Прайм-тайм

Глава 1

С этими постоянными приливами крови, с похмельем после вчерашнего и кучей спама в электронном ящике у меня уж точно нет никаких шансов управиться до восьми утра. Я специально при шла пораньше, чтобы продвинуться вперед, и вот уже безнадежно отстаю.

Делаю тонизирующий глоток мутного, но вполне действенного кофе из автомата и принимаюсь одним пальцем тыкать на «Удалить». Долой свежие предложения дешевого туристического отдыха, низкие учетные ставки и канадские медикаменты. Адьос международным водительским лицензиям и советам, как быстро заработать деньги не выходя из дому.

По крайней мере, я здесь не одна. Внизу, в отделе новостей, редакторы, работающие в ночную смену, штудируют сайты информационных агентств в поиске сюжетов, подходящих для двенадцатичасового выпуска новостей. Нашей новой дикторше, холеной Эллен Кэвена, не обязательно находиться в кресле ведущего последних известий до 8:24, так что «новое лицо „Третьего канала“», как ее позиционируют в рекламе, сейчас, вероятно, красуется перед зеркалом в гримерке, подкрашивая губы сияющим блеском.

По сути дела, Эллен – супермодель с навыками чтения, и мое искреннее почтение тому, кто смог вытащить эту журнальную красотку в столь ранний эфир. А я, как следственный репортер, провожу большую часть времени в поиске источников информации и прочесывании документов. Поэтому от меня не требуется всегда иметь телегеничный вид.

И слава богу. Мне сорок шесть, и этими приливами крови я, вполне возможно, обязана не столько гормональным всплескам, сколько невменяемой системе отопления на телестанции. Но, по правде говоря, чтобы быть готовым предстать перед камерой, современному ведущему требуется гораздо больше времени, чем, скажем, лет двадцать назад. И уж точно больше грима. Как бы то ни было, пока меня не стали величать «старым лицом „Третьего канала“», меня все это не касается.

Сегодня моя очередь готовить информационный выпуск. Забрав волосы, как правило безупречно уложенные, в пучок с помощью карандаша, я выполняю задание из серии «убейся, но сделай» – придумываю материал-бомбу, который должен помочь ноябрьским рейтингам «Третьего канала» резко подскочить, а мне задержаться на этой работе.

В таинство рейтингов меня посвятили в мой самый первый день на телеканале. Атмосферу восьмидесятых полностью отражали блузка с высоким воротником и приколотая к ней брошь с камеей – такой я пришла сюда. Широкие брови. Широкие плечи. Широкие возможности.

– Запомни правило, которому тебя не учили на факультете журналистики, – изрек мой новоиспеченный начальник, приглашая в свой кабинет. – На новостном канале никому нет дела до журналистики – здесь главное деньги. – Кликнув мышкой, он открыл окно электронной таблицы, и экран испещрили крошечные циферки. – Это суточные рейтинги, – провозгласил начальник.

Помнится, я тогда подумала: кто же сидит тут сутки напролет? К счастью, босс продолжил прежде, чем я успела задать этот поистине наивный вопрос новичка.

– Рейтинговые таблицы формируются в электронном виде каждое утро, – продолжил он. – Они отображают число телезрителей, посмотревших новостные выпуски прошлого дня. Здесь у нас жесткая конкуренция. Тот телеканал, который привлечет наибольшую аудиторию, заломит самые высокие тарифы на рекламу.

Прищурив глаза, начальник удовлетворенно кивнул и, указывая на меня пальцем, проговорил:

– Победишь в этой игре – особенно в самых важных ноябрьских рейтингах, – и ты при деньгах. Проиграешь – скатертью дорожка.

По прошествии времени моему начальнику пришлось самому испытать на себе безрадостные последствия проигранной рейтинговой войны, а вот я до сих пор командую на передовой линии. И поэтому каждую осень в течение вот уже двадцати лет обязана выкапывать откуда-то сенсационную новость или какую-нибудь важную шишку, благодаря которым подскочит рейтинг телеканала. Справлюсь с задачей – и можно свободно дышать еще целый год. Облажаюсь – и ушлют меня из Бостона освещать события в какую-нибудь Богом забытую глушь. Пока что мне не приходилось звонить своему агенту или в компанию по перевозке вещей.

