин жизни, а кто — нет. Я — всего лишь маленькая львица, которая любит рисовать, танцевать и петь песни.

— Пусть живёт, — прошептала я, — пусть уходит и живёт дальше.

— Это — ошибка! — почти выкрикнула кошка и в ярости запустила треспом в землю, загнав по самую рукоять, — этот говнюк вернётся с оравой дружков и даже не вспомнит о её милости, когда станет резать наши глотки.

— Значит, мы уйдём отсюда, — рассудительно заявил Серра и поцеловал меня в щёку, — это — её решение и мы не в праве его оспаривать. Рейя — свободная кошка, как и ты. Я — ваш вожак, лишь до тех пор, пока вы принимаете это.

— Это — ошибка, — ещё раз повторила Зебба, злобно глядя на коленопреклонённого охотника.

— Давайте уйдём, — жалобно попросила я и прижалась к Серра, — мне как-то не по себе.

— Живи, тварь! — львица пнула человека и не глядя ни на кого, гордо удалилась в глубины каменного лабиринта.

Когда мы покидали проклятое место, лев обернулся и нахмурился. Человек продолжал сохранять униженную позу, прижимая ладони к лицу.

— Знаешь, — задумчиво сказал кот, — такое ощущение, будто он всегда стоял на коленях и этого уже не изменить.

Раненый лев

— Нам не уйти, — сказал Серра.

О, брат мой!

Гости начали прибывать сразу, после обеда. Поначалу незначительные: какие-то мелкие и средние клерки, купцы и члены магистрата. Шушера, — как окрестил их начальник охраны — огромный человек, с пузом, напоминающим аэростат. Впрочем, скажи я ему это, и он пропустил бы оскорбление мимо ушей, не найдя в нём ничего обидного. Здешняя грань небрежно донашивала остатки нашего могущества, неуклонно деградируя. Впрочем, пояснение давалось не мне, ведь столь важное животное не снизойдёт до общения с презреннейшим, из пленников.

Просто, рядом с жирным куском мяса, стоял ещё кто-то, невидимый из-за ширмы. Похоже — важная шишка, возможно, даже тот, в честь кого состоялось сегодняшнее мероприятие. «Шушера» робко приветствовала его и ковыляла дальше, пытаясь хоть одним глазком заглянуть за чёрную плоскость ширмы. Однако, мой личный страж, решительно пресекал эти поползновения. Нет, он не пытался сохранить мой покой, просто выполнял чёткий приказ: демонстрировать пленную львицу гостям не ниже среднего ранга. Таковых, пока, не было и я могла беспрепятственно корчиться от боли в своём узилище.

Сто дней! Ничего себе юбилейчик состоялся. Скажи мне кто прежде о столь длинной голодовке, никогда бы не поверила. Да и сейчас, сквозь жуткую боль, терзающую каждую клеточку тела накатывало изумление: как я всё-таки смогла? Серра, брат мой, почему ты отослал меня, тогда? Уж лучше бы мы остались вдвоём. Я бы могла ещё несколько мгновений видеть тебя рядом, касаться твоего мощного тела и слышать твой слегка хрипловатый голос.

Брат мой!

— Почему бы не устроить охоту? — поинтересовался незнакомый мне голос. Сквозь густые наслоения безразличия, я ощутила странную заинтересованность, — сейчас она почти не опасна, да и прежде, согласно отчёту, не была источником опасности. Думаю, нашлось бы немало молодых защитников, желающих отточить мастерство преследования.

— В свете последних событий, — начальник охраны зевнул, до лязга челюстей, — я сильно сомневаюсь в получении подобной санкции. Это же — опасная авантюра. Хоть, должен признать, замысел весьма забавный.

В свете последних событий? Ха! Это они имеют в виду смерть своего императора. И не только. Один из наших, точно ураган, ворвался в столицу и запустил мощный портал в подвале этой башен, оправившись в Сердце Льва, нашу родину. По слухам, погибла целая сотня людишек, в том числе и местный правитель. Я чувствовала присутствие брата и даже на расстоянии смогла оценить его невероятную мощь. Никогда прежде, мне не встречались подобные львы. Жаль, брат не смог или не успел ощутить присутствие маленькой сестры, запертой в клетке на верхних этажах. Но я не огорчалась и не обижалась, только радовалась его успеху.

— Кому вообще пришло в голову, держать львицу взаперти, — вновь тот же, незнакомый голос, но теперь в нём звучало неодобрение, — почему бы её просто не прикончить?

— Чувствуется старый защитник, — громко и отвратительно расхохотался начальник охраны, — знаю, знаю, какие у вас рефлексы: увидел льва — убей его. Но это — не моя идея. Кто-то, сверху, решил подзаработать деньжат, демонстрируя пленников, подобного рода.

— Ну, и много вы заработали? — голос сочился ядовитым сарказмом.

— До сих пор — немного. Сам знаешь, их очень трудно взять живыми. Только с этой особых проблем не было.

— Я читал отчёт, — теперь неодобрение оказалось таким сильным, что его заметил и толстокожий собеседник.

— Ну да, мои парни могли несколько увлечься. Ты должен их понять: дружок этой твари, перед смертью, успел убить и изуродовать три десятка человек. И это, во время массового загона! Проклятый ублюдок! Вот ребята и обозлились.

Увлеклись. Обозлились.

Когда они пригвоздили треспами мои руки и ноги к земле, кто-то предложил развлечься с беззащитной тварью. И они собирались насиловать меня, пока я буду истекать синим дымом своей жизни. Может так было бы лучше — я успела бы умереть, пока они удовлетворяют животную похоть, но подошёл кто-то из офицеров и приказал сунуть меня в клетку.

О брат мой! Я видела то место, где они оставили твоё тело и вернулась защитить его от поругания. Касание пальцами недвижной груди, и ослепительная вспышка унесла того, кто всё это время был со мной, шептал нежные слова и любил меня.

— Серра, брат мой!

— Эта картина, — незнакомый голос запнулся, точно его обладатель пытался сформулировать вопрос, — почему ей дали возможность написать её?

Начальник охраны кашлянул и неуверенно хихикнул. Похоже, эта тема не относилась к числу его любимых. А собеседник, как назло, задавал самые неудобные вопросы.

— Дурацкая история получилась, — он вновь издал тихий смешок, — мои бестолочи не уследили, и дочка служанки как-то сумела залезть в клетку к людоедке. Когда дура-мать хватилась, кто-то вспомнил, как спиногрызка вертелась около ширмы. Ну, думали, всё! Голодная львица запросто прикончит невинное дитя. Ан, нет. Глядь, а они сидят рядышком: одна, с одной стороны клетки, другая — с другой. И эта тварь учит дурёху рисовать.

Я вспомнила девочку и улыбнулась, преодолевая боль. Пожалуй, единственное светлое воспоминание, за все бесконечные дни моего заточения. Искушение выпить человечка, хоть немного утолив жажду, казалось почти непереносимым, но я вспомнила всех, встреченных ранее детей и переборола себя. Да, потом она превратится в потасканную шлюху или разжиревшую домохозяйку, но сейчас, рядом со мной, сидело большеглазое существо в уродливом платьице и восхищённо следило, как я набрасываю углём на куске деревяшки её портрет. Жаль, но больше я её не видела.

— А потом, рисунок попался на глаза Резе — леди-управительнице. Ну и ведьма сказала, будто это — намного лучше мазни её бездарей-художников. Этой, — в голосе явственно ощущалось презрение, — дали краски и холсты, приказав рисовать леди-управительницу и её семью. Все позировали, людоедка рисовала, а потом вдруг выяснилось: одна из картин — не портрет, а вот это.

— Хорошее полотно, — одобрил неизвестный, — лучше всего остального.

— Да? — сомневаясь, переспросил начальник охраны и замолчал, видимо разглядывая картину, — я, конечно, не разбираюсь во всей этой маз…Нет, ну с точки зрения ловчего, конечно! Победа над пойманным хищником. Раненый лев, которого вот-вот прикончат.

Теперь смешок издал невидимый мне охотник.

— Вообще-то я имел в виду именно художественную ценность. А насчёт всего остального…Как раз триумфа ловчих я здесь и не наблюдаю.

Хм, странно. Этот человек оказался первым, заметившим это. Мне не было нужды видеть своё творение, оно и так стояло перед глазами, как и сама трагедия, запечатлённая моими руками. Притаившись на склоне холма, среди высоких трав, я пристально следила за финалом нашей драмы. Порывы сердца, требующего спешить на помощь брату, натыкались на остатки здравого смысла, удерживающего на месте и это разрывало меня на куски. Как боец я была абсолютно бесполезна, и брат хорошо понимал это, взяв с меня обещание спасаться бегством.

О брат мой! Я тоскую по тебе! И эта боль гораздо сильнее голодных конвульсий.

— В любом случае, это было не моё решение, — начальник охраны коротко гоготнул, — вся эта мазня мне до одного места. Ты, конечно, совсем другое дело. Столько миров…

— И все — одинаковые, — с непонятной тоской возразил незнакомец, — сначала ещё ищешь какую-то разницу, а потом…Да ещё и пять лет на тревожной станции. В общем, надоело всё до чёртиков.

— Ну тогда, отставка — это самое то, — неизвестный неразборчиво хмыкнул, — нет, ну я не в том смысле. Теперь можно остепениться, купить себе домик, посмотреть на баб, в конце концов. А то и так все мужики говорят, дескать твоя злоба — она от недотраха. Может и не моё это дело, но не век же убиваться за женой.

— Это, действительно, не твоё дело, — лязгнул металл, — сам разберусь.

Послышались тяжёлые шаги, и главный тюремщик подошёл к моему телохранителю: два жирных куска мяса — один больше другого.

— Ну, как эта?

— Сидит на жопе, не рыпается! Да и куда ей деваться, хе-хе? Видал я, перевидал этих упырей взаперти: через полсотни дней становятся шёлковыми, а опосля и вовсе — бревно бревном. Хвать их тогда и в землю.

— Добро, убирай ширму. Шушера прошла. Теперь пойдут гости посолиднее, а они свои денежки уплатили и несомненно возжелают поглазеть на тварюку.

— Ишь, зыркает как!

Трудно удержаться, когда два человека обсуждают твоё ближайшее будущее. Теперь я знаю, что происходит с нами, после того, как мы впадаем в голодную кому. Нас просто зарывают в землю. Меня едва не трясло: вечность полная мрака и боли! Почему я не умерла вместе с братом?! Если бы я только могла вырваться из этой клетки!

— Так бы и сожрала проклятая упыриха, отродье Горделя! — охранник, с видимым усилием, потащил в сторону чёрную пластину, заслоняющую мир от моих глаз, — ну ничего, скоро ты присмиреешь, а там и в земельку.

Но мне уже не было никакого дела до этого зловещего бреда. Передо мной открылась панорама гостевого зала, со всеми его креслами, диванами, торшерами и картинами. Картинами, да! Некоторым людям не откажешь в таланте, и они способны создавать неплохие полотна. Среди них попадаются даже способные тронуть струны моей души.

Здесь таких было, к сожалению, весьма немного: миниатюра с плачущим мальчиком, прижимающим к груди лохматого пса; девчушка, поднявшая край платья, перед тем, как ступить в лужу и триптих, со снежной крепостью. Остальные: или напыщенная чушь балов, или дурацкий пафос войн.

Сейчас мне было не до них.

Мой брат, я успела соскучиться!

— Нам не уйти, — сказал Серра и оглянулся.

В его мудрых глазах плеснулась тоска.

Брат мой!

Мой холст разместили в самом неосвещённом месте, определив между двумя, неряшливо исполненными, пастелями каких-то чиновников. Тем не менее, большинство зрителей интересовалось именно моей работой. Люди всматривались в изображение и бормотали: «Так ему и надо!», «Проклятый упырь!» или «Да благословит Мотрин защитников!», но на бледных лицах читалось нечто иное. Страх? Преклонение? Осознание собственного ничтожества? Может быть.

Но у меня не было намерения ставить человека на его место, и я не собиралась восхвалять свой род. Зачем? Все и так понимают, кто есть, кто. Я вообще не собиралась писать это полотно. Просто моя тоска, моя боль, требовали выхода, и он оказался именно таким.

Лицо Серра, обращённое к зрителю…Нет! Только ко мне!

Его лицо было первым, что я увидела в своей жизни, вынырнув из ледяного мрака, за которым осталось всё прежнее существование. Прекрасное бледное лицо, обрамлённое потоками белоснежных волос и глаза, горящие тёплым золотом. Сначала это лицо, разогнавшее тьму и холод, потом — голоса.

— Ты уверен? — мелодичный женский голос, — это даже как-то смешно.

— Абсолютно, — его губы шевельнулись и лицо стало больше. Приблизилось, — люди бывают глупы и жестоки, выбрасывая то, что кажется им бесполезным и ненужным.

— Это не значит, что нужно подбирать весь их мусор, — проворчал женский голос.

— Разве она похожа на мусор? Она прекрасна, как цветок. Думаю, из неё получится очаровательная кошка.

— Ещё никто не обращал детей. Признайся, тебе просто хочется немного поэкспериментировать?

— Может быть. А может и нет. Уже не имеет значения. Дело сделано.

И невыносимо горячее лезвие пронзило мою грудь, протягивая огненные щупальца во все клеточки моего застывшего тела.

Брат мой смотрит на меня и в этом взгляде нет ни боли, ни страха, ни мольбы. Серра прощался со мной. Он знал — я ослушалась его приказа и спряталась на холме. В свой последний миг он сумел установить эту связь, посылая мне всю свою поддержку и любовь.

Мощное тело истекало голубым туманом жизненной силы из множества порезов и десяток треспов оставались в ранах. Льва не хотели, да и не смогли бы взять живым, как меня. Его хотели убить.

И убили.

Брат мой!

Моя рука навечно остановила миг, отделяющий его от смерти, наделив утраченным бессмертием.

Физиономии охотников полны ликования и радостного азарта. Но, если присмотреться, то можно разглядеть груду неподвижных тел, за спинами триумфаторов. Десятки жизней, за одну. Но людям нет дела до подобных мелочей: их женщины нарожают ещё.

Кто заменит моего брата?

Я немного погрешила против истины: в тот день небо скрылось за плотными облаками и холодный ветер гнал волны по траве, где я скрылась от цепкого взгляда охотников. На моём полотне, солнце бросало ослепительный луч на лежащего льва и его растрёпанные волосы горели благородным золотом, в то время, как ликующие силуэты охотников медленно поглощала тень.

Нет. Тот человек был абсолютно прав. Совсем не триумф убийц был изображён на картине.

Кстати.

Я повернула голову. Мой сторож, глухо ворча, складывал ширму в специальный ящик. Его начальник, важно кивая сплющенной головой, беседовал с парочкой иссохших стариков, в дорогих раззолоченных камзолах. Гостевой Зал наполнялся прочей почтенной публикой: дамами в нелепых аляповатых платьях и их спутниками смешных коротких штанишках, модных последнее время. Среди взрослых, мелькали детские фигурки. Их было немного, но я радовалась и этому.

Его я узнала сразу, хоть до этого слышала лишь голос: невысокий поджарый мужчина средних лет с загорелой кожей и абсолютно седыми волосами. Мундир определённо охотничий, но нет ни знаков различия, ни наград.

Охотник пристально смотрел на меня, но в его лице не было ни страха, ни презрения, ни хотя бы любопытства — всего того, что обычно отражают лица людей, при виде льва. Непонятное выражение, неожиданное. Больше ни у кого, из присутствующих, такого не было. Жалость? Нет. Сочувствие — вот верное слово. Очень странно. И это предложение об охоте…Должно быть голод порядочно иссушил мои мысли, и я не могла сообразить, о чём это говорит.

Да и нужно ли? Имеет какой-нибудь смысл попытка понять человеческие поступки, если через десяток — другой дней я не смогу подняться и меня швырнут в грязную яму, забросав землёй? Смогу ли я хотя бы увидеть небо, перед этим и ощутить последнее прикосновение ласкового ветерка?

Брат мой, дай мне силы!

— Мама, мама, а почему тётя голая и в клетке?

Какая то девчушка, проскользнув за спиной толстозадого охранника, прильнула к прутьям клетки. Я даже пошевельнуться не успела, а ревущего, от испуга, ребёнка оттащили назад. Какая-то белая, словно мел, узколицая уродина в платье отвратительного фиолетового цвета, злобно отчитывала девушку, в непроницаемом чёрном плаще, явно неуместном на этом празднике идиотских расцветок.

— Моя дочь едва не угодила в лапы этого монстра! — изо рта человека летели наружу клочья слюны, ты — самая бестолковая, из всех служанок, которые попадались мне. Моё терпение лопнуло, считай, это — последний день работы. Завтра утром тебя, бестолочь, вышвырнут на улицу! Пошла вон!

Странное дело, хозяйка, одетая в пышное платье, изобилующее драгоценными украшениями, почему-то казалась ничтожеством, рядом с девушкой, скрывающейся под ничем не примечательным тёмным плащом. И это чувствовала не только я. Взгляды большинства мужчин, не задерживаясь, скользили по благородной даме, останавливаясь на служанке.

Охотник, заинтересовавший меня, тоже повернулся в сторону любопытной парочки. Сначала бросил косой взгляд, потом присмотрелся и вдруг нахмурился.

Мимо клетки торопливо прошла женщина с причёской, в форме ступенчатой башни. Ассиметричное платье, бледно голубого цвета едва слышно шелестело по полу. Мадмуазель Мерриат. Она частенько бывала здесь и даже пыталась несколько раз беседовать со мной.

Всякий раз у меня возникало ощущение, будто этот человек чего-то недоговаривает, будто опасается подслушивания. Да и темы, выбираемые ею для разговора…Странные они были. Про времена, когда эта грань принадлежала нам, про отношение львов к людям и сексуальные связи, между ними. Я подозревал мадмуазель в принадлежности к тайному ордену, поклоняющемуся нам и сожалеющему о минувших временах. Я слышала, про такой. Лояльные имперцы называли его членов покорившимися, а сами себя они именовали — Верными.

Не знаю, так это было или нет, но Мерриат оказалась излишне осторожной и стоило мне задать один единственный прямой вопрос, тут же перестала общаться со мной. Вот и сейчас, бросив испуганный взгляд в сторону клетки, женщина просеменила к моему полотну.

— Привет, пленница, — тучная мадам Жистор почтила меня своим зловонным присутствием, — слышала, где-то, в соседнем мире, прикончили одного из ваших. Стало быть, воздух стал ещё немного чище.

— Спорное утверждение, пока существуют люди, принимающие ванны из ароматических вод.

Толстуха расхохоталась, потряхивая желеобразными телесами, упакованными в громоздкие кружева. Этот человек часто приходил ко мне и вёл долгие беседы, наполненные оскорблениями и рассказами об убийстве очередного собрата. Правда это была или выдумка, с целью уязвить посильнее — не знаю. Как ни странно, но я не ощущала злости или ненависти, скорее — прилив сил и желание жить дальше, вопреки всем кускам мяса. Иногда мне даже казалось, будто за обидными словами скрывается некий неясный подтекст.

— Проваливай, жиртрест, Мотрин тебя побери! — толстуха махнула рукой, отгоняя моего охранника и сделала попытку присесть, — пошёл прочь, от тебя дурно несёт, и я могу потребовать возмещения ущерба за оскорбление моего благородного носика. Пусть твой начальник лично помоет тебя. И ты, милочка, иди прогуляйся.

Это она — служанке: тощей особе, в уродливом платье, на два размера больше, чем необходимо. Служанка, сведя воедино толстые гусеницы бровей над тупыми тусклыми глазами, поразмыслила и широкими мужскими шагами утопала за пределы видимости. Охранник, тем временем, тщательно обнюхал рукав и скорчил обиженную физиономию. Толстуха нахмурилась и ткнула в него коротким толстым пальцем.

— Я имею намерение побеседовать с пленницей о её картине, а вонь твоей туши способна аккомпанировать лишь разговорам о проблемах свиноводства. Жиртрест, я ведь вовсе не шучу и обязательно расскажу начальнику, как ты домогался меня.

Человек испуганно окинул взглядом трясущиеся телеса Жистор, нервно хрюкнул и почти бегом, бросился прочь. Мадам тотчас переместилась ближе к моему узилищу и поманила пальцем.

— Поди ка сюда, хищная тварь. Думаю, после такой долгой голодовки, ты бы, с удовольствием, прикончила старую толстую Жистор, — я приблизилась, и толстуха перешла на шёпот, — и я бы, с радостью, отдала свою никчемную жизнь вам, повелительница. Жаль, но это уже невозможно: мне, как и большинству Верных приходится покидать столицу. К сожалению, мы так и не смогли освободить вас. Простите, повелительница.

— Ты — верная?! — я не знала, смеяться мне или плакать.

— Да, госпожа. Меня специально послали к вам, поддерживать у вас волю к жизни. Ваши страдания и ваша стойкость…Я рыдала всякий раз, когда возвращалась домой. Но, Горделем проклятая Тайная канцелярия, после гибели императора ужесточила поиски Верных. Много соратников пали от рук имперских палачей, а оставшихся слишком мало, для вашего освобождения. Простите…

— Я не сержусь. Спасибо, за помощь — беседы с тобой, действительно, заставляли ощущать себя живой.

— Ваша картина, госпожа, — толстуха помолчала, — я клянусь сохранить её в неприкосновенности. Важно, для всех Верных, и нынешних, и грядущих, знать, кому они служат и поклоняются. Одно дело — лживая пропаганда, совсем другое — гордость и величие перед ликом смерти. Картина восхитительна!