Но сейчас, когда приход нового начальника неудачно совпал с датой истечения моего рабочего контракта, неплохо бы подыскать такую сенсацию, каких еще свет не слыхивал.

Иначе режиссер Кевин О’Бэннон соблазнится и наймет какую-нибудь Синди из Цинциннати[1] вдвое младше меня на зарплату вдвое ниже моей. И каждому сотруднику «Третьего канала» на почтовый ящик придет одно из недвусмысленных сообщений типа: «Шарлотта Макнэлли приняла решение покинуть Бостон в поиске новых карьерных возможностей».

У нас говорят, что ты стоишь ровно столько, сколько твой последний сюжет. Отлично. Моим последним сюжетом был трехсерийный выпуск, посвященный расследованию финансовых махинаций в парламенте штата, после которого особо скользким чиновникам-коррупционерам пришлось подрядиться поклейщиками заводских ярлыков. Ноябрьские рейтинги? Да раз плюнуть.

– Чарли!.. Эй, Чарли! Ты здесь?

Я отрываюсь от удаления спама. Кто-то ломится в тяжелые стеклянные двери, ведущие в отдел расследований «Третьего канала». И этому кому-то нужна я.

Шестеренки у меня в голове начинают резво крутиться. Может быть, появились какие-то экстренные новости. Может быть, кроме меня на станции нет никого из эфирников. Засветиться перед камерой всегда полезно. Но кто бы это ни был, скорее всего, он поручит мне интервью с победителем последней лотереи или что-нибудь в этом духе. Собака упала в шахту лифта. Дерево рухнуло на дом. Рейтинг такие истории, конечно, повышают, но, по мне, с журналистикой не имеют ничего общего.

Я всерьез рассматриваю вариант спрятаться под столом, но, пораскинув мозгами, убеждаюсь в том, что не удастся: коллекция сменной обуви занимает все место на полу. К тому же мой журналистский нюх подает настойчивые сигналы. Помню, однажды мама застукала меня, девятилетнего ребенка, за чтением последней главы только что купленной мне «Нэнси Дрю». Заметив ее изумление, я разъяснила: «Надо же узнать, что случилось». Прошли годы, но мое неисправимое любопытство никуда не делось. И сейчас, возможно, как раз то, «что случилось», и подойдет для новости.

– Ага, здесь, – отзываюсь я.

Если это окажется очередная эпопея со спасением свалившейся в шахту собаки, сразу скажу «нет». Пусть увольняют. Стучу по деревянному столу, чтоб не сглазить. Я вовсе не то имела в виду.

Ко мне в кабинет заходит Тэдди Шихан, в рубашке, выбившейся из штанов цвета хаки, уже облитых утренним кофе, и с таким взглядом, что я тут же понимаю: ситуация у продюсеров критическая. Он дубасит по ноге пластиковой бутылкой из-под воды, производя глухой звук, аккомпанирующий его волнению.

– Не могу найти Эллен, – говорит он, оглядывая мой крохотный кабинет так, словно она может прятаться здесь. – Выпуск уже на подходе, и она должна быть в кресле ведущего, но ее нигде нет. Бред какой-то. Если ее не найду…

Я знаю, к чему все идет. Вспышка чисто репортерского адреналина заглушает симптомы похмелья после неблагоразумно выпитых трех бокалов белого вина.

– Без проблем, – заверяю его. – Пошли.

В ту самую секунду, когда закончится сетевой рекламный ролик, кто-то должен будет начать зачитывать текст с телесуфлера. Сегодня утром этим кем-то, похоже, предстоит стать мне.

Мы сбегаем вниз по лестнице в новостной цех. Четыре минуты до эфира.

Тэдди внезапно останавливается, затем оборачивается и, окинув меня взглядом, тыкает пальцем на мою самодельную прическу.