Даже лицо человека, сидящего передо мной, преобразилось: казалось, через уродливую пористую шкуру струится неведомый свет, превращающий тучную старуху в нечто иное, прекрасное. Моя сестра назвала бы меня фантазёркой, но я своими глазами видела это преображение. Жаль, я слишком поздно узнала о своём тайном друге.

— Какая жалость, теперь тебя некому будет третировать, — старуха выпрямилась и отвратительно закудахтала, косясь на подошедшего начальника охраны, за спиной которого топтался мой страж, — к сожалению, я вынуждена ненадолго покинуть столицу и не смогу сообщать тебе о твоих, Горделем проклятых, сородичах.

— Мадам, — начальник охраны раздувался, от бешенства, — я очень долго терпел ваши выходки, но эта переходит все границы! Перед вами — смертельно опасное существо, а вы ведёте себя подобно маленькому ребёнку. Боюсь, я вынужден ограничить ваши беседы.

— Очень надо! — Жистор вскинула голову и направилась к моей картине, не преминув пихнуть локтем зазевавшегося сторожа, — пошёл прочь, хамская морда!

— Ну всё, закрывай её, — начальник нервно вытер вспотевший лоб, — два происшествия за вечер — это чересчур. К тому же, у меня — дурное предчувствие. Сам не знаю, почему. Ещё этот придурошный отставник, на мою голову! Закрывай! И смотри, в оба!

Чёрная пластина, под недовольное ворчание сторожа, медленно поползла, скрежеща по доскам пола и закрывая, от меня, Гостевой зал, где гости начали отвратительный ритуал потребления пищи и напитков. Маленький мальчик напоминающий пышный цветок, из-за множества кружевных рубашек, открыв рот, изумлённо смотрел на меня, никак не реагируя на щипки, стоявшей рядом девочки. Я перехватила последний взгляд мадам Жистор и поразилась: никогда не предполагала, насколько могут быть выразительными человеческие глаза.

Серра, брат мой! Ты вновь исчезал с моих глаз и оставалась лишь гадать, когда я вновь увижу тебя.

Появилась потная физиономия стражника, ненавидяще разглядывающего меня.

— С каким же удовольствием я забросаю твоё поганое тело землёй, — проворчал он, потирая красные ладони, — а ещё, некоторые наши очень любят трахать сучек, когда те перестают шевелиться. Я думаю, мне это тоже понравится.

— Несомненно, — сказала я, ощущая приступ омерзения, — такой, как ты, способен заниматься сексом лишь с покойниками. Ну, или с животными.

— Тварь!

Он плюнул, но его зловонная слюна не долетела, а подойти ближе человек не решился. Яростно дёрнув за край ширмы, сторож полностью закрыл нишу, где располагалась моя тюрьма, погрузив её в тень. Я осталась совершенно одна.

Или нет?

— Привет, сестрёнка.

Откуда она взялась здесь? Провинившаяся служанка в непроницаемом чёрном плаще. Она появилась из теней, окруживших моё узилище и теперь медленно сняла капюшон, вместе с уродливым чёрным париком, скрывавшим большую часть лица. Теперь я могла видеть гладкую бледную кожу, ослепительно белые волосы и сияющие жёлтым светом, знакомые глаза.

— Сестра моя! Ты! Как я рада тебя видеть!

— Я бы могла сказать то же самое, если бы дела обстояли несколько иначе. Стоило оставить вас двоих всего на пару дней и вот к чему это привело. Ну, ладно ты, бестолковое создание, но Серра! Как он мог допустить такое?

Она закрыла глаза и склонила голову. По щеке прокатилась крошечная слезинка и я ощутила спазмы в горле.

— Как всё это случилось? — тихо спросила львица, — почему вы не воспользовались браслетом?

— Нам не уйти, — сказал Серра и оглянулся.

В его глазах застыла тоска.

Мы бежали среди пологих холмов, поросших жёсткой серебристой травой и высоким колючим кустарником. Впереди тянулась череда таких же возвышенностей, а за ними, я точно знала, бежит глубокая узкая река с высокими берегами и каменистым дном. В прозрачной воде всегда скользили яркие рыбы, хорошо различимые с глинистого обрыва.

Сейчас два загнанных льва напоминали этих блестящих чешуйчатых созданий: такие же доступные для пристальных взглядов. Охотники, преследовавшие верхом нас всю первую половину дня, успели охватить нас с обеих сторон и оглядываясь, я видела их тёмные силуэты на фоне сумрачно серого неба.

Меня убивало чувство вины: во всём была виновата я и только я. Серра ни разу не упомянул об этом, но мне не требовались резкие слова сестры для понимания этой нехитрой истины. Поэтому милосердное молчание брата вынуждало страдать ещё больше.

Люди устроили засаду в том селении, где я обучала их детёнышей основам живописи и танца. Никто из нас ни разу не питался в проклятой деревушке, а Серра так и вовсе не пересекал границ посёлка. Сестра моя десяток дней назад ушла в свободную охоту, небрежно упомянув о защите, которую большой лев способен предоставить чокнутой кошечке.

Как выяснилось, она заблуждалась.

— Если мы доберёмся до реки, уйдём вниз по течению, — сказала я, не замедляя бега, — там — скалы и острые камни, их звери не смогут нас преследовать. А сами они — слишком медлительные, для погони.

— Впереди — засада, — коротко бросил лев и начал замедлять бег, — очень много ловчих. Похоже, они смогли просчитать наш маршрут. Моя ошибка.

— Не говори так! — я схватила его за руку, — это — я! Я, во всём виновата…

— В чём? — он остановился и тяжело вздохнул, — в том, что эти животные настолько сильно нас ненавидят? В их неспособности различать мрак и свет, добро и зло? Добро…Ты сама всё видела.

Да, видела.

Этим утром я, как обычно, пришла на площадку с солнечными часами, на окраине деревушки. Обычно зверята радостным визгом приветствовали меня и бежали навстречу, размахивая деревяшками и угольками, зажатыми в грязных лапках. Взрослые опасались приближаться к месту наших занятий, и я могла, без помех, показывать, как правильно соблюдать пропорции, определять перспективу и наносить тени. Ближе к полудню, прогнав мальчиков, я преподавала грязнулям в мешкообразных платьях основы хореографии.

Мне очень нравилось, когда полтора десятка резвых сорванцов висли на мне, точно плоды на деревьях. Эти радостные вопли и бесконечный поток просьб и вопросов…

В то утро меня встретила тишина. И полтора десятка мёртвых маленьких тел, выложенных в ряд. Все — задушены.

Я оторопела и в замешательстве замерла, глядя на убитых детей.

Зачем?

За что?

Если бы не Серра, меня бы убили там же. Лев, с рёвом, вырвался из-за ближайшего сарая, который местные, почему-то, именовали домом и вбил в чёрную дощатую стену истошно вопящего охотника. В тот же миг, воздух разорвали истошные возгласы множества глоток и десятки вооружённых треспами ловчих, набросились на нас.

И не отставали до сих пор.

— Дай мне свой тресп, — спокойно сказал Серра, пристально глядя мне в глаза.

— Зачем? — я отступила на пару шагов, ощущая некий подвох в его просьбе.

— Рейя, — он приблизился и поцеловал меня, — ты — моя любимая кошка и когда я вижу тебя, моё сердце наполняется светом. Поэтому я хочу, чтобы ты осталась жива.

Только теперь до меня дошло, к чему он клонит и это привело меня в ужас. Жить без Серра? Нет! Лучше умереть вместе с ним. Я замотала головой и лев ещё раз поцеловал меня.

— Мы не можем уйти и бросить Зеббу здесь. Кроме того, я слишком давно питался и у меня просто не достанет сил, открыть переход. Придётся принять бой. Рейя, я живу очень давно и понимаю — это сражение не выиграть. Останемся вдвоём — умрём оба.

— Пусть так! Я не боюсь!

— Я боюсь. Боюсь, за тебя. Хочу, чтобы ты жила. Живи и расскажи сестре, как погиб я.

— Нет, нет!

— Дай мне обещание, что ты останешься жить! Во имя нашей любви.

Я разрыдалась: Серра и сестра — вот и вся моя жизнь. Другой не было, да я и не желала ничего иного. Мне всегда виделась целая вечность впереди и вдруг она резко оборвалась. Мой любимый лев должен был умереть, а я не могла уйти следом. Что может быть хуже?

Тогда я ещё не знала.

Серра крепко обнял меня, ещё раз поцеловал и осторожно вынул из поясных ножен мой тресп — скорее красивую игрушку, нежели оружие. Я стряхнула набежавшие слёзы и отчаянно обернулась: через гряду холмов перевалили тёмные силуэты всадников и устремились к нам. Кольцо преследователей сжималось. И всё меньше оставалось отпущенного нам времени.

— Серра, — сумела выдавить я, но он улыбнулся и прижал палец к моим губам.

— Сестра моя, — едва слышно произнёс он и коснулся моей щеки своей, — обещай мне остаться в живых. Обещай и дальше радовать братьев и сестёр. Обещай найти новую любовь и поддержку. Обещай.

Он был настойчив, и я молча кивнула. Я просто не могла, была не в состоянии произнести всё это вслух! Тогда лев широко улыбнулся и легко толкнул меня в грудь.

— Беги, — сказал он, — спрячься. Им будет не до поисков маленькой прелестной львицы. Этим животным предстоит рандеву с огромным страшным львом.

— Ты спряталась? — негромко спросила сестра. Её глаза тускло светились в полумраке.

Я кивнула. Помешкав, она кивнула, в ответ.

— Это — правильно. Всё равно, в бою ты бы только помешала ему. Жаль, меня там не было, когда…

— Его бы это не спасло, — горько вздохнула я и закусила губу, — их было слишком много. Наверное, ловчие очень долго готовили эту ловушку.

Сначала они попытались поймать окружённого льва. Но из-за страха приблизиться, сети летели мимо, а с десяток Серра поймал и отправил обратно. Охотники казались такими медлительными и неуклюжими, словно сделанными из дерева. Мне начало казаться будто всё обойдётся. Кот сумеет ускользнуть от этих неловких животных, и мы убежим. Множество всадников мешали друг другу, толкались крупами коней, цеплялись упряжью и злобно переругивались.

Лев, напротив, сохранял ледяное спокойствие. Стоя в центре пульсирующего кольца, он презрительно поглядывал на ловчих, сжимая в опущенных руках два треспа: свой — боевой лист, с широким лезвием и мой — маленький клинок, с инкрустированной драгоценностями рукоятью. Чуть позже, они потребовались оба.

Как выяснилось, охотники были неловкими лишь тогда, когда пытались изловить кого-то живым. Стоило им отказаться от этой мысли и поведение ловчих разительно изменилось.

Затрещали арбалеты и лев, поморщившись, пошатнулся, сбивая вонзившиеся в грудь метательные треспы. Эти негодяи собирались расстрелять его издалека, надеясь обойтись лёгкой кровью! Но Серра был умным и опытным львом, поэтому не собирался изображать беззащитную жертву.

Прижавшись к земле, я наблюдала, как его мощное тело напряглось, перед прыжком и вдруг размазалось в воздухе. Через мгновение, кот оказался среди галдящих всадников, нанося удары во все стороны. Завопили раненые и безвольно падали мертвецы. Лошади, ощутив запах хищника, начали подниматься на дыбы, сбрасывая живых к мёртвым. Казалось, этой паники достанет брату, для спасения и он сумеет прорваться к свободе. У меня вновь вспыхнула надежда и закусив губу, я скользнула ближе к подножию холма, на тот случай, если потребуется моя ничтожная помощь.

Не получилось.

Всё-таки нас преследовали не обычные крестьяне, а специально обученные убийцы. Ещё несколько человек рухнули вниз, оставив опустевшие сёдла и Серра вырвался на открытое пространство. Мощное тело истекало синим туманом жизни, а из оружия брат сумел сохранить лишь мой крошечный клинок. Лев небрежно отшвырнул безжизненное тело охотника и пошатнулся. Его глаза словно пытались что-то отыскать.

Кого-то. Меня.

— Нет! — рыдания рвались из моей груди, — оглянись!

Десяток спешившихся ловчих, воспользовавшись мгновенной заминкой, подобрались ко льву сзади и почти одновременно вонзили оружие в беззащитную спину. Мне хотелось закрыть глаза и не видеть этого. Мне хотелось умереть вместе с моим братом…

Серра медленно, точно нехотя, смёл нападавших, и тут же новая волна орущих охотников захлестнула его, повалив на землю. Треспы, на длинных древках, пронзили мощные ноги, сильные руки и надёжную грудь. Лев запрокинул голову и меня пронзила боль, когда я увидела выражение страдания, на его прекрасном лице. Но даже в этот момент он не издал ни звука.

Оружие выпало из пальцев брата, когда убийцы принялись полосовать его клинками. Я видела их физиономии, искажённые животной радостью, их уродливые тела, полные суетливого и постыдного самодовольства.

Это и был момент, запечатлённый на картине. Из последних сил Серра сумел отыскать меня, притаившуюся на склоне холма. Его глаза послали последнее: «Люблю».

И мой брат умер.

Погас мой свет. Казалось, я умерла вместе с ним. Будто это меня истыкали треспами, радостно галдящие людишки, деловито собирающие трупы сородичей и вопящие о том, что это — совсем ничтожная цена, за такую добычу.

Брат мой!

— Я убью их! — прошипела Зебба и в её тихом голосе прозвучала холодная ярость, — убью их всех, с их паршивыми детёнышами и тупыми самками! А потом, вытащу тебя. Мерзкие твари! Ненавижу! Ненавижу…

Ах, если бы её обещание могло быть исполнено.

— Их слишком много, — печально сказала я и протянув руку через прутья, коснулась пальцами прекрасного лица, изуродованного гримасой ярости, — прости меня, сестра моя. Из-за меня уже погиб Серра, и я не хочу, чтобы и твоя смерть оказалась на моей совести. Да ты и сама знаешь: ключом от клетки ты воспользоваться не сумеешь всё равно.

Глаза кошки вспыхнули точно два яростных солнца и тут же погасли. Можно было сколько угодно приходить в бешенство, шипеть и выпускать когти, но против правды не пойдёшь: освободить меня львица просто не могла. Даже если бы ей, каким-то чудом, удалось перебить всех животных в башне, проклятый ключ просто сжёг бы ей ладонь.

— Я могу заставить кого-нибудь, из этих тварей, — медленно пробормотала кошка и хищно прищурилась, — под страхом смерти, они и мать родную прикончат.

Хорошая мысль. Наверняка, она приходила в голову и моим тайным поклонникам. К сожалению, я точно знала, где находится уродливая штуковина, запирающая замок клети.

— Ключ в комнате начальника охраны, — устало сказала я и опустила голову, — и он — единственный, кто может им воспользоваться. Прости, но спасения — нет.

Зебба тихо зарычала. В этом звуке звучала тоскливая безысходность и искренняя боль. Мне было безумно жаль мою несчастную сестру. Я была так виновата перед ней! Перед ней и Серра. Всё случилось из-за меня.

— Когда-то, — негромко сказала кошка и протянула руку, сплетя свои пальцы с моими, — очень давно, я потеряла свой прайд. Тогда же, я утратила льва, которого любила. Они все погибли, а я ничем не смогла им помочь. Я даже не успела признаться любимому в своих чувствах, — львица крепко сжала пальцы и смахнула свободной рукой какую-то пылинку с щеки, — я не смогла защитить братьев, но поклялась отомстить. Не отомстила. Когда боль утраты терзала меня, я обещала никогда больше не привязываться ни к одному льву. Чем утратить близкого — лучше умереть! — она помолчала, закрыв глаза. Две слезинки мерцали на матовых щеках, — я опять не смогла сдержать обещания.

— Прости меня, сестра, — я поднесла её пальцы к губам и поцеловала, — Серра…

— Глупая! Серра был замечательным другом, хорошим вожаком и великолепным любовником. Знаешь, сколько таких я встречала? Охотилась с ними, занималась любовью и просто путешествовала, с грани на грань. Потом мы разбегались. Но ты… Такая маленькая, беззащитная и сумасбродная львица. Я не смогла защитить тебя, но хотя бы признаюсь: ты была самым лучшим из того, что я встретила за все эти десятилетия. Словно тёплый лучик, который растопил лёд, внутри меня. Чудо, разогнавшее мрак и попавшее в лапы злобных невежественных тварей. Тварей, убивающих этот живой свет.

Она протянула вторую руку и погладила меня. В сияющих глазах стояли слёзы.

— Что мне делать?! — почти выкрикнула она, — как я могу уйти и оставить тебя здесь? Как я могу жить дальше, зная о твоих страданиях и приближающейся гибели? Рейя, любимая сестра моя, как я должна поступить?

Зебба, моя сестра, которую я всегда считала образцом выдержки и хладнокровия, не стесняясь, рыдала и я плакала вместе с ней. У меня не было ответа, да и какой совет могла дать маленькая глупая львица, запертая в клетке? И всё же одна разумная мысль сияла крошечной блестящей льдинкой, посреди хаоса бешено мчащихся мыслей. Мысль, такая же гладкая, сверкающая и совершенная, как кусок льда. И такая же холодная.

— Сестра моя, — я ещё раз коснулась губами её пальцев, — я очень люблю тебя и мне радостно видеть тебя рядом. Прости, но чем дольше ты остаёшься здесь, тем больше вероятность попасться людям на глаза. Прошу тебя об одном: когда будешь уходить — оставь мне своё оружие.

Зебба замерла, потом её глаза закрылись, а голова опустилась на грудь. Казалось, кошка задремала, но я ощущала вздрагивание нервных пальцев. Львица, несомненно, понимала в чём смысл моей просьбы, но она должна была осознать — иного выхода просто нет. Или я продолжу медленно и мучительно угасать, пока не превращусь в живой труп, или смогу разом прервать весь этот кошмар.

— Твоя картина, — прошептала она, не открывая глаз, — как ты её называешь?

— Раненый лев, — ответила я, — кажется, у людей есть другое название, но я его не запомнила.

— Раненый лев? — кошка, с тоской, взглянула на меня, — звучит, словно приговор, для всех нас. Мы, точно раненые, мечемся с грани на грань, теряем друг друга, умираем…

— Не говори так, сестрёнка, — я прижалась щекой к её нежным пальцам, — ты продолжишь жить дальше. Найдёшь кого-нибудь и будешь счастлива вновь.

— Счастлива? — кошка криво ухмыльнулась, — счастлива я стану сегодня ночью, когда уничтожу тварь, служанкой которой притворилась. Убью её, всех её поганых родственников и слуг. Надеюсь — это станет достойной панихидой по моей любимой сестрёнке.

На её лице я прочитала ледяную уверенность в этом.

— Пожалуйста, сделай мне маленькое одолжение, — я просительно сжала её ладонь, — не трогай детей. Да, я знаю, какой чепухой ты считаешь подобные просьбы, но исполни эту. Ведь я уже никогда больше ни о чём не попрошу!

Зебба печально улыбнулась и кивнула.

— Как раз за такую чепуху я и люблю тебя, милая. Глупое, нелепое милосердие к жестоким животным, даже на грани смерти, — она несколько раз поцеловала мои ладони, — прощай, моя маленькая сестричка. Я всегда буду помнить тебя.

И силуэт кошки растворился в мерцающей тени, оставив мне лёгкий аромат полевых цветов, чего-то насыщенного, точно жаркая ночь…И холодную рукоять треспа.

Я едва успела спрятать оружие за спину, как ширма с глухим шелестом, скользнула в сторону. В образовавшейся щели маячила уродливая физиономия моего сторожа, узкие глазки которого подозрительно обшарили меня с ног до головы.

— Сама с собой треплешься, тварюка? — он криво ухмыльнулся, обнажив чёрно-жёлтые пеньки зубов, — умишком начала двигаться? Давай, давай. Ничего, ничего, уже скоро…

Велико было желание подозвать урода ближе и освободить от невыносимой, для него, тяжести жизни. Но успею ли я, потом, ускользнуть следом? Вряд ли. Пусть живёт.

Охранник, даже не подозревающий, о моём щедром подарке, ещё раз оскалился и пропал, оставив щель незакрытой. Мне достался небольшой участок гостевого зала: несколько кресел, столик, лениво болтающие люди и парочка миниатюр, на стенах. К сожалению, мой холст остался вне поля зрения.

Странный охотник, привлёкший ранее моё внимание, неторопливо прошёл мимо, задумчиво глядя в мою сторону. Чего он хотел? Почему я так интересовала его? Эти вопросы, как и многое другое, мало-помалу бледнели и растворялись.

Важно — иное. Я перестала быть пленницей. Моя сестра подарила мне надежду на освобождение. Дала ключ к секретной двери, недоступной ранее.

Сегодня ночью, когда все животные отправятся спать, я достану свой ключ и отопру ворота в мир, где нет страданий и боли; нет раненых львов, ожидающих смерти.

Свобода!

Спасибо тебе, моя сестра.

Прости меня, мой брат.

Прощайте.

Охотник

Последний луч светила медленно скользил по жёлтому дереву пола, постепенно исчезая за краем чёрной ширмы, а я провожала его взглядом так, словно он мог освободить меня или хотя бы утолить голод, пожирающий меня. Ублюдок, из императорской охраны, поставил ограждение вплотную к стене, оставив в поле моего зрения ничтожный кусок Гостевого зала. Часть уродливого дивана с вульгарной половицей рядом; круглый приземистый столик на пузатой ножке и несколько грязных бокалов на полированной поверхности; пара человеческих миниатюр на стене и тусклый бра, между ними — вот и всё. Хуже всего — моё полотно осталось где-то там, за непроницаемой чёрной поверхностью, и я не могла последний раз взглянуть в любимые глаза Серра, попросить у него прощения, за свою слабость и попрощаться.