– Стариканы не купятся на тетку с карандашом в голове, – говорит он. Тревога возвращается на его лицо. – Конечно, время раннее, но они не настолько сонные. Можешь что-нибудь сделать с…

Рисую в воображении свой видок и в ужасе таращу глаза. Он прав. Помимо того, что моя прическа могла бы послужить отличным примером «как не надо» в разделе моды «Гламура», так еще и губы не накрашены. Это вроде как должен быть утренний выпуск новостей, а не ночь живых мертвецов. А до эфира тем временем остается три минуты.

Десять лет назад Тэдди бы только сказал: «Не беспокойся, Чарли, ты самый обаятельный следственный репортер в городе. Просто располагайся поудобней в кресле ведущего и позволь камере влюбиться в эту милую блондиночку».

Сегодня же он только бросает:

– Ладно, проехали.

Качаясь на кресле, Тэдди выводит на печать новую производственную информацию для аппаратной, не переставая снабжать меня инструкциями:

– Мы пустим анимационную заставку, а потом сразу перейдем к видеозаписи. От тебя требуется просто закадровый комментарий к картинке, после которого ты передашь слово погодникам – сегодня утром будет Бекка. Просто читаешь. На камеру тебя снимать никто не будет. – Он поднимает взгляд на электронные часы с неумолимо бегущими циферками, прикрепленные к стене над креслом ведущего, и бледнеет. – Меньше минуты до эфира. Давай!

Я бросаюсь к столу и втыкаю в петличку провод наушника, чтобы слышать режиссера, сидящего в аппаратной. Прицепляю микрофон к свитеру, повязанному на плечах, и молюсь, чтобы картинка пошла как запланировано и миллионы людей не постигло тяжкое пробуждение от устрашающей физиономии Чарли Макнэлли без туши и помады.

Сажусь в кресло, вся как на иголках. Кое-чего недостает. Кое-чего важного.

– Где текст? – кричу я.

Оператор кивает в мою сторону.

– Ты в эфире через… тридцать секунд, – как ни в чем не бывало произносит он.

– Текста нет! – выкрикивает кто-то из-под лестницы.

Это не к добру. Под лестницей у нас…

– Эй, Чарли, тут принтер сломался, – снова слышится чей-то крик. – Просто читай с суфлера.

Надо было тогда все-таки спрятаться под стол. Надеюсь, с суфлером все в порядке, иначе я кого-нибудь прибью.

– Пятнадцать секунд!

Сердце уходит в пятки. Таково наказание за ранний приход. Я всего лишь хотела настроиться на работу над сюжетом. А вместо этого сейчас мне предстоит унижение перед миллионами…

– Пять, четыре…

Вспыхивает экран телесуфлера. Студийный режиссер дает быструю отмашку. Шоутайм.

– Доброе утро, с вами Чарли Макнэлли.

Текст в бегущей строке суфлера, который вижу первый раз, я на автомате проговариваю без запинки. Спустя двадцать с небольшим лет, проведенных в этом бизнесе, мой мозг с легкостью опережает язык на одну-две строчки.

– Главная новость к этому часу: полиция расследует обстоятельства и причины пожара, разгоревшегося в Оллстоне накануне вечером. По словам очевидцев, помещение использовалось в качестве общежития для студентов колледжа Моррисон.

Хм. Отсюда можно извлечь сюжет, проносится в моей журналистской голове. Проверить, законно ли это – укрывать студентов в непонятном помещении и называть его общежитием. Проверить, есть ли возможность установить скрытую камеру внутри его.

Продолжаю читать:

– Этим утром затруднено движение транспорта на Экспрессуэй. Владельцы автомобилей застряли в получасовой пробке в результате аварии, происшедшей на дороге. Грузовик, перевозивший двадцатифунтовые контейнеры со льдом, забуксовал и перевернулся через…

Вдруг и отсюда можно что-нибудь извлечь? Проверить, не был ли водитель пьян. Проходил ли грузовик техосмотр.