Знаю, будь лев жив, он бы никогда не одобрил моего поступка. Назвал бы слабостью, трусливым бегством, которое подобает лишь людям. Но как я могу поступить, если сил почти не осталось, а леденящая боль голода пустила свои отростки во все клеточки моего тела? Бессмысленно молить хотя бы о секундном избавлении от боли, ведь нам не дано забыться во сне или обычном человеческом беспамятстве. Сто дней голода и боли практически сломали меня.

Прости, Серра!

Прости и ты, моя сестра, давшая возможность совершить этот побег. Единственный возможный побег, в моём положении.

Слабое утешение — представлять бешенство людей, узнавших, что я всё-таки смогла обмануть их и уйти. Слабость — всегда слабость, как не оправдывайся.

Моя сестра, ты всегда называла меня слишком мягкой и податливой, говорила, такие качества не подобают львице. Ты оказалась права и большое тебе спасибо, за твою доброту и любовь.

Последняя солнечная искорка ускользнула за ширму и ночные тени, мало-помалу, поползли из-под дивана, из-за столика, заскользили вниз по стене. Я знала, точно знала, куда они ползут и кого ищут. Так идите же быстрее, скройте меня в сумраке ночи, пожрите моё больное сознание, дайте свободу от боли, терзающей его!

Может быть тогда я освобожусь и стану вольна, как исчезнувший луч света, нырну между ядовитыми прутьями, навсегда покину проклятое место…

Шум голосов начинал стихать. Значит торжественное мероприятие завершалось и гости, напихавшись омерзительной пищей и налакавшись мерзкого пойла, отправятся в свои стойла. Там они, по-быстрому совокупившись, провалятся в свои зловонные сновидения. Люди! Почему я не могу вас ненавидеть, даже после того, как вы фактически убили меня? Сестра моя, прости меня ещё раз, но я такая, какая есть и уже не смогу измениться.

Просто, для этого не остаётся времени.

Время моей жизни заканчивается. Ускользает, следом за последним лучом солнца и растворяется в наползающих тенях.

Простите меня, мои братья и сёстры! Я — слабая львица и не вижу другого выхода.

Громкий топот тяжёлой обуви известил об окончании дня. И закончится он точно так же, как и все остальные: громким пыхтением зловонной пасти и душным смрадом какой-то человеческой жвачки. Мой персональный страж, как обычно, пришёл пожелать мне спокойной ночи. Так, как он это понимал.

На этот раз сторож был облачён не в обычные серые обноски с императорским гербом, а в пугающе-цветастую куртку с тем же, безвкусным гербом и красно-жёлтые, полосатые штаны. Ах, да! Праздник, как-никак. Сторож, покачиваясь, замер перед клеткой и уставился на меня кнопками тусклых глаз, теряющихся в складках рябого одутловатого лица. Сальные волосы клочьями торчали из-под сплюснутого блина ярко-алого берета, а неровно ощипанная бородка ходила из стороны в сторону. Мой страж изволили откушать. Подбирал объедки за местной элитой.

— Чо, стерва, ишшо не подохла? — любезно осведомился охранник, — коды ж ты ужо скопытишься, упыриха? Гляш, я хоть тоды немного отдохну.

Я просто не могла позволить этому куску мяса нависать над собой. В конце концов, львы, пока они ещё живы, не должны валяться у человеческих ног. Я ещё жива. Испытывая режущую боль во всём теле, словно его кромсали на куски, я медленно поднялась на ноги и выпрямилась во весь рост, позволив волосам обнять кожу. Человек, криво ухмыляясь, наблюдал за мной. Чавкать он так и не прекратил.

— Для такого животного, как ты, — сказала я, глядя на него сверху вниз, — должно быть честью, выполнять подобную работу. Да и не перерабатываешь ты, ленивая тварь.

Последнее замечание его задело. Сторож, угрюмо пыхтя, протянул окорокоподобную руку за ширму, и я сжала зубы, пытаясь сдержать панику. Огромного труда стоило оставаться на месте и сохранять невозмутимое выражение лица. Слишком хорошо знала я этот жест и то, чему он предшествует. Охранникам запрещено пользоваться оружием, но они отлично понимают — жаловаться я никому не стану. Не подобает льву жаловаться человеку или ожидать помощи, от него.

— Дерзишь, сучка? — недобро ухмыляясь, пробормотал человек и потянул к себе тресп на длинной рукояти, — сама должна понимать — это будет заслуженное наказание.

Очень хотелось зажмуриться, успокоить птицу, бешено бьющуюся внутри. Нет, я не могу позволить животному заметить мою слабость. У меня нет секретов от вас, братья и сёстры, но это вонючее создание не сможет оценить, насколько уязвима я стала.

Поэтому я лишь презрительно смотрела в глаза человеку, когда он размахнулся и ткнул оружием в мою грудь. Всего лишь ещё одна капля боли в бескрайнем океане страдания, поглощающем сознание. Так хотелось думать, но, против своей воли, я застонала.

Будь ты проклят!

Будь проклята я…

Прости, Серра.

— Слабеешь, гадина, — он хохотнул, но под моим презрительным взглядом смешался, — ничо, я ишшо доживу до того дня, коды гордая львица шлёпнется на колени молить меня о пощаде. Тоды я надену на тебя ошейник, а ты станешь лизать мои сапоги.

— Оставь свои фантазии для человеческих самок, животное. Я, скорее умру, чем стану на колени!

— Посмотрим, — он, посмеиваясь, отвёл оружие назад, но в этот раз лишь имитировал удар, громко расхохотавшись, когда я, не удержавшись, вздрогнула, — боишься? Бойся! Я стану твоим самым страшным кошмаром!

— Мы не спим и сны нам не снятся, — силы были на исходе и даже стоять приходилось, испытывая невыносимую боль, — тебе не стать моим кошмаром — только своим. Ты живёшь в собственном бредовом человеческом сне и пытаешься распространить его на других. Лучшим выходом было бы пробуждение.

— Чего?

— Умри, животное.

Он остервенело ткнул меня в живот и даже не глянув, как я буду страдать, утопал прочь. Только теперь я позволила себе опуститься на холодный пол клетки и прижать ладонь к тонкой полоске на поверхности бледной кожи. Дымок рвущийся наружу, казался почти невидимым, — но он был моей жизнью и восполнить силы мне нечем. Ещё одна толика боли. И так, каждый вечер. Неужели я действительно заслужила подобное? А ведь моя сестра упрекала меня в излишней мягкости с этими животными. Так она оказалась права?

Шаги мучителя стихли и глухо хлопнула закрывшаяся дверь. Светильники начали тухнуть, один за другим и сумрак, мало-помалу, воцарился вокруг. Только призрачное сияние крошечных бра пыталось рассеять подступающий мрак. Нет, лишь вокруг, но никак не внутри меня.

Серра, брат мой! Больше всего на свете, я хотела бы ощутить твои пальцы на моём теле, твои губы на моих и услышать слова нежности и любви. Как жаль, но всё что осталось — твой образ на моём полотне и светлые воспоминания, немеркнущим пламенем озаряющие ночь, внутри меня.

Я осторожно подползла к самому дальнему углу клетки, упирающемуся в холодную каменную стену, покрытую чёрными пятнами жирной плесени и запустила руку в щель между обжигающим кожу прутом и ледяной кладкой. Пальцы коснулись драгоценного подарка моей сестры. Единственное место, где я могла скрыть нечто личное от своих соглядатаев. Эта проклятая грань лишала нас способностей к маскировке и созданию одежды, вынуждая меня ходить полностью обнажённой.

Глупые люди! Им казалось, нагота тяготит меня и смущает отсутствие одежды. Нет, мне не доставало МОЕЙ одежды. Той, которую Серра ласково именовал сексуальным безумием; той, над которой смеялась сестра, а потом, втайне копировала; той, чьи линии и очертания не походили ни на один человеческий наряд.

Я достала тресп и положила на пол, перед собой. Прекрасная, всё-таки, штуковина. Создатель её понимал толк в красоте: эти очертания древесного листа, то — абсолютно прозрачного; то — матового, словно шлифованный металл. Рукоять, в форме идеального львиного тела, удобно располагалась в ладони, вызывая воспоминания о чём-то приятном и сексуальном. Как жаль, но всё это великолепие должно нести лишь смерть. Стоит воткнуть клинок в грудь, и она не заставит себя долго ждать. Перетерпеть мучения, и милосердная тьма навсегда сотрёт ту вселенную боли, где я живу последнее время.

Я не боюсь смерти. Никто из нас не боится. Но вокруг так много прекрасного, столько замечательных вещей, ради которых стоит жить дальше! Если бы у меня оставался хотя бы единственный шанс…

Тресп тускло мерцал в слабом свете и я, как зачарованная, протянула руку и положила пальцы на гладкую рукоять. Подняла оружие и медленно поднесла к лицу, любуясь переливами сияния в листообразном клинке. Осталось повернуть оружие остриём к себе и слиться с ним, как я сливалась с Серра. Брат мой! Те, незабываемые ночи под двумя лунами, около грохочущего водопада…Твои сильные руки на моём мокром теле и шершавая поверхность плоского камня, выступающего из чёрного, как сама ночь, озера.

Как забыть всё это? Забыть — значит предать Серра и остальных братьев, с кем я делила удовольствие секса. Исчезну я — исчезнут и они, растворившись в бездне небытия. Эгоизм — лечить свою боль, убивая память о братьях и сестрах, многих из которых уже нет в живых. Если я убью себя, исчезнут и они, оставив только жирную зловонную скотину, безнаказанно истязавшую меня каждый вечер.

Я ощутила отвращение к самой этой мысли. Это — не смерть в бою, а позорное бегство. Если я сейчас уйду, человек возомнит себя победителем, оказавшимся сильнее львицы, удравшей от него во мрак небытия. Никогда! Не позволю мерзкому животному победить!

Я опустила оружие и вдруг ощутила прорвавшееся чувство присутствия постороннего. Не запах — нет, его не было, шагов я тоже не слышала, но ведь все львицы — охотницы. Я — тоже, пусть и не самая лучшая (К чему кривить душой? Одна из худших). Я обернулась и наткнулась на внимательный взгляд стальных глаз.

Тот самый охотник, ради которого устраивали сегодняшнее человеческое угощение. Возраст не разобрать, но точно перевалил середину отведённого людям срока. Впрочем, седая голова и глубокие морщины на загорелой коже, не соответствуют поджарому мускулистому телу. Обычно люди, миновав юность, начинают зарастать жиром, напоминая толстых неповоротливых свиней. Этот, скорее, походил на волка.

Человек носил мундир охотника, лишённый каких бы то ни было знаков отличия. В том числе и омерзительных красных шевронов. А другие, просто обожают подобные украшения.

Я торопливо спрятала руку с треспом за спину, отлично понимая, насколько нелепо выглядел этот жест. Прежде я часто играла с человеческими детёнышами, учила их рисованию и танцам. Похоже, именно у них я и научилась дурацкому жесту. Как человеческий ребёнок!

Ночной гость даже не улыбнулся. Он неторопливо отодвинул ширму, открывая полную панораму зала. О чудо, я вновь видела раненого Серра и ощущала его тёплый взгляд. Здравствуй, брат! Возможно, мы ещё будем жить.

Человек, по-прежнему безмолвствуя, поставил около клетки маленький табурет и присел, лицом ко мне. Я продолжала наблюдать за его действиями, не зная, как поступить дальше. Стоит ему подать сигнал, и охранники мигом обезоружат меня, истыкав треспами, с ног до головы.

— Почему?

Этот вопрос словно сломал тот стержень, который удерживал меня на ногах, и я медленно опустилась на дощатый пол клетки. Честно говоря, я просто не поняла, о чём он меня спросил и видимо, человек это тоже сообразил.

— Почему ты, всё-таки, решила остаться в живых? — он яростно потёр лоб, словно его мучила сильная головная боль, — не подумай, будто я желаю тебе смерти…

— Странно, — вдруг вырвалось у меня, — обычно, такие, как ты, желают нам только смерти.

Ох и странные у него были глаза. Полные…Чего? Затаённой боли? Растерянности?

— Больше ста дней без пищи. Боль, терзающая тебя, воистину непереносима. Смерть должна казаться желанным, но недостижимым подарком. И вот, я вижу, как другая львица передаёт тебе тресп…

Ужас обуял меня. Моя сестра? Неужели её схватили или убили? О, нет…Я виновата! Зачем я задерживала её!

— Моя сестра?..

И вновь то странное выражение серых глаз.

— Не волнуйся. Только я сумел заметить её. Она очень хорошо замаскировалась. Прости, просто я очень давно охочусь на вас.

— И ты?..

— И я никому ничего не сказал. Твоя сестра спокойно покинула башню. Думаю, она не пропадёт.

Вот теперь я была полностью сбита с толку. Охотник заметил свободную львицу и позволил ей спокойно уйти. Но волны радости захлёстывали меня с головой: моя сестра — жива и на свободе!

— Ты — странный, — сообщила я, — почему ты хотел устроить охоту на меня? Я слышала, как ты разговаривал с этим надутым бурдюком, начальником охраны.

Он криво ухмыльнулся.

— Хотел дать тебе шанс погибнуть в бою. Или — уйти. Я считаю отвратительной практикой содержать подобных тебе в клетках. Это, как признание: да, мы ничтожнее вас, но попытаемся низвести до своего уровня. В этом нет ни капли чести.

— Да брось ты, большинство людей и не мыслят такими категориями. Им просто доставляет удовольствие мучить нас, — сначала он пожал плечами, а потом нерешительно кивнул, — жаль, тебе не разрешили устроить охоту на меня. Но это поправимо, — слегка помешкав, я достала тресп из-за спины и протянула оружие человеку, сидящему у клетки. Смерть в бою почётна — так всегда говорил мой брат, Серра. Сестра моя соглашалась с ним, а я…Жаль, не могу обнять Зеббу и сказать, как она была права. Права, во всём, — держи. Сейчас я брошусь на прутья, и ты сможешь меня убить. Скажешь — случайно увидел оружие и сумел его отнять, лишь прикончив злобную тварь.

Он даже руку не протянул. Я, наконец, сообразила, что вижу в этих стальных глазах — пустоту. Пустота и печаль — ничего более. Пожалуй, человек с такими глазами мог желать смерти побольше моего. Но почему? Этот охотник интриговал меня тем больше, чем дольше мы с ним общались.

Я положила клинок на пол, между нами и убрала волосы за спину, позволив охотнику оценить моё тело. Обычно самцы человека мгновенно возбуждались, увидев меня обнажённой. Да и Серра считал меня очень красивой львицей, пусть и необычайно маленького роста. Зебба соглашалась с ним и смеясь, добавляла, будто она путает меня с моими настольными статуэтками.

— Я читал отчёт о твоей поимке, — охотник своим хрипловатым голосом нарушил затянувшееся молчание. Ни единым жестом или взглядом он не показал, что оценил мою красоту. Хм, нахал! Меня это весьма задело. Ладно вонючая скотина, охраняющая меня: другие сплетничали о его давней импотенции. Но этот то был довольно привлекательным, как для человека, да и обычного зловония, почти не испускал, — ты почти не сопротивлялась и даже никого не ранила. Очень странно.

— Отчёт был подробным? — я приподняла одну бровь.

— Да. Я знаю всё. И как тебя, без нужды, утыкали треспами и…Про всё остальное, тоже. Мстили за твою сестру, сумевшую улизнуть и убить десятерых преследователей. А в особенности, за вашего вожака. Он дался дорогой кровью: три десятка убитых и ещё больше, искалеченных.

— Брат мой был сильным львом, — с уважением сказала я и посмотрела на своё полотно, — но он никогда не охотился, ради охоты. Всегда — ради утоления голода. Хотя, да — для вас же каждый убитый львом человек — страшная трагедия. Нет, не подумай, я не иронизирую. Мы такие, какие есть и вы, для нас — всего лишь пища.

— Иронизируешь? Ха! — он вскочил и начал нервно метаться, точно это его, а не меня, посадили в клетку, из которой не было выхода, — последнее время это мучает меня всё сильнее. С детства я хотел нести справедливость и защищать невинных от опасности. Именно поэтому и пошёл в защитники. Моя цель — защита людей от львов, спасение человеческих жизней. И что? Наш отряд прибывает туда, где случайный прайд совершил нападение на захолустный городок и убил троих жителей. Десятки опытных воинов гибнут, и троица хищников повержена или изгнана прочь. Да здравствуют павшие воины! Да будет всем счастье!

— Ну и? — поинтересовалась я, — счастье будет?

Человек остановился, будто наткнулся на невидимую стену и дико взглянул на меня. В его глазах всё ярче разгорался огонь безумия. Да, он был тяжело болен чем-то, пожирающим его разум, почище моего голода. И выхода не было. Меня заточили в клетку, а он свою соорудил сам. Но почему?

— Счастье, — он покачал головой и едва слышно всхлипнул, — счастье…Десятки режут друг друга в пьяных драках, калечат в семейных ссорах и душат в подворотнях за жалкий медяк. Сотни умирают от голода из-за высоких налогов, нежелания работать и жадности хозяев. Тысячи мрут от болезней, потому как нет ни докторов, ни лекарств. Десятки тысяч гниют на полях сражений из-за тупейших амбиций и жажды власти. Ради чего я делаю своё дело? Для чего я спасаю этих трёх, которые в ближайшее время станут убийцами или жертвами?

— Ну, не все львы, такие, как мы, — я была поражена его бешеным напором. Нет, люди — неприятные животные, но неужели всё настолько плохо? — в молодости мы совершаем разные глупости. Очень часто наши невинные развлечения заканчиваются множеством бессмысленных смертей.

— Я знаю, — он отмахнулся, — я читал много отчётов и сам проводил дознания. Но, поверь, самым злобным, из вас, далеко до некоторых милосердных правителей. Да и подумать — вы относитесь к нам, как к животным, а для большинства людей убийство человека равносильно смерти какой-нибудь свиньи. То есть мы сами уравняли себя со свиньями. К чему жаловаться? А жестокость, с которой мы иногда убиваем себе подобных вам вообще незнакома.

Он замолчал и почти рухнул на свой табурет, охватив голову руками. О! По его загорелой щеке медленно ползла одинокая слезинка. Крепко его прижало. Поймав себя на этой мысли, я прислушалась к чувствам и оказалась поражена. Мне было жаль этого человека. Хотелось подойти, обнять и погладить по седой голове. Странно. Раньше такие желания относились лишь к моим братьям и сёстрам.

— Меня зовут Чар, — глухо сказал человек, не поднимая головы, — хоть тебе и нет до этого никакого дела.

— А меня зовут Рейя, — сообщила я и подвинулась ближе, — а почему, человек Чар, ты решил рассказать всё это именно мне? Неужели нет больше никого, кому бы ты мог излить свою боль?

Он отрицательно покачал головой, а потом поднял на меня свои больные глаза.

— Рейя, — медленно произнёс он, — нет, Рейя, пожалуй, ты единственный че…Прости, ты — единственная, с кем я могу поговорить на эту тему. Да и вообще, просто поговорить. Иногда так получается. Из-за работы и образа жизни ты теряешь всё. Сначала — жену, потом — всех друзей и соратников, а после…

Он запнулся.

— Веру, — подсказала я.

— Да, — он печально улыбнулся, — а в конце концов — смысл самой жизни. И не остаётся ровным счётом ничего. Ты вдруг осознаёшь, жизнь подходит к завершению, а всё, сделанное тобой, было бессмысленно.

Да — это был необычный человек. Другие, на его месте, предпочли бы утешиться выпивкой, едой или доступными самками. Помимо жалости, я ощутила некоторое уважение к сломленному охотнику, но по-прежнему, не могла понять в чём смысл этого ночного визита. Выговориться перед пленной львицей? Забавно, нечего сказать…

— И давно, человек Чар, тебя мучают подобные мысли?

— Достаточно, — он повернулся спиной и опёрся затылком о прутья моего узилища. Можно было осторожно протянуть пальцы и коснуться его шеи…Но любопытство и что-то ещё останавливали меня, — с того момента, как я утратил свою единственную любовь. Моя жена… Она не погибла. Она стала одной из вас.

Ого! У меня исчезла даже тень мысли выпить гостя. Похоже, меня ждёт очень любопытная история. К чёрту голод! Обожаю интересные истории. Особенно, с трагическим финалом.

— Мы оказались заперты с прайдом ваших в одном из запретных миров и сотрудничали с ними, в попытке прорвать блокаду. Понимаю, как дико это звучит: охотники, сотрудничающие со львами, но дело обстояло именно так.

Дико? Это не то слово! Да этот человек, просто клад странностей. Другой бы и плюнуть не захотел в нашу сторону, неважно, по какой причине, то ли из-за страха, то ли из-за ненависти. А этот сотрудничал с нашими. Чудеса!

— И мне пришла в голову бредовая идея, о которой я жалею до сих пор. Я послал свою жену, Зару, вроде бы изучать жизнь львов, а на самом деле хотел иметь лазутчика, среди львов. Перемудрил, — он горько усмехнулся, — Зара влюбилась в вожака и тот обратил её. Он и мне, — Чар оборвал фразу на полуслове, — в общем, блокаду мы прорвали, и я поклялся найти этого льва. Если не вернуть жену, то хотя бы прикончить его.

— Нашёл? — тихо спросила я, размышляя, как бы мог завершиться тот, вырвавшийся обрывок фразы.

— Нашёл. В другом запретном мире. Тот лев…Он пожертвовал свободой и готовился отдать жизнь ради Зары. Значит, любил её не меньше, а то и больше, чем я. Странно, я мечтал убить его, а вышло…В общем, мы опять сражались плечом к плечу, и он спас меня. Понимаешь, — Чар повернул голову, и я смогла оценить симпатичный, как для человека, профиль, — именно тогда мой старый мир рухнул окончательно. Те, кого я считал исчадиями ада, сражались вместе со мной и спасали жизни моих любимых. А люди, которых я клялся защищать, — он громко рассмеялся, но в его смехе звучала лишь горечь и только, — как-то мы наткнулись на странную штуку. Загон для людей. Там львы держали пищу, про запас. Людей кормили, изредка выдёргивая одного-двух. Так вот, когда мы попытались освободить пленников, те начали сопротивляться. Взаперти, они разжирели и совершенно обленились. Знаешь, что меня ужаснуло?

— Что?

— Оказывается, большинству людей, для превращения, в скот не требуется ничего, кроме такой возможности. А вы…Вот ты, Рейя, страдая от голода, пишешь картины и сопротивляешься смерти. Это вызывает уважение.

Мы молчали. Тусклый свет бросал тени прутьев на пол, а я продолжала всматриваться в лицо собеседника. Оказывается, наше уважение было взаимным. Мостик, соединяющий нас, строился с двух сторон. В этом ощущалась странная магия. И очень жаль, что мы встретились именно так, погружённые в пучину отчаяния и безысходности. Но если я могла надеяться на чудо, пусть шанс на спасение был один из миллиарда, то Чару не светила ни одна звезда.

— Зачем ты пришёл? — спросила я очень тихо.

Он не отвечал.

Долго.

Потом встал и повернулся ко мне. Запустил пальцы в нагрудный карман и достал оттуда маленький блестящий предмет. Ключ. Ключ, от моей клетки.

Я не понимала. Просто не могла себе позволить такую роскошь.

А потом, Чар протянул руку и мой единственный шанс из миллиарда, стал реальностью. Дверь клетки, щёлкнув, отворилась и человек сделал шаг в сторону, позволяя мне выйти.

— Ты свободна, — сказал он и наклонился, — вот, возьми. Не голышом же тебе идти по дворцу.

Длинный тёмный плащ, с глубоким капюшоном. Именно в таком ко мне приходила моя сестра. Одевая его, я никак не могла избавиться от одной мысли. Чар принёс одежду с собой, значит ещё до начала разговора собирался освободить меня. Но сначала беседовал. Хотел выговориться? Точно… Точно собирался умереть. Почему-то мне не хотелось смерти именно этого человека. Совсем не хотелось.

— Возьми оружие, — сказал охотник, когда я одела плащ и надвинула капюшон, — может пригодиться. И пообещай, что больше не дашь себя поймать. Второй раз я не приду.

— Обещаю, — искренне сказала я, — пошли?

Он не торопился. Внимательно посмотрел мне в лицо, будто собирался запечатлеть его в памяти, а потом решительно закатал рукав, освободив мускулистое предплечье. Протянул руку мне.

— Сто дней без еды, — глухо сказал Чар, — думаю, ты просто умираешь от голода. Возможно, я принесу хотя бы такую пользу. Может быть, когда-нибудь ты вспомнишь чокнутого охотника и посмеёшься. Прощай.

Соблазнительно. Бесы голода набросились на меня, требуя взять предложенное, но я решительно прогнала их прочь. Внезапно я ощутила приступ веселья и едва сдержала прорывающийся смех. Я собиралась проделать одну забавную штуку, о которой прежде лишь слышала. Сестра моя, ты ведь всегда называла меня чокнутой? А теперь нас двое: я и этот охотник, Чар.

Я ткнула пальцем в его высокий лоб, прежде чем он успел сказать или сделать очередную глупость. Мускулистое тело ещё несколько мгновений удерживалось в вертикальном положении. Мне хватило, и я подхватила его, бережно уложив около опустевшей клетки.

Я ненадолго, мой странный спаситель. Проведаю кое-кого и обратно.

Комнаты охранников располагались недалеко от гостевого зала. Да и как упустить этот очаровательный шлейф из омерзительного смрада пищи и спиртных напитков! Зловоние накладывалось на зловоние, но нужный аромат я просто не могла упустить.

Ага, вот ты где, мой красавец! Жирной лягушкой развалился на грязных тряпках, брошенных на пол и сотрясал воздух оглушительным храпом. Просто очаровательно!

После недолгих поисков я обнаружила маленький квадратный светильник и зажгла его. Негоже, чтобы мой драгоценный остался в неведении, кто его посетил.

Поставив фонарик на грубо сколоченный дощатый стол, я запрыгнула на грудь охранника. Тот тотчас проснулся и попытался вскочить, хлопая руками о пол. Пришлось слегка попридержать его порывы. Даже после стодневного голодания я оставалась в форме и была сильнее этого бурдюка с жиром.

После того, как жиртрест немного успокоился, я отбросила капюшон и встряхнула головой, освобождая гриву из плена. Теперь человек узнал свою ночную гостью и принялся хрипеть, выпучивая испуганные пятаки глаз.

— Привет, милый, — прошептала я и хихикнула, — думала, ты можешь обидеться, если я уйду, не попрощавшись. Мы же с тобой стали так близки. Помнишь, у тебя даже появились некие мысли о нашем совместном будущем? Как жаль, но они не осуществятся, прости. Ах да, ты ещё упоминал свою усталость. Это печалит меня.

— Пощади! — смог он выжать из пересохшей глотки. Странно, никогда не слышала подобного тона раньше.

— Но я помогу тебе — теперь ты сможешь отдохнуть, — человек принялся верещать, словно раненая свинья и я выпила его. Быстро и легко, хоть он и не заслуживал подобной милости. Глаза мертвеца почти не отличались от его же, но когда он был ещё жив. Чему удивляться? Этот кусок мяса умер намного раньше, чем я добралась до него. Впрочем, свою пользу он принёс: боль в теле прекратилась, и я ощутила прилив свежих сил. Просто замечательно! Этого, конечно, недостаточно, для полного восстановления, но я могу и потерпеть.

Сестра моя не желала терпеть самый лёгкий голод, но я всегда считала, что питаться стоит лишь тогда, когда в этом есть реальная необходимость. Жить хотят все. Даже люди. После подобных заявлений, Зебба начинала смеяться, называя меня пацифисткой, а Серра прекращал спор, закрывая мой рот поцелуем.

Серра, брат мой! Как же мне недостаёт сильного льва, способного заступиться за маленькую слабую львицу, затерянную в безжалостном мире людей.

Я осторожно выскользнула в неосвещённый коридор и тенью проскользнула мимо двери, ведущей на кухню. Там ещё не спали, продолжая грохотать какой-то посудой. Женские голоса глухо пререкались между собой, грубо хохотали и сыпали выражениями, больше подобающими видавшим виды, воякам.

Около крохотного окошка я задержалась, наслаждаясь свежим воздухом, лишённым привкуса человеческих запахов. Свобода! Там — свобода! Очень скоро я смогу вернуться на зелёные поля и безмятежно танцевать, видя над головой звёздное небо и полную луну. Ещё немного…Однако, я ещё не закончила все дела в этом нагромождении холодных камней.

Чар недоумённо уставился на меня, когда я привела его в чувство. Потом приподнялся и покачнувшись, встал на ноги.

— Почему? — спросил он и непонимающе нахмурился, когда я начала смеяться.

— Похоже, у нас, с тобой, появился своеобразный ритуал начала общения, продолжая хихикать, пояснила я, — правильно, к чему эти банальные человеческие: «Привет», «Здравствуй». Суровый охотник Чар начинает общение со слова: «Почему».

Человек ещё некоторое время продолжал сводить брови, а потом до него дошло, и он улыбнулся. О боги! Он умеет просто улыбаться! Хорошо заметно, насколько непривычно для него подобное занятие, но ведь всему можно обучиться.

— Так уже лучше, — одобрила я и придержала пальцами уголки напряжённого рта. Человек попытался вырваться, но я оказалась настойчива, — ну же, не брыкайся! Хотела бы изнасиловать — воспользовалась твоей беспомощностью. А касательно твоего вопроса: скажем, мне нужен крепкий мужчина, способный сопроводить к нужному месту, избавив от ненужных вопросов. Ты — то что надо.

Не знаю, поверил он в мою тираду, или нет, но пожал плечами и пошёл к выходу, поглядывая на меня своими странными, точно покрытыми изморозью, глазами. Вот интересно: они у него изначально были такого цвета или стали, когда у него всё заледенело внутри?

— Расскажи, про свою жену, — попросила я и взяла его под руку, — ну, не напрягайся. Обожаю самцов с крепкими мышцами, но так как-то чересчур жёстко.

— Я был дурак, — бросил он, но немного расслабился.

— Это я уже слышала и успела понять, так оно и есть, — настроение у меня стремительно улучшалось, и я с трудом удерживалась от ходьбы вприпрыжку, — только не злись — я ведь пошутила! Все в жизни совершают какие-нибудь ошибки, нелепости, глупости, просто вы, люди, постоянно о них вспоминаете, мучаетесь сами и мучаете других.

— А вы — нет?

— Не-а, — я не удержалась и подпрыгнула, — прости. Мы оставляем в памяти только самое светлое и хорошее. Плохое, постепенно отваливается и остаётся где-то там, — я покрутила рукой над головой, — так как там насчёт жены? Только давай без этого: я был дурак.

— Всё равно сведётся к этому, — Чар придержал меня под локоть, когда я вновь попыталась взлететь, — даже не спрашиваю, почему у тебя такое хорошее настроение. Специально меня вырубила, чтобы не мешал охотиться? Ох, какие у тебя хитрые глаза! Я то чем тебе не подошёл?

— Жестковат, — я поджала губы, пытаясь не расхохотаться, — ну и я по-прежнему желаю послушать рассказ про твою жену.

Из полуоткрытой двери, ведущей в тёмное помещение, пропахшее кислым зловонием спиртного, вывалился огромный полуобнажённый толстяк. В волосатой ручище он сжимал здоровенную бутыль, наполненную чем-то багровым, а другой — упёрся в стену, очевидно для поддержки шатающегося тела. Плывущий взгляд попытался сфокусироваться, сначала на мне, а потом — на Чаре. Громила криво ухмыльнулся.

— Вот и наш славный отпускник! Наконец-то решил пуститься во все тяжкие? Как и мы, простые смертные…Бабу, вон, смотрю подцепил. Осталось ещё напиться. Налить?

— Мы пройдём? — спросил охотник и в его тихом вопросе лязгнула сталь.

— Конечно! — толстяк взмахнул бутылкой, но дорогу уступать не спешил, — только вот, для начала, посмотрим на твою шлюху, пощупаем её, попробуем…Напомним славному Чару те трибуналы и суды, в которых он участвовал, паскуда!

— Это всё? — температура, в голосе моего спутника стремительно понижалась.

— Думаю, сукин сын, ты заслужил посмотреть, как мы оттрахаем твою кобылу! — громила пустил слюну, но не заметил этого, нависая над нами, — Сур вообще говорил, что так рассуждать, как ты, может лишь снюхавшийся с этими тварями! Ты же с ними снюхался?

— Какое верное замечание, — я отбросила капюшон, и толстяк широко распахнул слюнявую пасть, уставившись на меня, — и мне не нравится, как ты с нами общаешься, кусок мяса!

Великан попытался заорать, но Чар хлёстким движением ударил его ребром ладони по кадыку. Не начавшийся вопль превратился в глухой клёкот, и я решила принять участие в общем веселье: не пропадать же добру! Кончики пальцев, как обычно, обожгло, словно я погрузила их в жидкое пламя, и тут же блаженная истома окутала всё тело. Бурлящий огонь бежал по мне и внутри будто восходило солнце, озаряя лучами мысли и чувства.

Я подняла взгляд на Чара, неподвижно стоящего рядом. Охотник пребывал в задумчивости, но ничего не предпринимал.

— Вот, как это происходит, — пробормотал он, — никогда прежде не видел…Ты словно светилась, особенно лицо. Ты вообще, очень красивая, а в этот момент напоминала ангела.

— Большое спасибо, — обожаю комплименты, пусть и столь лаконичные. Серра, тот бывало разливался полноводными реками, расписывая мои достоинства и не забывал вставлять колкие шпильки в тот момент, когда я этого меньше всего ожидала, — тебя не смущает, что этот ангел на твоих глазах убил человека?

— Ублюдок насиловал маленьких девочек, пока его не застукали и не отдали под суд. Я требовал казнить сукина сына, но дело решили замять и тварь просто вышвырнули из Защитников. Нет, меня ничего не смущает. Уже не смущает.

Он весь потемнел и тогда я тихонько взяла охотника за руку и потащила дальше. Мы следовали неосвещёнными переходами, далеко от жилых помещений: коридоры, продуваемые холодными ветрами, напоминали извилистые лабиринты, и я непременно бы заблудилась, если бы шла одна. Но Чар безошибочно следовал выбранным курсом, уверенно поворачивая на перекрёстках, спускаясь по узким винтовым лестницам и придерживая меня, если впереди слышались чьи-то голоса.

Следовать за ним оказалось удивительно хорошо, и я вдруг вспомнила, как точно так же бежала за Серра в заброшенном замке, на одной из дальних граней. Брат мой нёсся вперёд, зловещим голосом вещая о призраках древних львов, которые облюбовали старые стены и ждут не дождутся, пока незадачливые путники повернутся к ним спиной. Зебба всё время саркастически хмыкала, любопытствуя, посредством чего получаются призраки у львов и чего они собственно хотят от идиотов, шатающихся по старым развалинам.

Воспоминания и реальность смешались в моей голове, и я умудрилась запутаться.

— Серра, — я тотчас опомнилась, — прости, Чар. Этот кусок мяса толковал про трибунал и похоже, ты имеешь целую кучу поклонников. Не так?

Охотник замедлил шаг.

— Всё так. Было, кому меня ненавидеть и было за что. А трибунал… Выездная сессия, куда меня пригласили в качестве присяжного. Старые заслуги, десять лет безупречной службы, то-сё. Смысл был в чём: несколько охотников, в том числе, два командира, фактически сдались львам, истребившим их подразделения. Стали на колени и молили о пощаде.

Меня, как молнией поразило. Вспомнилось: сумрачный день, капли обессиленного дождя, три неподвижных тела в мокрой траве и коленопреклонённый человек, потупивший взгляд. Ужасное воспоминание. Почему оно сохранилось? Не понимаю…

— Я требовал смертной казни, — угрюмо бросил Чар, — во избежание прецедентов. Хоть, если честно, меня просто задело за живое: ни один из львов никогда не молил о пощаде, а эти говнюки…В общем, я оказался единственным и моё мнение решили проигнорировать. Назвали произошедшее тактической хитростью. Их даже не наказали.

— Это плохо?

— Ну, как тебе сказать… Один, из отпущенных, командуя гарнизоном в Сревенаге, двести дней истязал пойманного льва, а тот, вырвавшись, устроил настоящую бойню. Симпатии местных жителей оказались на стороне пленника, поэтому уцелевшие поселяне устроили самосуд и вздёрнули выживших Защитников на дереве. Как думаешь, насколько высок наш авторитет в том районе?

Меня словно холодной водой окатили. Сестра моя, как же ты была права! Прости меня, неизвестный брат, за тот ад, который тебе пришлось пройти из-за моего дурацкого милосердия. Ну почему я такая глупая?

Запахло животными. Чар осторожно открыл небольшую деревянную дверцу и сделав знак остановиться, исчез из вида. Потом появился и поманил пальцем.

— Конюх спит, — тихо сказал он, — возьмём двух лошадей. Я провожу тебя за ворота.

— Но, — начала я и он коснулся моих губ. Хм.

— Это — специально обученные животные. Их не пугает запах льва, можешь не волноваться. Естественно, никто не предполагал, что какому-то льву вздумается воспользоваться лошадью, но всё, когда-нибудь, происходит первый раз.

Я остановила выбор на белой кобылке небольшого роста, представляя, как бы отреагировал Серра, увидев мою избранницу. Про сестру я вообще молчу.

— А вы хорошо смотритесь вместе, — усмехнулся Чар.

Проклятье! Так бы и Серра сказал. Все мужчины одинаковы, львы они или люди. А я сделаю вид, будто ничего не услышала. Проведу рукой по длинной гриве и ловко оседлаю всхрапнувшее животное.

— Не обижайся, — примирительно сказал охотник, взбираясь на чёрного жеребца, — принято сравнивать красоту женщин и лошадей. А ты — очень красивая.

— Как лошадь?

— Как львица. Никогда не думал, что буду говорить комплименты свирепой хищнице.

— А я очень свирепая? Просто средоточие зла!

— Нет, — он помолчал, — ты очень странная. Какая-то, непривычно мягкая, для львицы. Очень…Нежная?

— Что ты можешь знать о моей нежности, человек? Хочешь, поцелую?

Он промолчал. Мы неторопливо проследовали в боковые ворота и оказались на крохотном дворике, освещённом единственным тусклым фонарём. Здесь не было ничего интересного, только серые стены и будка охранника на выходе.

— Одень капюшон, — скомандовал Чар, — и молчи.

Видимо, услышав стук копыт, наружу выглянул усатый солдат в мятом мундире и шлеме, сдвинутом на одно ухо. На заспанной физиономии застыл пьяный испуг и даже знакомое лицо охотника не убавило напряжённости.

— А, Чар, — глухо пробормотал стражник и сделал попытку поправить воротник, — напугал, чертяка. Тьфу, Гордель тебя возьми! А я уж думал, опять наш, решил провести внеурочный рейд, скотина тупая, покоя от него нет. Думал, хоть сегодня, отоспаться.

— Отоспишься, — с мрачной иронией буркнул Чар, — твой перебрал и дрыхнет, без задних ног. Открывай ворота и продолжай, хм, службу.

Охранник внезапно уставился на меня, словно до сих пор не замечал. Я постаралась сделаться маленькой и совсем незаметной.

— Женщина? На тебя не похоже, — человек задумчиво крутнул ус и зевнув, махнул рукой, — а вообще — правильно. Теперь тебе можно. Ну, желаю повеселиться.

Мы выехали за ворота и солдат торопливо захлопнул их за нашими спинами. Чар похлопал меня по плечу и указал туда, где россыпь городских огней казалась не столь густой, как везде. Прежде чем тронуться, я не удержалась и оглянулась, рассматривая исполинскую башню, моё бывшее узилище. А ведь некогда это было жилище львов. Сколько сотен лет миновало? Даже Серра с трудом припоминал своё бегство отсюда во время Войны Хаоса.

— Поехали, — тихо, но решительно сказал Чар, — нужно, до рассвета проехать Южные ворота.

— Поехали, — согласилась я.

Улицы и переулки, выбранные моим проводником для путешествия, определённо были не из многолюдных, но даже в самых глухих тупиках кипела бурная человеческая жизнь. Топтались, обнимались, ругались и устраивали потасовки. Размахивали руками, торговали и добивались близости от уродливых самок. Смотрели, смотрели, смотрели…

Я не очень любила, когда меня окружали толпы людей, поэтому Серра нечасто посещал крупные города. Здесь же людей было так много, что я ощущала давящую усталость от всех этих лиц и их злобных глаз. А улицы бесконечно тянулись и конца края им не было. Как Чар умудряется находить верную дорогу в этом душном муравейнике, я не понимала, но сейчас мне хотелось одного: как можно быстрее оказаться за исполинской стеной, видимой из любого района Столицы, также, как и подпирающие небо башни, именуемые горожанами Проклятыми.

— У тебя усталый вид, — заметил Чар, поглядывая на меня, — не знал, что вы можете уставать.

— Не физически, — я не смогла избавиться от раздражения, в голосе, — для этого потребуются такие нагрузки, от которых, любой из вас, просто умрёт. Просто все эти дома, улицы, камень давят на меня.

— Улицы, ага, — он кивнул, — а главное — те, кто на этих улицах, да? Думаешь я не заметил твои любвеобильные взгляды на людей?

— Мне больше нравятся маленькие города и деревушки, — я направила свою кобылку ближе к охотнику, — там бывают очень хорошие дети. Они просто обожают учиться танцам и рисованию. А я люблю их этому учить.

— Львица, обучающая человеческих детей, — он покачал головой, — честно говоря, такая аномалия мне ещё не встречалась. Ты вроде бы упоминала, что другие львы звали тебя чокнутой?

Я рассмеялась.

— Только сестра. Остальные львы не решались этого делать, опасаясь Серра.

— Ты назвала меня этим именем.

— Мой вожак. Когда-то он обратил меня и всегда защищал. Зебба, моя сестра, говорила, будто он перестарался, ограждая от окружающего мира. Дескать, если я окажусь без поддержки, то пропаду.

— Похоже, она была права.

— Да. Именно поэтому… Впрочем, не важно.

Очередная извилистая улица привела нас к подножию городской стены. Исполинская ограда, закрывающая полнеба, уходила в обе стороны и казалось, будто за этим циклопическим сооружением нет ничего — настоящий конец света. Впрочем, ворота к которым мы приближались, утверждали противоположное: для меня, за ними, свет только начинался.