Продолжаю читать:

– И в заключение выпуска полиция просит содействия в поиске пропавшего ранее на этой неделе мужчины из Лексингтона. Супруга сорокаоднолетнего Брэдли Формана предоставила следователям его фотографию, которую вы можете видеть на экране…

Бросаю взгляд на монитор, чтобы удостовериться – снимок на месте. Молодцы ребята из аппаратной.

– Особые приметы: рост около шести футов, волосы каштановые, глаза карие, телосложение среднее.

Очень полезная информация. Все среднее. Видимо, вялый выдастся денек, раз начинаем с таких сюжетов.

Продолжаю читать:

– Супруга Формана утверждает, что в последний раз видела мужа перед тем, как он уехал на работу в четверг утром, однако, по словам коллег из фармацевтической компании «Азтратек», в боксфордском офисном комплексе мужчина так и не появился.

В то мгновение, когда я произношу «Азтратек», в моей голове срабатывает предупреждающий сигнал. Мозг посылает мне безошибочно узнаваемый призыв обратить внимание на эту деталь, но прислушиваться нет времени.

Продолжаю читать:

– В случае если вы увидите этого человека, полиция убедительно просит вас сообщить по телефону в участок города Лексингтон.

Проверив монитор на предмет погодной карты – на месте, придаю голосу бойкости:

– А теперь о погоде. Метеоролог «Третьего канала» Ребекка Холкомб расскажет вам все самое важное к этому часу. Бекка?

Наблюдаю за тем, как камера переключается на Бекку. Дело сделано.

– Спасибо, Чарли, – жужжит голос режиссера у меня в ухе. – Ты свободна.

Вынимаю наушник и отцепляю микрофон. Прямо позади меня нарисовывается Тэдди. От панического ужаса, который отражался у него на лице еще пять минут назад, не осталось и следа.

– Это было бесподобно, Чарли, – говорит он. – Ты лучшая.

– Ой, да ла-адно, – небрежно взмахиваю рукой. – Делов-то.

Нашариваю под дикторским столом туфли, которые скинула с себя во время новостного выпуска, а Тэдди тем временем отправляется к рабочему месту. Благодаря мне он не получит взбучку от начальства за провал местного выпуска. И завтра ему не придется искать новую работу. Тут я внезапно задумываюсь: а будет ли это самое завтра для меня?

Остаюсь сидеть в кресле ведущего, упершись подбородком в ладони и бессмысленно вглядываясь в погасший матово-черный объектив телекамеры. Да уж, хорошего мало. Я-то ожидала минуты славы, благодаря которой моя карьера пойдет в гору, а меня даже не взяли в кадр. Им пришлось сразу пустить видео, чтобы меня точно никто из зрителей не увидел. Тэдди без всяких угрызений совести избавился от моего лица. Просто взял и стер меня. Это только Бренде Старр[2] и поныне удается оставаться такой же фотогеничной, как и тридцать лет назад, но у нас-то не комикс. Ближайшее будущее начинает пугать меня гораздо больше, чем чтение новостей экспромтом и без косметики.

Вот я замужем за работой, а что, если камера меня больше не любит? Неужели карьерный развод сделает из меня обычную старую деву средних лет?

К столу подходит парень в широкой футболке, ассистент режиссера, и, сворачивая провод от наушника, удивленно смотрит на меня.

– Мы ведь закончили? – спрашивает он.

Я киваю, выдавливая улыбку на деревянном лице. Теперь мне в голову закралась еще одна нехорошая мысль.

– Эй, Тэдди, – зову я и, натягивая эластичный ремешок туфли на пятку, скачу через весь отдел новостей к столу коллеги. – Тэд, эй!

Он недоуменно оборачивается.

– Эллен, – произношу я, обретя равновесие. – Где Эллен?

Почесывая макушку, Тэдди задумчиво смотрит куда-то вдаль.

– В гробу, – недовольно ворчит он.