Охранники городских врат заметно отличались от сонного усача, встреченного прежде: подтянутые молодые парни в блестящих кольчугах угрюмо поприветствовали Чара и охотник некоторое время общался с ними, называя некоторых по именам.

— Отставникам не спится, после торжественных проводов? — заметил высокий черноволосый парень, сопровождая нас к небольшой двери, теряющейся рядом с огромными металлическими вратами, — Чар, тебе просто повезло, что мы тебя так хорошо знаем. Правила ужесточились дальше некуда, а толку? Кулаками после драки махать…

— Смысла в этом — ноль, — подтвердил другой, с залысинами на сплющенном черепе, — доказано же: лев проник в Столицу по стене, а не через ворота.

— И Зигмонда под трибунал отдали ни за что, — черноволосый щёлкнул запором, — был единственный начальник охраны, который понимал дело и того вот-вот вздёрнут. Идиотизм. С тобой тоже…

— Что, со мной? — откликнулся Чар с кривой ухмылкой, — уже и до вас доползли эти слухи?

— Мы им не верим! — подключился низкорослый, с тонкими усиками над пухлой мальчишеской губой, — всё это бред! Как мог такой Защитник сотрудничать с врагом? Чушь!

— Хоть девчонку себе подобрал — один к одному львица, — заметил черноволосый и распахнул двери, — красивая… Ну, удачи вам.

Пришлось наклониться, иначе скакуны приложили бы головой о каменную арку. Отъехав на достаточное расстояние, я оглянулась: чернявый продолжал стоять в проёме открытой двери и задумчиво смотрел на нас. Нет, не на нас — на меня. Парень сообразительный, стоит подняться тревоге, и он быстро поймёт, почему я так похожа на львицу.

— Стоит поторопиться, — заметила я, — у тебя очень внимательные знакомые.

— Он никому ничего не скажет, — спокойно ответил охотник, — Свен — сын моего погибшего друга. Даже если поймёт, в чём дело, не станет доносить на того, кто учил его держать оружие. Времени у нас, хоть отбавляй и теперь ты можешь спокойно продолжить путь сама.

— Не дождёшься, — фыркнула я, — а ты, как я погляжу, так и стараешься избавиться от моего общества и вообще, всячески игнорируешь меня.

— Я? — он был крайне удивлён.

— Кто же ещё! А вдруг на дороге попадутся патрули? Или — погоня? Да мало ли.

— Ты предлагаешь приглядывать за тобой до конца моей жизни? Учти, она не такая длинная, как у тебя.

— Но ты не против? — он схватился за голову, — вот и замечательно. Теперь — дальше. Раз ты упорно не желаешь рассказывать мне про свою Зару, говорить буду я.

Человек, с притворным ужасом, посмотрел на меня и сделал попытку пришпорить коня. Смеясь, я догнала его и начала рассказывать про пикник, который мы как-то устроили на одной из граней, совсем недалеко отсюда. Серра удалось собрать сразу три прайда в одном волшебном месте, которое отыскала лично я.

Высокая плоская скала поднималась из волн круглого озера, куда низвергались воды двух водопадов. Густой лес почти вплотную подступал к песчаным берегам водоёма и какие-то огромные листья водных растений слабо светились во мраке ночи. Впрочем, мраком это можно было назвать с огромной натяжкой: две бледно-зелёных луны неторопливо плыли в тёмно-фиолетовом небе, истыканном мириадами подмигивающих звёзд.

Серра и ещё один брат тихо играли, а одна из сестёр негромко пела какую-то длинную печальную песню. Я соорудила на себе нечто, полупрозрачно-сетчатое и танцевала на большом круглом камне, полностью отдавшись магии танца и лунного света. Потом мы занимались любовью и, снова пели и танцевали. Ночь той грани длилась почти бесконечно и наши удовольствия продолжались так же долго.

— Нужно, чтобы ты обязательно побывал там и посмотрел, какое это красивое место. Если хочешь, я объясню, где это.

— Не имеет смысла, — Чар помрачнел, — меня отправили в отставку и лишили всех привилегий, в том числе и возможности свободно передвигаться через порталы. Это — мир, где я и останусь до самой смерти. Но всё равно, ты очень здорово описала то место, и я почти побывал там. Расскажи ещё что-нибудь.

И я рассказала. Про миры, где успела побывать; про картины, которые успела написать и ещё только собиралась; про песни, кружащиеся в голове; про братьев и сестёр, встреченных на разных гранях. Чар медленно ехал рядом, внимательно слушал и молча улыбался, глядя на меня.

Небо начало сереть и первые лучи солнца пронзили тарелки облаков, когда я узнала местность и остановила подуставшую лошадку. Мой спутник, с некоторым трудом, вышел из транса и огляделся. Потом нахмурился.

— Странно, — заметил он и прищурившись, взглянул на меня, — я, конечно, могу ошибаться, но кажется…

— Да, — подтвердила я и спрыгнула на землю, — здесь, совсем недалеко, охотники убили Серра и поймали меня. Пошли.

— В отчёте была одна вещь, которая меня очень сильно удивила, — Чар не торопился покидать седло, — зачем ты вообще вернулась обратно? Не сейчас — тогда. Твой лев отвлёк ловчих и дал тебе возможность уйти. Зачем было возвращаться?

— Я не могла оставить своего брата непогребённым. Ты идёшь?

Это была правда, но не вся. После того, как тело Серра, небрежно заваленное камнями, вспыхнуло, испарившись, я сделала ещё кое-что, о чём пока не хотела говорить.

Мы привязали лошадок у низкорослого деревца с понуро опущенными ветвями и направились в сторону двугорбого холма, поросшего густым колючим кустарником. Именно там я пряталась, когда мой брат принял свой последний бой. Стыд до сих пор жил во мне. Стыд за то, что я оставила его в одиночестве. Мой брат, мой друг, мой любовник…Мой вожак. Серра…

Миновав два скрещенных деревца, мы оказались перед извилистым оврагом, по дну которого скользил прозрачный, как стекло, ручей. Вода, позванивая, катила крохотные камешки и радостно отражала робкие лучи утреннего светила. Я остановилась на склоне и пригляделась. Ага, вот и нужное мне место.

— Зачем мы здесь? — спросил Чар и в его голосе прозвучало хорошо скрываемое напряжение, — мне кажется…

Я набросилась на него и повалила на землю. Он, даже не пытаясь сопротивляться, упал в мягкую траву и щурясь смотрел на меня. Я же, сидя на нём, внимательно разглядывала стальные глаза, крошечный шрам у переносицы, ещё один, пересекающий загорелую кожу щеки и плотно сжатые губы. Глаза охотника широко распахнулись, когда я склонилась и принялась целовать его. Он долго не отвечал, а когда поцелуй стал взаимным, я вскочила на ноги и смеясь, отбежала к плоскому камню, поросшему рыжим мхом.

Человек продолжал лежать и лишь повернул голову, не теряя меня из вида. Продолжая смеяться, я запустила руку под камень и достав спрятанные вещи, вернулась к охотнику.

— Знаешь, — сказала я, вновь оседлав лежащего Чара, — я думала над твоими словами. Пожалуй, я могу помочь тебе, а ты — мне. Твоя потерянная жизнь, разрушенная вера и утраченная любовь…Всего этого уже не вернуть. Но я способна дать тебе кое-что взамен, — он молчал и лишь отражения облаков скользили в серых глазах, — новую жизнь, новых друзей и новую любовь. Думаю, ты уже понял, к чему я веду, — я разжала пальцы и медальон Серра повис на цепочке над грудью мужчины. Охотник вздрогнул, — да, я догадываюсь: тебе уже предлагали. И уже одно — это о чём-то говорит. Обычному человеку не станут дважды предлагать подобную вещь.

Медальон слегка покачивался над грудью человека, но Чар не смотрел на блестящую голову льва, он глядел мне в глаза. Попыток вырваться охотник не предпринимал. И молчал.

— И ещё, ты спас меня, значит несёшь за меня ответственность. А я — самая неприспособленная и бестолковая, из всех львиц. Если рядом со мной не будет большого сильного льва — мне конец, — я склонилась к самому его лицу, — и я буду любить тебя.

Когда я потянулась к верхней пуговице его рубашки, жёсткая ладонь перехватила моё запястье. Я подождала. Хватка ослабла, и рука охотника освободила мою. Ох уж эти мужчины! Они такие нерешительные: всё приходится делать самой. Я расстегнула остальные пуговицы и осторожно надела медальон на шею Чара. Он тяжело дышал, но, по-прежнему, безмолвствовал. Тогда я достала браслет перехода, и охотник послушно позволил золотой цепочке скользнуть на его запястье.

— Брат мой, — сказала я.

И спокойствие снизошло на меня.

Связи

Где-то, совсем недалеко, старательно выводила основной мотив утренней песни звонкая птичка. Каждый рассвет начинался этой тонкой трелью и не было ни дня, чтобы настойчивое пернатое не исполнило свой непонятный долг. Чуть позже, к этому трогательному соло присоединится настоящий хор множества разнообразных голосов, и птаха стушуется, прекратив пение. Но до этого она продолжит старательно вычирикивать каждую ноту своей рассветной песни.

Лучи светила, пока ещё бледно-розовые, осторожно ощупывали потолок своими прозрачными пальцами, словно пытались нащупать каждый выступ на шершавой поверхности и загладить его. Напрасная затея: дом слишком стар и поскрипывая, пускает всё новые и новые трещины, весело бегущие по стенам, полу и потолку. Очень скоро дряхлое строение испустит последний вздох и сложится внутрь, оставив после себя только кучу трухлявых обломков.

Деревьям, глухо шумящим вокруг, под первыми порывами утреннего ветерка, будет на это глубоко наплевать. Они уже успели запустить корни под неустойчивый фундамент здания кое-где, на первом этаже, уже можно видеть пока ещё робкие побеги, изучающие интерьер дома, через глубокие щели в досках пола.

У меня определённо лирическое настроение. Причин тому, я могла назвать не меньше десятка. Во-первых, я была сыта, после ночной охоты и живительная энергия, бурлящая внутри, превращала тело в подобие крохотного светила. Во-вторых, Рейя здорово повеселила меня своим очередным опусом из жизни похотливой старой кошки и драного кота, изнемогающего от сексуальных амбиций партнёрши. Не требовалось иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, куда именно направлена шпилька. Тем более, нахальная сестра, всю вторую половину ночи, сидела на потолочной балке и подробно комментировала происходящее. Нам это нисколько не мешало, но один раз я всё-таки не смогла удержаться от хохота. И это, кстати, было весьма немаловажное, в-третьих: всю ночь, после охоты, мы занимались сексом и Чар оказался великолепен, как никогда.

Стоило нам закончить, и маленькая плутовка немедленно ускользнула на крышу, пытаясь избежать достойного вознаграждения за свои старания. Видимо, не успела забыть позавчерашнюю оплеуху, после того как своим диким танцем распугала всю добычу. Нет, особых трудностей это не создало, но ведь засранка хорошо знала моё отношение к охоте! Чар строго отчитал меня за рукоприкладство, но хитрый чертёнок, лукаво ухмыляясь, внезапно поддержала меня, подтвердив, что затрещину получила вполне заслуженно. Лев тогда натурально взбесился и целый вечер хранил раздражённое молчание. Пришлось ночью вдвоём заглаживать свою вину.

Странное дело, этот сумрачный кот, со всеми его закидонами, оказался гораздо ближе мне, чем уступчивый Серра. Может быть я подсознательно нуждалась в сильном льве, постоянно встряхивающем меня за шкирку, не знаю. С одной стороны, это безумно раздражало, а с другой — позволяло ощутить себя маленьким беззащитным котёнком. Естественно, никому, а Чару так и особенно, говорить об этом я не собиралась.

С виду, мы с ним постоянно спорили и ссорились. Сестра обычно удирала, куда глаза глядят, стоило нам выпустить когти и начать шипеть друг на друга. Поэтому она никогда не видела окончания этих ссор. Когда мне самой начинало казаться, что лев вот-вот пустит когти в дело, он затыкал мой рот поцелуем и спустя считанные мгновения мы уже занимались любовью. Эти внезапные примирения, как ни странно, были гораздо приятнее чем запланированный секс.

Я перевернулась на бок, внимательно изучая лежащего рядом льва. Его суровая красота ничуть не походила на мягкие черты Серра, скорее мне вспоминался Торрин — давно погибший лев из запечатанной грани, полной злобных гиен. Да они и характерами походили: та же методичная педантичность и целая куча непонятных принципов. Ну, может быть, Чар казался более закрытым и угрюмым. Впрочем, это могло давать знать недавнее человеческое прошлое. Сам лев никогда ничего вслух не говорил, но по его лицу, время от времени, скользили клочья тени. В эти моменты, кот предпочитал моему обществу, милое щебетание Рейи. Кошка заползала к нему на руки и начинала нести всякую чушь, помогая себе руками и останавливаясь лишь для покусывания ушей слушателя.

Лицо Чара менялось, когда он слушал нашу непутёвую сестру: жёсткие черты словно теряли некий каркас, а в глазах появлялся странный блеск. Будто маленькая львица источала некое сияние, проникающее в нашего молчуна. Наверное, так оно и было. Я и сама здорово менялась, когда общалась с Рейей.

Какое счастье, что она осталась жива! И опять оказалась в своём репертуаре: не только выжила, но и сумела найти нового вожака, для нашего прайда.

Да ещё и такого!

Чар покосился на меня с лёгким недовольством, словно я осмелилась нарушить его непрерывные размышления на неизвестную никому тему. Он вообще никому никогда не говорил, о чём думает, уставившись в небо.

Хорошая у меня компания: один — постоянно молчит, вторая — непрерывно болтает языком. Как я ещё сама не спятила в этом прайде чокнутых львов. А, впрочем, мне — нравится.

Чар бросил ещё один молниеносный взгляд и вдруг оказался надо мной, упираясь ладонями в мои плечи, а бёдрами прижимаясь к моим ногам. Я ощутила тёплую волну, медленно поднимающуюся к животу и отчётливо пульсирующую в том месте, где тело льва касалось моего. Словно и не было последних часов.

Жёлтые глаза сияли, точно две луны в полнолуние и поперечный зрачок совершенно растворялся в этом золоте, полном желания и страсти. Я лизнула упругие губы, и партнёр тотчас вернул мне ласку, да ещё и с процентами. У-ух. Повинуясь своим, как обычно непредсказуемым, желаниям, я схватила Чара за предплечья и рывком опрокинула на жалобно взвизгнувшую кровать.

Он не удивился, а лишь положил ладони на мою грудь, лаская соски подушечками пальцев. Я замурлыкала, от удовольствия и двинула бёдрами, устраиваясь поудобнее. Необыкновенное ощущение части льва внутри себя невозможно ни с чем сравнить. А сейчас, слова и вовсе потеряли смысл.

Закрыв глаза, я выпустила когти и провела ими по выпуклой груди Чара, ощущая, как он напряжённо работает тазом. Хорошо, мр-р…А теперь, вот так…В конце концов, лев не выдержал и с хриплым возгласом, опрокинул меня на спину. Я не сопротивлялась, позволив ему занять главенствующую позицию. Давай же, давай!

Кажется, утро закончилось уже давным-давно, потому как за окном гремел многоголосый гам птичьего хора и солнечные лучи приобрели пронзительность и совершенно неутреннюю яркость.

Чар ласково провёл ладонью по моему животу и едва ощутимо, поцеловал висок. Я только рассеянно улыбнулась, глядя в потемневший потолок. Мыслей в голове не было, сплошная розовая краска, лениво вращающаяся в бездонном вселенском водовороте. Иногда, в таком состоянии, я начинала подрёмывать, воспринимая мир точно вереницу статичных картинок, необыкновенной яркости.

— Любимый, — пробормотала я.

Чар ещё раз поцеловал меня и только теперь я сообразила, какие слова сорвались с моих губ. Почти испуганно я посмотрела на льва, а он ответил глубоким загадочным взглядом и вдруг, не сказав ни слова, одним стремительным прыжком выпрыгнул в окно. Некоторое время я неподвижно лежала на осиротевшей кровати и бездумно смотрела в прозрачное синее небо, силясь осознать произошедшее. Потом, села и охватив ладонями согнутые ноги, принялась разглядывать противоположную стену. Вроде бы ничего нового: та же серебристая паутина и тусклый след от висевшей некогда картины, но казалось будто всё стало ярче и отчётливее. Но нет — перемены были не снаружи, они притаились внутри. Похоже, я изменила своему давнему правилу. Причём, сделала это уже второй раз.

Сначала — Рейя, теперь ещё и Чар.

Но я же знала — это может плохо кончиться. Очень плохо. Когда я едва не потеряла свою маленькую сестру, боль и ярости почти лишили меня рассудка. Позволить себе столь близкую привязанность чересчур опасно.

Нет. Нет. Нужно срочно переломить себя.

Я спрыгнула на пол и проклиная чёртову грань, вынуждающую пользоваться человеческими обносками, натянула уродливую хламиду, позаимствованную у одной из модниц Столицы. Рейя сумела немного облагородить фасон, но с грубой тканью, трущей кожу, кошка так и не смогла ничего сделать. Как люди вообще способны носить свою дрянь. Да ещё и каждый день. Кошмар. Как только Чар научится пользоваться браслетом, нужно срочно покидать идиотское место.

Можно было бы и обойтись без надоевшего балахона, сковывающего движения, словно меня засунули в мешок, но представив очередную порцию ехидных замечаний маленькой балаболки, я предпочла муки плоти. Кроме того, и сила привычки: за сотни лет странствий, мало-помалу, привыкаешь к одежде, даже если она является частью тебя.

Покончив с последней непослушной скобкой, я оправила грубую ткань короткой юбки и ещё раз чертыхнулась от прикосновения толстой материи. После этого посмотрела на громоздкие башмаки и поняла, насколько это сейчас выше моих сил. Ладно ещё, когда нужно выходить в город и не привлекать человеческого внимания, но сейчас…

Шлёпая босыми подошвами по прохладным ступеням, ведущим на первый этаж, я неторопливо спустилась вниз. Приятная истома не торопилась покидать тело, поэтому все ощущения казались преувеличенно сладкими: и гладкость отполированных перилл, и шероховатость дерева под ногами, и даже прикосновение пушистых пылинок, пляшущих в тонких лучиках света, пробивающихся сквозь незаметные щели в потолке и стенах.

В сущности, весь этот старый дом был абсолютно пуст. Кровать оказалась единственным предметом, который мы обнаружили внутри старого здания. Мародёры вынесли всё, оставив пустые комнаты, голые стены и неприкрытый пол. На стенах остались висеть лишь три картины сексуального характера и чернела огромная надпись: Святая Земма, спаси нас. Даже интересно, какая беда могла сподвигнуть человека к столь отчаянному воплю, обращённому к местной богине милосердия.

Снаружи становилось жарковато. Однако густая тень, от деревьев, обступивших наше жилище, ещё удерживала приятную прохладу. Тем не менее, большинство птиц, так громко галдевших недавно, прекратили свой концерт и лишь изредка какая-то хриплая птаха подавала признаки жизни.

Возле покосившегося забора сидела ободранная собака странного жёлто-красного цвета и недоверчиво косилась на меня, далеко высунув фиолетовый язык. Видимо — это был пёс бывших хозяев, потому как он наотрез отказывался далеко уходить от опустевшего дома. Животное охотно лаяло на нас и напрочь не желало позволить нам чесать за вислым ухом. Рейя несколько раз пыталась подманить непослушную тварь, но пока неудачно.

Я огляделась: Чара нигде не было видно. Должно быть опять удрал в небольшой лесок, взбирающийся на покатый холм, за быстрой речкой, чей тихий шелест различался даже здесь. Насколько я знала, лев ляжет в сухую листву, под толстым кряжистым деревом и будет разглядывать облака, плывущие в небе. Он не возражал, если кто-то из нас располагался рядом, но кажется ему это не очень нравилось.

Ощущая приятное тепло, исходящее от нагретой почвы, я медленно обошла дом и очутилась на заднем дворе. Как я и думала, моя маленькая сестра оказалась именно здесь. Ещё не успев повернуть за угол, я могла слышать, как она напевает одну из своих бесконечных песенок. Трудно сказать, о чём именно она пела, но получалось просто замечательно: о разговоре луны и звёзд, о рыбах и быстром течении, о лунном сиянии в глазах любимого…Я как-то спросила у кошки, откуда она берёт сюжеты с мелодиями и похоже поставила её в тупик. Львица долго озадаченно смотрела на меня, потом думала всю ночь и наутро, неуверенно пояснила, что, возможно, слова и мелодию приносит ветер.

Похоже, ветер надувал в её хорошенькую головку не только песни, но и всё остальное. Иначе откуда брались те чудные фасоны платьев, которые она носила на других гранях. Такого милого безумия я ещё никогда и ни у кого не видела.

Я остановилась, с улыбкой наблюдая за тем, как львица задумчиво почёсывает нос указательным пальцем, измазанным в краске. Похоже, кисти ей так и не удалось раздобыть и теперь приходилось использовать всё, оказавшееся в пределах досягаемости: свёрнутыми листами, сучками и даже собственными пальцами. Как ни странно, но при этом её полотна выглядели намного лучше, чем профессиональная мазня человеческих художников, виденная мной на многих гранях. Вот и сейчас я становилась свидетельницей рождения нового шедевра. Кажется, портрета.

— Хочешь посмотреть? — не оборачиваясь, поинтересовалась Рейа.