Уж мне ли не знать, что значит гнев продюсера. На самом деле он это не всерьез. Просто в новостной журналистике считается грубой ошибкой пропустить свой выход – почти такой же грубой, как и проворонить эксклюзив. Так что если с Эллен все в порядке, то ей лучше позаботиться о хорошем оправдании.

Вернувшись в офис, я обнаруживаю, что мой некогда обжигающий кофе почти остыл. Брезгливо отхлебываю глоток мелоподобной жидкости и устремляю взор на экран.

Я понимаю, что нужно сосредоточиться на поиске сюжета. Проверить то общежитие и не прошедшие осмотр грузовики. И успеть пробежаться по тем идеям, которые предложил мой продюсер, Франклин, к тому моменту как придет. Но у меня из головы не выходит пропавший без вести «средний» парень из фармацевтической компании. Какая-то часть мозга среагировала на это название, «Азтратек», как собака из «К-9»[3] на месте преступления, и чутье подсказывает мне, что нельзя проходить мимо.

Постукивая пальцами по столу, я начинаю копаться в воспоминаниях. Где я могла слышать об «Азтратеке»? И об этом… как его… Брэндоне? Брэдли? Формане? Как мне все это выяснить? И как выяснить, стоит ли тут что-либо выяснять?

Что, если это всем сюжетам сюжет, а я его упущу? Мне нужно…

Привести себя в порядок. Когда я хорошо выгляжу, мне и думается лучше. Снимаю со стены маленькое зеркальце и ставлю его на клавиатуру, прислоняя к монитору.

Коричневые тени для век. Черная тушь для ресниц – больше, чем одобрила бы мама. На то место, где полагается быть щекам, – немного бронзирующих румян, и наконец моя фирменная красная помада. Я уже успела пройти стадию «Кокетка», миновала «Буйство цвета» и теперь предпочитаю «Адское пламя».[4] Такое ощущение, что даже маркетологи подметили мое свободное падение в старость и отразили его в косметической линии. Что появляется сначала – морщины или название помады? Если вскоре мне полюбится «Реинкарнация», это уже повод для беспокойства.

Последний взгляд в зеркало. Отлично. Все та же утомленная тетка, только теперь еще с макияжем.

Убираю равнодушное к моим невзгодам зеркало и снова открываю электронный ящик. Нужно вернуться к азам. К тому, в чем заключается сущность расследовательской журналистики. А заключается она не в том, как ты выглядишь, а в том, как умеешь находить ответы на вопросы. В неустанных расследованиях, внимании к деталям, в поисках. Выпрямляюсь в кресле, следуя за продвинутой поисковой системой электронной почты, в то время как мой снабженный кофеином мозг постепенно просветляется. Вспомнила. Его зовут Брэдли Форман. Теперь меня ничто не остановит.

Песочные часики на экране переворачиваются снова и снова. Еще пара секунд, и все раскроется.

Людей, соответствующих запросу, не обнаружено.

У меня опускаются плечи. Человек с именем Брэдли Форман мне никогда не писал. После второй попытки я обнаруживаю, что никогда не получала и имейлов с упоминанием фармацевтической компании «Азтратек».

Но существует же «Гугл». И мне повезет.

Курсор призывно мигает. Набираю «Азтратек».

Согласно счетчику на экране поиск занимает 1,7 секунды.

«Возможно, вы имели в виду: Азтратех».

«Гугл» бесконечно заботлив.

Я имела в виду компанию (не важно, с каким названием), в которой работал Брэдли Форман. Работает, поправляюсь я, – пессимизм тут ни к чему. Кликаю «да».

«Азтратех фармацевтикалс» – тут же выдает поисковик. Картинки, сменяющие друг друга, элегантные логотипы, модные графики. Все это выглядит солидно, но ни о чем мне не говорит. Нажимаю на рубрику «О нас».

Адрес «Азтратех фармацевтикалс»: 336, Прогресс-Драйв, Боксфорд, штат Массачусетс. Улыбаюсь. Как раз то, что нужно.

И… Это что, запах кофе?

– Привет, Шарлотта… Слышал тебя в эфире!