— Конечно, — согласилась я.

Маленькая сестра работала абсолютно обнажённой и лишь её длинные, ослепительно белые волосы, ниспадали на тело, защищая его от посторонних (чьих?) взглядов.

Я подошла ближе, и мы вместе посмотрели на грубый холст, послуживший основой для картины. Точно — портрет. Но такой странный…Поначалу мне показалось, будто я различаю лицо Серра, но удивительно огрубевшее, словно лев был чем-то взбешён. Но стоило слегка повернуть голову и на меня внезапно уставился Чар. Один лев непонятным образом превращался в другого, а потом следовало обратное превращение. Настоящее волшебство.

— Поразительно, — у меня даже дыхание перехватило, — как это у тебя получилось.

Рейя пыталась сохранить серьёзное выражение лица, но надолго её не хватило, почти сразу же она хихикнула и ткнула меня локтем в бок.

— У тебя такая важная морда, — сказала она, — как получилось? Откуда я знаю. Честно говоря, я даже не знаю, кого из них, двоих хотела изобразить. Сначала, вроде бы, Серра, а потом начала думать про Чара. Как-то так оно и вышло. Помнишь свой портрет?

Как его забыть. Серра тогда очень долго пускал шпильки, а я была готова расколотить деревянную плиту о голову художницы. Сейчас мне так жаль картины, затерявшейся в бездне граней и времён, но уже ничего не вернуть.

Рейя мастерски изобразила меня, но если, как следует, присмотреться, то сквозь изображение львицы начинало проступать нечто первобытно-звериное, пока зритель, с некоторым удивлением, не обнаруживал перед собой четвероного хищника, изготовившегося к прыжку. Странный талант у моей маленькой сестры. Ни у кого я не встречала ничего похожего. Серра, покачивая головой, поминал снежного ангела и говорил о сложностях раннего обращения. Вполне может быть.

За домом глухо забрехала собака, захлёбываясь собственным лаем. Чар? Да нет, так она лаяла, впервые увидев нас. Потом попривыкла.

— Гости? — тихо спросила Рейя и облизнулась.

— Похоже, — согласилась я и выпустила когти, — если охотники — бегом в дом. Треспы — на втором этаже, под кроватью.

Сестра молча потянула носом воздух и её брови поползли вверх.

— Это не охотники, — удивлённо пробормотала Рейя, — это…

— Львы, — констатировала я, — точнее — львицы и ещё хренпоймикто. Проклятье!

— Я даже сама не сообразила, когда, но когти оказались выпущены в боевое положение. Не может быть! Этого просто не может быть! Откуда, здесь?..

— Что случилось? — в голосе Рейи прозвучала тревога, — ты сама не своя.

Ещё бы! Одна из парочки львиц, как две капли воды походила на Акку. Когда-то я поклялась рано или поздно добраться до проклятой суки, поквитавшись за смерть всех дорогих мне львов, погибших по её вине. Неужели этот момент, всё-таки, наступил?

Две львицы в свободных чёрных плащах, с капюшонами, отброшенными на спину, медленно приближались, внимательно изучая нас. А вот троицу существ, следовавших за ними, я идентифицировать так и не смогла: не люди, определённо, но и на гиен не похожи. Мифические полукровки? Описание не совпадает. Хренпоймикто, как я и говорила. Высокие, стройные, тощие, глаза горят зелёным, а иссиня-чёрные волосы собраны в длинные хвосты. Главное — напрочь отсутствует какая бы то ни была аура, словно тени медленно плывут над землёй.

Одна львица казалась вполне обычной, а вот вторая… Теперь то поняла, что ошиблась, это — не Акка, но сходство с моим самым страшным кошмаром оказалось поразительным: та же ослепляющая, невероятная красота и вспышки света, при каждом шаге, будто скользит луч света. Однако одна деталь всё расставляла по местам: в красивом лице отсутствовало выражение холодного превосходства, так раздражавшего каждого, знакомого с чёртовой тварью, объявившей себя богиней.

Гости приблизились и остановились. Потребовалось значительное усилие, но я сумела-таки убрать когти и даже смогла выдавить улыбку. У моей сестры это получилось без малейшего напряжения.

Та львица, которая была чуть пониже, сделала едва заметный жест, и троица странных созданий медленно попятилась назад. Всё это время их странные глаза, словно пронизывали двор невидимыми лучами, ни на миг не останавливаясь ни на чём. На нас они вообще не смотрели. По опыту я знала, насколько опасным может быть тот, о ком ничего не знаешь. Подобных созданий я ещё не встречала никогда.

— Ты — красивая, — вдруг сказала Рейя и широко улыбаясь, подошла к высокой гостье, так причудливо напоминающей Акку, — наверное, самая красивая из всех сестёр, которых я видела. Меня зовут — Рейя, а мою молчаливую сестричку — Зебба. Если ты не будешь против, я обниму тебя.

— Ничуть, — промурлыкала незнакомка и охотно прижалась к маленькой кошке, — меня зовут — Зара и я очень рада видеть тебя, прелестная сестра и твою подругу.

Вторая львица, имени которой мы ещё не знали, разглядывала меня с искренним интересом, причин которого я не могла понять. Прежде мы никогда не встречались — это точно. Однако, не будем вести себя невежливо. Я подошла к Заре, и мы обнялись. От львицы пахло дикими травами, нагретыми жаркими полуденными лучами. Я, с удовольствием, втянула аромат и краем глаза увидела, как у кошки шевелятся края носа. Кто-то из львов, бывших со мной, утверждал, будто я пахну шоколадом. Честно говоря, не знаю, как это, но хотелось бы верить — хорошо.

— Меня зовут — Галя, — сообщила вторая львица, когда Рейа потёрлась носом о её щёку, — ты очаровательна, маленькая сестра.

От Гали исходил резкий пряный аромат, и я понятия не имела, с чем его можно сравнить. Странно, но приятно. Кошка провела пальцами по моим волосам и задумалась. В её жесте не было ничего враждебного или напротив — дружелюбного. Меня, похоже, пытались изучать. И стали в тупик.

— Поразительно, — сказала львица, покачивая головой, — точно воду удержать в пальцах.

— Она у нас такая, — с гордостью сообщила Рейа и прижалась ко мне, обняв руками, — то прячется в тенях, то сама, как тень. Даже здесь, умудряется проделывать свои штучки.

— Дурацкая грань, — с досадой подтвердила я и раздражённо дёрнула воротник уродливого одеяния, — все эти человеческие вещи!

— Тут ты абсолютно права, — Зара сочувственно кивнула и вдруг её искрящиеся глаза сошлись в прицельном прищуре, — а это ещё что?

Я и не оборачиваясь могла сказать, куда направлен её взор: кошку определённо заинтересовало творение маленькой сестры — изменчивый, словно ветер, портрет льва. Работа великолепная, спору нет, но гостью явно интересовало нечто иное.

— Галя, — окликнула кошка свою спутницу, — взгляни.

— Привлекательный хищник, — ухмыльнулась та, — очень. Такого бы я охотно затащила в постель. Ваш вожак?

— Угу, — самодовольно подтвердила Рейа. Даже не знаю, польстило ли ей внимание к её работе или столь одобрительный отзыв о нашем кошаке, — нравится? Можете воспользоваться.

— Галя, — более настойчиво повторила Зара и в её мягком голосе прорезалась сталь, — присмотрись повнимательнее. Он тебе никого не напоминает?

О чём это она? Мы с Рейей переглянулись. Вот так номер, а моя то сестрёнка, похоже, о чём-то знала! Или догадывалась. Я ощутила себя полной дурой. Ненавижу, когда такое происходит.

Галя сделала шаг вперёд и всмотрелась в изображение, потом отступила назад и склонила голову на бок. Её хорошенькое личико отразило недоумение.

— Да нет, — пробормотала она, — простое сходство. Быть такого не может…

— Может, — донеслось из-за наших спин, — здравствуй, Зара.

— Привет, Чар, — а наша гостья не выглядела слишком удивлённой, — очень рада тебя видеть. Ещё больше рада твоему благоразумию.

Наш лев неторопливо шагал по двору, прекрасный в своей наготе: белые волосы летели по ветру, а жёлтые глаза, не отрываясь, глядели на Зару, которая, загадочно ухмыляясь, возвращала коту неотрывный взгляд. Да они знали друг друга! Только когда, ведь…Проклятье! Я совсем выпустила из виду предыдущую жизнь Чара, до его встречи с Рейей. А ведь киска упоминала пропавшую жену.

Я посмотрела на свою маленькую сестру и обнаружила обеспокоенность на её мордашке. С чего бы это? Похоже, я не до конца понимала всё происходящее. Какая-то угроза? От наших новых знакомых? Да нет — глупости всё это.

— Хорошо выглядишь, — одобрила Зара и провела коготками по выпуклой груди льва, — приятно посмотреть.

— Похоже, после воссоединения, бывшие супруги нуждаются в некотором уединении, — ехидно заметила вторая гостья и подмигнула мне, — дадим им такую возможность?

Хм, дать нашему кошаку опробовать свои силы на новом объекте приложения? Почему бы и нет. Любой новый опыт только обогащает.

— Кроме того, — продолжила Галя, — есть вещи, которые необходимо срочно обсудить. Очень важные вещи.

— Очень-очень важные? — несколько рассеянно переспросила Рейя. Её пальчики, как будто невзначай, коснулись моих и крепко их сжали. Нет, моя маленькая сестрёнка действительно обеспокоена.

Галя, едва слышно, щёлкнула пальцами и странные создания, всё это время похожие на изваяния, вдруг ожили, во мгновение ока покинув двор, растворившись в зелени кустов и деревьев. Очень шустрые и ловкие гости. И всё же, чем-то они походили на гиен и мне это чрезвычайно не нравилось. Дурные воспоминания.

— Кровать на втором этаже, — сказала я, обращаясь к рассеянно улыбающейся Заре, — а вообще — весь дом в вашем распоряжении.

Чар, прищурившись, посмотрел на меня, а потом перевёл взгляд на Рейю. Кошка исподлобья сверкнула двумя зелёными молниями и резко дёрнула меня за руку: пошли, мол. Да что это с ней? Я только плечами пожала, но у льва вид был виноватый.

— Тут есть неплохое местечко, — сказала я Гале, — иди следом за этой маленькой художницей.

Среди зарослей ползучего кустарника спряталась крохотная беседка, где с некоторым трудом могли разместиться четверо существ, не крупнее меня. Когда-то здесь был маленький деревянный столик, но он давно превратился в жалкие обломки, которые я брезгливо вышвырнула прочь. Кресла, сплетённые из веток, пропитали какой-то вонючей мерзостью, с необычайно стойким запахом, ощутимым даже сейчас. Видимо, именно по этой причине, они и уцелели, позволив нам расположиться с некоторым комфортом.

Рейа, с ногами, забралась в кресло и спряталась за своей густой гривой, где различался лишь блеск встревоженных глаз. Галя грациозно опустилась в скрипнувшие плетёные объятия, и я тотчас последовала её примеру. Все молчали и было хорошо слышно, как посвистывает ветер в изумрудных треугольных листьях. Приятные мгновения абсолютной расслабленности и покоя. Всё очень мирно. Именно поэтому я не могла понять причин для тревоги у маленькой кошки.

— Она была его женой? — вдруг спросила Рейя, показавшись наружу из своего волосяного домика, — твоя подруга, Зара?

— Да, — спокойно ответила Галя, — а ещё она была охотницей, как и её муж. Но какое это имеет значение? Той Зары уже давным-давно нет, как и прежнего Чара. Или в нём остались человеческие признаки?

— Нет, — Рейя задумчиво покачала головой, — да и меняться он начал задолго до того, как я обратила его. Он никогда не вспоминал об этом, после тех первых дней обращения, но тогда…В общем, он очень сильно разочаровался в людях и это изменило его.

— Разочаровался в людях, — я не выдержала и хихикнула, — интересно, а чем в них можно очароваться?

Кошки сдержанно поулыбались.

— Да. Ты права. А по поводу нашей парочки, похоже, у них было нечто общее, перед изменением, — Галя щёлкнула пальцем по листику, и он нервно задрожал, — оно началось ещё до обращения. Вот только причины — разные; для Зары ею стала любовь, для Чара — отчаяние.

— Любовь? — Рейя вопросительно приподняла бровь, — похоже, я кого-то не заметила.

— Да. И это основная причина нашего появления — мы ищем помощи в очень сложном деле. Боюсь, впятером нам не справиться.

— Справиться, с чем? — я наклонилась вперёд, вглядываясь в безмятежное лицо гостьи, — или, с кем?

По гладкому лицу Гали скользнула тёмная тень. Похоже, львица здорово волновалась за кого-то, но хорошо скрывала опасения. О переживаниях говорили и переплетённые пальцы рук.

— Наш вожак, — сказала кошка, в конце концов, — в огромной беде. История эта — очень длинная. Вкратце её можно изложить так: нас, по-предательски, заманили на одну, смертельно опасную грань и там он, спасая нас, отдал Заре браслет перехода. Перед расставанием мы договорились встретиться в Сердце Льва.

— Без браслета? — изумлённо спросила Рейя, — но как?

Я была не столь удивлена, Серра когда-то мне рассказывал. Очень давно.

— Система стационарных порталов, — пояснила Галя, именно так перемещаются охотники. Скажем, из пограничной грани в Сердце вообще невозможно добраться с помощью браслета — только через портал. У этих штуковин есть одно крупное достоинство и один значительный недостаток.

— Точно, — ухмыльнулась я, окончательно вспомнив рассказ Серра, — они не столь хаотичны, как порталы, образуемые браслетами, но переход, с грани на грань, отнимает намного больше времени.

— Верно, — Галя посмотрела на меня с некоторым удивлением. Знала бы она, сколько я уже странствую по граням Кристалла. Вам, молодые кошечки, до меня ещё расти и расти! — проблема в сроке давности; наш кошак прошёл здесь довольно давно.

— Кажется, я чувствовала его, — задумчиво пробормотала Рейя, покачиваясь в кресле и насвистывая некую замысловатую мелодию, — я тогда сидела в клетке, — у Гали изумлённо распахнулись глаза, — да, меня поймали, но, в конце концов, всё вышло очень хорошо. В общем, я думаю — это был именно он. Такое ощущение, словно недалеко бушует сильнейшая гроза: воздух искрит электричеством, и ты можешь расслышать отдалённые раскаты.

— Очень похоже, — на лице нашей гостьи промелькнула улыбка, — Вершители называли его Регулятором, последним, из существующих.

Вершители. Это перестало мне нравиться. Чёртовы ублюдки, почему-то считающие себя уполномоченными вмешиваться в дела львов. Всегда — исподтишка, всегда — подло. Трудно поверить, но эти негодяи, когда-то, были такими же львами, как и мы.

Регулятор… Когда-то, давным-давно, Торрин рассказывал мне о специализации львов. Именно тогда он упомянул полумифических Регуляторов — львов, обладающих невероятной мощью. По слухам, они даже могли воскресать. Интересно было бы увидеть такого. Я ощутила возбуждение. Увидеть. Заняться сексом…Я покосилась: младшая сестра хитро улыбалась, значит заметила мой интерес. Чёрт.

— Но это было уже очень давно, — сказала Рейя, скрывая улыбку за белым пологом волос, — если он в беде, значит всё уже произошло.

— Но это можно повернуть вспять, — Галя откинулась на жалобно скрипнувшую спинку кресла. Лицо её теперь отражало глубокую задумчивость, — и это ещё одна причина, по которой мы искали помощь. У Зары есть дар — она ощущает переходы с грани на грань и способна перемещаться даже без браслета. Так вот, с её слов, если использовать два браслета, для одного портала, время в нём пойдёт в обратном направлении. Выйдя завтрашним утром, мы попадём на пограничную грань чуть позже нашего вожака.

— Почему не сейчас?

— Похоже, очень важно точное время отправления. Можно и промахнуться, — Галя прищёлкнула пальцами, — теперь вторая причина: кошак наш, несколько, гм, прямолинеен. Пробираясь в Сердце, он разворошил огромный человеческий муравейник и за его головой отправился большой отряд охотников. Боюсь, двум слабым девочкам не одолеть столько злобных людишек.

Ну, насчёт «слабых девочек», я бы могла поспорить — обе кошки выглядели достаточно опытными бойцами, а троица, сопровождающая их, вызывала опасение даже у меня. С другой стороны, если этот, наш Регулятор, действительно взбудоражил людишек до такой степени…

— Думаю, наша помощь вам не помешает, — согласилась я.

— Да, — Галя кивнула головой и покосилась на маленькую сестрёнку, — в связи с этим, я бы хотела задать вопрос, который вертится на языке Зеббы. Рейя…

— У? — тёмный глаз вынырнул из белоснежных нитей.

— Почему наше присутствие так тебя тревожит? Это как-то связано с прежним супружеством Чара и Зары?

Хм, а эта львица умеет здорово читать в душах. За такой короткий срок, разглядеть беспокойство сестрички и понять в чём его причина. Я наклонилась, опёршись локтями о подлокотники кресла. Рейя отбросила волосы с лица и теперь вся её тревога оказалась открыта нашим взорам.

— Ты уже второй раз поминаешь это, — пробормотала она, — понимаю, моё лицо, для всех, как открытая книга, но всё же…

— Просто у нас впереди очень сложное и опасное дело, — Галя осторожно положила пальцы на маленький, крепко сжатый, кулачок Рейи, — мне хотелось бы видеть рядом львов, готовых отдать жизнь за меня, как я готова пожертвовать своей, ради них. Зара — именно такая, между нами нет ни секретов, ни тайн, ни малейшего умолчания. Верю — вы способны стать для меня, кем-то подобным: не просто попутчиками на опасном пути, а — подругами и даже больше.

— Сёстрами, — кивнула я, — как мы, с Рейей.

— Именно, — Галя улыбнулась и погладила сжатые пальцы. Маленькая сестрёнка растерянно улыбнулась и её кулачок медленно распустился, — хорошо. А теперь объясни, в чём причина твоего беспокойства, может мы сумеем её устранить? Думаешь, Зара решила увести вашего льва? Уверяю, у неё и в мыслях нет ничего подобного. Вы даже представить себе не можете, как она любит нашего пропавшего кота. Связь, между ними, настолько несокрушима, что они способны читать мысли друг друга. Думаю, если один из них погибнет, второй не проживёт слишком долго.

Она выжидающе взглянула на Рейю. Маленькая кошка глубоко задумалась. Я хорошо знала свою сестрёнку и понимала: она вовсе не пытается уйти от щекотливой темы, а просто подбирает нужные слова. Её душевная организация очень сильно отличалась от внутреннего мира остальных львов. Обращённая в юном возрасте, кошка не смогла полностью избавиться от всего человеческого, повиснув меж двух миров. Отсюда и постоянный поиск поддержки, будь то физическая помощь или моральная опора. Серра был для неё и тем и другим, но Чар…По крайней мере, для меня, он стал чем-то большим, нежели вожак прайда и старший брат. Эта связь, между нами, становилась всё крепче, но тем не менее, я легко отпустила бы его прочь, пожелай он того. Таковы все мы: никто не является собственностью для другого. Единственная форма совместной жизни — прайд, единственный закон — голос старшего в прайде. Если вожак умён, он не станет злоупотреблять властью без необходимости.

С Рейей всё немного сложнее. Вопрос в одном — насколько.

— Понимаешь, — маленькая сестрёнка внезапно перетекла к нашей новой знакомой и став на колени у её кресла, положила голову на Галину ладонь, — я не могу точно объяснить. Путаюсь в словах.

— А ты — попробуй, — Галя осторожно подняла её с колен и поцеловала, — я готова выслушать всё, особенно от такой маленькой прелести, как ты.

— Это — нечто неуловимое, — Рейя покрутила рукой и не удержавшись, сделала пируэт. Мы дружно рассмеялись, — как туман или ветер. Связи внутри прайда. Кажется, ты их чётко видишь, но — нет: иногда трудно понять, откуда дует ветер и как появляется туман. Кажется, я, обратившая Чара, должна быть самой близкой ему…

— А разве не так? — я прищурилась, — вы почти всё время проводите вместе.

— Сестра моя, — Рейя уже была около меня и обняв, целовала в щёку, — я же вижу, что происходит и это не может меня не радовать. Всегда радостно видеть, как любовная связь перерастает в несокрушимые узы. Да, меня беспокоит появление Зары, не стану этого скрывать, уж мне то известно, как наш лев тосковал о ней, будучи человеком.

— И какое нам дело до человеческой тоски? — начала Галя, но я жестом остановила её.

— Если хотя бы часть этой тоски и былой любви осталась в нём, то чувство Чара и Зеббы прервётся в самом начале. Сестра моя, я знаю, ты только начала вновь раскрываться, после былой боли и мне не хотелось бы опять видеть, как ты замыкаешься в коконе равнодушия. Не желаю, чтобы прервались эти тонкие неуловимые связи, внутри нашего прайда. И да, я тоже люблю этого большого красивого кошака, пусть и не так сильно, как моя сестра.

— Я уверена в Заре, — медленно сказала Галя, — а наша маленькая сестричка, похоже, сомневается. Что ж, если кот пожелает присоединиться к нам, никто не станет возражать. Каждый лев волен жить там, где пожелает.

Вот. Мои собственные мысли. Но почему, в этот раз, они вызывают такую боль? Я же не хочу, чтобы мой любимый…Да, чёрт побери, от кого мне скрываться — мой любимый был несчастлив. Если он пожелает уйти, я не скажу ему ни слова. Грустно, только, как моя скрытая боль заставляет страдать младшую сестрёнку.