Что за чертовщина тут у вас творится?

Франклин, как всегда безупречный, одетый с иголочки – в розовое трикотажное поло, к верхней пуговице которого прицеплены черепаховые солнечные очки, ставит на мой стол дымящийся латте.

– Обслуживание номера, – шутит он. – Тройная порция кофе с обезжиренным молоком. Я подумал, тебе может понадобиться.

Франклин единственный, не считая моей матери, кто называет меня Шарлоттой. С этой характерной провинциально-южной манерой растягивать слоги у него выходит как-то похоже на «кашалота». До сих пор не могу сдержать улыбку, когда он обращается ко мне.

Франклин Брукс Пэрриш на пятнадцать лет моложе меня, и в длинном перечне продюсеров следственного отдела, с каждым из которых мне приходилось делить кабинет, он на сегодняшний день последний. Стыдно сказать, но Франклин один из всего нескольких цветных, нанятых нашим каналом. Курсы в Луизианском университете, потом поразительный скачок и поступление в Колумбийскую школу журналистики, первая работа на телевидении – на неизвестном маленьком телеканале в Чарлстоне, дальше в Олбани, а следом на Си-эн-эн в отделе расследований – и теперь здесь, в Бостоне. Стандартный путь по карьерной лестнице, необходимый для успеха на телевидении.

Он-то не знает о том, что я просекла, как он составляет портфолио из видеолент. И что я знаю: он уволится, как только сетевые воротилы посулят ему Нью-Йорк. Таковы межличностные отношения на телевидении: не спрашивай, не рассказывай, не привязывайся. И это непостоянство меня очень даже устраивает. Правда, я все равно буду скучать по Франклину, когда он уйдет.

– Привет, Франко, рада тебя видеть! Большое тебе спасибо, что возместил остывший кофе. И как только тебе удается всегда знать, в чем я нуждаюсь?

– Да не за что, – отвечает Франклин. Мастер делать несколько дел одновременно, он уже открывает электронную почту, проверяет сообщения на мобильном и включает наш рабочий телеканал. Франклин – настоящий компьютерный ас и, плюс ко всему, настолько дисциплинированный, что даже книги классифицирует в соответствии с десятичной системой Дьюи. Попробуйте загадать Франклину тест с наполовину пустым – наполовину полным стаканом, и он вычислит, кому этот стакан принадлежит, что в нем, отравлена ли жидкость, противозаконно ли это и не является ли продуктом политической коррупции. А еще мой продюсер такой же целеустремленный перфекционист, как и я.

Посвящаю Франклина в последние новости о пропаже Эллен, а заодно и о пропаже Брэдли Формана.

– Так что, подводя итог, – заканчиваю я, – все мои поиски прошли даром. Кроме разве что вот чего. Ты когда-нибудь слышал о компании под названием «Азтратех»?

Не успевает Франклин ответить, как мне снова приходится поднять глаза на распахнувшуюся дверь нашего отдела. На этот раз никто не несется ко мне сломя голову, и это хороший знак. Но вот мой стол пересекает тень злого рока. Плохой знак.

Немыслимая завивка, кричащий макияж и планшет в руке, сигнализирующий о том, насколько влиятельна его хозяйка, подсказывают, что, вполне возможно, помощник режиссера Анжела Нэвинс ненавидит не только меня. Вероятно, она ненавидит всех. Но сейчас она находится в дверях моего кабинета.

– Чарли, Франклин, доброе утро. Отлично сработано с выпуском, Чарли. Спасибо, что выручила нас.

Очевидно, в одном из своих руководств по управлению персоналом Анжела вычитала, что поручения, которые обещают вызвать протест, полезно начинать с комплиментов. Это смягчит чернорабочих перед решающим ударом.

Не решаюсь взглянуть на Франклина, потому что иначе один из нас точно закатит глаза и не удержится от смешка. Ко всему прочему, у меня все равно никогда не получится выкинуть из головы то, что хотя на бумаге Анжела мой босс, но она моложе меня на пять лет. Или на шесть. Поэтому меня просто убивает то, что она имеет полномочия указывать мне, что делать.