— Да, дела, — Галя покачала головой и легко поднялась на ноги, — это же надо — первый же встреченный прайд оказался…Ладно, сначала займёмся делом, а уж потом разберёмся со всем остальным.

Когда мы вернулись к домику, выяснилось, наша сладкая парочка и не подумала воспользоваться кроватью или всем остальным предоставленным пространством. Они сидели на пороге и Зара увлечённо рассказывала Чару, а тот сдержанно улыбался, изредка вставляя слово-другое. Иногда кошка начинала хохотать, пряча лицо на груди кота и тот вторил её смеху, обнимая за плечи. Сейчас они, больше всего, напоминали парочку давно не видевшихся друзей или…Мужа и жену.

— Они не пошли трахаться. Это скверный признак или хороший? — осведомилась Галя, поглядывая то на меня, то — на Рейю, — м-да, похоже, не очень хороший.

— Лучше бы они пошли в дом, — констатировала я, — самые крепкие — вовсе не сексуальные связи.

Отсмеявшись, Зара положила голову на плечо Чару и тот обнял кошку, шепча её на ухо. Рейя, увидев это, покачала головой и медленно удалилась прочь, ничего более не говоря. Внезапно я перехватила взгляд кота, направленный на меня. Мне почудился некий вопрос, словно повисший в воздухе. К сожалению, ответа на него у меня не было.

— Чёрт побери, — Галя положила мне руки на плечи, — ощущаю себя разрушительницей близких уз.

— Погоди, с извинениями, — я обняла её, — пошли-ка со мной, хочу обсудить с тобой поход и задать пару — другую вопросов.

Рассвет только прошёлся розовой щёткой по верхушкам деревьев, сбивая с них чёрную пыль ночи, а мы уже стояли посреди обширного, поросшего высоким бурьяном, поля, раскинувшегося сзади домика, всё это время служившего нам убежищем. Зара стояла чуть впереди и держала в руках два браслета, внимательно всматриваясь в них, словно пыталась обнаружить нечто, видимое лишь ей. В каком-то смысле, так оно и было. Способности кошки к перемещению между гранями, казались воистину потрясающими.

Но в этот момент меня поражало лишь её феноменальное сходство с Аккой. Только выражение лица позволяло отличить одну от другой. У нашей гостьи напрочь отсутствовал груз непомерных амбиций и презрение ко всем окружающим, присущее Акке. Но было ли простым совпадением, что столь похожие львицы, в разное время, становились угрозой для моих чувств? Судьба — странная штука.

Не удержавшись, я взглянула на Чара: лев крепко обнимал Рейю и кошечка прижималась к нему, словно надеялась найти в мощном теле защиту от всех невзгод вселенной. Маленькая прекрасная львица, как бриллиант в украшении, создана лишь для радости и удовольствий. Не охотник и не боец.

Чар, словно ощутив мой взгляд, повернулся и вернул его мне. Вновь я ощутила некий вопрос, посланный мне. Странное чувство, как наваждение, от которого невозможно избавиться. Я растерянно улыбнулась и кот одобрительно кивнул, а потом поцеловал макушку маленькой сестры.

Галя стояла чуть поодаль, и троица странных созданий ни на шаг не покидала свою повелительницу. Впрочем, была ли она для них лишь хозяйкой? Вряд ли. Один из зеленоглазых обменялся с кошкой страстным поцелуем, а второй всё время обнимал её за талию. Дети? Любовники? Миньоны? Наверное, всё сразу. Гремучая смесь.

Над полем пронёсся ураганный порыв холодного ветра. Необычно, для этого времени года. Следом, ещё один, но гораздо сильнее, сорвал сиреневый цвет тёмно-зелёных кустов и швырнул его в сереющее небо. Я обнаружила вокруг себя сумрачный щит и поразилась: похоже, моя защитная система посчитала происходящее серьёзной угрозой. С некоторым трудом я сумела сбросить теневую сеть и поймала удивлённый взгляд кота. Какого ответа он ждёт? Я только плечами пожала.

На третий раз ветер набрал силу, способную сшибать с ног. Чар расставил ноги пошире и крепко удерживал Рейю в мощных руках.

Кажется, происходящее было как-то связано с действиями Зары. Кошка громко вскрикнула, выбросив обе руки перед собой и два сияющих кольца повисли в воздухе, перед ней, пылая точно два крохотных светила. Львица ухватила ладонями оба и начала медленно сводить воедино. У кошки вырвался протяжный стон боли, становящийся всё громче, с каждым мгновением.

Не выдержав, я бросилась было ей на помощь, но чьи-то пальцы опустились на моё плечо, останавливая порыв.

— Не нужно, — спокойно заметила Галя и отпустив меня, стала рядом, — ты ей не поможешь, лишь нарушишь концентрацию. Оружие не забыла?

— Нет, — я отбросила полу надоевшего плаща и показала тресп, висящий на поясе, — терпеть не могу блестящую дрянь! Какой мерзавец придумал эту гадость?

Львица пожала плечами и обернулась на своих подопечных.

— Кстати, — я всё же не удержалась, — А ты, со своими…Как ты их называешь?

— Дети, — коротко пояснила кошка и загадочно улыбнулась, — мои дети.

— Ты с ними занимаешься любовью?

Конечно, — она даже удивилась моему вопросу, — они очень хорошие любовники. Хочешь попробовать? Когда всё закончится, выбирай любого, а пожелаешь — всех сразу. Жаль, Леся погибла — она была лучшей, во всех отношениях. Очаровательная девочка, больше жизни любила нашего вожака.

Вопль Зары достиг того предела, где бессилен обычный слух и умолк. Два пылающих кольца сошлись воедино и вдруг провалились одно в другое, образовав огненный тоннель, уводящий в море пламени. Кошка опустила руки и обессилев, рухнула на колени. Подбежавшие Чар с Рейей, помогли ей подняться, поддерживая с двух сторон. Чар внимательно выслушал негромкие слова Зары и повернувшись к нам, озвучил их своим мощным рыком:

— Будьте готовы к встрече с охотниками в месте перехода. Их там будет очень много.

— Это он нам говорит, — хмыкнула Галя, — здоровенные балбесы никак не могут понять, кто на самом деле занимается добычей провианта. Всё бы им командовать…

Ну просто сняла с моего языка. Мы посмеялись и обменялись поцелуями. На удачу.

Огненный тоннель, созданный Зарой, утробно урча всасывал воздух и приходилось упираться ногами, чтобы не побежать прямиком в его переливающиеся недра. Галины дети так и вовсе не стали препятствовать ветру, а подпрыгнув, исчезли внутри, один за другим. Кошка нырнула следом за подопечными, подмигнув мне перед прыжком.

— Давайте быстрее! — крикнула Зара, — канал очень нестабильный.

Чар не стал ожидать повторного приглашения и решительно забросил мощное тело внутрь огненного обруча. Рейя оглянулась, и я увидела тень отчаяния в её огромных глазах. Сестрёнка! Как я могу облегчить твою мятущуюся душу? Я готова отдать жизнь за тебя, но будет ли этого достаточно…

Когда я осталась один на один с прекрасной кошкой, она вцепилась рукой в моё предплечье и вынудила остановиться. Странные у неё были глаза: в них словно скользили клочья тумана и мрака, мешая понять, какое чувство притаилось на дне сумрачных колодцев.

— Ни о чём не беспокойся, — едва слышно пробормотала Зара, — поверь: он — целиком твой. И вам обоим крайне повезло, уж я то знаю.

Никакого тумана и тьмы: её глаза сияли любовью.

— Спасибо, — шепнула я и скользнула в портал.

Это нисколько не походило на обычный переход между гранями: ледяной ветер нёс меня внутри пульсирующей труб, мерцающей мириадами разноцветных огней. Казалось труба постоянно изгибается и содрогается, точно я оказалась в желудке исполинской змеи. Временами, по коже пробегали сеточки электрических разрядов, а внутри появлялось неприятное ощущение пустоты.

Внезапно перед глазами ослепительной вспышкой полыхнула картинка: я танцую посреди небольшой поляны, усыпанной огромными яркими цветами. На мне короткое свободное платье, разлетающееся в разные стороны, при каждом шаге босых ног, ступающим по мягким упругим лепесткам. Прекрасный светловолосый незнакомец, играет на звонкой свирели, опустив голову и упавшие волосы скрывают его лицо. Я в танце приближаюсь к музыканту и тогда он, не прекращая игры, поднимает голову.

Это — Чар.

Оглушительно хлопнуло и я шлёпнулась на землю, подняв столб густой плотной субстанции в серый воздух. Пыль. Она была здесь повсюду: лежала на приплюснутых вытертых глыбах, на пожухлых растениях и висела в тусклом небе. Каждый шаг, поднимал целые облака этой омерзительной гадости, закрывая обзор.

— Очаровательно, — пробормотал Чар, озираясь, — заповедник пыли.

Рейя нервно хихикнула.

— Нам — туда, — показала Галя, едва не выплюнув следующую фразу, — вотчина охотников.

Крепость врага оказалась совсем небольшой: три небольших пузатых башни, с плоскими куполами и уродливая приземистая постройка между ними. Высокая стена вокруг замка почти скрывала его посторонних глаз, но распахнутые ворота позволяли разглядеть скрытое.

— Сразу видно, где прошёлся наш кошак, — с гордостью, заметила Галя и только теперь я сообразила: ворота не открыты — голубые створки словно сшибли мощным тараном, сбив одну на землю, а во второй оставив глубокую вмятину. Хм. Да что это за лев такой? Я всё больше хотела его увидеть.

Из крепости доносились оживлённые голоса и топот множества ног. Похоже внутри продолжалась вечеринка, в которой мы, вот-вот, примем активное участие. Кто-то потёрся головой о моё плечо. Рейя стрельнула в меня быстрым взглядом и крепко прижалась.

— Боишься? — спросила я и она отрицательно покачала головой, — постарайся держаться рядом со мной или Чаром.

— Та львица, Зара, она — хорошая, — вдруг сказала кошка, — не сердись на неё, хорошо?

— Не буду, — пообещала я и поцеловала сестрёнку, — пошли, поохотимся.

— Забавно, — заметила Галя, когда мы уже почти достигли твердыни охотников, — он пришёл сюда с твёрдым намерением пройти дальше, чего бы это ни стоило.

На пыльной почве лежали человеческие тела. Кто-то аккуратно выложил круг из трупов. Ран на телах я не заметила, хоть позы они приняли такие, словно их кололи или резали. Странное зрелище.

— Илья, наш погибший учёный, — пояснила львица, присев рядом с изогнувшимся мертвецом, — придумал хитрую штуковину, будто перенос жизненной силы. Если десяток людей приготовить особым образом, они будут умирать вместо тебя. Полезная штуковина, жаль воспользоваться ею могут лишь львы. Жуткая несправедливость!

— Львиный шовинизм, — поддакнула Зара и мы дружно захихикали. Чар покосился на нас, но ничего не сказал. Он вообще, держался как-то обособленно, словно пытался решить некую дилемму. Хотелось бы верить, что касается исключительно грядущей потасовки.

— А здесь сражались, — Рейя показала пятна крови, пропитавшие большой пыльный участок, — даже тело осталось…Странно, а почему только одно?

— Потому как своих они забрали, — пояснила Галя, рассматривая молодого симпатичного парня, отброшенного в сторону, — а этот, пришёл с нашим котом. Союзник. Даже не думала встретить таких, среди людей.

— Есть ещё такие, — радостно сообщила маленькая сестра и склонившись, погладила мёртвого юношу по пыльной щеке, — жалко, такой молоденький…Они называют себя, Верными.

— Надо идти, — сказал Чар, — нас заметили.

Несколько охотников торопливо пытались поднять поваленную створку ворот, нервно поглядывая в нашу сторону. Ещё, около десятка, с обнажёнными треспами в руках, должно быть охраняли ремонтников. Вид у людей был крайне напряжённый. Немудрено. В самое ближайшее время их ожидала встреча с целой группой очаровательных кошечек.

Галя обернулась и пристально посмотрела мне в глаза. На её пухлых губках промелькнула ухмылка и львица коротко кивнула. Я кивнула, в ответ. Мы поняли друг друга.

— Мяу! — выкрикнула я и бросилась вперёд.

Пыль, точно вода, плыла под ногами, поднимаясь в воздух удушливыми облаками и я, на полной скорости, неслась через эти мерзкие тучки, наблюдая, как тревога, на лицах охотников, сменяется нарастающей паникой, а потом — настоящим ужасом.

Пытавшиеся восстановить ворота, прекратили свою напрасную затею и начали извлекать оружие. Поздно…Я кувыркнулась над головами первого ряда обороны и оказалась за их спинами. Даже тресп не потребовался: когти легко рвали человеческую плоть, а слабые шейные позвонки весело потрескивали, когда я сворачивала головы охотников.

Двое всё-таки ускользнули, и я увидела, как они, со всех ног удирают в сторону покосившейся башни, сложенной из грубых серых блоков рыхлого камня. Около входа в строение, несколько охотников, с оружием наготове, нервно подгоняли беглецов, злобно косясь в мою сторону.

— Как ты это делаешь? — поинтересовалась Зара, останавливаясь рядом, — я тебя совсем из виду потеряла: словно тени в лунном свете — только здесь, а потом — совсем в другом месте.

— А как ты делаешь свои порталы? — парировала я.

— Ну да, у каждого свои способности, — она посмотрела на руку, где тускло сверкал браслет перехода. Один. Второй уже отдала Чару. И когда только успела? — но всё равно, очень красиво.

— Ещё бы другим дала поучаствовать, — проворчала Галя, — прям, как наш кошак, если его вовремя не остановить. Сам перебьёт всех, до кого успеет добраться.

Одна Рейя, похоже, не особо расстроилась, мурлыча тихую песенку себе под нос. Чар, тот вёл себя несколько странно: склонился над убитым охотником и перевернув тело, сорвал с куртки чёрный шеврон с перечёркнутым львом. Долго смотрел, будто пытался вспомнить, а потом отшвырнул в сторону и отряхнул ладони.

— Никогда не видел таких раньше, — глухо проворчал он, — только слышал. Закрытая каста на закрытой грани. Полностью обособлены от всех остальных. Считают своим долгом держать проход к Сердцу наглухо закрытым. Всю жизнь проводят в молитвах и тренировках.

— Размножаются делением, — подражая его тону, продолжила Зара и не удержавшись, прыснула, — или делают новых из пыли? Её тут предостаточно.

Чар покосился на львицу и на его лице появилось странное выражение.

— Да нет, — он махнул рукой, — время от времени, кто-то из касты пограничников приходит на другую грань и отбирает понравившихся ему кадетов. Отказаться нельзя, потому как служба здесь считается священным долгом. А пыль…Говорят, её накопление как-то связано с непрерывно работающим порталом в Сердце.

— Очень ценная информация, — согласилась Зара, с таким серьёзным выражением лица, что на это раз не удержался от улыбки и наш, вечно насупленный, лев, — может пойдём? Охотники сами себя не перебьют.

Галя махнула рукой и её детки, один за другим, скользнули во двор крепости, крадущимся шагом направляясь в сторону двери, которую люди спешно заделывали металлическим щитом. Прежняя, из толстого дерева, была расколочена в щепы. Я начинала узнавать стиль продвижения пропавшего кота, и он мне весьма импонировал. Представляю, как он ведёт себя в постели! Мр-р-р…

Из-за импровизированной баррикады доносились тревожные вопли и отрывистые команды, которыми людей пытались привести в чувство. Похоже, в башне начиналась паника. Это хорошо. Обожаю, когда испуганные людишки мечутся взад-вперёд, перестав соображать, на каком свете находятся. Впрочем, как ни приятно было себе представлять свихнувшихся от ужаса охотников, но всё же эти бойцы специально тренировались для охоты на нас. Значит надежда на отсутствие сопротивления, крайне ничтожна. Поэтому, следовало поторопиться, пока градус паники не начал спадать.

— А ну-ка, — сказал Чар, останавливаясь напротив двери, — давно хотел попробовать одну вещь, вот только повода раньше не находилось.

— Дождался, стало быть, — ехидно заметила Рейя и показала мне язык, — решила повыделываться? Не помню я, чтобы ты раньше напускала столько тумана во время охоты. Ещё немного, и несчастные человечки просто заблудились бы.

— Поумничай, — буркнула я, ощущая лёгкое смущение. Маленькая сестрёнка была абсолютно права: я действительно пыталась показать, кто здесь главная охотница. Вот только, кому? Заре с Галей или…Чару?

Воздух вокруг внезапно начал вибрировать, как лист металла, по которому ударили палкой и у меня возникло ощущение, как перед ударом молнии. Даже кожа на голове начала зудеть. Что происходит? Я отступила на шаг и уставилась на льва, замершего у входа в башню. По мощному телу скользили разноцветные искры, а рука, отведённая для удара, полыхала жёлтым пламенем.

— Чар! — встревоженно выдохнула Рейя.

Кот выбросил вперёд сжатый кулак и мощный разряд сорвался с выпрямленной руки, вонзившись в охотничью баррикаду. Громыхнуло, до боли в ушах и пыль, поднявшаяся в воздух, полностью закрыла обзор. В сером непроглядном тумане ослепительно сверкнуло и повторный грохот вынудил меня злобно зашипеть.

— Чар! — рявкнула я, — прекрати! Здесь определённо не то место.

В голове возникло нечто. Точно эхо или тень какой-то фразы. Похоже на извинение. Ошалев, я мысленно переспросила и лишь после сообразила, какой фигнёй занимаюсь.

— Прошу прощения, — физиономия льва, появившаяся рядом не выглядела смущённой. Скорее задумчивой, — странная штука. Никто из вас не говорил, что так можно делать.

— Потому что, мы так и не умеем, здоровый ты балбес, — я ухмыльнулась и потрепала его по гриве, — честно говоря, вообще никогда не слышала про львов, умеющих метать молнии.

— Акка умела, — пыль начала оседать, и я различила Галю, брезгливо стряхивающую серую дрянь с одежды, но это ей не помогло, когда наш вожак добрался до неё.

Я ошеломлённо уставилась на кошку. Дрянь мертва?!Тот, за кем мы идём, прикончил тварь?

— Ваш вожак убил суку? — я никак не могла поверить.

— Он — такой! — Зара привела Рейю, очищая кошечку, морщившую прелестный носик, — когда мы найдём его, вам обязательно нужно будет заняться с ним сексом. Очень рекомендую.

— Мы тоже найдём, как поразвлечься, — Галя подтолкнула Зару локтем и кивнула на Чара, — посмотрим, на какие подвиги способен этот разрушитель, если его уложить в постель.

Ого, способен, ещё и на какие! Однако, не только в постели…Куска башни, вместе с дверью, как и не бывало, осталась лишь чёрная выжженная дыра, с оплавленными краями. Один из Галиных подопечных, точнее — одна: худая гибкая девица, провела пальцами по дымящемуся сколу камня и задумчиво уставилась на льва. Потом облизнулась. Бедный, бедный Чар, как же ему нелегко придётся.

— Пошли, — лев приблизился к дыре и замер, разглядывая поверженного охотника, потом склонился, — этот ещё жив.

Я остановилась рядом. Коту уже приходилось охотиться и питаться людьми, но своих бывших коллег, до сих пор, ему встречать не приходилось. Интересно, когда обращение происходит в столь зрелом возрасте, не остаются ли нетронутыми некие симпатии, предпочтения и убеждения?

— Здесь прошёл лев, — спокойно сказал Чар, встряхивая лежащего человека, — какое подразделение вы отправили следом? Егеря? Пограничники?

— Особый экспедиционный корпус, тварь! — прошипел охотник и сделал попытку плюнуть коту в лицо, — конец вашему льву, да и вам, всем, тоже! Все подохнете!

— Посмотрим, — ладонь льва вспыхнула багровым и человек, завопив, изогнулся дугой, — какая иррациональная ненависть. Ну прямо как у тебя, к людям, — он вздохнул и выпрямился. Потом погладил меня по голове, — Зебба, поверь, отношения львов и людей могли бы быть совсем иными. И когда-то так и было. Ты не задумывалась, почему так ненавидишь всё, связанное с людьми?

— Ещё один лев, читающий мне проповеди, — ехидно заметила я, — это тебе через медальон передалось?

— Может вы отложите философские диспуты на более поздний период? — осведомилась Галя, — а пока займёмся остальными обезьянками.

— Особый корпус, — Чар покачал головой, — действительно, стоит поторопиться. Это самые отборные психопаты, которых несколько побаиваются даже сами охотники. Я видел парочку селений, где они вычищали львиную ересь — там не осталось никого живого.

— Не видишь ничего дурного в убийстве этих говнюков? — в голосе Зары звучала, плохо скрываемая, ирония, — я имею в виду — охотников?

Взгляды кота и кошки встретились. Нет, я всё же ошибалась, они вовсе не походили на воссоединившихся супругов, но какая-то связь продолжала соединять их. Непонятно лишь, была она протянута из человеческого прошлого или нет.

— Кошка, — ровным голосом рокотнул Чар, — я прощаю подобные вещи своим львицам, а тебе могу и оплеуху отвесить. Попридержи язычок.

— С удовольствием посмотрю на вашу потасовку, — Галя потрепала льва по его гриве поцеловала в щёку, — поглядим, кто из вас нахватается плюшек, но пойдёмте уже.

Зара вдруг расхохоталась и подмигнула…Мне? Голова шла кругом от всего этого безумия. Казалось, все принимают участие в некоем сумасшедшем представлении, режиссёр которого забыл про сценарий и несёт откровенную отсебятину. Мы же идём спасть нашего регулятора? Или, не только?.. Странное ощущение. Будто вся наша группа угодила в незримую паутину, пронизавшую тела, мысли и поступки. Словно все мы стали частью чего-то целого.

Дети Гали исчезли внутри башни, один за другим растворяясь в пыльной мгле. Почти тотчас наружу донеслись звуки ожесточённой потасовки: видимо, охотники, уцелевшие после взрыва, устроили засаду и теперь троица странных созданий разбиралась с возникшим препятствием. Галя и Рейя метнулись на помощь и громкость воплей тотчас возросла на порядок.

— Чар, — вдруг сказала Зара, — перестань заниматься ерундой. Сдержанность хороша до определённого момента, потом она превращается в тяжкое бремя, способное раздавить тебя и…Ну, ты сам знаешь. Подумай, над этим. Я бы, на твоём месте, не стала тянуть с объяснением.

— Я подумаю, — серьёзно ответил лев и нахмурился.

Странное дело… Совет кошки вырвал из глубин памяти нечто давнее, позабытое. Словно кто-то уже получал такую рекомендацию, но не смог ею воспользоваться. И смертельно раненый лев вновь поднимал на меня глаза, в ожидании неких слов, которые я так и не успела произнести.

К сожалению, мысль эта оказалась смазана. Лев, сцепив зубы, посмотрел на меня и в его глазах полыхнуло пламя. Потом он молниеносно, словно убегая от чего-то ужасного, бросился в развороченный пролом, исчезнув из вида. Я скользнула следом, торопясь, пока всё веселье не закончилось.

Внутри оказалось темно. И дымно. И много трупов. Очень много мёртвых охотников, превращённых в фарш. У стены сидел один из Галиных питомцев и морщась, зажимал длинную рану на правом бедре.

— Помочь? — осведомилась я, склонившись так, что скуластая смуглая физиономия оказалась рядом с моим лицом.

Вместо ответа парень, внезапно, вцепился своим губами в мои. Ого! А кошка то была права. Непременно заполню этот досадный провал в своих сексуальных экспериментах.

— Иди, — сказал парень и осклабился, — нас не так просто прикончить. Останешься жива, покажу, насколько я хорош.

— Посмотрим, — я скользнула когтями по пыльным волосам и побежала на звук удаляющегося сражения.

Спиральная лестница, поднимающаяся к вершине постройки, превратилась в настоящий могильник для местных обитателей, причём, некоторые трупы, как мне показалось, остались ещё от прежнего гостя. Странные всё же существа: ведь нам нужно было, всего-навсего, пройти к Сердцу, а вместо этого приходилось устраивать настоящую бойню.

Все наши оказались наверху, на небольшой площадке, перед дверным проёмом, перекрытым глыбами камня и какими-то серыми, от возраста, брёвнами. Под ногами валялся разбитый герб с надписью: Последний рубеж. Символическая надпись, для многих охотников, которым эта преграда, действительно, стала последней в их короткой жизни.

— Там, внизу, твой, — начала я, обращаясь к Гале, но она лишь небрежно отмахнулась.

— Ничего страшного, бывало и хуже, — они с Зарой бегло переглянулись, — намного хуже. Видела бы ты, как их трепали Титаны!

Чар строго выговаривал Рейе, и кошечка послушно кивала головой, хитро косясь в мою сторону. Как это всё знакомо. Лишь кот изменился. Я ощутила укол совести, при мысли о том, что должно произойти. Прости меня, сестричка, но я не вижу другого выхода. Хуже всего — приходится доверять почти незнакомым львицам, оставляя своих в неведении. Чёрт с ним, пусть потом Чар даст мне несколько хороших оплеух. Я их честно заработала.

— Держись ближе к Зеббе, — поставил точку лев и отстранил кошку, а ну, отойдите, дайте я расчищу проход.

Первый удар расколол несколько глыб, осыпав нас волной щебня и воспламенил все деревяшки. Из-за баррикады донеслись встревоженные голоса. Очень много человеческих воплей. Похоже, обезьянки приготовили нам достойную встречу. Я, было, начала принимать боевую форму, но подошедшая Рейя, заставила повременить.

— Очередной нагоняй? — поинтересовалась я, взяв сестру за руку.

— Он, прямо как Серра, — мне показалось я заметила слезинки в уголках глаз.

— Скучаешь? — она кивнула и прижалась ко мне.

— Больше никого не хочу потерять! Ты и Чар — вот и вся моя жизнь.

Галя обменялась поцелуями с Зарой и вопросительно взглянула на меня; не передумала ли? Нет, всё остаётся в силе.

В оглушительном грохоте и ослепительной вспышке, остатки заграждения превратились в кучу мусора. Мы тотчас рванули вперёд, сквозь дымное облако и оказались внутри.

Нет, я конечно понимала — охотников будет много. Я просто не представляла, насколько! Весь чёртов зал буквально кишел человеческим отродьем, в полном боевом облачении, с треспами, изготовленными к бою. Лишь небольшое возвышение в центре, где между стройными колоннами пульсировал синим светом цветок открытого портала, не было ни единого врага. К сожалению, чтобы пробиться туда, было крайне необходимо избавиться от пары сотен злобных обезьянок.

Пиротехническое шоу, устроенное Чаром, опрокинуло и разметало первые ряды встречающих, позволив нам вонзиться в пошатнувшееся построение, кромсая вопящих людишек всем доступным оружием. Лев продолжал сверкать молниями, прокладывая широкую просеку в сторону портала. К сожалению, эта прореха быстро заполнилась рычащим охотниками, разделившими нас на три группы. Чар оказался далеко впереди, испепеляя бывших соратников, а нас, с Рейей оттеснили в дальний угол помещения, откуда я с трудом видела, как Галя с Зарой и помощниками, остервенело обороняются от наседающих охотников.

Видимо, я оказалась слишком поглощена боем, комбинируя теневые облака и не заметила, как Рейю отделили от меня люди в сверкающих доспехах. Погружая коготь в глотку очередного противника, я вдруг резко ощутила утрату чего-то, очень важного и жалобный вопль о помощи тотчас подсказал, чего именно.

— Зебба! Чар!

И тотчас, с противоположной стороны зала донёсся почти такой же пронзительный возглас, только источником его оказалась Зара, которую какой-то, особо удачливый охотник, сумел сбить с ног.

— Чар! На помощь!

Время остановилось. Сквозь плывущие облака тени, я видела нашего кота, успевшего добраться до ступеней, ведущих к порталу. У его ног лежали настоящие холмы неподвижных тел, но лицо льва, в этот миг, отражало лишь смертную тревогу. В следующий момент мощное тело словно выстрелило туда, где находилась львица, которую он больше всего боялся потерять.

Взметнув тени, я мгновенно оказалась у стоящей на одном колене Рейе, защищая сумраком поднимающего её льва. Чар бросил на меня недобрый взгляд и оглушительно рявкнул:

— Голову оторву! Потом. Как там Зара?

С другой стороны зала дела тоже пошли получше: Галя с помощниками сумела пробиться сквозь ощетинившиеся треспами волны охотников, позволив компаньонке встать на ноги. Так я и сказала коту, сдерживая волнение, прорывающееся в голосе. На бедную Рейю я вообще старалась не смотреть.

— Зебба, прикрой меня, — Чар оскалился и скрестил руки на груди. Его когти начали сиять бледно-жёлтым светом, а из глаз посыпались искры, — теперь — пригнитесь.

В этот раз я не сумела удержаться на ногах и сметённая мощным взрывом, рухнула на пол, едва не ткнувшись носом в одну из многочисленных лужиц крови. Фу, мерзость! Однако, врагам пришлось ещё хуже: от тех, которые стояли рядом, не осталось ничего, кроме алого марева, неприятным облаком, оседающим на кожу, а остальные издохли, пребывая в различной степени сохранности. По моим подсчётам, уцелело не больше двух — трёх десятков, ошеломлённо крутящих головами и пытающихся удержать, выпадающее из дрожащих пальцев, оружие. Уже не жильцы.

Этих уцелевших мы истребили очень быстро. Никто не пытался молить пощаде, и никто не собирался её даровать. Когда всё оказалось закончено, Галя подошла к нам и вдруг жадно поцеловала льва, незаметно для него, подмигнув мне. Ей-то хорошо. Зара, обнимая за талию парня, встреченного мной у входа в башню, покачала головой:

— Почему было не начать с этого? Растягивал удовольствие?

— Не знал, что умею так, — угрюмо пробормотал кот, подозрительно косясь в мою сторону. Галю он продолжал держать в объятиях и той это, определённо, понравилось, — идём дальше?

— Ещё немного подождём, — кошка провела когтём по своему браслету и задумалась, — мы ещё не совсем синхронизировались с местным временем. Если войдём в портал раньше положенного, рискуем не попасть вообще никуда.

Я заметила, как Рейя, осторожно ступая между мёртвых тел, поднялась по ступеням, внимательно рассматривая колонны, окружившие пульсирующий зев перехода. На красивом лице читалось странное благоговение, будто кошечка видела нечто, недоступное остальным. Вероятно, так оно и было.

Когда я приблизилась к своей сестрёнке, она прекратила ощупывать поверхности светящихся стоек и повернулась ко мне. В огромных глазах кошечки светилось лукавство, точно она узнала какую-то смешную шутку и теперь, с трудом, сдерживалась, чтобы не рассказать её всем. Глядя на львицу я не могла понять, как решилась на этот идиотский поступок, словно помрачение нашло! Найти бы теперь слова, услышав которые Рейя сможет простить меня.

— Сестричка, — начала я, дрогнувшим голосом, но она, со смехом, закрыла мне рот ладонью.

— Какая ты смешная, — вдруг сказала кошка, — и Чар тоже, такой смешной!

— Обхохотаться, — раскатился гром за моей спиной, — Зебба, давай отойдём. Я хочу перемолвиться парой слов и желательно, без лишних любопытных ушей.

Лев схватил меня за локоть и поволок в угол помещения, где я, с некоторым удивлением, обнаружила небольшую комнатку. Жилую, но без признаков присутствия охотников, да и людей, вообще. Слишком чисто и опрятно, а человеческого запаха не ощущается вовсе. На маленьком аккуратном столике лежала стопка исписанных каллиграфическим почерком листов, а на стенах висели картины, заполнившие почти всё свободное пространство.

Небольшая часть — пейзажи местной грани. Художник очень пытался облагородить пыльные равнины, но даже его талант оказался бессилен перед уродством серой преисподней.

А вот портреты оказались намного интереснее. Три женщины с серебристыми волосами, на берегу крошечного озерца, плещут друг на друга водой, или расчёсывают волосы на фоне звёздного неба. Парень, неуловимо напоминающий одну из них, сидит на камне и блестящие волосы почти скрыли красивое лицо. И ещё много других полотен, дающих понять, кто жил здесь прежде.

— Полукровки, — с удивлением, констатировала я, поворачиваясь ко льву, — нужно будет их обязательно найти. Какого чёрта они здесь делают?

— Какого чёрта делаешь ты? — осведомился кот, похоже оставшийся равнодушным к судьбе неведомых потомков львов и волков, — Зебба, если я узнаю, что ты специально устроила этот балаган во время сражения…

— Если ты ещё не придумал, как поступить в этом случае, — тихо сказала я и подошла ближе, — самое время придумать. И сделать.

Я взяла руку льва и положив на свою голову, медленно опустилась у его ног. В глаза Чару я не смотрела. Пусть делает со мной всё, что хочет. Несколько бесконечно длинных секунд ничего не происходило, а потом кот опустился рядом. Его жёсткое лицо стало мягче, и я заметила растерянность, проступающую сквозь удивление.

— Но зачем? — прошептал лев, вглядываясь в моё лицо, — зачем?

— Потому что я люблю тебя, люблю огромного сильного балбеса и ничего не могу с этим поделать. Потому что у меня мысли путаются, и я не в силах понять, правильно поступаю или нет. Потому что мне нужно знать: любишь ты меня или нет. Потому что, если ты уйдёшь — я умру.

То ли всхлип, то ли вздох, вырвался из груди льва. Он крепко прижал меня к себе, и я ощутила дрожь в его мощном теле. Внезапно, уже знакомое чувство, заставило меня напрячься. Словно вопрос, звенящий в полной тишине…И вдруг, словно молния разорвала чернильный мрак — я поняла. Не вопрос, совсем не вопрос.

— Скажи это вслух, — слёзы бежали по моим щекам, и я не хотела останавливать их очищающий ток, — пожалуйста…

— Я люблю тебя, — Чар осторожно целовал меня и его глаза сияли нежностью, — люблю тебя, как никогда никого не любил и никогда не полюблю. Прости, я был дураком, нужно было сказать уже давно, но, — он смущённо шмыгнул носом, — я не знал, как ты к этому отнесёшься. И ещё, — лев нервно хихикнул, — боялся, а вдруг ты просто посмеёшься надо мной.

Связи. Связи, о которых говорила моя маленькая сестрёнка. Тонкие неуловимые нити, плывущие сквозь пространство и время. Их ничто не может удержать, остановить или прервать. Иногда они едва ощутимы, а иногда становятся прочными, как стальные канаты. Некоторые превращаются в обузу: кандалы, обременяющие тебя, а другие наделяют крыльями, способными нести на самый край Кристалла и осуществить небывалое.

Именно такие крылья распахнулись за моими плечами. Мой любимый и я. Нам теперь ничего не страшно. Пусть хоть все охотники выступят против нас, мы сумеем одолеть любую преграду, сможем дойти до цели и навсегда останемся вместе.

Эпилог

Мне было не по себе. И опустевшие коробки башен родного мира и сумрачное небо, ощетинившееся изгибами сухих молний и напряжённое молчание спутников, всё это давило тяжёлой плитой. Казалось, будто невидимая туча собирается над нашими головами, готовясь излиться сверху…Чем? Вряд ли это будет очищающий дождь.

Сопротивления почти не было. Те одинокие охотники, встреченные нами на пути от портала, казались потерянными, словно забыли, кто они и зачем прибыли сюда. Забрызганные кровью одежды и белые, от ужаса, лица — они совсем не походили на головорезов из Экспедиционного корпуса. Мы не тратили на них свои силы — всё делали Галины дети.

Зара, безмолвно следующая рядом, вдруг покачнулась и я тут же подставила руку, удерживая кошку на ногах. Львица благодарно кивнула и на её прекрасном лице появилась растерянная улыбка. Галя в упор смотрела на свою подругу и её черты казались странно окаменевшими.

— У меня плохое предчувствие, — я взяла Чара за руку и он погладил меня по голове, — скажи, что всё будет хорошо. Пожалуйста…

— Мы сделали всё, что могли, — лев поцеловал меня в лоб и невесело покачал головой, — но иногда этого просто недостаточно.

Галины дети нырнули внутрь башни, и мы неторопливо проследовали за ними. Воздух казался неживым, словно его покинула вся энергия мира, оставив лишь бездушную прозрачную субстанцию. Не чувствовалось даже пыли, но всё равно, странно першило в горле. Ноги отказывались нести вперёд и я, через силу, передвигала упрямые конечности, которые словно предупреждали…О чём?

Мы должны были успеть! Во всех любовных историях и сказках возлюбленные соединяются, пусть даже на грани гибели. Сияющая кошка просто не могла, не имела права потерпеть поражение, и я готова была отдать всё на свете, лишь бы её кот остался жив.

Первые трупы начали встречаться, во время спуска по спиральной дорожке, серпантином обвивающей центральные помещения башни. Охотники в разорванных одеждах, пробитых доспехах, разбитых вдребезги шлемах. Кое кто ещё оставался жив, провожая нас мутным взглядом и пытаясь нащупать утерянное оружие. Мы не трогали раненых — слишком много смертей — даже я ощущала чёрные крылья, распростёртые над проклятой башней, где наш брат бился за право воссоединения с любимой.

— Стойте.

Воздух словно пошёл рябью и на блестящие плиты ступила рослая львица, с длинными волосами, собранными за спиной в толстую косу. С некоторым изумлением, я ощутила необычные вибрации, исходящие от незнакомки. Понятно: не совсем львица — одна из этих, повелителей мира. Зара вновь опёрлась о мою руку и едва заметно улыбнулась, словно просила прощения.

— Вершительница, — ровным голосом сказала Галя и сделала шаг вперёд. В тонких пальцах появилось тусклое лезвие треспа, — очень вовремя. Всё думала, когда представится возможность отблагодарить.

— Постой, — кошка действительно казалась виноватой, — успеешь. Всего несколько вещей. Когда вы найдёте его, в каком бы он ни был состоянии, забирайте и немедленно уходите к дальним граням. Порча начала широкое наступление на Кристалл и вся центральная ось охвачена безумием.

Львица подошла к Заре и одела ей на запястье странный полупрозрачный браслет, напоминающий паутину. Слова, которые шептала вершительница, слышали только двое: та, которой они предназначались и я, поддерживающая её.

— Он мог уйти слишком далеко, — Зара понимающе кивнула, — он способен вернуться, но ему потребуется путеводный огонь. Стань для него маяком во тьме.

Отступив на шаг, львица повернулась к Гале.

— Если через три дня ситуация не изменится к лучшему — можешь убить меня. Я не стану бежать или защищаться.

— Сестра, — взгляд Рейи светился растерянностью, — я не понимаю…

Чар, вместо ответа, любовно потрепал маленькую кошечку по гриве.

У огромного арочного проёма, ведущего в исполинский зал, мы остановились. Омерзительно воняло человеческой кровью и даже отсюда можно было разглядеть груды неподвижных тел на прозрачном полу, между высокими чёрными колоннами. И ни единого звука, кроме тихих шагов Галиных детей. Двоих. Зеса стояла у входа, испуганно прижимая сжатые кулаки к груди. Её мордашка, обычно невозмутимо-гладкая, будто пошла рябью. Тонкие губы дрожали, а в зелёных глазах плескался ужас.

— Я, я не пойду, — выдавила девушка и с тоской, оглянулась, — не могу, не хочу знать!

Зара, с видимым трудом, оторвалась от моей руки, проведя ладонью по щеке Зесы, и та вдруг шумно разрыдалась, прижимаясь к ласкающим её пальцам.

— Зебба, — Рейя прижалась ко мне, — мне страшно, сестра!

Подошёл Муйар — весельчак, заигрывавший со мной, но он не улыбался, как обычно, а кожа его приобрела серый оттенок.

— Все охотники мертвы, — он словно выталкивал непослушные слова наружу, — но там ещё три волчицы и переводки…

— Тоже сражались? — недоверчиво спросил Чар.

— Нет, — Муйар покачал головой, — у них и оружия то не было. Похоже, они просто пытались защитить его своими телами и их всех изрубили треспами. Никто не уцелел.

Никто. Не. Уцелел.

Слова звучали, как приговор всему нашему походу. Как приговор для…

Зары.

Кошка медленно шла по залу, и никто не решался остановить её, окликнуть, даже привлечь внимание и лишь Галя, тенью следовала за подругой, оставив бледную вершительницу у входа. Я взглянула на Чара: лев казался напряжённым, а уголки его рта опустились вниз, делая кота неимоверно древним. Он закрыл глаза, потом медленно открыл и тихо сказал:

— Идём.

Мёртвых охотников оказалось очень много. Так много, что просто не верилось, будто их противником был один единственный лев. И на всех этих мёртвых человеческих лицах застыла тупая жажда убийства. Меня словно молнией пронзило, когда я вспомнила слова Чара о моей слепой ненависти к людям. Неужели и моё лицо, во время охоты, тоже светится такой, чисто звериной жестокостью? Возможно и лев, и сестрёнка права, и мне не стоит уподобляться животным в их иррациональной кровожадности?

— Любимый. — Зара остановилась, склонив голову, — любимый, я пришла…

Под изувеченными телами серебристоголовых парней и девушек, лежал огромный лев. Одна из полукровок — девчушка, с лицом неуловимо напоминающим кота, сжимала его ладонь в последней попытке единения, а он словно пытался закрыть её плечом от убийц.

— Любимый, — Зара медленно опустилась рядом с вожаком и провела рукой по его волосам, — я обещала непременно найти тебя, и я сдержала обещание. Твоя верная кошка пришла к тебе, чтобы навсегда остаться рядом. Больше ничего на свете не сумеет нас разлучить.

Галя, замершая в паре шагов, вдруг обронила тресп из пальцев и глухо всхлипнула. Кошка дрожала, кусая пальцы и неотрывно смотрела на тело льва.

— Она уходит, — внезапно выдохнул Чар и его голос пресёкся.

Тот свет, который делал Зару похожей на Акку, то сияние, которое шло из её огромных глаз, те вспышки, которые сопровождали каждое её движение…Они слабели с каждым мгновением, по мере того, как голова львицы всё ниже клонилась к израненной груди любимого.

— Мой единственный, — почти шептала кошка, лаская тело вожака, — я так безумно рада вновь видеть тебя. Я так сильно тебя люблю…

Львица подняла голову и её лицо озарилось тихой улыбкой. Потом свет в глазах кошки померк, и она медленно распростерлась на неподвижном теле льва.

Галя упала на колени и ткнулась лбом в пол, разметав белоснежные волосы среди блестящих луж крови.

Закусив губу, я молча спрятала лицо на груди у Чара.

В наступившей тишине протяжно и тоскливо закричала Рейя.