– И еще для нас большая удача, что ты оказалась на месте, – продолжает она, силясь изобразить подобие улыбки, – поскольку Эллен теперь не в курсе событий…

Улучив момент, Франклин вклинивается в ее монолог:

– Да, Анжела… что там с Эллен, кстати?

Улыбка слетает с губ начальницы.

– Мы разбираемся с этим, – произносит она. – Я уверена, все…

Франклин перебивает ее, сосредоточенно морща лоб:

– Она вообще…

Анжела поворачивается спиной к Франклину, как будто его и вовсе нет с нами, и возвращается к тому, с чего начала.

– Поскольку Эллен не в курсе событий, – продолжает она, – нам потребуется твоя помощь, чтобы взять интервью, о котором мы договорились с женой.

Мне что, полагается знать, о чем она говорит?

– Какой женой? – спрашиваю я уже вслух.

И удостаиваюсь одного из тех взглядов, которые означают: «Поверить не могу, что вы, репортеры, такие тупые».

– Жена потерпевшего. – Анжела опускает взгляд на свой планшет и постукивает по нему карандашом. – Брэдли Форман. «Азтратех». Он умер. Автомобильная авария. Судя по всему, выехал на шоссе во время ливня в четверг. Его жена передала редактору, с которым разговаривала. Но нам надо пошевеливаться, пока не объявился какой-нибудь адвокат и не велел ей хранить молчание. Так что, Чарли, ты сейчас единственный репортер на месте. Если мы станем ждать приезда других, то потеряем сюжет.

Это же просто нечестно. Она посылает меня стервятником. Ненавижу стервятников. Я годами выполняла эту грязную уличную работу, уверяя несчастных и безутешных людей в том, что ради каких-то благородных целей они обязаны выступить на камеру. Мне казалось, для меня с этим покончено. Но поскольку я пришла пораньше, то, кроме меня, никого нет. Меня и припрягают.

Правило, которому не учат на факультете журналистики: «Кто рано встает, тому достается больше работы».

Печально смотрю на Франклина. Он уже сверился с адресом Форманов в Лексингтоне и теперь с сочувственной улыбкой протягивает мне инструкции.

– Я наведу справки об этой «Азтра», – говорит он. – Без проблем. Повеселитесь там, ребятки.

– Ладно, – отвечаю я и обращаюсь к Анжеле уже отрывисто, по-деловому, прекрасно зная, что, покажи я начальнице свое недовольство, это только заставит ее еще больше упиваться своим могуществом. – Кто мой фотокор? – спрашиваю я. – И где мы с ним встречаемся?

Анжела, склонив голову набок и сощурив глаза, впивается в меня взглядом:

– Прическу, я думаю, сможешь поправить в машине. Хотя это не важно – в кадре ты нам все равно не нужна. Мы просто передадим твое интервью утреннему репортеру. А, и твой оператор Уолт, – добавляет она. – Он тебя уже ждет.

Краем глаза вижу, как Франклин прячет улыбку.

– Передай нам все, что нароешь, – продолжает Анжела. – Это интервью однозначно потребуется к двенадцатичасовому выпуску, – И, махнув ладонью, разворачивается. – Чао, писаки.

Мой мозг сейчас взорвется.

К двенадцатичасовому выпуску? От меня ждут, что я проделаю весь этот путь до Лексингтона в компании пассивно-агрессивного фотографа-фрика с коммуникативными навыками проблемного подростка, сделаю жалостливое, глубокомысленное интервью с безутешной вдовой, после чего вовремя вернусь на станцию, чтобы соорудить из этого материала нечто связное, адекватное и интересное – к двенадцатичасовому выпуску?

Отлично. Я справлюсь.

Но просто на заметку: в таком случае мне никогда не удастся найти материал для ноябрьского сюжета. Смотрите реалити-шоу «Новости» на нашем канале. Последние события: если в этом году Чарли засыпется, то ее тут же вышвырнут с острова большинством голосов.